Вознесение Габриеля Рейнард Сильвейн
Губы Габриеля двигались по ее щеке, по подбородку, а потом начали мучительно медленный спуск по левой стороне ее шеи, пока не добрались до впадинки у основания горла.
— Ну как? Или ты это тоже назовешь холодным?
— Н-нет, — ответила Джулия, вся дрожа.
Нос Габриеля достиг ее уха, а его зубы начали покусывать мочку. При этом он еще успевал шептать слова восхищения.
— А что ты скажешь об этом?
Его правая рука медленно спускалась по ее телу, ощупывая каждое ребро, словно они состояли из драгоценных камней или он хотел найти место, куда встало ребро, взятое в незапамятные времена у Адама. Он слегка подвинул Джулию, и ее бедро скользнуло по его бедру. Все это являлось красноречивым подтверждением его страсти.
— Ты решишься это отрицать?
— Нет.
Габриель страстно глядел на нее:
— А теперь, когда ты убедилась, что я ничуть не остыл, мне будет интересно услышать твой ответ.
Ей было трудно рассуждать в объятиях Габриеля. Джулия попробовала высвободиться из его рук, но он еще крепче обнял ее.
— У меня не было других женщин. Даже когда я был один, я мысленно держал тебя в объятиях. Но если бы ты вдруг сказала, что полюбила другого и счастлива, я отпустил бы тебя. Хотя, должен признаться, это был бы удар по мне. — Габриель поморщился и шепотом продолжил: — Джулианна, я всегда буду тебя любить, независимо от того, любишь ты меня или нет. Это мой рай и мой ад.
Несколько минут в комнате стояла звенящая тишина. Потом Джулия дрожащей рукой прикрыла себе рот. Из ее глаз полились медленные, крупные слезы.
— Что случилось? — Габриель несколько раз обнял ее и наконец уговорил плакать у него на груди. — Я не хотел сделать тебе больно, — с отчаянием произнес он, гладя ее по руке.
Прошло еще несколько минут, прежде чем Джулия успокоилась и смогла говорить.
— Ты любишь меня.
На лице Габриеля тут же отразилось недоумение.
— Это вопрос? — Джулия не ответила, и Габриель не на шутку испугался. — Ты не верила, что я тебя люблю? Но ведь я постоянно говорил тебе об этом. Поступками, словами и телом я старался показать тебе свою любовь. Неужели ты не верила мне? — (Джулия качала головой, будто показывая, что он ее не понял.) — Скажи, ты мне верила? Когда мы были в Италии? Когда ездили в Белиз? — Габриель схватил себя за волосы. — Боже мой, Джулия, неужели ты сделала меня своим первым мужчиной, думая, что ты мне просто нравишься?
— Нет.
— Тогда почему ты только сейчас поверила в мою любовь?
— Потому что ты готов отпустить меня ради моего счастья, даже если это счастье с другим. — Две слезинки скатились по ее щеке, и он пальцами поймал их. — Так бывает, когда ты по-настоящему кого-то любишь. Ты хочешь, чтобы этот человек был счастлив. — Джулия вытерла глаза тыльной стороной ладони. Габриель увидел слезинку, покатившуюся по его обручальному кольцу, которое теперь было на ее большом пальце. — Когда на репродукции я увидела святого Франциска, спасающего душу Гвидо де Монтефельтро, я не поняла, зачем ты ее туда положил. Зато теперь я понимаю ее смысл. Ты опасался, что университетские власти поломают мне жизнь, и решил перевести их удар на себя. Ты настолько любил меня, что позволил мне исчезнуть из твоей жизни, хотя это терзало твое сердце.
— Джулия, я…
Возражения Габриеля потонули в тепле ее губ, прижавшихся к его губам. Поцелуй был целомудренным и печальным, эротичным и радостным.
До этого момента Джулия не считала себя достойной того вида любви, что у греков назывался агапе. Этот вид любви не был ее целью и предметом ее поисков. Когда Габриель впервые признался ей в любви, Джулия поверила ему. Но тогда она не понимала всей силы и глубины его чувств. Понимание пришло к ней только сейчас, и вместе с пониманием пришло и сильное чувство благоговейного восторга.
Возможно, любовь Габриеля всегда была жертвенной. Возможно, со временем его любовь стала еще более сильной и зрелой, подобно старой яблоне, накормившей их в тот знаменательный вечер. А Джулия этого не замечала.
Впрочем, ее сейчас не занимало происхождение его жертвенной любви. Переживая новое состояние, для которого у нее не было иных определений, кроме слов «что-то очень глубокое», Джулия знала: впредь она может не сомневаться в его любви. Габриель любил ее с тех самых пор, как впервые увидел, любил целиком, полностью и без сомнений.
Он немного отодвинулся, прижал ладонь к ее лицу.
— Я не считаю себя благородным. Но мою любовь к тебе невозможно погасить. Когда я пришел в твою квартиру, моим намерением было сказать тебе о своей любви и убедиться, что у тебя все хорошо. И если бы ты прогнала меня… — Он сделал глубокий вдох… — Я ушел бы.
— Я не собиралась тебя прогонять, — прошептала Джулия. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы тебе помочь.
— Спасибо.
Джулия вновь оказалась у него на груди.
— Я виноват в том, что оставил тебя, — сказал Габриель, целуя ее.
ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ
В последующие дни и недели Джулия и Габриель виделись столько, сколько позволяло время. Габриель готовился к осеннему семестру. Джулия продолжала работать в магазине, где ее часто просили выходить на всю смену. Когда встретиться не получалось, они перезванивались и переписывались по электронной почте.
Джулия продолжала ходить на сеансы психотерапии к доктору Уолтерс. После возвращения Габриеля эти сеансы переместились в новую плоскость. Теперь Джулия и Габриель посещали парные сеансы, тоже раз в неделю, которые быстро превратились в приготовления к их браку, хотя и неофициальные.
В августе Джулия перебралась из квартиры в аспирантское общежитие. К тому времени им с Габриелем удалось преодолеть несколько проблем в общении. Но упрямство, свойственное обоим, оставалось. Габриель отказывался заниматься с ней любовью до тех пор, пока они не поженятся, а Джулия медленно и упорно стремилась подвигнуть его к интимной близости. В одной постели они спали редко, опять-таки из-за Габриеля, а когда это бывало, он ложился с мрачным видом мученика.
В одну из таких ночей Джулия лежала в объятиях заснувшего Габриеля. Ей не спалось. От его тела исходило приятное тепло. Прежде чем уснуть, он шептал Джулии ласковые слова, однако она чувствовала себя отвергнутой. Почему-то раньше, стоило Полине ворваться в его жизнь, страстный профессор не нуждался в долгих уговорах. А сейчас, постоянно клянясь Джулии в своей вечной преданности, он отказывал ей в телесной любви.
Грудь Габриеля равномерно поднималась и опадала под ее щекой. Джулия думала о своем жизненном пути. Потом она подумала о Беатриче. Должно быть, Беатриче было одиноко вечерами. Ей хотелось, чтобы Данте оказался рядом, но ей пришлось смириться с тем, что он боготворит ее на расстоянии.
— Джулия.
Услышав свое имя, Джулия вздрогнула. Габриель пробормотал что-то еще, крепче обнял ее и притянул к себе.
Из ее глаза вытекла одинокая слезинка.
Джулия знала: Габриель любит ее. Это знание было приятным и будоражащим. Габриель старался отринуть прошлое, в котором присутствовала Полина и другие женщины. Платить за это пришлось Джулии. Правда, вряд ли ее плата была выше той, что платил Габриель за ее стыд и унижения, которые она терпела от Саймона.
Услышав новое бормотание, Джулия прошептала ему на ухо:
— Я здесь.
Потом она прижалась губами к его татуировке и закрыла глаза.
ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ
Невзирая на мучения, вызванные отсутствием физической близости, Джулия убедилась, что Габриель постоянно придумывает новые и весьма остроумные способы продемонстрировать ей свою любовь. Джулии не всегда было легко и просто с ним, но она продолжала верить в него.
Габриель отказывался даже обсуждать возможность остаться на ночь в ее комнатке, но часто заглядывал к ней в общежитие, принося цветы и лакомства. Тогда они устраивали пир прямо на полу. Он водил Джулию в кино, стойко выдерживая глупые американские романтические комедии, а после сеанса провожал до дверей общежития, целовал, желая спокойной ночи, и уходил.
Габриель находил достаточно причин, чтобы вечера пятницы и субботы проводить вместе с Джулией в библиотеке, где он писал новую книгу, а она готовилась к семинару профессора Маринелли. Джулии нравилось его галантное ухаживание, нравились его слова. И все же ей хотелось большей близости, а такая близость была возможна лишь при занятиях любовью.
Июль сменился августом, и двадцать первого числа они оба полетели в Филадельфию, чтобы помочь Рейчел и Эрону с приготовлениями к свадьбе. Войдя в холл отеля «Четыре сезона», Джулия так и застыла на месте. В кресле сидел ее отец и читал «Филадельфия инкуайрер».
— Мой отец здесь, — в ужасе прошептала Джулия, надеясь, что Габриель успеет добраться до лифта, прежде чем Том поднимает голову и выстрелит в него из дробовика.
— Знаю. Я ему позвонил.
— Зачем ты это сделал? — ошеломленно глядя на Габриеля, спросила Джулия. — Он ведь собирается тебя убить.
Профессор Эмерсон вытянулся во весь рост.
— Я хочу на тебе жениться, значит, я должен восстановить отношения с твоим отцом. Я хочу находиться с ним в одной комнате и знать, что он не попытается меня застрелить или кастрировать.
— Ты выбрал не лучшее время, чтобы просить у него моей руки, — прошептала Джулия. — Если тебе повезет, он вместо кастрации отрежет тебе ноги швейцарским армейским ножом.
— Я не собираюсь просить у него разрешения на брак с тобой. Решение принимаешь ты. Но неужели тебе хотелось бы выйти замуж за человека, который противен твоему отцу?
Разволновавшаяся Джулия заламывала руки.
Габриель наклонился к ней и прошептал:
— Я приму некоторые меры предосторожности. Думаю, еще не все потеряно и он примет наши отношения. Не удивлюсь, если потом отец поведет тебя по церковному проходу к алтарю.
Едва эти слова успели слететь с губ Габриеля, как Том увидел стоящую пару. Он широко улыбнулся своей маленькой девочке, потом взглянул на Габриеля и нахмурился. Встав с кресла, Том бросил пиджак на спинку и упер руки в бока. Вид у него был угрожающий.
«О боги, покровительствующие женщинам, чьи отцы вознамерились кастрировать их любимых прямо в вестибюле отеля „Четыре сезона“, сделайте так, чтобы у моего отца под рукой не нашлось ничего острого».
На глазах у Тома Габриель храбро поцеловал Джулию в лоб. Все это время он безотрывно глядел на ее отца. Том тоже смотрел на него, и его взгляд не предвещал ничего хорошего.
— Привет, папа! — Джулия подошла к отцу и обняла его.
— Привет, Джули. — Том торопливо обнял дочь и заслонил ее своей спиной. — И ты тут, Эмерсон, — процедил он сквозь зубы.
Не обращая внимания на враждебный тон, Габриель протянул Тому руку. Том глядел на Габриеля так, словно перед ним стоял отпетый преступник.
— Думаю, нам стоит найти тихий уголок в здешнем баре. Не хочу, чтобы лишние уши слышали то, что я собираюсь тебе сказать. Джули, тебе помочь занести вещи в номер?
— Не надо, это сделает носильщик. Габриель, я поднимусь в свой номер. Свой ты осмотришь потом сам. Хорошо?
Габриель кивнул. Чувствовалось, услышанное немного успокоило Тома. По крайней мере, его Джули сейчас не сожительствовала с этим дьяволом во плоти.
