Испытание правдой Кеннеди Дуглас

— Все равно для меня это темный лес.

— Это интересное дело… и, возможно, станет очень прибыльным.

— Прибыльным? — повторила я с нескрываемым удивлением. — С каких это пор ты стал интересоваться прибыльностью?

— А ты что, вот так хочешь жить до конца своих дней? — спросил он, обводя рукой наши хоромы.

— Но мы не будем вечно жить в таких условиях. Это временный вариант…

— Я знаю, что это временно, знаю, что, как только мы переедем в дом Бланда, все наладится. Но я все равно не хочу в тридцать пять лет содержать семью на восемь тысяч в год.

— Но ты можешь стать очень успешным — и очень хорошим — педиатром…

— И до пенсии лечить ветрянку, диатез и тонзиллиты? Где здесь перспектива?

— Просто жаль, что ты никогда не рассказывал мне о своих планах.

— Хорошо, Ханна. Я все понял. Такого больше не повторится.

Что еще я могла сказать, кроме как «Хорошо, пусть будет по-твоему», вновь недоумевая, почему Дэн всегда так скрытен, почему он принимает решения самостоятельно и отказывается вовлечь меня в этот процесс. Но мне не хотелось углубляться в эту тему, и я решила принять его извинения и отпустить в ночные бдения в обнимку с учебниками по ортопедии.

Так что пять дней в неделю, после ужина, Дэн устраивался в своем кресле и погружался в книги, аккуратно конспектируя в блокнот. Квартира была настолько мала, что я могла только читать во время его занятий, хотя все-таки выпросила час раз в неделю на совместные просмотры сериала «Хохмы Роуэна и Мартина». А в остальное время я штудировала романы и уже в половине одиннадцатого ложилась спать.

Так тянулись день за днем, и в моей жизни ничего не менялось. Дэн часто работал по субботам утром, но по воскресеньям мы всегда старались отправляться куда-нибудь на прогулку. Нас никогда не приглашали в гости, да, собственно, из молодых пар с детьми были только медсестра Басс с мужем, но они смотрели на нас как на университетских умников, с которыми у них нет ничего общего. Даже Эстель, при всей ее приветливости, не изъявляла желания общаться вне работы (она не раз намекала на то, что дом для нее — убежище и ей вовсе не нужны друзья, тем более что она часто сбегала в Портленд или Бостон). Так что нам ничего не оставалось, кроме как коротать время вдвоем, а если учесть, что Дэн все свободное время посвящал учебе…

Тем временем мой отец снова стал героем новостей. Канал Эй-би-си транслировал его интервью, в котором он жестко осуждал присуждение Нобелевской премии мира Генри Киссинджеру совместно с Ле Дык Тхо за заслуги в прекращении огня во Вьетнаме. Это было «прекращение огня», как подчеркнул отец своей фирменной интонацией разгневанного аристократа, которое так до сих пор и не вступило в силу.

Я позвонила отцу спустя несколько дней. Он, как всегда, был весь в делах. У него не было времени на долгие разговоры, он торопился на лекцию, но обрадовался тому, что я видела его выступление на телевидении, после которого, в чем он теперь не сомневался, его имя возглавило список врагов Никсона. Он спросил, прочитала ли я его статью в «Харперз» — «Деньги на динамит», про махинации, связанные с вручением Киссинджеру Нобелевской премии. И как дела в Пелхэме? Как растет его внук? Получив ответы на все вопросы, он сообщил, что ему пора бежать, позвонит через пару дней и надеется, что мне есть чем заняться.

Что ж, по моим подсчетам, я прочитывала по пять книг в неделю, и в этом смысле мне действительно было чем заняться. На работе все шло своим чередом, без потрясений. Разнообразие вносил лишь привычный треп с Эстель. У Джеффа постепенно наладился сон. Мы с Дэном по-прежнему занимались любовью два раза в неделю, и хотя я пыталась демонстрировать интерес, во время секса никаких эмоций не испытывала, симулируя время от времени оргазм — просто чтобы муж думал, что я участвую в процессе. Мы продолжали вести себя так, будто между нами все хорошо.

