Солдаты Омеги (сборник) Глумов Виктор
Наконец навстречу вышел кудрявый брюнет, сын Гаврилы, с наглой, заплывшей жиром физиономией и глазами-щелочками. Поманил за собой. Тимми достал пистолет — не понравился ему толстяк. Артур свернул за сарай, возле которого гнили два корпуса древних машин. Толстяк стянул тряпку с самохода, и взору предстал облезлый драндулет с круглой фарой (вторая была выбита). Дверцу украшала заплатка из блестящей жести, стекол со стороны водителя не наблюдалось, по бокам окна были забраны полупрозрачными шкурами ползунов.
— Ты хочешь сказать, что вот это — заведется? — прищурившись, прошипел Маузер.
Толстяк прижался спиной к развалюхе, будто старался защитить ее необъятными телесами.
— Батя же сказал: когда вернете нашу машину, заберете свою! Там даже… две канистры топлива!
— Вернем, как же, — проворчал Артур, — она заглохнет, и всё. Не на руках же ее нести!
— Ладно, успокоились! — скомандовал Маузер и, отодвинув толстяка, загородившего дверцу, занял водительское место. Повернул ключ зажигания — мотор забормотал, старенький самоход вздрогнул. — В салон!
Самоход ехал, чихая и кашляя. Сначала Артур боялся, что он развалится на ходу, потом ему надоело нервничать.
Зной стоял невыносимый. Рыжий обильно потел и постоянно хлестал воду.
— Ты, друг, поэкономнее, — предупредил его Курганник. — Возле Разлома воды нету, а делиться я с тобой не буду.
Артур облизал пересохшие губы и уставился в единственное уцелевшее окно, за которым проплывали горные хребты. Порой казалось, что скалы вот-вот оживут, двинутся навстречу и сплющат машину.
Чем дальше от Разлома, тем ниже становились горы, теперь на пути попадались и долины. Из растрескавшейся земли со свистом вырывались струи газа, тут даже колючки не росли. Мертвая, отравленная пустошь. Возможно, радиоактивная — радопорошка, чтобы проверить, нет. Батя рассказывал: кто в радиацию попадал, тот лысел, хирел, кровью харкал, а потом умирал в жутких корчах.
Ни людей, ни зверей на пути не встретилось.
— Сколько до Москвы-то? — поинтересовался кто-то из дезертиров.
— К утру доберемся, если не заглохнем.
Когда стемнело, пришлось все-таки сделать привал: дорога была разбитая, а фара светила тускло. Ездили тут нечасто, и обвалы давно никто не разгребал. Налети самоход на кучу камней — рассыплется.
Маузер растолкал свой отряд, едва рассвело. Мужики поднялись и, толком не проснувшись, поползли разгребать завал, потом погрузились в машину и тронулись по прохладе.
Выехали на равнину, и Артур вдалеке заприметил ферму. Указал на нее и проговорил:
— Если есть люди, значит, есть и вода. Неплохо было бы ее на патроны сменять.
— Я бы с удовольствием помылся, — поддержал его Маузер и почеал спину.
Дорогу, ведущую к ферме, нашли с трудом — две засыпанные пылью колеи. Самоход свернул — взлетела пыль, проникла в салон. Курганник чихнул так, что чуть заплаты от обшивки не отлетели.
— По-моему, — проговорил Артур, вглядываясь вперед, — она необитаема.
— Сейчас проверим, — сказал Маузер и вцепился в руль.
Тимми, сидевший на полу у его ног, прижался к сиденью. Люди подпрыгивали на скамьях, бились о железо задами.
— Не гони так! — не выдержал Курганник. — А то будут у нас яйца всмятку!
— Потерпишь! — крикнул Тимми.
Кособокие ворота были приоткрыты. Артур вышел под палящее солнце и полной грудью вдохнул знойный воздух. Следом выбрался Маузер. Его черные волосы припудрила желтоватая пыль, на щеках блестели дорожки от пота.
— Думаю, стучать бессмысленно. — Он вынул из кобуры пистолет с деревянной ручкой и шагнул к воротам.
Артур приготовил автомат. Тимми выхватил оба пистолета и бочком, бочком стал двигаться вдоль защитной стены, сложенной из камней, изъеденных временем бетонных блоков и ржавых железок. Ни прожектора тебе, ни дозорных вышек.
Лачуги, окружавшие колодец, засыпала пыль. Они напоминали клетки для скота: кое-как прилепленные двери, кривые окна, закрытые шкурами ползунов. Манисы на ферме и то лучше живут.
Ветер колыхал занавески, поскрипывал воротами, шуршал в брошенных жилищах. Артур разглядел в пыли свежие следы панцирных волков.
— Деревня брошена, — проговорил он, но автомат опускать не спешил.
— Веревка у кого-нибудь есть? — крикнул Курганник, склонившись над колодцем. — Бросил камень — булькает!
Веревку нашли, но вода в колодце была желтая и воняла тухлыми яйцами.
— Вот же Погибель! — Тимми пнул колодезный сруб. — Понятно теперь, чего люди ушли.
— Ушли, да не все, — сказал подоспевший Клоп. — Там два трупа в доме. Старик со старухой. Давно померли, даже волчкам пожрать ничего не осталось.
— Нечего тут ловить, уходим, — скомандовал Маузер и зашагал к самоходу.
Чем дальше отъезжали на север, тем больше Артуру казалось, что он попал в голодный мир своего детства. На пути попались еще две брошенные деревни и одна разграбленная. Людей встретили, только когда повернули на запад. И то — кетчеров.
Зря налетчики сочли самоход легкой добычей. Маузер решил им подыграть: остановился. Бандиты взяли самоход в «клещи» сендерами, расслабились и собрались было вылезти из машин, но по команде Артура по ним был открыт огонь из четырнадцати стволов. Пятеро кетчеров сдохли сразу же, шестой залег за сендером, притих и отстреливаться не пытался — рассчитывал на милость победителей.
Маузер закурил, пару раз затянулся и швырнул самокрутку в сендер с пробитым топливным баком, сопроводив бросок словами: «Ибо нефиг!»
Самокрутка упала точно в лужицу, сендер вспыхнул и зачадил. Бандит, выругавшись, пополз к груде камней. Стрелять никто не стал.
Чем ближе была Москва, тем больше на пути попадалось ферм, похожих на помойки. Их жители — сплошь грязные, тощие, в обносках, ни одного толстяка Артур не заметил. Стоит подъехать самоходу, они за обрезы хватаются, но едва высунется автоматный ствол — оружие бросают и забиваются в норы.
Артуру стало еще гаже. На ферме бати раньше так же было, и Шакал был тощий — ветром сдувало. А потом пришла Омега. Омега, с которой он, Артур, сейчас борется. Ради чего? Вот она свобода — нищая, голодная, в коросте. Жри — не хочу. Абсолютная свобода губительна: человек не знает, что с ней делать.
Пришлось закрыть лицо ладонями, чтобы не видеть серость и убожество мира, который он хотел защищать. Если бы что-то можно было изменить, Артур ни за что не стал бы дезертировать. Просто предупредил бы Нику, чтоб пару дней в убежище посидела.
Ничего не изменить. Эти глупые оборванцы не поймут, что порядок — благо, будут бунтовать и гибнуть. Если попытаться им объяснить, не поверят же!
— Чего ты скис? — Тимми ткнул Артура в бок локтем.
— Думаю. Куда мы сейчас едем?
— На ферму к моему старому знакомому, одному из Люберецких кормильцев, — ответил Маузер. — Пожрем, помоемся. Да и мне с людьми связаться надо, узнать, как обстановка в сто… в древней столице. Артур, ты в Москве был?
— Не доводилось.
— Эх, провинциал! — вздохнул Маузер и добавил. — Хотя тут, похоже, столицу скоро перенесут на юг, в Омегу.
Артур привык к странностям Маузера, и что такое «столица» спрашивать не стал. Похоже, этот человек жил в Омеге долго, с самого рождения: он странных слов знает гораздо больше, чем Лекс.
— Маузер, — не выдержал Артур, — для тебя Омега — зло или добро?
— Лично для меня — зло, а вот для остальных — не знаю. Война всегда зло, но люди не умеют не воевать.
Друзья Маузера жили в самой настоящей крепости: стена высоченная, как в Цитадели Омега, ров с мазутом, наверху — прожекторы. Маузер велел команде сидеть в самоходе, сам вылез и помахал дозорным:
— Кобылыч, открывай, это Маузер!
— Да шоб меня ползуны засмоктали! — донеслось сверху. — Маузер! Дружище! Мужики, поднимай ворота!
Артур аж рот раскрыл: черная металлическая плита поползла вверх; когда самоход въехал во двор — опустилась. Навстречу Маузеру шагал верзила с лошадиным лицом, по-лошадиному же скалился, обнажая розовые десны и редкие коричневые зубы.
Обнялись, похлопали друг друга по спине. Сбежались охранники. Из окон каменных домов высунулись любопытствующие.
— Маузер!!! Дядька! — завопил светловолосый мальчишка, понесся к гостю, сверкая пятками, и собрался было обнять, повиснуть, но передумал — стыдно стало, большой уже.
— И тебе привет, Майк. — Маузер потрепал мальчишку по макушке. — Читать научился, герой?
Майк подпрыгнул, заметался по двору, раздобыл хворостину и принялся писать в пыли, приговаривая:
— Эм… А… Ма… У… Эс… Ер… Вот. Ма-у-сер!
— Кыш отсюда! Не мешайся! — прикрикнул на него Кобылыч.
Мальчишка отбежал на безопасное расстояние и пропищал:
— Маузер, а сделаешь мне летучего зме-е-ея? — и затанцевал, запрыгал на месте.
— Уйди, я сказал! — топнул Кобылыч. — А то ухи откручу!
— Я не один, — предупредил Маузер, кивнув на автобус. — Мои люди. Фермеры, которые не захотели служить в Омеге. Ребята, выходите.
Кобылыч вмиг посмурнел, смерил взглядом Артура, Курганника, остальных и вздохнул:
— Шо там вообще? На юге?
— Брат, — пробасил Курганник, — попить из колодца можно? А то запрели!
— Пейте, мойтесь… Маузер, ну так шо? Неужели все так погано?
— Типа ты не знаешь.
Артуру безумно хотелось вылить себе на голову ушат воды, но он стерпел, подошел к Кобылычу, представился, пожал его руку и сказал:
— Завтра-послезавтра они будут в Москве.
— Вы сами хоть что-то делаете? — спросил Маузер.
— Ой, пыталися с топливниками договориться, они не хотят ввязываться. Нажиться думают. Мутанты безмозглые. А Москва… Кто ее защищать будет? Нищеброды, башмачники да люберецкие! Но так скоро… дуже быстро! Мы даже собраться не успеем! Нам-то выбора нет: шо так, шо эдак — погибель.
Отчаяние проскользнуло в голосе Кобылыча, и он стал похож на старую загнанную клячу. Майк подобрался к нему, потянул за жилетку:
— Папка… папка, что такое?
— Мы на юге, нам первым погибель, — пробормотал он.
— Я пойду свяжусь по радиоточке с Хамлом, — сказал Маузер. — Пока мы толкуем, прикажи своим людям баньку растопить, а то мы по дороге завонялись.
Тощий седой охранник со шрамом поперек щеки тотчас отозвался:
— Сейчас сделаем, обождите! — и поковылял по центральной улице.
Тем временем команда Артура столпилась у колодца. Мужики утолили жажду и, ухая, выливали воду себе на голову. Обгоревшие на солнце лысины облезли, кожа клочьями висела на пробившейся щетине.
— Погодите, — обратился к ним Кобылыч. — Сейчас баньку растопим! — Заметив недоумение на суровых лицах, он уточнил: — Ну, помоетесь! Это Маузер баньку придумал. Вам понравится! Он еще радиоточку смастерил мне и Хамлу. Так-то.
Дезертиры замерли, переглянулись и снова опустили ведро в колодец. Артуру самому хотелось к ним присоединиться, но он понимал, что ему по рангу не положено, и с вожделением ждал обещанную «баньку», хотя не знал, что это такое. Тимми тоже стоял в сторонке и молча завидовал остальным.
— Готово! — крикнул помощник Кобылыча. — Извольте париться!
Вещмешки сволокли в каморку, где уже засел Маузер. Он кивнул и покрутил кнопку на радио — заскрежетало. Мужики потянулись в «баньку», и Артур поспешил за ними.
