Вознесение Габриеля Рейнард Сильвейн
Габриель дождался, когда она подойдет к кровати. Тогда он коснулся ее макушки, будто благословлял ее. Потом его пальцы скользнули по ее длинным волосам, переместились на лицо. Габриель гладил ее брови и скулы. Все это время он не сводил с нее глаз, и их жар постепенно стал проникать в сознание Джулии.
Сейчас в Габриеле было что-то от прежнего профессора Эмерсона, особенно в выражении его лица, а во взгляде горело неистовое желание. Джулия закрыла глаза. Он взял ее лицо в руки и замер.
— Открой глаза.
Она послушно открыла глаза и слегка вскрикнула, увидев его любовный голод. Габриель сейчас был похож на льва, которому не терпелось насытиться, но который пока еще подкрадывается к своей добыче. Он не хотел ее вспугнуть. Но она уже была беспомощна перед своим желанием. Она тоже хотела его.
— Неужели ты не скучала по моим ласкам? — спросил он, понизив голос до обжигающего шепота.
Ответом ему был сдавленный стон, сорвавшийся с ее губ. Габриель гордо выпятил грудь.
Он совершил долгое путешествие от ее лица к коленям. Он делал частые остановки, замирая и с наслаждением лаская ее тело в разных местах. Его прикосновения были легкими, но жаркими. Хотя в комнате по-прежнему было холодно, под его нежными пальцами Джулия согрелась. Но стоило ей вспомнить о холоде, как ее передернуло.
Габриель тут же прекратил свое путешествие и отошел. Джулия легла, переместившись к стене. Он прижался к ее спине и укрыл их нагие тела фиолетовым одеялом.
— Мне так не хватает наших занятий любовью. Я как будто лишился руки или ноги.
— Я тоже по тебе скучаю.
— Рад это слышать, — улыбнулся Габриель, чувствуя облегчение. — Минувшая неделя была словно пытка. Видеть тебя и не ласкать, как привык.
— И для меня эта неделя была словно пытка. Я привыкла получать твои ласки.
Интонации желания в ее голосе воспламенили кровь Габриеля. Он еще крепче обнял Джулию, осторожно коснувшись ее шеи.
— Когда занимаешься любовью, очень важно крепко прижиматься друг к другу.
— Вот уж не заподозрила бы вас, профессор Эмерсон, в пристрастии к крепким прижиманиям.
Габриель приник к ее шее, потом стал сосать кожу.
— С тех пор как ты сделала меня своим возлюбленным, у меня появилось множество пристрастий. — Он зарылся носом в ее волосы, вдыхая аромат ванили. — Иногда я спрашиваю себя: а сознаешь ли ты, как сильно ты меня изменила? Это настоящее чудо.
— Я не творю чудеса. Но я люблю тебя.
— И я тебя люблю.
Габриель затих, и это удивило Джулию. Она ожидала, что вслед за его словами они немедленно начнут заниматься любовью.
— Ты мне так и не рассказала, что у тебя произошло в ресторане «Кинфолкс» накануне Рождества. — Габриель старался говорить непринужденным тоном. Ему не хотелось, чтобы Джулия подумала, будто он ее упрекает.
Надеясь побыстрее закончить этот разговор и перейти к более приятным занятиям, Джулия рассказала о стычке с Натали, но умолчала о конце разговора, когда та прилюдно стала насмехаться над ее сексуальными недостатками. Слушая Джулию, Габриель перевернул ее на спину. Ему хотелось видеть ее лицо.
— Почему ты мне не рассказала в тот же день?
— Потому что было поздно вмешиваться.
— Черт побери, но я же люблю тебя! Почему ты смолчала?
— Потому что когда мы вернулись в дом Кларков, там тебя уже ждала Полина.
— Верно, — хмуро согласился Габриель. — Значит, ты пригрозила бывшей соседке по комнате разоблачительной статьей в газете?
— Да.
— Думаешь, она тебе поверила?
— Она хочет выбраться из Селинсгроува. Хочет стать официальной подругой Саймона, бывать с ним в Вашингтоне, участвовать в политических событиях. Она не станет портить себе жизнь.
— А разве сейчас она не его подруга?
