Солдаты Омеги (сборник) Глумов Виктор

Глава 14

Засада

Артур никогда не был в Москве, даже представить себе не мог город. Ну разве что как большую ферму. Теперь же, высунув голову из окна самохода, он глазам своим не верил. Москва — огромная свалка, гигантский могильник, где гниют заживо погребенные люди. Почему все туда стремятся?

С правой стороны дороги был пологий скат — берег пересохшего озера. Вода блестела лишь на самом дне. Купаться в ней Артур побоялся бы: она была изумрудно-зеленая, заросшая бурой травой. Лужа воняла тухлятиной, перебивая остальные запахи. Второе озеро пересохло полностью.

— Хрена се шарахнуло! — воскликнул Маузер, указывая на озеро.

Поймал на себе удивленные взгляды и начал объяснять, продолжая вести самоход. Машина танцевала на кочках, и его голос дребезжал:

— Озеро это — огромная воронка. Тут бомба взорвалась… Надо объяснять, что это такое?

— Мы шо, совсем дураки?! — возмутился Курганник. — Граната, только здоровенная! — Он отодвинул Артура, глянул в окно и присвистнул. — От так шмяк — и нет фермы.

— Да какой там «фермы», — сказал Артур. — На Цитадель Омега хватит.

А сам подумал, станет ли лучше, если взорвать Омегу? Благодаря ей люди могут безбедно существовать, не опасаться за жизнь детей. Вряд ли будет хуже, если омеговцы наведут порядок на этой помойке… На помойке, куда Артур сам себя вышвырнул.

— Ох, да-а-а, — мечтательно протянул Тимми, разглядывая воронку. — Долбануло так долбануло!

— И ведь не ядерной боеголовкой били, — продолжил Маузер. — Тут не фонит.

Встречные уходили на север — на повозках, пешком, на ржавых драндулетах и трехколесных штуках, которые двигались, когда водитель крутил педали. Чем ближе к городу, тем загруженней была дорога.

Колонна обогнала два самохода, объехала поломавшийся грузовик, вокруг которого собралась толпа, — его предлагали сбросить в канаву. Дальше пересекли русло высохшей речушки. Перекинутый через него старинный мост смотрелся как позвоночник чудовища, издохшего сотни лет назад. Со всех сторон дорогу окружали коробки домов. Артур сосчитал этажи ближайшего: десять, но раньше было больше, гораздо больше! Длинные пятиэтажные здания сохранились лучше, в некоторых из них жили: из окон, закрытых шкурами ползунов, торчали поеденные ржой трубы печей. А вот маленькие двухэтажные строения уцелели почти все.

Впереди, над холмом со скошенной верхушкой, поднимался черный дымок.

— На западе развалины видели? Нам туда, — сказал Маузер и выжал газ.

От подножия холма до самых развалин простиралась огромная мусорка. Сваленные друг на друга корпуса невиданных машин возвышались стенами. Попадись навстречу сендер — не разъехаться.

Здесь то же, что и везде, только больших размеров, думал Артур. Свалка — как три таких на юге, развалины — как десять покинутых ферм. Он заметил за корпусами легковушек ветряк со сломанной лопастью и шатер, промелькнул силуэт, еще один… Не разглядеть, кто это.

— Ночью на сендере я бы не рискнул здесь ехать, — проворчал Маузер. — Орден чистоты выдавил мутантов сюда. А тут попробуй поймай их. Бывают, конечно, облавы, но потери среди монахов огромны.

Курганник оживился, оттеснил Артура от окна и с тоской уставился на свалку.

— Ты что там, маму потерял? — усмехнулся Тимми, но, наткнувшись на взгляд Курганника, замолчал и съежился.

Маузер выругался и ударил по тормозам: за поворотом посреди дороги валялся кузов грузовика. Колонна стала. Из грузовиков, идущих позади, выскочили люберецкие, донеслась брань.

Артур вспомнил ураган и подумал, что кузов сюда приволокло ветром.

— Чё делать будем? — Оба водителя грузовиков остановились возле самохода.

По лицу Маузера пробежала тень. Он резко пригнулся, скомандовав:

— Ложись! Засада!

