Призраки не умеют лгать Сокол Аня

– И всё? – разочарованно спросила девушка.

– Всё.

Мы посмотрели на дом, а тот, словно в ответ на наше любопытство, выщерился темнотой сохранившихся стёкол.

– Станин ушёл общаться с населением, – закончил рассказывать специалист.

– На предмет? – лицо Эми, когда она оглядела улицу, выражало брезгливость.

– Хотел выяснить, не задевало ли кого чужим хвостом, – Лисивин обошёл машину.

– За неимением лучшего предлагаю приступить к поискам тела, – подвёл итог разговорам Гош.

Он был прав, ничего другого нам не остаётся. Надо искать тело. Вот только чьё?

Участок оказался неожиданно большим, дом стоял точно посредине. Специалисты деловито сновали туда-сюда, то ли имитируя поиски, то ли и в самом деле на что-то надеясь. Я сидела на старой чурке для колки дров рядом с дырявым, потерявшим одну опору навесом. Гош несколько раз подходил, окидывал всё хмурым взглядом, ворошил опавшую листву, один раз даже подпрыгнул, желая заглянуть на него сверху.

Илья потерянно бродил между яблонь. Не представляю, как можно проводить обыск земли без экскаватора или, на худой конец, лопаты. Дом – пожалуйста, сарай – ещё куда ни шло, кособокую будку туалета – неприятно, но надо. А земля? Лежит себе и лежит.

Первой не выдержала Эми. Было заметно, что всё это ей надоело ещё полчаса назад, но девушка проявила героическую выдержку. Поиски затягивались. На что бы ни наткнулся Демон, оно не спешило показываться нам на глаза.

– Что, так и будешь сидеть? – рявкнула девушка.

– Что? – задумавшись, я не заметила, как она подошла.

– Эми, перестань, – со стороны дома к нам направился Гош.

– Ага, – девушка скорчила постную мину, – в конце концов, это её дом. И бабка тоже. И труп.

– Я… я…

Надо было объяснить им, что я здесь никогда раньше не бывала, но это было бы неправдой. Один раз я всё же сюда уже приезжала. С Демоном. Перед глазами встала чёткая картинка: он примеривается сломать замок, а я его останавливаю, иду к кормушке и достаю ключ из папиного тайника, потому что знаю, где он, на нашей даче устроен точно такой же.

– Что «я», «я»? – девушка повернулась к подошедшему на шум Илье. – Должна же от неё быть хоть какая-то польза!

Тот начал что-то ей объяснять, но я уже не слушала. Ноги сами понесли меня вперёд, не дожидаясь, когда догадка оформится в чёткую мысль.

Родители – люди консервативные, в чем-то больше, в чем-то меньше. Чего не терпят конкретно мои, так это изменений. Они ни разу не переставляли мебель в квартире. Шторы у нас всегда одинакового цвета, как и покрывала. Чашки, ложки, вилки всегда лежат в одном и том же месте, бумага для записей – в верхнем ящике папиного стола, кресло – напротив телевизора, телевизор – на тумбе в углу, над ним картина – чей-то пейзаж.

Они люди привычки. Тайник с ключами, высаженные в шахматном порядке яблони. Я вспомнила яму. Не знаю, для чего она предназначалась первоначально, может, для ремонта машины, а может, для сжигания мусора. Там всегда хранился какой-то хлам, за исключением пары – тройки лет, когда её очистили и отдали в моё временное пользование.

Лет в двенадцать я умоляла родителей разрешить нам с друзьями построить штаб. На семейном совете на дом на дереве наложили табу, так как дети имеют привычку падать и ломать себе руки и ноги. Но слёзные мольбы единственного ребёнка не остались без ответа, было решено приспособить для игр землянку, что-то вроде неглубокой ямы с укреплёнными стенами и люком-дверью на петлях. В то лето мой штаб был предметом зависти всех окрестных ребят. Большой, закрытый и тёмный. Надо ли говорить, как я задирала перед товарищами нос.

Я подошла к ржавеющей бочке для воды. Здесь всё было на своих местах, на тех же местах, что в Литаево. Дальше должна расти малина, за ней туалет, справа вишня, хотя опознать её в старом корявом дереве сложно. Догадка была даже не на уровне интуиции, а скорее, на уровне чуда. Яма – это всё же не дерево и не клумба.

Землю толстым слоем покрывал неопрятный ковёр из грязи и листьев. Разговоры за спиной стихли. Я присела и запустила ладонь в бурую траву. Пальцы не могли нащупать ничего, кроме ломких прелых стеблей. Воздух в лёгких похолодел, как бывает в предчувствии неудачи.

– Лена, – в голосе Ильи слышалась тревога.

Но рука наконец наткнулась на что-то твёрдое. Мне захотелось смеяться.

– Лена? – повторил специалист, легонько дотронувшись до плеча.

– Это здесь, – я улыбнулась, и это напугало псионников ещё больше, – посмотрите.

Я сгребла траву в кулак, сколько поместилось, и дёрнула. Руку тут же поймали, Лисивин мягко сжал запястье.

– Успокойся. Никто ничего от тебя не требует, – голос звучал размеренно.

Я почувствовала, что новая порция смеха на подходе. Они не понимали. Не видели.

– Ну посмотрите же, – нервный смешок прорвался наружу.

Нет, неправильно. Они смотрели только на меня: Гош испуганно, а Эми нахмурившись. Я ухватила траву второй рукой, но её тут же зафиксировали. Сейчас их проблема – я, не выдержавшая нервного напряжения.

Спасла меня, как ни странно, Эми, единственная, посмотревшая туда, где я дёргала траву. Девушка грациозно присела рядом и провела наманикюренным пальчиком по образовавшейся проплешине.

– Ну что ж… – протянула она, – если ещё понадобится стимул, обращайся, – и, повернувшись, добавила: – Что-то и в самом деле есть.

Её слова были восприняты по-другому. Илья продолжал удерживать меня на месте. Гош уже вовсю шарил руками по земле, сначала там же, где и девушка, потом развёл ладони шире, очерчивая невидимый контур.

– Черт, здесь дверь, – парень сам не поверил в то, что сказал. – Дверь в земле!

Специалист отпустил меня и присоединился к парню. Они принесли два фонаря и лом. Сначала долго сгребали мусор. Земля поддавалась неохотно. По очертаниям эта дверь была раза в два шире, чем вход в мой штаб в Литаево. Но главное, что она была.

Заглянуть внутрь удалось лишь с пятой попытки. Ржавая створка оглушительно лязгнула, открыв глубокий прямоугольник темноты. Расплывчатые светлые пятна фонарей перескакивали с места на место, выхватывая то одно, то другое.

Обломки досок, сломанное сиденье от стула, куча тряпья, железная кастрюля, чёрные перчатки, стеклянные осколки, покрытые пылью, но местами ещё отражающие свет, лохматая детская игрушка. На неё кругляши света возвращались особенно часто, поневоле заставляя вглядываться в жёсткий длинный мех, завитый колечками.

– Нашёлся, – с облегчением сказал Илья, – теперь все в сборе.

Я хотела было уточнить, что он имеет в виду, но в этот момент лучи соединились, осветив большой участок.

– Ох.

– Гош, уведи её, – скомандовал бабушкин друг.

Фонари тут же скользнули в стороны, и картинка спряталась в темноте. Жаль, что нельзя так же стереть её из головы.

Никаких перчаток не было. Присыпанная пылью, съёжившаяся и усохшая кожа давно утратила схожесть с человеческими руками. Не было и кучи тряпья, просто истлевшая ткань мало чем напоминала одежду. И откуда здесь взяться детской игрушке с курчавым мехом? Это волосы. Голова. Он лежал лицом вниз.

Я снова сидела на чурке возле бывшей поленницы, псионники суетились вокруг находки. Илья разговаривал по телефону, макушка Гоша едва выглядывала из ямы, Эми светила ему фонариком.

– Смотровая яма, – вынес вердикт парень. – Наверняка здесь раньше гараж стоял.

Они были слишком деятельны, слишком равнодушны. Останки парня для них улика, вещь, но не более. В империи с детства прививают уважение к мёртвым. Я не исключение. Моя бабушка оставила его без погребения. Сбросила в яму, как мусор, и забыла. Это не укладывалось в голове.

– Бюрократы, мать их, – Лисивин выругался и убрал телефон. – Вынь да положи им Станина. Без прямого распоряжения бригада и с места не сдвинется, – специалист спрыгнул к Гошу, под его ботинками что-то хрустнуло.

– Вытаскиваем, – скомандовал специалист.

Я отвернулась.

– Чёрт, – выругался Гош, – расползается. Давай по частям.

– Держи тут, – столичный специалист вылез обратно. – Подавай. На меня. Так. Осторожно, развалится же к чертям собачьим.

– Фу, – Эми тоже была не в восторге от находки. – Куда его теперь?

– Решать вам, – Илья пожал плечами, – отчитываться перед начальством тоже.

– Наше начальство неизвестно где шатается, – сказала девушка.

На лице Гоша отразилась борьба, скорей всего, между правильным и тем, что выбрал бы Демон. Псионники словно по команде повернули головы к машинам.

– Э, нет, – Эми возмущённо загородила авто от взглядов. – Это вы в мою машину не положите. Ясно?

Гош оглядел воинственно настроенную девушку и согласился:

– Ясно. Тогда остаётся…

Методом исключения транспортное средство осталось одно. Если кто-то надеялся, что возмущённый таким самоуправством Демон быстренько вернётся и надаёт подчинённым по шее, то зря. Ничего не произошло ни когда они заворачивали тело в чехол с заднего сиденья, ни когда укладывали его в багажник, ни когда громко заурчал мотор.

Ещё несколько минут псионники потратили на препирательства по поводу пункта назначения. Илья настаивал на Ворошках или, в крайнем случае, Заславле, Гош рвался в Инатарские горы.

Глава 19

По ту сторону

В «нигде» было странно. Ни хорошо, ни плохо. Он не знал, как правильно называется это место, но ничего другого не приходило на ум.

Кто он и что здесь делает?

Кругом стоял туман, сгустившийся влажный воздух. Делаешь вдох и тонешь. Плохое ощущение. Голова не хотела поворачиваться, усилия, которые он прилагал, не окупались. Тело требовало покоя, тихой, сладкой неподвижности.

Оставаться на месте нельзя. Ещё одна странная мысль, будто пришедшая извне.

Поднять ногу. Опустить. Ещё раз. И снова. Надо идти вперёд. Сквозь туман стали проступать тени. Понятия расстояния и времени ничего не значили, обычный набор звуков, не подкреплённых картинкой, но он понял, что «нигде» разное.

Тёмные пятна, высокие и низкие, тонкие и толстые, изогнутые и прямые. Слова пробуждались в голове и бесследно исчезали, он не знал, какие из них правильные. Он поднял отяжелевшую руку и попытался схватить одну. Странно, но ему удалось. Пальцы сомкнулись на чем-то влажном, шершавом и тоненьком. Уже не просто слова, ощущения.

«Ветка, – всплыла мысль-воспоминание, – на ней должны расти листья. Цветные», – он провёл ладонью вдоль прутика. Мелькнувший образ причинил почти физическую боль. Почему всё серое? Здесь нет цвета! Он вспомнил это понятие. Но здесь его нет. У него что-то с глазами? Тело тут же отреагировало, рука поднялась к голове. Потрогать! Узнать! Ощутить! Туман всколыхнулся и надавил на руку, да и на всё тело, пытаясь заставить его опуститься.

«Не надо сопротивляться. Всё будет хорошо». Туман обещал, и поверить было легко.

«Нет!» – он закричал, но не услышал ни звука.

Вдруг что-то изменилось. Что-то промелькнуло в этой мутной воде. Это что-то двигалось, мгновенно перемещалось. Проблеск на краю видимости, ещё одна тень, но другая. От неё туман разошёлся волнами.

«Как море», – воспоминание было неожиданностью, не отдельные кадры-картинки, а целое. Он вспомнил ветер, солнце, шум воды, ее трепетное ощущение на коже, мягкое покачивание. Тогда это было хорошо.

Тяжёлая волна едва не сбила с ног. Удар заставил его попятиться. Ещё одно мелькание тени, и снова удар. Тень, как катер, вспарывала вязкое пространство, и вода расходилась во все стороны, искажая «нигде» ещё больше. На смену удивлению пришла злость.

Зачем они это делают? Он хотел подойти к тени, но, пока сделал несколько шагов, она уже исчезла. Ему никогда их не догнать. К раздражению прибавилась зависть.

Он здесь один. Слабость усилилась, а голос тумана приблизился. Он медленно повернулся и пошёл. Надо посмотреть на то место, где была тень, вдруг она вернётся. И тогда… Что? Что он сделает с ней? Да хотя бы отберёт скорость. Внутри снова шевельнулись чувства, идея получила полное одобрение.

Как только у него появилась цель, стало легче. Это не ощущалось так сразу, просто небольшое изменение. Странности «нигде» стали помехами, которые надо преодолеть. Грудь расправилась, дыхание оставалось тяжёлым, но стало размеренным.

Когда тень вернулась, он был готов. Он ждал. Догнать её он не старался, только рассмотреть. Он пошёл вперёд, вложив в стремление все доступные силы, как спортсмен, выжимающий штангу.

Тень остановилась и видоизменилась, перетекла из одного положения в другое. К ней приблизились ещё два размытых пятна. Сила разошедшейся от них волны опустила его на колени. Мысли кружились ломкими обрывками, пытаясь сложиться в единую цепочку.

«Я другой», – пришло понимание, и он рывком встал на ноги. От его движения туман едва-едва качнулся.

Тени пролетели мимо него. На короткий миг он увидел их всех. И уже сам отпрянул в сторону. Не он был другой, а они. Не тени, а сгустки, уплотнения в воде, сквозь которые не проходит свет. Порождения тумана.

Одна тень была безликой. Он ничего не мог про неё сказать. Вторая таила угрозу. В её темноте зажигались и гасли светлые острые нити. Он неё инстинктивно хотелось держаться подальше.

А третья? Третья… Он не мог подобрать ни образов, ни слов, чтобы описать то, что увидел. Она была источником, причиной этой сгущённой воды. Сквозь неё, как сквозь дыру в пространстве, просачивался мутный туман, обволакивая всё вокруг, мешая, утяжеляя, не давая дышать. Но не это заставило его беззвучно закричать. Боль, ставшая полной неожиданностью, скрутила тело и выгнула его дугой, едва эта тень пронеслась мимо.

Он упал. Волны прошли над головой. Сейчас даже туман с его убаюкивающей колыбельной не казался страшным. Судорога, отозвавшаяся в каждом суставе, не отпускала. Теперь он знал, что «нигде» не бесцветно, боль исправила этот недостаток, всё стало пульсирующе-красным.

«Вставай! – скомандовало что-то, – иначе останешься здесь навсегда».

Он затряс головой, невзирая на сопротивление и тяжесть.

«Нет власти большей, чем мы даём над собой сами».

Он попытался двинуться, но туман опутал его со всех сторон. Это была безнадёжная череда рывков, беззвучных криков, выгибающихся до костей мышц и боли. Он не понимал, где верх, где низ, стоит он или лежит. Сколько это продолжалось, неизвестно, времени в «нигде» тоже не существовало.

Но он встал, поднялся из-под толщи воды, заменявшей здесь воздух. Тело подёргивалось, словно кто-то тюкал железным молоточком. Удар – нога, удар – рука, удар – живот. Последнее повторялось чаще всего, едва не заставляя сгибаться пополам. Шумное дыхание выровнялось, дрожь улеглась. Он стоял.

Голос не соврал. Чей?

«Какая разница, – отозвалось «нечто», – главное, я хочу того же, чего и ты».

«Чего?» – мысленный вопрос, мысленный ответ, он не мог поручиться, что разговаривает не сам с собой.

«Чтобы ЭТО не повторилось!»

«Да», – он выдохнул, облегчение стало почти осязаемым. В «нигде» он был не один. Было ещё и «нечто».

«Жди!» – приказал голос.

«Чего?»

«Её возвращения».

«Нет!» – он словно снова получил удар в грудь, возвративший отголосок боли.

«Они всегда ходят по кругу».

«Всегда?»

«Вечно. Пока есть туман», – голос запнулся, будто тоже подбирал нужное слово.

«Пока есть туман, будут и тени, – повторил он. Мысль-искорка пробежала по уставшему разуму. – Пока есть тени, будет и туман».

«Протяни руку».

Он послушался. Знакомое ощущение надежды вернуло готовность действовать. Пальцы сомкнулись на шершавой веточке – тени.

«Сожми!» – скомандовал голос.

Он скорее почувствовал, чем услышал хруст. Вспомнил, с каким звуком ломаются тонкие сухие прутики. На ладони остался обломок тени.

«Их тоже можно сломать», – подсказало «нечто».

«А боль?» – ему не хотелось задавать этот вопрос, выдавший его слабость, но, когда ведёшь разговор в собственной голове, секретов от собеседника не остаётся.

«Помогу. Возьму себе. Не всю. Ненадолго».

«Почему?»

«Потому что я устала. Очень устала от боли», – впервые голос окрасился в какое-то подобие чувств.

Причина была существенная, как и предлагаемая помощь. Он бросил ветку под ноги, где она затерялась среди других таких же.

«Куда?» – он сделал первый шаг и остановился.

«Всё равно. Это же круг».

И он пошёл, полностью сосредоточившись на движении тела. Он не думал о времени или расстоянии, которое прошёл, не знал направления. Движение ради движения. Он многое узнал о тумане, просто пройдя по нему. Научился различать тени и использовать их. Забор. Дерево. Дом. Память, как заржавевший механизм то выдавала картинки, то пугала пустотой. Такие тени он обходил. Он знал, что если не видишь сквозь тень, значит, сквозь неё не видят и тебя.

В нем то и дело просыпалась злость. На тень, на себя, на этот туман, где каждое движение превращалось в пытку. Конечно, он мог сидеть и ждать, когда она сама придёт к нему, но бездействие угнетало ещё больше. Стоило остановиться передохнуть, как накатывала противная слабость и неудержимо клонило к земле, так что отдых превращался в борьбу.

«Что будет, когда её не станет?» – спросил он, желая услышать голос, подтверждающий, что «нечто» ещё здесь.

«Будет правильно».

«Правильно» – какое хорошее слово.

Когда он увидел тень-источник второй раз, она сидела на каком-то странном низком предмете. Постоянное движение привело его к ней раньше, чем её к нему. Круг будет замкнут по его инициативе. Здесь и сейчас.

«Нечто» не соврало, боль усиливалась с каждым шагом, но это была малая часть прежних ощущений. Он мог стоять, идти, поднять руку, а не корчился, лежа на земле. Удары по телу ощущались слабо, словно он принял болеутоляющее. Таблетку? Наркотик? Образы менялись так быстро, что он не успевал ни разглядеть, ни осмыслить.

«Давай!» – скомандовал голос, как только он подошёл на расстояние удара, – долго я не выдержу».

Чем он себя выдал, неизвестно, случайным шорохом или громким вдохом, но тень, оставаясь на месте, обернулась. Крутанулась? Волна даже от такого лёгкого движения заставила его качнуться.

«Стоять!» – закричало в голове.

И он сделал то единственное, что позволило не упасть. Схватился за тень. Руку свело до локтя. Он не мог понять, за что схватился, не мог почувствовать. Тень не стала вырываться, не стала дёргаться, она вскинула свои руки-отростки-щупальца и неожиданно кинулась ему на грудь.

Решила атаковать сама? Атака! Давно забытое слово, воспоминание всколыхнулось, пришла уверенность – он знает, что надо делать.

Тень была сильна, и на землю они упали вместе. От удара мысли разлетелись, от едва наметившегося воспоминания не осталось и следа, но его сменило новое. Тяжесть тени тоже была знакомой, словно он уже держал её вот так, и это не было неприятно.

На боль он не обратил внимания, «нечто» пока держалось. Силы быстро уходили в туман. Он зарычал, перевернулся, сбрасывая тень, подминая её под себя. Как он ни старался, движения были медленными и неуклюжими. Она могла бы уже встать, убежать, ударить, но продолжала цепляться за него. Каждое прикосновение отзывалось спазмом. Он навис над тенью, силясь оторвать от себя её туманные отростки. Тело переставало слушаться, боль усиливалась. Отпущенное голосом «недолго» истекало.

Руки вслепую шарили по земле, то и дело проваливаясь между отростков. Она не сдавалась. Пальцы ухватили одну из неподвижных безопасных теней, твёрдую и длинную. Он замахнулся со всей доступной силой и воткнул палку в одно из щупалец, прибивая к земле. Отросток опал.

Тень задрожала. Оружие застряло в туманном щупальце. Второй отросток, словно желая возместить потерю, потянулся к его лицу для решающего удара. Он знал, что не успеет ни отпрянуть, ни закрыться рукой. Отросток, не дойдя до глаза, сместился в сторону и коснулся щеки. Боль прострелила до затылка, ослепляя. Неспособные больше на сопротивление руки, как чужие, обхватили голову.

«Прости», – мысленно сказал он нечаянному союзнику, но ответа не дождался.

Боль накатила, как прилив, большой, глубокий и неотвратимый. Выкручивались мышцы, гудели суставы, заставляя тело содрогаться. Словно кто-то обрывал, вынимал что-то внутри, уничтожая основу, то, что раньше было им. В последнее усилие он вложил всё, что осталось. Он обратился к тени.

– Убей меня, – попросил он и закричал.

Глава 20

Завтра

Я стянула туфли и бросила на пол. Занятия закончились. Влад, тихонько напевая, чем-то гремел в своём шкафчике. В тренерскую то и дело заглядывали родители, разбирающие своих чад из последней на сегодня вечерней группы.

– Не нравится мне твоё настроение. Хватит киснуть. Жизнь продолжается.

Лицо словно свело, только бы не превратить лёгкую улыбку в оскал. Кто бы знал, как мне надоела эта фраза.

– Пока! – Я подхватила сумку и пошла к выходу.

– До завтра! – крикнул вдогонку Влад.

Еще один из тех, кто не знает, что завтра мало чем будет отличаться от сегодня. Накинув капюшон, я вышла на улицу. Вчера выпал снег и тут же растаял. Ночью улицы и дороги покрылись коркой льда. Снег превращался в дождь, дождь опять в снег.

Задержавшись на ступеньках Дома культуры, я огляделась. На стоянке приветливо моргнул фарами автомобиль. Не было ни дня, чтобы он не встретил меня после работы. Я юркнула в салон, и машина тронулась и покатилась по вечерним улицам.

– Как день? – спросил Гош, не отрывая взгляда от дороги.

– Как всегда.

За последние дни эти фразы стали для нас ритуальными.

Есть места, где никогда ничего не меняется. Исчезни я из родной коммуналки на несколько лет, вернулась бы к тому, что оставила.

На кухне слышалось слабое переругивание Вариссы и Теськи. Пик уже прошёл, и стороны взяли тайм-аут перед заходом на новый круг. Из комнаты Семафора с предусмотрительно распахнутой дверью (такое препятствие не всегда безболезненно преодолевалось) доносился храп. Ничего не изменилось. В последнее время я научилась дорожить этим.

– Привет, – первой выглянула Теська и стрельнула глазками в Гоша. – Ленка, к тебе снова покупатели приходили. Я показала.

– Ну и дура, – влезла вышедшая в коридор Варисса, – кто ж чужих людей впускает? Обнесут, прости господи, тогда, может, ума прибавится.

– Сама такая, – вяло огрызнулась девушка и пояснила: – Я ж с понятием, проводила, ни на шаг не отходила. Они ничего не трогали. Правда, сказали, что комнатка маленькая больно.

Я кивнула. Комната продавалась с тех пор, как начался ремонт в купленной однушке, но потом стало не до этого.

– Я, может, и старуха, да поумнее многих молодых буду, – бабка сощурила глаза. – Приходила какая-то ближе к вечеру. Расфуфыренная, на копытах, духами облилась. Прям на пороге сказала: хозяйки – нет, вернётся – милости просим.

– Всё хорошо, – поспешила успокоить я соседок.

Мы с Гошем прошли в мою комнату.

– Если хочешь, я могу комнату показывать, – предложил парень, усаживаясь на диван.

– Тебя что, на работе совсем видеть не хотят? – хотела пошутить я. Получилось всерьёз. Ещё одна тема, которой мы не касались, – его работа. Кто и когда установил эти правила, мы не знали, но жить по ним было гораздо легче. Правда, иногда у меня прорывалось. Как сейчас.

– В субботу открытие памятной таблички. Получила приглашение?

– Неделю назад, – я села рядом и положила голову ему на плечо.

– Хочешь отвезу?

– Хочу.

Высочайшим императорским указом было велено увековечить память о бабушке. На деле это означало, что на дом, где она жила, установят мемориальную табличку: «Жила и работала Нирра Артахова».

– Ну, я пошёл, – парень неловко поцеловал меня в висок.

Всё у нас так – неловко. Он никогда не оставался у меня. Как и я у него. Он никогда не просил. Я не настаивала. Интересно, зачем мы друг другу?

Дождавшись щелчка закрывающейся двери, я закинула руки за голову и позвала:

– Эилоза.

Занавеска всколыхнулась от несуществующего ветра, девушка не спешила ни атаковать, ни материализоваться. Когда у нас с Гошем завязались отношения, призрак перестал приходить.

«Отношения», я фыркнула. Слово-то какое откопала.

Он подошёл ко мне на похоронах родителей, когда я затравленным зверьком металась от одного соболезнующего к другому, когда их круглые белые лица сливались в одно, когда больше всего хотелось закричать: «Почему вы здесь? Почему вы живете, а они нет?» А потом завыть от несправедливости. Гош единственный, кто ничего не сказал, ни единого слова. Он обнял меня и увёл оттуда, позволив вдоволь выплакаться вдали от чужих глаз.

У отца остановилось сердце. Через сутки ушла и мама, словно почувствовав, что где-то там она нужнее. Она перестала дышать. Тихо так, по-будничному. Совсем на неё не похоже. Так я осталась одна.

– Можно? – В дверь без стука протиснулась бабка. – Лена, деточка, не знаю, как и сказать, – соседка замялась.

– Что случилось?

– Ничего, ничего, – замахала она руками. – Ты чего парня прогнала?

– Я не прогоняла, – ответила я.

– Если из-за меня, то даже не думай, не пикну. Ты не Теська, той дай волю, ни запомнить, ни сосчитать всех не успеешь. Чего он у тебя каждый вечер домой рвётся? Женат?

Отношение старухи к Гошу было сложным. Сначала он был душегубом, которого она приласкала по голове бутылкой. Потом одним из псионников, на кой-то чёрт привязавшихся к девочке. Теперь – надо же – «парень». Не знаю, что он рассказал Вариссе, когда мы вернулись с похорон родителей, но за колюще-режущие предметы она больше не хваталась.

– Нет.

– Тогда нечего комедию ломать. Пусть остаётся, а я вам на завтрак оладушек приготовлю, – и, не видя воодушевления на моем лице, Варисса рявкнула. – А то я не знаю, чем ты тут одна по ночам занимаешься?

Честно говоря, она сумела меня озадачить. Чем?

– Тем, – она покачала головой. – Вчера ящик, – она кивнула на монитор, – до четырёх утра шуршал.

Какая точность.

– Хватит, девочка, засиделась в девках, – она погладила меня по руке. – Я тебя понимаю, тот повиднее был, должностью повыше, но что делать.

Она продолжала увещевать, но я уже не слушала. О Станине мы тоже не говорим.

Своей бессонницей я обязана Демону. Один и тот же повторяющийся кошмар заставляет меня до утра засиживаться за компьютером. Мне страшно засыпать. Я не хочу снова видеть глаза, из которых вместе с кровью выплёскивается боль. Боюсь услышать его слова. Крики перемешиваются и уносятся в хмурое осеннее небо. Его. Мой. А потом искажённое от злости лицо Эми, хлещущей меня по щекам, сменяется до приторности участливым голосом доктора. «Он умер?» – спрашивает он, и я не знаю о ком. Об отце? Демоне? Илье?

– Подумай, деточка, крепко подумай, – бабка встала. – Как бы одной не остаться.

Некоторое время после ухода соседки я пялилась в потолок. Быть одной – это хорошо или плохо? По всему выходит, что плохо. Но оставлять Гоша на ночь по-прежнему не тянуло.

Я села за стол и выдвинула клавиатуру. Там, поди, заждались меня в Интернете. Ага, собак розыскных вызвали.

В субботу я прыгала на остановке и мёрзла. Гош опаздывал. Телефон зазвонил в тот момент, когда поездка на общественном транспорте перестала казаться чем-то обременительным.

– Лена, ты где? – спросил Влад.

Я объяснила и, не удержавшись, пожаловалась:

– Гош что-то задерживается.

– Могу быть через полчаса, – сразу предложил друг, – отвезу в лучшем виде.

– У тебя же занятия.

– Перенесём. Тебе давно пора развеяться.

Вот поэтому я предпочитаю Гоша всем остальным, он не старается меня развлечь.

– Спасибо, доберусь сама. Поезда в столицу каждый час ходят.

– Ага. Если что, звони.

– Ладно, – я захлопнула телефон.

Страницы: «« ... 1011121314151617 »»

Читать бесплатно другие книги:

Таисия представить себе не могла, что рутинное выполнение работы изменит ее жизнь. Она случайно оказ...
Я хотел всего лишь толику забвения, но безвкусные воды Леты не могли при всем желании дать его мне. ...
В этой самой новой книге Мартина Селигмана представлена переосмысленная концепция благополучия.Прочи...
ДНК-генеалогия – это новая наука, которая в последнее время переживает стремительное развитие в Росс...
На протяжении тридцати лет основоположник позитивной психологии Мартин Селигман и его коллеги изучал...
Валюты становятся неотъемлемой частью портфелей многих инвесторов и превратились в самостоятельный к...