— Натали — маленькая грязная тайна Саймона. Потому-то я так долго и не могла сообразить, что он с ней трахается.
Габриель вздрогнул. Джулия редко произносила подобные слова, но, когда это случалось, они резали ему слух.
— Посмотри на меня, — сказал он, уперев руки в матрас по обе стороны от ее плеч.
Джулия посмотрела в его встревоженные синие глаза.
— Я не прощу ему страданий, которые он тебе причинил. У меня была возможность намного серьезнее попортить ему физиономию. Жалею, что не воспользовался шансом. Но я ничуть не жалею, что он спутался с твоей бывшей соседкой по комнате, иначе ты бы сейчас не лежала рядом со мной. — Он поцеловал Джулию. Его рука путешествовала по изгибу ее шеи, пока он не услышал удовлетворенный вздох своей любимой. — Ты мой клейкий листочек. Мой прекрасный, печальный клейкий листочек, и я хочу видеть тебя цельной и счастливой. Я сожалею о каждой слезинке, которую ты пролила по моей вине. Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь меня простить.
Джулия обняла его и уткнулась лицом в его плечо. Ее руки путешествовали по его телу, пока их тела не слились. Тишину квартирки нарушало лишь тяжелое, сдавленное дыхание Габриеля и стоны Джулии, делавшиеся все пронзительнее.
Это был тайный язык, известный лишь влюбленным: ни один вздох и стон не оставались без ответа. Предчувствие нарастало, а вместе с ним нарастало любовное насыщение, пока стоны не превратились в крики, а те снова не стали вздохами. Габриель целиком накрывал ее своим телом, и ей было приятно ощущать его тяжесть, вдыхать его запах и наслаждаться соприкосновением их нагих тел.
Это и была радость, которой жаждал мир, — святая и языческая одновременно. Союз двух непохожих тел и душ, соединившихся плотно, без малейшего зазора. Это была картина любви и глубокого удовлетворения. Экстатический миг, дарующий блаженство.
Прежде чем выйти из нее, Габриель еще раз поцеловал ее в щеку и спросил:
— Ты согласна?
— На что?
— Простить меня за то, что обманывал тебя насчет Полины? За то, что пользовался ее слабостью?
— Второй вопрос не ко мне. Только она сможет тебя простить, — сказала Джулия, закусывая нижнюю губу. — Сейчас тебе нужно сделать все, чтобы она получила надлежащую помощь и потом смогла бы сама строить свою жизнь. Это твой долг перед ней.
Габриель хотел что-то сказать, но сила ее доброты почему-то заставляла его молчать.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Новый семестр сразу же начался для Джулии с напряженной работы над диссертацией. Да и Кэтрин Пиктон подгоняла Джулию, требуя не затягивать подачу новых глав. Чем быстрее эти главы попадут к ней, тем легче ей будет аргументированно говорить о способностях мисс Митчелл с Грегом Мэтьюсом, заведующим кафедрой романских языков в Гарварде, если он вникнет в суть ее рекомендательного письма.
Присутствие Габриеля мешало Джулии сосредоточиться. Когда она ему об этом говорила, ее голос звучал соблазнительно мягко. Блеск синих глаз, вся эта сексуальная алхимия, которой был насыщен воздух вокруг них, заставляли Джулию забывать обо всем. Габриелю это очень нравилось.
Счастливой паре пришлось пойти на компромисс. В рабочие дни их общение будет ограничиваться звонками, эсэмэсками и иногда — электронными письмами. Конечно, они могут встретиться за ланчем или обедом, но проводить эти дни Джулия будет у себя. Вечером в пятницу она будет появляться у Габриеля и оставаться там на выходные.
В середине января — это был вечер среды — уставшая Джулия позвонила Габриелю.
— У меня сегодня был чертовски тяжелый день, — сказала она, и по голосу чувствовалось, что она не притворяется.
— Чем же ты сегодня занималась?
— Профессор Пиктон требует, чтобы в одной из глав я выбросила три четверти содержания. Она считает, что я приукрашиваю Данте, как это делали романтики. — (Габриель даже ойкнул.) — Кэтрин ненавидит романтиков, так что можешь представить, как она сегодня разошлась. Мне пришлось выслушать ее длиннейший монолог. Из-за ее нотаций я чувствую себя дурой.
— Ты вовсе не дура, — заверил ее Габриель, усмехаясь в телефон. — Иногда и я после разговора с профессором Пиктон чувствую себя дураком.
— Мне трудно в это поверить.
— Видела бы ты меня накануне моего первого визита в ее дом. Я нервничал сильнее, чем на защите диссертации. Я чуть не забыл надеть брюки.
Джулия засмеялась.
— Наверное, бесштанный профессор Эмерсон встретил бы у Кэтрин самый теплый прием.
— К счастью, мне не понадобилось это проверять.
— Я тебе сейчас процитирую ее слова. Она сказала, что «мое похвальное трудолюбие компенсирует отдельные промахи в рассуждениях».
— В устах Кэтрин это высшая похвала. Она считает, что большинство людей вообще лишены способности рассуждать. По ее мнению, почти все население современного мира состоит из обезьян, научившихся носить одежду. И то случайно.
Джулия застонала от смеха и даже перевернулась на живот.
— Неужели она упала бы замертво, если бы сказала, что ей нравится моя диссертация? Или что я хорошо работаю?
— Кэтрин никогда тебе не скажет, что ей нравится твоя диссертация. Она считает положительную обратную связь проявлением унизительной снисходительности. Не удивляйся. Эти старые претенциозные выпускники Оксфорда все такие.
— Но вы-то непохожи на них, профессор Эмерсон.
Даже шутливое изменение ее тона заставило его вздрогнуть.
— Увы, мисс Митчелл, и я таков. Вы просто забыли.
— Сейчас ты сама любезность.
— Надеюсь, что так, — прошептал он, и голос его дрогнул. — Но не забывай: ты моя возлюбленная, а не моя аспирантка. — Тут он лукаво улыбнулся: — Только в вопросах любви.
Джулия засмеялась, и он засмеялся вместе с нею.
— Кстати, я дочитала книгу, которую ты мне дал. «Суровое милосердие».
— Быстро же ты. И как тебе удалось?
— По ночам мне очень одиноко. Я читала ее, чтобы уснуть.
— У тебя нет причин чувствовать себя одинокой. Бери такси и приезжай. Я составлю тебе компанию.
— Да, профессор, — выпучив глаза, ответила Джулия.
— Прекрасно, мисс Митчелл. Ну и как тебе книга?
— Я что-то не понимаю, почему Грейс так любила этот роман.
— Что тебя удивляет?
— Сначала идет романтическая любовная история. Но когда герои становятся христианами, они решают, что их любовь друг к другу — это проявление язычества, что каждый сделал из другого идола. От этого мне стало грустно.
— Жаль, что автор тебя опечалил. Я так и не удосужился прочесть этот роман, хотя Грейс постоянно о нем говорила.
— Габриель, ну как любовь может быть языческой? Я не понимаю.
— Ты задаешь этот вопрос мне? Я думал, что в наших отношениях язычник — это я.
— Ты не язычник. Ты сам мне говорил.
— Говорил, — задумчиво вздохнул Габриель. — Ты не хуже меня знаешь, что Данте рассматривает Бога как единственную силу во вселенной, способную удовлетворить чаяния души. Данте безоговорочно осуждает грех Паоло и Франчески. Они пренебрегли высшим благом — Божьей любовью — ради человеческой любви. Конечно же, это грех.
— Паоло и Франческа были прелюбодеями. Прежде всего, они не должны были влюбляться друг в друга.
— Верно. Но даже если бы они были просто любовниками, не связанными узами брака, позиция Данте осталась бы прежней. Если они любят друг друга до самозабвения, забывая про все и вся, тогда их любовь языческая. Они сделались идолами друг для друга, а свою любовь сделали общим идолом. К тому же они очень глупы, поскольку ни один человек не в состоянии сделать другого человека полностью счастливым. Для подобного счастья люди слишком несовершенны.
Слова Габриеля ошеломили Джулию. Хотя часть из того, что он сказал, она уже знала, ей было странно слышать подобные высказывания из его уст.
