Прогрессор галантного века Васильев Николай

– Да-а. Мы, Бельские, находимся с воцарением императрицы Елизаветы в опале. А все потому, что мой отец, Андрей Бельский, оказался верен присяге и не поддержал свержение законной императрицы Анны Леопольдовны. Благодаря вмешательству моего дяди, Алексея Петровича Бестужева, его не казнили и не сослали в Сибирь. Ему даже позволили воевать против Швеции в 1742 году, и если бы он отличился, нас бы реабилитировали. Но он утонул в море по пути на войну. А теперь дядя вновь подготовил указ о реабилитации – в связи с моим выходом в свет.

– Значит надо представляться. Когда?

– Я родилась 24 апреля, за день до дня коронации императрицы. Вот 25 и надо прибыть в Кремль, в Елизаветинсий дворец

– Мой срок будет, наверное, подольше: сначала княгиня должна повращаться в свете вместе с тобой, а уж затем поражать светских завсегдатаев диковинкой в моем лице.

– Ты часто поражаешь меня, Алекс, своими выражениями: прогноз, сконцентрированы, завсегдатаи…. Где ты их берешь?

– В основном, это переводы с английского, так как я не могу подыскать похожих русских слов. Ну что, светлая госпожа, наше время истекает. Пора скакать обратно?

– Пора…. А, вот еще: ты все зовешь меня госпожой, а сам уже мне тыкаешь, а не выкаешь….

– Простите, пресветлая, больше не буду.

– Нет! Приказываю продолжать тыкать, мне так больше нравится! Ну, хотя бы наедине?

– Яволь, майн херц! Ноу проблем, майн херц!

– Алекс! И дурака передо мной больше не валяй! Будь по-прежнему героем из романа Ричардсона

            Глава восьмая. Двойной бенефис

Двадцать пятого апреля княгиня и княжна Бельские отправились в собственной карете в Кремль, на торжественный молебен в честь 12-летней коронации Елизаветы Петровны на царствование. Обе были причесаны и разодеты самым пышным образом в бархатные платья зеленого цвета: салатного оттенка у княжны и огуречного у княгини. Впрочем, сверху в связи с еще прохладной, да и ветреной погодой на них были обширные суконные накидки. Кроме кучера и слуг на запятках кареты решили взять с собой и Александра Бартона с пистолетами и шпагой – типа, для защиты от уличных татей. В связи с этой своей функцией он предшествующим вечером потренировался на задах поместья в стрельбе и перезарядке пистолетов, остался собой недоволен, но не отказываться же от чести….

По пути Сашка активно крутил головой, разглядывая московские улицы, в том числе и с целью запоминания пути. Карету немилосердно трясло, и он вспомнил, что собирался заказать мастеровитому кузнецу изготовление рессор да времени не нашел. В пути они почти не разговаривали, а занял он с полчаса. Кремль показался Сашке чужим и, как бы, обшарпанным. Народа же в нем и перед ним собралось полным-полнешенько. Впрочем, солдаты с помощью рогаток сумели как-то движение народа зарегулировать и карету княгини, после осмотра поданной ей бумаги, в Кремль пропустили. Они оставили ее возле других карет на какой-то площади и пошли втроем к Успенскому собору – хотя уже без накидок, пистолетов и шпаги. На входе Сашке даже пришлось потолкаться, оберегая дам, а очередной распорядитель, узнав их имена, указал место, где можно было еще встать – в задних рядах, разумеется. После чего оставалось ждать появления главных действующих лиц шоу – императрицы, великого князя и княгини и митрополита с присными.

Благодаря высокому росту Сашка и Ксения (бывшая на каблуках) смогли обозревать площадку перед алтарем, куда явились, наконец, названные фигуранты. Елене Петровне с ее 160 см оставалось вести себя стоически и просто молиться и слушать. Впрочем, Сашка, встав за спиной княгини, брал иногда ее за локотки и тихонько приподнимал над толпой. В первый раз Елена его беззвучно пожурила, но и одарила сияющим взглядом, а потом воспринимала подъемы спокойно.

