Око за око Сад Маркиз

          — У нас никогда не было таких денег! —утирая слезы, объяснилстарик. — Даже если мы продадим дом и поселимся на улице, если продадим все, что имеем — мебель,кувшины, все равно нам ненабрать и сотой части нужной суммы!

          —А вы не можете одолжить ее укого-нибудь? — спросил Армен.

           — Кто рискнет дать такие деньгибеспомощным старикам, которыхни к суду нельзя привлечь, ни даже продать в рабство! — вздохнул Артимах и замахалруками на раба: — Уходи!

Армен попятился, вышел за порог. Отхлебнул глоток терпкой жидкости изамфориска. И заторопился прочь со двора, услышав в доме причитания материАристарха и глухой плач Артимаха.

Отвар придал сил. Армен быстро шел по улицам Афин, пока не остановился перед домом,который, как было сказано вдощечке триерарха, стоял «В квартале Милете, недалеко от булочной Суниада, полевой стороне». Он долго колотил железным молотком в дверь и уже собрался уходить, как ее открылаиспуганная молодая женщина.

          — Слава богам! — с облегчениемвыдохнула она. — Это неКонон!

           — А кто? — послышался мужской голос.

          — Я — раб Эвбулида, от триерархаКонона! — объяснил Армен и протянул дощечку. — Он попал в плен к пиратам...

Не выслушав до конца вестника, женщина ушла в комнату и вернулась с тяжелым кошелем.

          —Вот. Здесь ровно полталанта.

          — Но откуда ты знаешь?..— поразился Армен, пряча кошель запазуху.

          — Не в первый раз! — усмехнулась женатриерарха.

     — И ты ни о чем не хочешь спроситьменя?!

         — Непервый раз! — повторила женщина и умоляюще посмотрелана раба: — Я сразу тебе открыла дверь, понял? Так и скажешь триерарху: его жена была дома одна! — протянулаона драхму. — А еще лучше, меня вообще не было дома! Я была...

         — В храме! — подсказал из комнатымужской голос.

         — Верно! А деньги тебе дал...

         — Твой управляющий!

         — Иди! — подтолкнула Армена женщина. — Пираты —народ нетерпеливый, ждать не любят!

         «Сколькодомов в Афинах, и до чего же они разные!» — подумал Армен, вновь оказавшись на улице.

Он с грустью вспомнил родителей Аристарха, их жилище, такое же скромное, как и домЭвбулида, отпил глоток из амфорискаи заторопился к храму Аполлона, возле которого находился указанный в последней, четвертой, дощечке дом.

Вышедший на стук привратник проводил его в комнату,посреди которой стояла красивая женщина.

           — Кто это? — брезгливо спросила она,показывая пальцем на Армена.

         — Я — раб Эвбулида... — привычно началАрмен.

         — А-а, понятно! — усмехнулась хозяйка.— Еще одного дружкамоего мужа? Передай же своему Эвбулиду, пусть один теперь идет к бесстыдным гетерам и флейтисткам. Клеанф отплыл в Египет, и хвала богам, — это надолго!

           — У меня письмо от твоего Клеанфа! —возразил Армен, доставаядощечку.

Женщина двумя пальцами взяла ее, лениво пробежала глазами.

       — «Спасайменя, моя ненаглядная!» — покачала она головой. — Он тратит все деньги на вино и гетер, а я потомдолжна спасать его отбезденежья?

         — Твой муж в плену у пиратов! — сообщил Армен. — Чтобы выкупиться, ему нужны полталанта!

         — Прошлый раз, когда он уезжал в Этолиюи проигрался там дочиста вкости, это называлось нападением беглых рабов! — язвительно усмехнулась хозяйка. — А теперь уже пираты!

Она вышла из комнаты и, вернувшись, бросила под ноги Армену звякнувший о пол кошель. Рабторопливо нагнулся за ним,положил за пазуху, как можно туже перетянув поясом хитон.

           — Я могу идти? — робко спросил он.

         — Конечно! —кивнула хозяйка. — И передай Клеанфу — пусть вследующий раз придумает что-нибудь более интересное!

           — Но я говорю чистую правду! —остановился Армен. — Твоймуж действительно сейчас в пиратском трюме!

         — Значит, Клеанф у пиратов?.. —удивленно переспросила хозяйка.

           — Да! И они отпустят его, если до заходасолнца я передам имвыкуп! — пробормотал Армен, чувствуя себя неловко под ее пристальным взглядом. — И не приведуза собой охрану...—шепотом докончил он.

           — А если ты опоздаешь? —заинтересованно спросила хозяйка.— Или пираты увидят погоню?

         — Тогда они сразу уйдут в море, и твоймуж и мой господин —погибли! — воскликнул Армен. — В лучшем случае пираты продадут их в рабство.

          — Клеанф — раб! — пробуя слова на вкус, произнесла женщина. — А я — вдова! — последнее словоособенно ей понравилось, и онаповторила его несколько раз. — Клянусь Герой,у которой Зевс будет похлеще моего Клеанфа, на этот раз я услышала действительно интересную новость! И, кажется, знаю, чтоделать...

Она шагнула к двери, и привратник услужливо распахнул ее перед ней.

          — Раба держать здесь до моего прихода!— приказала хозяйка. — Ая пошла к архонтам!

          —Зачем? — охнул побледневший Армен, напуганный приказомхозяйки.

           — Затем, что ты покажешь им место, гдетебя будут ждать пираты!

     — Но это погубит твоего мужа!

          — А может, я как раз и хочу этого! —усмехнулась хозяйка. — Ивообще, что ты, раб, можешь понимать в делах свободных людей? Оставайся здесь и жди меня. Привратникнакормит и напоит тебя!

Оставшись вдвоем с рослым рабом, Армен даже не притронулся к жареному мясу и вину,внесенному поваром из кухни.

         — Ешь! —посоветовал привратник и завистливо покосился на кувшин. — Пей! Такое вино!..

         — Пей сам! — отмахнулся огорченныйАрмен.

         — Я бы выпил... — привратник оглянулсяна дверь. — Да хозяйка...

— Скажешь ей, что это я!

         — Слушай, а ты хороший раб! — оживился привратник, наливая себе полную кружку и залпом выпивая вино.Оглянувшись на дверь, налил еще итоже выпил.

Спасительная мысль пришла в голову Армена. Он сам наполнил кружку ипододвинул ее своему охраннику:

         — Пей!

— Ты х-хороший человек! — обрадовался захмелевший привратник, хватая кружку, и сноваоглянулся на дверь.

         — Пей! — успокоил егоАрмен. — Мало — так принеси еще одинкувшин! Два! Три! Скажешь хозяйке, что все это я!

Через полчаса перед ним сидел совершенно пьяный человек.

         — Так я пошел? — осторожно приподнялсяАрмен и сделал шаг кдвери.

         — К-куда? — дернулся раб, вскидывая ироняя голову на грудь.

         — Туда! — с трудом сдерживая волнение,кивнул на улицу Армен.

— Ну и иди! Ик-к! — неожиданно согласился привратник. Ты хорош-ший — ик-к! — человек!

         — Да и ты тоже хорош! —усмехнулся на радостях Армен, иглаза его — чего давно уже не случалось с ним — лукаво блеснули. — Да, и когда вернется твоя хозяйка, незабудь ей сказать, что все это выпил я!

К дому Квинта Пропорция он подоспел, когда солнце уже зависло над горизонтом, а воздухзагустел, налившись предвечерней голубизной.

Привязанный цепью раб беззлобно тявкнул на него и красноречиво показал глазами на дверь.Обрадованный тем, что римлянинуже дома, Армен взялся за ручки двери и замер, услышав голос Гедиты, доносившийся из комнаты.

    — Квинт! — кричала Гедита прерывающимсяголосом. — Умоляю тебя:во имя вашей дружбы с Эвбулидом, ради моих детей — спаси его! Вспомни, что Эвбулид спас тебе жизньпод Карфагеном!

         — Последнийраз говорю тебе! — оборвал ее сердитый окрик Квинта. — И делаю это только ради дружбы с твоим мужем, — я не могу дать ему больше денег! У меня нет их сейчас в доме! Понимаешь, нет! Они были, но явложил их в одно выгодное дело!

         — Ну так одолжи! Ты ведь можешь...Тебе дадут...

           — Мне — да! Но где гарантии, что деньгивернутся ко мне?

    — Эвбулид приедет и отдаст...

          — Да твой Эвбулидтеперь не в состоянии даже расплатиться за свой долг! А тут — такие деньги! Дать тебе их — значит, просто выбросить их наветер! Нет, как говорят унас в Риме, кто не может расплачиваться кошельком — расплачивается собою!

          — Квинт! Эвбулид расплатится с тобой,даже, как ты говоришь, собою! Но только здесь, у тебя, а не где-то на чужбине!..

           — Кем он будет служить у меня? —усмехнулся Квинт. — Поваром?Садовником? Он же ничего не умеет, твой Эвбулид!

    — Ну, хотя бы надсмотрщиком...

          — Хотя бы! — язвительно передразнилКвинт. — Да ты знаешь, что эту должность мечтает получить у меня каждый раб!

          — Но Эвбулид — не каждый! — вскричалаГедита. — И он не раб! — добавила она, вздрагивая от страшного слова.

           — Нет, Гедита! — жестко произнесримлянин. — Надсмотрщик,даже самый свирепый и толковый, стоит семь, самое большее — десять мин! А тут — два таланта! Да натакие деньги я смогу купитьстолько надсмотрщиков, что их у меня станет больше, чем самих рабов!

          — Но, Квинт...

           — Что Квинт? Вот если бы ты или твоястаршая дочь Фила пришла ко мне вечером, и… — Квинт перешел на шепот, который прервал возмущенныйвозглас Гедиты:

           — Да как ты смеешь? Ведь Эвбулид — твой друг! Нет! Никогда!!

           — Тогда уходи! — отрезал Пропорций. —Я ничем не могу помочьтебе.

Дверь распахнулась, ударив Армена в плечо. Мимо раба, обливаясь слезами, пробежала плачущаяГедита.

    — Погоди, боги ещенакажут тебя! — обернувшись, прокричала она в сторону дома римлянина. — Ониникогда не простят тебе этого!

— Да они даже незаметят этого с высоты своего Олимпа! —Захохотал ей вдогонку Квинт.

Армен проводил Гедиту растерянным взглядом, зажмурился, затаил дыхание. И — какзаходят в холодную воду — вошелв комнату.

    — Что, одумалась? —довольно проворчал стоящий спиной кдвери римлянин. Обернулся. И недовольно поднял бровь, увидев Армена:

           — О! А тебе что здесь надо?

           — Господин! — упал на колени Армен. —Пощади моего хозяина, своего друга...

   — Как! И ты за темже?!

— Да...

         — Значит, пощадить?

     — Да! Да, господин!!

Армен подполз к римлянину и стал хватать его за край белоснежнойтуники, целовать сапоги.

           — Он такой беспомощный, такойчеловечный... — бормоталон.

          — А я? — нахмурился Квинт.

          — И ты человечный! Поэтому поможешь...

    — Значит, человечный?

Квинт хлопнул в ладоши, и в комнату вошли несколько молчаливых рабов во главе с рослымвольноотпущенником.

    — А ну-ка, всыпьте емухорошенько! — приказал им Пропорций.— Чтобы он оценил мою человечность!

Вольноотпущенник приподнял Армена за ворот, проволок по комнате и ссилой ударил лицом о стену. Армен вскрикнул от боли и увидел, как темнеет яркое пламя от бронзовых светильников. Один из рабов, подскочивк нему, ударил его носком тяжелой сандалии в бок.            После этого ударыпосыпались на негобезостановочно. По плечам, спине, груди...

Сжав руки на животе, чтобы не выпали тяжелые кошели с золотом, Армен покорно сносил их, чувствуя,как угасает сознание.

          — Постойте! — услышал он откуда-тоиздалека голос Квинта. — Ну, что скажешьтеперь? Оценил мою человечность?

          — Да, господин... — боясь выплюнуть напол заполнившую роткровь и глотая ее, прошептал Армен. — Ты — человечный, и ты помо...

     — Продолжайте! — обрывая его наполуслове, скомандовал римлянин.

Еще несколько сильных ударов потрясли тело раба.

     — Ну? — склонился над ним Квинт.

     Арменмолчал.

          — Господин! — взмолилсявольноотпущенник, главный надсмотрщик в доме Пропорция. — Еще один удар, дажесамый маленький — и он умрет! Поверь, я хорошо разбираюсь в таких делах!

    — Тогда несите его прочьотсюда! Да смотрите, чтобы не выпалана пол из-за его пазухи грязная милостыня, которую он насобирал по дороге! —прикрикнул Квинт. — Аккуратнее! Марс вас порази... Я не желаю отвечатьперед здешними архонтами за убийство чужогораба!

Окончательно пришел в себя Армен на улице. Кто-то робко трогал его за плечо. Он открылглаза и увидел сидящего над ним юношу.

— Диокл... — прошептал он.

    — Армен! Жив!.. —обрадовался Диокл. Я все слышал! —Он обернулся и погрозил кулаком светящимся полоскам в двери дома. — Мать довел до того, что она не может сказать ни слова! Ну, пусть подождет, он еще мнеответит! За все! Дай только время...

Армен взглянул на заходящее солнце, сделал попытку подняться и вскрикнул от боли.

— Тебе больно? — участливо спросил Диокл.

    — Оп-поздал... — прошептал Армен.

     — Что?

         — Солнце зайдет... через полчаса...

           — Успеем! — Диокл вскочил ипронзительно свистнул. — Эй,сюда!

Из-за поворота выбежали одетые в лохмотья люди. Ничего не понимая, Армен чувствовал, как ониподнимают его, бережнокладут на носилки и несут куда-то по улицам Афин. Его — простого раба, как самоговажного и знатного господина!..

           — Это честные и надежные люди! —блестя глазами, кричалбегущий рядом Диокл. — На них всегда можно положиться! Вот, что они дали нам!

           — Что это? — прошептал Армен,почувствовав_, как на его грудь лег небольшой узелок.

         — Здесь тридцать драхм, правда, мелкимилептами и оболами, все, что было у них! —прокричал Диокл, показывая глазами намолчаливых носильщиков. — Ну... и еще тетрадрахма, помнишь — та самая, которую я украл у родителей! Отдай их отцу незаметно, чтоб не увидели пираты. Может,в трудную минуту пригодятся... Исебе тоже возьми — двенадцать драхм!

Армен протестующе покачал головой.

    — Нет, Армен! —настойчиво повторил юноша. — Я не хочу, чтобы меня когда-нибудь упрекнули, чтоя питался на деньги раба!

Армен шумно вздохнул, хотел ответить, но слова застряли у него в горле. Слезы навернулись наглаза, мешая видеть. Он толькочувствовал, что они уже миновали улицы города и приблизились к морю, влажноедыхание которого все отчетливее ощущалось на щеках.

          — Пришли! — вдруг сказал Диокл. Носильщики остановились, опуская Армена наземлю, — За поворотом — море. Там парусник. Онждет тебя... Но... теперь нас могутзаметить! Ты сможешь добраться сам?

          — Да, — кивнул Армен. Он сделалнесколько глотков из амфориска и с трудом встал на колени. — Доползу... И верь,Диокл, я все сделаю, чтобы спасти твоего отца...

          Долговязыйпират в афинской одежде приказал гребцам перенести Армена на палубу парусника. Показывая подошедшему Артабазу на обмякшее тело с беспомощносвисавшими вниз руками, онусмехнулся:

— До чего же не любят родственники наших пленников расставаться со своими деньгами!

    — Привез? — обрадовано спросил грузныйпират.

         — Еще бы! Ведь я следил за ним по всемАфинам! — принялсяобъяснять долговязый. —Он везде вел себя, как надо. Видно, ты здорово напугал его тем, что повесишь насобственных кишках! Этотстарик показал такую прыть, что мне некогда даже было зайти в харчевню!

— Так я тебе и поверил!

— Ну, почти некогда... Правда, когда он был в доме у какого-то храма, что-то там произошло.Одна женщина выскочилаиз дома, побежала куда-то. Я уж подумал, пора сматываться, пока не поздно. Но гляжу — он выходит, датакой веселый!

— Этот раб? — удивился Артабаз. — Веселый?!

    — Да! Он улыбался! —подтвердил долговязый. — Он все времяприкладывался к амфориску и бежал.

— Кэтому? — вынул из-за пояса Армена красный амфориск пират, сделал из него глоток и поморщился: — Гадость... А посуда ничего, сгодится!

Онвытряхнул из амфориска остатки жидкости и сунул его себе за пояс:

    — Ну, а что было дальше?

         — Дальше я заскочил на пару глотковвина в харчевню... — замялсядолговязый. — И когда вышел — то его уже нигде не было... Я побежал по дороге к морю иувидел раба уже в этом состоянии. Но... он был не один!