— Прошу принять во внимание: я люблю вас обоих и мне очень хотелось бы, чтобы вы обошлись без взаимного членовредительства.
Джулия опасливо посмотрела на мужчин. Не дождавшись ответа, она тряхнула головой и направилась к стойке администратора. Ее первой заботой было выяснить, достаточно ли заполнен мини-бар.
Вечером, после несколько напряженного, но все равно приятного обеда с отцом, Джулия раскрыла подарочную корзинку с принадлежностями для ванны, присланную ей в номер Габриелем. Все флаконы были лавандового цвета. Такого же цвета — цвета девственности — была и губка. Джулия засмеялась, вспомнив, как Габриель впервые мыл ее губкой.
Однако восторг прошел, когда Джулия поняла, что содержимое флаконов лавандового цвета имело и аромат лаванды. А ведь Габриель прекрасно знал, что всем прочим ароматам она предпочитает запах ванили. Возможно, это был его способ держать ее на расстоянии. Наверняка она этого не знала, но уважала его желание и надеялась, что он изменит свою позицию, причем скоро.
Джулия нежилась в большой ванне, когда зазвонил ее мобильник. К счастью, он находился в пределах досягаемости.
— Что делаешь? — раздался голос Габриеля.
— Принимаю ванну. Кстати, спасибо тебе огромное за подарочную корзинку. А как ты?
— Не могу сказать, чтобы разговор с твоим отцом доставил мне удовольствие, но нам с ним нужно было поговорить. Я дал ему возможность выпустить по мне всю обойму ругательств. Он обозвал меня «паршивой наркотой», не заслуживающей тебя. Затем я с максимальными подробностями рассказал ему о случившемся с нами. К концу нашего разговора он даже угостил меня пивом. Правда, держался он по-прежнему угрюмо.
— Ты шутишь.
— Ничуть.
— Не могу представить, чтобы Том выложил десять долларов за бутылку «Шиме премьер».
Габриель засмеялся:
— На самом деле это был «Будвайзер», причем даже не оригинальный «Будвайзер Будвар» из Чехии. Но он угощал.
— Должно быть, ты очень сильно меня любишь, если вместо привычных тебе европейских сортов пива согласился пить «жуткое пойло». — Джулия с тоской поглядела на просторную ванну. Жаль, что Габриеля нет рядом.
— Пить американское пиво — это самое малое, на что я способен ради тебя. Вряд ли твой отец готов простить меня. Он считает, что я тебя опозорил, и все такое. Однако я не теряю надежды наладить с ним отношения. Я ему сказал, что хочу на тебе жениться. Он упоминал об этом за обедом?
Джулия немного помедлила с ответом.
— Отец сказал, что я его маленькая девочка и он хочет меня защищать. Потом пошли фразы в твой адрес. Отнюдь не комплименты. Правда, отец согласился, что я уже взрослая и должна жить своей жизнью. Потом он сказал, что ты изменился. Даже в сравнении с вашей прошлой встречей. Думаю, ты его удивил, а его не так-то легко удивить.
— Прости меня, — с болью в голосе произнес Габриель.
— За что?
— За то, что я не из тех парней, которых можно без стыда привести домой и познакомить с отцом.
— О чем ты говоришь? Раньше отец думал, что солнце светит прямо из задницы Саймона. Он не умеет разбираться в людях и не знает тебя так, как знаю я.
— Но он твой отец.
— Я с ним справлюсь.
Габриель помолчал, обдумывая ее ответ.
— Кстати, мой разговор с Томом послужил неплохим разогревом перед обедом с моей семьей.
— Неужели? Как все прошло?
— Одно дело — говорить со Скоттом по телефону, и совсем другое — сидеть с ним за обедом.
— Скотт пытается меня защитить. Я с ним поговорю.
— Отец просил на свадебном приеме поднять тост за маму.
— Представляю, как тебе будет трудно. Ты уверен, что хочешь произнести такой тост?
Габриель опять замолчал.
— Есть вещи, которые я должен сказать вслух. Мне на это понадобилось почти тридцать лет. Сейчас мой шанс.
— Значит, ты со всеми расцеловался и восстановил отношения?
— В основном. Мы с отцом помирились еще несколько недель назад. По телефону.
— А с малышом Тэмми ты тоже познакомился?
Габриель фыркнул:
— Этот милый малютка запачкал меня почти сразу же, как я взял его на руки. Возможно, Скотт научил ребенка не скрывать своих чувств ко мне.
— Куинн тебя описал?
— Нет. Он пролил молоко на мой новый костюм от Армани.
Джулия заливисто засмеялась, представив, какая была при этом физиономия у элегантного и довольно капризного профессора.
— Разве стоило поднимать шум из-за какого-то костюма?
Джулия сразу перестала смеяться.
— Ты не поднял шума? И что же ты сделал?
— Администратор отеля отправил костюм в химчистку. Уверял меня, что с шерстяного крепа молочные пятна удаляются бесследно. Но я не расстраиваюсь. Костюмы легко заменить, а вот людей — нет.
— Ты удивляешь меня, профессор.
— Чем же?
— Ты такой добрый.
— Я стараюсь быть добрым с тобой, — прошептал он.
— Верно. Но я не видела, чтобы ты возился с детьми.
— Раньше — нет, — быстро ответил он. — А у тебя, Джулианна, были бы очаровательные детишки. Маленькие девочки и мальчики с большими карими глазами и розовыми щечками.
Джулия резко, с присвистом, втянула воздух, и этот звук достиг уха Габриеля.
— Может, нам рано заводить разговор об этом? — спросил он.
Джулия молчала.
— Джулианна!
— Мои колебания насчет замужества связаны не с возможностью иметь детей. Причина в том, что произошло между нами, и в том, что я ребенок разведенных родителей. Думаю, поначалу они любили друг друга, а потом дошли до взаимной ненависти.
— Мои приемные родители счастливо жили в браке много лет.
— Знаю. Если бы у меня был такой брак, как у них…
— У нас может быть такой же брак, как у них, — поправил ее Габриель. — Именно такого брака я и хочу. С тобой.
Интонацией своего голоса Габриель пытался передать Джулии, сколь сильно он мечтает о супружеских отношениях, похожих на те, что были у Ричарда и Грейс, и как ему самому хочется быть похожим на Ричарда. Он искренне мечтал, чтобы Джулия видела в нем надежного, любящего мужа.
Джулия медленно выдохнула.
— Если бы ты сделал мне предложение раньше, до тех событий, я сказала бы «да». Но сейчас я этого сказать не могу. Нам слишком многое нужно преодолеть, а я еще не до конца оправилась от стресса, в который меня вогнала магистратура.
— Я совсем не хочу вгонять тебя в новый стресс. — Голос Габриеля звучал мягко, но с некоторым напряжением.
— Я думала, тебе захотелось иметь детей и ты принял решение.
— Дети могут быть и приемными, — словно защищаясь, ответил Габриель.
Джулия помолчала.
— А мне приятно думать, что у нас с тобой мог бы быть синеглазый малыш, — вдруг сказала она.
— Ты серьезно?
— Вполне. Видя, какое чудо Грейс и Ричард сотворили с тобой, я была бы не прочь взять приемного ребенка. Но потом, когда закончу учебу.
— Нам пришлось бы это делать частным образом. Сомневаюсь, что какое-нибудь агентство, дорожащее своей репутацией, отдаст ребенка наркоману, пусть и бывшему.
— Тебе действительно хочется детей?
— С тобой? Еще как. Если мы поженимся, я обязательно выясню, нельзя ли вернуть репродуктивную функцию. Правда, не знаю, каковы шансы на успех, ведь я проходил вазэктомию много лет назад. Но как только мы поженимся, я готов попробовать. С твоего благословения.
— Думаю, сейчас слишком рано затевать этот разговор.
Локоть, на который опиралась Джулия, не удержался на скользком бортике ванны, и рука шумно плюхнулась вниз.
«Scheisse!»[27] — подумала Джулия.
Она слишком устала, чтобы взывать к какому-нибудь богу и просить его о помощи.
— Ты принимаешь ванну?
— Да.
Ей было приятно услышать стон, сорвавшийся с губ Габриеля. Джулия тяжело переживала отсутствие телесной близости с Габриелем, какими бы ни были причины его многодневного «воздержания».
— Если тебе что-нибудь понадобится, я — по другую сторону коридора, печальный и одинокий, — вздохнул он.
— Габриель, мне тоже одиноко. Неужели мы не можем как-то исправить это положение?
Он молчал, и у Джулии появилась надежда.
— Прости, мне пора. Я люблю тебя, — сказал Габриель, перед этим снова застонав от досады.
— Спокойной ночи.
Джулия прекратила разговор и тряхнула головой, отчасти покоряясь судьбе.
Рейчел очень недоставало матери, и все равно ее свадьба была почти сказочной. Церемония бракосочетания происходила в красивом филадельфийском саду. Поначалу Эрон противился замыслу выпустить пятьдесят голубей в тот момент, когда священник объявит их с Рейчел мужем и женой, однако Рейчел сумела его уломать.
Опасения Эрона оказались напрасными: никто из его родственников не стал упражняться в стрельбе по живым мишеням.
Джулия была подругой невесты, а Габриель — другом жениха. Естественно, все это время они находились рядом с Рейчел и Эроном. Здесь же был и Скотт. Во время церемонии Джулия украдкой поглядывала на Габриеля, тогда как он бесстыже смотрел на нее во все глаза.
После того как это событие запечатлели фотографы, после свадебного пира и тостов был объявлен танец новобрачных. Рейчел и Эрон вышли на танцпол и буквально растаяли в объятиях друг друга. Затем распорядитель церемоний пригласил их родителей последовать примеру новобрачных.
Среди гостей возникло минутное замешательство: Ричарду было не с кем танцевать. Некоторое время он стоял один, затем подошел к Джулии и спросил, не окажет ли она ему честь быть его партнершей. Ее удивило и ошеломило его предложение. Она думала, что Ричард пригласит какую-нибудь родственницу или приятельницу своего возраста, но, услышав предложение, быстро согласилась. Джентльмен всегда и во всем, Ричард кружил Джулию по паркету, обнимая ее крепко, но уважительно.
— Кажется, твой отец не скучает, — заметил он Джулии, кивнув в сторону Тома, который стоял с бокалом в руке и оживленно беседовал с какой-то ученой дамой из Саскуэханнского университета.
— Спасибо, что вы его пригласили, — застенчиво ответила Джулия.
Они танцевали под песню «At Last», которую исполняла Этта Джеймс.
— Том — наш давний и добрый друг. Он очень помог нам с Грейс, когда у нас были трудности с Габриелем.
Джулия кивнула и попыталась сосредоточиться на движениях, чтобы не споткнуться.
— Меня сегодня очень взволновал тост Габриеля в память Грейс.
Ричард улыбнулся:
— Прежде он никогда не называл нас мамой и папой. Уверен: Грейс сейчас наблюдает за свадьбой и очень-очень счастлива. И еще я знаю, что она радуется изменениям, произошедшим с нашим сыном. Это твоя заслуга, Джулия. Спасибо.
— Сомневаюсь, что это моя заслуга, — улыбнулась в ответ Джулия. — Есть вещи, лежащие за пределами возможностей всех нас.
— Согласен. Но иногда отношения становятся проводниками благодати, и ты стала таким проводником для моего сына. Спасибо тебе, Джулия. Габриелю понадобилось много времени, чтобы простить себя за случившееся с Майей и за то, что его не было у постели умирающей Грейс. Сейчас он совсем другой человек, чем был год назад. Надеюсь, в ближайшем будущем мы с тобой потанцуем на другой свадьбе. На той, где ты и мой сын будете виновниками торжества.
Лицо Джулии озарилось искренней радостью.
— Мы с ним не торопим время, но я люблю его.
— Не надо слишком затягивать ожидание. Жизнь делает неожиданные повороты. Мы думаем, будто у нас впереди бездна времени и… зачастую ошибаемся, — сказал Ричард.
Когда песня закончилась, он поцеловал Джулии руку и отвел к Габриелю.
Садясь на стул, Джулия смахнула слезинку.
— Это мой отец заставил тебя плакать? — нагнувшись к ней, шепотом спросил Габриель.
— Нет. Просто он напомнил мне кое о чем важном. — Джулия соединила их руки и поцеловала костяшки его пальцев. — Я люблю тебя, Габриель.
— И я люблю тебя, моя милая, нежная девочка.
Габриель снова нагнулся, чтобы ее поцеловать. На мгновение они забыли, где находятся. Джулия обняла его за шею и притянула к себе.
Их губы встретились. Их дыхание соединилось, и все звуки зала исчезли. Габриель обнял Джулию, прижал к себе и страстно поцеловал. Когда их поцелуй закончился, оба тяжело дышали.
— Я и не знал, что свадьбы так действуют на людей, иначе я бы раньше пригласил тебя на брачную церемонию, — усмехнулся Габриель.
Протанцевав несколько медленных танцев с Габриелем, Джулия ответила на приглашение Скотта, а затем и Эрона. Потом ее пригласил собственный отец. Чувствовалось, Тому и Джулии нужно многое сказать друг другу, и выражение их лиц не всегда было улыбающимся и счастливым. Но к концу танца они достигли некоторого взаимопонимания, и Габриель хотя бы частично успокоился, когда Джулия вернулась к нему с улыбкой на лице.
Ближе к концу вечера Эрон попросил поставить песню Марка Кона «True Companion» и посвятил ее Рейчел. Пространство зала мгновенно заполнилось танцующими супружескими парами. Всех удивила Тэмми. Она попросила Джулию подержать маленького Куинна, а сама пошла танцевать со Скоттом.
Джулия опасалась, что Куинну не захочется сидеть у нее на руках.
— По-моему, ты ему понравилась, — прошептал Габриель.
Куинн уцепился ручонками за шею Джулии и тут же уснул.
— Я боялась, что он проснется.
— Не проснется. — Габриель наклонился и осторожно погладил шелковистые волосики малыша. Он улыбнулся и удовлетворенно вздохнул.
— А почему тебе вдруг захотелось жениться и завести детей? — не удержавшись, спросила Джулия.
Он смущенно пожал плечами:
— Пока мы были с тобой в разлуке, я пересмотрел свои взгляды на жизнь и понял, что для меня важно. Мне захотелось счастливой жизни, и я отправился в сиротский приют.
— Но почему в сиротский приют?
— Во Флоренции я был волонтером во францисканской миссии, а они часто приходили в этот приют с игрушками и сластями. И я тоже ходил.
Джулия удивленно раскрыла рот.
— Ты мне об этом не рассказывал.
— Я не делал из этого секрета. Я собирался остаться в Ассизи на неопределенный срок, но потом встретил американскую семью. Они собирались во Флоренцию, чтобы работать волонтерами в клинике для бедняков. Я решил ехать с ними.
— И тебе это понравилось?
— Не скажу чтобы я был особо полезным волонтером. Но потом я нашел свою нишу. Стал рассказывать детям о Данте. На итальянском, естественно.
Джулия улыбнулась:
— Хорошая работа для специалиста по Данте. Расскажи мне про приют.
— Уход за детьми хороший, но мне всегда там становилось грустно. В приюте есть и совсем малыши, и некоторые уже больны СПИДом или имеют синдром врожденного алкоголизма. Есть дети постарше, вполне здоровые, но без всяких надежд обрести приемных родителей. В основном люди предпочитают брать маленьких.
— Грустная история, — прошептала Джулия, касаясь его руки.