«Банькой» здесь называли землянку возле защитной стены. Внутри было влажно и душно. Тимми заглянул в соседнюю комнату, где что-то гулко булькало, и отшатнулся, спиной налетев на Артура. На его лице читалось такое негодование, что Артуру самому захотелось сбежать.
Открылась дверь, и, поспешно ее захлопнув, выскочил совершенно голый мужик с обвислым животом, заросшим густыми бурыми волосами. В руке он держал веник. Жидкая борода свешивалась на грудь локонами, каштановые с проседью волосы тоже кудрявились.
— Раздевайтесь тут, вот крючки, сюда одежду. Пар хороший, жар отменный! Все болезни уйдут, если веничком. — Он шлепнул себя веником по руке. — Вот так!
Мужики разоблачались без воодушевления — жара и так всех утомила. Тимми с обиженным видом проталкивался к выходу, но его демонстративно не замечали. Голый Рыжий преградил ему дорогу, ухмыльнулся:
— А ты чего бежишь?
Тимми отшатнулся и залился краской, Рыжий заржал:
— Как девка!
Артур понял, что парень не хочет раздеваться, ведь тогда ему придется снимать бандану. Увидят, что у него нет ушей, поймут: он был рабом, и о человеческом отношении можно будет забыть.
— Не видишь, дурно ему! — заорал Артур. — Красный весь. Сейчас его удар хватит, и Маузер вам кишки выпустит! А ну разойдись!
Послушались, расступились, и Тимми выскользнул на улицу.
— Странный он какой-то, — пробормотал кто-то из дезертиров.
Артур разделся, придвинул ботинки к стене и, с трудом открыв плотно пригнанную дверь, шагнул во влажную жару.
Хамло печалился, третьи сутки не выходил из дому и толком не спал. Стоило сомкнуть веки, ему виделись горящие дома и танкеры, ползущие по кукурузным полям, небо затягивало дымом пожарищ. До переговоров с топливниками была надежда, что удастся отбиться, а когда переговоры провалились, надежды не осталось. Да, есть гранаты, есть даже мины, изготовленные харьковскими умельцами специально против танкеров, но этого недостаточно. Урожай погибнет, фермы будут разорены…
В спальню ворвался младший брат, Жихарь. Был он рыж, высок и придурковат, ему доверяли уборку во дворе. Не на поле же гнать — родная кровь как-никак.
— Там! — замахал Жихарь ручищами, выпучив глаза. — Круча передал, зовет… какой-то Мазер на связи! Срочно, грят!
Хамло вмиг оживился, соскочил с кровати и ломанулся к радиоточке. Оттеснив Кручу от радио, надел наушники и заорал странное слово, которому его научил Маузер:
— Прием!
— Привет, друг, плохие новости, — отчитался Маузер, — сегодня-завтра Омега будет переходить Разлом. С мостами, как я понял, не получилось?
— Какой там! — Забыв, что его не видят, Хамло махнул рукой. — Сам знаешь, что у каждой переправы их гарнизон. Так охраняют, что жуть! Не подберешься даже посмотреть! Прав ты был, но сезон назад тебе никто не верил.
— Связывайся с остальными. Надо поговорить.
— А чего говорить-то? Бежать надо! Всё, погибель нам!
— Да что ты как баба! Я знаю, что делать. Говори, где сходка.
— А-а-а… э-э-э… У Кобылыча?
— Дурак! К Москве ближе. Давай у тебя, в Люберцах. Созывай всех глав кланов. Орден не трогай. Орден с Омегой заодно. Как что прояснится — вызывай меня… Да, вооружай людей, не жмись, раздавай всё. Понял?
— Понял, — уронил Хамло и сник. Благо, успел семью в сопровождении Козыря и Бабая на север отправить. И то вопрос, хорошо ли это. Там некроз и симбионты, не случилось бы чего. После сходки, наверное, стоит и самому драпануть. Самое ценное забрать — и бежать. Жизнь-то одна.
Банька действительно бодрила. Тело пахло свежестью и мылом. Мужики выходили довольные, красные. Тимми, толкущийся у колодца, выглядел обиженным.
— Зря, Тимоха! — пробасил Курганник. — Сходил бы, там уже не так жарко.
Тимми зыркнул и отвернулся. Вскоре появился Кобылыч, от радости на его лице не осталось и следа. Рядом шел угрюмый Маузер.
— Сейчас мы с Кобылычем быстро моемся, а вы собирайтесь.
В каменном двухэтажном доме рыдали. Пищали дети. Туда-сюда сновали мужики с тележками. Приближалась Омега — главы кланов понимали, что их ждет смерть, и спасали добро, вывозили семьи. На север уже устремились орды беженцев. Мирные фермеры, наслушавшись о зверствах омеговцев, потянулись вслед за бандитами.
Артура подергали за рукав — обернулся.
— Ты все понял, да? — тихо спросил Тимми.
— Я буду молчать, — пообещал Артур.
Маузер управился быстро, смыл налипшую пыль и вроде бы даже помолодел. Команда ждала его возле колодца в полном боевом облачении, бойцы Артура сверкали розовыми лысинами. По другую сторону колодца толпились косматые местные, было их человек двадцать. Из всех только Кобылыч не носил бороды.
— По машинам! — скомандовал Маузер и сел за руль самохода.
Следом поехали два бронированных грузовика с желто-коричневым логотипом люберецких кормильцев.
На самом деле Кобылыча звали Сэмом. Кобылычем его окрестили в детстве за лошадиную физиономию, унаследованную от покойной матери. Сначала Сэм дулся, потом привык и сжился с прозвищем. Чего обижаться — мало того что рожей не вышел, еще и вкалывает с утра до ночи, как лошадь.
По каменной лестнице Сэм поднялся на крепостную стену, окинул взглядом вспаханные поля. Не так давно тут зеленела кукуруза, шелестела листьями; на поле у холма собрали пшеницу, оно еще золотилось разбросанным сеном.
Такого больше не будет. Хорошо, если поселятся здесь другие фермеры, не дадут полям погибнуть. А если омеговцы крепость облюбуют? Затопчут всё, понастроят казарм, плодородную землю щебнем засыпят. Жалко. И дом жалко.
Родители Сэма переехали сюда из-под Киева, нашли воду, вырыли колодец, людей собрали, а потом стену эту всей общиной строили, а укреплял ее уже Сэм, вот этими вот руками! Он сжал кулаки и ударил стену, лбом ткнулся в камни. По щеке скатилась слеза.
Успокоившись, Сэм спустился и пошел домой.
Майк смерчем носился по комнатам, казалось, что это он перевернул все вверх дном и разбросал вещи. Причитая, Мила лихорадочно собиралась, набивала мешки вещами, ложками, казанками, тарелками. Мужа она пока не видела. Зато Майк заметил отца, напрыгнул с разбегу, обхватил руками и ногами и спросил, запрокинув голову:
— Папка, а дядя Маузер сделает мне летучего змея?
Сэм пригладил его русые вихры:
— Он занят, сынок. Война. Бегти надо.
— Война! — воскликнул Майк, отпустил отца, пронесся по комнате и сделал вид, будто стреляет из пистолета. — Это здорово! Ба-бам! А почему мы уходим?
— Потому что нас будут убивать.
Мила ойкнула, выронила подушку, закусила руку и взвыла. Из глаз брызнули слезы.
— Папка! Никто нас не убьет! У нас много-много ружьев! Я видел, они в сарае! Мы сами кого угодно убьем!
— Убьем, — кивнул Сэм и обнял жену, — но попозже. Дорогая, тебе долго?
— Всё-о-о-о…
— Лишнего не берите, там все есть. Кашля вас отвезет. Кашля, ты где?
На пороге беззвучно появился тощий косматый старик, кашлянул в кулак. Сначала все думали, что у него чахотка и он вот-вот помрет, но Кашля, похоже, решил пережить самого Кобылыча.
— Давай скорее, а то сердце кровью обольется. — Кобылыч повел плачущую жену к выходу.
Майк наконец сообразил: происходит что-то скверное, и заревел в голос. Кашля взял его за руку и потянул к выходу, приговаривая:
— Ай-я-яй, ты мужчина, а мужчины не плачут. Посмотри на папу, видишь, у него глаза сухие!
Если бы они знали, как Сэму было трудно сохранять хладнокровие! Надо спокойно усадить жену в кузов. Подать мешок. Еще мешок. Поцеловать сына и сказать, что папка обязательно к нему приедет. Захлопнуть дверцу… Рука не повиновалась. Он неотрывно смотрел на свою семью. Захлопнуть!
Клац!
Завелся мотор, машина тронулась и устремилась к поднятым воротам. Хотелось бежать следом, чтобы увидеть жену еще раз, коснуться… Нельзя.
Можно подняться по лестнице и смотреть, как удаляется грузовик, окруженный облачком пыли, становится точкой и вовсе исчезает. Сэм хлюпнул носом и решил, что никуда отсюда не уйдет. Это его земля, его дом, он не сможет жить, зная, что ее топчут сапоги врага. Здесь он умрет и постарается забрать с собой как можно больше проклятых омеговцев.
Глава 13
Встреча
Говорят, когда-то над Пустошью летали платформы доминантов и всевидящие существа пытались направлять жизнь людей. Платформы — давно часть легенд, как Егор Разин, как джагеры…
Если бы платформы сохранились, не разбились о землю и не сгинули, засыпанные песками, доминанты могли бы видеть: хаотичное движение сил Омеги упорядочилось. Как шарики ртути, отдельные роты соединялись в батальоны, батальоны стягивались в дивизии, и за Разломом, южнее Москвы, формировался фронт.
Так накатывают тучи в сезон дождей — неотвратимо, сплошным валом. Так изгибается линзой пенный край урагана.
Войска Омеги стали единым целым. И сердце целого пульсировало, втягивая в себя последние капли.
Но наблюдателей нет, и некому с высоты постичь величественную поступь истории.
На блокпосту выстроилась очередь: перед ротой Лекса ждала указаний еще одна колонна грузовиков и танкеров. Лекс вылез из люка, сел на обшивку (металл жег сквозь брюки). Следом высунулся Глыба, помятый, красномордый.
— Уф-ф… Капитан, у тебя вода есть?
— На, — Лекс протянул ему фляжку, — только горячая. Как думаешь, долго еще стоять?
— А я сейчас Барракуду на разведку пошлю. Барракуда! — (Из танкера откликнулись.) — Давай-ка помоги мне Кусаку на воздух вытащить и сгоняй глянь, чего стоим, кого ждем.
В вытаскивании Кусаки Лекс тоже принял живое участие — какое-никакое, а развлечение. Последние дни пути прошли до того тихо и мирно, что он заскучал. Пробовал общаться с Тойво, но все аргументы капитана сводились к «говорила моя матушка», и Лекс сбежал в общество Глыбы и Барракуды. Ненадолго его заняла загадка: где Барракуда прячет самогон и почему Кусака вечно пьян?
Лекс учинил обыск, на привале выкинул всё из танкера, отыскал бутыль пойла, под стоны команды вылил самогон на землю и принялся ждать, что будет. К вечеру обнаружилось, что Кусака все так же пьян, да и Барракуда с Глыбой подозрительно благодушны. Призвав на помощь озверевшего от скуки Тойво, он снова обыскал танкер. Ничего крепче топлива не нашел и махнул на пьянчуг рукой.
Рядовой Кусака на старания сослуживцев внимания не обратил и тут же свернулся калачиком в тени танкера. Барракуда убежал на разведку.
Вдоль колонны семенил Тойво — жаждал общения. Лекс спрыгнул с танкера, обреченно вздохнул:
— Приветствую, капитан.
— Славься! — откликнулся Тойво. — Таки чего стоим, кого ждем? Говорила мне матушка: Тося, все беды в мире — от плохой организации. И что ты думаешь? Матушка таки была права!
— Сейчас скажут, куда, и поедем. — Лекс поморщился — от упитанного Тойво воняло потом. — Тут стоянка на несколько дней, дивизию формируют.
— Это я таки знаю, это же понятно даже рядовому! Меня таки возмущает плохая организация. Почему наши люди должны таки жариться в этих консервных банках?!
— Руководству виднее.
Тойво невесело рассмеялся, заколыхались щеки и оба подбородка. От блокпоста спешил Барракуда, хотел было проскочить мимо капитана к Глыбе, но Лекс поймал его за рукав:
— Докладывай, Барракуда.
