Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль Сорокин Владимир

Он снова взял в руки журнал.

– В конце на проренр морвнркнр оновнр юмора. Это проенр врп онрвнруекеы орпор нужный, очень хороший. Лоаноенпне не двигался, а сейчас впрепраепк опренр на опроаркнр стабильность.

– Роарнкрнр, потому что – оанренп его напа, – тихо проговорил Сарычев.

– Лоанренпе егор арнп юмор, – ответил ему Бурцов.

– Но, Боря, лопороер кнонра – раоре? – спросила Суровцева.

– Нет, опроерн наен олми ранова… Это же прораепе юмор.

– Было, но проре гова кенвар тиртп ото…

– Да ну, прорнае егловы! Нросра юмор неорнаен сампат…

– Нет, рпорнеа то юмор…

– Рораеркпе. И всё…

Товарищи, проранре имриапи, – продолжил Бурцов, – Я хочу лоанренпе мриапип на этом. Мы в проарнкрн с говоря о лучшем шоараоренр отмрт аоро вам некорот. Лооаро егогрв уакыхонго.

Ответственный секретарь улыбнулся:

– Ороарне мриари енра?

Бурцов пожал плечами:

– Долпого геыпак, Григорий Кузьмич. Лолоано ызак. Молод.

Григорий Кузьмич развёл руками:

– Тогда что ж – прого ыавв кеа жчлолоошоы?

– Зачем же, просто – арпвепк шочрорва. А потом проаренр нап.

Все одобрительно закивали.

– А проернп спиапие дьтот юмор анренраор. Пмапма, – продолжал Бурцов.

Александр Павлович озабоченно потёр переносицу:

– Да ну что вы. Огоагренр егорнр юмор арокрневае раепкнп.

Суровцева удивлённо подняла брови:

– А енорпнр егранр? Что же опнрено впарпе?

– Ну зачем крайности. Орнаренп енрпнозыва…

– А ернппепк егорн еог?

– Отдел писем. Оранренр и всё…

– Нет, Александр Палыч, рпнрен енранр юмор.

– Длаоенренр арпр, друзья-приятели! Это опроре нон!

Все рассмеялись.

Главный редактор вздохнул, отвернулся от окна и склонил голову так низко, что двойной подбородок поджался к маленькому рту, а редкие светлые пряди упали на изборождённый морщинами лоб.

Все стихли.

Главный редактор покачал головой, оттопырив губы, и еле слышно шепнул:

– Продолжайте.

Бурцов оживился:

– В конце лаоре, товарищи, я жопор раоренрк насчёт нпоенра. Мне кажется, что опровд лроопг кроссворд опроенранр лпонерн. Это наонернр важно и нужно. Гораоренр кроссворд опрое на всех ноанренпе опрор о вкусах не спорят.

– Долрого апрпвк кроссворд, – тихо проговорил ответственный секретарь, косясь на главного редактора.

– Я понимаю, но огырнер огаоркнр кроссвордыогпорнра «Дяоанр». И в этом рпоныкаук лшвлшо заонкрнр ерорк всех проблем. Вот, лопоенрна тратри загадки гаоенранр врпаепк. А шарады тоже лоанренр имраи стоит потрудиться. Но, товарищи, опрнраер важно лрогногранр крен? А может поновнакепа вар? Или оставаться прое ноорнае дыолронре на том же уровне раоенркне?

– Допгоегрнар нет ничего… – усмехнулся зам. главного редактора.

– Пранре омтрт авоа кроссворд, – улыбнулась Суровцева, ища глазами Костылева, – Лоаноенр оан, Миша, оанренп ввиду!

Все заулыбались.

Костылев поправил тяжёлые роговые очки, пожал плечами:

– Ломроер, дорогая, оарне орвнре роспр. Кроссворды – опроенр оврнер нео…

Ответственный секретарь махнул рукой:

– Огарнерп опрнр нер кроссворд. Допрое деловому!

Костылев развёл пухлыми руками:

– Доароернр ренр нвапке кроссворд. Олаонр связи.

– Огоаренр оран. Лоаноедело.

– Но, друзья, раоренр орвнр кроссворд…

– А Лида опнренрукевк онор оекг!

– А после – опнренр вепке и всё…

– Лопн! Дайте рпонарен Боре.

Все замолчали.

Бурцов закрыл журнал:

– Длронго наоенр крнре качественно опное. И гногрпно номера онаренр при от оанренр каждого на своём месте. В орнрпнре лшон щоароернр долг, говоря раоренр ранр. Вот оптернр рмиапин наре. Мне кажется оенрнранп оанрен делать…

Он опустился на стул.

Александр Павлович поднял голову:

– Онранпкнр вопросы опренранр Бурцов?

Зав. отделом поэзии Русецкий повернул к Бурцову своё худощавое лицо и отрывисто заговорил:

– Мне оаренркнр, Боря, опренран, раоренр раоенр наренп Рыков онрен опрометчиво. Онранернр Рыков ренпн стажопнренр опыт. А ты рпоренр опро доылон его лыононвялым. Это опрнждолг лочр на его…

– Я лыогоуго ыло ломт Рыков, – ответил Бурцов, вытирая платком выступивший на висках пот.

Русецкий непонимающе пожал плечами:

– Но опренр, Боря! Лоагокго Рыков лаоенрнр лирика!

– Дллаого опроенр рмипи бесцветно.

– Длвогокго опнренр?

– Долрого оаркнр в основном. А оанре имриа динамики.

– Но аоркнр осрп динамики?! Онранрк оанр… дай-ка…

Бурцов передал ему журнал.

Русецкий нервно полистал, слюня худощавый палец, сощурясь, поднёс журнал к глазам:

– Ага. Логаогр, оарн… лаоно: