Око за око Грей Мари
— Ладно. Твоявзяла!.. — с деланным недовольством сказал Фемистокл, с трудом скрывая радость.— Я действительно посылал его к Ахею предупредитьо своем приходе.
Серапион изумленно взглянул на грека.
—Да-да! — подтвердил Фемистокл. — Дело в том, что в домеглавнокомандующего бывшим хозяином спрятано пятьдесят миллионов сестерциев, не считая золота идрагоценной посуды. Япервым хотел доложить базилевсу об этом, но твоя проницательность и ловкость, Серапион, вынуждают меня уступить тебе это право...
—Он говорит правду? — наклонился к Проту Серапион.
— Да... — чуть слышно ответил Прот.
—И где же эти сокровища?!
—Об этом я скажу только базилевсу...
— Так пошли же к немускорее!
Во дворце Евна, к счастью Прота, оказалось множество посетителей ипочти все члены Совета. «Поклявшись в их присутствии Астартой, царь не сможет нарушить слова! — радостно подумал он, но тут же вновьпомрачнел от мысли, чтосейчас ему придется расстаться со всем сокровищем Тита. — А почему это со всем? —неожиданно мелькнула спасительная мысль. — Денег много, столько, что хватит намобоим! И потом, благодаряФемистоклу, я теперь знаю, как вести себя с царем!»
Прот с облегчением вздохнул и стал нетерпеливо ожидать, когда царь закончит разбираться сгруппой оборванных людей, приведенных начальником военного отряда.
— Итак, — обращаясь к воину, говорил Евн, — ты утверждаешь, что городские бездельники под видом рабов сжигали мелкие поместья и разорялипродолжающих трудиться крестьян?
— Да, базилевс! — поклонился начальник отряда. — Они расхищали имущество и все их запасы,называя себя восставшимирабами!
— И тем самым могли обречь моих подданных в будущем наголод?
—О нет! Мы даже не думали об этом! — закричали обвиняемые, падая на колени.
— Пощади нас!
— Не губи!..
— Повелеваю! — властным голосом оборвалих Евн. — Раз ониназвали себя рабами, так пусть и будут ими! Заковать их, выжечь каждому на щеке клеймо иотправить на работы!
— О, великий!
— О,мудрый! — послышались восторженные голоса.
Расталкивая членов Совета, обступивших льстивой толпой трон, Серапионна ухо доложил царю о случившемся.
— Подойди ко мне! — приветливо подозвал Прота Евн, и едва тот приблизился, цепко ухватилпергамца за руку: — Лжец!Я ведь уже получил сокровища Тита Максима!
— Это была лишь часть! — возразил Прот, цепенея под пристальным взглядом царя.
— И ты знаешь, где все остальное?
—Да, базилевс! — кивнул Прот. — И кроме меня этого не знает никто. Тит Максим мертв, а твоилюди ни за что не найдутего тайника, даже если потратят на это всю свою жизнь!
— Хорошо, — согласился Евн. — И что же ты хочешь?
— О, базилевс! Я хочу римскую военную трирему, которая бы доставила меня в Пергам!..
— Ты получишьее!
— Гребцов на трирему, лучше всего бывших рабов-пергамцев!
— Я дам тебе две сотни таких гребцов! — пообещал Евн.
— И еще... половину сокровищ Тита Максима! — выпалил Прот.
—Хм-мм! Половину?!
Прот уже не слышал, как болезненно вскрикнул Фемистокл. Позабыв все предостережения грека, онбыстро добавил:
— Да,базилевс! Поклянись Астартой и дай свое царское слово выполнить все, о чем я прошу, и я тут же покажу твоим людям, где спрятано золото!
Евн внимательно посмотрел на Прота, и вдруг глаза его хитро прищурились:
— Значит, корабль, гребцов и половину денег?
— Да, базилевс, да!
— И это все? — громко, чтобы слышали все, уточнил Евн.
— Конечно!
— Ну что ж, клянусь Астартой и даю свое царское слово, чтоты получишь все, что просишь.
— Срок!— прошептал Фемистокл. — Пусть назовет срок!..
Но Прот не слышал его.
— О,великий! — вскричал он, падая на колени перед царем. — Твоими устами говорят сами боги! Слушай же: Тит Максим спрятал свое золото под рабской отхожейямой в саду своего дворца!
Евн сделал едва заметный жест Серапиону, и тот, кивнув, мгновенно исчез.
— Так я могузавтра же отправиться в Пергам? — подползая к царю и целуя край его халата, спросил Прот.