Артур рухнул на пол, едва не столкнувшись лбом с Тимми. Застрочил пулемет, единственное стекло брызнуло осколками. На улице вскрикнули, застонали. Позади грохнул взрыв, полыхнуло, заорали так, что Артур похолодел.

Отчаянно бранясь, Маузер сгорбился за рулем — пытался завести мотор, приговаривая:

— Если не заведется — писец нам всем! Да пригните же вы башки, идиоты!

С третьего раза самоход подчинился. Скорчившись на уровне сиденья, Маузер пытался развернуть колымагу вслепую. Она задом уперлась в корпусы машин, повалила их. Маузер вдавил педаль газа, отпрыгнул в салон, завалившись поверх лежащих на полу людей. Самоход протаранил стену из каркасов древних автомобилей и выехал на очищенное от мусора пространство, волоча за собой покрышки и ржавые железки.

Выпрыгивая из салона, Артур видел вооруженных монахов в коричневых балахонах. Маузер дал очередь по противникам — двое упали, остальные попрятались и открыли ответный огонь. В самоход полетела бутылка зажигательной смеси — машина запылала, укутываясь едким дымом. К этому моменту в салоне уже никого не было.

— Рассредоточиться! — приказал Маузер, отпрыгнул от самохода и покатился по земле, стреляя по притаившимся в засаде врагам.

Его примеру последовали Тимми, Артур и Курганник.

Рыжий, незнакомые дезертиры, Клоп, Маклай, Щуплый, дурак Пронька с фермы Артура — остались на месте.

На виду врагов было двое. Другие засели по ту сторону горящего самохода. Пока Маузер выискивал монахов в машинах Древних, Тимми его прикрывал, стреляя из двух револьверов.

— Сваливайте… Уходите, придурки, сейчас бабахнет! — заорал Маузер мужикам, затаившимся за самоходом. — Сюда давайте!

Едва они поравнялись с Артуром, машина полыхнула.

— Занять позиции, — скомандовал Маузер, — приготовиться к бою!

Но враги не торопились нападать. Что они делают, не было видно за густым черным дымом.

На дороге шел бой: орали, бранились, стреляли из обрезов и пулеметов, им вторили автоматчики. Кто брал верх — монахи или люберецкие, сказать было невозможно. Артур даже не знал, сколько врагов, только предполагал, что это монахи. От кого-то он слышал, что монахи с омеговцами заодно, значит, нападение могло быть спланированным. Кто-то из люберецких донес, по какой дороге будет двигаться колонна, и вот результат.

Артур вынул из вещмешка гранату, прикинул, где скопление врагов, выдернул чеку и бросил. Бахнуло.

— Не переводи ресурс, он еще пригодится, — процедил Маузер и, взяв автомат, стал пробираться к дороге.

Артуру тоже хотелось посмотреть, кто побеждает.

— Я тебя прикрою! — прокричал он и пошел следом.

Монахи стреляли с двух сторон, прячась за корпусами машин, и люберецкие были как на ладони. Один грузовик пылал, облитый зажигательной смесью, второй налетчики, очевидно, берегли, хотели забрать себе, и людей, спрятавшихся под кузовом, караулили и отстреливали по одному. Артур увидел, как упал Пронька, неосторожно высунувшийся. Как скосили очередью Маклая, лучшего стрелка. Идти в атаку монахи не спешили, Артур счел это трусостью, но вскоре на дороге со стороны Люберец замаячила колонна грузовиков, и он понял: к монахам спешит подмога.

Маузер зашипел и попятился, поминая неизвестных мутафагов. Артур отступил, пропуская его вперед.

— Уходить надо. Забирать людей и бежать.

Трещал огонь, строчили автоматы, доносились голоса и стоны. Курганник отстреливался от наседающих монахов. Маузер отцепил от пояса гранаты и одну за другой запустил их туда, где предположительно находился противник. После взрывов он махнул рукой:

— За мной. Их разведка работает лучше, мы проиграли сражение.

Дымприкрывал отступление, но от него слезились глаза и постоянно хотелось чихать. Отряд из десяти уцелевших, в основном проверенные временем бойцы, протискивался меж полусгнивших железобетонных конструкций, кузовов, проржавевших до дыр, столбов и железок непонятного назначения. Шли гуськом. Маузер впереди, Артур замыкал, перед ним маячила спина Рыжего. Тимми шагал сразу за Маузером и с тревогой оглядывался. Все держали оружие наготове.

— Хорошо, гранаты и патроны люберецким не раздали, — нарушил молчание Маузер. — Автоматы жалко.

— Да, — поддержал его Артур. — Омеговцы свою разработку никому не продают. Очень удобная штука.

Маузер криво усмехнулся:

— Оценил. Уже лет пятнадцать как ценю.

И опять молчание. Грохот выстрелов все дальше, теперь слышно, как хрустит сгнившее железо, как икает напуганный Рыжий и сопит Курганник. А на дороге погибает отряд люберецких…

Артура не оставляли мысли о людях, оставшихся под грузовиками. Одна его половина рвалась в бой — перестрелять проклятых монахов, освободить своих, вторая говорила, что это — верная смерть.

Маузер с каждым шагом становился все угрюмее. Поджимал губы, подолгу озирался. Вот замер на одной ноге, поднес палец к губам. Артур застыл: ветер свистит меж железяк, поскрипывает дверца легковушки, в тени кузова копошится непуганая крыса.

Мотнув головой, Маузер пошел дальше. Теперь Артур прислушивался к каждому шороху, ему мерещились смутные тени, но стоило присмотреться, видение исчезало. Такое уже было. В прошлой жизни. На Полигоне. Только тогда присутствие было явное, а тут — призрачное. Кто-то следовал по пятам и наблюдал, и примерялся: сейчас выстрелить или подождать сумерек.

— Вот же мутафаги сраные! — бурчал Курганник. — Монахи, чтоб их в холмовейник затянуло! Ненавижу! — Он сопел, как загнанный манис, сжимал-разжимал кулачищи, налетал на препятствия и разносил их.

— Тише ты, — шепнул Маузер. — Вряд ли за нами погоня, но осторожность не помешает.

— Попали так попали, — запричитал Рыжий. — Здесь наверняка твари водятся, каких мы в глаза не видывали! Та-а-акие твари!..

— Тебе мамка перед сном рассказывала? — съязвил Тимми.

— Тьфу на тебя, недомерок. — Рыжий плюнул под ноги, но тягучая слюна отказалась лететь и повисла на губе.

— Воду экономим, — предупредил Маузер. — Хрен знает, где удастся напиться. Хорошо, если у Хамла в Люберцах, а если грохнули его, как нашу колонну?

За бетонными блокам хрустнуло и как будто послышались шаги. Маузер поднял руку, приказывая всем остановиться, и с автоматом на изготовку, на цыпочках пошел смотреть, кто там копошится. Тимми шумно сглотнул. Ощущение незримого присутствия врага усилилось, Артур огляделся и похолодел: из-за кузовов на них были нацелены дула обрезов. Маузер продолжал красться, метнулся за блоки и открыл огонь. Артур упал и повалил Тимми. Грохнул выстрел. Завопил Курганник на нечеловеческом языке, ему ответили. Выстрелы мгновенно стихли, над свалкой прогрохотал голос Курганника:

— Никому не стрелять! Мы с миром! Маузер, это мутанты, их много! Не глупи, мужик!

Из укрытия высунулось вытянутое от удивления лицо Маузера. С автоматом он расставаться не спешил и в доброту мутантов не верил.

Курганник снова забормотал на непонятном языке. Единственное, что разобрал Артур: «монах», «Орден», «Омега». Из-за кучи железного хлама показался здоровенный мутант со скошенным лбом, одетый в сшитый из кусков кожи жилет, такие же штаны, ниже колен порезанные лоскутами, и вполне человеческие ботинки. Мутант что-то пробормотал, Курганник ударил себя в грудь, тогда громила приложил ладонь к правой стороне груди коновала, потом — к левой, кивнул, и с его морды сошло выражение свирепости. Если бы не полосатая грива, растущая от затылка и выбивающаяся из-под жилета на уровне поясницы, он вполне мог сойти за человека.

Вслед за гривастым потянулись его соплеменники, сложили оружие и расселись на корточках. Было их около двадцати. Курганник бормотал, махал ручищами и раскачивался из стороны в сторону. Сейчас он ничем от них не отличался.

До Артура вдруг дошло: он тоже мутант. Мутанты так сильно изменились, что их невозможно отличить от людей. Когда Курганник говорил «монах», его голос дрожал, мутанты рычали и били кулаками по железу. На людей они перестали обращать внимание.

— Ты-то хоть человек? — обратился Артур к вперившемуся в него Тимми.

Парень фыркнул и отвернулся.

— Короче, — пробасил Курганник, обращаясь к людям, — мутанты нас трогать не будут. Они даже согласились помочь, потому что союз Омеги и Ордена — их смерть.

Гривастый стоял рядом с Курганником и, оттопырив нижнюю губу, кивал. Похоже, он понимал человеческий язык.

— Мы хотим, чтобы они нас проводили? — спросил Маузера Курганник; тот кивнул, но автомат не выпустил.

Гривастый подошел к Маузеру вплотную, заглянул в глаза (они были одного роста), положил руку ему на плечо:

— Фирг. Вождь.

Маузер, криво улыбнувшись, тоже представился, убрал с плеча пятерню мутанта и пожал ладонь:

— У людей это делается так. Всё. Теперь мы друзья.

— Мы хотеть с тобой! — Фирг тряхнул головой. — Мы драться! У нас дети. Всех убьют.

— Если затаитесь, дольше проживете, — сказал Маузер грустно. — Большой битвы не будет. Теперь мы будем прятаться, как крысы, а наши дети — ходить строем и убивать по приказу.

— Мы же к люберецким шли! — возмутился Курганник.

— И дойдем. Если пообещал, друг мой мутант, сделаю.

— Мы драться! — настаивал Фирг, потрясая рыже-бурой гривой.

— Нам бы транспорт раздобыть, а то и к полуночи не доберемся.

— У нас есть, — закивал Фирг. — Не машина. Повозка и манисы. Быстрые манисы, хорошие.

Мутант повернулся к сородичам и забормотал на своем языке. Они переглядывались, издавали странные звуки и вдруг как по команде поднялись и зашагали в глубь свалки.

— Идем за ними. Они помогут, — перевел Курганник и подмигнул Артуру. — Чего ты, хозяин, кислый такой? Не ожидал, что тварь на груди пригрел?

— Мне все равно, кто ты, хоть симбионт. Лишь бы человек был хороший. Я мутанту жизнью обязан. Его звали Орв. Знать бы, где он, живой ли. Мне людей своих жалко. Все полегли.

Свалка была пронизана тропинками, как трухлявый пень дорожками жука-древоточца. Разветвляясь и пересекаясь, они образовывали лабиринты, в которых чужак блуждал бы до Погибели. Вели тропы к расчищенному пятачку, по периметру которого колыхались огромные шатры, сшитые из лоскутов. В сезон ветра и дождей мутанты жили в кузовах грузовиков, обтянутых кожей. Чья это кожа, Артур предпочитал не знать. Ветерок принес до боли знакомую вонь, Артур встал на цыпочки и увидел двух молодых манисов, не пятнистых, как на юге, — коричневых с лазурными полосами по бокам. Чем мутанты кормят ящеров, он тоже решил не думать.

На шум из шатров высыпали мутанты. Такого количества недолюдей Артур никогда не видел. Лысые и лохматые, белокожие и землисто-серые, длиннорукие громилы и задохлики, они уставились на гостей с хищным интересом. Вождь помахал руками, что-то сказал племени, выродки взвыли, засуетились. К Артуру подбежала девочка-мутантка с головой, вросшей в плечи, потрясла руку, поворковала, рассматривая пальцы, и юркнула в шатер, к вислогрудой мамаше. Та шлепнула чадо по заднице.

Самцы (или все-таки мужчины?) разбрелись по «домам», забормотали, и над свалкой пронесся бабий вой. Бабы одинаковы везде, сделал вывод Артур и уставился на двух лысых серокожих мутантов, волокущих кибитку, кое-как склепанную из железяк и покрытую залатанным брезентом. Под серой кожей бугрились мускулы, Артур подумал, что у людей, даже у молотобойцев, таких не бывает.

Вождь метался по стойбищу, гыркал на соплеменников и раздавал затрещины. На маниса нацепили хомут, впрягли зверя в телегу.

— Интересно, как они отсюда выедут? — проговорил незаметно подкравшийся Тимми. — Насколько я знаю, манисы летать не умеют.

Подогнали вторую кибитку, запрягли еще одного маниса. Кучер, если его можно так назвать, направил ящера прямо на кучу мусора, но что-то произошло, и куча со скрежетом отодвинулась в сторону, открывая взору дорогу, где без труда пройдет телега.

— По коням! — скомандовал Маузер и полез в телегу, но Фирг его остановил.

— Люди должны тут. Вести — люди. Нас увидят — и смерть!

— Кто может управляться с манисами? — спросил Маузер. — Я — нет.

Оказалось, что умеют почти все.

Артур уселся прямо на сено, поджал ноги. Маузер оперся спиной о железку, держащую брезент, и закрыл глаза. Тимми поглядывал на Курганника с любопытством и наконец не выдержал, спросил:

— Так ты правда мутант? Всамделишный?

Курганник наклонился к парню, вытаращил глаза, раскинул руки и зарычал — Тимми от неожиданности дернулся в сторону. В повозке заржали.

— Ладно тебе, малой, не дуйся. Дай руку. Вот сюда клади, на грудь, где сердце. А теперь на вторую половину груди. Чувствуешь?

Тимми округлил глаза, прижался к груди Курганника ухом. Послушал справа, потом слева. Потом снова справа, выпучил глаза еще больше и воскликнул:

— О-бал-деть! У него два сердца!

Маузер мгновенно очнулся, проморгался и спросил коновала:

— Тебя от человека не отличишь, как же так получилось?

Мать Алисы умерла от земляной чумы, когда девочке минуло десять циклов. Отец быстренько женился на молодой, и девочка с тремя старшими братьями-погодками оказалась не у дел. Мальчишки-то хоть на нефтекачке работать могли, а Алиса постоянно болела. Мачеха думала, так и останется лишним ртом, отца постоянно пилила. Но когда девочка начала оформляться, стало ясно, что из нее вырастет красавица и можно будет ее выгодно пристроить.

Свататься ходили и из соседских ферм, и заезжие рабочие, и даже омеговский наемник, но мачеха всем отвечала, что невеста еще мала. Ровесницы Алисы вовсю кокетничали с ухажерами, а она интересовалась старыми книжками, которые валялись у отца в чулане, и выращивала голубей. Ходил даже слух, что у нее беда с головой. Сплетня разнеслась по окрестностям, женихи исчезли, и Алиса зажила привычной жизнью. Постаревшая мачеха, которая к тому времени полностью прибрала к рукам ферму, возобновила истерики, что-де самим мало, а тут еще эта неженка ходит, ветром ее качает, нужно срочно куда-то пристраивать.

Однажды ночевал на постоялом дворе управляющий нефтекачкой по прозвищу Барин, из Северного братства. Увидел Барин, как Алиса умывалась у колодца, и решил взять ее третьей женой. Почесал пузо и вышел к ней, расспросил, кто такая, предложил руку и сердце, пообещал отдельную комнату и золотое кольцо. Он был старый и толстый, вонял перегаром — девушка испугалась и убежала.

Барин не растерялся, пожаловал к мачехе и предложил ей за Алису серебряную монету. Женщина просияла и сразу же согласилась, представив, сколько всего можно купить на эти деньги.

Когда Алиса вернулась в свою комнату, ее вещи были собраны. Мачеха поставила ее перед выбором: либо она выходит замуж за достойного человека и уезжает с ним, либо выметается в Пустошь и живет как хочет. Ни отец, ни братья за Алису не вступились — дурочка никому не нужна.

Всю дорогу в новый дом Алиса сидела, забившись в угол самохода, а Барин щекотал усами ее ручку и сыпал комплиментами. Приехав, он сразу же завалил ее на кровать.

Девушка поплакала и смирилась. К счастью, Барин быстро к ней охладел, но еще не настолько, чтобы выгнать к слугам, и Алиса осталась предоставленной себе.

Брат Барина был настоятелем в монастыре Ордена Чистоты, и для него поймали трех самцов мутантов. На них ходили глазеть всей нефтекачкой, дети бросали в уродов манисовым дерьмом. Опасаясь, что твари заболеют, Барин запер их в клетку и определил в манисовик.

Алиса слышала про мутантов много ужасного: что-де они умнее зверей, но глупее людей, человечину едят и соплеменниками не брезгуют, шьют из кожи жертв себе одежду, а из костей делают украшения. Но любопытство пересилило страх, и девушка решилась посмотреть на диковинку.

Вопреки ожиданиям, в клетке сидели не чудовища — трое до пояса голых парней в кожаных штанах, украшенных бахромой и клыками. Если не приглядываться, их запросто можно спутать с людьми. Двоих выдавали скошенные лбы и вывернутые ноздри, а третий от человека отличался бугристыми мускулами и полосатыми волосами. Лицо — вполне человеческое и даже симпатичное, а раскосые глаза цвета утреннего неба — умные.

Потоптавшись у клетки, Алиса бросила меж прутьев решетки лепешку и отпрыгнула. Мутанты переглянулись и не стали набрасываться на еду. Плечистый с полосатой шевелюрой подошел, схватился за прутья и проговорил:

— Ты добрый человек, я знаю. Отпусти нас. Мы не звери.

Алиса всхлипнула и прижалась спиной к стене.

— Через три дня за нами придут. Ты же знаешь, что с нами сделают. Мы никого не убивали, мы просто хотим жить.

Алиса выбежала из манисовика и долго бродила по двору сама не своя. Братья рассказывали, что мутантов гвоздями прибивают к кресту и оставляют умирать на солнце. Ей даже в детстве распятие ни в чем не повинных зверьков (тогда она воспринимала мутантов именно как зверушек) казалось несправедливым, а сейчас она может помочь, тем более никакие они не чудовища, не оживший кошмар… Но Алиса понимала, что если сделает это, ее выгонят на Пустошь или продадут в рабство.

Заснуть никак не удавалось, она вспоминала синие глаза мутанта, представляла, как в его руки забивают ржавые гвозди, и покрывалась холодным потом. Под утро в комнату ввалился пьяный муж. Алиса по обыкновению сжалась и приготовилась исполнить супружеский долг, но Барин избил ее, обозвал бревном и пригрозил продать в бордель. И ведь продаст!

Когда муж заснул, Алиса выудила у него связку ключей, оделась и, всхлипывая, отправилась в сарай.

Ничего не было видно в непроглядном мраке, лишь маячила звездочка в щели между листами жести. Сопели пленники, манисы свистели и щелкали челюстями. Пахло навозом.

— Эй, — позвала девушка, — просыпайтесь.

В клетке завозились, Алиса вытянула руки и шагнула ближе к прутьям. В грохоте собственного сердца утонули другие звуки. Если мутанты — людоеды, пусть убьют быстро, чтоб больше не мучиться. Она зажмурилась, стиснула зубы, уперлась щекой в решетку.

— Ты пришла? — прошептал мутант.

Алиса кивнула. Мутант отлично видел в темноте и заметил у нее в руке связку ключей.

— Открывай дверь, — шепнул он.

— А вы меня убьете? Я открою, да… только быстро убивайте, хорошо?

Мутант взял связку из протянутой руки и начал искать, какой ключ подойдет к замку. Его соплеменники застыли, не веря в удачу. Девушка ждала. Ей плохо — чувствовал мутант. Она хочет умереть и за этим пришла. Она слишком хороша для человеческой самки.

Поворот, щелчок — дверь с легким скрипом распахнулась. Алиса зажмурилась. Мутант, похожий на человека, взял ее за руку, попытался мысленно успокоить, приговаривая:

— Пойдем с нами. Будешь жить на свободе, как мы.

На душе стало тепло, спокойно, и она пошла.

О покинутом доме Алиса ни разу не пожалела, потому что в стойбище было все честно и справедливо. Спустя два цикла родился Никки, и родился он человеком. Полосатая шевелюра вылиняла, сменилась русыми волосами, а вот два сердца, унаследованные от отца, никуда не делись. Алиса научила сына читать и передала ему свои знания.

Когда Никки был уже большой, на племя напали монахи из Ордена Чистоты. Перебили всех, мальчишку пожалели, подумали — найденыш, человек. И забрали к себе.

Глава 15

Непокорная переправа

Цитадель Омега опустела — основные силы, собиравшиеся здесь последние дней шестьдесят, наконец рассеялись по Пустоши. Орв по привычке сидел на крыльце у штаба, грелся на солнце. Он постоянно мерз — давал о себе знать возраст, не проявлявшийся внешне, да и никак не проявлявшийся, пока хозяин смерти, Бохан, не начал эту войну.

В который раз Орв с тоской подумал: стоило отказаться сотрудничать. Вернули бы на Полигон или убили — не важно. По сравнению с ролью пособника смерти — не важно всё. Орв прожил долгую жизнь и всегда старался помогать людям, всегда хотел привнести в этот мир немного добра и смысла. Облегчить родовые муки и муки ухода, взять за руку, вытащить из забытья, отвоевать еще одну душу, подарить еще один рассвет. Орв был хорошим шаманом, и после, на дорогах Пустоши, не потерял себя.

Он познал предательство и ложь, он познал самое страшное — предел своих сил. И теперь чувствовал себя дряхлым стариком, бесконечно далеко от дома стынущим на жаре. Можно представить, что за спиной — твоя хижина, бывший ученик Гоп где-то рядом пасет скотину, а бабы заводят протяжную песню… Но выкрики командира-наставника, гоняющего курсантов, на песню никак не походили. Вздохнув, Орв попробовал встать — все тело ломило и трясло тяжелой ознобной дрожью. Где-то далеко шевельнулись мысли Бохана — как всегда, недобрые.

Нет, генерал — не злой по природе своей. Он просто нечеловек, отличающийся от людей еще сильнее, чем Орв. Причина не в строении тела, Орв видел много мутантов и похожих на москвичей, и страшных, как Погибель. Бохан только внешне человек, а душой и разумом — вряд ли. Все хорошее, все прекрасное, в том числе мечты об упорядочивании мира, он отдает на потребу Смерти, потому что сам — не слуга ее, а хозяин.

Тогда, лежа на койке лазарета, Орв не желал открываться. Чувствовал одиночество странного мутанта, считающего себя человеком, но открываться не хотел. Потом осознал: Бохан опасен. Не для одного бывшего шамана Орва, для всех. И Орв остался, чтобы, когда придет время, перехватить занесенную над Пустошью руку генерала.

А сейчас он привык к Бохану. Не подружился — как можно дружить с заклятым врагом? Слуге жизни не сойтись с хозяином ее сестры-антагониста. Но он понял, принял, поддерживал генерала, когда было необходимо, оставался рядом. А Бохан, подобно капризному ребенку, не отпускал Орва, при себе держал, нуждался в нем постоянно.

Бохану бы в стойбище, со старейшинами побеседовать. А здесь с кем ему разговаривать? Люди узнают — распнут на кресте. Гронги не разумны в обычном понимании этого слова. Друзей у него нет, одни соратники. Орв пожалел генерала: надо же, как плохо ему живется. А все потому, что Бохан занял не свое место. Ему бы в стойбище… Мысли пошли по кругу, Орв начал задремывать.

Снова почему-то вспомнился Гоп, непутевый ученик. Когда Орв ушел, поддавшись на уговоры, чтобы помочь далекому пациенту, да так и не вернулся, деревня осталась без шамана. Орв жил долго, так долго, что рождавшиеся мальчики и девочки с внутренним зрением становились шаманами в других племенах… а единственный ученик оказался бездарем, впрочем, и его можно было научить — даже без внутреннего зрения руки умелого лекаря творят чудеса.

— Орв! — Мысли Бохана вдруг ворвались в дрему мутанта. — Орв, проснись, ты мне нужен!

Орв с трудом поднял тяжелые веки и уставился на генерала. Генерал легко выдержал взгляд — его сияющие глаза сами могли кого угодно напугать. Орв прикинул в сотый раз, не открыть ли генералу Бохану тайну его, генерала, происхождения? Не рассказать ли о мутациях, о том, что не только в племенах, но и у обычных людей рождаются странные дети? Радиация, химическое загрязнение… Нет, не стоит. Наивно было бы думать, что после этого генерал оставит свою Омегу и уйдет с ним на гору Крым.

— Низшие не отвечают! Орв, они отказываются со мной говорить!

— Ф-флифком… — Поморщившись, Орв поднялся. — Ф-флифком много крови на тебе, генерал…

Бохан вздрогнул и отвернулся. Орв почувствовал, как генерал стремительно закрывает свои мысли.

— Р-рота! Подъем!

Лекс смотрел, как солдаты выскакивают из палаток — распаренные со сна, злые и недовольные. Ничего, сейчас они станут еще злее и недовольнее. Последним показались Глыба и Барракуда — они вели Кусаку, который автоматически загребал ногами, повиснув на товарищах. Где?! Ну где они берут самогон?! Из сахара прямо в крови получают?

— Стройсь! Смир-рна! Рота! Слушай мою команду! — Лекс отдышался, так и голос сорвать недолго. — Полчаса… м-да. Рота! Гигиенические мероприятия и завтрак завершаем быстрее обычного, по сигналу. Выдвигаемся на выполнение срочного задания.

Мутафага тебе в зад, капитан Кир, ползуна тебе в брюки. Люди даже отдохнуть не успели, а он уже посылает роту на зачистку. После новостей о гарнизоне. После бессонной для Лекса ночи. Лекс подозревал, кто устроил бунт, да и для командования это не было секретом, и новостью стало только для капитанов Лекса и Тойво: давно все знали «наверху», зачем доводить до сведения ротных? Не их дело, у них сейчас другая задача.

Артур. Названый брат. Лекс приказал себе не думать об этом и гаркнул:

— Выезжать приказано после полудня! Выполнять! Бегом марш! После завтрака — построение, инструктаж. Младший офицерский состав и сержанты — проследите за выполнением и подойдите ко мне.

Посчитали, что для зачистки достаточно одной роты. «Чтобы войну понюхать», — объяснил Кир. И на секунду Лексу показалось: Кир это специально. Кир его ненавидит. Ерунда, конечно, у командира не может быть таких мотивов.

— Лекс? — Кусаку куда-то дели; Глыба, обдавая капитана перегаром, топтался рядом. — Что за операция-то?

Сейчас бы его одернуть, напомнить, кто тут ротный, но у Лекса на душе было слишком муторно.

— Восточнее есть нелегальная переправа. Приказано взорвать мост.

— А саперы у нас есть? Я с динамитом возиться не буду.

— Саперов дадут. Я тоже не специалист. Глыба, признайся: откуда Кусака берет самогон?

Глыба уставился на Лекса кристально честными глазами. Не расколется. Лекс пообещал себе при случае перебрать танкер, по винтикам раскрутить. И в двигатель заглянуть.

— А люди там будут? Если есть мост, там, наверное, деревня…

— Местных приказано уничтожить, — ответил Лекс, развернулся на каблуках и поспешил к полевой кухне — завтракать.

Выехали после полудня — совещались долго, вертели карту, не подробную, самодельную, спорили с саперами. Те утверждали, что нужно расположить заряды в двух точках, разделив мост на три равных отрезка. Лекс же тыкал пальцем в деревню на той, заразломной, стороне и доказывал, что не стоит рисковать жизнями людей: сендер по мосту не пройдет, зачистить не получится и оттуда будут стрелять по саперам.

— Одного заряда хватит, — настаивал Лекс, — заложим у основания на нашей стороне и рванем.

— Нужно наверняка. — Командир саперов, лейтенант, совсем молоденький, только из Цитадели, нервничал. — А по науке, капитан Лекс, наверняка — две точки.

Лекс схватился за голову и решил дожать лейтенанта на месте.

И снова были жара, тряска и пыль, снова громче мотора храпел Кусака. У Лекса даже появилось чувство, что Кусака — талисман, вроде жестяного ведра команды Орва на Полигоне. Глыба угрюмо молчал, потом решился.

— Лекс, — перекрикивая рев двигателя и лязг жести, начал он, — слушай. Приказ — это приказ. Его нельзя оспорить. Нельзя не подчиниться — будешь предателем, дезертиром. Я все понимаю: мирные люди. Но война — это убийство. Я уже воевал. Ты уже… Ты будешь воевать. Так что прекрати это.

— Что — это?!

— Тихую истерику, вот что. Вспомни: ты — профессионал. Ты на войне. У тебя приказ. И прекрати думать. Воины Омеги не думают.

Лекс хотел ответить откровенно, но перехватил взгляд Барракуды — грустный, обреченный, как у мутафага, угодившего в капкан, и прикрикнул бодро:

— Отставить разговорчики! Выполняем задание!