Полное собрание сочинений. Том 11. Друзья из берлоги Песков Василий

Первый чемпион

Итак, талисманом грядущей Олимпиады телезрители назвали медведя. Этот выбор сделан коллективно и наверняка никого не разочарует.

Бурый мишка оказался общим любимцем. И это не случайно, конечно. Начнем с того, что этот крупный заметный зверь в нашей стране является зверем обычным. (Медведей сосчитать трудно, и все же зоологи полагают: их примерно 100 тысяч.) Живет этот зверь в лесах к северу и западу от Москвы, а на восток места его обитания простираются до Камчатки, где он водится, кстати, в большом числе и достигает рекордных размеров. Обитает бурый медведь также на Кавказе и в Средней Азии. Словом, это наш характерный зверь, всем хорошо известный не только по облику, но также и по характеру, по повадкам.

В каждой географической зоне у медведя, конечно, свои привычки и образ жизни, но вот что можно сказать о всех медведях камчатских, кавказских, сибирских и европейских лесов.

Природой зверю назначена зимняя спячка. Добывать пищу в это суровое время трудно или почти невозможно. И медведь, накопив под кожей за лето и осень жиру, приспособился спать. Ложится в берлогу он с первым снегом, а подымается, «когда под боком станет мокро от апрельской воды».

Медведь всеяден. Он ловкий, смышленый и сильный охотник. Но мясо — лишь малая часть его пищи. Подобно корове, медведь нередко пасется на травянистых полянах, роет он разные корешки, ест ягоды и орехи, не прочь раскопать муравейник, подымая валежины или камни, находит всякого рода личинок и слизняков. На Дальнем Востоке и на Камчатке он мастерски ловит рыбу, в европейской зоне ходит пастись на овсы и всюду хорошо понимает вкус меда. За этим лакомством он, отбиваясь от пчел, лазит высоко на деревья, своей добычей считает также и ульи на пасеках.

Как и у всех животных, есть у медведя своя территория, свой участок в лесу, способный его прокормить. И эту землю медведь защищает.

Границы участка он метит заломом веток, а на древесных стволах оставляет следы когтей. По тому, сколь высоко эти метки располагаются, любой пришлый медведь может иметь представление о размерах хозяина территории и смекает: стоит или не стоит вступать с ним в конфликт.

Мать-медведица — умная и прилежная воспитательница. Потомство ее (один или два медвежонка) появляется в берлоге крошечным — размером с варежку. Выходя за матерью из берлоги, медвежата сейчас же начинают исследовать мир, в котором им предстоит жить.

Мамаша, давая детям много свободы, в это же время бдительно смотрит за каждым их шагом.

Рычанием или затрещиной она дает им понять, что можно и чего нельзя. Своим примером учит, как осилить препятствие на пути, избежать опасности, добыть еду. Эта школа длится два лета. После первого года медвежонок ложится в берлогу вместе с мамашей. И помогает потом ей воспитывать младших братьев.

Все, кому приходилось наблюдать в природе маленьких медвежат, скажут, что нет животного более непоседливого, любознательного, шаловливого, симпатичного. Вырастая, медведь сохраняет пытливость и интерес ко всему новому, что встречает, но к ним прибавляются еще и смекалка, ощущение границы риска, уравновешенность.

С людьми медведь живет по соседству с давних времен.

Древние наши предки-язычники считали, что человеческий род идет от медведя — хозяина леса. И медведь был всегда у людей существом уважаемым. Его побаиваются, но любят. Для многих зверей человеком придуманы клички и прозвища: волк — серый, заяц — трусишка, мышка — норушка, бобр — домосед. У медведя тоже есть прозвище — косолапый. Но есть у него и уважительное имя-отчество: Михал Потапыч Топтыгин.

В народном творчестве: сказках, былинах, песнях, загадках, присказках и прибаутках — нет персонажа более популярного, чем медведь.

Иногда он хитер, иногда простоват, неуклюж, но всегда симпатичен, силен, добродушен. Его порой слегка обижают, но всем известно: в лесу медведь за себя постоит, сердить его очень опасно.

Этого зверя каждый из нас знает с пеленок.

Сначала плюшевый мишка в постели, потом картинки на конфетных обертках и в первых книжках, потом зоопарк, цирк, кино. И всюду мишка для нас — олицетворение добродушия, силы и справедливости.

Медведи хорошо приручаются и издревле были среди людей на разного рода весельях — ярмарках, карнавалах, масленичных гуляньях.

«Миша, покажи, как бабы холсты полощут». И мишка показывал. «Миша, а как ребята горох воруют?» Мишка показывал. И не случайно, конечно, медведи стали героями цирка: медведи на велосипедах, медведи на мотоциклах, медведь-верхолаз, ходок по бревну, медведь-конькобежец, штангист, боксер, футболист, хоккеист… Какой еще зверь обладает такими талантами?! И все это в нем от природы. Не удивляйтесь, если медведя мы назовем и в числе бегунов — ошибается тот, кто считает, что мишка неповоротлив. Я сам ощутил однажды скорость, с какою он приближался.

А вот заметка в газете под рубрикой «Происшествия».

«Путевой мастер В. Кошкин (Свердловская область) ехал по линии на дрезине и вдруг увидел медведя-зверь бежал меж рельсов. Мастер прибавил скорость. Быстрее побежал и медведь.

Прибор скорости на дрезине показал 60 километров, но зверь уходил… Гонка продолжалась 3 километра, пока медведь не кинулся с линии в лес…» Если взяться и посчитать, получился, что медведь каждую из 30 стометровок пробежал в среднем менее чем за 10 секунд. Вполне подходяще для олимпийца!

…Тут о медведях я рассказал, что помнил сам и о чем напомнили в письмах все, кто хотел видеть мишку талисманом Олимпиады. Это коллективное наше желание учтено. Правда, сделано пока что полдела: назван всеми любимый зверь. Дело теперь за художниками: надо найти выразительный образ медведя.

Решено: это будет смышленый, веселый, гостеприимный маленький медвежонок. Лучшее толкование этого образа и станет талисманом Олимпиады. Силуэт медвежонка по традиции украсит олимпийские документы, мишка будет глядеть на гостей с огромных щитов, воздушных шаров, с нарядных косынок, галстуков, сумок, конфетных коробок, спичечных этикеток. Сувенир «Мишка» будет исполнен во многих размерах из мягких материалов, отчеканены будут значки… Медвежонок станет улыбкой Олимпиады.

В добрый час, мишка!

 _{Фото автора. 5 июня 1977 г.}

Симпатичный упрямец

(Окно в природу)

Место события — Средняя Азия, самое сердце песчаной пустыни. У колодца рядом с дорогой — овечья отара, пастухи на осликах и верблюдах.

На дороге — огромный тягач. Шофер выпрыгнул из кабины — напиться и перекинуться словом с людьми. Молодой пастух привязал ослика возле колес и тоже рад человеку — угощается сигаретами. Как раз в это время подъехал наш «газик». Напились, спросили, как дальше дорога, и сразу сели в машину, потому что очень спешили. Но проехать нельзя: между тягачом и отарой на привязи дремлет ослик. Конечно, можно бы вправо податься, но боимся увязнуть в песке, да и отару пугать не пристало.

— Ахмед, отвяжи ишака, мы проедем…

Ахмед поленился отвязывать и решил просто подвинуть ослика ближе к колесам. Но ишак заупрямился. То ли запах машины не пришелся ему по нраву, то ли уж слишком бесцеремонно с ним обошлись, но он и шагу не сделал к машине.

Заупрямился и Ахмед: всей силой принялся теснить ишака. Но силы и два характера были тут равными. Ахмед с забавной руганью наседал, осел столь же яростно упирался.

Старики-аксакалы, сидевшие на верблюдах, беззвучно смеялись, вытирая слезы редкого удовольствия. Мы в «газике» надрывались от смеха.

А для ослика и Ахмеда добиться победы сделалось честью.

— Отвяжи ты его, отвяжи! — кричал наш шофер.

Но Ахмед ничего слышать уже не мог.

И вышел-таки победителем. Ишак, раздувая ноздри, стоял припертым к горячей шине, а Ахмед, закрывая его спиной, как регулировщик, показывал нам дорогу, широко улыбаясь…

Едва ли найдется животное неприхотливей и выносливей ослика. Диву даешься, наблюдая, как это покорное существо несет на спине два огромных мешка, на той же спине сидит в халате рослый бабай — хозяин мешков, да еще и держит перед собой мальчонку — пятилетнего внука. Кажется, тонкие ноги осла вот-вот подломятся. Но нет, стучит копытцами по дороге.

На место приехали — ослик привязан где-нибудь в пыльном месте и позабыт. Стоит, терпеливо дремлет под нестерпимым солнцем…

О корме ему никто не печется, спихнули за изгородь — добывай себе сам. И он добывает и скудный корм, и воду напиться.

Об ослике вспоминают, когда он нужен, чтобы нести поклажу. И он смирился с таким течением жизни. Он все выносит: непомерные тяжести, дальние переходы, голод и жажду, понукание и побои. Иногда он, правда, упрямится, но это и все, что он может себе позволить. Се ля ви. Эту истину ослик знает с библейских времен.

_{Фото автора. 19 июня 1977 г.}

Дороги на полюс

Питер Скотт: «Важнейшей опорой в жизни считаю любовь к природе, понимание природы».

Он левша. Я сижу рядом и краешком глаза наблюдаю, как чиркает по бумаге остро отточенный карандаш. Потом кисточка в левой руке… И вот по белому полю уже идет нарядная птица из тех, что зимуют в Англии, в Слимбридже, а гнездятся у нас на севере.

На голове Питера Скотта наушники. Время от времени он отрывает глаза от бумаги и глядит на трибуну, где произносятся речи о птицах, о том, как их уберечь, сосчитать, проследить их пути. Питер Скотт — лицо тут едва ли не самое главное, а занят он, кажется, лишь рисованием.

Однако тут, в зале, хорошо знают: англичанин внимательно слушает, и если вдруг он положит в сторону кисточку, значит, и сам хочет что-то сказать.

В этот раз Питер Скотт, не отрываясь, закончил рисунок, помогавший ему коротать время, и улыбнулся.

— Когда я встречаю левшу-художника, я ему говорю: нас трое — вы, я и Леонардо да Винчи.

* * *

Во время шумного перерыва я отвлек Питера Скотта в сторону и сказал, что хочу показать реликвию, для него интересную. Я достал из пакета галету, тринадцать лет назад привезенную из Антарктиды. И он, конечно, сразу ее узнал.

— Да, да… У меня дома точно такая. Из тех же запасов… Я ведь тоже там был. Три раза…

Питер Скотт — сын знаменитого Роберта Скотта, дерзнувшего шестьдесят пять лет назад покорить Южный полюс. У англичанина Скотта соперником был норвежец Руал Амундсен. И тот и другой достигли желанной точки, однако норвежец сумел вернуться, а Скотта с друзьями Антарктида не отпустила. Их разыскали спустя полгода.

Галеты на базе, к которой стремились пятеро англичан, хорошо сохранились поныне. И все, кому в Антарктиде удалось побывать у хижины Скотта, увозят на память эти галеты.

Тому, кто хочет узнать подробно о трагедии в Антарктиде, важно прочесть дневники Скотта. Он вел их до самой последней минуты. И это один из волнующих документов, когда-либо оставленных человеком, сознающим, что погибает.

Последняя строчка в записках, найденных у изголовья, такая: «Ради бога, не оставьте наших близких».

Питер Скотт.

У Скотта дома остались жена и сын, которому было полтора года. Потрясенные гибелью экспедиции, англичане, конечно, не позабыли последнюю просьбу оставшихся в Антарктиде.

Сына Роберта Скотта окружили заботой. Однако в этом всегда таится опасность: у скольких знаменитых людей жизнь сыновей означалась лишь отраженным светом отцовского имени! Мать младшего Скотта и сам Питер хорошо и вовремя осознали эту опасность.

Беседуя сейчас с немолодым уже человеком, я чувствую: это положение в жизни его заботило очень сильно. И он не без гордости может теперь сказать, что и сам «достиг полюса» в море житейском, где сбиться с пути человеку иногда даже легче, чем в Антарктиде.

Прощаясь с женой и как будто предчувствуя, что не вернется, капитан Скотт сказал: «Сделай так, чтобы мальчик заинтересовался естественной историей». Мать выполнила этот завет. Образование биолога Питер Скотт получил в Кембридже. Там же, в Кембридже, он добился еще диплома историка искусств и, имея страсть к рисованию, учился потом в специальной школе.

— Все это время меня, конечно, неудержимо влекло в Антарктиду…

Возможностей там побывать у молодого Скотта было немало, но жизненный курс — явиться к могиле отца не просто сыном Роберта Скотта, а человеком «своей тропы» — отодвигал путешествие.

— В пятьдесят семь лет я сдался наконец уговорам и побывал в Антарктиде. Сначала один, потом и с семьей. Я побывал на полюсе (как просто это теперь!), побывал всюду, где остались следы экспедиции. Это были очень важные дни для меня. Перед глазами ожило все, что помнилось с раннего детства по рассказам, по книгам и по отцовским запискам.

На вопрос о дневнике отца Питер Скотт говорит, что это был компас всей его жизни.

— Иногда кажется, что, родившись, я уже знал в этих маленьких записных книжках все до последней строчки. Я долго хранил их дома, но потом передал в Британский музей: ценность эта не только фамильная.

* * *

В анкетах в графе «профессия» он пишет «художник».

— Средства к жизни я добываю рисованием и писанием картин…

С 1933 года Питер Скотт успешно и регулярно выставляется в Лондонской галерее. С его рисунками вышло много книг и альбомов, он автор полевых книжек — определителей рыб и водоплавающих птиц. С красками он не расстается в своих путешествиях, рисует дома, во время прогулок, в гостях, рисует, сидя в президиумах, недавно пробовал рисовать под водой на пластмассе.

Как и отец, он ведет дневники. Четкая запись карандашом, и рядом — рисунок. Чаще всего это птица или какая-нибудь из рыб. Похожие дневники вел Сетон-Томпсон, писатель и художник-натуралист. Но там между листами бумаги я видел раздавленных комаров, сухие листки растений, следы костра. У Питера Скотта дневник изящен. Неторопливо, тщательно все рассчитав, заполняет художник страницу хорошо обдуманным текстом и россыпью мелких рисунков. Этот дневник — уже готовая очень нарядная книга. Типографской машине ее надо только размножить.

Однако изящный дневник — лишь «тень многих дел», которыми занят этот широко известный теперь англичанин. Соединив в своем жизненном деле искусство и биологию, он подчинил их главному делу — сохранению на земле драгоценных островков дикой природы.

На большой визитной карточке Питера Скотта едва уместились его почетные титулы. Директор… Вице-президент… Президент… Во всех случаях имеются в виду международные общества и союзы по охране природы, где Питер Скотт является авторитетным и очень деятельным человеком. От одного из ученых я слышал: «Когда в спорах заходим в тупик, то все поворачиваем головы в сторону Питера Скотта. Он всегда умеет найти нужный выход».

«Когда иссякают деньги, мы смотрим на Питера.

И он эти деньги находит то у какого-нибудь короля, то потрясет мошну нефтяного магната, то с миру по нитке…»

— Как это вам удается?

Питер Скотт улыбается.

— Люди всегда стремились грехи замолить.

Раньше жертвовали на церкви, теперь жертвуют на природу.

Между прочим, идея завести особую международную книгу и в ней держать на контроле исчезающих редких животных принадлежит Питеру Скотту. И название: «Красная книга» — тоже его.

Заслуги Питера Скотта в Англии высоко оценили. Ему пожалован почетный титул Sir, «Сэр Питер Скотт» называют его теперь.

Дворяне этот титул наследуют, но иногда, очень редко, его жалуют человеку неродовитому — «за большие заслуги перед страной». На нашей памяти этот титул пожалован мужественному мореплавателю-одиночке Чичестеру, знаменитому тренеру — футболисту Рамсею. Теперь Питер Скотт.

Быстро бежит на земле время! Капитан Роберт Скотт прославился мужеством, покоряя природу, Питер Скотт получает признание, защищая природу. Таковы полюса в жизни отца и сына.

Живет сэр Питер Скотт в Слимбридже, местечке, известном сегодня далеко за пределами Англии. И это как раз тот случай, когда «человек красит место». Благодаря усилиям Питера Скотта Слимбридж стал «всемирной столицей» водоплавающих птиц. В этом районе Англии лежит путевой перекресток уток, гусей, лебедей, летящих на зиму с Таймыра, Новой Земли, Земли Франца-Иосифа, Шпицбергена, из Исландии, Гренландии, ненецкой тундры. Питер Скотт построил в Слимбридже дом, привел в порядок пруды и озера, наладил подкормку птиц.

Часть их стали полуручными (лучшая коллекция в мире водоплавающих птиц), но основная масса проводят тут зиму, улетая летом гнездиться на север. Птиц на зимовке метят, изучают и наблюдают и просто ими любуются. А Питер Скотт, его семья и сотрудники направляют работу природной лаборатории.

Слово «Слимбридж» звучит для ученых-орнитологов так же, как «Мекка» для богомольцев, как «Рим» для туристов. О жизни на знаменитых прудах написаны книги, издано много альбомов, научных трудов, сняты фильмы, сюда на экскурсию приезжает множество англичан.

Слабостью Питера Скотта и его дочери, продолжающей дело отца, являются лебеди. Этих птиц в Слимбридже «знают в лицо».

Тут могут однажды утром, глянув на озеро, крикнуть: «Смотрите, Пезант и Джесси вернулись!.. А вон Флипп и Комета…» У каждого лебедя — имя. И это не домашние птицы. Дикие! Они улетели весной, где-то в далекой Азии, в устье Оби гнездились и теперь вернулись на озеро с молодежью. И их тут узнали. И не по меткам, а именно «по лицу».

С виду неразличимые, птицы все-таки отличаются друг от друга по рисунку на клюве.

Желтый и черный цвета клюва сочетаются в причудливых вариантах и, так же как отпечатки пальцев, в точности повториться не могут.

Конечно, очень непросто по этой малости отличать лебедей. И два человека всего это делать умеют: Питер Скотт и его дочь Дафила.

— Моя память уже не цепкая. Я узнаю сто пятьдесят лебедей. А вот Дафила знает в лицо около тысячи.

На каждого лебедя заведено «личное дело» с рисунком клюва. Эти карточки, фотосъемка и постоянные наблюдения дают возможность отличать птиц, знать повадки каждой из них, историю жизни.

— Дафила узнавала своих знакомых на пролете в Германии и Голландии. Сейчас мы оба мечтаем побывать в Советском Союзе, в тундре. Заранее предвкушаем волнение этой встречи… Один из лебедей — имя его Ланселот — возвращается к нам уже двенадцатый год подряд. И мы его ждем с особенным интересом.

Минувшей осенью, улетая из Англии, я задержался в Лондоне из-за тумана. Позвонил домой, и первое, что услышал: «Ланселот снова вернулся!» Это была очень приятная весть — Ланселот в двенадцатый раз вернулся…

* * *

Беседовал с Питером Скоттом в Крыму, в Алуште, куда он прилетал на конференцию орнитологов. Помимо прочего, я задал ему несколько чисто житейских вопросов: что сложилось в жизни удачно и что неудачно? какие человеческие ценности он считает важнейшими? доволен ли он своими детьми?

Ответ.

— После войны (я был морским офицером) мне показалась привлекательной политическая карьера. Но моя кандидатура в парламент не собрала нужного числа голосов. Я тогда огорчился.

А сейчас как раз это считаю удачей… Выше всего ценю доброту. Люди, общаясь друг с другом, обязаны помнить: каждый имеет сердце…

Важнейшей опорой в жизни считаю любовь к природе, понимание природы… Детьми доволен. Дочерью доволен потому, что вижу в ней преемника в своих делах. Сыном тоже доволен — похож на меня: был преисполнен решимости не делать того, что делает отец. Он инженер, строит метро в Ливерпуле. И это прекрасно — у каждого должен быть свой полюс.

_{Фото автора. 27 июля 1977 г.}

Летом…

Сашка приехал!

— Сашка приехал! Сашка приехал!..

По этим радостным воплям мы догадались: в деревню приехал уважаемый человек.

И не ошиблись. У крайнего дома стояла подвода.

Мальчишка в синей линялой майке, поправляя хомут, приветливо кивал подбегающим.

— Сразу все не садитесь… Всех прокачу, только не сразу.

Я подивился умению и спокойствию, с какими «кучер» навел порядок. Редкого взрослого человека возбужденная детвора послушалась бы с такой же готовностью, как этого светловолосого мальчугана лет одиннадцати.

— Сразу вернусь и всех прокачу, — сказал Сашка и дернул вожжи.

Повозка с чинно сидевшими пассажирами и стоявшим на передке возницей тронулась по деревне. Теперь уже взрослые люди окликали парнишку:

— Саша, есть что-нибудь?

Мальчишка либо деловито и весело говорил: «Пишут…», либо доставал из сумки газету или письмо…

Деревня Глазово небольшая. Минут через двадцать подвода вернулась. Первая партия пассажиров спорхнула с телеги, и Сашка повез вдоль села остальных.

Когда он вернулся, мы с приятелем попросили и нас прокатить. Сашка не удивился, только спросил:

— А скоко время сейчас?

Я показал часы.

— Садитесь…

Мать Сашки, Надежда Константиновна Гераськина, — почтальон. От главной почты в Липицах она объезжает или обходит еще четыре деревни: Лесничество, Зайцево, Якушино, Глазово.

Этим летом Сашка вызвался помогать матери. Если почта невелика, Сашка садится на велосипед, но часто он запрягает совхозного мерина Мальчика, и тогда появление почтальона вызывает в каждой деревне особую радость.

— Сашка приехал! Сашка приехал!..

Осенью Саня Гераськин пойдет учиться в четвертый класс. Он признался: сам никому еще не писал и писем на свое имя в деревне Зайцево тоже не получал. Но он хорошо уже знает: все любят получать письма.

Всем, кто пишет в деревни Якушино, Зайцево, Глазово и Лесничество, приятно, наверное, будет представить: поездом, самолетом, автомобилем идет письмо, а потом тихими перелесками везет его на лошадке работящий мальчишка. Ему первому достается радость от ваших вестей: «Сашка приехал!»

Пятый член экспедиции

— Пусть обо всем расскажет сам Дима, — сказал отец.

Расстелили на столе карту, и Дима, облизав с пальца варенье, показал:

— Вот тут мы были — Дальний Восток, Чукотка…

Потом погасили свет, и Дима, управляя проектором, показал на экране цветные снимки, которые он и сделал, все по порядку: острова в заливе Петра Великого, морские звезды, бакланы на скалах, потом желтого цвета тундра, летящая стая гусей, гнездо кулика, лагерь экспедиции, маленькие, с Димин ноготь, лепестки нежных полярных маков.

— Как жили вы там, в экспедиции?

— Ну как… — говорит Дима, — спали в мешках, ели, ходили записывать голоса птиц, фотографировали, сушили у огня сапоги, летали на вертолете.

— Признайся, тебе ведь хотелось домой, вот сюда, на диван? Варенья, небось, хотелось?

— Варенье там было, — говорит Дима, — и домой два раза хотелось. Но я никому не сказал.

Гляжу на отца, и тот подтверждает:

— Не хныкал ни разу. Была однажды возможность с улетавшим в Москву коллегой отправить и Диму, но он отказался. Единственный раз заревел: не хочу!

Четверо взрослых людей — ученые-орнитологи — два с лишним месяца провели в экспедиции. Пятым был Дима Вепринцев. Ему семь лет, и я с любопытством разглядываю мальчишку, представляя житье-бытье в тундре, где даже в июле бывает снег. Не всякий взрослый способен там выдержать постоянную мокроту под ногами, безлюдье, ночлег в палатке, дожди, нашествие комаров, еду из банок, ожидание вертолета. Дима все это выдержал. И, по словам одного из участников экспедиции, отличался от взрослых лишь тем, что «у нас росла борода, а у него нет».

У взрослых было задание изучать и записывать голоса птиц. Дима вместе с ними рано вставал и, бывали дни, проходил по тундре до пятнадцати километров. Конечно, занятия взрослых ему временами надоедали. Но он сам находил занятия для себя: измерял след медведя, подползал к гнездам уток и куликов — «я маленький, и они меня не боялись», гонял песцов и кормил жившего рядом с лагерем лемминга.

— Дима, ну хоть чего-нибудь ты боялся?

Дима вздыхает, не в силах сознаться, что думал о тиграх и об орлах, «которые взрослых поднять не могут, а я ведь маленький». Но это было в самом начале. И никто не знал этой тайны, кроме отца.

В вертолет Дима залезал с удовольствием, уверенный, «если есть запасная бочка горючего, то ничего с вертолетом случиться не может».

Ничего и не случилось. Вертолет летал хорошо. Никто из взрослых вверху не догадался «притронуться к туче», а Дима это проделал. «Я высунул руку в окошко. Туча — она, как туман, мокрая и холодная».

Когда прилетели из тундры в поселок, где есть магазин, и отец спросил, что купить, Дима сказал: «Пирожного, а если пирожного нет, то хлеба».

Я знаю Диму со дня рождения и, хотя удивился необычному путешествию, должен сказать: парень был к нему подготовлен. Будь иначе, отец не взял бы его и мать бы не отпустила. В присутствии отца и матери я спросил семилетнего путешественника, что он умеет делать. Вот что я записал: «Умею ездить на велосипеде, грести в лодке, ходить на лыжах, жарить яичницу, фотографировать, разжигать костер, мыть посуду после еды, заступиться за младшего брата Кирилла, включать и выключать магнитофон…» Не боится Дима ночью остаться в машине, когда отец углубляется в лес записывать птиц, не боится грозы, мышей, лягушек, ящериц, тараканов. Он различает десятка два птиц и столько же разных растений. Он много ходил с отцом по болотам в специально склеенных для него резиновых сапогах. Когда его брали в дальнюю экспедицию, знали: не подведет. И он не подвел.

Огорчилась лишь мама: обещал ей писать, но там заленился. И дневник его кончился там же, где и начался. «Когда я ехал в Москву, на полях уже начали сажать огурцы». Это и все, что записано в дневнике.

Вернулся Дима домой, когда уже поспевала малина. Мы вместе искали ее по оврагу возле Оки. Заодно как следует вымыли и просушили обувку, в которой Дима ходил по Чукотке…

Мне кажется важным это все рассказать. И не для того, разумеется, чтобы детишек брали в дальние экспедиции (от этого даже надо предостеречь: экспедиция — дело очень серьезное, и путешествие Димы — особый случай).

Важно увидеть: не с возраста, когда призывают в армию, человека надо растить мужчиной, а с первых его шагов. Здоровье, выносливость, любознательность в теплицах не получают. Жизнеспособность, крепкий росток зеленеет и крепнет только в открытом грунте под ветром и солнцем… Тут, на Оке, рассказали о лагере, где восьмиклассников из санаторного типа жилья на машинах возили «в лесной поход». Палатки для этих ребят ставили загодя взрослые… Это и есть теплица. Вот почему интересно было узнать, как путешествовал Дима на восьмом году своей жизни.

 _{Фото автора. Московская область, Серпуховский район.} 

_{7 августа 1977 г.}

Книга и время

С председателем ГОСКОМИЗДАТА СССР Б. И. Стукалиным беседует наш корреспондент В. ПЕСКОВ

Вопрос: Борис Иванович, нас называют «читающим народом». Что стоит за этими словами?

Ответ: «Читающий народ» — не просто удачная метафора. Это концентрированное выражение духовных запросов людей. За этими словами — важнейшее достижение нашего строя: народ стал грамотным, народ создал свою огромную книжную индустрию, народ продолжает учиться, духовно обогащаться. И нам всегда важно помнить истоки этого процесса. В царской России три человека из четырех были неграмотными.

На каждую сотню людей издавалось 62 книги. Сейчас грамотны все. И на сотню людей в год издается почти семьсот книг.

В.: Особенности издательского дела в нашей стране… Что главное следует подчеркнуть?

О.: Народность, демократичность, верность ленинским принципам партийности, высокой идейности — вот наиболее характерные черты советского книгоиздания. Задолго до победы Октября В. И. Ленин писал о том, что литература нового общества «…будет служить не пресыщенной героине, не скучающим и страдающим от ожирения «верхним десяти тысячам», а миллионам и десяткам миллионов трудящихся, которые составляют цвет страны, ее силу, ее будущность». Это предвидение давно уже стало реальностью жизни.

И еще одна важная особенность нашей издательской системы. Она — подлинно интернациональна. Нашу страну населяют более ста различных наций и народностей. Некоторые народы только после Октябрьской революции обрели письменность. И сразу книга всюду стала потребностью. Эту потребность мы стараемся удовлетворить, каким бы малым ни был народ. Например, чукчей всего тринадцать с половиной тысяч, эвенков — немногим более двадцати пяти тысяч, ненцев — двадцать восемь тысяч. Но эти народы, как и все остальные, имеют на своем языке и учебники, и художественную литературу.

Конечно, далеко не простое дело — многоязычность книги. Нужны переводчики, нужна специализация техники. Малые тиражи изданий коммерчески убыточны. Но государство идет на эти убытки во имя огромной «духовной прибыли» — книга стала у нас бесценным достоянием человека, она сближает народы, обогащает их культуры. Можно этим гордиться?

Да, это наша общая гордость. Ни в какой другой стране мира таких масштабов культурных преобразований не было.

В.: Борис Иванович, теперь о книге вообще. Я помню, как много было прогнозов и предсказаний, что телевизор станет могильщиком книги…

О.: Жизнь не так уж редко срамит предсказателей и ломает прогнозы… Какую-то часть времени телевизор у всех у нас отнимает, конечно. Но ведь и свободного времени у людей стало больше. Так что те, кто читал, продолжают читать не меньше, чем прежде. И вот как это подтверждает статистика. За двадцать пять лет телевизор пришел едва ли не в каждый дом. Но упала ли тяга к печатному слову? Нет. Тиражи книг за это же время выросли в мире в три раза.

Обращаясь к исследованиям, могу сказать: книга в приобщении человека к культуре и знаниям, в воспитании чувств первенства не утратила.

Что касается взаимоотношений «телезрителя» и «читателя», то почти всегда экранизация какого-нибудь произведения возбуждает в нас заново интерес к уже прочитанной книге.

Я помню, как после экранного «Тихого Дона» мне захотелось, показалось просто необходимым перечитать книгу. Спросите библиотекарей, и они скажут, как возрастает спрос на каждую книгу, по которой делали фильм. Самый последний пример: огромный спрос на книгу Стендаля «Красное и черное»…

В.: Вы сказали, что тиражи книг заметно выросли. Вместе с тем, все это знают, ощущается острая нехватка книг. Чем бы Вы объяснили взрывоподобный спрос на печатную продукцию?

О.: Я думаю, дело в первую очередь в росте образованности и культуры народа, повышении его жизненного уровня. Не последняя роль принадлежит здесь и научно-технической революции. Понадобился качественно новый уровень знаний…

В.: А каким образом научно-техническая революция коснулась самой книжной индустрии?

О.: Перемен всяких много, и нелегко удержаться от соблазна перечисления. Полиграфия и раньше поражала воображение сложной техникой. Помните, Чапек писал о ротационной машине: «…если бы она стояла где-нибудь на берегу Замбези, туземные племена, наверное, принимали бы ее за божество и приносили бы ей жертвы». Но время идет. Сегодня вряд ли кого-нибудь удивишь такими машинами. Что же касается нововведений, то я бы рискнул утверждать: в некоторых случаях человек, заглянувший в типографию после перерыва лет в десять, ее сейчас не узнает — новое оборудование, новая технология, новые принципы производства…

В.: Качество выпускаемых книг за последние годы выросло очень заметно. Повысилась оперативность изданий. А расширилась ли издательская база? Как производство поспевает за спросом на книгу?

О.: Первый путь увеличения производственной мощности — модернизация типографий, о которой я уже говорил. Тут есть резервы, и мы их стремимся использовать. Но, конечно, строились и новые крупные предприятия.

В Тбилиси, Алма-Ате, Фрунзе за минувшую пятилетку введены в строй крупные полиграфические комплексы. Огромные специализированные комбинаты созданы вблизи Москвы. Послевоенным первенцем был Калининский комбинат.

В последние годы построены комбинат-гигант в Чехове (специализирован для выпуска журналов), еще один комбинат в Калинине (для выпуска детской литературы), в Смоленске — комбинат учебников, в Можайске вводится в строй комбинат, печатающий книги на иностранных языках… Каждую минуту с печатных машин страны сходит сейчас 33 тысячи книг и брошюр, около пяти миллионов в день. В год — свыше одного миллиарда семисот миллионов.

В.: И все-таки мы ощущаем: мало. Что ставит предел насыщению книжного рынка?

О.: Прежде всего бумага. Ее пока недостает. И насыщение рынка всем необходимым остается сложной проблемой.

В.: Мы коснулись сейчас темы, которая многих волнует. Сначала о бумаге. Как будет увеличиваться ее производство? И не содержится ли и тут зерно еще одной проблемы? Бумага — это лес, а лес — это кислород, это здоровье наших рек и озер, это, наконец, красота нашей земли. Сегодня тираж только одной книги — это гектары сведенного леса. Не окажемся ли мы с книгой в руках, но сидящими на пеньке?

О.: Вашу тревогу, Василий Михайлович, я понимаю, и она небезосновательна. Думаю, однако, что, если лес брать не только там, где он «ближе лежит», а также там, где он, нередко перезревая, гибнет, в обозримом будущем леса без ущерба для здоровья земли хватит и на строительство, и на бумагу. И надо еще иметь в виду: срубленные леса возобновляются.

В 1976 году принято государственное решение значительно увеличить прирост бумаги в стране. Будут введены новые производственные мощности. Пока же ежегодная прибавка ее недостаточна. Так что приходится, как говорят, по одежке протягивать ножки. Наша издательская политика состоит в том, чтобы возможно разумней и экономней использовать то, что имеем.

В.: Где же мы экономим и во имя чего?

О.: Одна из важных статей экономии бумаги — избежать дублирования изданий. Планы издательств тщательно обсуждаются и координируются Комитетом. Ведется учет: что, где и в каком количестве издается. Для этих целей в Москве создан и действует информационно-вычислительный центр.