Получалось, что в своей любви к Габриелю и она была язычницей, о чем даже не подозревала. Более того, если он действительно верил в то, что сейчас сказал, его взгляды на их отношения были более возвышенными. Эти мысли шокировали Джулию.
— Джулианна? Ты меня слышишь?
— Да, — сказала она, вынужденная прочистить горло.
— То, что я сейчас сказал, — всего лишь теория. К нам она не имеет никакого отношения.
Он продолжал говорить, однако тягостное чувство, завладевшее Джулией, не исчезало. Он знал, что сделал из своей Джулианны идола, свою Беатриче, и никакое отрицание, никакая хитроумная риторика не превратит эту правду в ложь. В свое время Габриель проходил «Двенадцать шагов» — программу психологической реабилитации, которая призывала сосредоточиваться на высшей силе, а не только на себе, своих любимых или своей семье. Наверное, он знает, о чем говорит.
— И все-таки почему Грейс нравилась эта книга? Я так и не понимаю.
— Ты не понимаешь, а я не знаю, — сказал Габриель. — Возможно, когда Ричард появился в жизни Грейс и очаровал ее, она восприняла его как спасителя. Он женился на ней, и они, образно говоря, скрылись в лучах заходящего селинсгроувского солнца.
— Ричард — хороший человек, — прошептала Джулия.
— Да, хороший. Но Ричард не бог. Если бы Грейс вышла за него, думая, что его совершенство устранит все ее проблемы, их отношения долго бы не продлились. Рано или поздно наступило бы разочарование, и Грейс отправилась бы искать другого принца, способного ее осчастливить. Думаю, Ричард и Грейс потому и были так счастливы в браке, что оба всегда оставались реалистами. Их ожидания были реалистичны. Ричард знал: Грейс не может соответствовать всем его требованиям. И Грейс знала то же о Ричарде. Отсюда понятно, почему духовное измерение было столь важным для них обоих.
— Возможно, ты прав. «Суровое милосердие» значительно отличается от романа Грина, который ты читал.
— Отличается, но ненамного.
— Грин пишет о любовных отношениях и человеке, который ненавидит Бога. Я посмотрела в Википедии содержание этого романа.
Габриель едва удержался, чтобы не рявкнуть на нее.
— Джулианна, поменьше лазай в Википедию. Ты же знаешь, что этот сайт — весьма ненадежный источник информации.
— Да, профессор Эмерсон, — промурлыкала Джулия.
Он застонал.
— Как ты думаешь, а почему герой Грина ненавидит Бога? Потому что женщина, которую он любил, оставила его ради любви к Богу. Выходит, Джулианна, мы оба с тобой читаем романы о язычниках. Просто они кончаются по-разному. — Габриель невольно улыбнулся. — Знаешь, уже поздно, чтобы продолжать нашу дискуссию. Ты наверняка устала, а мне еще нужно доделать кое-какую писанину.
— Я люблю тебя. До безумия.
Интонация ее голоса заставила его сердце биться быстрее.
— И я тебя люблю. Очень-очень-очень. Я в этом уверен. Но не знаю, как любить тебя по-другому.
Его последние слова были произнесены шепотом, но от них воздух в квартире Джулии накалился.
— И я не знаю, как любить тебя по-другому, — прошептала она.
— В таком случае да будет Господь милосерден к нам обоим.
Если бы Габриеля спросили, хочет ли он вновь оказаться в кабинете психотерапевта, он бы наверняка ответил «нет». Ему не улыбалась перспектива рассказывать о своих чувствах, о детстве или заставлять себя вновь переживать все его отношения с Полиной. Он не хотел говорить о своей былой зависимости от кокаина, о профессоре Сингер и тех бесчисленных женщинах, что побывали у него в постели.
Но он хотел строить будущее с Джулией. Хотел видеть ее душевно здоровой, расцветшей полностью, а не частично. Он втайне опасался, что препятствует ее расцвету… просто потому, что он Габриель.
Поэтому он поклялся сделать все, что в его силах, дабы поддержать ее, включая и изменение своего поведения в лучшую сторону и большее внимание к ее потребностям. Приняв такое решение, Габриель понял: ему не помешает объективная оценка его эгоизма и ряд практических советов по преодолению оного. В конце концов он решил побороть свой дискомфорт и замешательство и признать: да, он нуждается в регулярных еженедельных встречах с психотерапевтом.
По мере того как мелькали январские дни, Габриель и Джулия все яснее и яснее понимали, насколько им повезло с выбором психотерапевтов. Доктора Николь и Уинстон Накамура были семейной парой. Работа супругов Накамура с психологическими и личностными проблемами клиентов строилась на идее интегрального подхода, когда проблемы и их решения рассматривались одновременно на духовном и бытийном уровне.
Николь заботила природа отношений Джулии с Габриелем. Разница в силе партнеров была налицо. Габриель был сильной личностью, в то время как у Джулии присутствовала заниженная самооценка и неуверенность в себе. Их романтические отношения не столько помогали Джулии, сколько угрожали ее душевному здоровью.
Однако Джулия утверждала, что любит Габриеля и очень счастлива с ним. Николь понимала: ее клиентка получает немало удовольствия от отношений с этим мужчиной. Кроме того, рядом с Габриелем Джулия чувствует себя надежно защищенной. Однако странный рассказ Джулии о том, как они с Габриелем встретились, потом долго не виделись и наконец встретились опять, насторожил Николь. Еще более ее насторожило прошлое Габриеля и аддиктивный тип его личности. В мозгу психотерапевта замигали многочисленные красные сигналы опасности. То, что в мозгу Джулии не мигало ни одного тревожного сигнала, говорило о ее собственном психологическом состоянии, которое она не вполне осознавала.
Уинстон не стал миндальничать с Габриелем и заявил своему клиенту, что, продолжая пить и отказываясь посещать собрания «Анонимных наркоманов», он рискует психическим здоровьем. Ознакомительная беседа превратилась в яростное столкновение мнений, и рассерженный Габриель выскочил из кабинета.
Тем не менее он пришел на следующий сеанс, пообещав, что будет посещать собрания «Анонимных наркоманов». Побывав там один или два раза, больше он туда не ходил.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
«Снегопад в городе разительно отличается от снегопада на природе», — подумала Джулия, когда они с Габриелем шли сквозь падающие снежинки к его дому, чтобы взять машину. Сегодня вечером им предстояло торжество в модном французском ресторане «Оберж дю помье».
Схватив Джулию за руку, Габриель втащил ее в тамбур какого-то магазина и крепко поцеловал, прижав к стеклянной стене. Она лишь беззвучно смеялась и, когда поцелуй закончился, вывела его обратно на улицу, чтобы полюбоваться падающим снегом.
На природе человеку слышен шепот падающих снежинок. Там этим крупным пушистым посланницам небес не мешают небоскребы и офисные здания. В городе ветер несет снег по ущельям между высотными домами, и на пути снегопада возникает множество помех. Примерно так думала Джулия, идя с Габриелем.
Когда они подошли к дому Габриеля, Джулия ненадолго остановилась перед витриной большого магазина, торговавшего фарфором. Он занимал едва ли не весь первый этаж. Однако Джулию не интересовала внушительная витрина с фарфором, которая, казалось, властно поглядывает на нее. Джулию интересовал лишь ее обаятельный спутник.
Габриель надел черное длинное шерстяное пальто с черным бархатным воротником и шарф от «Барберри», который он повязал на манер шейного платка. Рука, сжимавшая ее руку, была в черной кожаной перчатке. Но более всего Джулию удивлял его головной убор.
Профессор Эмерсон был в берете.
Джулия находила в его выборе странную притягательность. Габриель отказался подчиниться местной традиции и не стал надевать вязаную шапочку с помпоном или без него. Черный шерстяной берет вполне гармонировал с его пальто, и Габриель в берете выглядел очень элегантно.
Заметив, что Джулия любуется его отражением в витрине, он улыбнулся и спросил:
— Что, нравится?
— Как ты обаятелен, — запинаясь, ответила она, не в силах отвести глаза от его чертовски завораживающей фигуры.
