Сарум. Роман об Англии Резерфорд Эдвард

– Я.

Денег потребовалось не так уж и много, и Джейн с восторгом взялась за обустройство усадьбы.

– Вот как счета составим, я потребую с вас проценты за мой вклад, – объяснила она Уилсону.

Нововведения он воспринял как неизбежное зло и хозяйствовал с прежней невозмутимостью, не выказывая ни излишней признательности за помощь, ни дерзкой самоуверенности.

Первым делом Джейн заставила его обзавестись овцами гемпширской породы и объяснила, чем и как их кормить. За советами она постоянно обращалась к местным арендаторам и землевладельцам, которые с готовностью делились своим опытом, хотя и удивлялись ее неожиданному интересу к сельскому хозяйству.

– Навоз для полей на западных склонах дешевле закупать на стороне, – однажды заявила она.

Уилсон ошеломленно посмотрел на нее, но возражать не стал.

В остальном Джейн вела себя разумно – держалась особняком, в каждодневные дела не вмешивалась, уверяла Уилсона, что всего лишь печется о финансовом состоянии усадьбы, однако раз в неделю приезжала в Уинтерборн.

Дети Уилсона по-прежнему жили у методистов в Барфорде.

– Вы вдовец, за детьми присматривать некому, – напоминала ему Джейн. – А там их грамоте обучат…

Впрочем, и сама Джейн исподволь многому научилась у Уилсона. Окружающие не догадывались, зачем она так часто уезжает на взгорье, а она часами бродила с Уилсоном по холмам, с огромным удовольствием слушая его рассказы о природе и о жизни на пустынной возвышенности.

К Джетро Уилсону вернулись силы и уверенность в себе. Всякий раз, приезжая в усадьбу, Джейн все больше убеждалась, что он неразрывными узами связан с окружающей местностью. Уилсон представлялся Джейн диким зверем, воплощением первозданной мощи. Когда он неторопливо бродил по пастбищам или сидел на валунах, наблюдая за овцами, Джейн невольно сравнивала его с ящерицей, греющейся на солнце. Когда он всматривался в затянутый тучами небосклон, то становился похожим на хищную птицу, сокола или коршуна, а когда расставлял силки у кроличьих нор, то ступал легко, по-кошачьи.

В церковь он не ходил, и Джейн не пыталась его заставлять, да и трезвенником не стал, как хотелось бы Мейсону, однако запои прекратились. Теперь он уделял больше внимания своей внешности, одевался чисто, был аккуратно причесан, а в черных глазах све тился ум. Он наверняка пользовался успехом у женщин, однако Джейн никогда не видела его со спутницей.

Ей нравилось проводить с ним время. Он умел отыскать скромные полевые цветы в зарослях дрока, посреди безжизненного ландшафта за четверть мили замечал кролика или зайца, углядывал в живых изгородях певчих птиц – щеврицу или каменку, показывал Джейн крошечных насекомых – долгоножек и журчалок, – прячущихся среди камней и в редких пучках травы. Однажды с луга на склоне холма взлетели синие бабочки, дрожащим маревом повиснув в воздухе. Джейн, вскрикнув от неожиданности, схватила Уилсона за руку и счастливо рассмеялась. Иногда она делила с ним нехит рую трапезу – краюху хлеба и кусок сыра на обед или картофель с беконом на ужин.

Об этих прогулках Джейн никому не рассказывала, догадываясь, что лучше хранить их в тайне, лишь призналась Даниэлю Мейсону, что ссудила Джетро Уилсону денег поправить хозяйство. Теперь Уилсон раз месяц приезжал в Сарум повидаться с Мейсоном и навестить детей.

– Мы их в методистской вере воспитываем, как подобает, – гордо заявлял Мейсон.

Сама Джейн ничуть не сомневалась, что помогает Уилсону из бескорыстных побуждений.

Однажды она услышала, как старуха, хлопоча на кухне в усадьбе, бормочет себе под нос:

– Вот дура-то, даром что из благородных… От него бабам одни беды, а ей и невдомек…

Джейн не придала никакого значения этим загадочным словам, решив, что старуха выжила из ума.

После Благовещения в Солсбери проходила ежегодная весенняя ярмарка, где в основном заключались сделки о закупках сукна и шерсти. Джейн очень хотелось внести уют в дом Уилсона, однако, боясь показаться назойливой, она просто объявила, что делает ему подарок, и вручила деньги на приобретение пледов и одеял.

Один из каноников на соборном подворье пригласил дядюшку Стивена на чай, и Джейн, воспользовавшись долгожданной передышкой, велела Уилсону зайти к ней, чтобы обсудить хозяйственные расходы.

В особняк Шокли Уилсона впустили с заднего крыльца, которым обычно пользовались слуги. Джейн приняла его в библиотеке. Он со сдержанным любопытством оглядел книжные шкафы и бюро, где хранились конторские книги и счета. Сам он никогда ничего не записывал, хотя Джейн знала, что грамоте он обучен.

– Вот, ознакомьтесь, все хозяйственные расходы, – сказала она, протягивая ему исписанные страницы. – В июле продадим овец и ягнят, а с коровами, полагаю, стоит повременить до декабря. Ну и зерно…

Он взял лист с конторки и подошел к окну, вдумчиво изучая колонки цифр. Джейн, глядя на его узкое лицо, освещенное лучами заходящего солнца, невольно улыбнулась: мистер Портерс, человек образованный, всегда тушевался, приходя к ней в гости, а Джетро Уилсон, бедный крестьянин, держался непринужденно, как истинный джентльмен.

Уилсон, улыбнувшись, вернул ей листок; пола сюртука с шорохом скользнула по кожаной обивке кресла, и звук этот почему-то очень взволновал Джейн.

– Мне в Барфорд пора, – сказал Уилсон.

– Да-да, конечно.

После его ухода Джейн вышла на соборное подворье, где встретила взволнованного мистера Портерса.

– Мисс Шокли, тут к вам посетитель приходил…

– Да, – мило улыбнулась Джейн. – А вы откуда знаете?

– Я случайно заметил… – покраснев, сказал он. – Шел по делам и…

– И что же вас остановило?

– Видите ли, мисс Шокли… – Он смущенно отвел глаза. – Если я не ошибаюсь, к вам приходил Джетро Уилсон.

– Да, – ответила Джейн, не считая нужным пускаться в объяснения.

– Позвольте… не сочтите за дерзость… Мистер Мейсон говорил, что вы по доброте душевной печетесь о благополучии его несчастных детей…

– Мы с мистером Мейсоном считаем, что добились некоторых успехов в его перевоспитании.

– Некоторых успехов?

– По-моему, мистер Портерс, такого человека, как Джетро Уилсон, полностью перевоспитать никому не под силу, – произнесла Джейн.

– Разумеется… – с облегчением вздохнул Портерс. – Странно, что он к вам пришел.

– Да, весьма странно.

Портерс замялся, с трудом подыскивая слова:

– Вам вряд ли известно о его… гм… о его репутации.

– О его репутации? – удивленно переспросила Джейн.

– Говорят, что у него есть дети… на стороне, – неохотно объяснил он.

– Ах, вот как!

– По-моему, с ним надо обращаться весьма осмотрительно, – сказал Портерс, отвесив Джейн учтивый поклон.

– Благодарю вас за совет, мистер Портерс, – с обворожительной улыбкой ответила Джейн и направилась к Хай-стрит.

Теплый апрельский ветерок ласково овевал ее щеки.

Летом дела в усадьбе изменились к лучшему, хотя о доходах говорить было рано. Джейн время от времени приезжала в Уинтерборн; в дом ее не приглашали. Однажды она заметила в окне женское лицо, но, памятуя о словах Портерса, нисколько этому не удивилась, – в конце концов, какое ей дело до личной жизни Уилсона.

Иногда она ловила его пристальный взгляд и невольно задавалась вопросом, какие чувства он к ней испытывает.

Ей очень хотелось что-нибудь ему подарить, но приличия этого не позволяли; однако если она приезжала в усадьбу к обеду, то всегда привозила с собой что-нибудь из съестного. Впрочем, подарки детям Джетро принимал, хотя и не рассыпался в благодарностях.

«Он и впрямь как кот – сливки слижет, а спасибо не скажет», – с улыбкой думала Джейн.

По дороге домой она пыталась представить себе женщин, с которыми Уилсон водил знакомство. Кто они? Деревенские девушки, крестьянские жены? У нее не возникало желания узнать их поближе. Изредка, размечтавшись, она воображала себе иную жизнь – и любовь… А потом со смешком пришпоривала лошадь и пускалась в галоп по пустынному взгорью, чтобы холодный ветер остудил разгоряченные щеки.

В июле, после торговой ярмарки, они с Уилсоном рассорились.

Джейн, проверив счета, пришла к выводу, что к марту, когда настанет время возобновлять аренду, дела усадьбы наладятся окончательно, однако получать стабильный доход с пятидесяти акров невозможно, а значит, надел необходимо расширить. Она навела справки среди управляющих имениями в округе и, разузнав все необходимое, сказала Уилсону:

– Весной высвобождается пятидесятиакровый участок в полумиле от Уинтерборна. Если взять его в аренду, то сотня акров принесет хорошую прибыль.

– Нет, мне столько земли не нужно, – отрезал он.

– Но это же гораздо выгоднее! – изумленно воскликнула Джейн.

– Мне и так хватает.

– Нельзя упускать такую возможность…

– Возможность? – повторил он, окинув взглядом деревушку в долине и гряды холмов, убегающие к горизонту. – Мне моих возможностей достаточно.

Джейн понимала, что он имеет в виду, но ей очень хотелось помочь.

– Вы взгляните, я тут все подсчитала…

– Подсчитала она! – презрительно фыркнул Уилсон. – Не нужны мне ваши подсчеты, я и без них проживу.

Он резко повернулся и пошел прочь.

Домой Джейн вернулась в глубокой задумчивости.

Неделю спустя, проходя по улице, она увидела, как подвыпивший Уилсон забирается в телегу. Джейн поравнялась с ним, однако он с ней не поздоровался.

«Люди из простого народа так грубы и невоспитанны! – подумала она. – Связываться с ними – только время попусту тратить».

Уилсон, щелкнув кнутом, надвинул на лоб широкополую шляпу. Лошадь тронулась.

– Вы пьяны! – громко сказала Джейн, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих.

Телега доехала до угла. Уилсон обернулся, пристально посмотрел на Джейн и с нарочитой медлительностью приподнял шляпу.

Джейн две недели не приезжала в Уинтерборн.

На Джетро она больше не сердилась, понимая, что он пытается сохранить свою пусть примитивную, но свободу. С ее стороны глупо было его ограничивать, навязывая ему свою точку зрения.

«Он – как дикий зверь», – думала она и все же видела в этом некий вызов. Как укротить этого зверя? Как приручить его? Нет, в один прекрасный день она все-таки убедит Джетро в необходимости арендовать еще пятьдесят акров земли…

Приехав в Уинтерборн, Джейн не стала упоминать ни о размолвке, ни о пятидесяти акрах, а разговаривала спокойно, даже несколько отстраненно. Они с Уилсоном стояли на вершине холма, глядя на усадьбу в лощине, на меловую стену сада, на старую шелковицу. Внезапно Джейн перехватила взгляд Уилсона, и на мгновение ей почудилось, что здесь, в этой пустынной глуши, в этом скрытом от мира уголке, их связывают какие-то неведомые древние узы.

– Может быть, вы позволите мне и в вашем доме кое-что изменить, – шутливо предложила она, усаживаясь в седло.

В Михайлов день на ярмарке Уилсон задерживаться не стал, потому что все сделки заключил неделей раньше. Первый день ярмарки Джейн провела на крытом рынке, где нанимали слуг – ее горничная Лиззи собралась замуж, надо было искать ей замену, – и лишь на второй день занялась счетами усадьбы Уилсона.

Джейн ожидал приятный сюрприз: Уилсон продал зерно, овец и коров по весьма выгодным ценам. Если и в декабре удастся выручить столько же, то… Джейн так звонко расхохоталась, что дядюшка отправил к ней слугу узнать, не случилось ли чего.

Торговая смекалка Уилсона и успех, которого он добился в первый же год хозяйствования, вызывали у Джейн невольное уважение. К обеду она закончила составлять счета и на радостях решила немедленно отправиться в Уинтерборн, поделиться с Уилсоном хорошими новостями, хотя ранее договорилась с ним, что приедет только через неделю.

Уилсон, освещенный лучами полуденного солнца, спускался с пастбища на взгорье.

– Взгляните на плоды ваших трудов! – воскликнула Джейн, протягивая ему конторскую книгу.

– Я такого и не ожидал, – признался он, изучив счета.

– Я очень рада вашим успехам. А давайте за это выпьем?! – внезапно предложила она. – У вас пиво найдется?

Пиво нашлось.

– Теперь денег хватит на починку крыши, – как бы между прочим сказала Джейн, пригубив прохладный освежающий напиток из большой оловянной кружки.

– Ага, – согласно кивнул Уилсон.

– Протекает?

– Немного.

Джейн задумчиво поднесла кружку к губам. Ей очень хотелось осмотреть дом, но приличия не позволяли об этом попросить. Неожиданно ей пришло в голову простое решение.

– А у ваших детей своя комната?

– Да, под самой крышей, – ответил он, вставая.

По узкой деревянной лесенке они поднялись на второй этаж. Два маленьких оконца в детской спальне выходили на обе стороны дома; низкий потолок заставлял пригнуть голову. В комнате стояли две кровати, сосновый комод и деревянная лошадка-качалка. Джейн осторожно погладила жесткую гриву лошади.

– Я ее для дочки сам выстрогал, – пояснил Уилсон.

– Так вы еще и плотничать умеете?!

– Без этого крестьянину нельзя.

– Да, конечно.

Джейн, выйдя на лестничную площадку, мельком глянула в распахнутую дверь напротив.

– Это моя спальня, – негромко сказал Уилсон.

Джейн перешагнула порог.

В дальнем конце комнаты стоял большой дубовый сундук, напротив него – комод красного дерева; на вешалке у двери висел длинный халат. Кровать была застелена белым покрывалом, расшитым синими цветами.

«Наверное, жена вышивала…» – подумала Джейн.

Скромно обставленная комната дышала уютом.

Джейн подошла к окну, посмотрела на деревеньку в лощине и обернулась.

Как странно… Они с Уилсоном – из разных миров, и невидимую черту, их разделяющую, переступить невозможно. В особняк Джейн Уилсона пускали только с черного хода, для слуг, и не дальше гостиной. В дом Уилсона Джейн полагалось входить через парадную дверь.

Джетро молча стоял у порога. Высокий, красивый… Здесь, на взгорье, сословные различия как будто исчезали, не имели значения. Кто он здесь, в своем доме? Джейн было все равно.

Солнечные лучи струились в окно, согревали ей плечо. В комнате немного пахло пивом – приятный, легкий аромат. Джейн окинула взглядом спальню, присмотрелась к синим цветам, вышитым на белом покрывале.

Уилсон замер, не спуская с Джейн внимательного, понимающего взора, словно бы читая ее мысли.

От выпитого пива Джейн разморило.

Она снова посмотрела на Уилсона.

Он улыбнулся, не говоря ни слова.

Они глядели друг на друга, окутанные волшебной пеленой молчания. На белое покрывало легла тень оконного переплета.

Сердце Джейн билось ровно и размеренно.

Зачарованное молчание стекало с овеянных ветрами древних холмов, заливало долину и русло зимнего ручья, ждущего осенних дождей, наполнило деревушку, сад, огороженный меловой стеной, и спальню, где Джейн и Уилсон безмолвно смотрели друг на друга.

Удивление Джейн сменилось внезапным пониманием, смешанным с восхищением. Отчего ей так легко и спокойно в присутствии Джетро, будто они всю жизнь знакомы?

Джетро неторопливо, не сводя с нее глаз, протянул руку и прикрыл дверь. Чуть слышно стукнула деревянная защелка. Зачем? В доме все равно никого не было…

Сердце замерло, а потом забилось быстрее.

Джейн стояла у окна. Никто не преграждал ей путь. Всего-то надо – пройти к двери.

Джетро не двигался, глядел на Джейн спокойно и невозмутимо, будто они встретились посреди соборного подворья.

Она осталась у окна.

Неужели сейчас произойдет невозможное – то, о чем она не могла и помыслить в свои тридцать лет… в тишине особняка на соборном подворье…

Она даже мечтать об этом не решалась.

Она с улыбкой поглядела на белое покрывало с синими вышитыми цветами – такое знакомое, будто не раз виденное, – и перевела глаза на Джетро.

Она ни о чем не просит. Если он не сдвинется с места…

Он медленно, осторожно, как к птице на ветке, приблизился к ней.

Джейн повернулась ему навстречу. Солнечные лучи согревали спину. В ушах зашумело, как будто внезапно со склонов побежали бурные потоки. Такого с ней никогда прежде не было…

Он не произнес ни слова. Зачарованную полдневную тишину не нарушало ни единого звука, лишь где-то на дальних холмах еле слышно щебетали птицы.

Как он хорошо ее знает…

– Тебя так долго не было, – обиженно проворчал дядюшка Стивен. – Я заждался. Твои поездки верхом занимают слишком много времени.

– Этого больше не повторится, – ответила Джейн.

Вечером, принимая ванну, она думала об одном: то, что произошло, и в самом деле больше не повторится.

Джетро понимал это не хуже ее.

Ни старуха в усадьбе, ни батрак, ни мальчишка-подпасок не подозревали о случившемся.

Если об этом узнают в Саруме, репутация Джейн будет погублена навсегда. Дядюшка Стивен, по праву главы семьи, откажет ей от дома. В светском обществе Солсбери принимать ее не будут. О замужестве можно забыть. Имя Шокли навсегда покроется несмываемым позором.

Джейн подавила невольную дрожь – так во сне срываются в ужасающую черную бездну и, очнувшись, радуются чудесному спасению.

Она дала себе слово, что ничего подобного больше не повторится.

В Уинтерборн она приехала спустя три недели.

Уилсон учтиво поздоровался с ней, почтительно приподняв шляпу. Джейн украдкой поглядела на батрака и подпаска, – похоже, они ничего не знают.

– Прошу вас, забудьте обо всем, – улучив минутку, шепнула она Уилсону.

Он молча кивнул и, как обычно, подставил руку, помогая Джейн сесть в седло.

Джейн задрожала.

Жизнь шла своим чередом.

Джейн приезжала в Уинтерборн два раза в месяц, надолго там не задерживалась. Крышу так и не починили. В декабре Уилсон выгодно продал коров; к весне принесут приплод гемпширские овцы…

Январь выдался снежным, а в феврале Стивен Шокли снова захворал и в очередной раз объявил себя при смерти. Джейн целый месяц не отходила от постели больного.

По ночам, лежа без сна, она честно признавалась себе, что страстно желает встречи с Джетро Уилсоном. Ей очень хотелось приехать в усадьбу; однажды она даже вскочила на лошадь и отправилась на заснеженное взгорье, но у Олд-Сарума опомнилась и повернула домой.

В начале марта Стивен Шокли неохотно признал, что здоровье его пошло на поправку. Джейн, памятуя о том, что подходит срок возобновления аренды на усадьбу, решила съездить в Уинтерборн.

Тем временем Сарум готовился к празднованию радостного события – свадьбы Альберта-Эдуарда, принца Уэльского, старшего сына королевы Виктории, которая состоялась 10 марта 1863 года. По всей Англии ее отмечали пиршествами и торжественными шествиями.

Утром 10 марта Джейн, отправившись на прогулку по соборному подворью, увидела, как из здания капитула вышел Уолтер Гамильтон, епископ Солсберийский, в сопровождении каких-то незнакомцев. Джейн учтиво поздоровалась с епископом и с любопытством заглянула в капитул, где к ней подошел один из каноников.

– Ах, мисс Шокли, нам выпала такая честь…

– Что случилось?

– Сэр Джордж Гильберт Скотт, знаменитый архитектор согласился принять участие в реставрации собора, но сначала решил ознакомиться с результатами трудов Генри Клаттона. Хотите взглянуть?

Джейн давно не была в великолепном восьмиугольном здании капитула, с огромными окнами и изящной центральной колонной. Клаттон превосходно отреставрировал резные барельефы на стенах. Переходя от арки к арке, Джейн восхищенно рассматривала древние изображения, вытесанные неведомыми средневековыми мастерами; библейские сюжеты навевали мысли о стародавних временах. Ее внимание привлекли фигурки Адама и Евы, дышащие наивной простотой. Джейн с улыбкой вспомнила Джетро Уилсона.

У северного входа в собор, на лужайке певчих, она встретила Даниэля Мейсона.

– Мисс Шокли, Джетро Уилсон поручил мне вернуть вам деньги! – запыхавшись, воскликнул он и радостно добавил: – С процентами! Я ему объяснил, что пяти процентов вполне достаточно.

Джейн удивленно уставилась на него:

– Вы о чем?

– Ах, вы не знаете? Он уехал.

– Куда? – ошеломленно спросила она.

– Ему какой-то родственник ферму на севере завещал. Похоже, землю наследуют не только кроткие[60], но и бывшие пьяницы.

Перед глазами Джейн все плыло; особняки на соборном подворье кружили в безумном танце.

– А как же усадьба?

– Уинтерборн? – переспросил Мейсон. – Так ведь срок аренды истек… Вот Уилсон вам ссуду и вернул, с процентами, а детей из Барфорда забрал и уехал. Говорят, ферма хорошая, сыроварня там, где-то на севере. Повезло ему…

Джейн рассеянно слушала Мейсона. Как же так? Джетро уехал, даже не попрощавшись…

– А где ферма?

– Не знаю. Где-то на севере, – повторил Мейсон.

– Благодарю вас, – непослушными губами вымолвила Джейн и направилась к дому.

– Мисс Шокли, так когда мне деньги принести?

– Попозже, мистер Мейсон, попозже.

Спустя четверть часа Джейн, переодевшись в черное платье для верховой езды и предупредив горничную, что вернется к ужину, торопливо вышла с подворья на Хай-стрит.

Джетро уехал… Впрочем, этого следовало ожидать. Она и сама его избегала. И все же сердце сжималось от боли.

Улицу заполнила шумная толпа. Джейн недоуменно поморщилась. Что происходит? Куда они все идут?

На углу Нью-стрит она столкнулась с великаном.

Господи, да ведь это же праздничное шествие! Джейн совсем о нем забыла. Как обычно, в Солсбери ни один праздник не обходился без традиционных символов древней гильдии портных – Великана и его верного коня Хоб-Ноба. Великан, наряженный в костюм вельможи прошлого века, медленно двигался вперед. Громадное лицо – маска, потемневшая от времени, – находилась вровень с окнами второго этажа; голову венчала треуголка, в зубах дымилась длинная глиняная трубка.

– Пропустите! Дайте пройти!

Джейн бесцеремонно расталкивала зевак, пытаясь протиснуться сквозь людской заслон, но, как в кошмарном сне, ее снова и снова оттесняли назад.

Дети с восторженным визгом бросились наутек от Хоб-Ноба; толпа на мгновение расступилась, и Джейн рванулась вперед, но шутовской конек стремительно преградил ей путь. Она попыталась его обойти, однако Хоб-Ноб настырно гарцевал вокруг, к несказанному удовольствию зрителей, которые подбадривали его громкими криками и заливисто хохотали.

– Прочь с дороги! – завопила Джейн, изо всех сил хлестнув плетью по шутовской лошадиной морде.

Фигляр под маской взвыл от боли.

Зеваки, с ужасом переглядываясь, поспешно уступали Джейн дорогу.

«Простую крестьянку наверняка бы затоптали», – подумала она.

Двадцать минут спустя Джейн вскочила на лошадь, которую вывел из стойла перепуганный конюх, и отправилась в Уинтерборн.

В усадьбе не было ни души. Ветер ворошил солому на крыше; меловая стена сада растрескалась от мороза. Джейн вздохнула и направилась к деревне.

– Ну что, опять к нему пришла? – раздался дребезжащий старческий голос.

Под деревом у тропы стояла старуха, презрительно глядя на Джейн.

– Где он?

– Уехал, и слава богу.

– Куда он уехал?

– Куда Джетро Уилсон уехал? – язвительно переспросила старуха. – И чего это всем он вдруг понадобился…

– Куда он уехал? – настойчиво повторила Джейн.

– На север, под Эдингтон, – неохотно ответила старуха и объяснила, как туда добраться.

Джейн нетерпеливо пришпорила лошадь.

– Не связывайся с ним! – крикнула вслед старуха.

Джейн пустила лошадь вскачь: путь до Эдингтона неблизкий, к вечеру надо вернуться домой.

С вершины холма она взглянула на деревеньку в лощине, с необычайной ясностью вспомнила, как бродила здесь с Джетро. Нет, она должна с ним попрощаться…

К обеду, когда на взгорье разыгралась буря, Джейн уже проделала много миль по пустынным холмам. Перед ней расстилалась поросшая вереском равнина; еще пять миль – и начнутся зеленые долины, а там и до Эдингтона недалеко.

Небо затянули тяжелые тучи, набухшие дождем. Джейн лизнула палец, пытаясь определить направление ветра. Если пересечь вересковую пустошь наискосок, можно уйти от бури.

Через пять минут она вымокла до нитки и уже не разбирала дороги.

Серое небо зловеще потемнело.

Спустя четверть часа Джейн поняла, что заблудилась.

Через какое-то время она проехала мимо круглой выемки, быстро наполнявшейся дождем, а чуть дальше в косых струях ливня возникли очертания крытых повозок.