Учись видеть. Уроки творческих взлетов Москвина Марина

Глава 4

Чукча – не читатель

Я никогда не мечтала быть детским писателем. Что это за профессия, думала я, ни то ни се. В детстве я любила читать вполне взрослые книжки вроде Майн Рида или Жюля Верна, Вальтера Скотта или Фенимора Купера. А когда я вырасту, я думала, то буду просто искателем приключений. Стану путешествовать по всей Земле, встречать разных людей, пройду огонь, воду и медные трубы, а в глубокой старости я собиралась сесть в кресло у камелька, пропустить стаканчик грога, раскурить свою капитанскую трубку и рассказывать внукам о прожитой жизни, наполненной героическими подвигами.

Правда, я никак не могла дождаться старости и прямо в детстве так и норовила рассесться у камелька, раскурить трубку и уже начать свои рассказы. Ведь каждый день со мной происходили сногсшибательные события, о которых я готова была немедленно поведать миру, безбожно привирая, себя, разумеется, помещая в центр Вселенной, и эта черта – о ужас! – осталась у меня до сих пор.

И вот однажды мне в руки попадает книга рассказов Юрия Сотника: «”Архимед” Вовки Грушина», «Как я был самостоятельным», «Гадюка»… Я лениво начинаю листать, так, от нечего делать вчитываюсь и постепенно обнаруживаю, что эта книга… о моей жизни!

В точности такие ребята, как я, там дружат, врут, дерутся, сбиваются с ног в поисках какой-то неведомой птицы, строят подводную лодку, чуть ли не тонут в ней, попадают в глупейшие положения, но стараются выйти из них как можно достойнее, различными способами испытывают себя на храбрость – короче, писатель Юрий Сотник мне протянул тогда свою руку, и я ее с благодарностью пожала.

Тогда, я это отлично помню – пришла мне в голову мысль, что, наверное, тоже когда-нибудь стану писателем.

Потом я выросла и сто раз могла забыть об этом, правильно? Но нет! В один прекрасный день я забросила все свои серьезные дела и отправилась в литобъединение при Союзе писателей.

И тут выясняется, что ведут эту студию чудесный поэт Яков Аким и… Юрий Сотник!!! Вот это было здорово, когда ты мог не только видеть вблизи любимых писателей твоего детства, но и раз в неделю выслушивать их суровые речи.

Они были страшно суровы с нами, на всякий пожарный, чтоб мы не подумали, что, мол, детский писатель – это «сю-сю-сю» или «тяп-ляп».

Помню, одна поэтесса читала свое стихотворение, там у нее какие-то «девчушки» никак не могли изловить «солнечного зайчишку».

Юрий Сотник был к нам более снисходителен, чем Яков Аким.

– Что ж, в этом стихотворении есть «скелет», – сказал Юрий Вячеславович. – И по мысли ничего. Только слишком уж много уменьшительно-ласкательных суффиксов.

А Яков Аким:

– Юрий Вячеславович – рентгенолог, он усмотрел «скелет». Я же, кроме «девчушек» и «зайчишек», не вижу ничего.

– Но я ведь начинающая, – обиженно сказала поэтесса.

– Начинающий, – ответил Яков Аким, – должен начинать не с нуля, а с того хорошего, что было уже написано.

Я всегда вспоминаю его слова, когда обрушиваю на ваши головы целые миры, о существовании которых вы, как правило, ничего не слыхали. Сначала мы в поте лица своего наверстываем упущенное: читаем рассказы Николая Носова «Мишкина каша», «Фантазеры», «Тук-тук-тук», «Живая шляпа». Виктора Драгунского «Он живой и светится», «Где это видано, где это слыхано…», «Англичанин Павля»… Ну как же, как же вы ухитрились вырасти, не читая «Денискины рассказы»? Так и хочется вам сказать: растите обратно! Пока не прочитаете – не становитесь взрослыми! Иначе вы можете стать не такими взрослыми, какими следует, и вся жизнь пойдет наперекосяк.

У нас в университете античную литературу преподавала великая Елизавета Кучборская, маленькая, всегда в черном платье, я помню, как она, вскинув голову, трагически скрестив руки на груди, стояла на сцене огромной «коммунистической» аудитории и говорила такие слова:

– Человек, не читавший Гомера, даже НА ВИД отличается от человека, который Гомера читал.

Так и человек, не читавший «Денискины рассказы» Драгунского! Да у меня сынок Серёня, когда был маленький, как заболеет, ляжет в постель, настроение у нас с ним хуже некуда.

– Доставай «Двадцать лет под кроватью»! – говорит Серёня.

Этот рассказ Виктора Драгунского – жаропонижающий. Я даю вам честное слово: когда мы хохотали над тем, как Дениска засел под кроватью у Ефросиньи Петровны, у моего Серёни понижалась температура. И это неудивительно: Виктор Драгунский был по профессии клоун.

А Виктор Голявкин?! О боги! Как так получилось, что вы не читали безумно смешные рассказы писателя Голявкина? Там одна девочка все время опаздывала на урок. Уже все причины выдвинула, использовала все оправдания: автобус не пришел, будильник не зазвенел… Ну и решила что-то преподнести оригинальное и с препечальным видом сообщила учителю, что у нее брата шкафом задавило. Учитель чуть со стула не упал: «Как так?» – «Мама двигала шкаф и не заметила, как задавила сына…»

Приходит мама в школу, учитель ей с большим сочувствием: «Я знаю, у вас беда…» Она: «Какая беда?» Он: «У вас сына шкафом задавило». Она: «Вы что, с ума сошли?»

Ну и так далее.

Всю «Золотую библиотеку», когда-то выходившую в издательстве «Детская литература», вы обязаны прочитать, если хотите иметь со мной дело. Такие толстые красные книги в твердом переплете, где золотым – по красному: Юрий Сотник «Невиданная птица», Лев Кассиль «Кондуит и Швамбрания», Яков Аким «Девочка и лев», Валерий Медведев «Баранкин, будь человеком!», Юрий Яковлев «Багульник», Борис Житков «Избранное»…

Кстати, когда я училась на факультете журналистики на третьем курсе, мне приятель предложил подзаработать.

– Напиши, – он говорит, – моей подружке диплом. Она оканчивает филологический факультет МГУ, и ей надо быстро накатать о писателе Борисе Житкове.

Этой девушке несказанно повезло, вскоре она с отличием защитила мой диплом, потому что я как открыла «Морские рассказы» Бориса Житкова, так и влюбилась в него и позабыла обо всем на свете. Это был потрясающий человек! Чем только он не занимался с дикой страстью: музыкой, ботаникой, астрономией, учился играть на скрипке, ставил балеты в знаменитых русских операх, изучал звездное небо. Учился на математическом, потом на естественном отделении университета, окончил и начал учиться снова – на кораблестроителя. Участвовал в гонках яхт, пешком обошел юг России, стал штурманом дальнего плавания. Отправился в экспедицию на Енисей, обследовал его до самого устья, до Ледовитого океана, изучил енисейских рыб. Что интересно, судно для этой экспедиции ему прислали в разобранном виде – доски, части корпуса, куски надстроек… Борису Житкову пришлось собирать судно самому вместе с ярославскими плотниками, которые и лодки-то простой ни разу не строили.

Борис Житков объехал всю планету, побывал в кругосветном плавании, на корабле прошел путь от юнги до помощника капитана. Ему доверили в Англии, как абсолютному эксперту в этом деле, принимать или не принимать от английских заводов моторы для самолетов и подводных лодок!

В конце концов этот человек становится писателем. Можете представить, какая получилась проза – а он был талантливейшим прозаиком, это сразу понял Самуил Маршак. Именно Маршак потребовал от Бориса Житкова, чтобы тот рассказал, что пережил в своих странствиях по жизни.

^{У каждого писателя есть свой любимый герой, как человечек Никодим, сшитый мною по образу и подобию художника Леонида Тишкова. Его можно помещать в реальный и вымышленный мир. А главное, полностью с ним отождествиться, раздвинув до бесконечности собственные границы.}

Я умоляю вас прочитать «Три толстяка» Юрия Олеши. Не посмотреть по телевизору, хотя фильм получился замечательный: Тибул – Алексей Баталов, доктор Гаспар Арнери – Валентин Никулин, его экономка – Рина Зеленая… Но почитайте, вы увидите своими глазами, как пишутся такие удивительные, культовые, легендарные вещи. Юрий Олеша – особая фигура в русской литературе. У него была такая ответственность перед словом, будто бы от этого зависела жизнь людей, как у Бориса Житкова, когда он принимал моторы для самолетов и подлодок.

Однажды в буфете Центрального Дома литераторов к Олеше подошел знакомый писатель и спросил:

– Юрий Карлович! Вы почему так мало написали? Все, что вы написали, я могу прочитать за одну ночь…

– А я, – мгновенно ответил остроумный Олеша, – могу за одну ночь написать все, что вы написали.

Потом мы прочитаем с вами «Зависть» Олеши, «Ни дня без строчки» – все это учебная для нас с вами литература, нельзя стать полноценным пишущим человеком, не встретившись с ней в жизни, будет всегда чего-то не хватать, как иногда не хватает организму белков или витамина С.

Мы прочитаем Юрия Казакова – сначала его пронзительного «Арктура – гончего пса», дивную акварельную вещь «Голубое и зеленое», чуть позже – «Во сне ты горько плакал». Нет у этого писателя многотомного собрания сочинений. Но все, что он написал, – на вес золота.

«Волчик, волчинька» Вадима Чернышева – обязательно! «Белый Бим Черное ухо» Гавриила Троепольского – плачьте, а читайте. Единственный случай, когда Государственная премия по детской литературе была присуждена писателю, пишущему о природе, произошел давным-давно. Это был достойнейший Николай Сладков.

Я хорошо была знакома с Николаем Ивановичем Сладковым – таким великим знатоком птиц, зверей, деревьев и трав, что когда мы однажды сидели с ним в кино, шел какой-то американский детектив – погоня, убийство, расследование, еще минута, и выяснится, наконец, кто убийца, Николай Иванович вдруг наклонился ко мне и шепотом сказал:

– Слышишь? Слышишь? Во дворе у шерифа поет певчий дрозд…

Глубоким знатоком нашей планеты во всех ее подробностях и деталях был Юрий Коваль. Мы постоянно будем возвращаться к его прозе – читать и перечитывать рассказы «Алый», «Листобой», «Кепка с карасями», повести «Недопесок», «Пять похищенных монахов», «Самая легкая лодка в мире»…

Много больших и маленьких радостей на каждом шагу подстерегает нас в книжках Коваля. Они написаны по тем законам и заповедям блаженства, о которых говорил писатель Виктор Шкловский в своей «Теории прозы». (Почитайте книжку Виктора Шкловского – пригодится!)

Проза, говорил он, родилась около костров – остановок в пустыне. Разговоры на палубе, разговоры в ожидании, когда же, наконец, придет корабль, разговоры о самом замечательном и страшном в жизни человека. Прозой разговаривали усталые люди, и надо было сохранить внимание слушателя.

Мы будем вслух произносить вслед за Юрием Ковалем: «БИДОН ПАДАЛ В ПРОПАСТЬ, СЛОВНО ОГРОМНЫЙ СИЯЮЩИЙ СВИСТОК…», «Я ПЛЫЛ ПО ЯЛМЕ…», «КУМ ОКУЧИВАЛ КАРТОШКУ…», «ТОЛЬКО ОГНЕННЫЙ КАПИТАН КЛЮКВИН ВЕСЕЛИЛ ГЛАЗ»…

Вы чувствуете? Будто камешки перекатываются во рту, когда мы произносим эти фразы. Как слово «Клюквин» подлетает к нёбу, до чего оно славное на вид и заслуживающее внимания уха.

Нет, ни за что мы с вами не возьмем пример с печально известного чукчи из старого доброго анекдота. Если кто не в курсе – чукча сдает вступительный экзамен в Литературный институт. Его спрашивают: «Льва Толстого “Войну и мир” читал?» Он: «Нет». – «А “Преступление и наказание” Достоевского?» – «Нет». «А “Мертвые души” Гоголя?» Тогда он отвечает им гордо:

– Чукча не читатель, чукча – писатель!..

Мы будем с вами принципиально иными чукчами.

Глава 5

Барабаны и мандарины

В чем радость творчества? Во внутренней свободе! Поэтому когда вы решили что-то написать, садитесь и пишите без оглядки. Не останавливайтесь. Один мой приятель рассказывал, как его отец, известный таджикский писатель, сидел за столом и что-то сочинял, когда в Душанбе началось землетрясение. Все выбежали из дома – есть такое правило в районах с повышенной сейсмической опасностью. Но он не двинулся с места. Над ним раскачивалась люстра, пол, стены ходили ходуном, а он спокойно сидел за письменным столом и занимался своим делом. Когда опасность миновала, он, радостный, вышел семье навстречу и очень удивился, почему все такие встревоженные, а на полу валяются упавшие со стен картины.

Ныряйте глубже в самого себя, ищите в себе Творца и любыми возможными способами увиливайте от террора внутреннего редактора и контролера.

На первых порах внутренний редактор – это наш страх быть искренним. Что-то клокочет и хочет вырваться из самого сердца, но контролер не позволяет. «Ну и что в этом хорошего? – он спрашивает с упреком. – Зачем об этом кричать на целый мир? Что о тебе после этого подумают?»

Внутренний контролер сглаживает острые углы, полирует рельеф события и ощущения, гасит ослепительную яркость красок и всему норовит придать благопристойный вид.

Смело говорите, что вы хотите сказать. Не беспокойтесь, правильно это или нет, вежливо ли, уместно ли. Пусть это выплеснется наружу. Пишите о близком, о пережитом, о том, что накипело. Поймайте интонацию, которой вы разговариваете с самим собой, и шпарьте!

Я бы даже вот так сказала: не думайте.

У меня Артем Опарин третью работу на вольную тему пишет про «мандарину». Он так и называет почему-то этот фрукт – «мандарина». А чтобы не показаться однообразным, он эту «мандарину» разбавляет барабанами.

И вот он опять встает и торжественно читает заглавие своей новой вещи:

БАРАБАНЫ и МАНДАРИНЫ

«Я, наверное, уже всех задолбал, – читает Артем, – но я очень люблю две вещи: Барабаны и Мандарины. И ничего тут не поделаешь. Ну что же тут можно поделать? Можно только наслаждаться этим.

И все».

Молодец, Артем! Кайф в нашем деле – главное. Как говорят мудрецы, вообще надо поближе держаться к людям, которые находятся в любовных отношениях с Жизнью.

А пишущий человек в этом смысле просто совесть должен иметь: в мире и без него так много уныния и печали. Вы оглянитесь вокруг: мало кто не погружен в тоску и меланхолию. А, между прочим, уныние – точно такой же смертный грех, как и пустословие.

Корней Чуковский говорил, что сочинял стихи только в те редкие моменты, когда бывал по-настоящему счастлив.

Сказочник Сергей Седов ему вторит: «Праздником нужно делиться!

Одним только праздником, и больше ничем».

А если ты берешь трагическую тему, она должна быть так исполнена, чтоб очищала душу, а не погружала в беспросветное уныние. Это великое искусство. Им в совершенстве владели древние греки.

Мы же с вами покуда просто попробуем расслабиться перед пугающим своей белизной листом бумаги. Мы отпускаем себя и пишем все, что нам в голову взбредет, не выбирая выражений.

Лена Птицына

Пуся

Однажды летом, когда мы поехали на дачу, папа попросил своего друга дядю Пашу перевезти нас на машине. У дяди Паши на стекле машины была приклеена бумажка с надписью «В ремонт!» Никто этому не придал значения, мы загрузились и поехали.

Мы мчались по Садовому кольцу, когда нам стали все гудеть и выразительно вертеть пальцем у виска. Они нам вертят, а дядя Паша – им, пока у нас на полном ходу не отвалилось колесо. Машина резко затормозила, а мы все завопили, включая нашего кота Пусю, который до того напугался, что сделал свои дела в сумку.

Вот и вся история. Не знаю – это произведение искусства или нет.

Произведение, Ленка! Голову даю на отсечение – произведение! Все есть: интригующая завязка, леденящая кровь кульминация и запоминающийся финал. Если б ты не была такой лентяйкой, ты бы могла стать писательницей не хуже Надежды Тэффи. Борись с ленью!

Евгений Сабельфельд

Трудный немецкий

Прошлой осенью мы с другом ездили в Германию по туристической путевке. Там познакомились с хорошими девушками и пригласили их в кафе. Нам принесли кофе, сахарницу, мы спрашиваем у девушек:

– Вам сколько сахара?

Они говорят:

– Найн!

Я понял: «найн» – это девять, мы в школе с другом английский учили. И я им в чашки набухал по девять кусков.

Они надулись, кофе пить не стали, вообще потеряли к нам всякий интерес.

Потом мы узнали, что «найн» по-немецки значит «нет».

Евгений, да! Я просто онемела, когда услышала этот рассказ. Надо же – с самого первого раза – выдать такой короткий и завершенный сюжет!.. Молодец.

Света Собянина

Как мы брали интервью у карикатуристов

Наша очередная охота за «натурой» началась обычно: Марина объявила, что мы идем на выставку карикатуристов. Каждому из нас предполагалось по карикатуристу. Договорились брать по одному, пока те не выпили.

Зашли на выставку – кругом полно народу. Все карикатуристы, как положено, лысые или бородатые. Стол накрыт, шведский не шведский, но с него-то мы и начали. Наш брат втиснулся между бородатыми и лысыми и, протягивая друзьям то бутерброд с рыбкой, то с колбаской, на картины обращал внимание как бы между прочим, в дополнение к еде.

Явно пришло время кого-то «брать», но художники выпивали, а мы закусывали. Сквозь клубы сигаретного дыма я вдруг увидела длинного сутулого человека, которого наши вели в другую комнату. Это был знаменитый карикатурист Виталий Песков. Он что-то жевал на ходу и почти упирался, не понимая, чего от него хотят. Затем он уселся с сигаретой на шаткий стул, положил ногу на ногу и поначалу не хотел говорить о себе ничего интересного. Но потом разговорился так, что, когда его отпустили, еще три раза подходил к нам, просил включить диктофон, брал микрофон и сообщал все новые и новые сведения о своем жизненном и творческом пути. Дело кончилось тем, что он пригласил нас к себе на дачу на шашлыки.

Кстати, во время интервью к нам в подсобную комнату постоянно заглядывали разные люди с недовольными лицами. Видимо, завидовали и мечтали, чтоб мы у них тоже спросили о жизни и творчестве.

Но им в тот вечер не так повезло, как счастливчику Пескову.

Виталий Песков, блистательный карикатурист, автор многих тысяч веселых философских рисунков: одна из последних фотографий его жизни – на выставке карикатуры. Говорят, он в день рисовал по 15–20 великолепных картинок. Супер-наблюдательный человек, один из остроумнейших людей нашего времени, Песков пронизывает нас истинным взглядом карикатуриста, высвечивая сквозь оболочку обыденности скелет реальности. Он конструировал мир абсурдный, смешной, но глубоко правдивый, вот в чем дело. Незадолго до ухода Виталия в «Литературной газете» была напечатана его карикатура. Больной спрашивает у врача:

– Доктор! Я буду жить?

– А смысл? – задумчиво отзывается врач.

Света Собянина – это моя гордость. «Натура» поначалу ускользала от нее, но вскоре она поняла, что увлекательные сюжеты, разбросанные повсюду, – лишь только нагнись и подними! – плюс юмор – вот два могучих кита, на которых стоит детская литература. Так говорил Юрий Коваль.

«С уважением думаю об этих китах, – писал Юрий Коваль, – кланяюсь им, и особенно “киту” юмора. Юмор ведь не прием, это начало творческого отношения к жизни. А воспитание чувства юмора в конечном счете воспитание свободы души. От острой фабулы можно порой и отказаться, от юмора – нет».

Эту главу мы начали с того, что я с чистым сердцем порекомендовала вам взять ручку и писать как бог на душу положит, быстро, без оглядки, чтобы за вами при всем желании не смог угнаться внутренний контролер. Но теперь, когда мы почувствовали, что канал творчества нам удалось в себе отыскать и открыть, когда творческая энергия хлынула и затопила все вокруг, приходит пора включать самоконтроль и начинать серьезнейшим образом работать над слогом.

А то может получиться, как у одного моего знакомого: он взял ручку, раскрыл тетрадь, сел, полностью расслабился, даже зажмурил глаза, чтобы не отвлекаться, и начал ждать, какие тексты продиктует ему божественная муза. Он тихо ждал, совершенно неподвижно, пока рука сама начала стремительно что-то записывать в тетрадь.

– В голове не было ни единой мысли, только рука строчила слово за словом. Я весь отдался этому автоматическому письму, – он рассказывал мне, – лишь время от времени вспыхивала надежда: рождается что-то гениальное. Вот так под диктовку свыше писали исключительно великие прославленные поэты вроде автора «Божественной комедии» Данте Алигьери: «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу…»

Когда он открыл глаза в надежде прочесть шедевр, которому суждено покорить мир, то увидел тетрадный лист, сверху донизу исписанный словом «козел».

«Козел, козел, козел, козел, козел, козел…» – он читал, потрясенный, не в силах поверить собственным глазам.

Из этого поучительного случая мы должны сделать вывод: когда ты собираешься что-то написать, не стоит быть ни слишком напряженным, ни слишком расслабленным.

В самом себе надо отыскать такую точку, где ты и напряжен, и расслаблен одновременно. Вы спросите: как так? Это нелогично. Однако творчество – настоящая магия, его природа неподвластна законам логики.

Ты тут и живописец, пишущий красками картину, ты и музыкант, озвучивающий эту картину, все чувства должны быть обострены – теперь в тебе работает какая-то безумно сложная машина, которая все пробует на вкус, на цвет, на запах и на осязание.

А чтоб этот образ стал окончательно ясен, приведу пример самой серьезной работы над текстом, какую я видела в своей писательской жизни. На семинаре у Якова Акима и Юрия Сотника начинающий поэт стал читать свой стих о ручье: мол, бежит ручеек и всем рассказывает, что кончается зима. Последняя фраза такая:

– Ой, – вздыхал Яков Аким, – финал-то какой нехороший – тяжелый, многословный…

А Юрий Сотник:

– Яш, а может, так?

Все засмеялись, а Яков Аким – серьезно:

– Вот! Что-то вроде этого!

Глава 6

Назгулы, скачущие сквозь ночь

Обрушивать, обрушивать на ваши головы миры, о которых вы в своем уже вполне преклонном возрасте почему-то никогда и не подозревали, – вот моя скромная задача! И детские, и взрослые – эти миры я дарю вам без границ: Туве Янссон со всей долиной Муми-троллей! Счастливцы, в ваше время существует многотомник этой гениальной финской писательницы и художницы, награжденной Международной золотой медалью Андерсена. Знай себе – бери с книжной полки за томом том: «Муми-тролль и комета», «Шляпа волшебника», «Мемуары Муми-папы», «Последний ноябрь»… и наслаждайся своей сопричастностью к волшебной, полной приключений жизни в сказочном Муми Доле. Друзья мои! Вот она – настоящая литература без всяких «сю-сю-сю»: о жизни, о любви, об одиночестве, о старости и разлуке, верности и предательстве, о надежде и разочаровании, о бездомности и неприкаянности и о тепле родного дома. Да еще с удивительными рисунками автора!

Вообще почитайте сказочные повести скандинавских писателей! Есть хорошие вещицы: «Тутта Карлссон Первая и единственная, Людвиг Четырнадцатый и другие» шведа Яна Экхольма, а еще «Люди и разбойники из Кардамона» о незадачливых разбойниках норвежца Турбьёрна Эгнера.

Дальше. Эстонский писатель Эно Рауд – неужели не читали? «Муфта, Полботинка и Моховая Борода»? О трех маленьких человечках, спасших огромный город от океана кошек и претерпевших на своем жизненном пути множество катастроф и некоторое количество триумфов. Особенно мне дорог Муфта, который до встречи с этими двумя – Моховой Бородой и Полботинком – до того был одинок, что имел обыкновение отовсюду, куда его забрасывала судьба, писать и отправлять самому себе письма. А потом рыдать над ними, потому что там были такие его – самому себе – душераздирающие признания типа: «Дорогой Муфта! Мой бедный малыш! Тебе не понять, как несчастен я, адресующий тебе эти строки. Я так одинок, так ужасно одинок на этом огромном земном шаре. Мне некому пожать руку. Ты ведь знаешь, дорогой Муфта, что у меня нет ни единого друга…» – и дальше в таком духе. Смешная, приключенческая, теплая книжка.

И, между прочим, тоже занесена в международный Почетный список Ганса Христиана Андерсена.

Из этого же СПИСКА: «Бесконечная книга» немецкого писателя Михаэля Энде в переводе Татьяны Набатниковой. Сказочная повесть, по которой снят фильм «Бесконечная история».

И великая сказочная повесть «Томасина» – ее написал Пол Гэллико.

Боюсь, кое-кто пропустил в своей жизни огромное удовольствие: приключения «Ветер в ивах». Там автор, англичанин Кеннет Грэм, создал целый мир – практически без людей. Но его герои – Крот, Водяная Крыса, дядюшка Барсук, Жаба, достославный мистер Тоуд, дядюшка Выдра – до того славные существа: умники, авантюристы, путешественники, философы… Если вы в детстве прочитали «Ветер в ивах» – вы уже не вырастете каким-нибудь обормотом, а если не прочитали и уже выросли – о боже мой, скорее наверстывайте упущенное!

Послушайте, какая чудесная мелодия у этой прозы. Буквально первый попавшийся кусочек: короче, Кроту надоело приводить в порядок свой дом после долгой зимы, он швырнул кисть для побелки на пол и сказал: «– Все! Тьфу ты пропасть! Провались она совсем, эта уборка! – И кинулся вон из дома, даже не удосужившись надеть пальто. Что-то там наверху звало его и требовало к себе. (Это была весна!) Он рванулся вверх по крутому узкому тоннелю. И устремился через луг.

– Стоп! – крикнул ему немолодой кролик, появляясь в просвете между кустами. – Гони шесть пенсов за право прохода по чужой дороге!

Но Крот даже взглядом его не удостоил и в нетерпении зашагал дальше, мимоходом поддразнивая всяких других кроликов, которые выглядывали из норок.

– Луковый соус! Луковый соус! – бросал им Крот, и это звучало довольно глумливо – кому приятно напоминание, что твою родню подают к столу под луковым соусом.

К тому времени, когда он уже был далеко, кролики придумывали колкость ему в ответ:

– Какой же ты глупый, что ему не сказал… – и так далее, и так далее.

Но было уже, конечно, поздно, как это всегда бывает, когда надо быстро и находчиво ответить на оскорбление».

Все там великолепно: и стремительное действие, и описания Реки, и Дремучего Леса, и Белого Света… Если бы мы с вами научились ТАК писать, ТАК прорабатывать характеры, ТАК виртуозно владеть диалогом, закручивать сюжет, подбрасывать ослепительные коллизии… Словом, имейте в виду, книга Кеннета Грэма «Ветер в ивах» для пишущего человека весьма поучительное чтение.

А что за детская книжка без рисунков? Рисунки там классные – художника Сергея Денисова.

А вот похожий жанр. Тоже звери – герои «Сказок дядюшки Римуса», написанных американцем Джоэлем Харрисом. Писатель прожил жизнь среди негров Северной Америки. Ему рассказывал сказки старый негр дядюшка Римус. Харрис вспомнил их потом, когда стал взрослым, и написал эту книжку.

Прадеды американских негров жили в Африке. Они привезли с собой из Африки сказки о Братце Кролике, Братце Лисе, Братце Медведе… Крепкие, остроумные, остросюжетные истории с веселым финалом, они построены по закону анекдота, хотя там все на грани жизни и смерти, постоянные драки, ругань, мошенничество. Одно слово – книга СУПЕР!!! Да еще отличные рисунки художника Геннадия Калиновского.

И, раз уж о сказках зашла речь, не забывайте, что есть такая книжка, вот она у меня на столе, 1956 года издания, вся изрисованная мной, прямо из моего детства – «Сказки» Редьярда Киплинга в переводе Корнея Чуковского. Ее-то вы знаете, хотя бы по мультфильмам: «Откуда у кита такая глотка», «Отчего у верблюда горб», «Откуда у носорога шкура», «Слоненок», «Рикки-Тикки-Тави», «Кошка, гулявшая сама по себе»… Эта песенка как раз оттуда, помните? «На далекой Амазонке не бывал я никогда…»

И вдруг моя подружка – поэт и переводчик с английского Марина Бородицкая с поэтом Григорием Кружковым перевели и издали нечитаную у нас в стране книгу Киплинга «Пак с волшебных холмов»! Причем два тома! Когда-то эта книга имела триумфальный успех во всем мире и была переведена на двадцать семь языков! «Пак с Волшебных холмов» – первый русский перевод, замечательный, – это я вам говорю, друг моих друзей! И проза, и песни, и баллады там переведены на славу! Например, вот баллада о герое Паке:

Теперь известнейшая книжка, чуточку из другой оперы. Джон Рональд Руэл Толкин. Конечно, вы в курсе, что знаменитый английский ученый, профессор литературы из Оксфордского университета, большой знаток средневекового фольклора и мифологии, серьезнейший человек, однажды взял и написал сказочную повесть об удивительном народце хоббитах. А после «Хоббита» его автор Дж. Р. Р., так называют Толкина во всем мире, создал трилогию «Властелин колец» о дальнейшей судьбе Волшебного кольца (его проглотил старый Голлум – большая скользкая мерзкая мокрая холодная тварь), о хоббите Бильбо, волшебнике Гэндальфе, человеке с Севера – Арагорне, воине с Юга – Боромире и предводителе девяти назгулов, скачущих через ночь…

Тот, кто не читал Толкина, вряд ли поймет толпы тинейджеров, которые, кроме Толкина, вообще ничего не читают. Зато бесподобного Дж. Р.Р. читают и перечитывают, заканчивают книгу и снова открывают на первой странице. А в свободное от чтения Толкина время наряжаются в его героев, берут мечи, набрасывают на плечи плащи и едут в Царицыно сражаться с другими хоббитами, гоблинами, эльфами и драконами.

Как один мой знакомый когда-то читал только знаменитые «Приключения Робинзона Крузо» англичанина Даниеля Дефо. На моих глазах он прочел эту книгу двадцать раз подряд. И, наверное, до сих пор читает ее по пять раз в месяц. Хотя прошло очень много лет. Но действительно, есть такие книги, которые сколько ни читай, всякий раз извлекаешь что-нибудь новое. К тому же все время присутствует радость узнавания.

Раньше мы что читали? (То же я вам советую прочитать и теперь!) У меня дома на полках стоят старые собрания сочинений: толстые оранжевые тома Майн Рида. В один присест я прочитывала взахлеб начисто «сносившего крышу» «Всадника без головы», романы и повести «Оцеола, вождь семинолов», «Квартеронка», «Охотники за растениями», «Ползуны по скалам», «Охота на левиафана», «Смертельный выстрел», «Охотники за скальпами»…

Причем это замечательный писатель, не чета сонмищу современных подражателей приключенческой литературы (простите, немного поворчу), великолепно владевший пером: знаток природы, животного мира, всей нашей планеты. Какие красочные описания, напряженные диалоги, увлекательнейшие сюжеты! Какие заманчивые описания природы Америки, Африки, Гималаев… Накал столкновения добра и зла, справедливости и канальства! А какая невероятная судьба самого писателя!

(Не забывайте читать предисловия!..)

О горе! Мне пора заканчивать эту главу. Я могла бы рассказывать вам бесконечно о судьбах и книгах гигантов сложнейшего жанра, именуемого Романом Приключений и Путешествий. О Фениморе Купере («Последний из могикан», «Зверобой»…), Жюле Верне – вообще всё читайте, что он написал, плюс книгу о его собственной жизни, как он летал на воздушном шаре и этот шар потерпел крушение!

Сэр Вальтер Скотт со своим легендарным героем Робином Гудом, а также рыцарями Круглого стола будет рад вам, юные читатели третьего тысячелетия! Неподражаемые герои Том Сойер и Гекльберри Финн американского писателя Марка Твена безумно будут счастливы с вами познакомиться. Роберт Луис Стивенсон приглашает совершить вояж на борту «Испаньолы» с капитаном Сильвером, Долговязым Джоном, Черным Псом на остров Скелета, прозванный в народе Островом сокровищ…

И наконец (хотя поверьте, конца моим походным перечислениям шедевров мировой детско-юношеской литературы даже не видно на горизонте! Я просто перебираю свои любимые книжки и произношу с замиранием сердца их названия и дорогие мне имена авторов), рассказы канадского писателя Сетона-Томпсона о животных и повесть «Маленькие дикари» (с его собственными рисунками!) могут принести вам такую радость, такое понимание, как пишутся интересные, увлекательные, захватывающие вещи – неважно, документальные, художественные – закон один!

Закон этот я сформулирую так: доскональное, детальное, предметное знание каких-то вещей, которые ты глубоко чувствуешь и любишь, своя неповторимая Судьба, воображение, а также страстное желание поведать обо всем вместе взятом.

^{Многое можно сказать о человеке, взглянув на его книжную полку. Узнать о характере, понять, в чем цимес (это значит «изюминка»), его жизни, где залегают проточные воды интересов и увлечений, откуда он черпает вдохновение, как избывает печаль, что, собственно, очерчивает ему новые горизонты, веселит, поддерживает в трудную минуту, осуществляет зов Несбыточного…}

^{Это лишь фрагмент книжной полки художницы Маши Константиновой, украшенный портретом ее старого друга кота Иосифа.}

^{Один богатый заморский покупатель умолял бессребреницу Машу продать ему портрет за очень солидное вознаграждение, которое бы обеспечило художнице по меньшей мере год беззаботного существования. Но Маша категорически отказалась, объяснив тем, что подарила его на день рождения самому коту Иосифу.}

Глава 7

Автор в законе

Кстати, когда мы внимательно соблюдаем этот вселенский авторский закон, у нас получаются стоящие рассказы. Вот Юля Говорова полюбила проводить весну, лето, да еще захватить кусочек осени в селе Михайловском Псковской области, в Пушкинском заповеднике. К первому снегу она привозит мне из Михайловского от Пушкина разные сушеные травы, свои живописные картины и фотографии: река Сороть, мельница с крыльями, костер в ночи, старые дубы и березы. А на ее картине – масляными красками затопленная печь с открытой заслонкой, чайник, кочерга, чугун, доска, на черной сковородке – голубая рыба, над ней льняное полотенце, и на веревке сушится вниз головой кроваво-красный букет рябины, написанный краплачком.

Гляжу на эту картину и вспоминаю, как однажды Юрий Коваль сидел в буфете Дома литераторов со своим другом-художником. Вдруг к ним подходит молодой писатель и, трепеща, говорит:

– О! Юрий Иосифович! Какое счастье, что я так близко вижу вас. Позвольте мне воспользоваться столь удачным случаем и, несмотря на все мое смущение, задать вам чрезвычайно волнующий меня вопрос. Как научиться хорошо писать?

Юрий Коваль сказал мягкосердечно:

– Неси нам по рюмочке, присядь, и я тебе открою эту тайну.

Пропустили они по рюмочке, и Коваль сказал:

– Писать нужно о том, где сейчас находится твоя душа. Ведь душа, как правило, находится не с нами, а где-то в другом месте. Вот об этом и нужно писать. Тогда все получится.

В другой раз – мне – Юрий Коваль сказал:

– Проза должна быть такой, чтобы хотелось поцеловать каждую написанную тобой строчку.

И вот я вижу, как моя Юля старается изо всех сил, чтобы и тот завет Юрия Коваля исполнить, и этот. И у нее получается!!!

Юлия Говорова

Письма из Пушкинского заповедника

Савка

Иногда к нам на чай заходит Алексей, хранитель Савкиной горки.

Вокруг нас много гор – Синичья гора, гора Воронич, деревня наша Бугрово на бугре стоит.

Но хранитель есть лишь у одной горы. И хранитель один – Алексей.

Много есть профессий на свете, но гору охранять способен не каждый.

Страницы: «« « 12345678 » »»