— Это ты у нас обаятельная. Снаружи и внутри. Вкусная, как фруктовое мороженое на палочке. — Он долго и нежно целовал ее перед витриной, в которой была выставлена добрая сотня разных вещиц из костяного фарфора, а потом уткнулся Джулии в ухо и прошептал: — А знаешь, давай лучше возьмем такси. Тогда все мое внимание будет поглощено тобой. Я только заскочу в магазин и сниму деньги в банкомате. Я мигом. Хочешь, идем вместе.
— Я постою здесь, — покачала головой Джулия. — Мне нравится смотреть на снегопад.
— Это же канадская зима! — громко фыркнул Габриель. — Уверяю тебя, снегопадов еще будет предостаточно.
Отогнув ее пашмину, Габриель поцеловал Джулию в шею и скрылся в магазине.
Джулия стала разглядывать витрину. Ей понравился столовый сервиз, и она представила, как бы тот смотрелся в квартире Габриеля.
— Джулия?
Она обернулась и уткнулась в широкую грудь Пола. Он улыбнулся, заключив ее в теплые объятия.
— Как поживаешь?
— Прекрасно, — торопливо ответила она.
Ее беспокоило, что из магазина может в любую секунду выйти Габриель и увидеть их вдвоем.
— А ты замечательно выглядишь, — сказал Пол. — Хорошо провела Рождество?
— Очень даже хорошо. Я тебе из Пенсильвании привезла небольшой подарок. Я его положу в твой почтовый ящик на факультете. А как ты провел Рождество?
— Отлично. Занят был по горло, но мне понравилось. Как твоя диссертация?
— Подвигается. Профессор Пиктон не дает мне спуску.
— Другого я от нее и не ожидал, — усмехнулся Пол. — Давай на следующей неделе сходим куда-нибудь. Посидим за чашечкой кофе, и ты расскажешь мне обо всем.
— Пока не знаю, — улыбнулась Джулия, едва удерживаясь, чтобы не повернуться ко входу в магазин.
И вдруг Пол перестал улыбаться и нахмурился. Он подошел ближе. Его лицо, обычно добродушное, было мрачным.
— Что у тебя произошло?
Джулия оглядела свое зимнее пальто, но не заметила ничего, что могло бы насторожить Пола. Может, Габриель, когда целовался, испачкал губы в помаде и потом оставил следы на ее щеках? Джулия обтерла лицо.
Однако Пол смотрел не на ее щеки. Он смотрел на ее шею.
Он подошел совсем вплотную, можно сказать вторгся в ее личное пространство, и своей медвежьей лапой потянул за край фиолетовой пашмины.
— Боже милосердный! Джулия, что это у тебя?
Джулия вздрогнула, когда пальцы Пола, загрубелые от физического труда, осторожно дотронулись до шрама на ее шее, оставшегося от укуса Саймона. Джулия мысленно отругала себя за рассеянность. Утром, накладывая макияж, она совсем забыла про тональный маскировочный крем.
— Ничего особенного. Как видишь, я в полном порядке.
Она попятилась назад и дважды обмотала пашмину вокруг шеи, сделав вид, что возится с концами. Это позволило ей не смотреть на Пола.
— «Ничего особенного» так не выглядит. А это очень Даже особенное. Неужели это твой парень приложился?
— Конечно же нет! Он на такое не способен.
Пол склонил голову набок.
— Ты рассказывала, что прежде он делал тебе больно. Я подумал, что это и было причиной, почему ты с ним порвала.
Джулия оказалась в тисках собственной лжи, сжимавшей ее, словно кольца удава. Она попыталась возразить, но тут же закрыла рот, поскольку не знала, что говорить.
— Он тебя укусил из любви? Или от злости? — допытывался Пол, стараясь говорить спокойно.
Узнав, что с Джулией обошлись так жестоко, Пол разъярился. Ему захотелось обязательно найти обидчика и хорошенько отметелить. Несколько раз подряд.
— Оуэн никогда бы себе этого не позволил. У него и в мыслях нет поднимать на меня руку.
— Джулия, я тогда вообще ничего не понимаю. Что с тобой произошло?
Джулия, оторопев от вспышки его гнева, опустила глаза, глядя на свои сапоги.
— Только не надо мне врать, — тихо произнес Пол.
— Это было давно, в День благодарения. Ты помнишь, я ездила домой. Я была одна. В дом ворвался незнакомец. С тех пор у меня этот шрам. Но его скоро бесследно удалят.
