Ваш непонятный ребёнок Мурашова Екатерина

Глава 1

Рассказывает молодая мама по имени Галя:

— Я просто не знаю, как себя вести. До двух лет мы жили спокойно. Она все понимала. Я скажу — она сделает. А теперь… Я говорю: подними игрушку, а она еще и другую на пол бросит. Я говорю: нельзя книги рвать, так она дождется, пока я из комнаты уйду, достанет их из шкафа и порвет в мелкие клочки. Начинаешь наказывать — орет как резаная, на пол кидается. Кухонный стол новый маркером разрисовала — бабушку чуть удар не хватил. У мужа со стола схватила какую-то важную бумагу — скомкала. И ведь знает же, что нельзя. Все равно… На улице тоже… Сначала: не пойду гулять. Потом — не пойду домой. Я уже сама не понимаю, чего ей надо. У невропатолога были, он сказал: здорова. Правда, таблетки какие-то выписал… Муж говорит: ты ее избаловала. А я ее, вроде, и не баловала никогда…

Маленькая Лариса двух с половиной лет — смешливая, общительная, с носом пуговкой и лукавыми серыми глазами. В кабинете лезет во все ящики, стащила на пол все игрушки, украдкой оглядываясь на мать, подбирается к моим ключам.

Я прошу Галю:

— Расскажите, пожалуйста, что у вас в доме можно, а что нельзя…

Галя (нерешительно):

— Ну, то есть как… Как у всех… рисовать нельзя на обоях…

— А где можно?

— В альбоме, у нее есть специальный, но она в нем не рисует почему-то… Ну, посуду нельзя брать из серванта, книги рвать, воду открывать без спросу, брызгаться, на пол лить… Да вы что, думаете, мы ей все запрещаем, что ли?! Да она…

— Нет, нет, я так совершенно не думаю. Продолжайте, пожалуйста.

Галя (задумчиво):

— Ну, нельзя обрывать листья у цветов, кошку мучить, залезать на подоконник, трогать розетки, стучать по мебели… вы знаете, очень трудно все перечислить. А зачем это?

— Видите ли, я попросила вас назвать, что можно и что нельзя в вашем доме. Причем слово можно я поставила на первое место. Вы же перечислили мне только нельзя…

— Все остальное — можно! Это же понятно.

— Это понятно вам, может быть, понятно мне… хотя, впрочем, тоже не очень… А можно ли стучать по стенкам? Рисовать маркером на стеклах?

Галя (несколько растерявшись):

— Стучать по стенам? Н-не знаю…

— Вот и Лариса тоже не знает. Суть ее метаморфозы, которая так вас испугала, заключается в том, что ваша дочь перестала быть простым продолжением вас. Вспомните свою же собственную формулировку: «Я говорила — она делала». Теперь же у нее появились свои собственные потребности, желания и интересы. До недавнего времени ваши мировоззренческие картины совпадали (точнее, Лариса пользовалась вашей), сегодня все обстоит иначе. Вы скажете, что и у новорожденного младенца есть свои потребности, например, иметь сухие пеленки. Это так, но лишь сейчас, после двух лет (для каждого ребенка этот возраст индивидуален), Лариса эти свои желания и потребности осознала, выражаясь научным языком, отрефлексировала. Младенец «знает», что главная его задача — быть вместе с матерью, а удовлетворение всех остальных потребностей целиком и полностью зависит от этого факта. Не так обстоит дело с двухлетним ребенком. У него уже появляются свои собственные, отдельные от матери желания, и одно из них — исследовать окружающий мир. Практически первое, что желает выяснить ребенок относительно этого мира, — что можно и что нельзя. Именно в такой последовательности, ибо о том, что нельзя, как вы справедливо заметили, Лариса уже многое знает. Но до сих пор она принимала все на веру. А теперь проверяет — действительно нельзя? А что будет, если… И что же, в конце концов, можно?!

Галя (нетерпеливо и слегка раздраженно):

— Так что же, я должна ей все позволять?! Это же опасно… и невозможно…

— Разумеется, невозможно. Вероятно, вам просто следует учитывать тот факт, что ваша дочь слегка подросла и вступила в следующую фазу возрастного развития.

— Но как это учитывать? Мне иногда кажется, что она нарочно меня дразнит…

— Совершенно верно. Только не дразнит, а изучает ваши реакции. Родители — первый и самый важный объект для исследования, это так естественно. А насчет того, как учитывать… Какие у вас сейчас есть соображения, в свете вышесказанного?

— Я думаю, нужно ей прямо говорить, что можно…

— Так, так. И каждое «нельзя»…

— И каждое «нельзя» сопровождать «можно»…

— Совершенно верно. Нельзя рвать книги, но можно — старые газеты, рекламки. Нельзя стучать по серванту, но можно — по доске. Нельзя прыгать с подоконника, но можно — со стула, с дивана.

— И еще. Раз уж она у нас теперь личность, то мы должны ей все объяснять. Я стараюсь, но она иногда меня так доводит…

— Может быть, Лариса «доводит» вас тогда, когда объяснения ей непонятны или неубедительны? Может быть, иногда следует позволить ей произвести небольшой опыт? Разумеется, под вашим контролем?

— Да, наверное, — задумалась Галя. — Вот она маленькая к утюгу все лезла, мешала мне гладить, а бабушка как-то разозлилась и сказала: «Не веришь, что бобо, вот тебе утюг, бери!» Она потрогала, обожглась и больше на стол не лезла, когда гладят…

— Вот видите, как хорошо. Сочетание объяснения и, когда это возможно, опыта.

— Но есть же вещи… Вот, например, кошку она за хвост таскает. И объясняли ей сто раз, что кошке больно, и кошка ее царапала, ничего не помогает…

— Это очень хороший и важный вопрос. Действительно, ребенку нельзя дать попробовать выпрыгнуть с пятого этажа, а также вразумительно объяснить, почему этого делать нельзя. В таких случаях на помощь приходит система семейных табу. Она уникальна для каждой семьи, но не должна включать в себя больше двух-трех пунктов. Это должны быть действительно очень важные пункты, связанные с жизнью, здоровьем, а также основными моральными принципами семьи. Табу — это то, чего делать безусловно нельзя. По биологической сути табу близки к условным рефлексам. Пример системы табу, принятой в семье:

1. Нельзя ударить никого из членов семьи.

2. Нельзя мучить кошку.

3. Нельзя открывать окно на улицу.

Вырабатывается табу следующим образом. Сначала все члены семьи договариваются о содержательной стороне системы. После согласования распределяют роли. На какое-то время всем членам семьи придется стать актерами, ибо в выработке табу и в самом деле есть нечто театральное, а если смотреть глубже — нечто от древних ритуалов. Ведь, если помните, именно у дикарей были очень сложные и разветвленные системы табуирования, регулирующие практически всю жизнь взрослого населения племени. Предположим, постулат, который необходимо усвоить полуторагодовалому ребенку, звучит так: «Нельзя бить маму»!

И вот маленький агрессор, чем-то недовольный, размахнулся и, как это у него водится, шлепнул маму по щеке.

Если ребенка держали при этом на руках, то его тут же спускают на пол. С этого момента и до конца сцены никто не обращается прямо к нему. Все реплики подаются через его голову. Примерный сценарий:

Мама: Как! Мой сын меня ударил! О Боже! Что же мне делать! Как я несчастна! (сидит, закрыв лицо руками, потом медленно, стеная, удаляется в другую комнату).

Папа: Невероятно! Этот мерзавец посмел ударить мать! Какой кошмар! И это мой сын! Я уничтожен! Я не желаю его видеть и говорить об этом. (Удаляется вслед за женой и там громко утешает ее, продолжая громко возмущаться поступком сына).

Бабушка: Господи! И это в нашем доме! Да я с дедом сорок лет прожила, он на меня ни разу руку не поднял! А мой внук… (печально качая головой, удаляется вслед за остальными).

Отчуждение от родителей — самое страшное и невероятное событие в жизни маленького ребенка. В результате вышеописанной сцены (если, конечно, никто не хихикает в процессе исполнения) ребенок убеждается в том, что есть поступки, которые могут перевернуть его мир с ног на голову. Тут уж не до экспериментов. Как правило, двух-трех повторений бывает достаточно, чтобы занесенная для удара ручка начала сама собой опускаться. Только учтите, что подобную реакцию должен встречать каждый табуированный проступок ребенка. Не может быть такого, чтобы сегодня все стенали, как сумасшедшие, а назавтра на то же самое не обратили внимания. Подобная непоследовательность куда вреднее, чем отказ от системы табу вообще.

— Так, хорошо, я все поняла, — решительно сказала Галя. — И что же, если я все это сделаю, она перестанет меня «доставать»?

Лариса, наконец, стащила мои ключи и вместе с ними быстро заползла под кресло.

— Отдай ключи доктору! — тут же заполошно вскричала Галя. — Отдай немедленно!

— А ты знаешь, Лариса, брать ключи — это можно, — задумчиво говорю я.

Лариса тут же выползает из-под кресла, протягивает мне ключи:

— На, тетя, кючи, — говорит она и начинает хищно посматривать на перекидной календарик…

Наверняка каждый человек, даже никогда не имевший детей, когда-нибудь видел, как капризничают маленькие дети. Истошно вопящий малыш в троллейбусе, маленький упрямец, не желающий уходить от вожделенного киоска, ревущее в три ручья существо, которое буквально волочет по улице разгневанная или, наоборот, сама чуть не плачущая мамаша, — все это только верхушка айсберга. Основным полем детских капризов является, конечно же, дом, семья. Очень часто родители, беспомощно разводя руками, признаются: в яслях его хвалят, говорят — тихий, спокойный, все делает, а дома…

Что же такое детские капризы? Откуда они берутся и что означают?

Для начала немножко видоизменим вопрос и поставим его так: отчего дети капризничают? Послушаем голоса, выражающие так называемую народную мудрость:

— спал днем плохо, вот и капризничает…

— перегулял, давно уж надо бы спать положить…

— как что не по его, так он всегда начинает…

— слишком много людей, новых впечатлений, вот он и перевозбудился…

— устал он, конечно, целый день в дороге…

— заболел, может… Лоб-то не горячий?

Легко убедиться, что все приведенные выше высказывания ищут и находят причину капризов ребенка во внешних по отношению к нему обстоятельствах. Сам он тут как будто бы и ни при чем. Ни при чем оказываются, как это ни странно, даже окружающие ребенка люди и их отношения между собой. Сказанное выше может относиться абсолютно к любому ребенку. А то, что некоторые дети капризничают практически непрерывно, а некоторые — почти не капризничают вообще, вроде бы к делу и не относится.

Но нас-то интересуют конкретные причины. Кроме того, всем известны такие ситуации, когда ребенок особенно капризен в присутствии какого-нибудь одного человека, и случаи, когда даже очень уставший или больной ребенок проявляет совершенно ангельскую кротость.

В чем же здесь загвоздка? И чем, собственно, нехорошо «народное» толкование детских капризов?

Ответ очень прост. Детские капризы — это послания ребенка. Послания маленькой личности окружающим ее людям, миру. Не учитывать этого при общении с ребенком — значит игнорировать значительную часть его истинных потребностей. Как же читать эти послания?

Иногда их текст прозрачен и легко прочитывается внимательной матерью или бабушкой (см. пример, приведенный выше: капризничает, значит, спать хочет! Достаточно такого капризничающего ребенка уложить, и все будет хорошо. Послание прочитано, потребность удовлетворена).

Но далеко не всегда все так просто. Вспомните Ларису.

1. Первый пункт подскажет нам все та же «народная мудрость».

Причиной детской капризности может быть хроническое или только начинающееся соматическое заболевание. Если ребенок испытывает физическую боль, если ему душно, жарко, если его тошнит или бьет озноб, он, может быть, и не сумеет сказать об этом словами (особенно если речь идет о ребенке до трех лет), но будет демонстрировать испытываемый им дискомфорт в виде изменений поведения. Это будет поведение протестное или непоследовательное, эмоционально противоречивое или заторможенное.

Всегда, когда ребенок начал капризничать неожиданно или «на ровном месте», в ближайшие часы следует внимательно проследить за состоянием его здоровья.

Если ребенок болен хронически и часто испытывает физический дискомфорт, то во избежание развития патологий характера следует компенсировать это большим (по сравнению с обычным ребенком) количеством впечатлений позитивного, развлекательного характера. С таким ребенком надо больше разговаривать, играть, показывать и объяснять ему доступные его возрасту картинки, книги и фильмы.

2. Очень часто основной причиной детской капризности бывают и различные виды нарушения воспитания в семье.

В этом случае послание ребенка может быть прочитано так: «Со мной нужно обращаться по-другому!»

Наиболее распространенным нарушениями в воспитании дошкольников бывают разрешительный, или попустительский, тип воспитания — и, наоборот, запретительный, чрезмерно строгий тип.

Разрешительный тип воспитания приводит к тому, что ребенок практически не знает слова «нельзя». Любое запрещение вызывает у него буйный и продолжительный протест. Настойчивые попытки ввести такого ребенка «в рамки» приводят к припадкам, напоминающим истерические (синеют губы, дыхание становится прерывистым, движения теряют скоординированность). Зачастую родители пугаются столь грозных проявлений и отказываются от своих попыток, чем еще больше усугубляют ситуацию.

Запретительный тип воспитания в своей крайней форме ведет к истощению адаптационных резервов. Ребенок, которому все запрещают, сначала пытается соблюсти все запреты и угодить родителям, но вскоре начинает чувствовать, что «так жить нельзя». И тогда с другой стороны, но мы приходим все к тому же протестному, капризному поведению, которое еще больше раздражает родителей. Родители запрещают ребенку капризничать, он протестует против запрещения протеста — и этот замкнутый круг может вертеться годами.

Нарушением воспитания может быть и различная воспитательная ориентация членов семьи — например, родители воспитывают в строгости, а бабушка позволяет абсолютно все.

3. Иногда капризы ребенка являются симптомом внутрисемейной дисгармонии.

В этом случае при анализе ситуации ни разрешительного, ни запретительного типа воспитания выявить не удается, ребенка вроде бы воспитывают правильно, иногда даже «по науке», но отношения внутри семьи до крайности напряжены. Например, свекровь не ладит с молодой невесткой и всячески стремится доказать и показать ее «никудышность». Или молодой отец после рождения ребенка не прочь погулять, а жена не спит ночами, потихоньку плачет и проверяет карманы его куртки в поисках доказательств супружеской неверности. Здесь капризы — послания ребенка — переводятся однозначно:

— Я не хочу, чтобы значимые для меня люди ссорились между собой!

В этом нет никакого врожденного миролюбия или, тем более, альтруизма со стороны ребенка. Просто та душевная энергия, которая по праву должна принадлежать ему, тратится взрослыми на выяснение отношений между собой или, наоборот, на сохранение «хорошей мины при плохой игре». И ребенок этим, естественно, недоволен. И так же естественно демонстрирует это недовольство окружающим. Именно такие дети часто и на первый взгляд необъяснимо перестают капризничать, когда свекровь уезжает на дачу («да она же к нему почти и не подходила!») или когда отец отправляется в длительную командировку («он же любит папу, я знаю, он всегда по нему скучает!»). В действительности дети в этом случае реагируют не на само отсутствие члена семьи (иногда искренне любимого), а на приостановку явных или скрытых военных действий.

4. Иногда за капризы принимают что-то другое. Например, вполне закономерное исследование реакций родителей, которое ребенок предпринимает обычно на третьем году жизни: «Нельзя сюда ходить? А я пойду… И что она сделает? Кричит… А я опять пойду. И что тогда будет? Ага, тащит. А я вырвусь и опять пойду… Ой-ей-ей! Кажется, хватит…»

И так по много раз на дню, по самым разным поводам. Ужасно утомительно. Но это не капризы. Это — исследование. И если вы будете достаточно тверды и последовательны, то довольно быстро (у разных детей уходит на это от нескольких месяцев до двух лет) ребенок освоится со всем многообразием ваших реакций и будет вполне четко представлять, что можно, а чего нельзя себе позволить в общении с мамой, с папой, с бабушкой…

Классической, многократно описанной в литературе подменой является игнорирование родителями требований ребенка по предоставлению личностной самостоятельности, всем известное «Я сам!». Не умеет чисто есть, но тянется к ложке. Пытается сам завязать шнурки, потом всей семьей полчаса распутываем. Упорно надевает штаны задом наперед и так порывается идти в садик. При попытке исправить ситуацию — злится, кричит. Это тоже не капризы. В этих случаях имеет смысл сначала похвалить ребенка за стремление к самостоятельности и отметить его очевидные достижения, а потом сообщить, что для завершения ситуации и для придания ей большей гармоничности необходимо сделать еще то-то и то-то. Как правило, дети в этом возрасте требуют именно признания их попыток, ибо о какой то реальной автономии говорить еще рано, и они на самом-то деле прекрасно это понимают.

1. Попытайтесь как можно точнее прочитать и проанализировать послание ребенка, которое заложено в его сиюминутной или долгоиграющей капризности.

Постарайтесь не относиться к капризам ребенка как к очередной попытке помучить вас. Представьте себе инопланетянина, который плохо владеет земным языком и пытается донести что то до вашего сознания. Помните, что положение ребенка осложняется еще и тем, что у него, в отличие от инопланетянина, нет «родного языка», которым он владел бы совершенно свободно.

2. Прочитав послание, внятно сообщите ребенку, как именно вы его поняли и что собираетесь предпринять по этому поводу. (Если ничего не собираетесь предпринимать, то об этом тоже обязательно сообщите и разъясните причину. Например: «Я отлично понимаю, что ты устал и очень сочувствую тебе. Но до остановки идти еще два квартала, а коляски у нас нет. Так что придется идти, как шли. Я совершенно уверена в том, что ты сможешь дойти».)

Если ребенок, прервав нытье, захочет поправить вас или внести какие-то дополнения, внимательно выслушайте его и обязательно похвалите за проявленный конструктивизм. Например: «Молодец, что объяснил. Сейчас мне стало гораздо яснее, что именно тебя беспокоит. Теперь нам будет легче справиться с этим». Никогда не возражайте ребенку, если он говорит о своем состоянии. Он лучше знает, что именно он испытывает. Не подменяйте его собственные ощущения своими. В дальнейшем это может привести к очень неприятным последствиям, когда уже подросший ребенок будет ориентироваться на родителей или сверстников в поисках ответа на вопрос «что я сейчас чувствую?». Сами понимаете, что полученный ответ не будет иметь никакого отношения к подлинным чувствам ребенка.

Распространенной ошибкой родителей является и подбор вариантов для капризничающего ребенка, когда ему остается только в буквальном смысле ткнуть пальцем в понравившийся пункт списка: «Ванечка, ты что, устал? Может, у тебя головка болит? А может, животик? А может, тебя бабушка обидела? Обидела тебя бабушка, да? Или ты печенинку хочешь?»

Понятно, что и в этом случае речь будет идти не об истинном послании ребенка, а о наиболее выгодном предложении.

Итак, проанализировав ситуацию, утвердительным тоном сообщите ребенку плод ваших размышлений и дайте ему возможность согласиться с вами или возразить вам.

3. Учите ребенка выражать свои чувства словами, а не капризами.

Для этого есть один-единственный способ — родители сами должны говорить о своих чувствах в присутствии ребенка. Уже трехлетний ребенок, приученный прислушиваться к себе и не встречающий возражений в описании своих чувств, вполне может сказать: «Я сейчас злой! Я сейчас ужасно злой! Меня кошка разозлила, потому что я хотел поиграть, а она царапается. Вы от меня сейчас все отойдите, я буду на кухне злиться. А потом приду, и вы меня пожалеете». (Прямая речь подлинная, записана одной внимательной мамой со слов своего трехлетнего сына).

4. Для профилактики детских капризов и борьбы с уже развившейся эмоциональной неустойчивостью большое значение имеет единая воспитательная позиция всех членов семьи, принимающих участие в уходе за ребенком.

И в строгих, и в демократических семьях дети достаточно легко приспосабливаются к существующим правилам, если эти правила едины и поддерживаются всеми членами семьи. И там, где никто не смеет взять ложку, пока не начал есть дедушка, и там, где все в любое время едят руками из большой кастрюли, которая всегда стоит на плите, вполне может вырасти спокойный, эмоционально устойчивый ребенок.

Но вот если мама что-то разрешает, а папа это же самое запрещает категорически, а у бабушки все зависит от настроения, а у дедушки — от состояния здоровья, а у дяди от отметок, которые ребенок получил в школе… И все это относится к чему-нибудь одному, например, к тому, можно ли прыгать на диване… Именно против такого «плюрализма» часто, капризничая, протестуют дети. В семье, где много людей и несколько воспитательских позиций, имеет смысл устроить своеобразный «круглый стол», на котором путем компромиссов вырабатывается единый стиль воспитания и раз и навсегда решается, можно ли прыгать на диване, есть сардельки руками и пинать кошку. Иногда, во избежание дальнейших разночтений, имеет смысл даже составить на основе достигнутых соглашений итоговый письменный документ, в котором любой желающий сможет при необходимости уточнить, как же поступать в том или ином случае.

5. Крайне необходима последовательность в утверждениях и требованиях, предъявляемых ребенку одним и тем же членом семьи.

Как бы ни менялось у вас настроение и обстоятельства, но, если уж вы что-то запретили маленькому ребенку, то пусть «нельзя» остается «нельзя». А если уж позволили, то до конца вытерпите все последствия.

Если вы сказали при выходе на прогулку, что сегодня ничего не будете покупать в ларьке, то придерживайтесь этой позиции. Несмотря на все капризы. Ваша единственная уступка — это тоже послание. От вас к ребенку. И текст этого послания таков: «Иногда, при каких-то (не совсем ясных) обстоятельствах капризами от меня можно добиться того, чего ты хочешь». Получив такое послание, ребенок неизбежно будет пытаться. А упорства ему не занимать.

В первую очередь проконсультироваться со специалистом по поводу детских капризов необходимо родителям детей, страдающих тем или иным соматическим или неврологическим заболеванием. Именно такие дети особенно нуждаются в правильной и последовательно применяемой методике воспитания, которая в этом случае, несомненно, должна вырабатываться индивидуально и учитывать возможности ребенка. Особенно это относится к детям, страдающим перинатальной энцефалопатией, и детям с минимальными мозговыми дисфункциями (ММД). Здесь правильно подобранный режим жизни и воспитания ребенка может во многом ослабить проявления болезни, не допустить ухудшения состояния.

Кроме того, специалист может помочь родителям определить причины капризности и выработать тактику поведения членов семьи, которая позволит откорректировать нежелательное поведение ребенка.

Если причиной капризности являются внутрисемейные конфликты, то имеет смысл обратиться к такому методу, как семейная психотерапия. Даже краткосрочная семейная психотерапия, проведенная квалифицированным специалистом, часто позволяет существенно улучшить поведение ребенка и заодно наладить отношения в семье.

Понятно, что в семье Ларисы и Гали капризы проистекали от неумения матери внятно донести до дочери свою воспитательную позицию.

Подвижная смышленая девчушка уже вовсю изучает окружающий мир (и личность матери в том числе), а Галя все еще воспринимает ее как свое физическое продолжение. При этом как бы подразумевается, что для Ларисы «само собой понятно» все то, что очевидно для Гали.

После нашей первой встречи Галя и ее муж определили семейную систему табу (все же им было проще запрещать, чем разрешать, и вопрос о том, что «можно», они отложили на потом), и стали проводить ее в жизнь. Лариса, вполне привыкшая к постоянной ругани, окрикам и даже шлепкам и не обращавшая на них практически никакого внимания, никогда в жизни не встречалась с отчуждением. После первого же «террористического акта» по отношению к кошке этот опыт буквально ошеломил ее. С дикими криками она бросилась вслед за торжественно удалившимися родителями. Испуганная Галя уже готова была прервать «воспитательное мероприятие», но более трезво мыслящий супруг остановил жену. Неделю Лариса помнила полученный урок. А после второй попытки для кошки наступили дни отдохновения — ее хвосту больше ничто не угрожало.

Сложнее было с разрешительным «можно». Галя признавалась, что Лариса тут ни при чем и именно ей не удается сразу и навсегда побороть привычку все запрещать. Иногда, как при первой встрече у меня в кабинете, она сначала кричала «Нельзя!» и только потом задумывалась над тем, действительно ли это так. Но упорство молодой женщины позволило постепенно наладить ситуацию, и успех был достигнут — Лариса почти перестала капризничать.

Глава 2

В ответ на робкий стук в дверь я выглянула в коридор и увидела там троих людей — в том, что они родственники, не могло быть никаких сомнений. Одинаковые широко расставленные зеленые глаза, абсолютно прямые непокорные волосы, круглые головы, широкие плечи…

Ширококостная, сильная на вид старуха, моложавая женщина с печатью какой-то непонятной усталости на лице и синевой вокруг глаз и мальчишка лет шести-семи, склонивший набок растрепанную голову и глядящий на меня с лукавым видом.

— Гриша? — я заглянула в листочек самозаписи. — Проходите, пожалуйста…

— Я одна зайду, — торопливо сказала Гришина мама.

— Да заходите все, — радушно предложила я. — Мы поговорим, а Гриша пока поиграет. У меня там игрушек много…

— Нет, нет! — с непонятным испугом вскрикнула молодая женщина. — Я зайду, а Гриша тут с бабушкой… побегает.

Я кивнула, а про себя подумала: что бы там ни было с ребенком, а с мамой явно не все в порядке. Этот ее испуг… Да и представить себе крестьянского вида бабушку, бегающую с внуком по коридору, я не могла ни при каком напряжении фантазии…

В кабинете мама слегка расслабилась, поерзала в кресле, усаживаясь поудобнее, застенчиво взглянула мне в глаза и тихо сказала:

— Я понимаю, доктор, что это нехорошо, но я уже больше так не могу. Иногда я думаю, пусть бы он больной был. Тогда бы я его жалела, ухаживала бы за ним… А так… Он же хороший вообще то мальчик, и меня любит, а я… я иногда думаю: пусть бы его не было! Это же грех великий, доктор, так думать, правда?

— Да, конечно, — несколько смущенно подтвердила я, поскольку вообще-то как атеистка, не могу мыслить категориями «греха». Но и момент для уточнения дефиниций был явно неподходящий. — Расскажите поподробней, что именно тревожит вас на сегодняшний день…

— На сегодняшний день его выкинули из школы, — печально сообщила Гришина мама.

Далее мне было рассказано следующее.

Гриша родился долгожданным и заранее любимым ребенком. В большой «сталинской» квартире ему была заранее приготовлена и украшена кружевными занавесочками очаровательная кроватка; проглаженные с двух сторон пеленки, распашонки и чепчики стопочками лежали на полках старинного бельевого шкафа; свекор и свекровь с нетерпением ждали внука, готовые ради него наконец-то примириться с «деревенской» невесткой. Счастливый отец, никого не стесняясь, плакал от радости, когда медсестра из роддома положила ему на руки сына — белоснежный кокон, перевязанный голубой лентой.

Дальше потекли будни. Гриша почти ничем не болел, развивался в соответствии со всеми нормами. Единственное огорчение состояло в том, что глаженые пеленки и распашонки как-то не уживались с ним рядом. Из пеленок он выползал ужом, оборочки сжевывал или рвал и почти всегда находился в кроватке голым поверх комка смятых и собранных в кучку простынок, пеленок и одеялец. Даже памперсы каким-то образом умудрялся снимать. А когда годовалый Гриша выбрался из кроватки, начался кошмар.

— Первые шаги ребенка — это ведь радость в доме, — рассказывала Гришина мама. — А у нас как? У нас он сразу пошел на кухню (раньше его туда не носили: чад, запахи — это вредно для ребенка), придвинул табуретку к плите и сдернул на себя кастрюлю с кипящим супом. Крик, неотложка, ожоговое отделение… Такое вот начало…

Дальше все продолжалось в том же духе. Сказать о Грише, что он рос подвижным ребенком, — значит не сказать ничего.

Не было ни одной вещи в доме, которая могла бы чувствовать себя в безопасности, когда Гриша бодрствовал. Он доставал дедушкино белье из ящика в комоде и надевал его себе на голову, он пускал в ванной кораблики из папиных деловых бумаг, он сделал грандиозный «бух!» из бабушкиной антикварной вазы. Два раза его увозили на неотложке с медикаментозным отравлением (второй раз он достал таблетки из внутреннего ящика дивана, куда спрятали аптечку после первого раза). Все члены семьи переводили дух только тогда, когда Гриша засыпал.

Ходили к врачам. Вызывали врачей на дом. Врачи выписывали успокаивающие травяные сборы и говорили: «Терпите!» Терпение свекра и свекрови лопнуло, когда Грише исполнилось три года и стало ясно, что надеяться больше не на что. Скрепя сердце они разменяли свою престижнейшую жилплощадь на Московском проспекте и выделили молодым хорошую двухкомнатную квартиру. «Ты понимаешь, какая это жертва с нашей стороны?» — спрашивали они у сына (но так, чтобы невестка тоже слышала). «Понимаю», — отвечал сын и глядел на жену с немым укором.

Образованные люди, они читали соответствующие книги. Там было написано, что воспитывать таких детей нужно внимательно и терпеливо, приучая их к труду и сосредоточенности. Они пытались, но Гриша ни на чем не мог сосредоточиться больше одной минуты. Он был готов начать любое дело, соглашался на любую игру, но тут же бросал ее, чтобы начать другую. Общительный и веселый, Гриша легко шел на контакт со сверстниками, но любые игры с его участием быстро превращались в бессмысленную беготню. Приглашенный на дом психолог сказал, что нужно использовать метод «кнута и пряника», а в качестве «кнута» порекомендовал наказание неподвижностью. Наказанный Гриша сидел на диване и корчил рожи ровно до той секунды, пока мама не отводила от него глаз. Как только это происходило, он тут же с быстротой молнии утекал куда-то для следующих проказ. Шлепки и даже побои не оказывали вообще никакого действия. Отвопив свое, Гриша никогда не унывал и не обижался и ровно через пять минут после наказания мог подойти к матери и невинно спросить: «А теперь ты мне конфету дашь?»

Свекор как-то в шутку назвал Гришу «ребенок-катастрофа», и это прозвище настолько укрепилось за мальчиком, что даже он сам, когда его спрашивали: «Как тебя зовут?», отвечал: «Гришка-катастрофа».

В детском саду ни один ребенок не получал столько окриков, шлепков и наказаний, сколько Гриша. Когда изредка ему случалось заболеть гриппом или простудой, воспитательницы говорили матери с умоляющими нотками в голосе: «Вы уж подержите его дома подольше. Подлечите как следует». Подтекст этих пожеланий просвечивал настолько явно, что матери становилось не по себе.

Одежда, игрушки и книги жили в Гришиных руках короткой, но яркой жизнью. Он ничего специально не рвал, не ломал, не пачкал и не терял. Все получалось само собой. Довольно часто терялся и сам Гриша. Стоило оставить его возле ларька, или заговорить со знакомой на улице, или отойти разменять деньги, и… от получаса до двух-трех часов лихорадочных метаний по соседним дворам и кварталам, звонки в справочную об автодорожных происшествиях и об увезенных скорой помощью. Два обращения в милицию. В одном случае Гришу в конце концов отыскал на чердаке вызванный с работы отец, в другом — торжествующе улыбающийся милиционер притащил разыскиваемого за шиворот. Пропажа была найдена в ближайшем казино, где люди восточной национальности предлагали Грише делать за них ставки, кормили его бутербродами с икрой, уверяли, что у мальчика счастливая рука, и предлагали милиционеру убедиться в этом самому. Уходить из казино Гриша очень не хотел, а милиционеру кричал: «Вы не имеете права!»

На лето Гришу отправляли к бабушке в деревню. Она прятала все городские одежки в сундук, одевала внука в сшитые за зиму на вырост две пары штанов и две рубахи из дерюги, и в этом немудреном облачении, босой, Гриша все лето носился где то с деревенскими пацанами, приходя в избу только поесть да поспать. Хотя нельзя сказать, что в деревне обходилось совсем без происшествий. В возрасте четырех лет Гриша упал с обрыва в речку. Деревенские малыши в страхе разбежались, и лишь случайно проходившие мимо мужики спасли мальчику жизнь. Однажды старшие ребята нашли в лесу неразорвавшийся снаряд времен Второй мировой войны. Как и следовало ожидать, именно Гриша вызвался положить снаряд в костер. К счастью, один из посвященных пацанов оказался ябедой и вовремя прибежал доложиться Гришиным бабушке с дедом. Спустя два дня снаряд взорвала на старом выгоне специально вызванная бригада саперов.

— Свечку поставьте за того пацана, что к вам прибежал, — сказал деду старшина. — Рвануло бы — даже клочков хоронить намаялись бы собиравши.

Именно деревенская бабушка была вызвана на помощь изнемогающей дочери, когда подошло время отдавать Гришу в школу. Самоотверженная старуха бросила дом и скотину на мужа-инвалида («У папы еще с юности ноги нет — производственная травма») и поехала в город, воспитывать непутевого внука.

— Мама еще с ним как-то справляется. Он ее хоть иногда слышит. Хотя иногда и она говорит: Антонина, забери от меня своего, а то я его, не ровен час, пристукну чем-нибудь…

В школе все было плохо с самого начала.

— Он вообще-то и читать может бегло, и писать, и рисует иногда очень даже неплохо. Только не заканчивает ничего. И слова пропускает, когда читает, и буквы на письме. Но это все полбеды. Учительница мне сказала так: «Я лично против Гриши ничего не имею. Он, в сущности, хороший мальчик. И интеллект у него, судя по всему, в порядке. Но его пребывание в школе на сегодняшний день совершенно бессмысленно. Он совершенно не слышит меня на уроках, не воспринимает дисциплинарных требований, и к тому же отвлекает полкласса своими выходками. Либо переходите на домашнее обучение, либо подождите еще годик — может, дозреет. А нет — идите в спецшколу. Там маленькие классы, индивидуальный подход к каждому ребенку…»

На глазах у Гришиной мамы показались слезы.

— И вот я в тупике. Отдавать его в школу для умственно отсталых? Но он же не идиот, он же нормальный ребенок, я это знаю, и все это говорят. Домашнее обучение — это же ад на дому. Его же совершенно невозможно ничего заставить, ни на чем сосредоточить. Я так на школу надеялась! И потом — он общительный, ему нужно с ребятами быть, играть, бегать, общаться. Ему дома — как в тюрьме. Еще год ждать… А чего ждать-то? Что-то не видно, чтобы он в лучшую-то сторону менялся. С каждым годом все шкоднее и шкоднее…

И обстановка в семье с каждым годом становится все напряженней.

— Мой муж — прекрасный человек. Хороший специалист, много работает, хорошо зарабатывает. Сейчас у него своя строительная фирма. Он, конечно, старается не слушать, что родители говорят, но как же не слушать — мать, отец… Они говорят: вот, зачем женился на деревенской? Да какая я деревенская! Я пятнадцать лет в деревне жила, а семнадцать — в городе. Считайте сами. Сначала в училище училась, потом в институте, работала… Они думают, это у нас в деревне все такие. Да ерунда это! В деревне мальчишки пусть шкодные и необразованные, и матом ругаются, но как бы это сказать… вот — степенные, рассудительные, осторожные, смалу к труду приучены. По двору там, или в огороде, или на сенокос… Мама говорит: давай я его к себе совсем заберу. Пусть идет в деревенскую школу, она малокомплектная, авось выучат как-нибудь. А я иногда думаю — пускай! — и облегчение такое, а потом стыдно так. Как же я своего ребенка, да старой матери на руки. У нее и так — и скотина, и дом, и огород, и папа-инвалид. И жилье у меня есть, и деньги, и муж хороший… Другие вон ночей не спят, все думают, какое бы образование своим детям получше дать, а я… куда бы его спихнуть. Какая же я мать после этого! И он сам уже говорит: «Я никому не нужен, отправляй меня в деревню! И в школу меня не берут! И бабушка с дедушкой говорят, чтобы ты меня надолго не привозила…» Ему же обидно, он ничего плохого не хочет. Я же много детей хотела — двоих или троих. И муж тоже. Мама моя на хозяйстве надорвалась, после меня рожать не могла, а мне так хотелось братьев или сестер… В деревне ведь детей много. Я думала: у моих детей будут братья или сестры. И муж тоже был согласен. Говорил: всех прокормлю. А теперь — даже подумать страшно. А муж… я его люблю так… и хочу с ним быть… а он старается домой попозже прийти, чтоб не видеть всего этого. И мама моя… он вежливо с ней, конечно, но она же деревенская все же, иногда так скажет… мужа аж перекашивает всего. Но он понимает, что мне одной с Гришей не справиться, терпит пока… Он с ним пытался заниматься, как в книгах написано, читать там или в конструктор… железную дорогу купили. Так он две минуты сидит, а потом начинает крутиться, в окно смотреть, спрашивать что-то невпопад, муж злится. А паровозики и вагончики он все по одному в детский сад перетаскал и там подарил кому то, или стащили у него, или сам где-то забыл… Ничего не осталось… Ничего…

Искренне сочувствуя сидящей передо мной молодой женщине, на глазах которой рушилось с таким трудом завоеванное ею счастье и благополучие (деревенская девочка, без всякой помощи и поддержки приехавшая в большой город, закончившая училище, институт, удачно вышедшая замуж — шутка ли все это? Ей было что терять, и она это понимала. Но с другой стороны, сын, ребенок…), я открыла тоненькую медицинскую карточку Гриши и сразу же в заключении невропатолога увидела слова, которые и ожидала увидеть после первых же слов Гришиной мамы: гиперкинетический (гипердинамический) синдром.

Итак, с чем же нам предстояло иметь дело?

Данная группа поведенческих и эмоциональных расстройств проявляется обычно в очень раннем возрасте и характеризуется сочетанием чрезмерно активного, слабо модулируемого поведения с выраженной невнимательностью и отсутствием упорства в выполнении поставленных задач.

Причины, приводящие к подобным состояниям, точно пока неизвестны, но предполагается, что в основе гиперкинетического расстройства лежат микроорганические поражения головного мозга, которые вызваны либо внутриутробным кислородным голоданием плода, либо асфиксией плода в процессе родов, либо родовой микротравмой иного сорта. В этом случае в мозгу ребенка отсутствуют грубые органические повреждения, но есть множество микроповреждений коры и подкорковых структур. Часто такие нарушения подстерегают чрезмерно крупного или большеголового ребенка, ребенка, родившегося при затяжных или, наоборот, стремительных родах.

Основные признаки гипердинамического синдрома — это проявляющаяся с самых первых месяцев жизни ребенка двигательная расторможенность и отвлекаемость внимания. Гиперкинетических детей в младенчестве буквально не удержать в руках. Позже они часто бывают безрассудны и импульсивны, с ними нередко происходят несчастные случаи, они всегда находятся в списках злостных нарушителей дисциплины, хотя делают все совершенно несознательно, не желая ничего плохого. Главными поведенческими характеристиками таких детей являются недостаточная настойчивость в деятельности, требующей когнитивных усилий, тенденция переходить от одного дела к другому, не завершая ни одного из них. Все это происходит на фоне чрезмерной, плохо организованной и слабо регулируемой активности.