Мэйфейрские ведьмы Райс Энн
– Ну да, помню. И до сих пор так считаю. В любой ситуации я стараюсь найти наилучший выход из положения. И не нужно делать из меня монстра, если при каждом удобном случае я не впадаю в истерику. Не стоит думать, будто я не знаю о том, что сделала с Карен Гарфилд, доктором Лемле или той девочкой… Знаю. Поверь мне, отлично знаю.
– Но я не имел в виду…
– Вот именно, что имел. – В голосе Роуан прозвучали напряженные нотки. – От того, что я заплачу, лучше не станет.
– Роуан, пожалуйста…
– До встречи с тобой я проплакала целый год. С того момента, как умерла Элли. Потом рыдала уже в твоих объятиях. И когда узнала о смерти Дейрдре, тоже плакала – потому что никогда ее не видела и не говорила с ней… Плакала, плакала, плакала… И над Дейрдре в гробу, и над мертвой старухой.
Все. Хватит. Больше не хочу. Теперь у меня есть дом, семья, история моего рода, подаренная Эроном. У меня есть ты. И реальная возможность начать вместе с тобой новую жизнь. Так о чем же мне плакать, скажи на милость?
Она смотрела на него горящими глазами. Чувствовалось, что гнев и борьба с собственными эмоциями буквально испепеляют ее изнутри.
– Если ты не прекратишь, я сейчас сам заплачу, – взмолился Майкл.
Роуан невольно рассмеялась.
– Ладно, – уже с улыбкой сказала она. – Но если уж быть откровенной до конца, есть еще одна вещь, способная вызвать у меня слезы. Я заплачу, если… если потеряю тебя.
– Вот это другое дело, – шепнул Майкл и, прежде чем Роуан успела его остановить, коснулся ее быстрым поцелуем.
Она нетерпеливым жестом велела ему отодвинуться.
Майкл посерьезнел и, пожав плечами, приготовился слушать.
– Скажи мне, что ты собираешься делать? – спросила Роуан. – Я имею в виду тебя самого, а не тех людей из видения, которым от тебя что-то нужно. Что ты хочешь делать?
– Я хочу остаться здесь. Честно говоря, я вообще не понимаю, какого черта так долго сюда не возвращался.
– Вот это другой разговор. По крайней мере, я слышу от тебя нечто конкретное.
– Да уж, это точно. Знаешь, я сегодня прошелся по старым местам – по тем улицам, на которых вырос. Там все изменилось. Наш квартал никогда не отличался особой красотой, но сейчас… Сейчас от него просто ничего не осталось. Ну да что поделаешь, – поспешил добавить Майкл, заметив тревогу и озабоченность, блеснувшую в брошенном на него взгляде Роуан. – Для меня Новый Орлеан никогда не ограничивался Эннансиэйшн-стрит. Больше того, скорее это всегда был Садовый квартал, Французский и еще масса других прекрасных мест. Вот тот город, который я любил и люблю и куда я действительно рад вернуться.
– Хорошо. – Роуан улыбнулась.
– Знаешь, я все время твержу себе: «Я дома, я вернулся, я дома…» И что бы там ни случилось, я больше не желаю покидать свой дом.
– Пошлем их всех к черту, Майкл, – поддержала его Роуан. – Кем бы они ни были, пусть катятся ко всем чертям… Во всяком случае, до тех пор пока они не дадут нам повод думать иначе…
– Отлично сказано, – хмыкнул он.
Эта женщина, в которой неразрывно переплетались резкость и удивительная мягкость, была для него поистине загадкой. Возможно, все дело в том, что он, как, наверное, и большинство мужчин, не умел различать силу и холодность в женском характере.
– Они придут к нам снова, – продолжала она. – Вынуждены будут прийти. И когда это случится, тогда мы и подумаем, что делать дальше.
– Ты права. Интересно, если я сниму перчатки, они явятся немедленно?
– Не знаю. Но мы не станем ждать их, затаив дыхание.
– Нет, не станем.
Несмотря на радостное возбуждение, вызванное словами Роуан, Майкла все больше охватывало странное беспокойство. Он не понимал его истоков, но в то же время был почему-то уверен, что это ощущение будет только усиливаться.
– Тебе нравится любить меня? – Голос Роуан прервал тревожный ход его мыслей.
– Что?
– Тебе нравится любить меня? – повторила она.
– Конечно. Мне безумно нравится любить тебя… Но эта любовь повергает меня в ужас – никогда в жизни мне не доводилось иметь дело с такой сильной женщиной.
– Да, я очень сильная, – отозвалась она. – Потому что, если захочу, могу убить тебя тут же, на месте. И никакая мужская сила тебя не спасет.
– Я совсем не это имел в виду, – начал оправдываться Майкл. Он повернулся в ее сторону и вдруг увидел, как буквально на мгновение изменилось ее лицо. Это холодное и коварное выражение, жестокий блеск глаз из-под полуопущенных век ему уже приходилось видеть однажды – при лунном свете, проникавшем сквозь стеклянную стену дома в Тайбуроне.
Роуан медленно выпрямилась на диване, и Майкл непроизвольно отшатнулся, чувствуя, как от страха волосы дыбом встают на голове. Примерно такое же чувство, наверное, испытывает человек, внезапно заметивший в высокой траве у самых своих ног змею.
– Да что это с тобой? – шепотом спросил он.
Присмотревшись, он увидел, что она вся дрожит, а на смертельно побелевшем лице двумя ярко-красными пятнами горят щеки. Роуан протянула было к нему руки, но вдруг резко отдернула их и крепко сомкнула пальцы, как будто стараясь удержать в них что-то.
– Господи, а я ведь даже не испытывала ненависти к Карен Гарфилд, – тихо сказала она. – Ни малейшей. Боже, помоги мне, я…
– Успокойся, это была ошибка, трагическая ошибка. И ты никогда впредь не допустишь ничего подобного.
– Нет. Клянусь… Даже когда это случилось с Карлоттой… Я не хотела… Я не верила…
Майклу отчаянно хотелось утешить ее, помочь, но он не знал, что делать. Роуан трясло как в лихорадке, острые зубы до крови прикусили нижнюю губу, крепко сцепленные руки словно свело судорогой…
– Ну же, милая, перестань, успокойся, смотри, ты покалечишь себя, – шептал он, пытаясь ее обнять и чувствуя, что она напряжена и тверда, как каменное изваяние…
– Клянусь, я не верила, – твердила она. – Это приходит внезапно, ты все осознаешь, но не веришь, что такое возможно… Я очень разозлилась на Карен за то, что она посмела прийти в дом Элли… Я просто вышла из себя от такой наглости…
– Я понимаю…
– Что же мне делать? Как научиться сдерживать свои чувства? Неужели эти приступы будут возвращаться и постепенно разрушат меня изнутри?
– Нет, ни в коем случае.
Она отвернулась от Майкла, подтянула колени к груди и невидящим взглядом уставилась в пространство. Сейчас она выглядела чуть спокойнее, однако глаза были неестественно широко раскрыты, а пальцы по-прежнему беспокойно подергивались.
– Меня удивляет, как это тебе до сих пор не пришел в голову самый очевидный ответ, – наконец сказала она. – Ведь он напрашивается сам собой.
– Какой еще ответ?
– Вполне возможно, что твоя миссия очень проста: убить меня.
– Господи, да как ты могла додуматься до такого? – Майкл притянул Роуан поближе к себе и откинул назад пряди волос с ее влажного лба.
Она смотрела на него отсутствующим взглядом и мыслями в тот момент была где-то очень далеко.
– Выслушай меня, солнышко, – ласково заговорил он. – Жизнь у человека может отнять кто угодно. В этом нет ничего сложного. Существуют миллионы способов. И тебе, как врачу, это известно гораздо лучше, чем мне. Возьми, к примеру, Карлотту. Слабая женщина убила человека, который мог бы задушить ее одной левой. Когда я сплю, меня может убить кто угодно – было бы желание. Скальпель, шляпная булавка, капля яда… Да что толку перечислять – способов действительно много, один легче другого. Но мы не совершаем ничего такого просто потому, что это не приходит нам в голову – у нас даже мысли об этом не возникает. Точно так же было и с тобой, пока ты не обнаружила, что обладаешь некой сверхъестественной силой, которая выходит за рамки привычных представлений о возможности выбора, импульсивности или самоконтроле, не подчиняется никаким законам и требует от тебя отчетливого понимания того факта, что ты осознаешь в себе эту силу. Поверь, у тебя хватит мужества, чтобы познать и обуздать эту силу внутри себя.
Роуан согласно кивнула, но Майкл видел, что она ему не верит. Да и сам он не до конца верил тому, что говорил. Проблема состояла в том, что, если Роуан не научится контролировать свою страшную силу, она непременно воспользуется ею вновь. И отрицать это нет никакого смысла.
Однако он должен был сказать ей кое-что еще – и это касалось его видения и силы его рук.
– Помнишь, – начал он, – в первую ночь после нашей встречи ты попросила меня снять перчатки? Я выполнил твою просьбу. Мы занимались любовью, наши обнаженные тела соприкасались, я держал твои руки в своих… И что же я тогда в тебе видел? Только доброту. Доброту и любовь. – Он поцеловал ее в щеку и вновь отбросил назад непокорные пряди волос, все время падавшие ей на лицо. – Ты права во многом, но только не в этом. Моя миссия не может заключаться в том, чтобы причинить тебе хоть малейшее зло. Я обязан тебе жизнью.
Майкл повернул Роуан к себе лицом и поцеловал, чувствуя, что она все еще не пришла в себя.
Все так же отстраненно глядя в пространство, она медленно сняла с себя его руки, нежно коснулась его щеки ответным поцелуем, словно извиняясь за нежелание выносить сейчас его прикосновения.
Погруженный в раздумья, Майкл еще какое-то время оставался сидеть с ней рядом, оглядывая зал: высокие зеркала в резных, потемневших от времени рамах, покрытый пылью старинный рояль фирмы «Бёзендорф», выцветшие шторы…
В конце концов он не выдержал, встал и направился к боковому окну, за которым располагалась терраса.
– О чем ты недавно говорила? – вдруг спросил он Роуан, поворачиваясь к ней лицом. – О сумбуре и о том, что мы лишаемся способности действовать? Да, именно. Точное слово – сумбур.
Она не ответила и по-прежнему неподвижно сидела на диване, обхватив руками колени и глядя в пол.
Тогда он сам подошел, поднял ее на руки и пристально вгляделся в мертвенно-бледное лицо с яркими пятнами румянца на щеках. Потом приник поцелуем к ее губам. Он не встретил никакого сопротивления, словно Роуан даже не сознавала, что он целует ее, словно она спала или была без сознания. Но постепенно она стала возвращаться к жизни и наконец обвила Майкла руками за шею и ответила на поцелуй.
– И все же, Роуан, этот замысел существует, – прошептал он ей в самое ухо. – Равно как и паутина, в которой все мы запутались. Но я верил всегда и верю сейчас, что те люди, которые свели нас с тобой вместе, имели благие намерения. И та миссия, которую они на меня возложили, тоже несет в себе только доброе начало. Я должен выяснить, в чем она состоит, и сделаю это. Но я не сомневаюсь, что это миссия добра, так же как не сомневаюсь в доброте, заложенной в основу твоей натуры.
Роуан со вздохом выскользнула из его объятий, с нежностью поцеловала его пальцы и отошла на середину зала. Она остановилась под широкой аркой, разделявшей пространство на две части, и принялась рассматривать резные детали лепнины на потолке и саму арку, изящно спускавшуюся к карнизам, расположенным по обе ее стороны.
Такая перемена в ее настроении больно ранила Майкла, хотя внешне он по-прежнему оставался совершенно спокойным.
– Наплевать! – наконец прошептала она, словно разговаривая сама с собой.
Луч солнца, проникший в зал сквозь грязную сетку и пыльные стекла окна, упал на покрытый желтым воском пол. Вокруг Роуан закружились пылинки.
– Все это пустая болтовня… – продолжала она. – Следующий шаг за ними. Ты сделал все, что мог. Я тоже. И вот мы здесь. Теперь пусть приходят…
– Да. Теперь пусть приходят.
Роуан обернулась и молча поманила Майкла к себе. Лицо ее было печальным и умоляющим. Буквально на доли секунды Майкла охватил необъяснимый страх, явственное ощущение угрозы. Он любил Роуан и бесконечно дорожил этой любовью, и все же… И все же он боялся…
– Так что же нам делать, Майкл? – спросила она, и неожиданно лицо ее осветила чудесная, нежная улыбка.
– Не знаю, радость моя. – Он коротко рассмеялся, пожав плечами. – Понятия не имею.
– Ты не догадываешься, о чем я хочу тебя сейчас попросить?
– Нет. Но готов выполнить любую твою просьбу.
– Расскажи мне об этом доме, – попросила Роуан, беря его за руку и глядя прямо в глаза. – Расскажи все, что тебе известно о подобных особняках, и скажи, действительно ли его можно спасти.
– Солнышко, да он только этого и ждет! Он еще так же прочен и крепок, как любой замок в Монклеве или Доннелейте.
– А ты можешь спасти его? Не собственными руками и не один, конечно…
– Я с удовольствием сделаю это собственными руками. – Он вдруг запнулся и посмотрел на свои давно никуда не годные, отвратительные, затянутые в перчатки руки. Сколько же времени прошло с тех пор, как они держали молоток, пилу или касались рубанком нежного дерева? Майкл перевел глаза на арку, на лепнину потолка, с которой свисали клочья облупившейся краски. – Боже, с каким бы удовольствием я взялся за эту работу!
– А что, если ты получишь полную свободу действий? Что, если ты сможешь нанять сколько угодно рабочих – плотников, штукатуров, кровельщиков, маляров, – словом, кого сочтешь нужным и в любом количестве? Сможешь ли ты восстановить этот дом в первозданном виде, вплоть до малейшей детали?…
Роуан говорила что-то еще, слова лились медленным потоком. Но он уже все понял и не нуждался в пояснениях. Интересно, знала ли она, что означало для него такое предложение? Работа по реставрации подобного особняка всегда была мечтой его жизни. Но сейчас речь шла не о подобном, а о том самом особняке! Память мгновенно перенесла его назад, во времена далекого детства, когда он, маленький мальчик, стоял перед запертыми воротами и завороженно рассматривал каждую деталь фасада, а потом мчался в библиотеку, чтобы взять с полки тяжелый том, раскрыть его на нужной странице и долго вглядываться в запечатленные на бумаге интерьеры чудесного дома, среди которых был и этот зал, и холл, и… Потому что тогда он не мог даже помыслить о том, что настанет день, и он увидит их собственными глазами…
Но в его видении та женщина сказала: «…сходящиеся в определенный момент времени… в этом доме… в тот решающий момент, когда…»
– Майкл! Так ты хочешь этим заняться?
Он увидел, как посветлело от радости и словно вспыхнуло счастьем, как у ребенка, лицо женщины. Но она казалась такой далекой! Такой прекрасной, счастливой… И такой далекой.
«Это ты, Дебора?»
– Да сними же перчатки, Майкл! – Резкие нотки в голосе Роуан заставили его вздрогнуть. – Ты хочешь вернуться к работе? Вновь стать самим собой? Вот уже пятьдесят лет в этом доме никто не был счастлив. Здесь не знали, что такое любовь. Никто не добивался успеха. Настало наше время! Мы будем здесь жить, любить, мы добьемся успеха и одержим победу! И в конце концов мы завоюем этот дом! Вернем его к жизни. Я поняла это, прочитав досье Мэйфейрских ведьм, Майкл. Это наш с тобой дом!
«Но ты можешь изменить… Даже на миг не сомневайся в том, что ты обладаешь силой… Ибо сила исходит…»
– Майкл, ответь мне наконец…
«Изменить что? Не оставляй меня! Пожалуйста, не оставляй меня вот так! Скажи мне!»
Однако все они исчезли. Словно и не были только что рядом с ним. Он стоял вместе с Роуан в лучах солнца, согревающих янтарно-желтый пол, и Роуан с нетерпением ожидала его ответа.
И дом тоже словно замер в ожидании. Прекрасный, несмотря на ржавчину и грязь, несмотря на царящее повсюду запустение, на сорняки, пробивающиеся между камнями, на лозы, которыми густо увиты стены, несмотря на зной и сырость, – он ждал…
– Конечно хочу, дорогая. Ты еще спрашиваешь! – воскликнул Майкл. Он как будто только что очнулся от глубокого сна и вдруг со всей полнотой ощутил удивительно нежный аромат жимолости, услышал пение птиц за окном, почувствовал на своей коже тепло солнца… Резко повернувшись, он взял Роуан за руку. – Свет! Мы должны впустить сюда свет! Пойдем со мной, Роуан. Посмотрим, можно ли распахнуть эти ставни!
19
Они с благоговением принялись изучать дом и поначалу вели себя скорее как посетители музея, которые сбежали из-под присмотра гида и боятся злоупотребить полученной свободой.
Они бродили из комнаты в комнату, открывали ставни и отдергивали шторы, осторожно заглядывали в шкафы и комоды, но не решались трогать личные вещи, принадлежавшие бывшим обитателям особняка, или чайную чашку, оставленную на столике, или забытый кем-то в кресле журнал.
Но постепенно атмосфера дома перестала вызывать у них ощущение некой чужеродности, и шаги их сделались смелее.
В библиотеке они провели более часа, просматривая содержимое полок, время от времени снимая с них ту или иную книгу в кожаном переплете и перелистывая страницы старинных изданий классиков литературы. Здесь же они обнаружили и множество гроссбухов, привезенных из Ривербенда, и очень расстроились, увидев, что большинство из них сильно повреждены временем и сыростью; страницы крошились и рассыпались под пальцами, и прочесть старые финансовые отчеты и записи о наиболее важных событиях в жизни семьи было уже невозможно.
Оставленные на столе деловые бумаги они решили передать Райену Мэйфейру, чтобы тот внимательно просмотрел их и отправил по назначению.
А вот портреты на стенах холла рассматривать было очень интересно.
– Это, должно быть, Джулиен, – указал Майкл на один из таких портретов, с которого на них с холодной улыбкой мрачно взирал красивый, но, без сомнения, не отличавшийся добротой характера мужчина. – А что там, на заднем плане? Не могу разглядеть… Темно.
В конце концов на потемневшем от старости холсте ему все же удалось рассмотреть, что Джулиен стоит на крыльце этого самого особняка.
– Да, смотри, вон на той фотографии тоже Джулиен, но уже с сыновьями, – откликнулась Роуан. – Тот, что к нему ближе всех, – Кортланд, мой отец.
На фото, как и на портрете, Майкл увидел то же крыльцо, однако люди, на нем стоящие, выглядели гораздо более веселыми.
Интересно, а что он увидит, если снимет сейчас перчатки и коснется этих беззаботно улыбающихся лиц? Быть может, Дебора ждала от него именно этого?
Майкл быстро отвернулся от фотографии и поспешил за Роуан, которая ушла вперед. Ему нравилась ее стремительная и легкая походка, нравилось смотреть, как разлетаются в такт шагам светлые волосы. Она была уже возле двери в столовую и, обернувшись, поманила его за собой:
– Ты идешь?
В маленькой, с высоким потолком буфетной они обнаружили целую коллекцию великолепного фарфора.
Здесь же хранилось великое множество столового серебра прекрасной работы, включая старинные наборы с клеймами лучших английских мастеров и выгравированной на обратной стороне заглавной буквой «М».
Как специалист по Викторианской эпохе, Майкл хорошо разбирался в такого рода предметах и с легкостью мог определить назначение практически каждого из них, будь то рыбные ножи, специальные вилки для вскрытия устричных раковин, ложки для желе или какие-либо приспособления, которыми в наше время уже не пользуются.
Серебряные шандалы, чаши для пунша, подносы и блюда для хлеба и масла, старинные кувшины для воды, кофейники, чайники, графины… – всего не перечислить. Стоило чуть посильнее потереть их пальцем, и на потемневшей от времени поверхности появлялось сияющее пятно.
За стеклянными дверцами просторных горок прятались хрустальные бокалы самых разнообразных форм и размеров, блюда и тарелки из освинцованного стекла.
Все это богатство прекрасно сохранилось и требовало лишь небольших усилий, чтобы вновь засиять во всем своем великолепии.
А вот льняные, отделанные кружевом скатерти и салфетки пришли практически в полную негодность и покрылись черными пятнами плесени, сквозь которые кое-где проглядывала все та же заглавная «М».
Рядом были аккуратно разложены костяные, золотые и серебряные кольца для салфеток. Майкл внимательно рассмотрел некоторые из них. Интересно, что обозначают эти буквы? «МБМ»… Неужели это Мэри-Бет Мэйфейр? Да, скорее всего. А вот другие инициалы: «ДЖМ»… Наверное, Джулиен Мэйфейр. Майкл поспешил положить кольца на место.
Длинные лучи послеполуденного солнца пронзали столовую и освещали стены, отчего создавалась иллюзия, будто роспись на них вот-вот оживет: в бескрайних полях огромных плантаций будет гулять ветер, а люди вернутся к своим повседневным делам. Огромный овальной формы стол стоит на своем месте в центре комнаты, наверное, уже более столетия, равно как и выстроившиеся вдоль стен стулья с резными спинками в стиле Томаса Чиппендейла. «Как чудесно смотрится Роуан в таком интерьере! – отметил про себя Майкл. – Неужели в самом скором времени мы с ней будем обедать здесь вдвоем, при свечах?»
– Да, – словно в ответ на его мысли шепотом произнесла Роуан. И еще раз повторила: – Да.
Стеклянной посуды, хранившейся в официантской, хватило бы для сервировки королевского банкета: тончайшие бокалы и тяжелые стаканы с толстым дном, рюмки и стопки – для шерри и бренди, для шампанского и вина… – словом, для любого случая и любых напитков.
И все это несметное богатство, казалось Майклу, как будто застыло в ожидании одного-единственного мановения волшебной палочки, которое вернет его к жизни и позволит вновь служить людям.
– Знаешь, о чем я сейчас мечтаю? – спросила его Роуан. – О том, как было бы здорово вновь, как в прежние времена, устраивать здесь грандиозные приемы и общесемейные сборы. Представляешь? Накрытые столы, изысканные блюда и много-много Мэйфейров…
Майкл не ответил. Он любовался ее профилем и игрой света в гранях фужера на высокой ножке, который она машинально крутила в руках.
– Я буквально очарована этим домом, – продолжала Роу-ан. – И даже представить себе не могла, что где-то в Америке еще сохранились такие особняки. Удивительно. Я путешествовала по всему миру, но нигде не видела ничего подобного. Такое впечатление, что время здесь остановилось давным-давно.
– Да, похоже, за последние десятилетия здесь мало что изменилось, – с улыбкой откликнулся Майкл. – И слава Богу!
– И все же мне кажется, что эти комнаты я видела в своих снах, но потом, проснувшись, тут же забывала о них. Однако память в своих глубинах хранила обрывки воспоминаний – вот почему в том мире, который существует за стенами этого дома, я всегда чувствовала себя чужой.
Они вместе спустились в залитый солнцем сад, медленно обошли вокруг бассейна и осмотрели помещения раздевалок и душевых кабин с перекошенными или сорванными с петель дверями и потрескавшимися раковинами.
– Все это легко починить и привести в порядок, – сказал Майкл. – Смотри. Построено из кипариса. А трубы медные. Кипарис вечен, он неподвластен разрушительному влиянию времени. Мне достаточно будет пары дней на всю работу.
Задний двор, где когда-то стояли вспомогательные постройки, зарос высокой травой. Из деревянных домиков сохранился лишь один, да и тот наполовину развалился.
– И это поправимо. – Сквозь грязную защитную сетку Майкл старался получше разглядеть, что делается внутри. – Наверное, здесь когда-то жили слуги-мужчины.
Неподалеку рос тот самый дуб, в ветвях которого Дейрдре находила свое убежище. Только весной, когда солнце палит не столь беспощадно, молодые листочки еще сохраняют свежесть и нежно-зеленый цвет. А сейчас крона дерева была темной, пыльной и жесткой от жары. Возвышавшиеся над зарослями травы и сорняков огромные купы банановых деревьев походили на сказочных чудовищ.
Границу владений с этой стороны обозначала длинная кирпичная стена, густо увитая плющом и глицинией до самых ворот, выходивших на Честнат-стрит.
– А глициния все еще цветет, – заметил Майкл. – Каждый раз, проходя мимо, я любовался этими великолепными пурпурными соцветиями. Мне нравилось прикасаться к ним или просто смотреть, как трепещут на ветру лепестки.
А почему бы ему и сейчас хоть на несколько минут не снять перчатки и не погладить эти нежные, хрупкие цветы?
Роуан стояла с закрытыми глазами. Быть может, она прислушивалась к пению птиц?
Майкл окинул взглядом заднее крыло дома: несколько дверей для слуг, перед каждой – небольшая, огражденная белой деревянной решеткой и такими же перилами терраса. При виде этих решеток у Майкла защемило сердце – они заставили его вспомнить детство и наконец-то почувствовать себя здесь как дома.
Дома… Как будто ему доводилось когда-нибудь жить в подобном доме! Но с другой стороны, едва ли хоть кто-нибудь из тех, кто видел этот особняк только издали, любил его больше. Майкл постоянно вспоминал его, часто видел во сне и мечтал вернуться сюда с тех самых пор, как уехал из Нового Орлеана…
«Ты даже не представляешь, насколько сильна угроза…»
– Майкл?
– В чем дело, солнышко? – Он поцеловал ее и с наслаждением вдохнул запах согретых солнцем волос и влажной от жары кожи. Однако дрожь, вызванная воспоминанием о видении, не исчезала. Он огляделся, стараясь переключить внимание на что-нибудь более реальное, прислушался к гудению насекомых в листве.
«…Паутина лжи…»
Роуан уже шла дальше по высокой траве.
– Смотри, Майкл, здесь под ногами камень. Все выложено плитняком.
Он догнал ее в саду. В зарослях самшита они обнаружили миниатюрные греческие статуи: сатиры слепо смотрели на них из-под ветвей, мраморная нимфа пряталась среди темной восковой листвы камелий. Желтые соцветия лантаны сверкали на солнце.
– «Яичница с беконом» – так мы прозвали эти цветы. – Майкл сорвал и протянул Роуан хрупкий стебелек. – Смотри, как красиво сочетаются в них желтые, коричневые и оранжевые оттенки. А это недотрога. Вон те крупные голубые цветы возле переднего крыльца – штокроза, но нам больше нравилось называть их алтеей.
– Алтея… Как чудесно звучит!
– А это… – Майкл указал рукой на лианы, обвивающие террасу снаружи. – Это «Венок королевы». Побеги здесь, видимо, обрезали, чтобы они не ползли по сетке и не мешали Дейрдре видеть, что происходит на улице. Посмотри, с другой стороны они сильно разрослись и почти вытеснили бугенвиллею. Удивительное растение. Действительно по-королевски красивое.
Господи! Сколько раз в Калифорнии, завершив реставрацию и покончив с меблировкой очередного дома, я пытался создать нечто подобное! Даже притаскивал какие-то уродливые кадки со свалок… А здесь все в изобилии растет само по себе…
– И все это теперь принадлежит тебе, – с улыбкой сказала Роуан, и в голосе ее звучала искренняя радость. – Тебе и мне. – Она обняла Майкла и сжала его спрятанные под перчатками руки. – Но что, если дом все же не такой крепкий, каким кажется? Сколько времени займет его ремонт?
– Иди сюда. – Майкл вновь повел ее вокруг дома. – Встань здесь и внимательно посмотри. Ни одно крыльцо не перекошено. Значит, фундамент в прекрасном состоянии. Нигде нет ни потеков, ни пятен сырости. В прежние времена все эти террасы предназначались для слуг, которым разрешалось входить в дом только с задней стороны. Вот почему окна здесь такие высокие и начинаются от самого пола. Фактически это не окна, а двери. Кстати, я проверил – все они отлично открываются и закрываются, а значит, и рамы в полном порядке. Кроме того, с этой стороны весь особняк открыт речному бризу. Если ты обращала внимание, очень многие дома в городе обращены задними фасадами к реке – они расположены так, чтобы ветер продувал их насквозь.
Роуан посмотрела на окна комнаты Джулиена. О чем она думала в тот момент? Быть может, вновь вспоминала об Анте?
– Я чувствую, как зло покидает эти стены… – прошептала Роуан. – Наверное, так и было предопределено: мы должны были прийти в этот дом, чтобы жить в нем и любить друг друга.
«Да, я тоже так считаю», – хотелось сказать Майклу, но он почему-то промолчал. Возможно, его настораживало царившее повсюду безмолвие: застывшее пространство вокруг них казалось обитаемым, словно кто-то невидимый наблюдал за каждым их шагом и слушал их разговор, и он не рискнул бросить вызов таинственной силе.
– Все стены сложены из прочного кирпича, – продолжил он свои объяснения. – Толщина некоторых – я измерял, когда мы осматривали дом, – составляет целых двадцать дюймов. Снаружи их оштукатурили, чтобы дом производил впечатление каменного, ибо такова была мода того времени. Видишь небольшие желобки на поверхности краски? Они сделаны специально, чтобы создать иллюзию, будто особняк выстроен из крупных каменных блоков.
Следует признать, что здесь наблюдается полнейшее смешение стилей: чугунные узоры решеток, дорические, ионические и коринфские колонны, конусообразные двери…
– Да, как замочные скважины, – перебила его Роуан. – А знаешь, где еще я совсем недавно видела такую же дверь? На склепе. На самом верху склепа Мэйфейров.
– То есть как это – на самом верху?
– Там вырезано изображение двери, точная копия тех, что и в особняке. Я уверена, что это так, если, конечно, не принять его за обыкновенную замочную скважину. Я тебе покажу. Мы можем пойти туда завтра. Склеп стоит чуть в стороне от центральной дорожки.
Изображение двери на склепе? Майклу отчего-то сделалось не по себе. Откровенно говоря, он терпеть не мог кладбища, склепы и тому подобные места. Но рано или поздно туда все равно придется пойти – так стоит ли откладывать? Однако сейчас ему хотелось как можно дольше побыть здесь и в полной мере насладиться видом особняка при солнечном свете, а потому он вернулся к прерванному рассказу:
– Арочные окна – это уже влияние другого стиля, итальянского. Тем не менее разношерстные детали умело собраны в единое целое, и каждая выполняет свою функцию. Даже высота потолков – пятнадцать футов – обусловлена здешним климатом. Дом открыт свету и ветру и служит великолепной защитой от летнего зноя.
Роуан обняла Майкла за талию, они вместе вошли в дом и стали пешком подниматься по лестнице.
– Обрати внимание на лепнину. – Майкл указал наверх. – Она выполнена руками искусных мастеров. Ни единой трещинки, вызванной осадкой дома. Уверен, если мы сейчас спустимся в подвал, то обнаружим, что стены уходят глубоко вниз, а лежни, которые держат всю конструкцию, невероятно огромные и прочные. Иначе и быть не может. Нигде ни единого перекоса по горизонтали.
– А у меня было такое впечатление, что дом вообще не удастся спасти.
– Представь себе, что мы сорвали эти старые обои и выкрасили стены в яркие, теплые тона. Представь, что все деревянные детали отмыты до блеска…
– Теперь он наш… – снова прошептала Роуан. – Твой и мой. И с сегодняшнего дня мы начинаем писать собственную историю…
– Досье Роуан и Майкла, – с легкой улыбкой закончил за нее Майкл, останавливаясь на площадке второго этажа. – Здесь интерьеры попроще. Потолки приблизительно на фут ниже и без лепнины. Да и в целом размах уже не тот, что внизу.
Роуан со смехом покачала головой:
– Ну и какая высота потолков у этих комнатушек – футов тринадцать?
Они вошли в первую из расположенных на втором этаже спален, окна которой выходили на переднюю и боковую террасы. На комоде лежал молитвенник Белл – ее имя было вытеснено золотом на обложке. На стенах висели фотографии в позолоченных рамках с пыльными стеклами.
– И здесь Джулиен. Смотри, это ведь он? – спросил Майкл. – А это, должно быть, Мэри-Бет. Роуан, а вы с ней очень похожи!
– Мне уже сказали об этом.
Над кроватью с четырьмя столбиками висел шелковый балдахин, украшенный венком из роз. На подушке по-прежнему лежали четки с выгравированным на обратной стороне распятия именем Белл.
Все вокруг было покрыто толстым слоем пыли, обои выцвели и кое-где отстали от стен, ковер на полу протерся, а тяжелые шкафы чуть наклонились вперед. За чесучевыми шторами, словно призраки, маячили ветви огромного дуба. Туалетная комната была отделана очень просто: кафельные стены, сохранившиеся без изменений еще со времен Стеллы, допотопная лохань, какие и теперь еще можно увидеть в старинных отелях, унитаз на высокой подставке и стопки пыльных полотенец.
– О, Майкл, но это же лучшая комната! – воскликнула за его спиной Роуан. – Окна обращены на юг и на запад… Кстати, помоги-ка мне открыть хоть одно из них.
Они подняли раму и вышли на переднюю террасу.
– Как в дупле! – воскликнула Роуан, гладя пальцами корявую кору дубовой ветки. – Смотри, белка! Даже две! Мы их спугнули. Мы как будто оказались с тобой в лесу и если сейчас взберемся на это дерево, то сможем подняться до самого неба.
Майкл внимательно осмотрел стропила. Крепкие, как и все остальное. Все, что им требуется, это свежая краска. И крыша нигде не протекает.
Да, этот дом давно требует хорошего ремонта. Майкл снял куртку. Жара наконец допекла его – даже здесь, где явственно ощущался дувший с реки ветерок.
Роуан, сложив руки на перилах, смотрела вниз.
Сквозь полупрозрачную завесу нежной листвы оливковых деревьев отсюда хорошо просматривались ворота. Майкл вдруг отчетливо увидел возле них себя – маленького мальчика, завороженно глядящего на шикарный особняк.
Но тут Роуан схватила его за руку и буквально втащила обратно в комнату.
– Там еще одна комната, Майкл. Она тоже выходит на боковую террасу! Там можно устроить маленькую гостиную…
Взгляд Майкла задержался на одной из фотографий. Стелла? Да, судя по всему, она…
– Это будет просто здорово – маленькая гостиная рядом со спальней…
Он смотрел на молитвенник. На белой коже отчетливо выделялись золотые буквы: «Белл Мэйфейр». Может, все-таки стоит рискнуть? Снять перчатку и коснуться его, хотя бы на несколько секунд. Ну действительно, что плохого может сделать ему добрая, безобидная Белл?
– В чем дело, Майкл?
Нет, он не может решиться на это. Если он начнет пользоваться своей силой, то уже не сможет остановиться. И тогда начнется кошмар, который в конце концов просто убьет его: видения, беспорядочно сменяющие друг друга образы, какофония звуков…
А что, если его заставят? Что, если кто-нибудь просто сдернет перчатку с его руки и принудит его коснуться того или иного предмета? При одной только мысли о такой возможности Майкла охватил страх. Бросив последний взгляд на молитвенник, он поспешил уйти.
– Майкл! Это, наверное, комната Милли. Здесь даже есть камин. – Роуан стояла перед огромным шкафом, держа в руке дамский носовой платочек с монограммой. – Эти комнаты почему-то напоминают мне святилища.
За окном соседней комнаты густо разрослись бугенвиллеи, полностью скрыв под своими побегами перила боковой террасы. Она располагалась как раз над той, где обычно сидела Дейрдре, однако оставалась открытой – защитной сетки здесь не было.
– Да, и везде есть камины, – машинально откликнулся Майкл, не отводя отсутствующего взгляда от пурпурных цветков. – Нужно будет обследовать дымоходы. Такие камины никогда не топили дровами – только углем.
– А это еще что за запах, Майкл? Роуан стояла возле двери в чулан.
– Боже мой! Неужели вы, Роуан Мэйфейр, никогда не ощущали запаха камфоры в старых чуланах?
– Я никогда не бывала в таких старых чуланах, Майкл Карри, – со смехом парировала Роуан. – Я никогда не жила ни в таких старых домах, ни в таких старых отелях. «Все должно быть на современном уровне», – любил говорить мой отчим. Так что… Рестораны на крыше, стекло и металл… Ты даже не можешь себе представить, какой ценой нам иногда доставался этот самый «современный уровень»! А Элли вообще не выносила вида старинных или подержанных вещей. Она даже одежду носила не больше года, а потом безжалостно выбрасывала.
– Тогда тебе должно сейчас казаться, что ты попала на другую планету.
– Нет, у меня скорее такое ощущение, будто я оказалась в другом измерении. – Роуан задумчиво поглаживала старые платья, висевшие в шкафу. – Подумать только! Она всю жизнь прожила в этой комнатке… Боже! Какие жуткие обои! Майкл, смотри! Там, кажется протечка.
– Совсем маленькая, солнышко. В таком огромном доме, как этот, это вполне естественно. Однако шпаклевке, похоже, конец.
– Шпаклевке конец? Что ты хочешь этим сказать?
– Видишь, как она покоробилась? Придется все делать заново. Работы дня на два.
– Ты просто гений!
Майкл в ответ лишь со смехом покачал головой.
– Здесь есть и ванная комната, тоже очень древняя. – Роуан продолжала изучать свои новые владения. – Интересно, как это все будет выглядеть после ремонта и уборки?
– Ну, я-то, поверь, это очень хорошо представляю. И точно знаю, что и как нужно сделать.
Последней из больших комнат на этаже была комната Карлотты – просторная, мрачная, словно пещера. Черная кровать с четырьмя столбиками и выцветшими оборками из тафты, несколько стульев, покрытых чехлами, книжная полка со справочниками и трудами по юриспруденции… От затхлого запаха у Роуан кружилась голова. Здесь тоже лежали четки и молитвенник, а кроме них – пара белых перчаток, серьги с камеями и нитка бус из черного янтаря.
Читать бесплатно другие книги:
