Где бы ты ни скрывалась Хейнс Элизабет
— Да. — Я откашлялась. — Спасибо. Спасибо за чай.
Он сел на стул, отпил из своей кружки. Он и сам выглядел страшно усталым.
— А ты ела?
— Да, — соврала я. — Как твое плечо?
— Болит.
— Бедный! А как ты узнал, что у меня… это…
— Услышал, как ты плачешь.
— Ну и не обращал бы внимания.
— Не мог! — Он отхлебнул еще чая. — Что, хуже становится? Приступы участились?
Я кивнула.
— А этот был одним из худших?
Я пожала плечами:
— Нет, бывало гораздо хуже.
Он посмотрел на меня оценивающим, докторским взглядом и вдруг стал похож на сотню других докторов, с которыми я встречалась в проклятых больницах. Все они смотрели на меня с тем же выражением, как будто ждали, что я сейчас продемонстрирую необходимые симптомы для предполагаемого диагноза.
— Вот черт, прости! Мне казалось, что теперь все должно наладиться. Сандж… — он, вообще-то, хороший, просто иногда недостаточно внимателен. Что он сказал?
— Все, о чем говорил и ты. Записал меня на освидетельствование, или как это у вас называется. А что он имел в виду, когда сказал, что, раз ты заболел, они смогут выиграть в воскресенье?
Стюарт засмеялся:
— Вот поганец! Просто мы играем в регби в разных командах, и Сандж думает, что у меня какие-то паранормальные способности.
Я поставила кружку на журнальный столик, и в тот же момент Стюарт поставил свою.
— Ну, в любом случае ты сделала первый шаг, записалась на прием, — сказал он, глядя мне в глаза.
— Ага. — Я взглянула в его глаза и уже не могла отвести взгляда.
— А ты расскажешь мне? — спросил он так тихо, что я с трудом расслышала.
— О чем?
— О том, почему они вообще возникли, эти приступы.
Я не ответила.
Стюарт поднялся со стула:
— Хочешь, я посижу с тобой, пока ты спишь?
Я покачала головой:
— Нет, спасибо. Ты и так уже много сделал. Я теперь сама справлюсь.
И он ушел. Понятное дело, спать мне давно расхотелось, больше всего на свете я мечтала, чтобы он снова прижал меня к себе и баюкал, как ребенка, всю ночь. Я закрыла за ним дверь и пошла спать.
Мне надо было хорошенько подумать обо всем. О том, что дальше так продолжаться не может. О том, что я устала жить сегодняшним днем, с трудом переставляя ноги, вздрагивая от любого шума, едва дыша. Устала, больше не могу.
Среда, 24 декабря 2003 года
До Рождества все шло вроде бы нормально.
Ну, вообще-то, не совсем нормально. Как можно нормально встречаться с человеком, который неделями отсутствует? Но когда Ли был рядом, все как по волшебству становилось просто чудесно. Каждый раз перед тем, как уехать в очередную командировку, Ли непременно предупреждал меня об этом, а когда он снова появлялся, я была так счастлива, что вижу его целым и невредимым. В эти минуты я просто забывала все свои обиды и претензии.
Между командировками Ли жил в основном у меня. Когда я уходила на работу, он прибирал в комнатах, подметал, чинил то, что требовало починки, готовил ужин.
Когда Ли не было рядом, я страшно скучала и представляла себе всякие ужасы. Вечерами я ложилась спать с мыслью, что могу больше никогда его не увидеть. Но хотя появлялся он обычно голодный как волк, небритый, усталый и грязный, по крайней мере, больше никаких ран и следов от побоев я не замечала. Что бы ни случилось в тот первый раз, я надеялась, что теперь он более осторожен, и была рада, ведь отчасти это благодаря мне.
Не первый раз в своей жизни я осталась одна на Рождество; Ли сказал, что пришла его очередь дежурить. Еще он обещал постараться улизнуть, чтобы провести со мной хоть немного времени. Он сказал, что сможет уйти пораньше, но в десять вечера его все еще не было.
«Какого черта, — подумала я. — Что я, так и буду сидеть дома одна?»
Ну уж нет! Собраться было делом пятнадцати минут. Любимое алое платье, каблуки, подкрасить губы и глаза, волосы зачесать наверх, но пусть несколько прядей падают на лоб и щеки — и я готова к выходу.
К половине одиннадцатого мы с Клэр и Сэм уже сидели в «Чеширском гербе». Я довольно сильно отстала от них, пришлось догонять при помощи двойных бренди. Клэр уже наметила себе жертву на рождественскую ночь, но он выглядел что-то слишком юным и к тому же успел набраться так, что вряд ли был способен на подвиги ради прекрасной дамы.
— Ну и заморыша выбрала себе Клэр! — проорала я на ухо Сэм, пока мы в сотый раз с начала октября дергались и извивались на танцплощадке под хит рок-группы «Уизард» — «Пусть каждый день как праздник Рождества».
— Ага, но ты посмотри, с кем он сюда пришел! — проорала Сэм в ответ, размахивая полупустой бутылкой пива и указывая куда-то в угол.
Я взглянула: за угловым столиком действительно сидел какой-то вполне симпатичный тип, темноволосый и довольно мужественный, и с интересом наблюдал за нами.
— Он уже пытался с тобой познакомиться? — спросила я.
— Пока нет!
Через несколько минут он подошел к нашему столику, чтобы представиться, и действительно оказался симпатягой.
— Саймон! — представился он.
Еще он успел рассказать мне, что служит в Афганистане и сейчас находится в двухнедельном отпуске. Похоже, он всерьез запал на меня, его темные глаза светились откровенным восхищением, и мне было немного неловко перед Сэм, которая явно имела виды на этого смуглого секс-символа.
— Саймон! — бодро крикнула я. — Познакомься с Сэм. А мне пора, счастливого Рождества! — Я поцеловала его в щеку, подмигнула Сэм и отправилась в гардероб разыскивать свое пальто.
Значит, «Чеширский герб» отпадает, придется искать другое место. Пила, пила — и ни в одном глазу! Я поцокала на высоченных каблуках по Бридж-стрит по направлению к ресторану «Дыра в стене», посмотреть, смогу ли я там протиснуться к бару. Хорошо, что хоть пальто догадалась надеть, — с неба вдруг полилось, дождь, не успевший стать снегом, но не менее холодный. Мне даже подумалось на секунду, что лучше было остаться дома.
— Ну нет, приятель! Какого хрена, отвали! Сказал же, отъебись!
Вздрогнув от криков, я повернула голову в сторону переулка, где в темноте грызлись трое каких-то типов, один из них явно пьянее остальных. «Наверное, наркодилеры, — подумала я, опуская голову, — не обращай внимания, иди вперед, не смотри на них».
На входе в «Дыру» стояла очередь, но не очень длинная. Я пристроилась под козырьком соседнего супермаркета вместе с одной смутно знакомой парочкой. Прислонилась к стене и подняла глаза как раз в тот момент, когда двое из базаривших в переулке мужчин проходили мимо.
Один из них был Ли.
Он не увидел меня, просто прошел мимо, смеясь над шуткой своего друга, засунув руки глубоко в карманы затрепанных джинсов.
В этот момент дверь клуба распахнулась, и на тротуар выкатилась довольно большая пьяная компания, которая, видимо, решила отправиться дальше. Вместе с ними из дверей ресторанного бара вылетели клубы теплого пара, звуки музыки и запахи алкоголя и разгоряченных тел.
— Эй, вы заходите? — крикнул мне привратник, придерживая дверь.
А я что, хуже других? Я подарила привратнику рождественский поцелуй и скользнула внутрь, в теплую и шальную атмосферу праздника.
Пятница, 21 декабря 2007 года
Вернувшись с работы, я обнаружила у двери записку. От одного ее вида у меня поднялось настроение. Наверное, Стюарту показалось, что просовывать записку под дверь — означает вторгаться на мою территорию, и он оставил ее снаружи, прекрасно зная, что, кроме меня, ее все равно никто не увидит.
Я подняла ее, положила в карман пальто и начала проверку, которая заняла часа полтора. Потом я уселась на диван и развернула записку.
К., привет, надеюсь, все хорошо. Думал о тебе. Как насчет пойти куда-нибудь в субботу и выпить?
Целую.
С.
«Целую. С.»? Неудержимая улыбка расползлась на моем лице. Пойти выпить? Боже, да! Да!!!
«С ума сошла, — одернула я себя. — Куда ты собралась? Ты — выпить? Опомнись! Да еще с малознакомым мужчиной, который к тому же утирал тебе сопли и прекрасно знает, что ты чокнутая? Ну да, да… А может, все-таки рискнуть?»
Вообще-то, в последние дни я дышала «по науке», точнее, по методике, которую Стюарт специально скачал для меня из Интернета. Я и в прошлом году пыталась заниматься самолечением, но тогда мне это не помогло: ошибка состояла в том, что я начинала успокаивать себя уже после того, как накативший страх вышибал все мысли из моей головы, наполняя ее кошмарными видениями. А поскольку правильно дышать я тогда не умела, то от нехватки воздуха паниковала еще больше. Немудрено, что мне становилось только хуже.
Но благодаря Стюарту я получила дополнительное оружие против настигнувшей панической атаки, — по крайней мере, теперь я понимала, от чего эта паника возникает и как я могу с ней бороться. Вечером после работы я проводила дыхательные упражнения. Проверив квартиру, я садилась на ковер в гостиной, закрывала глаза и дышала. Медленно-медленно, вдох-выдох. Сначала я дышала три минуты, ставила кухонный таймер, и даже это короткое время я трудом выдерживала с закрытыми глазами. Каждый звук отвлекал, каждый шорох заставлял вздрагивать. В первый раз ничего толком не вышло: как только я закрыла глаза, автоматически включились два регулирующих мою жизнь механизма: перфекционизм и самоуничижение. Первый внушал, что я все должна сделать правильно и не открывать глаза, пока не раздастся звонок таймера, ну а когда я дернулась от гудка машины внизу и невольно посмотрела в окно, второй заорал мне, что я полное ничтожество, если даже дышать правильно не могу.
Такая уж у меня манера все доводить до абсурда: вроде начинаешь какое-то правильное, полезное дело — например, что плохого в том, что я запираю квартиру? Но однажды по какой-то причине у меня не получается запереть замок «правильно» с первого раза — и пошло-поехало… В голову лезут картины — одна страшнее другой: что может случиться, если язычок замка не зайдет до конца в паз, как заходил сто, нет, тысячу раз до того?
В общем, первая попытка глубоко дышать не увенчалась успехом: я начинала дважды и оба раза не смогла высидеть три несчастных минуты, а потом кляла себя за никчемность — обернулось все тремя лишними проверками квартиры.
В общем, я даже призадумалась: а на фига мучиться? Ведь жила же я три года без всяких врачей, и ничего. По крайней мере, пока живая.
Но потом я снова села дышать, в тот же вечер, и получилось уже гораздо лучше. А знаете почему? Я представила себе Стюарта, что он сидит рядом и держит меня за руку, сидит на холодном полу и бормочет что-то успокаивающее и рука у него холодная, а в глазах — тревога. И я даже глазом моргнуть не успела, как пролетели три минуты и сработал таймер.
В ту ночь я даже умудрилась выспаться.
Вот и сейчас я кладу записку Стюарта перед собой, сажусь на ковер, скрестив ноги, расслабляюсь и слушаю доносящиеся с улицы звуки, а потом закрываю глаза и сосредоточиваюсь на дыхании. Вдох. Выдох. В качестве успокоительного средства я снова использую Стюарта: в прошлый раз помогло, может быть, и сейчас поможет? Для разнообразия я перемещаю его с холодного пола на мягкий диван в его гостиной, мы садимся рядом, он обнимает меня за плечи, а солнце рисует яркие квадраты света на кафельном полу. Тепло, хорошо, уютно, и он говорит мне разные приятные слова. Те, что я уже слышала, и еще кое-что я сама додумываю.
«Я рядом… Все хорошо, все нормально… дыши… медленнее… вдох… выдох. Вот так. И еще. Все хорошо, ты в безопасности. Еще».
Я открыла глаза только пять минут спустя — забыла выставить время на таймере!
Среда, 24 декабря 2003 года
Домой я добралась только около двух ночи. По дороге у меня даже образовалась компания: три паренька-подростка и их подружки. Одна, Крисси, как выяснилось, приходится кузиной Сэм.
Подростки зависли в пабе «Куинз хед», так что последний квартал мне пришлось преодолевать в одиночестве. Ветер, слава богу, стих, дождь прекратился, подморозило, но меня изнутри согревал алкоголь. К тому же мое новое длинное шерстяное пальто, которое мне страшно нравилось, прекрасно защищало от холода. Вот сейчас бы чашку горячего чая, а утром поспать подольше — и я буду в норме. Около дома маячила неясная фигура. Ли!
— Где ты была? — спокойным голосом спросил он.
Я порылась в сумке, выуживая ключи.
— В городе. Не хотелось сидеть дома одной. А ты давно здесь стоишь?
— Минут десять. — Он поцеловал меня в щеку. — Ну что, может быть, зайдем внутрь? Я уже все яйца себе отморозил на этом холоде.
— А чего ты здесь мерзнешь? У тебя же есть ключи.
— Ты же сама запретила мне, помнишь?
— Запретила что?
— Ты сказала, чтобы я не заходил в дом, когда тебя нет, и не трогал твои вещи.
— Но я же не это имела в виду! Конечно, ты можешь приходить когда захочешь!
Мы едва успели войти в холл, как Ли повернул меня к себе лицом, расстегнул пальто и впился губами в мои губы. Его поцелуй был резким, сухим и пахнул только им, а не алкоголем. Так, значит, сегодня пила я одна!
— Я только о тебе и думал с самого утра, — прошептал он мне в шею, забираясь руками под юбку, нетерпеливо раздвигая мне ноги. — В этом платье я даже смотреть на тебя не могу, так я тебя хочу.
Ох, ну какой же горячий мужчина! Начиная заводиться, я расстегнула его ремень, молнию на джинсах, сдергивая их вниз. Прямо тут, в прихожей? Почему бы и нет?
— Скажи мне, — простонал он, запуская руки мне в волосы, — скажи, что ни с кем не трахалась в этом платье.
— Нет, милый, только с тобой, — прошептала я. — Только с тобой. Я только твоя.
Суббота, 22 декабря 2007 года
Погода сегодня прекрасная, — наверное, это добрый знак. К тому же и число сегодня четное, так что противопоказаний против вылазки в бар вроде бы нет.
Закончив проверки в рекордно короткие сроки, я прошла наверх и постучала. Стюарт уже ждал меня в прихожей:
— Привет! Ну что, идем?
— Как твое плечо?
— Гораздо лучше. Похоже, таблетки наконец-то подействовали. — Он подвигал рукой, уже вызволенной из розовой лонгеты.
На Хай-стрит толпы, в последние дни перед Рождеством люди всегда ведут себя так, будто им надо закупить подарков на десять лет вперед.
Стюарт свернул в узкую боковую аллею, здесь почти не было людей. Я с удивлением огляделась по сторонам, но Стюарт уверенно взял меня за руку и повел вперед. Действительно, в самом конце аллеи прятался небольшой бар под названием «Будьте уверены!». Мне он сразу понравился. У входа стояла грифельная доска, на которой белым мелом было написано: «Очень вкусно». Стюарт открыл дверь и пропустил меня вперед.
Бар только начал работать. Мы оказались первыми посетителями. В небольшой комнате перед камином стояли два низких дивана, а в камине бледно разгорался огонь — видимо, его только что растопили, — и язычок пламени лениво лизал скомканную газету, не желая перепрыгивать на сложенные аккуратным домиком дрова.
Над стойкой мигали и переливались цветные гирлянды, а в углу стояла настоящая елка, изысканно украшенная серебряными и белыми шарами. И слава богу, тут не крутили бесконечные рождественские гимны.
Стюарт заказал мне бокал вина, я села на диван, провалившись в мягкое сиденье чуть не до пола, и протянула руки к огню. Нет, пока жара от него не было вообще.
— Ты очень бледный, — сказала я, рассматривая Стюарта. — Сколько ты спал?
— Если честно, немного. Но ничего, я к этому привык. Когда я поздно возвращаюсь, мне обычно потом не уснуть.
Я сделала глоток вина — первый за последние три года. Что со мной происходит? Неужели это я сижу в баре с едва знакомым мужчиной, потягивая вино? Даже не верится.
— А я тренирую глубокое дыхание, — похвасталась я. — По твоей методике.
Стюарт наклонился вперед и поставил на стол свой стакан с пивом «Гиннесс».
— Приятно это слышать! Поздравляю. Только учти, нельзя останавливаться на полпути. Тебе надо практиковаться до тех пор, пока это не станет твоей второй натурой. Чтобы ты могла «включать» глубокое дыхание без всякого напряжения, на автопилоте.
Я кивнула:
— Да, я так привыкла напрягаться, что расслабление для меня — самый что ни есть тяжелый труд. Но пока мне очень нравится заниматься.
Стюарт поднял свой бокал:
— Ну так выпьем за начало перемен.
Мы выпили и помолчали. Я захмелела почти сразу же, даже глаза начали слипаться.
— Кстати, тот идиот больше к тебе не вяжется? — спросил Стюарт.
Я помотала головой:
— К счастью, я с тех пор его не видела. Не знаю, что я ему скажу, когда мы все-таки встретимся, даже думать об этом сейчас не хочу. — Я помолчала. — Стюарт, я ведь так и не поблагодарила тебя за тот вечер. Ты вел себя как настоящий друг. Если бы не ты, я, наверное, до сих пор сидела в кустах, икая и трясясь от ужаса. А сейчас мне наконец-то стало казаться, что не все так плохо в этом мире.
Он улыбнулся:
— Да ладно тебе. В принципе это я должен тебя благодарить.
— Интересно за что же?
Стюарт вздохнул и окинул меня задумчивым взглядом, будто прикидывая, стоит ли мне говорить.
— Понимаешь, когда я сюда переехал, я был в нелучшей форме, на душе кошки скребли. Я не хотел переезжать, но пришлось, так уж получилось. А потом мне стало казаться, что этот дом какой-то свой, что ли… Думаю, это оттого, что здесь живешь ты.
— Я? Почему?
Он пожал плечами и немного покраснел:
— Не знаю… просто… я жду каждой встречи с тобой.
Он коротко хохотнул, чтобы скрыть смущение, и вдруг я поняла, почему он заикается и краснеет, и сама вспыхнула до ушей. Неужели я ему нравлюсь? Может быть, он даже в меня влюблен? И он только деликатно намекает, боится испугать. Я хотела сказать, что он меня совсем не знает, но тут же вспомнила, что это неправда. Если кто и знал мои позорные тайны, так это он, Стюарт.
Откуда-то со стороны я услышала собственный тоненький, робкий голос:
— Ты… С тобой я не боюсь.
Со страху выпила почти целый бокал вина, но зато немного расслабилась. Стюарт заглянул мне в глаза, я не отвела взгляд.
Хлопнула дверь, и в бар ввалилась шумная компания. Подошел официант забрать бокалы, нарушив наше молчание.
— Еще вина хочешь? — словно очнувшись, спросил Стюарт.
— Давай теперь я тебя угощу! — Я попыталась подняться, но не получилось.
— Что? Нет, ни в коем случае! — Стюарт вскочил и отправился отлавливать официанта, а я благодарно снова откинулась на мягкие подушки.
— Здесь свободно? — Молодая женщина указывала на диван напротив.
За ее плечом стояла бодрая суховатая старушка. Обе были нагружены подарочными пакетами.
— Пожалуйста! — Я забрала куртку Стюарта с дивана напротив и повесила ее на спинку своего, борясь с желанием вдохнуть запах Стюарта, — даже самой стало смешно.
Боже, когда я успела так надраться? Немного же мне надо. Ладно, еще один бокал я, пожалуй, осилю. И хорош!
Вернулся Стюарт, бросил недовольный взгляд на дам — те уже с увлечением обсуждали какого-то негодяя Фрэнка, который посмел уйти от Джульет, — и сел рядом со мной.
Диван был узкий, и бедро Стюарта прижалось к моему. Я внутренне сжалась, ну все, сейчас меня накроет паника, но не испытала даже чувства неловкости. От его ноги исходило приятное, какое-то домашнее тепло. Ну, Кэти, ты даешь: сидишь в баре в компании интересного мужчины, чуть ли не обнимаясь с ним на виду у всех, да еще и винцом балуешься! Может быть, не все в этой жизни потеряно!
— Ты как? — спросил Стюарт.
«Что „как“?» — хотела я спросить, но я знала, что он думает о том же, что и я. Если не считать слюнявых объятий Робина и того вечера, когда Стюарт успокаивал меня во время приступа паники, после него у меня не было ни одного контакта с мужчиной.
— Хорошо, — пробормотала я, усилием воли пытаясь приказать щекам не пылать так сильно. — Я просто думала, почему… Не знаю, но я тебя совсем не боюсь. Хотя, вообще-то, я боюсь всех. Всех без исключения. Кроме тебя. А я ведь тебя совсем не знаю.
Стюарт одним глотком осушил остававшиеся полпинты пива и поставил пустой стакан на стол.
— Я рад, что не боишься. Не стоит меня бояться.
Он продел свои пальцы через мои. Я опустила глаза, глядя на наши переплетенные руки, удивляясь, почему руки у меня остаются холодными, ведь в груди моей разливалось тепло, и мне так нравились эти сильные большие руки с коротко подстриженными ногтями. Сердце вдруг часто забилось, но вовсе не от ужаса.
— По поводу того, что ты меня не знаешь. Так вот. Я должен кое-что тебе рассказать. Уже давно хотел, да все не было подходящего случая.
Я уже собралась брякнуть, что каждый раз, когда встречаемся, мы обсуждаем исключительно мои проблемы, но, к счастью, хоть в этот раз сумела промолчать.
— В общем, до того как я переехал сюда, я жил в Хэмпстеде с Ханной. Невеста моя… Я думал, что мы с ней счастливы, а она, видимо, так не думала…
Он замолчал, рассматривая мою руку. Я слегка сжала его пальцы:
— Что произошло? Почему вы расстались?
— Она тайком встречалась с другим. Парень с ее работы. Забеременела — то ли от меня, то ли от него — и сделала аборт. Я узнал обо всем уже после того, как это случилось. Было… сложно.
— Вот ужас-то! — выпалила я, чувствуя, как его боль перетекает в мою руку.
Он большим пальцем нежно погладил мою ладонь, и по шее у меня побежали мурашки.
— То есть, наверное, ты сейчас не готов к новым отношениям? — тихо спросила я, смягчая прямоту вопроса улыбкой.
«Ну и сказанула!» — изумилась я самой себе. Одному Господу известно, что еще я выдам после очередного бокала…
К счастью, Стюарт не обиделся и улыбнулся мне в ответ:
— Наверное, пока не готов. — Он снова посмотрел на наши сплетенные пальцы. — Правда, что-то говорит мне, что ты тоже пока не готова к новым отношениям.
Я энергично покивала. Подумала, еще подумала и наконец с трудом выдавила:
— Не уверена, что вообще когда-нибудь буду готова.
— Что, так плохо все было? — спросил он.
Я кивнула. Я никому не рассказывала всей правды. Когда меня допрашивала полиция, я ограничивалась односложными ответами — говорить-то я почти не могла. А когда я лежала в больнице, мне тоже совсем не хотелось вдаваться в подробности того, что случилось. Врачи, следователи и психиатры пытались меня разговорить, но постепенно я поняла, что им нужно: выдавала им информацию по кусочку, чтобы они поняли, что я иду на поправку, и отстали наконец. После выписки я должна была пройти курс лечения у психотерапевта, но все как-то забыли об этом. А впрочем, я все равно не стала бы ходить к этому психотерапевту: тогда мне казалось, что самое главное — бежать как можно дальше, не оглядываясь назад.
Я не собиралась ничего рассказывать и сейчас, но слова вдруг сами сорвались с моих губ, как будто кто-то другой сказал их за меня:
— На меня напали.
Стюарт помолчал:
— А его нашли?
Я кивнула:
— Да. Он сейчас в тюрьме. Его посадили на три года.
— Всего на три года? Что-то недолго.
Я пожала плечами:
— Три года, тридцать лет… Какая, в сущности, разница? Они могли бы вообще не найти его. По крайней мере, это дало мне возможность бежать.
Четверг, 25 декабря 2003 года
Рождественским утром я проснулась оттого, что на моем лице играл солнечный зайчик. Ли рядом не оказалось, но снизу доносился стук кастрюль и сковородок. Голова раскалывалась от боли. Я взглянула на будильник — половина десятого.
Я сделала нечеловеческое усилие и села в кровати, полная решимости бодро и весело встретить Рождество, но тут же со стоном опустилась обратно на подушки.
Когда я в следующий раз открыла глаза, Ли сидел на постели рядом со мной, пристраивая на одеяле поднос с завтраком.
— Пора просыпаться, моя красавица, — сказал он.
Я села, стараясь не обращать внимания на боль в затылке.
— Ого! Тосты, сок да еще шампанское! Ты думаешь, я мало выпила за последние сутки?
— Может быть, и много, но не со мной! — Ли быстро стянул джинсы и футболку и улегся в постель, обняв меня одной рукой, а другой отламывая кусочек тоста. — Счастливого Рождества! — сказал он.
Я поцеловала его. Потом еще раз, да так, что чуть не свернула поднос, а потом выпила соку.
— Я вчера был не в форме, — сказал Ли.
Я с удивлением посмотрела на него:
— Не в форме? Но почему?
— Потому что я чуть не умер от ревности, — сказал он ровным голосом. — Ты гуляла в городе одна, в этом платье, без меня… прости, я был не прав.
Последовала пауза. Ли жевал тост, я нарушила затянувшееся молчание:
— А почему ты так реагируешь на красные платья?
— Не на все, только на твое. А если точнее — на тебя в красном платье.
— А я видела тебя вчера в городе, — сказала я. — Ты спорил с какими-то типами.
Он молча отодвинул поднос на край кровати и взял меня за руку.
— Ты что, торгуешь наркотиками?
— Зачем ты задаешь мне эти вопросы, Кэтрин? Сама знаешь, что я не могу на них ответить.
— Меня пугает твоя работа, — пробормотала я.
— Вот поэтому и не стоит говорить о ней.
— Но если тебя ранят или изобьют до полусмерти, как я узнаю об этом? Твои друзья позвонят мне?
— Меня не ранят.
— Ну а вдруг?
— Ничего «вдруг» не бывает. — Он забрал из моих рук пустой стакан, поставил на тумбочку, взял меня за плечи и уложил обратно в постель.
— Ох, Ли, у меня голова раскалывается!
— Ничего, у меня от этого припасено одно прекрасное лекарство.
Разумеется, лекарство не помогло, но я была рада, что мы его попробовали.
Суббота, 22 декабря 2007 года