     — С охраной?!

           — Нет — это были грязные, оборванныелюди. Они несли его наносилках!

         — Эй, ты! — пнул застонавшего Арменапират. — Почему тебя несли на носилках? Кто тебя доставил к морю?!

Армен открыл глаза, обвел мутным взглядом парусник ипрошептал:

    — Мои друзья...

     — Непонятно... Иподозрительно! — покачал головой Артабаз и закричал капитану парусника:— Прибавь парусов!

          — Представляешь, друзья у раба! — возмутилсядолговязый, заискиваяперед Артабазом.

           — Меньше надо было сидеть в харчевнях!— оборвал его пират ипригрозил: — Все расскажу Аспиону! То-то обрадуется Пакор, когда узнает, что появился еще одинштрафник, и емунаконец-то нашлась замена!

Переругиваясь между собой, пираты ушли под навес.

Оставшись один, Армен взглянул на крутые волны за бортом, на туго натянутые паруса ипредставил, как Эвбулид ждетне дождется сейчас выкупа, надеется, разве что не молится на него, своего раба, а денег ему нет. Страшноподумать — он везет дваталанта, ровно столько, сколько нужно Эвбулиду, чтобы завтра же встретиться с Гедитой,обнять Диокла, — и кому: совершенночужим людям! Причем таким, которых неохотно выкупают даже их собственные родственники!

Да они только были бы рады, если бы эти Писикрат, Конон и Клеанф, в конце концов, погибли илипопали в рабство! — подумалон, представив расстроенное лицо Эвбулида.

Мысли Армена путались; вместо того, чтобы лететь вперед, как этот парусник, они сталитянуть его назад, в прошлое.

Когда-то вот также тугие паруса привезли его в неведомые Афины. Купивший его у свирепых парфянторговец говорил, что егоживому товару удивительно повезло: нет в мире другого такого места, где бы еще так привольно жилосьрабам, как в Афинах.«Господа разрешают им иметь здесь жен! — уверял он. — Здесь рабы едят почтидосыта, многие пьют, некоторые даже становятся пьяницами! А самое главное — один раз в году, подревнему обычаю, хозяин разрешает делать своим рабам все, что им толькопожелается, усаживает их за свой стол, и сам прислуживает за ним!»

Обрадованный такими словами, сильный двадцатилетний Армен с легкимсердцем сходил с палубы корабля на землю афинской гавани. Она поразила егоневероятным шумом иобилием товаров. Что только не выгружалось здесь с многочисленных судов! Зернои бычьи ребра из Фессалии, подвесные паруса и папирус из Египта, кипарисовыедеревья для статуй боговиз Крита, ковры и пестрые подушки из тогда еще великого Карфагена, ливийская слоновая кость,родосские изюм и фиги, рабы из Фригии, наемники из Аркадии...

Казалось, народы и племена всего мира работают и существуют лишь длятого, чтобы жили в избытке и неге великие Афины, чтобы жители этого богатейшего города всегдавидели голубое небо,чистое от дротиков и стрел, которые могут закрывать солнце, как это случилось сродным селением Армена...

«Никогда мне больше не видеть моей Армении...» — с неожиданной тоской вдруг понял Армен, чувствуя,как наваливается на негонеодолимая слабость и холодеют кончики пальцев. Он поискал руками амфориск и не нашел его.Вздохнув, стал вспоминать своего первого хозяина — тощего, суетливого владельца небольшой гончарноймастерской. Как звалиего: Эврисфей? Пасион? А может, Архидем?.. Уже не припомнить — у греков такие трудные иразные имена, редко когдаодно повторяет другое...

Как досадовал он на себя за то, что так свято поверил словам торговца.

Может быть, в других домах рабы и ели хорошо, и пили  вино. А он видел лишь горсть гнилого чеснока снесколькими сухимимаслинами в день. Да знал работу с раннего утра до полуночи.

Подгоняемый плетью хозяина, он долбил и долбил кайлом глиняный раскоп, наполняя жирной глиной один мешок задругим. Если же он медлил илиподнимал за день мало мешков,хозяин лишал его даже этой жалкой пищи.

Потом, разорившись, владелец гончарной мастерской продал его булочнику, булочник крестьянину, тот — носильщику...