— Накладка там какая-то, но скоро поедем, — отмахнулся рядовой и исчез.
Лекс проводил его задумчивым взглядом. Надо же, как оживился, не иначе самогон отыскал. Тойво побрел к своему танкеру — капитан слегка похудел в походе, и форменные брюки мешком висели на жирном заду. Глыба предложил Лексу сигарету, тот привычно отказался. Раскаленный полдень настраивал на мирный, ленивый лад, располагал лечь в теньке, как Кусака, и поспать. Впереди засигналили — колонна тронулась.
Подхватив похрапывающего Кусаку, Лекс с Глыбой прыгнули в танкер, заняли свои места. Хвост чужого подразделения медленно уползал за блокпост, и уставший майор с планшетом в руках уже спешил к танкеру Лекса.
Дорога вела по застывшей лаве, мимо стоянок многочисленных взводов и рот, мимо штабных палаток, дымящих полевых кухонь, мимо столпотворения, мимо вони немытых тел и дерьма, запаха нагретого камня и раскаленного металла. Впереди стеной вставал то ли пар, то ли туман — там был Разлом. Лекс ехал, высунувшись из танкера, и обозревал окрестности. Так далеко на севере ему еще бывать не приходилось, до Москвы оставалось километров двести — полдня пути.
Глыба повернул налево, и Лекс только сейчас понял, что некогда, во времена Древних, здесь стоял город. Обычно остаются развалины, груды обломков, остовы машин, служащие жильем, загадочные сооружения. Но лава, выплеснувшаяся после Погибели из Разлома, затопила близлежащие селения, слизала мусор и здания… А этот памятник пощадила. Каким-то чудом уцелевший, на слегка покосившейся белой колонне в человеческий рост, из-под прикрытых век смотрел на людей неведомый мутафаг, отлитый из металла, покрытого синей патиной. Присмотревшись, Лекс признал ящерицу в локоть длиной, только странную, короткохвостую. Что за люди здесь жили и почему они создали это изваяние?[7]
Ближе, видимо, к центру города стали попадаться отдельные дома, вплавленные в камень. Лекс провожал взглядом торчащие из застывшей лавы бетонные плиты, покореженные столбы, и в его сердце закрадывалась печаль.
Над лагерем осязаемым облаком висел шум. Глыба еще раз свернул, и Лекс увидел странный дом: коробку с пятью колоннами на крыше. Завод, наверное, какой-нибудь. Между тем танкер полз в сторону Разлома, на другой конец города, где оставалось свободное место. Согласно приказу Лексу надлежало поступить под командование полковника Грица в семнадцатый батальон, так же, как и Тойво. Грица Лекс ни разу не видел, но надеялся, что комбат являет собой идеал омеговца.
Остановились на свободном месте, Лекс отдал указания и вместе с Тойво отправился представляться командованию. Толстяк нервничал, приглаживал мокрые, торчащие за ушами кудри. Очередной задерганный майор рявкнул: «Славься!» — и приказал капитанам грузиться в сендер. Гриц был в штабе, а до него пешком по такой жаре далеко. Поехали. Тойво молчал, будто прикусил язык, майор остервенело давил на газ, лагерь шумел — более десяти тысяч человек, техника…
Штаб располагался в странном месте — то тут, то там из лавы выпирали какие-то странные конструкции, а на пригорке, куда раскаленная масса не добралась, оплавленная, покосившаяся, но в общем целая, стояла круглая площадка под шатровой крышей. На площадке застыли искусственные кони, маленькие, будто для детей предназначенные. Сендер обогнул исполинское железное колесо, лежащее на земле. Что за повозка была, если колесо по площади — как половина фермы? Рядом с колесом были разбросаны домики — маленькие, человеку не уместиться. Вонючей грудой в отдалении — торчат конечности, зияют дырами открытые рты — валялись мутанты. Видно, жили здесь, пока не пришла Омега…
— А как с водой? — спросил, нарушая субординацию, Тойво.
Майор, полуобернувшись, зыркнул на него, цыкнул зубом и не ответил. Лекс не заметил ни колодца, ни ручья, ни родника, да и откуда им взяться — много сезонов назад, во время Погибели, окрестность залило лавой из Разлома.
У штаба было еще суетливей. Тут бегали офицеры, ругались, размахивали бумагами, атаковали машину связистов, пытаясь переорать друг друга. Майор лихо затормозил возле длинной, человек на сорок, брезентовой палатки. Лекс с Тойво выпрыгнули из сендера. Перед откинутым клапаном штаба стояли навытяжку два бойца в полном облачении, даже при шлемах. Одурев от жары, ни не обратили на капитанов никакого внимания.
— Таки заходи, кто хочет, бери, что хочешь. Моя матушка всегда говорила: Тося, запирай двери! Как думаешь, Лекс, комбат внутри?
— Не знаю. Зайдем, представимся, нас и пошлют.
— Пошлют, — согласился Тойво, — и таки средним пальцем направление покажут.
Лекс с неодобрением поджал губы: ни настроение Тойво, ни шуточки ему не нравились. Разве можно так себя вести перед встречей с командованием?! Сам Лекс подобрался, глубоко вдохнул и шагнул в душную полутьму палатки.
Внутри оказалось почти пусто, только стояли вдоль стен железные ящики, накрытые брезентом. В центре палатки, у огромного раскладного стола, толпились в напряженном молчании офицеры. По нашивкам Лекс определил полковников, подполковников, генерал-майора. На вошедших никто не посмотрел. Генерал-майор отчетливо скрипнул зубами и, не отрывая взгляда от столешницы, сказал:
— Ну что, офицеры. Поздравляю. Эта карта годится только на растопку.
— Вот жили древние, — вздохнул сухой, как жердь, высокий полковник, — дороги, вы посмотрите, сколько дорог! А городов?
— За то и воюем. — Генерал-майор осмотрелся и наконец-то заметил вошедших.
— Капитан Лекс и капитан Тойво прибыли! — вытянувшись, отрапортовал Лекс.
Под взглядами командования он стушевался. Генерал-майор потер щеки ладонями.
— Взгляните, молодые люди. Это большая редкость, а увидеть такое надо.
Капитаны несмело приблизились к столу. Теперь Лекс узнал генерал-майора — это был Ринг, верный соратник Бохана, в недавнем прошлом еще полковник. Хорошая карьера. У Ринга правильное, гордое лицо, он среднего роста, волосы и глаза — почти черные. Чувствуется в генерал-майоре внутренняя сила…
На столе была расстелена древняя, еще до Погибели изготовленная, карта окрестностей Москвы.
— Мы — здесь, — генерал-майор Ринг указал на огромный (но по сравнению с Москвой крохотный) город. — В Туле. Знаменитый был город, оружейники здесь жили. Вот здесь, — палец генерала чуть сместился, — были карстовые пещеры… Все лавой затопило. А Разлом прошел чуть севернее… Карта бесполезна.
— Красиво, — внезапно подал голос Тойво.
— Да. Всё потеряли, теперь долго возрождать. Ну-с… Гриц, забирай бойцов, доведи до их сведения, что полагается, и пусть отдыхают.
Подполковник Гриц отошел от стола, жестом велел капитанам следовать за ним. После полутьмы палатки солнце показалось особенно безжалостным. Лекс и Тойво по очереди доложили обстановку, сообщили, что больных и раненых нет, техника цела, и получили разрешение отдыхать — обедать, располагаться, мыться — до особого распоряжения. Гриц выглядел воодушевленным, все время поглядывал в сторону дохлых мутантов.
— Интенданта найдите, возьмите у него воду и провизию. И еще. Отыщите капитана Кира, моего заместителя, он должен быть где-то рядом с вашим лагерем. Он введет вас в курс дела подробно, вы отныне в его прямом подчинении.
Кир?! Лекс автоматически рявкнул «Славься!», вскинув руку в приветствии. Неужели Кир? Тот самый, бывший сокурсник, позже — враг? Тот самый Кир, который чуть не убил Лекса на Полигоне? Заместитель комбата Грица? Лекс не поверил своим ушам: может быть, тезка… Тойво Кира не знал и смятения Лекса не заметил.
Обратно на окраину их никто не повез, пошли пешком под аккомпанемент нескончаемых жалоб Тойво. Все сводилось к мудрости его матушки и ее бессмертным заветам. Чтобы отвлечься, Лекс спросил: