Война Иллеарта Дональдсон Стивен

– Я так не думаю, – ответила Елена.

Лорд Морэм утомленно кивнул и подтвердил свое согласие с Вереминтом:

– Наше невежество насмехается над нами.

Тревор быстро спросил:

– Морэм, ты знаешь Амока? Ты видел его?

Лорд Лерия поддержала вопрос, но пока Морэм собирался с силами, чтобы ответить, Лорд Каллендрилл поспешил спросить:

– Амок, для чего ты был создан? Каким целям ты служишь? – Я жду, – сказал юноша. – И я – ответ.

Каллендрилл принял это с мрачным кивком, как будто это доказало ему неудачливость вопроса, и ничего больше не сказал. После паузы Высокий Лорд снова обратилась к Амоку:

– Ты – носитель знаний, и освобождаешь их в ответ на правильные вопросы. Я правильно тебя поняла?

В ответ Амок поклонился, тряхнув головой так, что его веселые кудряшки затанцевали подобно смеху вокруг его головы.

– Так какие это знания? – спросила она.

– О каких бы знаниях ты ни спросила, всегда получишь какой-то ответ.

После этого Елена печально оглядела стол.

– Хорошо, это, конечно же, не было правильным вопросом, – ответила она. – Я думаю, что нам нужно иметь представление о знаниях Амока до того, как мы зададим правильные вопросы.

Морэм посмотрел на нее и кивнул. – Конечно же!

Слова Вереминта были полны сдерживаемой свирепости:

– Таким образом, невежество сохраняется в невежестве, а при наличии знания ответ в общем-то и не нужен.

Кавинант почувствовал силу сарказма Вереминта. Но Лорд Аматин проигнорировала его. Вместо этого она спросила юношу:

– Почему ты пришел к нам сейчас?

– Я почувствовал сигнал вашей готовности: Крилл Лорика снова ожил. Это – определенный знак. Я ответил на него, потому что в этом мой долг. Когда он упомянул Крилл, внутренне убаюкиваемый страх в словах Амока стал более очевидным. Взгляд на него причинил Кавинанту внезапную острую боль. И это – тоже моя вина? Он вздохнул. Во что я ввязался теперь? Но проблеск страха был милостиво краток, мальчишеский добрый юмор Амока вскоре завуалировал его.

После того, как эти слова были произнесены, Лорд Морэм медленно поднялся на ноги, помогая сам себе, словно дряхлый старик. Стоя рядом с Высоким Лордом, как будто обращаясь к ней, он сказал:

– Тогда послушай меня, Амок, выслушай меня. Я пророк и предсказатель этого Совета. Я говорю словами предвидения. Я не видел тебя. Ты пришел слишком рано. Это не мы дали жизнь Криллу. Это было не наше деяние. У нас недостаточно знаний для этого.

Лицо Амока вдруг стало серьезным, даже испуганным, в первый раз проявляя древность его черепа.

– Недостаточно знаний? Тогда я ошибся. Я не послужил своей цели.

Мне следует уйти, пока я не причинил большой вред.

Он быстро повернулся, проскользнул с обманчивой стремительностью между Стражами Крови и метнулся вверх по ступеням.

Когда он был на полпути к двери, все в палате потеряли его из виду. Он пропал, как будто они все отвели взгляд от него на мгновение, давая ему спрятаться. Лорды в удивлении вскочили на ноги. На ступенях следовавшие за ним Стражи Крови остановились, быстро осматриваясь вокруг, и прекратили свою попытку поймать его.

– Быстро! – скомандовала Елена. – Искать его! Найти его!

– Зачем? – ответил безжизненно Кроул. – Он уже ушел.

– Это я вижу! Но куда он ушел? Конечно, он все еще в Ревлстоне.

Но Кроул повторил:

– Он уже ушел.

Что-то в его уверенности напомнило Кавинанту о поведении Баннора, его необычном восхищении. Они в этом деле вместе? спросил он себя.

Из-за меня? Слова повторились тупо в его уме. Из-за меня?

Через эту самомистификацию он почти не слышал тихие слова Троя:

– Я думал – с минуту – я думал, что все еще вижу его.

Высокий Лорд Елена не обратила внимания на слова вомарка. Поведение Стражей Крови, казалось, поставило ее в тупик, и она села, чтобы обдумать ситуацию. Медленно она сконцентрировала вокруг себя мысленное общение Совета, один за другим собирая умы других Лордов для общения.

Каллендрилл закрыл глаза, позволяя печати умиротворенности распространиться на лице, Тревор и Лерия держали друг друга за руки. Вереминт покачал головой два или три раза, затем молча согласился сесть, когда Морэм мягко похлопал его по плечу.

Когда они все были мысленно соединены вместе, Высокий Лорд сказала:

– Каждый из нас должен изучить этот предмет. Война вот-вот разразится, и мы не должны быть застигнуты врасплох такими загадками. Но тебе, Лорд Аматин, я поручаю изучение Амока и его секретных знаний.

Если это может быть сделано, мы должны найти его и узнать его ответы. Лорд Аматин кивнула с решительностью на лице.

Затем, словно разжатие мысленных рук, объединение закончилось, и напряженность, которую Кавинант мог ощущать, хотя и не присоединялся к ней, исчезла из воздуха. Лорды молчаливо поднялись и начали расходиться.

– Так что же? – пробормотал Кавинант с удивлением. – Это все, что вы будете делать?

– Не надо спешить, Кавинант, – мягко предупредил Трой.

Кавинант уставился на вомарка пристальным взглядом, но его темные солнечные очки, казалось, делали его непроницаемым. Кавинант повернулся к Высокому Лорду.

– И это все? – настаивал он. – Неужели вы даже не хотите выяснить, что же здесь произошло?

Елена спокойно посмотрела на него.

– Ты знаешь?

– Нет. Конечно, нет.

Он хотел было дополнить, как протест: «Но Баннор – да». Однако при этом было еще кое-что, что он не мог сказать. Он не имел права взваливать ответственность на Стражей Крови. С трудом он сохранил молчание.

– Тогда не будь так скор на суд, – ответила Елена. – Здесь есть много такого, что требует объяснения, и мы должны найти ответы своим собственным путем, если надеемся быть достаточно к ним готовыми.

«Готовыми к чему?» хотел спросить он. Но у него недоставало решительности бросить вызов Высокому Лорду, он боялся ее глаз. Чтобы избежать этого, он проскочил мимо Баннора и поспешил прочь из па латы Совета впереди Лордов и Троя.

Но в своих покоях он не нашел облегчения для своего расстройства.

И в последовавшие за этим дни не случилось ничего, что принесло бы ему облегчение. Елена, Морэм и Трой отсутствовали в его жизни, как будто они умышленно избегали его. Баннор отвечал на его бесцельные вопросы вежливо, кратко, но ответы его ни на что не проливали света. Его борода росла, пока не стала густой и пышной и сделала его похожим для себя на отчаявшегося фанатика, но это ничего не доказывало, ничего не решало. Полная луна пришла и ушла, но война еще не начиналась, от разведчиков не приходило ни слова, ни звука, ни намека. Вокруг него Ревлстон ощутимо дрожал в тисках готовности к войне.

Куда бы он ни шел, он слышал шорохи напряжения, спешки, безотлагательности, но не было никаких действий. Ничего. Он бродил по лигам коридоров Твердыни Лордов, как если бы странствовал по лабиринту. Он потреблял чрезмерные количества вина и спал сном мертвых, как будто надеялся, что никогда после этого не воскреснет. Временами он даже подолгу стоял на одном из балконов северной стены города, наблюдая за Троем и Кеаном, тренирующими Боевую Стражу. Но по-прежнему ничего не происходило.

Единственный оазис в этом статичном и тщетном пустынном мире явился ему в виде Лорда Каллендрилла и его супруги Фаэр. Однажды Каллендрилл пригласил Неверящего пройтись с ним в его личные покои за залом со светящимся полом, где Фаэр заботилась о нем и кормила такой едой, которая заставляла его почти забыть свои заботы. Она была крепко сложенной жительницей подкаменья с подлинным даром гостеприимства. Конечно, Кавинант мог бы и забыть о ней – но она занималась древним ремеслом суру-па-маэрль, как это делала Лена, и это вызвало слишком много болезненных воспоминаний. Он не долго гостил у Фаэр и ее мужа.

Однако до того, как он ушел, Каллендрилл объяснил ему основные моменты текущего положения дел в Ревлстоне. Высокий Лорд вызывала его, сказал Каллендрилл, когда Совет согласился, что война может начаться в любой момент и любое дальнейшее отложение вызова может оказаться фатальным. Но боевые планы вомарка Троя не могли начать реализовываться до тех пор, пока он не узнает, какой из двух возможных атакующих маршрутов примет армия Лорда Фаула. Пока вомарк не получит ясного ответа от своих разведчиков, он не может отдать приказ Боевым Дозорам начать марш. Если он рискнет угадать и угадает неверно, последствия будут катастрофическими. Так что Кавинант был срочно вызван, а затем предоставлен сам себе фактически без потребности в нем. К тому же, продолжал Лорд, была и другая причина, почему он был вызван именно в то время, которое сейчас кажется поспешным. Вомарк Трой горячо настаивал на его вызове. Это сначала удивило Кавинанта, но Каллендрилл объяснил побуждения Троя. Вомарк считал, что Лорд Фаул обязательно обнаружит вызов. И посредством вызова Кавинанта Трой надеялся оказать давление на Презирающего, принудить его страхом перед Дикой Магией, вынудить его напасть до того, как он будет более готов. Время благоволило к Лорду Фаулу, потому что его военные ресурсы далеко превышали ресурсы Совета, и если он достаточно долго готовился, он мог собрать армию, которую Боевая Стража совсем не смогла бы победить. Трой надеялся, что вызов Кавинанта заставит Презирающего сократить приготовления.

В заключение, объяснил Каллендрилл мягким голосом, Высокий Лорд Елена и Морэм и в самом деле избегали Неверящего. Кавинант не спрашивал об этом, но Каллендрилл, казалось, сам понял некоторые причины его расстройства. Елена и Морэм, каждый по-своему, чувствовали себя так вовлеченными в дилемму Кавинанта, что держались в стороне от него, чтобы избегать обострения его бед. Они чувствовали, сказал Каллендрилл, что он находил их личные просьбы более болезненными, чем просьбы других. Возможность того, что он поедет в Прибрежье, встряхнула Елену.

И Морэм был снедаем его работой с Криллом. Пока война не отняла у них выбор, они воздерживались насколько возможно от навязывания ему своего общества.

Да, Трой предупреждал меня, ворчал Кавинант про себя, когда покидал Каллендрилла и Фаэр. Он говорил мне, что они щепетильны. Через момент он добавил раздраженно: Я буду чувствовать себя гораздо лучше, если все эти люди перестанут пытаться преклоняться мне.

Но все же он был благодарен Фаэр и ее мужу. Их компанейское отношение помогло ему пережить последующие несколько дней, помогло сохранять головокружительную темноту в загоне. Он чувствовал, что гнил изнутри, но он не сходил с ума. Однако он знал, что долго этого не выдержит. Атмосфера в Ревлстоне была такой же напряженной, как в готовом прорваться потоке. Это давление нарастало и внутри самого Кавинанта, поднимаясь до безрассудства. Когда как-то в полдень Баннор постучал в его дверь, он был так сильно возбужден, что чуть ли не кричал.

Однако Баннор пришел не для того, чтобы сообщить о начале войны.

Своим ровным безжизненным голосом он спросил Кавинанта, хочет ли Неверящий услышать пение. Пение, онемело услышал он. На секунду он был слишком смущен, чтобы ответить. Он не ожидал такого вопроса, и конечно не от Стража Крови. Но затем он грубо пожал плечами.

– Почему бы и нет? – Не переставая спрашивать себя, что вызвало такую необычную инициативу Баннора, с хмурым видом он последовал за Стражем Крови за пределы покоев. Баннор вел его через уровни Твердыни, пока они не оказались так высоко в горах, как он никогда не был раньше. Затем широкий проход, которым они шли, повернул, и они появились неожиданно на солнечном свете. Они вошли в широкий амфитеатр без крыши. Ряды каменных скамеек шли по кругу, образуя чашу вокруг ровной центральной платформы, и за последним рядом каменная стена поднималась вертикально на двадцать или тридцать футов, заканчиваясь на поверхности плато, где горы встречаются с небом. Дневное солнце сверкало в амфитеатре, омывая безжизненные белые камни платформы, скамеек и стен теплотой и светом.

Когда прибыли Баннор и Кавинант, ряды сидений уже начали заполняться. Люди со всех мест Твердыни, включая фермеров, поваров и воинов, и Лорды Тревор и Лерия с их дочерями прошли через различные отверстия в стене, чтобы разместиться по кругу чаши. Но Стражи Крови сформировали одну отдельную группу. Кавинант грубо оценил, что здесь их было около сотни. Это смутно удивило его. Он ранее никогда не видел более чем два десятка харучаев в одном месте. После того как он немного огляделся вокруг, он спросил Баннора:

– Скажи хотя бы, что это будет за пение?

– Стенания Лорда Кевина, – бесстрастно ответил Баннор.

Теперь Кавинант почувствовал, что понял. Кевин, кивнул он сам себе. Конечно Стражи Крови хотели услышать эту песню. Как они могли не быть остро заинтересованы в чем-либо, что могло помочь им понять Кевина Расточителя Страны?

Это именно Кевин вызвал Лорда Фаула в Кирил Френдор, чтобы произнести Ритуал Осквернения. Легенды говорили, что когда Кевин увидел, что не может нанести поражения Презирающему, его сердце омрачилось отчаянием. Он слишком сильно любил Страну, чтобы позволить ей сдаться Лорду Фаулу. И все же ему это было не по силам, он не мог защитить ее.

Разрываясь от невозможной дилеммы, он был вынужден совершить Ритуал. Он знал, что развязывание этой беспощадной силы уничтожит Лордов и все их работы, и опустошит Страну от начала до конца, сделает ее бесплодной на долгие поколения. Он знал, что он умрет. Но он надеялся, что Лорд Фаул умрет тоже, что когда наконец жизнь возвратится в Страну, это будет жизнь, свободная от злобы. Он решил пойти на риск, а не допускать победы Лорда Фаула. Он вызывал Презирающего присоединиться к нему в Кирил Френдор. Он и Лорд Фаул провели этот Ритуал, и Высокий Лорд Кевин Расточитель Страны уничтожил Страну, которую он любил.

Но Лорд Фаул не умер. Он ослаб на время, но выжил, защищенный Законом Времени, который заточил его на Земле – так говорили легенды. Так теперь вся Страна и Новые Лорды попали под последствия отчаяния Кевина.

Так что было не удивительно, что Стражи Крови хотели услышать эту песню – или что Баннор попросил Кавинанта прийти и тоже послушать ее.

Размышляя об этом, Кавинант поймал голубой отблеск на противоположной стороне амфитеатра. Посмотрев наверх, он увидел Высокого Лорда Елену, стоявшую у одного из входов. Она тоже захотела услышать эту песню.

Вместе с ней был вомарк Трой.

Кавинанта потянуло присоединиться к ним, но не успел он превратить свое желание в движение, как в амфитеатр вступил певец. Это была высокая, блистательная женщина, одетая просто, в малиновую мантию, с золотистыми волосами, которые искрились вокруг ее головы. Когда она спускалась вниз на сцену, аудитория поднялась на ноги и молча приветствовала ее. Она не отреагировала. Ее лицо было одухотворенным, как будто она уже внутренне переживала свою песню.

Достигнув сцены, она не стала ничего говорить, делать какое-либо введение, объяснить или идентифицировать исполняемую песню. Вместо этого она встала в центре сцены, замерла на секунду, ожидая пока песня снизойдет на нее, затем подняла лицо и открыла рот.

Вначале мелодия была скучной, сдержанной и неловкой – только с намеком на укрытую в ней остроту и мучительность.

Но затем песня изменилась, как будто певец открыла внутренние резервы, придала голосу больше резонанса. В высоких радужных переливах песни она отбросила свои погребальные интонации – ярко выражая и подчеркивая это таким количеством заключенной в себе гармонии, такими возможностями для других аккомпанирующих голосов, что казалось, будто с ней поет целый хор, использующий для этого ее же рот.

Баннор встал, но он не присоединился к песне. Кавинант остался сидеть, чувствуя себя маленьким и ненужным в обществе Ревлстона. Эта эмоция дошла до кульминации в припеве, источая острую печаль, а затем наполняя амфитеатр волной миролюбия, которая очищала и излечивала безнадежность песни, как будто общая сила всех поющих по раздельности была достаточным ответом на протест Кевина. Делая музыку небезнадежной, люди противостояли этому. Но Кавинант почувствовал обратное. Он начал понимать ту опасность, которая угрожала Стране.

Так он продолжал сидеть, потирая бороду и смотря пустым взглядом перед собой, когда остальные люди покидали амфитеатр, оставляя его наедине с теплой яркостью Солнца. Он остался там, мрачно бормоча самому себе, пока не осознал, что Трой подошел к нему.

Когда он поднял взгляд, вомарк сказал:

– Я не ожидал увидеть тебя здесь.

Кавинант резко ответил:

– Я тоже не ожидал увидеть здесь тебя.

Но о Трое он думал только косвенно. Мысленно он все еще пытался сцепиться с Кевином.

Как будто читая мысли Кавинанта, вомарк сказал:

– Все вернется к Кевину. Именно он – тот, кто создал Семь Заветов. Именно он вдохновил харучаев стать Стражей Крови. Именно он совершил Ритуал Осквернения. И хотя это было не обязательно – это было неизбежно. Однако он не стал бы делать всего этого, если бы не совершил ранее свою большую ошибку.

– Свою большую ошибку, – пробормотал Кавинант.

– Он принял Фаула в Совет, сделал его Лордом. Он не видел сквозь маскировку Фаула. А потом было слишком поздно. К тому времени, когда Фаул провозгласил себя и вступил в открытую войну, он совершил уже столько неуловимых предательств, что он был непоколебим.

В подобных ситуациях более обычные люди убивают себя. Но Кевин не был обычным человеком, – у него для этого было слишком много власти, хотя это казалось бесполезным. Вместо этого он убил Страну. Выжили только те люди, у которых было время скрыться в изгнании.

Они говорят, что Кевин понимал, что сделал – прямо перед смертью.

Фаул смеялся над ним. Он умер, стеная. Вот почему клятва Мира сейчас так важна. Все дают ее – она так же фундаментальна, как клятва Лордов о Служении Стране. Они все клянутся, что как-нибудь дадут отпор разрушительным эмоциям – таким, как отчаяние Кевина. Они… – Я знаю, – заметил Кавинант. – Я все об этом знаю.

Он вспоминал Триока, человека, который любил Елену в подкаменье Мифиль сорок лет назад. Триок хотел убить Кавинанта, но Этиаран предотвратила это, воспользовавшись силой клятвы Мира.

– Пожалуйста, не говори больше ничего. Мне и так достаточно тяжело.

– Кавинант, – продолжал Трой, как будто он все еще говорил о том же предмете. – Я не понимаю, почему ты не восторгаешься пребыванием здесь. Как может «реальный» мир быть важнее, чем этот?

– Как единственный мир. – Кавинант тяжело встал на ноги. – Давай выберемся отсюда. От этой жары у меня уже голова кружится.

Двигаясь медленно, они покинули амфитеатр. Воздух Ревлстона приветствовал их возвращение с холодным, блеклым удовольствием, и Кавинант глубоко вздохнул, пытаясь успокоить себя. Он хотел уйти от Троя, избежать вопросов, которые, он знал, Трой будет ему задавать. Но вомарк имел решительный вид. Через несколько мгновений он сказал:

– Послушай, Кавинант. Я пытаюсь понять. С тех пор, как мы разговаривали в последний раз, я почти половину своего свободного времени пытался тебя понять. Некоторые полагают, что от тебя можно чего-то ожидать. Но я просто не вижу этого. Короче. Ты прокаженный. Но разве тебе здесь не лучше?

Грустно, отвечая как можно короче, Кавинант сказал:

– Это все – не реально. Я не верю этому. – Наполовину для себя, он добавил:

– Прокаженные, которые уделяют слишком много внимания собственным мечтам или чему-то подобному, не живут долго.

– Господи, – сказал Трой. – Ты говоришь это так, как будто проказа везде. – Он задумался на секунду, затем спросил:

– Как ты можешь быть так уверен, что это не реально?

– Потому что жизнь не такова. Прокаженные не выздоравливают. Люди без глаз неожиданно не начинают видеть. Такие вещи просто не случаются. Мы каким-то образом были преданы нашими чувствами. Наши нужды… Наши собственные нужды в том, чего у нас нет – совращают нас на это видение. Это сумасшествие. Посмотри на себя. Подумай о том, что с тобой случилось. Там, где ты был, пойманный между девятиэтажной высотой и яростным огнем – слепой, беспомощный и должный умереть. Неужели так странно подумать, что ты все же разбился?

– Это, – продолжал он саркастически, – дает повод предположить, что твое существование – вымышленное. У меня на этот счет уже есть мысль.

Я мог создать тебя подсознательно для того, чтобы иметь кого-нибудь для споров. Кого-нибудь, кто будет доказывать мне, что я не прав. – Проклятие! – закричал Трой. Резко повернувшись, он схватил правую руку Кавинанта и поднял ее на уровне глаз между ними. Выгнув вперед вызывающе голову, он напряженно сказал:

– Смотри на меня. Почувствуй мою хватку. Я здесь. Это факт. Я реален.

На секунду Кавинант пожал руку Троя. Затем он сказал:

– Я чувствую тебя. И я вижу тебя. Я даже слышу тебя. Но это не опровергает мою мысль. Я не верю этому. Теперь разреши уйти мне.

– Почему?

Солнечные очки Троя мрачно сверкали, но Кавинант смотрел в них, пока они не отвернулись. Постепенно вомарк ослабил силу хватки. Кавинант отдернул руку и пошел дальше с легкой дрожью в дыхании. Через несколько шагов он сказал:

– Потому что я могу чувствовать это. А этого я не могу допустить, поскольку я – прокаженный. Теперь послушай меня. Слушай как следует. Я собираюсь попытаться объяснить это так, чтобы ты мог понять.

Просто забудь, что ты знаешь, что нет никакого пути, которым ты мог бы прийти сюда. Это невозможно – но просто забудь это на время.

Слушай. Я прокаженный. Проказа не смертельна, но она может убить косвенно. Я могу оставаться живым… любой прокаженный может оставаться живым только будучи все время внимательным, каждую минуту следя чтобы не пораниться – и позаботиться о ранах, если уж они появятся. Единственная вещь – слушай меня, слушай – единственная вещь, которую прокаженный не может себе позволить – это вольное странствие мыслей. Если он хочет выжить. Как только он перестает быть внимательным и начинает думать о том, как он мог бы устроить себе более хорошую жизнь, или начинает вспоминать о том, какая у него до этого была жизнь, или о том, что он сделает, если вылечится или даже если просто люди перестанут преследовать прокаженных, – он кидал слова в Троя как глыбы камней, тогда уже можно считать, что он мертвый.

Это – Страна – самоубийство для меня. Это бегство от реальности, и я не могу позволить себе даже думать о таком бегстве, а тем более участвовать в нем. Возможно слепой человек может избежать риска, но прокаженный – нет. Если я здесь сдамся, то это будет последний месяц моей жизни там, где это действительно важно. Потому что я все равно возвращусь туда. Я говорю понятно?

– Да, – сказал Трой. – Да, я не дурак. Но задумайся об этом на минуту. Если это случится – если это все-таки окажется правдой, что Страна реальна – тогда ты отказываешься от своей последней надежды. И это…

– Я знаю.

– И это не все. Здесь есть кое-что, о чем ты не упомянул. Одна вещь, которая не соответствует твоей теории иллюзии – это власть, твоя власть. Белое Золото. Дикая Магия. Это проклятое кольцо изменяет все. Здесь ты не жертва. Это не было создано для тебя. Ты все же ответственен. – Нет, – выдохнул Кавинант.

– Подожди минутку! Ты не можешь просто отрицать это. Ты ответственен за свой сон, Кавинант. Как и любой другой. Нет. Никто не может управлять своими снами. Кавинант попытался наполнить себя ледяным недоверием, но сердце его заморозило другим холодом.

Трой усилил свой аргумент.

– Есть достаточно доказательств, что Белое Золото именно то, что говорят о нем Лорды. Как была сломлена защита Второго Завета? Как с твоей помощью вызвали Огненных Львов горы Грома? Белое Золото – вот как. У тебя уже есть ключ ко всему.

– Нет. – Кавинант постарался придать своему отказу некоторую силу. – Нет, это не так. То, что Белое Золото делает в Стране, не имеет ко мне никакого отношения. Это не я, я не управлял этим, не заставлял действовать, не влиял на это. У меня нет власти. И, не зависимо от того, что я знаю или могу сделать с этим, эта Дикая Магия может завтра или через пять секунд обернуться против нас и все разрушить. Она может короновать Фаула повелителем вселенной, хочу я этого или нет. Это не имеет ничего общего со мной.

– Так ли это? – сказал Трой раздраженно. – Ведь пока у тебя нет никакой власти, никто не может тебя винить.

Тон Троя дал Кавинанту нечто, на чем можно было сконцентрировать свою злобу.

– Да, это так. – Он вспыхнул. – Разреши мне сказать тебе еще кое-что. Только тот человек свободен в жизни от всего и навсегда, который совершенно бессилен. Как я. Что такое свобода, как ты думаешь? Неограниченный потенциал? Неограниченные возможности? Черт, нет! Бессилие вот свобода. Когда ты ни на что не способен, никто от тебя ничего не ожидает. У власти всегда есть ограничения – даже у наивысшей власти.

Только совершенно бессильный свободен. Нет! – вскричал он, чтобы остановить протест Троя. – Я скажу тебе еще кое-что. Что ты на самом деле просишь меня сделать – так это научиться пользоваться это Дикой Магией, так, что я смог бы одолеть убогих, жалких созданий, из которых состоит армия Фаула. Я не собираюсь это делать. Я не собираюсь больше никого убивать – и конечно же не во имя чего-то, что даже вовсе не существует на самом деле!

– Ура! – тихо сказал Трой с саркастическим восторгом. – Господи, чего только не случается с людьми, которые верят вещам?

– Они болеют проказой и умирают. Или ты сейчас невнимательно слушал эту песню?

До того, как Трой смог ответить, они обогнули угол и вошли на перекресток, где сходились несколько коридоров. Баннор стоял на перекрестке, словно бы ожидая их. Он загораживал тот коридор, по которому Кавинант намеревался идти дальше.

– Выбери другой путь, – сказал он невыразительно. – Поверни в сторону. Прямо сейчас.

Трой не колебался, он повернулся направо. Но поворачиваясь, он быстро спросил:

– Почему? Что происходит?

Однако Кавинант не последовал за ним. Волна гнева, глубокое расстройство все еще не отпускали его. Он остановился на месте и смотрел на Стража Крови.

– Поверни, – повторил Баннор. – Высокий Лорд желает, чтобы вы не встречались.

Трой, уже из коридора, позвал:

– Кавинант! Ну иди же!

Какое-то мгновение Кавинант собирался не согласится. Но непроницаемый взгляд Баннора охладил его. Стражи Крови выглядели столь же восприимчивыми к оскорблениям или сомнениям, как каменные стены. Бормоча себе под нос бесполезные проклятия, Кавинант направился за Троем. Но он слишком надолго задержался на перекрестке. Не успел он еще скрыться в соседнем коридоре, как сзади Баннора на перекресток из другого прохода вышел человек. Он был столь же высок, толст и плотен, как колонна, сильная грудь легко удерживала широкие массивные плечи и мускулистые руки. Он шел с опущенной головой, так что его тяжелая рыжая с проседью борода лежала на груди, и его лицо, пышущее силой, стало внезапно угрожающим, с некоторой примесью нахальства. В плечи его коричневой туники жителя подкаменья был вплетен узор из белых листьев. У Кавинанта внутри все заледенело, спазм беспокойства и страха свел его внутренности, он почувствовал печаль и раскаяние за этого человека, чью жизнь он разрушил, как если бы был не способен на сожаления.

Вернувшийся обратно на перекресток Трой сказал:

– Я не понимаю. Почему мы не должны встречаться с этим человеком?

Он – один из мастеров учения радхамаэрль. Кавинант, это…

Кавинант прервал Троя.

– Я знаю его.

Глаза Трелла, уставившиеся на Кавинанта, покраснели, как будто внезапно оказались переполненными кровью.

– И я знаю тебя, Томас Кавинант. – Его голос звучал жестко, он казался заржавевшим, судорожным, как будто его слишком долго держали скованным, боясь, что он предаст. – Ты не удовлетворен? Ты пришел, чтобы нанести еще вреда?

Через шум крови в ушах, Кавинант услышал, как он уже во второй раз говорит:

– Я извиняюсь.

– Извиняешься? – Трелл едва не задохнулся на этом слове. – И этого достаточно? Это воскрешает мертвых? – На секунду он вздрогнул, как будто хотел броситься прочь. Его дыхание перешло в глубокие хриплые вздохи. Затем он конвульсивным движением широко раскинул свои могучие руки, словно человек, разрывающий узы. Прыгнув вперед, он поймал Кавинанта за грудь и приподнял над полом, а затем с громким рычанием стиснул Кавинанта, пытаясь сломать его ребра.

Кавинант хотел закричать, выражая свою боль, но он не мог произнести ни звука. Тиски рук Трелла выкачали воздух из его легких, останавливали его сердце. Он почувствовал, будто весь целиком сжимается, сокрушается этим ужасным давлением.

Смутно он увидел Баннора на спине Трелла. Дважды Баннор ударил по основанию шеи Трелла. Но гравлингас со свирепым стоном только наращивал свою хватку.

Кто-то – Трой – закричал:

– Трелл!

Баннор повернулся и отступил. На один безумный момент Кавинант испугался, что Страж Крови оставил его. Но Баннору только было нужно место для новой атаки. Он подпрыгнул высоко в воздух и, когда налетел на Трелла, ногой рубанул по основанию шеи гравлингаса. Трелл пошатнулся, хватка разжалась. Продолжая все то же движение, Баннор поймал Трелла рукой под подбородок. Резкий толчок назад лишил Трелла равновесия. Опрокинувшись, он выпустил Кавинанта.

Кавинант тяжело упал на пол, дрыгаясь в воздухе. Сквозь свои головокружительные вздохи он услышал, как Трой кричит что-то, улавливая предупреждение в его голосе. Он вовремя оглянулся чтобы опять увидеть Трелла рядом с собой. Но Баннор был быстрее. Когда Трелл, собравшись нагнуться, сделал глубокий вдох, Баннор ударил его в живот головой с такой силой, что его отбросило назад, ударило о стену, и он упал на руки и колени. Удар ошеломил его. Его массивное тело скорчилось от боли, и его пальцы непроизвольно вдавились в камень, словно он пытался выкопать из него свое дыхание.

Они вошли в пол так, будто тот был песчаным. На секунду его кулаки полностью ушли в скалу.

Затем он глубоко судорожно вдохнул и оторвал руки от пола. Он уставился на следы, которые оставил, и испугался, увидев, что причинил вред камню. Когда он поднял голову, он тяжело дышал, как будто его широкой груди было тесно под тканью туники.

Баннор и Трой стояли между ним и Кавинантом. Вомарк нерешительно держался за рукоятку меча. – Помни свою клятву! – скомандовал он отчетливо. – Помни, чему ты клялся. Не предавай свою собственную жизнь. Слезы беззвучно потекли из глаз Трелла, когда он посмотрел через вомарка на Кавинанта. – Моя клятва? – проскрипел он. – Он довел меня до этого. Какую клятву давал он? – с неожиданным усилием он вскочил на ноги. Баннор подступил немного ближе к Трою, чтобы успеть блокировать атаку и с другой стороны, но Трелл больше не смотрел на Кавинанта. Дыша напряженно, будто воздуха в Твердыне было ему недостаточно, он повернулся и потащился прочь в один из коридоров. Придерживая руками раздавленную грудь, Кавинант двинулся, чтобы сесть спиной к стене. Боль заставляла его глухо кашлять. Трой стоял рядом, с плотно сжатыми губами и напряженный. Но Баннор был полностью спокоен, ничто не могло поколебать его полное хладнокровие.

– Господи! Кавинант, – сказал наконец Трой. – Что такого ты мог совершить, что он так тебя возненавидел?

Кавинант подождал, пока в его кашле появится перерыв. Затем ответил:

– Я изнасиловал его дочь.

– Ты шутишь?

– Нет.

Он смотрел вниз, избегая глаз Баннора, равно как и Троя.

– Не удивляет, что тебя зовут Неверящим, – сказал Трой низким голосом, чтобы удерживать свой гнев под контролем. – Не удивляет, что жена с тобой развелась. Ты, должно быть, был невыносим. Нет! Кавинант выдохнул. Я никогда не был неверен ей. Никогда.

Но он не поднял голову, не делая попытки встретить несправедливость обвинений Троя.

– Да будь ты проклят, Кавинант. – Голос Троя был мягким, пылким.

Он говорил слишком взбешенно, чтобы кричать. Как будто будучи более не в силах видеть Неверящего, он повернулся на мысках и отправился прочь. Но когда он пришел в движение, то стал больше не в силах сдерживать свой гнев. – Господи, – завопил он. – Я не понимаю, почему ты не бросишь его в темницу и не выкинешь от нее ключ! У нас и так достаточно бед!

Вскоре он исчез из виду в одном из коридоров, но голос его анафемами раздавался эхом вслед за ним.

Немного позже Кавинант встал на ноги, придерживая руками ушибленную грудь. Его голос был слаб, слова требовали от него много усилий. – Баннор?

– Да, Юр-Лорд?

– Расскажи об этом Высокому Лорду. Расскажи ей все – о Трелле и обо мне – и о Трое.

– Хорошо.

– И, Баннор…

Страж Крови бесстрастно ждал.

– Я этого больше не сделаю – не нападу так на девочку. Я хотел бы вернуть все это, если б мог. Он сказал это так, будто давал обещание, что он в долгу у Баннора за спасение его жизни.

Но Баннор не сделал знака, что понял или питает интерес к тому, что говорит Неверящий.

Через некоторое время Кавинант продолжил.

– Баннор, ты фактически здесь единственный человек, который не попробовал что-либо простить.

– Стражи Крови не прощают.

– Я знаю. Я помню. Я должен считать мои благодеяния. – Держась руками за грудь, чтобы сдерживать кусочки себя вместе, он пошел назад в свои покои.