Призраки не умеют лгать Сокол Аня

– Нормально, – я пожала плечами. – А ты? Эми? – на последнем имени голос дрогнул.

– Тоже в норме. Эми молчит, но и того, что наговорила Палия, хватит за глаза.

– Порфийя на самом деле преступница?

Имя, которое носила монашка в миру, упорно не желало ассоциироваться с тем, кого я знала в обители.

– И да, и нет, – парень отвёл меня в сторону. – Тридцать лет назад двое влюблённых студентов развлекались в душе. Парень поскользнулся и неудачно ударился виском. Девушка пропала. Её искали, но так и не нашли. Знаешь, что самое смешное?

– А в этом есть что-то смешное?

– Ну, – Гош смутился, – Ивантор Троев, так звали любовника, так и не вернулся. Иначе бы её и толстые стены не спасли.

– Что теперь с ними будет?

– Палия потребовала суда мёртвых, – он выдохнул. – Сколько ни уверяли её, что это бесполезно, ни в какую. Очень трудно смириться с тем, что потеряла тридцать лет жизни. А с Эми, – голос стал жёстким, – ничего не будет. Максимум – сошлют в Инатарские горы бункер охранять, будет в одной тюрьме с блуждающими сидеть. Псионниками, даже такими, не разбрасываются.

– Ты её больше не увидишь, – подошедший Илья приподнял меня и крепко обнял, совсем как в детстве.

Руки были перебинтованы от кончиков пальцев до локтей. Ими он растаскивал горящие доски, чтобы вытащить нас со Станиным. Повезло, что большей частью дом рухнул в противоположную сторону, а нас всего лишь накрыло обломками дощатой кухни-террасы, пристроенной позднее. Из-под брёвен сруба было бы некого вытаскивать, только трупы.

Из зала, где проходило слушание, вышел Дмитрий, на нем тут же скрестились взгляды всех ожидающих, любопытные, жадные, иногда злорадные.

– Сименов Гош, – вызвал следующего пристав.

Парень кивнул шефу и скрылся за двойными дверьми.

– Как там наши? – столичный специалист осторожно пожал протянутую руку и кивнул на зал. – Не зверствуют?

– Не больше, чем обычно, – ответил псионник.

– Какие люди! – раздалось из противоположного конца коридора.

К нам быстрым шагом приближался седой мужчина в очках, в широкой улыбке которого недоставало половины зубов. За ним шёл Адаис Петрович, в руках у него была раздутая от бумаг папка.

– Ну, и кто оказался прав? – спросил незнакомец почему-то у Лисивина. – Мой проект поддержали на самом высоком уровне.

Илья не ответил.

– То, что ты просил узнать, – бывший шеф протянул Станину папку.

И когда успел, задалась я вопросом, на больничной-то койке?

– Познакомьтесь, – вставил Дмитрий, углубляясь в чтение, – Алленария Артахова, основной фигурант дела. А это Борис Михайлович, профессор кафедры пси-моделирования, помогал нам с теорией.

Подошедший схватил мою руку и энергично встряхнул.

– Да уж, помог, – буркнул Лисивин.

– Разрешите обратиться, – привлёк внимание Станина молодой псионник в форме. – Дмитрий Борисович, там двое свидетелей пришли, по вашему распоряжению я отвёл их в пятый учебный класс, – и, словно извиняясь, добавил: – Заславские все допросные заняли, решили нас по полной проверить, – недовольный взгляд скользнул по закрытым дверям.

– Всё нормально, Антон, – кивнул глава службы контроля, – можешь идти.

– Свидетелей? – спросил Лисивин.

– Свидетелей, – подтвердил Станин.

– Алленария Артахова, – громко вызвал пристав.

– Я знаю, кто и как убил Нирру Артахову.

Время остановилось. Я просто встала посреди коридора не в силах сделать дальше ни шага.

– Алленария Артахова, – повторили ещё требовательнее.

Дмитрий закрыл папку и, не обращая внимания на толпящихся в коридоре людей, на недовольного пристава, растерянного профессора, мнущую в руках платок Нату, притянул меня к себе и поцеловал. На глазах у всей службы контроля. Это был не привычный поцелуй, не требовательный, не жадный. Невыносимо мягкое касание губами, нежное и совершенное. Если б я до этого не потеряла голову от этого мужчины, то сделала бы это сейчас.

– Иди, – сказал он, – Нирра долго ждала, может подождать ещё.

Я кивнула, но, заходя в зал с высоким потолком, оглянулась. Псионники стояли там же, их взгляды заставляли столичного профессора растерянно переминаться с ноги на ногу.

Допрос комиссии внутренних расследований запомнился кучей равнодушных лиц и голосов. Вопросы и не очень чёткие ответы. Рассказать я могла немного. О предмете разбирательства – Владе, его жизни и смерти не спросили ни разу. А вот кость умершей монашки вызвала на суровых лицах заседающей шестёрки живейший интерес. Пришлось три раза подряд рассказывать одно и то же: как мы её нашли, зачем достали, куда принесли… Три раза, прежде чем сонное выражение привычной маской вернулось на их лица.

В коридоре никого не было. Вернее, народ всё так же толпился, но мужчины ушли, даже Гош, которого отпустили чуть ранее.

– Что, шалава, довольна? – подступила ко мне Борислава. – Детей сиротами оставила. По ночам как спишь?

– Мама, – простонала Ната, – не надо.

– Надо!

Я продолжала оглядывать коридор, не уделяя должного внимания её словам. Женщина уязвленно ткнула меня в плечо толстыми пальцами.

– Зятёк не навещает по старой памяти?

– Он убил моих родителей, – чётко проговорила я. – У вашей дочери есть мать, а у меня нет. Хотите об этом поговорить?

Она побледнела и позволила подскочившей Нате увести себя. С ними будет не просто договориться. Долю в нашем совместном с Владом предприятии наследуют сыновья и жена. Варианта два: либо выкупать, либо заново учиться общаться.

Как всегда, от воспоминаний о воспитанниках меня начало грызть чувство вины. Занятий нет уже неделю, пока родители держат паузу, но скоро их терпению придёт конец.

Я заметила в толпе знакомое лицо, подбежала к офицеру и скороговоркой выпалила:

– Где пятый учебный класс? – мужчина нахмурился, и я добавила: – Демон велел мне прийти.

Лицо псионника разгладилось, романтическую сценку Станина видели все.

– Второй этаж, крыло прямо напротив лестницы, учебные комнаты с правой…

Не дослушав, я бросилась к лестнице и стала подниматься, перепрыгивая через две ступеньки.

Я знаю, кто и как убил Нирру Артахову.

Я знаю, кто и как убил Нирру Артахову.

Фраза раз за разом прокручивалась в голове, минуту за минутой, не оставляя места ни для чего другого.

Он сказал «кто» и «как». А чего не сказал? Он не сказал «почему». Не сказал «за что». Не потому, что не знал, а потому, что отвечать на этот вопрос будет не он, а убийца. И я хотела слышать этот ответ.

Дверь классной комнаты с цифрой пять ничем не выделялась в ряду таких же: коричневая краска, металлическая скоба ручки. Я почти её открыла, почти вошла и вдруг отступила на шаг. Ну же, подтолкнула себя мысленно, там Дмитрий, Гош, Илья. Чего бояться? Того, что наши понятия о том, что я должна видеть и слышать, не совпадут, что мне вежливо с поцелуем укажут на дверь?

Пальцы разжались. Станин так и остался загадкой, которую не надоест разгадывать никогда.

Коридор оставался пустым, сегодня занятий не проводили. Двери шли попарно через равные промежутки: две рядышком, затем метров пять-шесть монотонной гладкости стены, и снова две двери.

Каждый житель империи проходил обучение в службе контроля. Людям рассказывают, как правильно вести себя с призраками, не паниковать, не убегать, не снимать кристалл. Втолковывают прописные истины. Первое занятие проводят со школьниками и повторяют каждые три года. Пси-наука не стоит на месте, к примеру, кад-арты раньше защищали разум, теперь же ещё несут информацию. Нововведение пришлось по вкусу не всем, особенно возмущались любители полежать в ванне. Хотя производители уже подсуетились, сейчас выпускают непромокаемые чехлы.

Я снова взялась за ручку и снова отпустила. Мне приходилось бывать здесь. Основное обучение прошло в Палисаде, но Эилоза нашла меня в Вороховке. Номер комнаты не вспомню, но здесь мне прочитали персональную лекцию о первом хвосте. Говорили, успокаивали, показали фильм, утешали. Получалось не очень.

Я повернулась к соседней двери. Фильмы! Класс рассчитан человек на сорок, изображение проектируется на спускающийся с потолка экран. Второй вход ведёт в киноаппаратную.

Быстро, боясь передумать, я потянула на себя соседнюю дверь, успев представить тщетность усилий, если та окажется заперта. По всем правилам, она должна быть заперта. Но дверь без единого звука открылась, и меня встретила темнота каморки.

– Что вы там делали? – раздался голос Станина.

– Ну, молодой человек, это сложно объяснить, – возразил профессор.

Я на ощупь пробралась к проёму в стене и осторожно заглянула в класс.

– А ты постарайся, – Илья отодвинул скрипнувший стул и навис над Борисом Михайловичем. Впечатление портили только перебинтованные ладони.

– У меня есть свидетели.

Я проследила за рукой Станина и поняла, что в комнате находятся ещё двое мужчин. Один – знакомый мне Антонис, которому было так и не суждено закончить ремонт в квартире. Второй, постарше, в рваном ватнике и валенках, походил на бомжа или на тракториста из такой деревушки, как Суровищи.

– Они видели, как вы со странным прибором в руках облазали всю Аллею Славы вокруг захоронения Артаховой.

Свидетели переглянулись, похоже, сильно удивлённые показаниями, которые дали.

– Прибор по описанию похож на «ловца душ», – вставил Лисивин.

– Не «ловец душ», а проявитель оболочек, – профессор выпрямился, – экспериментальный образец.

– Так вы ищете?.. – Демон запнулся.

– Оболочку Нирры, – закончил Илья. – И заметь, не в рабочее время. Без документов и по собственной инициативе. Значит, и результат не для широкой общественности.

– Хотите силу Карги прикарманить? Найти оболочку и… И что?

– Не знаю, – преподаватель уронил руки.

– Значит так, – Дмитрий хлопнул по столу, – ваши теории – ваше дело. Но если услышу, что вы обвинили мёртвого псионника в помощи блуждающим, оболочки не оболочки, а перевод на границу с Восточными пустынями я вам обеспечу, скажем, для сбора материала. Ясно?

– Но, молодой человек…

– Ясно?

– Да, но…

– Свободны.

Профессор, буркнув под нос что-то нелицеприятное, быстро поднялся и пошёл к выходу. В дверях обернулся, явно намереваясь оставить последнее слово за собой, но натолкнулся на взгляд Лисивина и не стал испытывать судьбу.

– Антонис, – позвал Демон, – веди сюда своего свидетеля.

– Как договаривались? – с тревогой спросил тот. – Я нашёл Степаныча, а вы забыли о том, что мы выставили ту девчонку после атаки? Идёт?

– Торгуешься? – без удивления сказал Демон. – Идёт, идёт. Можешь убираться.

Мужчина не заставил себя долго упрашивать, а быстро последовал за профессором.

– Ни сном ни духом, начальник, – начал Степаныч, – но если надо, всё подпишу, того мухомора прижать? Легко, всё, как надо, скажу, мало ли по Ворошкам чудиков ходит…

– Ты нам лучше про безымянную могилку расскажи, – остановил словесный поток Дмитрий.

– Дык чегось про неё рассказывать-то? Ну, был камешек без имени, дык исправили, всё чин-чинарем.

– Вот про это и расскажи. Кто исправил, как, когда.

– Дык мать, знамо дело. Пришла, денег дала, просила имя выбить, – мужик перевёл взгляд со Станина на столичного специалиста.

– Когда пришла?

– Не припоминаю, вроде до Дня урожая[12], но если надо по-другому вспомнить, вы, милки, только скажите, я…

– Куда пришла? Почему к тебе? У тебя что, контора с вывеской? – засыпал его вопросами Илья.

– Не-е, – тот замотал головой, – я ж мастер по камню, – он взглянул на свои дрогнувшие руки и добавил: – Бывший. Я надписи на надгробиях обновляю, ну, там, где стёрлось, обкрошилось али ещё чего. Все в Ворошках знают: надо что-то переделать, найди Степаныча, конторским вроде не по чину, а мне приработок.

– То есть она тебя сама нашла?

– Да, то есть нет. Работал, а она мимо проходила, остановилась, стала спрашивать, что да как. Ну, я и рассказал, чего с хорошим человеком не поговорить.

– И тогда она тебя наняла.

– Верно говоришь, начальник.

– Откуда ты знаешь, что это мать? – спросил столичный специалист.

– Дык она сама сказала.

– И имя назвала? Своё и ребёнка?

– Истинно так, вы на меня грехи не вешайте, с именами строго. Злата Артахова. Я у конторских уточнил, Верник пробивал по базе, есть такая, и дочка у неё Алленария. Деньги взял, отпираться не буду, работу сделал. Столько лет камень безымянным стоял, разве ж дело, мёртвые ентого не прощают.

– Опознать сможешь? – Демон наклонился над столом и выложил перед мужиком несколько фотокарточек.

Далеко, лиц не разглядеть.

– Дык вот она, – он ткнул пальцем в одно из изображений.

Станин поднял глаза на Лисивина, застывшего в напряжённой позе.

– Это всё?

– Кажись, да. Но если надо…

– Мы поняли. Можешь идти.

Я смотрела на застывших в напряжённых позах псионников, и сердце громко колотилось в груди.

– Ну, тогда лады, – Степаныч вперевалочку ушёл, ни один из мужчин не повернулся в сторону хлопнувшей двери.

– Докопался, – хрипло сказал Илья, – правдолюбец.

– Он самый. Я долго искал клинику, где, по твоим словам, «помогли» Артаховым. И не нашёл. Да, Сергий лечился, Злата забеременела, но сама, без всяких искусственных манипуляций, что было отнесено врачами к чуду, которому всегда найдётся место в медицине. Жаль, я давно не верю в чудеса, – Дмитрий качнулся на стуле, – детей не могли иметь твоя жена Симариада и Сергий. Несправедливо.

– Если ты успел придумать целый роман, то ошибся. Это была не любовь, это был договор. Она получит ребёнка, Сергий получит ребёнка, я получу ребёнка. Все счастливы, все семьи сохранены. Я бы всегда был рядом с дочерью, а люди бы выражали сочувствие бездетному, который вынужден изливать нерастраченную любовь на чужого ребёнка.

Я стояла в темноте и не могла пошевелиться. Тяжёлое оцепенение неподъёмным грузом опустилось на плечи. Может, и не зря меня не позвали на допрос.

– Смотрю, вы спланировали даже эмоции. Молодцы. Как об этом узнала твоя жена?

– Как обычно жены всё узнают, – пожал плечами Лисивин. – Кто-то что-то видел. Кто-то что-то слышал. Просветили добрые люди. Сима истерик не устраивала, сцен не разыгрывала, на полгода выселила на диван.

– Умная женщина, – похвалил Станин. – Значит, когда Артаховы объявили об ожидающемся прибавлении, она знала, кому следует сказать спасибо. А тут ещё Сергий выкинул фокус с монашкой.

– Идиот, так и не смог вытащить голову из штанов.

– Марината умирает, – продолжал рассказывать Демон, – и возвращается. Мстить девочке она не могла, только Сергию и Злате. Но вместо этого она материализуется в родовом зале. Кстати, есть свидетель, который видел там твою жену, – он приподнялся. – Женщина, которую ты защищаешь, убила твою дочь.

– Она думала, что её предали, а когда увидела новорождённую, совсем перестала соображать. Это было помешательство!

– Нет, и ты сам это знаешь. Никто не поверит в расчётливую сумасшедшую, которая влила в ротик новорождённой материю Маринаты. Младенец рефлекторно проглотил всё, что дали. Это было больно, – Илья замотал головой, не желая слышать, не желая соглашаться. – «Хвост хвоста», они связаны смертью, блуждающая стала не палачом, а его орудием. Орудием убийства. На сколько ты поднял жене кад-арт? На сколько сверх стандарта? В службе контроля знают?

Лисивин продолжал качать головой, не отвечая, не соглашаясь, и кажется, вообще не слушая. Он был спокоен и собран. Он не был похож на человека, которого мучает вина, он не был похож на того, кого обличают.

– Кто хоронил ребёнка? Только не говори, что Сергий, его бы с «безымянными» бумагами сразу завернули.

– Я хоронил. Артахов только заполнил бумаги. Имени не было. Никто никогда не желал Алленарии смерти.

Я прислонилась лбом к холодной стене, мир в очередной раз пошатнулся.

– Имя в начале осени «дала» твоя жена, назвавшись Златой Артаховой. Ты сам слышал свидетеля. Чем на этот раз её оправдывать будешь?

– Ты не понимаешь, она больна…

– Не прокатит. Думаю, ее насторожило одно из твоих многочисленных отсутствий. Пару раз не застав на дежурстве, она очень захотела узнать, где тебя носит. Если хорошо поискать среди таких неофициальных работников, как Степаныч, найдутся те, кто вспомнят «отца», посещающего безымянную могилу.

– Она никому не хотела зла, – закричал Илья, я снова вздрогнула и подняла глаза.

– Только тебе. Она хотела, чтобы призрак «отличился», хотела, чтобы тебе пришлось самому привязывать дочь.

– Она не такая.

– Конечно, – согласился Станин, – она вряд ли предполагала, что где-то там Эми в очередной раз не рассчитает силы, разорвёт все привязки на кладбище, наткнётся на смертельное открытие и затеет свою игру с Артаховыми. Но сам факт присвоения живого имени мёртвому потянет на солидный срок.

– Нет. Я этого не допущу.

– Ты это сказал Нирре, перед тем как убить?

Я попыталась сделать вдох и не смогла, горькие злые слезы вскипали на глазах. Если всё, что они сказали до этого, ещё могло быть правдой в каком-то другом, параллельном мире, то это уже нет. Ни в одном из вариантов моей реальности Илья Лисивин не мог убить Нирру Артахову.

– Можешь не отвечать, – Демон придвинул к себе папку и достал лист бумаги. – Ты не был на дежурстве в ночь убийства Нирры, как уверял Лену. Очередная маленькая ложь, рождающая большие подозрения.

– Да, не был. Больше половины специалистов сидели по домам. Они все тоже подозреваемые? – фыркнул Илья.

– Ты не сидел, – Дмитрий снова открыл папку. – Квартира 207 этажом выше принадлежит службе контроля, в ней останавливаются командировочные. За сутки до смерти Карги её освободил специалист.

– Он её и убил, – нехорошо усмехнулся Илья.

– Адаис Петрович не поленился прокатиться из Заславля в Троворот[13] и поговорить с недавним гостем столицы. Выяснилась любопытная деталь: ключи от жилплощади он сдал не в корпус, а тебе. Замотался, не успел, знаешь, как это бывает.

– Ключи ещё не преступление, – протянул специалист.

– Ты вернул их спустя сорок восемь часов.

– Замотался, забыл, знаешь…

– Как это бывает, – закончил за него Станин, – знаю.

– Ты забыл про камеры. Меня там не было. Любой намёк на монтаж – и наши эксперты подняли бы вой до небес.

– Ты сидел этажом выше, – Демон достал очередной листок и положил перед Лисивиным. – Перечень вещей на квартире у Нирры. Всё до последней ложки и смятой салфетки. Скажи, чего здесь нет?

Илья молча перевёл взгляд на стену.

– Неинтересно с тобой. Камера над дверью квартиры оснащена датчиком движения, по сигналу которого начинается запись, и никого не удивляют пропущенные отрезки времени: нет движения – нет съёмки. Камера управляется с пульта, но, – Дмитрий постучал пальцем по листку, – я видел панель управления, я сам нажимал на ней «тревожную кнопку», она была у меня прямо перед глазами. Знаешь, какой у меня рост? Знаешь. А Нирра была инвалидом-колясочником, ей до пульта не достать. Как же она управляла системой охраны? А? Опять не хочешь отвечать? Не надо. Я задал этот вопрос в обслуживающей дом охранной фирме. И мне ответили. Для Нирры Артаховой в качестве исключения и в память о её заслугах был сделан дистанционный пульт. Где он сейчас? На дне озера?

– Ищи, если такой любопытный. У меня его нет.

– Не сомневаюсь, от таких улик избавляются сразу. Ты всё подготовил, забрал пульт заранее, в любой из визитов. Вряд ли Нирра обратила внимание на пропажу, в свете того, что случилось с сыном, невесткой, внучкой, ей не до того. Система работает, причин вмешиваться нет. Ты пришёл за несколько часов до убийства, когда дежурила другая смена охранников. Отсиделся в чужой квартире, чтобы визит никак не связали с убийством, потом спустился на этаж ниже и отключил камеру. Нирра тебя впустила, ты её убил. Подошёл сзади, один толчок сильного мужчины, и её голова насажена на штырь. Звонок телефона стал неожиданностью, но ты не растерялся, взял трубку, возможно, буркнул что-то неопределённое в стиле Карги. Андрос отчитался, что внучка, которую она так ждала, приехала. Время смертельно сократилось. Но убежать ты успел, даже камеры не забыл включить, лишь дверь не запер. Часов двенадцать ты не мог выйти из квартиры наверху. Потому-то тебя не могли найти. Плюс дурацкая, ничего не значащаяся записка. Когда она её написала?

– За день, – нехотя ответил Илья, и я зажала рот рукой: одна фраза как признание, банальный набор звуков, несущий страшный смысл. – Велела одному из студентов прикрепить на лоб, чтобы сразу все видели, что имеют дело с идиотом.

– За что ты так со старым другом?

– Это тебя бросало от версии к версии, а Нирра сразу стала копать на кладбище, – Лисивин посмотрел на Станина. – Не сама, конечно, моим ребятам задание дала, хорошо, один из них проболтался, – усталая, изогнула его губы. – Красивая сказка. Мне понравилось. Но ты ничего не докажешь. Будут мои тридцать пять лет службы против твоих десяти, слово против слова. Заславль против Вороховки.

– Докажу. Кто-то что-то видел. Плюс тест ДНК на отцовство. Твоя Сима засветилась и в роддоме, и на кладбище. Твои отпечатки пальцев в двести седьмой квартире, да не просто отпечатки, а наложенные поверх следов специалиста из Троворота, а это уже временной промежуток, на который пришлось убийство. Будет мало, найду ещё.

– Тогда к чему эти разговоры?

В дверь постучали, и я едва не подпрыгнула на месте, совсем забыв, где нахожусь и что делаю.

– Дмитрий Борисович, – всё тот же псионник в форме заглянул в класс. – Вас ждут на полигоне.

– Минуту, Антон, – кивнул Станин, и парень закрыл дверь. – Ты спас нас с Леной, – Демон снова повернулся к Илье, – вытащил из-под горящего завала. И поэтому я даю тебе час. Беги. Так далеко, как сможешь. Или признавайся. Документы, – он взял в руки папку, – попадут на стол к заславской комиссии через шестьдесят минут, независимо от твоего решения.

– Что, и даже руку на прощанье не пожмёшь? – Лисивин встал напротив и протянул обмотанные бинтами пальцы.

– Почему, – Демон шагнул вперёд и взялся за ладонь, – пожму.

Это было странное рукопожатие, они забыли о ранах, забыли об осторожности. Илья обхватил руку Дмитрия и дёрнул на себя. Папка с документами хрустнула, оказавшись зажатой между их телами. Второй рукой столичный специалист вцепился в капюшон спортивной кофты Станина. Крепко вцепился. На белых бинтах выступили пятна крови. Мужчины напоминали двух ротвейлеров, держащих друг друга за холки. Илья был зол, Дмитрий спокоен. Ненормально спокоен, учитывая происходящее.

– Я никуда не побегу, – чётко проговорил Лисивин в лицо Демону и оттолкнул.

Станин остался стоять у стены, продолжая смотреть на столичного специалиста. В его серо-стальных глазах плескалась жалость. Всё так же в полной тишине Дмитрий вышел. На светлой кофте подсыхало смазанное коричневое пятно. Кровь Ильи. Кровь на его руках. Кровь Нирры.

Я застонала, толкнула дверь и вывалилась в коридор. Дневной свет, по сравнению с тьмой каморки, казался ярким до остроты. Я всхлипнула, выпрямилась и уже без колебаний распахнула дверь в классную комнату.

Он всё ещё стоял там со своими перебинтованными руками и седой опущенной головой. Он убийца, он не имел права быть таким потерянным, таким внушающим жалость. Я налетела на специалиста, ударила в грудь, в плечо, в живот, всюду, куда могла дотянуться.

– Как ты мог? Как? Она верила тебе! Я верила! Предатель! Ненавижу!

Он поймал мои руки и завёл за спину, прижимая меня к себе. Он посмел обнимать меня. Посмел коснуться губами макушки, как в детстве, когда я капризничала и не хотела идти спать.

– Тсс. Успокойся. Уже всё. Всё кончилось.

Я дёргалась, вырывалась. Он, словно не замечая, стал раскачиваться взад-вперёд, взад-вперёд.

– Не смейте, – закричала я, – не смейте меня успокаивать. Всё закончится, когда вы сядете в тюрьму! Когда все узнают, что Нирра Артахова не самоубийца. Вместе с Эми в Инатарские горы поедете и прах дочери возьмёте с собой. Тёте Симе это должно понравиться.

– А ты изменилась, – он разжал руки, и я отпрянула, грустные карие глаза сузились, – но так даже лучше. Ничего не будет, Лена. Ни разбирательства, ни наказания, лишь награды и ордена.

– Демон передаст документы комиссии. В любом случае вам придётся отвечать на вопросы.

– Ты как маленькая, – пожурил меня Илья, – до комиссии ещё надо дойти.

Передо мной такое знакомое, такое чужое лицо.

– Нет, – слезы высохли, – не посмеете. Я всё расскажу. Есть свидетели!

– Свидетели? Старик с кладбища скажет то, что мне надо, и подпишет в трёх экземплярах. Тебя без Станина и слушать не станут. Столько всего случилось: стресс, смерть родных, атаки блуждающего, – он покачал головой. – Бедная девочка не выдержала и теперь винит всех и вся, – голос специалиста стал приторно-участливым, – Лена, забудь. Прошу тебя. Забудь, и всё станет по-старому.

– По-старому? – не вопрос, а крик, полный боли. – Я потеряла всех, кого люблю, всех, кто любил меня! Всех! Но Диму я не отдам!

Я побежала к двери и едва не врезалась в вошедшего Гоша, вцепилась в свитер и выпалила:

– Он собирается убить Демона.

Псионник посмотрел на стоящего позади Лисивина.

– Сам ничего не понял, – тут же пояснил Илья.

– Он врёт, – я оглянулась, специалист мягко и чуть растерянно улыбался, – Демон вызвал свидетеля. Обвинил его в убийстве Нирры. Он отец погибшей девочки. Он собирается убить Станина, чтобы тот не дал показания комиссии.

– Э-э-э, – Гош нахмурился. – Демон уже дал показания, ты сама видела. Больше я ничего не понял. Чей отец собирается убить Демона? И почему свидетель убил Нирру?

– Гош, она просто напугана. Все родные погибли, сама чуть не умерла, нервы сдают. Отвези её домой, пусть отдохнёт, поспит. А если не можешь, давай я сам.

– Никуда я с вами не поеду. Вы хотите убить Дмитрия, вы сами сказали, что он не дойдёт до комиссии! Сказали две минуты назад!

– Но пока я с тобой, никого убить не смогу, верно? Давай уедем вместе, лишим меня этой возможности, – Лисивин сделал шаг навстречу.

Я посмотрела на Гоша, на лице которого стало проступать участие и беспокойство. Не за Станина. За меня.

– Я не вру, не схожу с ума, не фантазирую, – я заставила себя разжать пальцы и отпустить толстый свитер парня. Он должен мне поверить. Надо оставаться спокойной или создать такую видимость. – Гош, пожалуйста!

– Давайте поступим проще, – предложил Илья, – спросим у самого Станина, – он посмотрел на меня, – его слова тебя устроят?

– Да.

– Демон на полигоне, освободится через час, может, раньше, – задумался Гош.

– Прекрасно. Вернётся и расскажет, как мы допрашивали Сорокина.

– Нет, – я отвернулась, мысли, обгоняя друг друга, метались в голове, – нет. Если он это предлагает, значит, уверен, Дмитрий не вернётся. Что-то происходит прямо сейчас.

Я бросилась к двери. За спиной раздался сочувственный вздох.

Куда? Я побежала налево, не имея ни малейшего понятия, чем один коридор отличается от другого. Не знала, куда бегу и что буду делать дальше.

О полигонах псионников ходили легенды. Обыватели шептались о куче черепов, сложенных горкой при входе, красной от крови земле, каббалистических знаках на стенах и блуждающих с мясницкими тесаками или лазерными мечами в руках, в зависимости от возраста и кругозора рассказывающего. Но в одном все сходились – это страшное место, люди шли туда умирать. Зона пси-вакуума, зона, где призрак неподвластен энергии специалистов, там блуждающий карает и милует по своему усмотрению.

Я услышала за спиной тяжёлые шаги.

– Лена, – позвал Гош, – подожди, не сходи с ума.