Сколько же еще было хозяев у него? Молодцеватый атлет,тренировавший перед Олимпиадой на нем свои удары... Всегда недовольный архонт... Скульптор,который лепил с него умирающеговарвара. Он заставлял надсмотрщика бить Армена, колоть его иглами и подолгу всматривался в лицо...

Каждый из этих хозяев недолго держался в памяти, оставив лишь боль в сломанных ребрах дакорнях выбитых зубов.

С Эвбулидом же с первого дня все было иначе.

Этот молодой, счастливый женитьбой на красавице Гедите грек, купив его сразу послевозвращения с войны, обращался с ним спокойно, почти ласково. Нет, он не сажалего с собой за один стол, разговаривал всегда свысока, безулыбки. Но ни разу неударил. И всегда кормил тем же, что ел сам.

Всегда завидовавший другим рабам, Армен вскоре почувствовал себя счастливым и привязался кЭвбулиду. А когда пошлидети — Диокл, Фила, Клейса, его дом стал для него родным. Он понимал, чтоЭвбулид страдает от своей нищеты, и сбивался с ног, желая хоть чем-то помочьему. После ухода подвыпивших гостей хозяин нередко протягивал ему мелкую монетку и говорил добрые слова, Армензнал за что.

И лепта, и обол нужны были ему, — но еще приятней было услышать от Эвбулида доброеслово. Собирая пекулий, он не растрачивал его, как соседские рабы, на вино ипродажных женщин, желаяпомочь Эвбулиду, когда подземный бог позовет его в свое царство.

После побоев и нечеловеческих мук, что довелось испытать ему на площадиперед судом, когда хозяин отдал его на пытки, он несколько дней лишь накороткие мгновения приходилв себя. Видел над собой то лекаря, то Гедиту, то Клейсу. Однажды — он до сих пор неможет понять, бред ли то был, или явь, он увидел Эвбулида. Господин сидел накраешке его лежанки итихо гладил его руку.

Было ли это на самом деле? Или нет?.. Спросить жеЭвбулида он так и нерешился...

Потом все опять пошло по-прежнему, хотя силы с каждым днем оставляли его. Но даже то, что Эвбулид отдал его судебным палачам, не изменило егоотношения к господину. Спроси кто у него, простил ли он Эвбулида за это, и оннесказанно бы удивился.Разве бездомная собака после удара плетью не облизывает руку хозяина?

И вот теперь он везет Эвбулиду гибель...

«Афины будут только рады избавиться от Писикрата, Конона и Клеанфа, которых не любят дажесобственные дети и жены!— вдруг снова промелькнула навязчивая мысль. — И разве не заслужил Эвбулид эти два таланта?!»

Купец Писикрат, триерарх Конон, пьяница и мот Клеанф напоминали ему теперь владельцагончарной мастерской и атлета, скульптора и архонта, — безжалостных, жестоких,ненавистных. Нет, не им везет он эти два таланта! Не им!!

«Теперь я и без амфориска дождусь встречи с Эвбулидом! — подумал Армен, закрывая глаза,чтобы сберечь остатки сил. — Потому, что не гибель везу я ему, а свободу!..

ГЛАВА ВТОРАЯ

1. Глоток свободы

В то время как Армен полз, царапая землю ногтями, и лежал на палубе парусника, несущегосянавстречу «Горгоне»,Эвбулид по-прежнему сидел в душном трюме пиратского судна. Положив подбородок наскрепленные в узел руки, он то и дело проваливался в короткий, смутный сон, тут же испуганно встряхивал головою и сновазорко приглядывался ксколотам. Несмотря на внешнее их спокойствие, в каждом он чувствовал силу согнутой в дугуупругой лозы.

Рядом тихо переговаривались гребец-фракиец с вольноотпущенником.

          — Целых четырнадцать лет я был самым старательным рабом в Афинах! — рассказывалвольноотпущенник. — Из подмастерьяя стал мастером-кузнецом! Не было на свете такого крепкого раба, который смог бы разбить о камнисделанные мной кандалы и наручники!

          — Да, — вздохнул гребец. — Не завидую беглецам в твоих наручниках!..

     — Что делать — мечта о возвращении домойослепила меня, заставила забыть о чужихстраданиях... Четырнадцать лет яработал день и ночь, не зная ни праздников, ни сна, откладывая обол к оболу, драхму к драхме! И вотдевять лет назад накопил пятнадцатьмин, которые затребовал за мое освобождениехозяин.

          — И он отпустил тебя?..

          — О, это был самый счастливый и… самый несчастный день в моей жизни! Получив деньги:хозяин тут же повел меня вхрам. Там мы взошли на алтарь, и он, показывая меня всем, трижды крикнул: «Кратер освобождаетСосия!»

          — Так в чем же было твое несчастье? — изумленно воскликнул фракиец.

          —Слушай дальше... Когда, выйдя из храма, я спросил Кратера, могу ли я отправляться на родину, он расхохотался мне в лицо. А потом объяснил, что и на свободе ябуду целиком зависеть от него,помогать его семье, и смогу покинуть Афины только после его смерти! Так я сталметеком, отрастил волосы, изменил имя, став из Сосия — Сосистратом. И изо дня в день девять лет ждал смерти Кратера, которого я по-прежнему содержал, даже став свободным. И вот — дождался!Не мешкая ни минуты, я сел на«Кентавра», который отправлялся в мойродной Понт, но — видно проклятие богов висит на мне — на нас напалипираты. И вот я снова раб! И теперь уже раб навечно, потому что мне уже никогдане выкупить себя! У меня не осталось на этосил... Пламя кузницы почти совсем выжгломне глаза, оно иссушило мое тело. Но главное — теперь во мне умерла вера в свободу. Где, скажи, где в этом проклятом мире можно укрыться, спрятаться отрабства?!

          — Ты прав, такого места я не встречал нигде, хотя повидал, пожалуй, все города мира,—согласился гребец, и они замолчали.

Наверху гудел ветер, свистел, запутавшись в снастях, ревел, ударяясь вмачту. Волны сильно раскачивали поскрипывающее всеми досками судно.

           — Такую бы погоду вчерашней ночью! —сокрушенно крутил головой триерарх Конон,чутко прислушиваясь к каждому звуку.— Тогдаб я сидел не здесь, а у себя в каюте, за кувшином доброго вина!

           — А мне чтопираты, что шторм — все страшно... — пробормотал Писикрат, с ужасом глядя на качающиеся стены. Онухватил триерарха залокоть и залепетал: — Ты много плавал, только ты можешь понять меня... Скажи — это опасно? Мы... не утонем?!

Конон с усмешкой взглянул на бедного купца и похлопал ладонью по деревянной обшивке:

           —Успокойся! Такие стволы можно найти разве что в священной роще Артемиды!

         — Деревья из священной рощи! — в ужасе вскричал Писикрат и запричитал: — Это жесвятотатство! Великая богиня-охотницапокарает нас за это! Умереть в этом грязном,

вонючем трюме — какаябеда… какая беда!..

    — Невижу никакой беды! — уверенно возразил триерарх.— Это прекрасное судно выдержит и не такой шторм! А деревья, что пошли на его борта, скорее всего,повалила молния или буря. А уж потомжрецы продали их на какую-нибудьверфь.

Купец благодарно взглянул на Конона.

         — Правда?! Ты уверен в этом?

           — Ничуть не меньше, чем в том, что завтра вечером я буду пировать у тебя дома! — засмеялсятриерарх и хлопнул ладоньюкупца по плечу: — И мы за кубком славного винца еще посмеемся над твоими сегодняшнимистрахами!

         — Конечно, конечно! — зачастил купец. — Завтра вечером я непременно жду тебя в своем...

Крышка трюма скрипнула, приоткрываясь, и он, не договорив, быстро втянул голову в плечи.

    — Эй,вы! — раздался сверху голос часового. — Не задохнулись еще от вашей дохлятины?

         — Надо вынести умерших! — подняв голову, крикнул Аристарх.

    — Так выносите! — разрешил пират. — Да поживее!

            — Поверь! — вдруг услышал Эвбулид шепот Дорофея,отстранившего от себя дочь. — Другого такого случая подняться на палубу нам не представится!Всего одно мгновение — иты будешь свободна от позора, стыда, страшных мук...

            — Но отец! —давясь рыданиями, возражала девушка. — Мне страшно!

         — Значит, ты хочешь, чтобы они все надругались над тобой, а потом сделали рабынейкакого-нибудь мерзкого старика,и он...