Поднебесная Кей Гай Гэвриел

— Что? — спросил Чжоу. — Уважаемый… принц спрашивает о слуге из моего дома?

— Да, — дружелюбно подтвердил принц. Он снова взял свою чашку и протянул слуге, чтобы тот наполнил ее. — Я послал своих людей в вашу усадьбу, чтобы привести его в Да-Мин, но, по-видимому, он покинул Синань. Где может быть этот парень?

Тай снова инстинктивно посмотрел на брата. Лицо Лю было озадаченным. О чем бы ни шла речь, он этого не знал.

Вэнь Чжоу снова спросил:

— Мой стражник? Вы хотите поговорить с одним из моих стражников?

— Я так и сказал, — тихо ответил принц. — Я также сказал, что он, очевидно, исчез.

— Вовсе нет, — возразил первый министр. — Я отослал его к моей семье. Моим родителям в эти неспокойные времена грозит большая опасность, и я подумал, что им следует иметь опытного телохранителя, чтобы управлять домашними слугами.

— Неспокойные времена, — повторил принц. — Значит, он сейчас там?

— Все еще в пути. Он выехал всего несколько дней назад.

— Собственно говоря, он здесь, в Ма-вае, — возразила Цзянь.

Голос ее был мягким. Все присутствующие повернулись к ней.

— Возможно, я должна была информировать вас обоих, брат, господин принц. Я приказала проследить за этим человеком и вернуть его обратно. После того как были получены определенные сведения.

— Ты знала, что он уехал? — лицо принца выражало восхищение.

— Следовало ожидать, что он уедет.

— Ты остановила моего человека в дороге? — голос Чжоу звучал странно.

— Высокочтимая госпожа, прошу вас. Каких… сведений? — Это спросил Лю.

Тай не знал, смешит ли его замешательство брата или вызывает жалость. Лю терпеть не мог, — еще больше, чем Тай, — когда не понимал, что происходит. Где угодно, когда угодно.

— Мы получили предупреждение, — сказала Цзянь, по-прежнему мягко, — что этот человек, возможно, совершил перед отъездом убийство. Дорогой братец, все это, конечно, новость для тебя.

Конечно, это не так. Тай напомнил себе: он участвует в танце, а музыка ему незнакома.

— Конечно, это новость! — воскликнул первый министр. — Убийство? Кто предположил такую вещь?

— Стражники Золотой Птицы представили отчет о том, что, по их словам, произошло несколько ночей назад. Им сообщили, что может иметь место акт насилия, и несколько стражников оказались в нужном месте, когда это случилось. Они не произвели арест, пожелав сначала получить указания дворца. Ты поймешь, почему они так поступили: убийцей был твой стражник.

— Я потрясен! Кто сообщил им об этом ужасном происшествии?

Тай отметил, что первый министр не спросил, кого убили.

При данных обстоятельствах самообладание Чжоу было поразительным. Аристократическое воспитание действительно сказывается, подумал Тай. Семьи Вэнь на юге не принадлежали к самым состоятельным семьям этой династии, но они имели очень древнее происхождение. Разумеется, именно поэтому Цзянь стала женой одного из малозначительных принцев до того, как поднялась еще выше.

— Кто нам сообщил? Собственно говоря, это сделал Рошань, — ответил принц Шиньцзу.

— Какого же человека он, предположительно, убил? — задал вопрос Лю.

— Мелкого гражданского чиновника, — ответил принц. — Мне сказали, что прежде тот частенько выпивал в компании вашего собственного брата. Его звали Синь. Синь Лунь, так мне сказали.

— И… вы говорите, что Ань Ли сообщил стражникам Золотой Птицы, что это может произойти?.. — Лю с трудом подбирал слова.

— Ну, — произнесла Цзянь с сожалением в голосе, — этот человек, господин Синь, по-видимому, опасался, что ему грозит опасность после того, как определенные новости пришли в Да-Мин с запада. Он написал Рошаню и попросил защиты.

Тай наблюдал за первым министром. В этот момент Чжоу производил большое впечатление: он ничем не выдавал своего волнения, которое должно было быть очень большим.

— И губернатор Ань… — произнес Лю.

— …Предупредил стражников Золотой Птицы, как и следовало. Увы, они прибыли слишком поздно и не смогли предотвратить убийство. Все сложилось неудачно, — сказала Цзянь.

— Крайне неудачно, — пробормотал первый министр.

— Могу себе представить, как тебя огорчает, братец, что ты отправил такого склонного к насилию человека охранять твоих дорогих родителей. Моих дядю и тетю, да хранят их духи! — воскликнула Цзянь. — Конечно, мы узнаем больше, когда этого Фэна допросят.

— Этого… еще не произошло? — голос Вэнь Чжоу был слегка напряженным. Тай вдруг почувствовал, что получает удовольствие от происходящего.

Впрочем, долго это не продлилось.

— Мы ждали господина Шэнь Тая, — небрежно произнесла Цзянь. — Чтобы узнать, что он может прибавить к этой истории. Я уже разговаривала с ним, сама.

— С… вы говорили с моим братом? — спросил Лю.

— Говорила, поскольку все это, по-видимому, связано с ним. — Цзянь посмотрела на двоюродного брата, и она не улыбалась. — Мне нравится господин Шэнь Тай. Я решила, что ему следует дать возможность послушать прежде, чем говорить самому.

Именно Лю догадался.

Он посмотрел на два экрана, переводя взгляд с одного на другой. Его лицо оставалось непроницаемым. Почти. Если хорошо его знаешь, можно было кое-что заметить. Цзянь бросила взгляд, словно случайно, туда, где прятался Тай.

Тай подумал, что более ясного сигнала присоединиться к танцу он не получит.

Он встал, расправил одежду. Затем обошел экран, задев богатое сандаловое дерево стены, и вышел под взгляды присутствующих. Он полагал, что Драгоценную Наложницу может порадовать такая степень изумления. Его она не радовала.

Он понятия не имел, каких поступков от него ждут. Поклонился наследнику, Цзянь. Но не первому министру и не старшему брату. Конечно, полагалось поклониться им обоим. Ему удалось послать быструю улыбку Сыма Цяню. Поэт ухмылялся, явно в восторге от этого театра.

Тай прочистил горло. Все высокопоставленные придворные, заполнявшие комнату, смотрели на него.

— Благодарю вас, высокочтимая госпожа, — произнес он. — Признаюсь, мне было неприятно прятаться, но ваш слуга уступает превосходству вашей мудрости.

Она рассмеялась:

— О, боги! Вы говорите так, будто я древняя старуха! Превосходство мудрости? Я просто хотела увидеть их лица, когда вы выйдете оттуда.

Что было неправдой, и он это знал. Все они знали это. Но именно так Цзянь танцевала свой танец при дворе, понимал Тай. И так заставляла танцевать других. Это скрывалось под шелком и духами. Не обязательно было долго общаться с ней, чтобы это понять.

Теперь, когда он оказался среди них, то, что он и она одеты в похожие цвета, бросалось в глаза. Тай гадал, намеренно ли это сделано. Конечно, намеренно.

Ты раньше уже принял решение, напомнил он себе. Если не можешь соткать из хитрых намерений известный рисунок, придется поступать иначе. Другого выхода нет, правда? Или ты марионетка, или щепка в разливе реки, или хоть как-то управляешь тем, что происходит.

И он мог сделать это здесь только одним способом.

Он повернулся к Вэнь Чжоу.

— Как вы узнали, что я у Куала Нора?

Ему следовало говорить учтивыми фразами, предварительно поклониться и почтительно поздороваться. И, в любом случае, совсем не следовало задавать этот вопрос.

Чжоу мрачно посмотрел на него и ничего не ответил.

— Второй брат! — произнес Лю, чуточку громче, чем следовало. — Добро пожаловать снова к нам! Ты оказал большую честь нашей семье, — Лю поклонился, и не простым минимальным учтивым поклоном.

Здесь нет иного пути вперед, кроме прямого, подумал Тай.

— А ты опозорил память о нашем отце, старший брат. Ты никогда не думал о том, как бы он отнесся к тому, что Ли-Мэй отправили на север, к варварам?

— Ну, конечно! — воскликнул принц Шиньцзу. — Я и забыл, что наша самая новая принцесса из этой семьи! Как интересно!

Сомнительно, что принц об этом забыл…

Лю не ответил брату. Впрочем, это могло подождать. Тай снова повернулся к Чжоу.

— Вы не ответили, первый министр. — Здесь он мог говорить только прямо. Или смириться с ролью щепки на стремнине.

— Я не знаю, — холодно произнес Вэнь Чжоу, — никакого протокола, ни одной династии, которые обязывал бы первого министра отвечать на заданный таким образом вопрос. Возможно, за него положено наказание палками.

Тай увидел, что Цянь глазами делает ему знак соблюдать осторожность. И отказался последовать совету. Он находится здесь. Ли-Мэй далеко. Янь лежит мертвый у холодного озера. Его отец также мертв и лежит под камнем, которого Тай даже никогда не видел.

Он сказал:

— Понимаю. Рошань высказал предположение, что вы можете уклониться от ответа на этот вопрос.

Чжоу замигал:

— Вы с ним говорили?

Теперь настала очередь Тая проигнорировать вопрос:

— Наказание палками, вы сказали? И сколько палок? Люди умирают под палкой, первый министр. Это могло бы стоить империи двухсот пятидесяти сардийских коней.

Если я начал это делать, подумал Тай, я это сделаю. И испытывал восторг от представившейся возможности выйти из укрытия, стоять перед этим человеком и говорить это.

— Как вы считаете, можно ли изменить протокол, когда речь идет об убийстве? Я спрашиваю еще раз: как вы узнали, что я у Куала Нора?

— Убийство? Кажется, вы вполне здоровы. Может быть, вы и сами — призрак, Шэнь Тай?

Момент настал, подумал Тай. Поэт бросил попытки привлечь его внимание. Принц снова оторвался от стены. Только Цзянь выглядела собранной, сидя (только она сидела в зале!) на своем помосте среди всех собравшихся.

Тай произнес:

— Нет, первый министр. Я еще не умер. Но студент Чоу Янь погиб от рук убийцы, посланной ко мне. Получены признания. Той фальшивой каньлиньской телохранительницы, которая убила моего друга. Двух других убийц, которые сознались в своих намерениях губернатору Сюю в Чэньяо. — Он сделал паузу, чтобы это имя услышали. — Этих двоих также видел мой друг Сымя Цянь, и дочь самого губернатора принесла сообщение с именем, названным убийцами. Так что есть другие люди, которые могут это подтвердить. А потом, первый министр, Рошань подарил мне копию письма, посланного ему Синь Лунем. В котором говорится, что он, Синь, боится быть убитым, потому что слишком много знает.

— Копия письма? От Рошаня? Он даже не умеет читать! — Чжоу удалось рассмеяться. — После всего того, что мы услышали сегодня — пока некоторые прятались за экраном — о его планах? Вы не думаете, что это фальшивка, имеющая целью навредить мне? Единственному человеку, который открыто оказал ему сопротивление? Несомненно, вы не настолько…

— Это не фальшивка, — возразил Тай. — Луня убили в ту ночь. Точно так, как он и опасался. И стражники Золотой Птицы видели, кто это сделал.

Он повернулся к брату, словно игнорируя Чжоу. Будто ему больше нечего сказать первому министру. Он смотрел на Лю. Сердце его сильно билось.

— Кто-то пытался убить тебя у Куала Нора? — спросил Лю. Он произнес это спокойно. Собирая информацию, — так это звучало, по крайней мере.

— И в Чэньяо.

— Понятно. Ну… Я знал, где ты находился.

— Ты знал.

Странно было опять разговаривать с братом, смотреть на него, пытаясь прочесть его мысли. Тай напомнил себе, что Лю достаточно ловок, чтобы обмануть его.

— Я пытался убедить тебя не ездить туда, помнишь?

— Пытался, — согласился Тай. — И ты рассказал первому министру, где я?

Он ждал возможности задать этот вопрос с тех пор, как покинул горы и озеро.

Лю кивнул:

— Думаю, да, в беседе. — Вот так просто, без колебаний. Другие тоже могут говорить прямо, или делать вид. — Впрочем, мне надо свериться со своими записями. Я все записываю.

— Все? — спросил Тай.

— Да, — ответил его брат.

Вероятно, это правда.

Лицо Лю, которое он тренировал с детства, ничего не выдавало, а в комнате было слишком много народа, чтобы сказать то, что Таю хотелось повторить ему. На этот раз — лицом к лицу, крепко схватив Лю за шиворот: что брат опозорил память их отца тем, что он сделал с Ли-Мэй.

Сейчас не время и не место. Будет ли когда-нибудь время и место, подумал Тай. И еще он понял, что по причинам, выходящим далеко за рамки его собственной истории, эта встреча ничего не поможет решить относительно покушений на его жизнь. Существовали гораздо более важные проблемы.

Его мысль получила отражение, ее предвидели. Здесь присутствовала танцовщица.

— Наверное, нам следует подождать, пока стражник моего двоюродного брата ответит на некоторые вопросы? — сказала Цзянь. — Возможно, мы можем поговорить о других вещах? Я не нахожу это столь забавным, как мне сперва казалось.

Приказ отступить, если он правильно понял.

Тай взглянул на нее. От нее веяло ледяной надменностью. Он перевел дыхание.

— Простите меня, уважаемая госпожа. Мой любимый друг был убит где-то за границами страны. Он умер, пытаясь сообщить мне о сестре. Горе заставило меня вести себя непростительным образом. Ваш слуга умоляет о снисхождении.

— Вы его уже получили! — быстро ответила она. — Вы должны понимать, что получите его — от любого в Да-Мине — за ту честь, которую вы нам оказали.

— И за коней! — весело прибавил Шиньцзу. Он поднял чашку в сторону Тая. — Какие бы вопросы или заботы ни мучили каждого из нас, сейчас наша обязанность — развлекать нашу хозяйку. Иначе мы не можем называть себя цивилизованными людьми.

Рядом с Таем возник слуга с вином. Он взял чашку. Выпил. Это было изысканное перченое вино. Разумеется.

— Я просила стихов, — жалобно произнесла Цзянь. — Полжизни назад! Мой двоюродный брат отказался, наш странствующий поэт отказался. Разве здесь нет мужчины, который может порадовать женщину?

Сыма Цянь шагнул вперед.

— Милостивая и высокочтимая госпожа, — тихо произнес он, — краса нашего светлого века. Может ли ваш слуга внести предложение?

— Конечно, — ответила Цзянь. — Этим вы даже можете заслужить прощение, если оно хорошее.

— Я живу лишь этой надеждой. Пускай кто-нибудь предложит два связанных между собой сюжета, и каждый из двух наших братьев, сыновей Шэнь Гао, прочтет вам свои стихи на эту тему.

Тай вздрогнул. Цзянь в восторге зааплодировала:

— Как это умно с вашей стороны! Конечно, именно это мы и сделаем! А кто может предложить лучшие сюжеты, чем наш Изгнанный Бессмертный? Я настаиваю на этом! Вы выбираете, сыновья генерала Шэня импровизируют для нас. Я снова счастлива! У всех есть вино?

Тай знал, что в год, когда брат сдавал императорские экзамены, Лю был в числе трех лучших. Он готовился к ним всю жизнь. Его стихи были безупречными, точными, совершенными. Они всегда были такими.

Тай провел два года у Куала Нора, пытаясь сделать из себя поэта в одинокой хижине по ночам, но, по его собственной оценке, мало преуспел в этом.

Он сказал себе, что это просто прием, вечернее развлечение в Ма-вае, где любят играть, а не соревнование, которое имеет какое-то значение. Ему хотелось отругать поэта. Что Цянь с ним делает?

Он увидел, как Лю поклонился Цзянь, серьезно, без улыбки. «Он никогда не улыбается», — сказала она раньше, в паланкине. Тай тоже поклонился и выдавил из себя кривую улыбку. Возможно, она кажется испуганной, подумал он.

Сыма Цянь произнес:

— Синань, и луна сегодня ночью. Любой стихотворный размер, по вашему выбору.

Принц рассмеялся:

— Мастер Сыма, стоит ли удивляться? Вы всегда выбираете луну?

Цянь широко улыбнулся, очень добродушно:

— Достаточно часто, мой господин. В свое время я следовал за ней. Надеюсь и умереть при лунном свете.

— А мы надеемся, что это случится не раньше, чем через много лет, — милостиво заметил принц.

Тай удивлялся, среди прочего, как могли все ошибаться насчет этого человека. Он все-таки знал ответ, или, по крайней мере, часть ответа: на протяжении этих лет для наследника императора было смертельно опасно проявлять признаки честолюбия. В этих признаках могли легко заметить компетентность, ум, проницательность. Безопаснее было много пить и наслаждаться обществом женщин.

И это вызывало другой вопрос: что делает Шиньцзу сейчас?

— Вы знаете… ну, нет, откуда вам знать, ведь я никогда никому не говорил… но я иногда мечтал о второй луне, о которой можно писать. Разве она не была бы подарком?

— Мне бы понравился такой подарок, — тихо сказала Возлюбленная спутница. Тай вспомнил, что она очень юная (иногда об этом нужно было вспоминать). Она моложе его сестры.

Цзянь повернулась и посмотрела на него, потом на Лю.

— Первый сын должен, конечно, быть первым, какие бы другие протоколы мы ни нарушали.

Вэнь Чжоу отступил назад, когда началась эта новая игра. Однако при этих словах он слабо улыбнулся. Таю казалось, что все его чувства неестественно обострились и он слышит и видит больше, чем когда-либо. Неужели такова жизнь при дворе? И так танцуют этот танец?

Лю осторожно сунул ладони в свои широкие черные рукава. Тай знал, он делал так всю свою жизнь, готовясь к таким моментам, как этот. Синань, и луна сегодня ночью, напомнил он себе. В таких состязаниях темой обычно служили два образа.

Лю заговорил, ни на кого не глядя, мерно расставляя ударения:

В груди Тая возникла какая-то боль, порожденная воспоминаниями и переплетенная с воспоминаниями. Это был его брат, они находились в самом центре императорского двора, в центре империи, и Лю сумел сделать это, без всяких усилий. «Прекрасней, чем мир может быть».

Но что еще он сделал? Или — что мог сделать, с такой же легкостью?

Казалось, все присутствующие смотрят на Тая. Никакой реакции на изысканное произведение Лю: так тоже полагалось. Когда два человека или больше участвовали в стихотворном конкурсе, полагалось ждать, пока не выступит последний участник. Они устраивали такие состязания в Северном квартале, часто — очень пьяными, часто — очень поздней ночью.

Тай сделал глоток вина. Он был невозможно трезвым. Подумал о Яне, о своей сестре. Взглянул на Лю.

— «Если ты ее заслужил», — пробормотал он. — Мне это нравится.

Брат сжал губы. Тай не ожидал от него реакции. И еще он не ожидал, что придется сочинять стихи в такой обстановке. Это двор, а не дом удовольствий и компания друзей-студентов. Он сделал еще глоток. Я могу принести в этот зал только одну вещь, осознал Тай, которой нет у этих элегантных танцоров.

Он посмотрел на Цяня. Лицо поэта выражало внимание. Так и должно быть, когда дело касается поэзии, подумал Тай. Это его жизнь, его воздух и вода.

Тай придумал первую фразу, а затем, — совершенно неожиданно, — окончание стиха, по контрасту со стихом брата, и начал говорить — медленно, выбирая свой путь, словно шел по залитому луной лесу. И когда пришли слова, пришли и образы, с которыми он до этого жил:

Сначала он посмотрел на Лю — в молчании, которое воцарилось, когда он закончил, и тишина влетела в зал, подобно ветру с улицы. Он так часто в детстве смотрел на брата, ожидая одобрения. Лю отвернулся, задумчиво, а потом — наверное, это было трудно, подумал Тай, — снова повернулся к младшему брату.

— Ярко соткано, — произнес он. Старое выражение. Поэзия и шелк.

— Это нечто большее, — тихо сказал Сыма Цянь.

Послышался смех.

— Да. Много времени не прошло, не так ли? — едко заметил Вэнь Чжоу. — Всего несколько минут назад Шэнь Тай вышел из укрытия и уже спешит напомнить нам о своем столь героическом пребывании на западе.

Тай бросил на него взгляд через комнату. И в тот момент понял две вещи. Что он умеет это делать: умеет танцевать, по крайней мере, некоторые здешние танцы, если захочет, — и что в этом зале находится человек, испытывающий еще больший гнев, чем он сам.

Он пристально смотрел на статную фигуру первого министра. Этот человек забрал Капель. Убил Яня.

Тай не спешил. Он понимал, что они его подождут. Потом сказал:

— Там было больше ста тысяч непогребенных солдат. Половина из них — наши воины. Я не думал, что нужно напоминать вам об этом, первый министр Катая.

Он увидел, как вздрогнул его брат, и это означало, что он понял, как глубоко проник удар Тая, — и не смог этого скрыть.

— Вы мне испортите удовольствие, если будете ссориться, — капризно протянула Цзянь. Тай взглянул на нее, на преувеличенно опущенные уголки этого красивого, накрашенного ротика. Она опять играет с ними, подумал он, но с определенной целью.

Он поклонился:

— Снова приношу свои извинения, уважаемая госпожа. Если мне предстоит проводить время при этом дворе, мне следует проявлять сдержанность, даже когда ее не проявляют другие.

Он увидел, как она подавила улыбку.

— Мы не собираемся позволить вам нас покинуть, Шэнь Тай. Я думаю, император пожелает принять вас официально, и очень скоро. Где вы остановились в Синане?

Он об этом не успел подумать. Это может показаться смешным.

— У меня здесь больше нет места жительства, милостивая госпожа. Я сниму где-нибудь комнаты и…

Она казалась искренне изумленной:

— Снимите комнаты?

Принц Шиньцзу выступил вперед.

— Драгоценная Наложница права, как всегда. Со стороны двора было бы шокирующим упущением, если бы вам позволили это сделать. Прошу вас принять один из моих домов в Синане, пока. До тех пор, пока мой отец и его советники не найдут время, чтобы рассмотреть должные способы воздать вам почести.

— Мне… мне не нужно воздавать почести, господин принц. Я сделал у Куала Нора то, что сделал только…

— …Только из уважения к вашему отцу. Я понимаю. Но ведь миру не возбраняется воздавать вам за это почести, не так ли? — Принц улыбнулся. Опустошил свою чашку. — И потом есть еще эти кони. Один из моих людей зайдет к вам сегодня вечером, чтобы договориться.

Действительно, есть еще эти кони, подумал Тай. Он снова спросил себя, — уже в который раз, — имела ли принцесса Чэн-Вань в Ригиале на далеком плато хоть малейшее понятие о том, что она с ним делает, когда приказала прислать ему этот подарок.

Другая женщина, которая, кажется, сейчас входила в его жизнь и определяла ее, та, которая точно знала, что она делает, объявила об окончании своего собрания.

Гости поклонились ей и начали покидать зал. Шиньцзу остался в помещении. Тай посмотрел на экран, за которым прятался. С этой стороны не было видно отверстий.

Он взглянул на второй экран.

Он вышел последним. Управляющий закрыл дверь. Утонченно изящные сопровождающие Тая стояли там, скромно пряча руки в рукава. Он увидел стоящих поодаль вместе Чжоу и Лю. Интересно, подумал он, не задержится ли брат, чтобы поговорить со мной? Он не знал, готов ли он к этому.

Сыма Цянь тоже его ждал.

— Можете уделить мне несколько минут? — спросил Тай.

— Сочту за честь, — серьезно ответил поэт, без намека на иронию.

Они двинулись по первому длинному коридору вместе с двумя женщинами. Лучи солнца проникали с запада сквозь раскрашенные окна из шелковой бумаги, образуя через равные промежутки пятна мягкого вечернего света. Они шли сквозь них. Свет и тень, снова свет и тень…