Императрица в самом деле была высока (может, тоже из-за каблуков?), дородна, курноса и показушно лучезарна. Ее небесно-голубое платье посверкивало искусно рассеянными бриллиантами , а густые светлые волосы были, против обыкновения, заплетены в толстую косу, уложенную вкруг головы и увенчанную сплошь покрытой бриллиантами сферической короной. «Ну, блин, вылитая Тимошенко!» – беззвучно хохотнул Сашка. Рядом с ней стоял хиловатый тип, явный иноземец, а под руку с ним тянущаяся кверху мадам. «Понятно, парочка взаимных ненавистников, Петр и Катерина, бывшая Софи. А вокруг? Детина за спиной Елизаветы, видимо, Иван Шувалов, другой детина поодаль и постарше – Разумовский, обочь должны быть Петр Шувалов, Бестужев, Воронцов, Апраксин, а также представители древних боярских родов (Голицины, Шаховские, Трубецкие, Милославский….), но кто из них кто, черт разберет…. Впрочем, вон тот, самый пожилой, представительный подходит под описание Бестужева. Ну а бабенки? Все мельче Елизаветы и писаных красавиц среди них что-то не видно, один гонор. Моя Елена куда их краше…. Хотя в толпе встречаются миленькие лица, встречаются….»

Сама служба скоро стала в тягость Сашке, который был закоренелым безбожником и на попов всегда смотрел с недоумением. Но тут с верой не шутят – и он стал полегоньку обезьянничать, то есть бить поклоны и бормотать религиозную чепуху. Наконец, митрополит благословил императрицу на дальнейшее царствование во славу русского народа и православной церкви, и та вместе со свитой двинулась к выходу из собора. «Славься, матушка царица,– возликовал Сашка, – за два часа управились!» и подхватил дам под руки. Елена с удовольствием на руке повисла, Ксения не снизошла.

На выходе из храма к ним подошел тот самый пожилой сановник, которого Сашка спрогнозировал канцлером, и поклонился вежливо Елене Петровне: – Здравствуй, сестрица.

– Здравствуй долгие годы, брат.

– Это твоя Ксения? Не узнал. Настоящая красавица. А это что за молодец?

– То учитель Ксении, Алекс Бартон, из Англии. Потом про него расскажу.

– Потом так потом. Готовы ли предстать перед государыней?

– Готовы, граф. Когда?

– Прием во дворце вот-вот начнется.

– Говорил ли ты с ней о нас?

– Говорил. Все будет хорошо. Если только Ксения на последующем обеде, а также во время бала не оплошает.

– Я ее усиленно готовила.

– Тогда пойдем. Учителя оставьте тут.

Было давно за полдень, когда дамы вернулись к карете из дворца. Были они сыты, оживленны и тотчас бросились утешать Алекса («обреченного здесь скучать и голодать») и стали угощать прихваченными с пира пирогами. И очень удивились, что он, оказывается, интересно провел время в компании слуг и уже с ними перекусил. «Они знают столько баек, – оправдывался Сашка, – да и я им порядком рассказал о том, что в мире делается».

– Ты, Саша, нигде не пропадешь, – констатировала с некоторым прискорбием княгиня. – Перекати-поле: сегодня здесь, завтра там, то княжну улестишь, то служанку, тебе все едино….

– Виноват, светлая госпожа. Они еду разложили, у меня аппетит и разыгрался….

– Вот, вот, – не отступала княгиня. – Девка перед тобой заголится, а княжны поблизости не будет, куда деваться….

– To argue with a woman is useless (Спорить с женщиной бесполезно), – припомнил Сашка английское выражение

– Что? – спросила Бельская.

– Простите еще раз, госпожа. Это английская поговорка о бесполезности спора с женщиной: она всегда окажется права.

– Матушка, – вмешалась княжна, – Я думаю, что Алекс просто умеет доминировать в любом обществе – так, как это делал Петр Великий. А это завидное мужское качество.

– Вот, вот, он и над тобой сумел доминировать. Смотри, дева, прокляну, если согрешишь! На тебя у императрицы такие планы….

– Матушка! (Госпожа!) – раздались голоса, полные укоризны.

– Ладно, угомонитесь. Пора на бал ехать, в Головинский дворец. Тебе, Саша, опять придется развлекаться в обществе слуг и кучеров – но только потому, что я не догадалась взять для тебя одежду и парик, приличные для танцев. В другой раз наверстаешь, балы государыня дает часто.

Бал начался уже в сумерках. Стало заметно холодать, и челядь развела в обширном дворе несколько костров. Сашка подсел к одному, но вопреки предсказанию Бельской не стал балаболить с народом, а направил глаза и уши на обширные окна парадного зала. Видел он, впрочем, только хрустальные люстры, но музыка, хоть и приглушенная, была слышна. Вот зазвучал торжественный полонез, и Сашка представил, как шествие танцевальных пар возглавили Елизавета и молодой Шувалов (или все-таки Разумовский?), за ней двинулись Петр и Екатерина (или уже наглая Воронцова?), потом…. Может быть, Петр Шувалов и Куракина? Ладно, чего гадать, сподоблюсь когда-нибудь узреть…. Более важно с кем там мои Елена и Ксения будут танцевать….

А вот наступил черед менуэтов: титити-ти та-та-а, титити-ти та-та-а, та-та-та-та-та-а, та-та-та-та-та-а, тити тити тити та-та-а…. Вдруг Сашка представил себя со стороны и заулыбался: очень уж он был похож то ли на пса, то ли на осла из «Бременских музыкантов». Только почему-то ему не так смешно, как грустно…. В этом минорном настроении в голову неожиданно пришли те мысли, которые он от себя до сих пор отгонял: а ведь у него должна быть (как у всякого порядочного попаданца) задача или даже сверхзадача – что-то поменять в этом мире. Но что и как? Конечно, он меняет его уже своим фактом присутствия…. Может детишек настругать, над чем сейчас с княгиней и трудится….. Может развитие музыки, танцев и в целом культуры ускорить…. Или следует совершенствовать вооружение русской армии? Но если музыка у меня в голове, то состав бездымного пороха или устройство ружей, пушек я не знаю ведь совершенно…. Помню более или менее тех, кто из сильных мира сего в опалу попал или помер…. Тьфу, в ясновидящие только не хватало влипнуть…. Ладно, окажусь среди этих «сильных» (а в обществе княгини это неизбежно), тогда ситуация и подскажет приложение послезнания.

Месяц уже высоко был на звездном небе, как музыка во дворце смолкла, но свечи остались гореть. Сашка припомнил, что в привычках императрицы было сделать перерыв на ужин, а затем танцы возобновлялись, хоть и в более узком (человек на триста, ха-ха!) кругу. Вошли ли Бельские в этот круг? Оказалось, еще нет. Впрочем, подошедшая к карете княгиня утверждала, что они с Ксенечкой просто устали, так как им совершенно не давали отдохнуть назойливые кавалеры. По дороге домой она сочла своим долгом рассказать Алексу о ходе бала, перечислила всех, с кем танцевала она и кого осчастливила Ксения, особо выделив танец дочери с Иваном Шуваловым, который был «невероятно куртуазным и обходительным».

– Мама, это ведь я с ним танцевала, а не ты! – вспылила Ксения. – Позволь мне судить, был ли он куртуазен. Так вот, главное чувство, которое он испытывал, танцуя со мной – боязнь! Он очень боялся, что императрица обратит на нас внимание и решит, что его куртуазность со мной чересчур велика. Потому улыбка его была фальшива, глаза пусты, а руки холодны!

– Впрочем, да, он тебе не пара. Зато Владимир Голицын, танцевавший с тобой англез, по-моему, был очень горяч! И рост и возраст – все тебе подходит!

– Да? А знаешь, что он подсунул мне записку, в которой приглашает на свиданье «на лоне природы»?

– Дай сюда! И правда: завтра, после обеда, «на лоне природы, недалече от твово дома, на среднем Неглинском пруду. Твой В.». Вишь, какой скорый! Сегодня познакомился, а завтра свиданье на пруду!

– Боится, чтобы кто не перехватил, – вставил молчавший до того Сашка.

– Не зря боится, – с язвинкой ответила Ксения. – Не глянулся он мне. Простоват, двух слов связать не может. Хотя да, горяч, все руки мне истискал.

– Так ты поедешь на это свиданье? – спросила княгиня. – Я тебя, конечно, одну не отпущу, присмотр будет.

– И не подумаю. На роль любовника он не годится, а быть замужем за индюком – доля незавидная.

– Ксенечка! Девочка моя! О каких любовниках ты говоришь!? Я не узнаю тебя: это ты за день так повзрослела?

– Да насмотрелась уж. Этот любовник той, та любовница этому. И все при женах и мужьях!

– Ты права, моя милая. Мне тоже современные нравы сильно не нравятся. А тон задает императрица, которой вовремя не удалось выйти замуж….

– Она вроде бы скоро уезжает в Петербург? – спросил Саша.

– В начале мая, – ответствовала княгиня. – Но перед этим объявила весеннюю охоту на вальдшнепов и утей. Особо пригласила на нее Ксению. Послезавтра – первый день охоты окрест ее любимого Покровского.

            Глава девятая. Драма на охоте

В первый день охоты, конечно, не охотились, а лишь съезжались из всех концов Москвы и подмосковных поместий в Покровский дворец Елизаветы и проверяли там ружья, боеприпасы и снасти. Прибыло около 300 участников (ближний круг и особо приглашенные), сотворившие конечно много пальбы. Пирушки в первый вечер не было, так как выезжать надо было рано поутру. Ксению, обрядившуюся в мужской охотничий костюм, привезли туда в коляске с пристегнутым к ней жеребцом, навьюченным ружьем и пистолетами. Кучер должен был найти себе угол в деревне и ждать окончания охоты. Елена Петровна, очень боявшаяся, как бы чего с дочерью не случилось, послала конного Сашу (тоже до зубов вооруженного, в том числе шпагой) тайно за ней приглядывать. И он должен был самостоятельно подыскать себе жилье и замаскироваться. Решили одеть его в подобие то ли охотничьего, то ли тирольского костюма, надеть парик прусского типа и наклеить небольшие усики – получился очень бравый немецкий мужчина, так что Ксения его в порыве чувств расцеловала (в щеки, господа, в щеки).

Поиск жилья у Сашки затянулся и, в конце концов, ему пришлось заночевать в соседней деревне, верстах в пяти от Покровского. Крестьянская семья, приютившая его, очень дивилась на невесть откуда взявшегося немца, который объяснялся на дикой русско-немецкой смеси, но достал из торбы добрую жменю гречки, заплатил за ее приготовление и съел на ночь с удовольствием (остатков хватило на завтрак всей семье). Кроме того каждому ребятенку, коих было в семье девятеро, он дал по петушку на палочке! Впрочем, спать немцу пришлось в бане, так как на лавке в доме к нему сразу сползлись клопы.

При первых признаках рассвета отчаянно зевающий Сашка оседлал свою Машку, развешал по бокам ее ружье, пистолеты и шпагу и потрусил к Покровскому, где еще со вчерашнего дня надыбал скрытный пункт наблюдения. Он едва успел: только залег за Машку, как из дворца к конюшне повалили охотники и стали седлать в утренних сумерках своих коней (в основном с помощью конюхов). Княгиня снабдила его подзорной трубой, и он с удовольствием стал разглядывать озабоченное и оттого по-новому симпатичное личико Ксении, которую выхватил наметанным взглядом даже среди развернувшегоя сумбура. Но вот всадники в сопровождении легавых потянулись из ворот усадьбы и стали строиться вдоль дороги. Когда подтянулись последние, на крыльцо дворца вышла грандиозная в своем охотничьем костюме Елизавета и ее ближники, им тотчас подвели обвешанных оружием коней, подкинули в седла, и они пронеслись вдоль строя, сразу возглавив кавалькаду. «Пора и мне за ними, а то ведь убегут» – засобирался Сашка и поднял из-за пня Машку.

Вся орава проскакала вместе версты две, до обширного, покрытого водой и камышами болота, по краю которого и стала рассыпаться. Сашка вновь издалека выглядел Ксению и, держась в редколесье на избранной дистанции, стал двигаться параллельно ей. Вдруг на правом фланге цепи, где была императрица, загрохотали выстрелы, а потом вразбежку и по всему фронту. Охота на уток началась. Следивший за Ксенией Сашка видел, как она тоже подняла ружье и выстрелила над камышами. Потом совершила ряд манипуляций с ружьем (засыпка пороха меркой и трамбовка его пыжом, засыпка дроби меркой и вновь пыжевание), подняла, подождала, выстрелила, обрадованно закричала и опять приступила к зарядке. Этот цикл повторялся в ее исполнении раз за разом. «Вот это упорство!» – оценил студиозус. «Мне и смотреть-то уже надоело, а она шпилит и шпилит».

Часа через два после восхода солнца стрельба стала утихать, утки, видимо, встали на крыло и улетели из этого негостеприимного водоема. Всадники вместе с собаками стали выбираться к дороге. Неожиданно возле Ксении появился высокий молодой охотник и стал жестикулировать. Сашка припал к окуляру трубы, увидел раздосадованное лицо Ксении и перевел трубу на приставалу. «Жлоб, – враз оценил он мужика. – Хотя по одежке, видимо, сиятельный. Это что, он ее хватает что ли?». Сашка взлетел на лошадь, ударил ее каблуками под живот и помчался к болоту. На берегу он увидел катающийся клубок тел, спрыгнул на землю, но приметил боковым зрением возле лошадей еще двух молодых охотников, сноровисто забивающих пыжи в ружья. Сашка выхватил шпагу, рванул к ним и двумя резкими шлепками клинка заставил выронить ружья. Из их запястьев засочилась кровь, лица побледнели. «Если вмешаетесь, убью!» – внятно сказал Сашка, спихнул ружья в болото и побежал к борцам. Впрочем, мужик уже победил и, сжав мощной дланью обе кисти Ксении, стаскивал с нее штаны. Сашка вытянул его плоской стороной шпаги вдоль спины, а когда тот от боли и негодования оглянулся, ударил от всей души эфесом по темени. Тот повалился на свою жертву, но попаданец столкнул его ногой на землю. Бросив взгляд на подручных насильника («стоят как миленькие….»), он взял Ксению за руки и заставил сесть. По щекам ее побежали обильные слезы, губы задрожали, силясь выговорить какие-то слова, но вместо этого она зарыдала. Сашка посмотрел бешено в сторону свидетелей, вскочил на ноги и пошел к ним, держа в руке шпагу. Те попятились, желая, видимо, спрятаться за лошадьми, но он сказал грозно «Стоять!» и они замерли. Он подошел, посмотрел им поочередно в глаза, вспомнил, что по легенде он немец и велел низкорослому:

– Вязать его!

– У м-меня нечем….

– Снимать камзол, рубашка, делать ленты унд вязать!

– У меня рука болит, не могу….

– Делать нога, рвать здоровая рука, теперь вязать…. Ленты остаться, надевать камзол, подставлять свои руки. Шнеллер, шнеллер…. Теперь сидеть, думать о жизнь.

Тут он повернулся к Ксении и увидел, что она уже встала на ноги и приводит в порядок свою одежду. Сашка подошел к бездвижному телу и подержал пальцы на сонной артерии: пульс редкий, слабый, но был. «Теперь можно успокаивать девушку» – решил он и сказал:

– Майн фреляйн, я рад, что все остаться карашо. Глюпый думкопф! – пнул он бесчувственное тело.

Ксения оторопело посмотрела на Алекса, потом вспомнила, видимо, как клеила ему усы и слабо улыбнулась.

– Я Вам, сударь, очень благодарна. Если бы не Вы, эти негодяи уже утопили бы меня в болоте….

– Нет, нет, госпожа! – заорали связанные. – Таких целей у нас не было!

– А какие были? – грозно спросил немец.

– Никаких у нас не было, – сказал низкорослый и кивнул на лежащего. – Это ему захотелось княжну попугать….

– Кому ему? – не отступал немец.

– Он княжне знаком….

– Ваш светлость, кто это? – спросил немец.

– – Это Владимир Голицын, сын князя Бориса Васильевича….

– Что будем делать, ваш светлость?

– Пусть они остаются здесь, – сказала Ксения уже решительным голосом. – Помогите мне уехать.

Когда они удалились от болота на полверсты, Ксения, ехавшая бок о бок с Сашкой, вдруг повернулась к нему, обхватила руками за плечи и припала к груди, всхлипывая:

– Сашенька! Не отдавай меня никому! Пожалей!

Заскорузлое сердце бывалого юбочника ворохнулось в груди и сжалось в сладкой тоске. Он стал на автомате поглаживать спину и плечи несчастной девушки и вдруг заговорил:

– Я и не хочу отдавать, Ксенечка, не хочу! Ты моя славная девочка, моя! Мы с тобой как брат и сестра….

– Я не хочу быть тебе сестрой! – запротестовала княжна. – Хочу быть женой, любить тебя и рожать от тебя детей, которые будут такими же многознающими и благородными….

– Ксения! Ты ведь знаешь, что у меня любовь с твоей матушкой….

– Пусть! Но я ей признаюсь в своей любви к тебе, и она от тебя отступится….

– Ох, Ксения…. Ты забыла, что носишь княжеский титул, что у тебя полно родни, которая не допустит свадьбы с худородным, никому не известным иностранцем и к тому же протестантом….

– Многие иностранцы, живущие в России, приняли православие…. Или тебе оно очень не нравится?

– Не нравится, – вдруг выпалил Сашка. – Хотя я и английских пасторов не люблю. По-моему, и попы и пасторы дурят людям головы. Ты уж прости меня за эти слова….

– Сашенька….Так ты подобен Эпикуру и Демокриту, которые не верили в богов?

– Ксения! – спросил потрясенный Сашка. – Кто тебе рассказывал об этих древних философах?

– Мьсе де Пюи, – смутилась княжна. – Я много крамольного от него узнала. Он пытался таким образом меня увлечь, склонить к любви…. Но тут появился ты и всех затмил.

            Глава десятая. Приглашение, от которого нельзя отказаться

К вечеру того же дня Ксения и Сашка вернулись домой. Княгиня очень удивилась, но услышав рассказ дочери о нападении, всплеснула руками:

–Чуяло мое сердце, что с тобой там может что-то случиться! Не зря я Сашеньку послала! Защитник наш единственный!

И пала на грудь Сашке. Тот стоял и лупал глазами поверх головы княгини на Ксению. Та красноречиво молчала.

– А что императрица? Сильно гневалась на Голицына?

– Я ей не сказала об этом случае. Просто отпросилась с охоты, пожаловалась, что плечо прикладом отбила. Голицын же при мне там не появился.

– Ну и ладно. С их родом поссориться – навек полсотни врагов нажить. Мы на этого паскудника иную управу найдем, будет случай.

В начале мая двор императрицы засобирался в Петербург. Сама она уже уехала (любила стремительно, налегке передвигаться), но вдруг Бельским принесли от нее записку с приглашением в столицу. «Хочу еще посмотреть на тебя и дочь твою вблизи». Начались хлопоты по переезду. Первым делом Елена Петровна навестила брата-канцлера (который еще завершал московские дела), и тот обещал снять достойный ее звания дом. Стали было увязывать мебеля (которые в те времена возили за собой, в том числе и императрица), но тут вмешался Сашка и порекомендовал купить мебель в столице или нанять сразу меблированный дом. Бестужев подтвердил, что так сделать можно и впервые посмотрел на «учителя» с подобием уважения.

К тому времени из учителей у Бельских остались Алекс и де Пюи: при этом второй исключительно для тренинга первого. Переезд Алекса был сочтен само собой разумеющимся. Он, наконец, вспомнил про рессоры, походил по окрестным кузням, но лишь в одной встретил природного энтузиаста, который вник, загорелся, сходил сам к дому Бельской, сделал все обмеры кареты и наметил места крепления. Через 5 дней от него прибежал мальчик с известием, что заказ сделан. Сашка вместе с княгиней подъехал к кузне в карете и мастер со своим подручным споро закрепили под ней рессоры. Княгиня велела кучеру сделать пробный проезд по улице туда-сюда, приятно удивилась плавному ходу, одарила «Сашеньку» счастливой улыбкой и выплатила кузнецу обещанную сумму. Сашка отвел кузнеца в сторонку и сказал:

– Думаю, ты понимаешь, какую жар-птицу сейчас в руках держишь? (Мужик закивал). Можешь делать рессоры впредь от своего имени, но советую спрятать их в прямоугольный деревянный кожух – чтобы зеваки прохожие полагали, что это просто толстая деревянная балка. Потом кто-то кожух разобьет и обман выяснится – но за это время ты карет 30-50 своими рессорами снабдишь и деньги за них получишь изрядные. Так?

– Так, батюшка.

– Ну, наживайся, да княгиню Бельскую благодари. Может, когда еще чего ей исправишь.

– Здрав будь, добрый человек. Век не забуду твоего ума и доброты.

Сборы заняли две недели. Свободная от них княжна настояла, что ее знания по истории и географии все еще не на высоте и потому встречи с Алексом на уроках продолжила. Сашка обучал ее на полном серьезе, но княжна почему-то многие его рассказы встречала взрывами смеха. «Людовик 14 стал из жантильного кавалера унылым блюстителем нравов? Ха-ха-ха!». «Лжедмитриев было три и каждому из них люди верили? Ха-ха-ха!». «У Владимира, крестившего Русь, было 800 наложниц? Как у турецкого султана? Ха-ха-ха!». «Залив по-русски губа, а мыс – нос? Ха-ха! А лбом что-нибудь называется? Обтесанная ледником скала? Ха-ха-ха!». При этом у нее появилась потребность часто прикасаться к Саше (наедине она стала называть его именно так), брать его за руку, а также просить вынуть из ее глаза ресничку, дунуть ей в уши от сглаза (?) и даже почесать между лопаток (самый кайф!).

Их идиллия была прервана сообщением княгини, что все к переезду готово и надо ехать. Однако следовало дождаться сообщения от Бестужева о найме для них дома, а его пока не было. Тут княгиня вспомнила, что обещала устроить Алексу проверку его владения шпагой и пригласила на обед своего давнего приятеля, графа Андрея Толстого (бывшего в ее памяти хорошим фехтовальщиком). Тот приехал, с удовольствием откушал, а также полюбезничал с попавшей в фавор к императрице Ксенией, удивился ее образным знаниям европейской истории и согласился оценить поединок на шпагах двух учителей княжны. Княгиня пригласила его пройти в класс, но граф улыбнулся и предложил провести бой во дворе: так сказать, в реальной обстановке.

Сашка и Антуан вышли с учебными шпагами на центр земляного двора, изъезженного колесами карет и изъязвленного копытами лошадей (хоть и приглаженного отчасти метлой дворника) и встали в позицию – так, чтобы солнце светило им сбоку. По сигналу графа поединок начался и француз, верный своей натуре, резко пошел вперед, производя финты и реальные выпады. Сашка, впрочем, его приемы давно изучил и стал уклоняться от каскада атак глубоким маневрированием по всей площадке, успевая бросать взгляды на землю, чтобы не споткнуться. Хитрый француз продолжил атаковать со стороны солнца, на что Сашка ответил контратакой с оппозицией (то есть силовым отведением его шпаги гардой) и последующим пируэтом, в результате чего против солнца оказался де Пюи. Воспользовавшись секундным ослеплением противника, Сашка тоже провел серию выпадов и прогнал француза назад метров десять. Тот успешно отбивался, но вдруг упал назад, зацепившись каблуком за какую-то неровность. Он сразу перекатился в сторону и вскочил на ноги со шпагой наизготовку, но Сашка знал, что успел бы его проколоть на земле.

Он дал ему развернуться боком к солнцу и ввязался в обмен выпадами, переводами, батманами и захватами. При большей длине рук его шансы на укол были предпочтительнее, но француз не даром ел свой хлеб. Надо было рискнуть, и Сашка сделал шаг, резкий выпад (не достигший цели), стал как бы падать, но вдруг толкнулся передней ногой, выпрыгнул снизу с вытянутой шпагой в направлении противника и ткнул клинок в туловище. Ксения не удержалась, на французский манер захлопала в ладоши и крикнула «Шарман!», Елена Петровна поддержала «Молодец!», а граф улыбнулся, подошел к Сашке, потрепал его по плечу, сказал «Классический флэш!» и протянул золотой 5-рублевик. Сашка растерялся, посмотрел на княгиню (она чуть кивнула) и с поклоном взял монету.

            Глава одиннадцатая. И вот столица!

Дорогу в столицу одолели за 10 дней. Княгиня ехала не спеша, нагрузив сундуками кроме кареты еще две телеги и взяв с десяток служанок и слуг, в том числе Соцкого (де Пюи получил окончательный расчет, а также крупную премию за подготовку Алекса и, похоже, утешился). По пути кортеж сворачивал то к одному поместью, то к другому, в которых жили родственники или приятельницы Бельской, и там путешественников встречали неизменно с русским хлебосольством. Сашку княгиня представляла «эсквайром из Ливерпуля», который путешествует по России из любознательности и согласился быть попутчиком Бельских в трудной дороге. Приятельницы кивали и «пронзали» юношу взглядами, пытаясь понять его истинную роль меж путешественницами. Он оставался верен себе, в приличествующий момент овладевал застольной беседой, и вскоре хозяева начинали хихикать, а то и до слез хохотать над его байками и анекдотами. Впрочем, один раз ночевали в заезжей избе, где им категорически не понравилось, и потому еше две ночи спали в карете, завернувшись в шубы (дворня, естественно, на телегах и под телегами).

Наконец, прибыли в Петербург и направились на Фонтанку близ Апраксина переулка, где стоял нанятый дом (ближе к центру, извинялся в письме Бестужев, свободных домов не было). Дом двухэтажный, достаточно большой, но княгине сначала не понравился. Что делать, придется обживать. Впрочем, век куковать она в нем не собиралась – зимой вместе с Елизаветой снова в Москву. Сашка тоже осмотрел все комнаты, удовлетворился качеством воды из Фонтанки и решил-таки обустроить в господской половине ватерклозет, а также горячий душ. Просматривая интернет, он наткнулся как-то на оригинальную идею водяного насоса – в виде металлической бочки, установленной на верхнем этаже (до высоты 6 м над уровнем близрасположенного водоема). В нее наливают небольшое количество воды (2 литра), под ней разводят огонь (например, в маленькой печурке), вода закипает и горячий воздух выходит из нее – через шланг в верхней крышке бочки, а нижний конец шланга погружен в водоем. Когда пробулькивание воздуха в воде прекращается, огонь тушат, бочка начинает остывать и понемногу засасывать воду в бочку (для заполнения 200-литровой бочки достаточно часа). Сливной бачок готов (если врезать в него еще выпускной патрубок). По такому же принципу устраивается душ – только нижний конец шланга опускается в другую бочку, наполненную уже согретой водой (на кухонной печке нижнего этажа). Простота исполнения ему так понравилась, что он идею насоса запомнил.

С благословления княгини Сашка заказал изготовление двух сливных железных бочек с патрубками и одной простой, медных ванны, душевого рожка и дугообразно изогнутого сливного патрубка для стульчака, а также большого набора труб из черной жести для слива вод и пошив двух длинных брезентовых рукавов-шлангов. Ну а стульчак и септик соорудили собственные мужички. Через декаду после приезда Сашка, отчаянно волнуясь, провел «испытание» ватерклозета и перевел дух: вода исправно бежала в стульчак, нигде не подтекала да и вони никакой не чувствовалась! Еще через пару дней была оборудована ванная комната, которую тотчас взялась опробовать княгиня – и как же она радовалась, как одаривала ночью своего никем не превзойденного изобретателя и мужчину!

Да, хоть Ксения и призналась матушке, что влюблена в Сашу, та уступать его дщери и не подумала, разумно полагая, что блажь эта у нее пройдет. Вот закружится в придворной жизни и череде балов да маскарадов, завяжет новые знакомства, а там предложения о замужестве последуют. Да и вообще: может он и «сквайр», но разве ровня княжеской дочери? Хорош, что там говорить, но не ровня. Ну, а пока желательно не оставлять их наедине – только и всего.

А их жизнь в самом деле переменилась, после того как они явились в Летний дворец императрицы. Та первым делом их отечески отругала, за то, что не спешили на ее приглашение. А затем представила список праздников, поездок и балов, на которых им желательно быть. Числились там, впрочем, и богомолья в монастырях – к счастью непродолжительные. И закружились барыньки в «вихре удовольствий», после которых у Елены Петровны жутко гудели ноги (благо, ванная в доме ожидала!), а у Ксении все чаще болела голова.

Сашка же балдел. Он впервые оказался предоставлен самому себе и, покончив с обустройством быта, стал просто гулять по столице (благо денежку кое-какую Елена ему выдала), заглядывая в разные ее уголки. В одном оружейном магазине ему приглянулись трехствольные пистолеты и короткоствольный штуцер, в другом – хищно изогнутая польская карабела (в перспективных планах Крылова стояло научиться фехтовать саблей) – но покупать их он пока не стал. В магазине картографическом долго стоял перед развешанной на стене картой современной Европы и вот ее все-таки купил – для Ксении (ну и сам поизучает, конечно). Зашел в парикмахерскую, где ему предложили сделать самую модную прическу «а ла Катоген». Завис он здесь на два часа, после которых его подвели к зеркалу, и он увидел в нем типичного французского аристократа середины века: два ряда локонов на висках (накладка, конечно) и зачесанные назад собственные волнистые напудренные волосы, хвостик которых перевязан черной лентой. Ну, блин, Бред Питт и Джонни Депп в одном флаконе! Молодец, куафюр, держи монету!

Дело было к обеду, и Сашка решил посетить трактир, уже примеченный им на Невском проспекте, который держал, естественно, француз, мсье Шарден. Внутри было свободно, комфортно и публика приличная, хоть немногочисленная. А главное он услышал характерный стук шаров слоновой кости, доносившейся из соседней комнаты. Здесь есть бильярд, замечательно! Сашка в своем Можайске им очень в школьный период увлекался и достиг известности – в узком кругу, конечно. Но грешить тоже надо в определенной последовательности: сначала чревоугодие, потом игра на деньги (в то, что играют здесь не на фанты, он не сомневался). Вот и метрдотель с предложением столика и меню. «Ну-ка, удиви закормленного студента…. Уже удивил: в меню названия как по-французски, так и по-русски! Ага, супы: de julienne (овощной с мясом), de poissone (рыбный), au fromage (сырный) и еще 10 названий, уже более специфических. Ну, рыбный не хочу, сырный может быть на любителя, тогда жульен! А вторые блюда? Десятки названий! Так…. так.... Устриц поопасаюсь, фуа гра пропущу…. Пусть будет фондю бургиньон (кусочки говядины, обжаренные в масле), к ним, конечно помме де терре, то есть картофель, ну и попробую тушеные артишоки – авось не отрава. Вино? А ну его на фик, еще не вечер и женщин рядом нет. Вот кофе закажу – посмотрим, как его в этом веке готовят. Все, пожалуй»

Весьма довольный обедом (и артишоки заценил и кофе, а пикантное мясо! А суп, всем супам суп!), Сащка вошел в бильярдную и встал у стены. На него тотчас зыркнули другие зрители числом три, а двум игрокам было, конечно, фиолетово. Одеты все на первый взгляд прилично (четыре гражданских, один офицер), но на второй заметна подержанность и одежд и лиц, оживляемых преимущественно азартом. Сашка перевел взгляд на бильярд и чуть улыбнулся: русский вариант игры уже в ходу. Но тотчас поморщился: «Лузы широковаты, борта и поле жесткие, на киях нет нашлепок. Придется заказать стол привычной конструкции, ну а кий с нашлепкой сделаю только себе: пусть голову поломают, почему у меня удары более замысловатые. Потом пригляделся к технике игроков: что ж, ничего особенного, накатов и оттяжек почти нет, обводок тоже (оно и понятно, без нашлепки кий просто прямолинейная палка). В ходу тихие удары на точность, толчки кием только в центр шара. Но подача кия у обоих игроков ровная и глазомер отличный. Так что я погожу с ними играть этими деревяшками, уроют и денежки заберут». Дождавшись конца партии, он сделал общий поклон компании и вышел вон.