— Завтра? — удивленно переспросил Евн. — Разве я сказал завтра?
— Но к-когда же? — запинаясь, воскликнул Прот.
— Может, через неделю, а может, через год! — пряча усмешку, ответил Евн.
— Через год?!
—Дорога в Пергам длинна и опасна, море кишитпиратами и римскими кораблями! —обращаясь больше к Совету, чем к пораженномуПроту, терпеливо объяснил царь. — Прежде чем отправить в такой путь двести своих подданных я должен испросить на это благословения богов!
— Так испроси его сейчас! — простонал Прот.
Евн глазами приказал охранникам убрать его от трона и сказал так, чтобы слышали все:
— Я немогу говорить с богами об этом, когда консульская армия Рима высадилась в моемцарстве! Кстати, это относится ко всем, кто еще хочет обратиться ко мне сподобными пустяками!
5. Седьмое чудо света
С самого начала своего пребывания в Пергаме Луций Пропорций не переставал изумлятьсябогатству и необычности увенчавшеговершину высокой горы города. Он внутренне ахнул, еще когда македонский корабль бросил якорь в прекрасно оборудованном порту Пергама —Элее.
Что осиротевшие гавани Афин и Александрии, Брундизия и Олинфа!
Даже всегда радовавшие его взор причалы Рима казались теперь убогими при виде множестваторговых судов со всех концовсвета.
Казалось, вода вот-вот выйдет из берегов от их количества и тяжести дорогих грузов впереполненных трюмах.
Каких только гербов, значков, скульптур на акростолиях не было здесь! Охвативший своимиострыми рогами лучистое солнцеполумесяц на парусах триер Понтийского царя Митридата, гордое изображение орла Птолемея на судах сцарским грузом из Александрии, родосский Гелиос, каппадокийский скорпион,херсонесская Дева — хранительница далекого города на самом севере холодного Эвксинского Понта, гербы, гербы: Финикии, Фасоса,Ликии, Том, Пантикапея,Одессоса, Антиохи-на-Оронте...
Не было среди всего этого великолепия лишь воинственныхримских трирем с непобедимыми легионерами на палубах, зато в отдалении грозно стоял на рейдеохранявший покой родногогорода и его богатых друзей могучий военный флот Пергама.
«Давай, охраняй для нас все это добро!» — усмехнулся просебя Луций.
Повеселев, он нанял на пристани носильщика с тележкой, икогда пергамец затребовал плату вперед, нахмурился. Первый раз за время своего путешествияему пришлось развязывать тугой кошель с серебряными монетами: здесь, на мощенной каменными плитами земле кончалисьвладения всесильногоРима, и выданная городским претором легация, перед которой бледнели и расшаркивались все в Италии и Македонии, превращалась вникчемную жалкую бумажку.
— Римлянин? — на приличном греческом языке недружелюбно спросил носильщик, бросая косойвзгляд на тогу Луция и вертяв пальцах динарий.
— Да, — тоже по-гречески ответил Пропорций, предупрежденный, что этот язык здесь вособом почете.
— Тогда с тебя еще две таких монеты! — хмуро заметил носильщик.
— Это еще почему? — возмутился Луций. — Твой соседзапросил только что у грека всего одну драхму!
Носильщик усмехнулся:
— То с грека! Ему лишь бы добраться до алтаря Зевса и публичной библиотеки!
— А я, по-твоему, зачем приехал? — усмехнулся Луций, протягивая носильщику еще один динарий.
—Ты? — пергамец скользнул по лицуримлянина. — Ограбитьнас!
— Что? — опешил Пропорций.
— Да-да, — подтвердил носильщик. — Ограбить и прибратьнаш Пергам к рукам своего Рима!
Луций оторопело уставился на носильщика, а затем стал затравленно озираться по сторонам:казалось, все взоры были устремленына него.
Косо глядящий на его римскую тогу пергамский военачальник... осмотревшийего с ног до головы знатный вельможа... надсмотрщик за рабами на разгрузке критского судна...
Даже сидевшие к нему спиной купцы, казалось, толькоделают вид, что сговариваются о ценах, на самом деле они, возможно, лишь выжидали момент, чтобысхватить его и доставить в пыточные подвалы дворца Аттала...
— Счего это ты взял?.. — еле ворочая от страха языком, спросил он.
Носильщик снова взглянул на чужестранца и усмехнулся:
— Да у вас, римлян, это на лицах написано!Как только приезжает новый ростовщик изРима, так некоторые улицы, а то ицелые кварталы перетягивают потуже пояса на халатах! Только и выискиваете, кого бы еще ободрать! Отваших процентов только два пути:петля или рабство... Весь Пергам уже стонетот вас, хотя твоих земляков пока здесь немного — две или три сотни. А что если вас будет тысяча? Десятьтысяч?! Чей будет тогда Пергам?!
— А-а!.. — с облегчением выдохнул Луций.
— Поэтому я и беру с тебя лишнюю монету, чтобы напиться на нее и забыть о том, чтозавтра будет со мной и с моими несчастными земляками! — воскликнул носильщик.
— Ты опасный человек! — медленнопроговорил Луций. — И я не хочу доверять тебе свои вещи!
— Да я и сам не хочу везти их! — закричал пергамец. — Подавись своими кровавыми динариями! —швырнул он монеты подноги римлянину, и они, звеня, покатились по мостовой. — Я лучше подохну от голода, чем куплю на них хоть корку хлеба!
Новый носильщик, к которому обратился Луций, оказался куда сговорчивей первого. Он быстропогрузил на тележку три сундукаи вопросительно взглянул на римлянина.
— Вгостиницу! — бросил ему Пропорций.
— Тогда сгосподина еще один динарий! — сказал носильщик.
— Это еще почему?
— Потому что господин — римлянин...
— Опять начинается! — возмутился Луций, но пергамецспокойно сказал:
— Мне придется везти твои вещи в Верхний город, а этодалеко и тяжело.
—А разве в Нижнем городе нет приличных гостиниц? — спросил Луций.
— Есть! — ответил носильщик. — Но в ней останавливаются пергамские купцы, которые оченьсердиты на римлян. Еслиони увидят тебя в гостинице, то у господина могут быть неприятности...
— А в Верхнем городе?
— О! Там живет наша знать, и она очень любит вас, римлян.
— Тогда давай в Верхнийгород!
Настроение Луция падало с каждым шагом. Только теперь, здесь ему сталоясно, за какое опасное и тяжелое дело он отважился взяться там, в бесконечнодалеком теперь Риме... Ему вновь захотелось бросить все на полпути, и сноваприпомнился полузабытый уже разговор с Титом и бродячим философом… Тени вечномучающихся Тантала, Сизифа1, данаид снова пугающе замаячили передним, хотя он был совершенно трезв.
В пути носильщик неожиданно разговорился. Как вскоре понял Луций, этобыл бесконечно влюбленный в свой город человек, знавший о Пергаме, казалось, все.
— Сначала эти края былисвященными землями кабиров! — безостановочно рассказывал он. — Потом здесьпоявились аркадские переселенцы под предводительством Телефа, сына самого Геракла и Авги! Потом сюда пришел Пергам,сын Пирра со своей матерьюАндромахой, основавший на вершине этойгоры небольшую крепость. Затем...
— Скажи, — грубоперебил носильщика Луций. — А ты давно видел царя?
— Полтора года назад! — кивнул носильщик и продолжил: — Затем сюда пришел Асклепий изЭпидавра, по-вашему:Эскулап...
— А как его здоровье? — снова перебил пергамца Пропорций.
— Кого?
— Ну, не Эскулапа же!
— Ах да,Аттала! Откуда мне знать? Царь вот уже больше года, как заперся в своем дворце и не выходит оттуда.
—Но что-то же у вас говорят о нем! — заметил Луций. — Например, как долго ожидают разрешенияна встречу с ним чужестранцы...
— А им вообще нечего ждать! — пожал плечами носильщик. — Царь никого больше не принимает— ни греков, ни пергамцев,ни вас, римлян! Так что ты не сможешь попасть в его дворец, зато можешь побывать в нашей Публичнойбиблиотеке! А у вас, в Риме, есть библиотеки?
— Д-да...— рассеянно пробормотал озадаченный Луций.— У нас одна захваченная Эмилием Павлом в Македонии библиотека царя Персея чего только стоит!
— А она тоже публичная, как и у нас? — продолжал допытываться носильщик.
— Она?.. — замялся Луций. Ему не хотелось унижатьдостоинства Рима отсутствием того, что есть в каком-то Пергаме, и онзначительно заметил: — Между прочим, в этой библиотеке простым скрибой служитсын македонского царя!
— И в ней тоже работают ученые?
«Вот пристал!» — мысленно ругнулся Луций и, оглядевшись, поспешил перевести тему разговора,а заодно и своих мыслей в другое русло:
— Какаяу вас чистота! Я бывал во многих городах и столицах, но нигде не видел таких чистых и ухоженных улиц. Будет теперь что рассказать о Пергаме дома, моимлюбопытным соседям! — доверительнообратился он к носильщику, стараясьвызвать его на откровенный разговор.
Нореакция носильщика на похвалу оказалась совершенно неожиданной.
— Как?! — изумленно вскричал он. — Господин считает, что Пергам — это всего лишь богатый порт и чистыеулицы? А наш алтарь Зевса?!Наши дворцы, храмы?!
Носильщик резко повернул тележку в проулок.
— Стой! Куда?! — попытался остановить его Луций, но пергамец не слышал его.
— Вот — наш гимнасий, термы, городской колодец! — кивая по сторонам, объяснял он. — Это— Верхний рынок, центрвсей гражданской жизни Пергама. А это — библиотека! В ней двести тысяч свитков! Разве онахуже Александрийской, которую незаслуженно причисляют к одному из семи чудес света?!
— Сумасшедший город! Сумасшедшие люди!.. — бормотал Пропорций, с трудом поспевая за носильщиком ибросая беглые взгляды на красивый мраморный портал над городским колодцем, огромное здание библиотеки, скалы,угрюмо нависшие над Верхним рынком.
Внезапно глаза его оживились: Луций заметил на возвышении дома знати. Один из них вполне отвечалего будущему положениюсенатора.
— А ну поворачивай вон к тому дому! — приказал он. —Я попрошу его хозяина взять меня на постой!
—Ты можешь даже не мечтать договориться с ним! — усмехнулся носильщик.
—Что ты можешь понимать в делах достойных людей! — возмутился Луций. — И в твоем Пергамелюбят золото!
—Он не примет от тебя даже все золото Рима!
—Тогда я одарю его своей дружбой!
—Дружить с ним — опасное дело! Однажды он пригласил на пир всех своих друзей и советчикови велел охране перестрелятьих из луков!
—Кто же он? Городской судья?
—Бери выше!
— Ближайший друг царя?
Носильщик оглянулся и весело оскалил зубы:
—Еще выше! Это — сам царь!
— Не может быть... — пробормоталЛуций, оглядывая дом. — И здесь живет вашАттал?!
Он невольно вспомнил, как знакомый египетский купец водил его по дворцу Птолемея вАлександрии. Это был действительноцарский дворец, в котором не побрезговали бы жить даже боги! Это был целый город: гигантский роскошный дворец с просторными залами для торжественныхприемов и бесчисленнымирядами комнат для придворных и сановников, побочных жен царя, евнухов, любимых мальчиков фараона; великое множество слуг окружали десяткизданий, разместившихсявокруг дворца.
И все равно Птолемей был недоволен и требовал надстроить дворец...
— А вот и алтарь Зевса! — торжественно сообщилносильщик, выкатывая тележку напросторную площадь.
Луций нехотя проследовал за ним и ахнул, так же, как и часом назад, в пергамской гавани. Нотеперь все эти корабли сгербами и значками казались песчинками по сравнению с тем, что открывалось его глазам.
Небольшиестатуи и колонна с носами захваченных в морскихбитвах кораблей были не в счет. Огромный, но несмотря на это удивительно легкий, почти невесомый мраморный квадрат с вдавленной серединой, заполненнойстремящимися к жертвеннику ступенями,высился перед ним. Ионическиеколонны, образующие порталы... легкокрылые площадки... и снова — ступени,ступени...
Всю северную сторону двора занимали многочисленные статуи из бронзы и мрамора, каждая изкоторых была столь великолепнаи знаменита, что удостоила бы чести как афинский Парфенон, так и римский Форум.
Но Луций даже не взглянул на них — так захватили его внимание фризы с изображениемсмертельной битвы богов и гигантов.
Онивыступали отовсюду — из углов, карнизов, и были так могучи, что им уже не хватало отведенного волей архитекторов пространства, в ход шли море,земля, небо... Обрушивающиймолнии на восставших гигантов Зевс, казалось, достаетвзметнувшейся рукой до самого солнца.
Афина, как и ее отец, повернутая к Луцию лицом, порывистымдвижением указывала на горную вершину, где хорошо было видно ее святилище. Загрозной фигурой Посейдона переливалосьвсеми красками море.
Радость победы, ликование сквозило в фигурах и лицахАполлона, Диониса, Океана...
Растерянностью и смертельным ужасом веяло от чудовищ со змеиными телами и головами быков ильвов...
Луций никогда не видел более страшного и впечатляющего сооружения, созданного рукамичеловека. И дело было нев размерах — египетские пирамиды были куда выше алтаря, но они вызывали лишьуважение, страх перед ничтожеством человека. Не в мастерстве: одно из семи чудес света — статуя Зевса работы Фидия вгреческой Олимпии былапределом совершенства по сравнению с этими небрежными, а кое-где даже наспех сделанными скульптурными картинами...
И уже совсем ни в какое сравнение с алтарем не шла гробница царя Мавзола Мавзолей,которую Луций видел мельком,проезжая через Галикарнас. Так что же в нем все-таки было, что просто леденилодушу?..
Скорее всего — полное равнодушие богов к нему, простому смертномучеловеку.
Им совершенно было не до него. Они были заняты своими делами.
И тут он понял, что нашел то самое последнее, недостающее звено в цепиего рассуждений, которые и минуту назад не давали ему покоя.
«Да, наши боги сильнее даже таких могучих богов. Но дело вовсе не вэтом! А в том, что всем им — не до нас! Не до людей! Станут они устраивать нашуподземную участь, когда и земную-то толком для каждого не могут устроить! А разтак, то, значит, и нет после жизни никакого царства теней! И я могу без оглядкина него делать все, что хочу! И никто, ничто не остановит меня!»
Радуясь, словно приобрел весь мир, Луций повернулся к зачарованноглядящему на алтарь носильщикуи вдруг заметил, что тележка его пуста.
—Эй! — вскричал он, озираясь и видя вокруг одни восторженные лица. — Где мои вещи?!
— О,Афина!
Носильщик бросился вправо, метнулся влево. И — возвратился с разведенными руками.
— Господин, не губи!.. У меня пятеро детей...Неужели ты хочешь, чтобы они сталирабами?
Кто-то из окруживших Луция зевак злорадно прошелся по адресу ограбленного римлянина.
Тучный купец прошагал мимо, больно толкнув его в плечо, и пробурчал:
— Развелось в Пергаме римлян, шагу уже ступить нельзя,чтобы не натолкнуться на них!
— Так ему и надо!
В другой раз Луций нашел бы, что ответить всей этой толпе, дружно поддерживающейносильщика, у которого по щекамуже текли слезы. Но сейчас ему было не до этого. Суеверный ужас, что он ошибся,и его остановили сами эллинские боги, пронзил его с головы до пят. К тому же в сундуках лежало несколько кошелей ссеребром и золотом для закупкиоливкового масла и роскошная одежда для визита к царю. Но главное — там былалегация!
Кто он теперь здесь, в этом ненавидящем его городе, бездокументов, без денег, без достойной римской одежды?!
Да, в Пергаме есть римляне, которые должны знать его. Но вся беда в том, что они знают ЛуцияПропорция, а не Гнея Лициния.А если здесь прозвучит его имя, то все для него будет кончено: и провинция Азия, и сенаторская туника, и будущее консульство... А потом, скореевсего, и жизнь…
Луций был в отчаянии.
—Негодяй! — закричал он, с трудом удерживаясь, чтобы не ударить носильщика. —Ты нарочноподвел меня к этому алтарю,чтобы, пока я смотрел на возню богов и гигантов, твои дружки утащили мои сундуки! Ты неоплатишь мне тысячной доли всего того, что было в них, если даже тебя с детьми сто, двести, триста раз продать врабство! И все-таки я проучутебя! Где стража?!
—Господин! Пощади...
— Нет, я воздамтебе по заслугам! Готовь свою мерзкую шею к рабскому ошейнику! Ты станешь моим личным рабом, и я каждое утро, каждый полдень, каждыйвечер буду напоминатьтебе о сегодняшнем дне! Стража!!
Толпа пергамцев, услышав угрозы римлянина, подалась вперед, еще секунда — и Луций был быраздавлен, растоптан, истерзанею...
Спасение пришло неожиданно. Где-то рядом послышался властный голос:
— А ну, разойдись!
Полтора десятка вооруженных рабов, стоящих перед появившимся, словноиз-под земли, вельможей,бросились вперед, оттесняя пергамцев обнаженными мечами. Узнав в чем дело, вельможа дружелюбно сказал Луцию:
— Не отчаивайся! Сундуки твои тяжелы, и воры врядли успели далеко унести их. Эй! —хлопнул он в ладоши, подзывая рабов.— Быстро в погоню! Каждый, кто принесет сундук, получит свободу!
Рабы стремглав бросились в разные стороны.
Не прошло и пяти минут, как шестеро из них появились с тремя сундуками, держа их за оберучки.
Луций подскочилк ним, проверил печати: они были целы...
—Ты спас меня! — поднял Луций сияющие глаза на вельможу. — Ты спас мою жизнь, нет...больше, чем жизнь! Клянусь Ромой, я найду, как мне отблагодарить тебя!
Плачущий на этот раз от счастья носильщик подполз на коленях к вельможе и исступленнопринялся целовать край егорасшитого золотом халата, умоляя в знак признательности за спасение семьи взять егожизнь.
Знатный пергамец, не обращая на него внимания, подозвал принесшихсундуки рабов и сказал:
— Вы оказались хитрее, чем я ожидал: вшестером принестито, что легко могли донести трое! Но я прощаю вас! Радость римского гостя дляменя дороже. Поэтому вы свободны. Только прежде отнесите эти сундуки ко мне домой! А ты, — наконец, заметил он мигом вскочившего наноги носильщика, — сегоднявечером придешь ко мне. Жизнь твоя мне не нужна, оставь ее детям, но разговор к тебе еще будет. Кактам тебя по имени?
— Демарх, мой господин, да не обойдут тебя всемимилостями боги!
—Де-марх! — запоминая, повторил вельможа и повернулся к недоумевающему Луцию:
—Меня зовут Эвдем. Ты, кажется, говорил, что хочешь отблагодарить меня? Так знай — лучшейдля меня благодарностьюбудет, если ты почтишь мой дом своим присутствием и пробудешь в нем столько, сколькопотребуют твои дела в нашемславном Пергаме!
«Теперь-то я точно отравлю Аттала и подарю этоцарство Риму! — выдержав его приветливый взгляд, ликуя, понял Пропорций. Он сблагодарностью во взгляде, но, чуть наклонив шею, как подобает послу великогоРима, поклонился своему нечаянному спасителю. И, радуясь тому, что на этот раз —кажется, ничто больше в душе не останавливало и не упрекало его, несмотря нато, что впереди было еще великое множество трудностей, с облегчением выдохнул: —Я — уже победил!»
1 Провинция — досл. «Побежденная страна» — территория за пределами Италии, управляемая римским наместником.
2 134-й год до нашей эры.
1Филоромей — дословно, «любящий римлян», титул, который носили некоторыераболепствующие перед Римом монархи.
1 Мина — денежная счетная единица вДревней Греции, состоявшая из 100 драхм; 60 мин составляли один талант.Покупательная способность этих денег была очень высока — на одну драхму семьяиз пяти человек могла прожить целый день.
2 Хитон — мужская и женская одеждыдр.греков, род рубашки, чаще без рукавов.
3 Центурион — начальник центурии, т.е.сотни; сотник в римском войске.
1 Тетрадрахма — крупная серебряная монетав 4 драхмы.
2 Обол Харона — медная монета, которуюклали свободнорожденным афинянам в рот в качестве платы Харону — мифическомуперевозчику душ в подземное царство.
3 Аид — в греческой мифологии богподземного царства теней, а также название самого этого царства.
4 Древние греки вели отсчет времени поОлимпиадам. Третий год 161-й Олимпиады соответствовал 134-му году до н.э.
1 Антестерион — аттический месяц,примерно с 15 февраля по 14 марта.
2 Консул — высшая государственная должностьв Римской республике, избираемая сроком на один год. Консулов было два, вмирное время оба управляли государством в Риме, в военное — командоваливойсками.
3 Пракситель — древнегреческий скульптор;Тимомах — античный живописец.
1 Нумений — первое число каждого месяца,когда в Афины привозили на продажу рабов.
1 Эранос — дружеский беспроцентный заем.
1 Лутерий — большой глиняный таз дляумывания.
2 Агора — рыночная площадь в Афинах.
3 Городской претор — должностное лицо,ведавшее судебными делами и следившее за порядком в городе. В случае отсутствияобоих консулов считался главой Рима.
1 Парафраза известной римской пословицы«То, что дозволено Юпитеру, не дозволено быку».
2 Закон запрещал брать в армию неимущихграждан Рима.
3 Туника — древнеримская нижняя одежда,имевшая вид длинной рубашки с короткими рукавами. Носилась под тогой.
1 Птолемей YIII был женат на своей сестреКлеопатре II и ее дочери Клеопатре III.