— Временами у меня такое чувство, словно я какая-то кукла, которую таскают с места на место день за днем, — призналась я Марджи в телефонном разговоре. Мы по-прежнему созванивались каждую неделю. — И я не знаю, как выбраться из этой ловушки, разве что выкинуть какой-нибудь фортель, но это, наверное, приведет к полному хаосу. А поскольку мне не хочется ничего разрушать, у меня не остается другого выбора, кроме как продолжать играть эту идиотскую роль, в которую я впряглась. Придется дожидаться июня, когда мы уедем из этого Пелхэма и либо вернемся в Провиденс, либо осядем в каком-нибудь третьесортном городишке вроде Милуоки или Питсбурга, чтобы Дэн продолжил учебу в резидентуре по этой проклятой ортопедии, потому что Дэн на самом деле предпочитает захолустье, а я, черт возьми, слишком покладистая, чтобы перечить ему, так что мне светит лишь новая беременность, и уж тогда на моей жизни можно будет поставить жирный крест. Я понимаю, что, наверное, начинаю утомлять своим нытьем, так что лучше сменить тему. Давай-ка расскажи, что нового у тебя.

Марджи рассмеялась:

— Ну, по крайней мере, ты не окончательно утратила чувство юмора.

— Да, меня это тоже удивляет. Ладно, заставь меня завидовать и рассказывай все, что происходит в большом и развратном городе.

— Ну, на любовном фронте, как всегда, сплошь бездельники — последний лузер был из числа несостоявшихся драматургов, по имени Марк, чей очередной шедевр исполнялся на подмостках какого-то склада. Во всяком случае, пьеса была посвящена преследованию святого Себастьяна за его пристрастие к гомосексуальной любви, и сама тема должна была подсказать мне, что здесь что-то нечисто, потому что через два дня после премьеры Марк признался, что на самом деле он двустволка. То бишь бисексуал. В общем, умею я выбирать парней. Как бы то ни было, хорошая новость в том, что, похоже, мои дни в сувенирной лавке сочтены, потому что я нашла новую работу;

— Так это же сказка, Марджи.

— Нет, работа в паблик рилейшнз, и это совсем не сказка, поскольку речь идет о том, чтобы продавать чужие сказки. Но во всяком случае, это одна из крупнейших пиар-компаний Нью-Йорка, мне дала рекомендации подруга подруги моей матери, я прошла собеседование и, кажется, произвела неплохое впечатление, потому что мне предложили должность младшего менеджера по работе с клиентами.

— Так почему я не слышу восторга в твоем голосе?

— О, послушай, я вовсе не разочарована. Просто этот болван Марк звонил вчера, просил, чтобы я вернула ему альбом с записью бродвейского мюзикла «Компания», и когда я сообщила ему новость о своей работе, знаешь, что он сказал? «Ты можешь представить, чтобы кто-нибудь в десятилетнем возрасте мечтал стать пиар-менеджером?»

— Надеюсь, ты не стала его слушать.

— Конечно, послушала, и, конечно, он прав, и я чувствую себя полным дерьмом, ведь разве Халдерман, Эрлихман и все эти никсоновские прихвостни начинали не в паблик рилейшнз?

— Да… а Гитлер начинал маляром… но это не значит, что все маляры — фашисты.

— Неудачная аналогия, Ханна.

— Ты понимаешь, что я имею в виду. Послушай, если ты не хочешь эту работу, не соглашайся. Исчезни куда-нибудь.

— Ты предлагаешь мне заняться чем-то действительно полезным, скажем, учительствовать в Индонезии как волонтер Корпуса мира, чтобы через пару лет вернуться в Нью-Йорк и обнаружить, что ни на что не гожусь и теперь на должность младшего менеджера по работе с клиентами претендуют девчонки года на три моложе меня, а мое место в сувенирной лавке? Нет, для меня это старт… и, по крайней мере, в паблик рилейшнз можно выпивать, так что хоть какая-то отрада. Слушай, почему бы тебе не выпросить выходной за хорошее поведение и не приехать ко мне на уик-энд?

В тот вечер я озвучила эту идею Дэну. Теперь, когда Джефф уже не зависел от моей груди и спал по ночам…

— Думаю, тебе стоит развеяться, — сказал Дэн, чем несказанно удивил меня.

— Ты уверен?

— Малыша можно будет оставлять у Бэбс на целый день, а я буду заниматься им по ночам. Во всяком случае, ты хоть отвлечешься. Я уверен.

Сказать, что я обрадовалась, — значит не сказать ничего. Я была потрясена тем, что Дэн оказался таким понимающим, так легко пошел мне навстречу и дал возможность передохнуть, в чем я отчаянно нуждалась. Более того, впервые за последние месяцы я действительно увидела в нем союзника.

На следующий день, забрав Джеффри из дома Бэбс, я поехала в Бриджтон, в единственное на всю округу туристическое агентство, и заказала себе билет на рейс авиакомпании «Истерн Эйрлайнз» из Портленда в нью-йоркский аэропорт Ла Гардиа с вылетом через десять дней. Цена билета меня поначалу шокировала — около ста долларов в оба конца. Но потом я рассудила, что, благодаря скромным накоплениям, которые мне удалось сделать со своего еженедельного заработка в шестьдесят долларов, я вполне могу себе позволить шикануть и потратить еще сотню долларов на четыре дня и три ночи, что я собиралась провести в Нью-Йорке.

Подумать только, целых четыре дня в Нью-Йорке! Это казалось мне несбыточной фантазией. Марджи взяла на себя организацию моего досуга — заказала билеты на новый мюзикл Сондхайма, «Маленькая серенада», и, конечно, предусмотрела вечеринку в компании своих друзей.

Но, уставившись на свое отражение в зеркале, я увидела перед собой провинциальную богиню плодородия. Все эти плотные ужины с пастой, да при полном отсутствии физических упражнений, добавили моей фигуре фунтов семь. Я поклялась себе, что сброшу пять фунтов за оставшуюся до отъезда неделю.

— Что за кроличья диета? — спросил Дэн, когда в тот вечер я подала ему на ужин лазанью, а себе настрогала моркови с обезжиренным творогом.

— Просто пытаюсь сбросить несколько фунтов, вот и все.

— Ты выглядишь прекрасно.

— Что ж, спасибо за комплимент, но похудеть мне все-таки не мешает.

— Чтобы Марджи и ее друзья не нашли тебя сельской толстушкой? Поверь мне, в Нью-Йорке всем плевать, насколько ты толстая… даже если ты не такая уж и толстая.

— Не такая уж толстая? Спасибо, док.

Но на самом деле мне было все равно, что думает Дэн о моих чрезмерных усилиях по похудению. Я продолжала сидеть на «кроличьей диете», при этом активно занимаясь подготовкой к отъезду. Прежде всего я договорилась с Бэбс насчет Джеффа («Нет-нет, никаких лишних денег я с тебя не возьму, — сказала она, — разве что привези мне пресс-папье с картинкой Эмпайр-стейт-билдинг, из которого сыплется снег, когда тряхнешь»), отпросилась у Эстель, позвонила в местную транспортную компанию из Бриджтона и заказала раннее утреннее такси до аэропорта Портленда.

Все было организовано, все готово, даже моя багажная сумка, которую я упаковала за три дня до отъезда. Марджи взяла на работе два лишних выходных и сообщила мне, что встретит меня в аэропорту Ла Гардиа.

За два дня до отъезда я была в библиотеке, старалась побыстрее управиться с делами, чтобы сесть за книгу И. Б. Уайта «Это Нью-Йорк», когда зашел Дэн. Я бросила взгляд на настенные часы. Было 11.05 утра — и, судя по времени суток и выражению лица моего мужа, случилось что-то ужасное.

— Что такое?

— У моего отца сердечный приступ.

Я закрыла глаза, и, как ни стыдно признаться в этом, моей первой мыслью было: я никуда не еду в этот уик-энд.

— Насколько все плохо? — спросила я.

— Обширный инфаркт. Он был на работе, когда это произошло. Пока ехала «скорая», все решили, что он уже умер. Медикам удалось завести его сердце, но…

Он закусил губу, пытаясь взять себя в руки. Я обняла его. Он уронил голову мне на плечо, сдерживая рыдания.

— Я только что звонил в госпиталь Гленз Фоллз. Они говорят, что это будет чудо, если он протянет неделю.

— Ты можешь сейчас туда поехать?

— У меня прием до трех, но сестра Басс уже связалась с региональным отделением здравоохранения в Льюистоне, и они ищут мне замену на время моего отсутствия. Я не могу уехать больше чем на неделю, потому что иначе город останется без врача…

Я приложила палец к его губам:

— Для тебя сейчас самое главное — быть у постели своего отца. Рейс есть, ты проверил?

— Придется лететь до Нью-Йорка, там ждать четыре часа местный рейс до Сиракьюса, а оттуда два часа на автобусе до Гленз Фоллз. К тому же, как выяснила сестра Басс, это обойдется в двести с лишним долларов в один конец. Так что я решил ехать на автобусе. В четыре из Льюистона отправляется «Трейлуэйз». Он, конечно, идет путаным маршрутом — через Берлингтон, потом через весь штат Нью-Йорк…

— Почему ты не хочешь ехать на машине?

— Потому что она тебе понадобится на этой неделе. А я, как доберусь до места, возьму машину отца.

— Дэн, это безумие — трястись двенадцать-тринадцать часов на автобусе.

— Я не хочу садиться за руль. Я сейчас не могу. Я слишком…

Он высвободился из моих объятий, вытер слезы, бросил взгляд на часы и сказал:

— У меня пациенты…

— Дэн, мне очень жаль.

Он лишь пожал плечами и вышел.

В тот же день я отвезла мужа в Льюистон. По дороге он почти не разговаривал, разве что обмолвился:

— Я сожалею о твоей несостоявшейся поездке в Нью-Йорк.

— Ну, это же непредвиденные обстоятельства.

— Как только все это кончится, ты сможешь поехать.

— Нью-Йорк никуда не денется.

Я высадила его на автовокзале Льюистона. Он чмокнул меня в щеку и сказал:

— Я позвоню завтра, расскажу, что там происходит.

Потом схватил с приборной доски мою пачку сигарет, взял свою багажную сумку и исчез в серых унылых интерьерах автовокзала «Трейлуэйз». Он даже не оглянулся на прощание.

Вернувшись в Пелхэм, я старалась не поддаваться отчаянию. Марджи приуныла не меньше моего.

— Вот ведь невезуха. Я так надеялась оторваться с тобой в этот уик-энд.

— Как только все утрясется…

— Ты имеешь в виду, как только старик Бакэн откинется…

— Да, как только мы его похороним, ты увидишь меня на Манхэттене.

— Как Дэн? Держится?

— В фирменном стиле Дэна.

Марджи все поняла.

— Просто он в шоке, — сказала она.

— Он был готов разрыдаться, но потом передумал.

— Не дави ты на него. Потерять отца — это не шутки.

— Я знаю, и он старается держать себя в руках. Но опять-таки, он оставил меня с таким чувством, будто я чужая в его жизни.

— Ты просто разочарована тем, что пришлось отменить поездку в Нью-Йорк.

— Дело не только в этом, Марджи.

— Это пройдет, дорогая. Поверь мне. И очень скоро ты будешь у меня. Но пока…

— Я знаю, знаю. Не раскисай. Смотри на жизнь с оптимизмом. Будь любящей, заботливой супругой.

Когда он позвонил мне на следующий день, его голос выдавал крайнюю усталость. Поездка на автобусе заняла четырнадцать часов. Он прибыл в Гленз Фоллз только в шесть утра и сразу же помчался в госпиталь, где его отец лежал в палате реанимации.

— Клинически он почти труп, — произнес Дэн тихим, безучастным голосом. — Произошло обширное и необратимое неврологическое нарушение в сочетании с сердечно-сосудистой травмой. Удивительно, но, несмотря на то, что миокард полностью разрушен и не наблюдается никакой мозговой деятельности, его сердце бьется. У него просто потрясающая тяга к жизни. Могут пройти недели, месяцы, прежде чем он уйдет… Как у тебя прошел день?

Я действительно очень переживала за Дэна и не замедлила сказать ему об этом.

— Если бы я мог, то сейчас же впрыгнул в этот автобус и поехал домой, — сказал он. — Боюсь, что здесь меня ждет лишь долгое прощание.

В тот же день, около шести, в дверь постучали. Это был Билли. Он смущенно улыбнулся мне и опустил глаза:

— Я услышал об отце дока Бакэна. Мне действительно очень жаль.

— Я обязательно передам ему твои слова.

— Хорошо, — кивнул он. И замолк.

— Что-нибудь еще, Билли?

— Просто хотел узнать — не нужно ли вам чего сделать по дому?

— У нас все в порядке благодаря тебе.

Он снова улыбнулся своей глуповатой улыбкой, но старательно избегал смотреть мне в глаза.

— Сегодня вот работал в доме Бланда. Мистер Симс опять остался без водопроводчика, так что пришлось вызывать меня. Ха-ха.

— Как там все движется, без проблем? — спросила я из вежливости, хотя мне больше всего хотелось поскорее закончить этот разговор.

— Собираются закончить недель через пять-шесть.

— Что ж, замечательно.

Снова повисла неловкая пауза. И тут, спасибо чуткому сердцу малыша, Джефф напомнил о себе истошным криком.

— Пожалуй, мне пора, — сказала я.

— О… конечно.

— Спасибо, что заглянул.

— Вам точно ничего не нужно отремонтировать или прибить?

— Если мне что-нибудь понадобится, ты первым об этом узнаешь.

Я закрыла дверь и подошла к манежу, где надрывался Джефф. Я взяла его на руки, вдохнула запах подгузника и поморщилась. Стоило мне уложить его на пол, чтобы переодеть, как зазвонил телефон. Я потянулась к трубке, одновременно расстегивая подгузник и задаваясь вопросом, не Билли ли звонит и как мне относиться к его странному дружелюбию. Но вместо этого я услышала мужской голос:

— Ханна Лэтам?

— Точнее, Ханна Бакэн.

Короткий смешок.

— Ах да, забыл, что ты замужем.

— Кто это?

— Тоби Джадсон.

— Кто?

— Ты что, забыла, что мы встречались? Тобиас Джадсон.

До меня дошло.

— Постой, ты — Тобиас Джадсон, прославившийся сидячей забастовкой в Колумбийском университете?

— Тот самый. И мы встречались накоротке вместе с твоим отцом в Бостоне… несколько лет назад. Вспомнила?

Конечно, я вспомнила. Это был тот вечер, когда я увидела отца с той женщиной.

— Откуда у тебя мой телефон, Тоби?

— Мне его дал твой отец.

— Понятно.

— И он сказал, чтобы я, если буду проездом в Мэне, навестил тебя.

— Так ты сейчас в Мэне?

— Слышала когда-нибудь о ресторане «Гудвин», где продают «Ужас-ужас»?

— Ты в Бриджтоне?

— Так точно, и я тут подумал: нет ли у тебя уголка, где бы я мог приткнуться на ночь?