Пол задумался над услышанным.
— А тебе не кажется странным поведение этого грабителя? Как будто у него были личные мотивы.
Джулия принялась кусать внутреннюю поверхность щек.
— Если в дом вломился грабитель, что в этом постыдного? Ты ни в чем не виновата, — горячился Пол. — Понимаю, тебе не хочется рассказывать. — Он взял ее руку в свою и провел большим пальцем по ее ладони. — Если тебе понадобится избавиться от него, я готов помочь.
— Спасибо, ты очень добр ко мне. Но полиция уже его поймала. Мне ничто не угрожает.
Полу стало заметно легче.
— Крольчиха, я твой друг. Я беспокоюсь за тебя. Давай я тебе помогу, пока не случилось чего-нибудь похуже.
Джулия вырвала руку:
— Я не крольчиха и в твоей помощи не нуждаюсь!
— Я вовсе не хотел тебя обидеть этим прозвищем, — смутился Пол. — Но почему Оуэн не спас тебя? Я бы этого мерзавца измолотил в фарш.
Джулия начала рассказывать Полу, что Оуэн фактически и спас ее, но быстро осеклась, решив не говорить лишнего.
— Что же у тебя за парень такой, если позволил, чтобы с тобой так обращались?
— Я тебе уже сказала: я была дома одна. Никто и подумать не мог, что этот тип ворвется и нападет на меня. И потом, Пол, что бы ты обо мне ни думал, я не кисейная барышня. — Ее глаза сердито сверкнули.
Пол смотрел на нее и уже не улыбался.
— Я и не говорил, что ты кисейная барышня. Но след на твоей шее оставил не грабитель. Это больше похоже на попытку изнасилования. Даже за то короткое время, что мы с тобой знакомы, тебе угрожали несколько человек. Ты и сама это знаешь. Криста, профессор Пиранья, Эмерсон…
— Это совсем другой случай.
— Ты заслуживаешь лучшей участи, чем быть чьей-то боксерской грушей. — Он говорил тихо, и от этого Джулию пробрала дрожь. — Я бы никогда не обращался с тобой вот так.
Джулия молча смотрела в его добрые карие глаза, мечтая, чтобы Габриель задержался.
Пол засунул руки в карманы пальто. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу.
— Я иду в сторону Янг-стрит. Друзья пригласили на обед. Если хочешь, идем со мной.
— Я и так почти весь день провела вне дома. Мне пора домой.
— Жаль, — кивнул Пол, — я опаздываю, а то проводил бы тебя. Тебе нужны деньги на такси?
— Спасибо, не надо. У меня есть. — Джулия подтянула перчатки. — Ты хороший друг, — сказала она.
— До встречи. — Пол невесело улыбнулся и зашагал прочь.
Джулия повернулась к стеклянным дверям магазина. Габриеля по-прежнему не было.
— Джулия! — окликнул ее Пол.
— Что?
— Будь осторожна, хорошо?
Она кивнула, махнув ему рукой. Больше Пол не оборачивался.
Джулия резко проснулась. Было два часа ночи. Она лежала в кровати Габриеля. Вокруг было темно. Она лежала одна.
Габриель вернулся почти сразу же после того, как она простилась с Полом. Если он и видел их встречу, то не сказал об этом ни слова. Правда, в ресторане он был непривычно тих. Вечером, когда Джулия собралась спать, он поцеловал ее в лоб и сказал, что скоро тоже ляжет. Прошло уже несколько часов, а он по-прежнему не ложился.
Джулия на цыпочках вышла в коридор. Везде было темно, только из-под двери кабинета Габриеля выбивалась полоска света. Джулия замерла, прислушиваясь. Наконец, услышав стук компьютерных клавиш, она нажала ручку и вошла.
Мало сказать, что Габриель удивился, увидев ее. Он быстро повернулся к ней, и его глаза за стеклами очков сощурились. В них Джулия уловила какую-то тревогу.
— Ты почему не спишь? — Он порывисто встал, опустив массивный оксфордский словарь на кучу бумаг, разбросанных по столу.
Читать бесплатно другие книги:
