Инферно Габриеля Рейнард Сильвейн

— А разве он на меня пялится? — продолжая сосредоточенно жевать конфету, спросила Джулия.

— Разве ты сама не заметила, что он постоянно смотрит в твою сторону? Например, вчера в клубе. Стоит тебе сделать глоток — как он впивается в тебя глазами. Я ему подмигивала, а он хмурился и продолжал на тебя смотреть. — Рейчел вздохнула: — Я буду скучать по вам обоим… Кстати, когда Габриель узнал, что я собираюсь облегчить здешние магазины, он мою затею не только одобрил, но еще и денег подбросил.

— Рада за тебя. Для чего же еще нужны старшие братья? — засмеялась Джулия. — И что же ты себе купила?

— Ты не поняла. Он дал мне денег на покупку для тебя.

Джулия помрачнела и отвернулась.

— Это еще зачем? Я его ни о чем не просила.

— Ну уж если ты не знаешь, откуда мне знать? Может, в знак особой к тебе симпатии.

— О чем ты говоришь? Он даже в клубе не удержался и наговорил мне гадостей.

— Неужели? — удивилась Рейчел. — Говорю тебе как есть. Он дал мне денег и попросил купить тебе подарок. И назвал, какой именно. Я, как послушная сестра, выполнила просьбу старшего брата. Вот твой подарок. — Рейчел передала Джулии коробку.

— Не надо мне его подарков! — заартачилась Джулия.

— Что за детские капризы? — упрекнула ее Рейчел. — Ты сначала открой и посмотри.

Джулия понимала, что ведет себя глупо, но продолжала мотать головой. Тогда Рейчел сама открыла коробку. Внутри лежала темно-коричневая сумка-почтальонка. Кожаная. Итальянская. Джулия подняла сумку на вытянутой руке, разглядывая ее со всех сторон. «Фенди».

— Ну, что ты теперь скажешь, упрямая девчонка?

— Д-да н-не знаю, — глядя на красивую, классического фасона сумку, ответила ошеломленная Джулия.

Рейчел забрала у Джулии сумку и стала рассматривать внутренние швы, многочисленные отделения и кармашки. Все было сделано очень добротно.

— Ты посмотри, какая прелесть. Ты сюда столько всего можешь положить. С портфелем ходить неудобно — руку оттягивает. А из рюкзаков ты выросла. Эта сумка — оптимальный компромисс. К тому же она сделана в Италии. Мы-то с тобой знаем, как Габриель помешан на всем итальянском. — (Джулия покраснела и заерзала на месте.) — В общем-то, Габриель запретил мне говорить, что подарок от него. Но я не хочу тебе врать. Младшие сестры не всегда обязаны слушать старших братьев, — усмехнулась Рейчел.

— Думаешь, Габриель сделал подарок мне? Он сделал подарок себе, — сказала Джулия. — Знаешь, как он назвал мой рюкзак? «Рюкзачное недоразумение»! Поскольку я его приказам не подчиняюсь, он решил действовать через тебя. Думал, что тебя-то я послушаюсь. Нет, Рейчел. На мое «рюкзачное недоразумение» дается пожизненная гарантия. Я отошлю свой рюкзак в их головной офис в штате Мэн и получу новый. Я сама решаю, в чем мне носить книги и тетради. А свой итальянский шедевр профессор Эмерсон может забрать себе и услаждать свой утонченный итало-ориентированный вкус либо вернуть сумку в магазин и получить обратно деньги. Или он их не считает?

— Представь себе. Денег у него предостаточно, — сказала Рейчел, досадуя, что их разговор перешел в эту плоскость.

— Рейчел, я понимаю: профессорская зарплата заметно отличается от аспирантской стипендии. Но профессора не зарабатывают миллионы.

— Разумеется. Деньги ему достались по наследству.

— От Грейс?

— Что ты! От его биологического отца. Несколько лет назад Габриеля разыскал какой-то адвокат и сообщил, что его отец умер, завещав ему кучу денег. Габриель до этого и имени своего отца не знал. Поначалу он лишь морщился и говорил, что слышать не хочет ни о каком наследстве. Потом передумал.

— Почему?

— Трудно сказать. Это произошло после его драки со Скоттом. Я была зла на Габриеля и вообще не хотела его видеть. Мы очень долго не разговаривали… А что касается этих денег, по-моему, он пытается потратить их быстрее, чем успевают набежать проценты. Он не держится за деньги. Ему хотелось, чтобы у тебя была красивая сумка. Он сам мне сказал.

Джулия покачала головой:

— Мне не важно, на чьи деньги куплена эта сумка. Я просто не хочу ее брать.

Теперь уже Рейчел кусала губы, поскольку исчерпала все аргументы. Оставались слезы.

— Джулия, пожалуйста, не упрямься. У Габриеля отвратительный характер, это верно. Но будь хотя бы ты мудрее. Он только-только пустил меня в свою жизнь. Я не хочу снова его потерять. Особенно теперь, когда нет мамы и ее доброта нас не объединяет.

Чаепития в непринужденной обстановке не получалось.

«Рейчел снова нажала на кнопку вины», — подумала Джулия.

— Не забывай, я ему не сестра. У нас с ним совсем другие отношения: он мой профессор, а я его аспирантка. Боюсь, этот подарок еще наделает ему неприятностей.

— Не наделает. Ты же меня не выдашь?

— Нет, конечно.

— Вот и отлично. Надеюсь, аспирантов здесь еще не обязывают отчитываться, откуда у них появляются новые вещи. Наконец, можешь считать эту сумку запоздалым подарком на день рождения от меня или от Грейс… — Рейчел хлопнула себя по лбу: — А ведь я действительно забыла про твой день рождения. Позорище просто!

— Ничего страшного. Я его больше и не отмечаю. Слишком тяжело… Не могу.

— Что, он напоминает о себе?

Джулия сжалась:

— Напоминал. И то когда бывал сильно пьян или когда его в очередной раз бросали. Переехав сюда, я поменяла номер мобильника. Теперь пусть звонит сколько угодно.

— Сволочь, — пробормотала Рейчел. — Прости, я вообще не должна была говорить тебе, что сумка от Габриеля, но я не люблю врать. К тому же я знаю, как больно по тебе бьет вранье.

Подруги обменялись многозначительными взглядами. «Один подарок от Габриеля со множеством последствий, явных и тайных», — размышляла Джулия. Ей не хотелось принимать этот подарок. Вчера Габриель буквально вывернул ее наизнанку, дав ясно понять, что терпит ее присутствие лишь ради Рейчел. Стильная сумка никак не вязалась с убожеством ее «хоббитовой норы». Трудно врать самой себе, когда знаешь правду. Ходить повсюду с этой сумкой, появляться на семинарах, ни на секунду не забывая, кто ее подарил? Видеть его довольную ухмылку? Как же, облагодетельствовал нищую девчонку. Нет, на такое она не согласна. Ни ради Габриеля, ни ради всех сокровищ мира.

Рейчел поняла: подруга что-то задумала. Этого нельзя было допустить. Спасительные слова выстроились сами собой.

— Джулия, если ты не возьмешь сумку и снова явишься со своим рюкзаком, Габриель заподозрит неладное. Тебе он ничего не скажет, а вот мне достанется по полной.

Джулия мысленно осыпала его проклятиями: «Боги всех претенциозных специалистов по Данте, обреченных до скончания жизни таскать кол в заднице, нашлите сыпь на его pene.[8] Прошу вас, и чтобы чесалось посильнее».

Рейчел она сказала другое:

— Ладно, подруга. Я не стану тебя подставлять. Но обязательно скажи Габриелю, чтобы больше подарков мне не покупал. Слышишь? Иначе я почувствую себя ребенком из приюта, попавшим под благотворительную акцию.

Рейчел облегченно вздохнула и заела свои тревоги очередной конфетой.

Джулия прижала сумку к груди, словно щит. Сумка вкусно пахла кожей. Этот запах странным образом изменил ход ее мыслей.

«Габриель хотел сделать мне подарок. Значит, я ему небезразлична, даже если он это сделал из жалости. Зато теперь у меня есть не только его фотография… то, что принадлежит только мне».

Поговорив немного о пустяках, Джулия переменила тему:

— Рейч, а что произошло на похоронах? Я попросила своего отца послать от моего имени цветы и приложить открытку. Габриель увидел цветы, но не понял, почему я их послала.

— Я слышала об этом. Скотт сказал мне, что цветы от тебя, но открытка куда-то исчезла. У меня даже не было возможности объяснить Габриелю что к чему. Потом у них со Скоттом опять началось выяснение отношений. Я и так была в жутком состоянии, а тут мне еще пришлось следить, чтобы один не выкинул другого в окно или не расшиб голову о кофейный столик.

Джулия сразу вспомнила осколки и кровь на белом ковре.

— Ну почему им постоянно нужно выяснять отношения?

— Не постоянно. Раньше они неплохо ладили. А потом Габриель поехал учиться в Гарвард, и его словно подменили…

Рейчел умолкла. Видно, воспоминания были слишком уж тяжелыми. Джулия не стала допытываться.

— После того страшного дня… помнишь, наверное… Габриель несколько лет не появлялся у нас. Даже не звонил. Потом приехал, но заявил, что ночевать будет в гостинице. Для мамы это было как пощечина. А Скотт закусил удила. Сказал, что никогда не простит Габриелю издевательств над матерью. Скотта тоже можно понять, — продолжала Рейчел. — Он ведь очень уважал Габриеля. Гордился им и вдруг… Даже не знаю, как бы без Эрона я все это выдержала. Наверное, убежала бы навсегда.

— Неблагополучная семья все же лучше, чем вообще никакой, — тихо произнесла Джулия.

— Это ты точно сказала, — вздохнула Рейчел. — Были Кларки, а теперь — неблагополучная семья. Умершая мать, пришибленный горем отец, разозленный кабан Скотт, семейная паршивая овца Габриель. А я, наверное, что-то вроде серой куропатки на грушевом дереве.

— У Скотта есть женщина?

— Была. Они работали вместе. Потом расстались, незадолго до маминой болезни.

— Сочувствую ему.

— Моя семья сейчас — бесплатная экранизация какого-нибудь диккенсовского романа. Нет, даже хуже. Мы чудовищная смесь Артура Миллера и Джона Стейнбека с добавками Толстого и Достоевского.

— Неужели действительно все так плохо?

— Да. У меня такое чувство, что у нашей семьи есть еще один пласт. Подспудный, от Томаса Харди. А ты знаешь, как я ненавижу этого писателя. В школе я называла его мозгозасерателем. С тех пор мое мнение о нем не изменилось.

Услышав это, Джулия искренне пожелала, чтобы будущая жизнь Рейчел Кларк больше соответствовала «Мэру Кэстербриджа», чем «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» или, не приведи господи, «Джуду Незаметному».

К сожалению, Джулия не задумалась о том, какой из романов Харди наилучшим образом отображает ее собственный опыт…

— После маминой смерти мы… как будто фундамента лишились. Или еще чего-то, на чем дом держится. Кстати, о доме. Отец теперь говорит, что намерен уйти на пенсию. Он хочет продать дом и переехать в Филадельфию, поближе ко мне и Скотту. Когда он спросил Габриеля, не возражает ли тот против продажи дома, наш гениальный братец весь побагровел, хлопнул дверью и исчез. Явился лишь под утро.

Джулия слушала ее, теребя в руках новую сумку. Что-то в словах Рейчел глубоко задело ее. Опять явились непрошеные слезы. Усилием воли Джулия отогнала их и, чтобы занять себя, заварила новую порцию чая.

— Слушай, а что за гадость сказал тебе мой братец, когда вы с ним танцевали? — Этот вопрос давно вертелся у Рейчел на языке. — Мой испанский — в зачаточном состоянии, но «Besame Mucho» — потрясающая песня! Ты хоть вслушивалась в слова?

Джулия сосредоточенно возилась с заварочным чайником. Врать Рейчел ей не хотелось. Сказать правду она не могла. Оставалось — сказать часть правды.

— Ему было никак не успокоиться по поводу того, что я девственница.

— Подожди, а как он узнал?

— Наблюдая за моими реакциями.

— Дантовед хренов! — не выдержала Рейчел. — Ему-то какое дело? Ничего, я еще успею погладить его против шерсти. У него спальня такими снимочками увешана, что…

— Рейчел, пожалуйста, не надо ему ничего говорить. И почему я должна скрывать свою девственность? Разумеется, я ею не щеголяла. Представляю, какая была бы у него физиономия, если бы я на первом семинаре встала и сказала: «Здравствуйте, профессор Эмерсон. Я Джулия Митчелл, девственница из городка Селинсгроув в штате Пенсильвания. Рада с вами познакомиться».

— Он избалован женским вниманием. Но это приедается. А мы с тобой вчера были единственными женщинами в «Лобби», кто не собирался прыгать ни в чью постель. Я, как его сестра, не в счет. Оставалась ты. Он, наверное, забыл, когда в последний раз видел живую девственницу. — (Джулия молчала, не желая вспоминать их танец.) — Когда ты вернулась после танца, на тебе лица не было, словно ты встретила призрака. Я сразу представила, как ты выглядела в тот вечер, когда застала Сай…

— Не надо, Рейчел! Я и сейчас не могу говорить про тот вечер. Даже думать не могу.

— Если бы он так повел себя со мной, я бы сбила его машиной. Думаю, еще не поздно. Он по-прежнему в Филадельфии? Дай мне его адресок.

— Рейчел! — почти закричала Джулия, обхватывая себя за плечи.

— Прости, я сболтнула глупость. — Рейчел обняла ее, как испуганного ребенка. — Ты еще будешь счастливой. Тебе встретится замечательный парень, вы полюбите друг друга, поженитесь. У вас родится чудесная девочка, и будете вы жить счастливо где-нибудь в Новой Англии. Если бы я была писательницей, то так и закончила бы роман о тебе.

— Надеюсь, когда-нибудь так и будет. Хочется верить, что счастье не закрыто даже для меня. А иначе… жизнь теряет смысл.

— Ты больше, чем кто-либо, заслуживаешь хеппи-энда наяву, — улыбнулась Рейчел. — После всех бед ты не стала ни злой, ни желчной. Твое сердце не превратилось в кусок льда. Если ты застенчива и немного старомодна, тебе это лишь добавляет очарования. Будь я королевой фей, то мгновенно исполнила бы все желания твоего сердца. Я бы сделала так, чтобы у тебя больше не было причин плакать. Мановением волшебной палочки я бы написала роман о твоей жизни и заставила бы Габриеля прочитать его от корки до корки. Ему было бы чему поучиться у мисс Митчелл. — Рейчел разжала руки и некоторое время собиралась с мыслями. — Возможно, я прошу у тебя слишком много, но скажи… ты будешь присматривать за Габриелем?

Джулия разливала чай, и Рейчел не увидела ее лица. Хорошо, что не увидела.

— Боюсь, твоя просьба невыполнима. Габриель не испытывает ко мне ничего, кроме презрения. Все эти дни он просто терпел меня, поскольку не хотел тебя огорчать.

— Джулия, тебе показалось. Все совсем не так. Я видела, как он смотрит на тебя. Он бывает… холодным. Но если он кого и ненавидит, то лишь своих биологических родителей и самого себя. Он не подвержен ненависти. У него нет ненависти даже к Скотту, это какое-то совсем другое чувство.

— Я бессильна что-либо сделать, — пожала плечами Джулия.

— Я и не прошу тебя что-то делать. Просто держи глаза открытыми. Если увидишь, что он начинает… как-то странно себя вести, или если почувствуешь, что с ним беда, обязательно позвони мне. В любое время суток. — (Джулия поверить не могла, что Рейчел обращается к ней с такой просьбой.) — Джулия, я не шучу. Я очень опасаюсь, как бы после маминой смерти его опять не захлестнула мрачная полоса. Я не могу его снова потерять. Иногда я вижу его стоящим на вершине невероятно высокой скалы, на самом краю. Малейшее движение, вздох или дуновение ветра — и он полетит вниз… Я не могу этого допустить.

— Хорошо, Рейчел. Я сделаю все, что в моих силах, — шепотом пообещала Джулия.

— Я очень рада, что ты оказалась здесь. Мне намного спокойнее. Ты можешь стать его ангелом-хранителем. — Она невесело рассмеялась: — Может, ему передастся частичка твоей удачи.

— Я притягиваю к себе только несчастья. Кому, как не тебе, этого не знать?

— А Пол? Разве это не частичка удачи? По-моему, очень милый парень. — (Джулия улыбнулась.) — Пол ни за что бы не стал насмехаться над тобой, если бы узнал, что ты…

— Почему ты замолчала, Рейчел? «Девственница» — вовсе не обидное слово. Меня оно не оскорбляет. Ты права, Пол не стал бы насмехаться надо мной. Но мы с ним не говорим о таких вещах.

Они посидели еще немного.

— Ну, мне пора, — сказала Рейчел. — Надо еще собраться, а потом Габриель отвезет меня в аэропорт. — Она достала мобильный телефон и вызвала такси. Они обе спустились вниз. — Когда я разгребу огромную пирамиду больших и малых дел, то займусь свадьбой. И ты у меня будешь подружкой невесты.

В этом предложении не было ничего неожиданного, но у Джулии выступили слезы.

— Обязательно буду. Ты сообщи заблаговременно. Я приеду и помогу тебе с приготовлениями.

Подъехало такси. Рейчел забралась в салон и послала Джулии воздушный поцелуй.

— Как я боялась лететь в Торонто. А теперь радуюсь, что побывала здесь. Хотя бы два важных куска моей жизни вновь соединились. Но если только Габриель будет продолжать свои штучки, сразу же мне звони. Я примчусь ближайшим рейсом и вправлю ему мозги!

Рейчел вовсе не считала себя святой. Но, как настоящая святая, она успела сотворить благое дело и посеяла семена, которым предстояло взойти и расцвести… пусть и весьма странным образом.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Был вторник. Время перевалило за три часа дня. Джулия и Пол сидели в «Старбаксе» на Блур-стрит и наслаждались горячим кофе. Они уютно устроились на пурпурном бархатном диванчике, сидя почти рядом, но оставив между собой несколько дюймов диванного пространства. Это позволяло Полу молча восхищаться ее красотой, а Джулии — видеть его большие добрые глаза и не испытывать дискомфорта.

— Тебе нравится группа «Найн инч нейлз»? — вдруг спросила Джулия, зажав в ладонях чашку.

Вопрос застал Пола врасплох.

— Нет. Не мое это, — ответил он и даже передернул плечами. — У меня от Трента Резнора голову схватывает. Я его еще могу слушать, когда он подпевает Тори Амосу, и то недолго. А тебе они нравятся?

— Совсем нет. Просто спросила.

Пол сунул руку в портфель и достал футляр с CD-диском.

— Мне нравится вот такая музыка. Под нее я могу писать диссертацию.

— «Хем»?[9] — Джулия вертела в руках футляр. — Впервые слышу о них.

— Думаю, одна из их песен тебе понравится. Это «Half Acre». Возможно, ты даже ее слышала. Она звучит фоном рекламы какой-то страховой компании. Приятная мелодия. Никто из исполнителей не кричит, не вопит и не требует, чтобы ты тра… — Пол осекся и покраснел. Находясь рядом с Джулией, он усердно старался следить за своим лексиконом, что удавалось далеко не всегда.

Джулия вернула ему футляр. Пол покачал головой:

— Ты не поняла. Я купил это для тебя. «Rabbit Songs».[10] Как раз для Крольчихи.

— Спасибо, но я не могу взять.

Ее отказ явно задел Пола. Даже обидел.

— Почему не можешь?

— Не могу, и все. Но я благодарна тебе за заботу.

Взгляд Пола упал на новенькую кожаную сумку, стоявшую справа от Джулии. Даже при своем недостатке проницательности он быстро сообразил, что это чей-то подарок.

— Смотрю, тебе подарили симпатичную сумку. Удобная штука. Ранний рождественский подарок от бойфренда?

— У меня нет бойфренда, — нехотя призналась Джулия. — Эта сумка — подарок моей лучшей подруги в память о ее матери. Эта женщина не так давно умерла.

— Извини, Крольчиха. Я не знал.

Пол коснулся ее руки. Диск он не убрал, а положил на диванчик между ними. Джулия запустила другую руку в сумку и вытащила профессорский диск. Пальцы правой руки так и покоились в лапище Пола.

— Ну как мне убедить тебя взять мой подарок? — растерянно спросил Пол, пряча диск с «Реквиемом» к себе в портфель.

— Наверное, никак. Я получила слишком много подарков. Боюсь избаловаться.

— И все-таки я попробую тебя убедить. Смотри, какие у тебя маленькие ладошки. Совсем как дождевые капельки.

Ладошка Джулии, лежащая на его широкой ладони, и впрямь казалась крошечной.

— Какое интересное сравнение. Ладошки как дождевые капельки. Ты сам придумал такое сравнение?

Пол поднес ее ладонь к свету и стал внимательно изучать линии, водя по ним большим пальцем. Джулия молила богов хиромантии, чтобы Пола не потянуло гадать ей по руке.

— Что? Сам? Нет. Мне бы мозгов не хватило. Я немножко изменил строчку из стихотворения Каммингса. Оно называется «там куда я никогда не странствовал». Чудной был поэт. Не признавал заглавных букв, правил пунктуации, вечно конфликтовал с грамматикой. Ты читала его стихи?

— Нет. Каммингса я не читала, но с удовольствием бы прочла, — сказала Джулия, устыдившись, сколько всего она не знает.

— Тогда я тебе обязательно почитаю, — пообещал Пол, радуясь такой возможности.

— Буду ждать.

— Это, конечно, не Данте, но тоже красивые стихи. — Его большой палец медленно скользил вдоль линии жизни на ладони Джулии. — Знаешь, это стихотворение чем-то похоже на тебя. Ты — это земля, куда я никогда не странствовал. Нежная такая земля с очень маленькими ручками.

Джулия наклонилась, чтобы он не видел зардевшихся щек, и отхлебнула кофе. Но свою руку она по-прежнему не убирала. Тем временем ее древний пурпурный свитер, подчиняясь движению тела, слегка сполз с плеча, обнажив пару дюймов лямки белого хлопчатобумажного лифчика на фоне алебастрово-белой кожи.

Зрелище было весьма соблазнительным, однако Пол и здесь проявил свою приверженность старомодным традициям. Избегая глядеть на обнажившееся плечо, он подтянул ей свитер, вернув тому пристойный вид.

— Так лучше, — пробормотал он и почти сразу же снова взял ее ладошку в свою.

Джулия, затаив дыхание, следила за его действиями. Это было похоже на замедленную съемку. Простой дружеский жест тронул ее до глубины души. Жест был интимным, но очень целомудренным. Пол… прикрыл ее наготу. Если не так возвышенно — прикрыл совсем невинную часть ее тела. Однако ему не хотелось, чтобы чьи-то глаза сладострастно скользили по ее обнаженному плечу. Этот жест такта и уважения стоил десятков и сотен красивых слов о такте и уважении. Вергилий чтил ее.

Но Пол был вознагражден за свой рыцарский жест. Это открыло ему путь к ее сердцу. Не весь путь, пока лишь Преддверие, если выражаться поэтическим языком. Простое движение, а как много оно рассказало Джулии о душе этого парня. Узнав, что она девственница, Пол не позволил бы себе даже легкой усмешки. Наоборот, отнесся бы к этому с должным уважением. Возможно, стал бы еще бережнее ее опекать.

Этот парень с вермонтской фермы не только не позволил бы себе смеяться над ее девственностью. Он бы никому не сказал ни слова. Он бы счел, что ему доверена тайна, которую надо хранить. Естественно, Пола воротило от песни «Найн инч нейлз», призывавшей трахаться, как животные, и не особо церемониться друг с другом. Теоретически Джулия знала о существовании группового секса. В фильмах ей иногда встречались фразы вроде: «Эй, одолжи мне свою телку на ночь». Джулия не завидовала тем, кто решился бы обратиться с подобной просьбой к Полу.

Неожиданно для себя она наклонилась и поцеловала Пола. Поцеловала стыдливо и целомудренно. От этого поцелуя кровь не застучала в висках, а по телу не разлился огонь. Его губы были мягкими, а поцелуй — робким. Ей даже показалось, что этот порыв его испугал. Джулия тут же пожалела о содеянном.

А еще она пожалела, что целовала не губы Габриеля и что этот ее поцелуй совсем не был похож на те, в старом яблоневом саду.

Восторг от рыцарского жеста Пола сменился невыразимой грустью и досадой на саму себя. Зачем шесть лет назад ей было позволено вкусить то, чем она уже никогда более не сможет насладиться? Ей показали кусочек рая и этим ее разрушили. Большое красное яблоко было не просто яблоком со старой яблони. Теперь-то она понимала, чем оно было. Плодом с Древа познания.

Джулия тут же отстранилась от Пола, удивляясь своей дерзости и боясь, что испортила впечатление о себе. «Что он обо мне подумает? Неужели я оттолкнула единственного друга во всем Торонто?»

— Маленькая Крольчиха, — с нежностью в голосе произнес Пол и слегка погладил ее по щеке.

Его прикосновение не посылало электрические разряды. Оно было легким, успокаивающим. У этого парня доброта исходила даже от кожи.

Пол осторожно притянул ее к себе, чтобы гладить по волосам и шее и шептать ободряющие слова. Он увидел, как она испугалась собственного порыва, и теперь торопился ей сказать, что все это очень здорово…

Идиллию нарушило появление большекрылой гарпии в человеческом обличье. Вместо когтистых задних лап на ней были туфли с каблуками в четыре дюйма. Ярко-красные губы кривились в ехидной усмешке. Когтистые передние лапы, сверкая таким же ярко-красным маникюром, сжимали два бумажных стаканчика с кофе.

— Как здесь уютно.

Холодный, металлический голос был похож на свист ледяного ветра, который вдруг ворвался в сказочный сад, губя цветы и сминая травы. Джулия подняла голову. На нее смотрели злые карие глаза Кристы Петерсон.

Джулия тут же выпрямилась и попыталась отодвинуться от Пола, но тот ее не отпускал.

— А-а, это ты, Криста, — поморщился он.

— Любезничаем с аспирантками магистратуры? Как демократично с твоей стороны, — усмехнулась Криста, делая вид, будто Джулия ей не знакома.

— Полегче, Криста, — спокойно, но предостерегающе произнес Пол. — Побереги силы для занятий. Смотрю, ты собралась обосноваться здесь надолго. — Он кивнул на бумажные чашки. — Желаю тебе успешных научных бдений.

— Какие у тебя примитивные фантазии, — жеманно поморщилась Криста. — Одна для меня, а вторая — для Габриеля… Прости, Джулианна, не заметила тебя. Думаю, для тебя он все еще профессор Эмерсон. — Смех Кристы напомнил Джулии кудахтанье старой курицы.

Джулию так и подмывало стереть улыбку с лица этой гарпии. Но Джулия была леди. И потом, рука Пола так приятно лежала у нее на плече. Наконец, кто такая эта Криста, чтобы вторгаться в их пространство?

— Знаешь, Криста, за глаза даже школьных учителей называют по именам. А ты попробуй назвать его Габриелем на очередном семинаре, при всех. Или это тебе слабо? — засмеялся Пол.

Она полоснула его сердитым взглядом, но тут же снова изобразила улыбку.

— Ты никак вздумал подловить меня на слабо? Очень смешно. Это что, вермонтская забава? Наверное, у вас так говорят фермеры, когда выгребают навоз. К твоему сведению: мы с Габриелем договорились здесь встретиться. А потом мы, скорей всего, отправимся в «Лобби». Он любит ходить туда после работы. Уверена, сегодня вечером он будет рад сменить не только имя. — Она высунула кончик языка и томно облизала нижнюю губу.

Джулия опасалась, как бы выпитый ею кофе не выплеснулся обратно.

— И ты думаешь, он поведет тебя в «Лобби»? — недоверчиво спросил Пол.

— Обязательно поведет. Можешь не сомневаться.

Джулия зажала ладонью рот и проглотила слюну, успокаивая рвотные позывы. От одной мысли, что Габриель проведет вечер в обществе… «эмерсоновской шлюхи», у нее внутри все бурлило. Конечно же, не от ревности и не от зависти. Даже тамошняя официантка — эта крашеная блондинка Алисия — была бы более достойной спутницей для Габриеля, чем Криста.

— Ты не в его вкусе, — пробормотала Джулия.

— Ты что-то сказала?

Джулия увидела сощуренные, настороженные глаза Кристы и сочла за благо проявить осторожность. Ведь Кристе очень хотелось вывести ее из равновесия.

— Я сказала, что «Лобби» — просто антураж. А в остальном — обычный мартини-бар.

Криста наградила ее ледяной улыбкой:

— Можно подумать, ты там когда-то была. «Лобби» — элитарное место. Таких, как ты, туда не пускают.

Сказав это, Криста смерила Джулию взглядом и поморщилась. Должно быть, так смотрят на собак, которые недотягивают до участия даже на средней выставке. Так смотрят на старых полуслепых пони, доживающих свой век при зоопарке. Джулия вдруг почувствовала себя маленькой и ничтожной. Откуда-то появились слезы, и она закусила губу.

Пол не впервые наблюдал повадки Кристы, это «оттачивание коготков» на тех, кто не имел сил ей ответить. Ему очень не хотелось снимать руку с плеча Джулии, словно это оставляло ее без защиты. Но Криста явно забыла, что есть границы, которые нельзя переступать даже «эмерсоновской шлюхе».

Он расправил плечи и подался вперед.

«Если ты, сучка, вынудишь меня встать, то потом очень пожалеешь».

— А с чего ты взяла, что Джулию не пустят в этот элитарник? — насмешливо спросил он. — Или туда теперь пускают только работающих девушек? — Он сделал упор на слове «работающих».

Криста вдруг покраснела.

— Тебе ли, Пол, рассуждать об этом? Ты же у нас монах! Кстати, монахам это тоже нравится, и они готовы щедро за это платить. — Она выразительно посмотрела на новую сумку Джулии.

— Вот что, Криста, или ты сейчас немедленно закроешь рот, или я встану. Но джентльменского обращения от меня не жди.

Полу хотелось дать ей хорошую затрещину, но он тут же напомнил себе, что не смеет поднимать руку на женщину. Даже на такую, как Криста. Хотя она больше походила на отощавшую свинью в период течки. Пол ни за что бы не сравнил ее с коровой, поскольку коров он считал более благородными созданиями, особенно коров голштинской породы.

— Ты чего заводишься по пустякам? — ухмыльнулась Криста. — Или я попала в точку? Кстати, «Лобби» — не для особ с пониженным коэффициентом интеллекта. Габриель говорил, Джулианна, что у тебя ай-кью оставляет желать лучшего.

Видя, как Джулия мгновенно съежилась, втянув голову в плечи, Криста торжествующе улыбнулась. «Теперь пеняй на себя, сучка!» Пол уже был готов вскочить и… И что? Да хотя бы просто схватить за руку и вышвырнуть на улицу. Иначе он действительно влепит ей затрещину.

— Он так и говорил? А что еще говорил этот Габриель?

Все трое повернули голову и увидели профессора Эмерсона. Интересно, давно ли он здесь стоит? Что успел услышать? Синие глаза профессора метали молнии. Джулия чувствовала, что его гнев, слава богу, направлен на Кристу, а не на нее.

«Колет палец мой большой — к нам подходит кто-то злой», — сразу вспомнилась Полу строчка из «Макбета».[11]

— Добрый день, Пол, — холодно поздоровался Габриель, сразу заметив, что его докторант и Джулия сидят на некотором расстоянии друг от друга.

«Соображаешь, долбаный Пол, что от этого ангела нужно держаться на расстоянии. И руками не лапать».

— Добрый день, мисс Митчелл. Рад снова вас видеть, — сказал Габриель, заставив себя улыбнуться. — Вы, как всегда, потрясающе выглядите.

«Да, кареглазый ангел. Я слышал, что она тебе наговорила. Не беспокойся, я сейчас с ней разберусь».

— Мисс Петерсон, — ледяным голосом произнес Габриель и, словно собачонке, махнул рукой, предлагая следовать за ним.

«Что, решила самоутвердиться за счет Джулианны? Больше ты себе такого не позволишь. Больше я тебе такого не позволю».

На кофе, взятый ему Кристой, Габриель даже не взглянул, а пошел к стойке, намереваясь сам сделать заказ. Плечи поверженной гордячки тряслись от бессильной ярости.

— Так о чем мы говорили? — спросил Пол.

Она понимала: теперь он делает все, чтобы представить вторжение Кристы дурацким эпизодом. Пережили и забыли. Но Джулию волновало то, что произошло до этого.

— Пол, мне не надо было тебя целовать. Прости, — торопливо сказала Джулия, утыкаясь глазами в свою новую сумку.

— За что ты просишь прощения? — Пол подвинулся ближе к ней. — Разве за такое просят прощения? Ты меня ничем не обидела. Даже наоборот.

— Сама не знаю, что на меня нашло. Обычно я не целуюсь просто так.

— А ты считаешь, что поцеловала меня просто так? Если хочешь знать, я уже давно мечтаю тебя поцеловать. Наверное, с самого первого семинара. Ты меня опередила.

Пол говорил еще что-то, стараясь вызвать у нее улыбку. Но Джулии было стыдно даже смотреть в его сторону, и она смотрела туда, где за соседним столиком ссорились парень с девицей.

— Джулия, твой поцелуй ничего не меняет в наших отношениях. Есть же чисто дружеские поцелуи. Тебе не за что себя упрекать. Если хочешь, можешь больше меня не целовать. Давай я тебя буду каждый раз предупреждать: «Джулия, не вздумай со мной целоваться». Устраивает?

— Ты здесь совсем ни при чем, — пожала она плечами. — Мне за себя стыдно. От тебя я вижу только хорошее.

— Может, ты почувствовала себя обязанной? Выброси эту мысль из головы. Я отношусь к тебе так, потому что мне просто нравится так к тебе относиться. И я не жду никакого вознаграждения. А диск я тебе купил от чистого сердца. Одна песня напоминает тебя. Она меня очень вдохновляет. — Пол наклонился к ее уху, прекрасно сознавая, что сердитые сапфировые глаза, конечно же, следят за ним. — Джулия, пожалуйста, не считай себя обязанной мне. Ты ничего не должна мне взамен. Повторяю, это был дружеский поцелуй. Кто-то обнимается, кто-то целуется. Если хочешь, перейдем на объятия. А потом, если тебе захочется большего…

— Я не готова, — прошептала она, удивляясь честному ответу и быстро нашедшимся словам.

— Знаю. Потому и поцеловал тебя только слегка, хотя мечтал бы поцеловать по-настоящему. Но мне все равно было очень приятно. Я знаю, ты очень осторожно относишься к сближению с людьми. Я польщен, что ты меня поцеловала. — Он погладил Джулию по руке и снова улыбнулся: — А Кристе за ее слова следовало шею свернуть. Я еще с ней поговорю… — Пол быстро посмотрел туда, где сидели Криста и профессор.

Скорее всего, там сейчас как раз происходила воспитательная беседа. Профессор что-то говорил своей дерзкой аспирантке, а та сидела, опустив голову и явно готовая заплакать.

Страницы: «« ... 56789101112 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

С.Г. Кара-Мурза – ученый, писатель, публицист, один из тех людей, к чьему мнению прислушивается и вл...
Автор этой книги Максим Калашников – известный российский журналист, общественный и политический дея...
Максим Калашников – российский журналист, общественный и политический деятель, писатель-футуролог и ...
Владимир Сергеевич Бушин – автор острых публицистических книг «Иуды и простаки», «Измена. Знаем всех...
Владимир Сергеевич Бушин продолжает оставаться самым острым пером современной российской публицистик...
B.C. Бушин, самое острое перо современной российской публицистики, продолжает язвительное и безжалос...