Сердце зимы Джордан Роберт
Вот же харст его задери! Откуда здесь взяться этой вещи?
– Она шаймерская, добрый господин, – как змей из притчи, искушал таремец. – Двадцать кратов – и она твоя.
«Шаймерская, да не совсем», – мысленно ответил ему Раш, а вслух сказал:
– Грабеж. За такие деньги лошадь можно купить.
– Можно, но разве у такого видного господина нет лошади? – Торгаш прищелкнул языком. – Зато у господина нет такого прекрасного кинжала…
– Есть другой.
– …но не такой, как тот, что продаю я.
Раш снова повертел кинжал так и эдак, раздумывая скорее о его странном появлении среди обыденных товаров торговца, чем о возможной покупке. Хотя перспектива обладать им зудела где-то между лопатками, и избавиться от нее будет не так-то просто. Таремец не торопил, но смотрел с прищуром. У Раша было только четырнадцать золотых. Торговец может сбить цену, но вряд ли так сильно.
– Подделка, – Раш нагнал на себя безразличие и бросил кинжал на прилавок.
– Я уступлю, – догнал его в спину голос таремца. – Девятнадцать золотых!
Раш продолжал идти дальше, не оглядываясь. Торговец громко предложил восемнадцать, но он сделал вид, что не услышал. Ненадолго задержался у хорошенькой торговки сладостями, купил мешочек запеченных в сахаре земляных орехов – здесь они были не такими, как в южных землях, мельче и сытнее.
– Солнечного и доброго утра, – раздался позади знакомый девичий голос.
Раш обернулся, уставился на Хани. Сегодня она выглядела получше, чем накануне, когда они с Ареном вернулись из лесу, хотя под глазами северянки остались синюшные круги, как от бессонной ночи. Девчонка сменила походный костюм на удлиненную куртку с капюшоном, подбитую куницей, и светлые штаны оленьей кожи.
– Я думала, вы уехали с рассветом, – задумчиво сказала Хани, почему-то уставившись на мешочек с орехами в его руках.
– Наш новый проводник упрямее осла, заладил – не поеду, пока не узнаю, что скажет Мудрая. – Раш ловко закинул в рот пригоршню орехов и протянул мешочек северянке, молча предлагая угоститься.
Она отказалась, морща лоб, как от тяжких раздумий.
– Я нигде не вижу Рока. Он не с вами ли собрался?
– Если и собрался, то я об ничего не знаю. Вчера после твоего ухода он почти сразу куда-то делся. Послушай, а что собирается говорить Мудрая? – Раш поманил ее рукой в сторону, за пределы торгового места.
Девушка охотно пошла следом, отстранившись, когда он попытался взять ее под локоть. Северянка выглядела такой несуразно маленькой, особенно на фоне остальных местных. Даже ему, не слишком высокому, она едва ли доставала до плеча. Вкупе с мягкими чертами лица и вовсе казалась ребенком, девчонкой, где-то растерявшей своих кукол. Если бы не взгляд: глубокий, пронзительный. Казалось, она всегда смотрит куда-то глубже, чем кажется. Рашу стало не по себе, когда девчонка вдруг так же пристально посмотрела прямо ему в глаза.
– Сюда идут шараши. Мудрая будет говорить со старостой, чтобы поднимал народ.
– И что с того? – Раш стянул петельки мешочка, пряча его за пазуху. Желание набивать живот напрочь пропало. Да и как тут есть, когда странный взгляд того и гляди дыру прожжет? – Вы вроде ребята крепкие, за какую сторону дубинку держать – знаете.
– Вам не понять. – Хани понизила голос. – Раньше шараши никогда не ставили столько ловушек сразу в одном месте. Они больше не пустоголовое стадо. – Девушка снова «поймала» его взгляд. Несколько бесконечных мгновений рассматривала пристально, будто именно в нем искала источник всех бед Северных земель.
– Хватит на меня таращиться, – сквозь зубы процедил Раш. – Хочешь что-то сказать – говори.
– Их кто-то направляет. Кто-то умнее, чем они. Кто-то сильнее и могущественнее, чем все эти люди с их дубинками и мечами. – Она замолчала, давая ему возможность как-то отреагировать на сказанное, но Раш отмалчивался, и Хани продолжила. – В наших землях появился румийский порченый маг, – закончила она.
– Чушь, – отмахнулся Раш. Он уже жалел, что поддался на разговор. Пусть бы шла себе, куда шла, его дело – сторона. И, вспомнив, добавил: – Я видел, что ты творила в лесу. И я не пустоголовая седая баба и не недоумок, который сосульку принимает за зрелого тролля, меня сказками про шаманство не провести.
Она шарахнулась от него, как дагфари от Священных скрижалей.
– Уезжайте. – Ее голос стал глухим и грустным. – Если у вас есть дела в Северных землях, поспешите с ними. Может быть, скоро здесь не останется ни единой живой души, способной слушать и понимать.
Хани собиралась сказать еще что-то, но ее отвлек и увлек громкий, громче рыночного гула, шум толпы. Раш и сам повертел головой, пытаясь понять, откуда раздаются голоса. И пошел на них, ловко лавируя в суетливой толпе. Деревенские толкались, зажимали его плечами, но ему удавалось лавировать между ними. Человеческий поток следовал к центру, к тому самому месту, где вокруг большого очага сидели старухи.
– Стрелы шарашей… Много… Бедолага… Позовите Мудрую… Не жилец… – на все голоса галдела толпа.
Хани, каким-то непостижимым образом оказавшись впереди, яростно спешила к очагу, локтями распихивая плотные ряды деревенских. Раш нагнал ее, помог продираться сквозь толпу. Он даже не сразу понял, что они достигли цели, когда обоих буквально вытолкнуло на окруженный людьми кусок земли. На нем, в истоптанном грязном снегу, на спине лежал Рок. Он весь был истыкан стрелами, из ран сочилась кровь. Глубокая рана поперек всего лица вывернула из-под кожи мясо и обнажила кость.
Раш удивился, когда заметил прерывисто вздымающуюся грудь северянина. Никогда раньше он не видел, чтобы человек оставался жив после того, как в него всадили с десяток стрел. Нападавшие, судя по всему, не рискнули подойти близко, предпочитая расстреливать беднягу с расстояния.
– Рок… Рок… – Хани упала на колени рядом с ним, растерянно, дрожащими руками пыталась зажать то рану на груди, то место в плече, из которого торчала стрела. – Потерпи. Сейчас придет Мудрая, она… она поможет.
Молодой северянин попытался что-то сказать, но из его горла вырвался невнятный булькающий хрип, на губах вспенилась алая слюна. Раш только подумал, что хорошо бы позвать Банрута, как врачеватель и сам вышел из толпы. В два шага он оказался возле Рока, бегло и деловито осмотрел раны.
Здесь же были и Миара с Арэном. Оба отмалчивались.
– Печень, легкие, желудок, – вслух перечислил Раш. Указал пальцем на стрелу, торчащую прямо в левой части груди. – Застряла между ребрами, иначе уже давно бы…
– Ты можешь что-то для него сделать? – дрожащим голосом спросила Хани. – Пожалуйста.
Раш почти физически чувствовал, как врачевателю хочется сказать хоть что-то ободряющее. Но он не сказал.
– Прости, госпожа.
Когда в круг вышла Мудрая, Рок был уже мертв. Старая женщина отдала несколько указаний: тело Рока подняли и унесли. После него остался только багряный силуэт, зловещий, тягостный.
– Не печалься, госпожа, – Банрут как мог пытался утешить ссутулившуюся под тяжестью горя Хани. – Рок погиб, как храбрый воин. Его имя не будет забыто.
Девушка отстранилась, невидящими глазами осмотрела стоящих перед ней и поднялась с колен. Подняв ладони к лицу, она еще какое-то время молча разглядывала кровь на подрагивающих пальцах. Раш видел, как беззвучно шевелятся ее губы.
А потом девушка изменилась. По ее лицу скользнула тень недоумения. Она чуть склонила голову набок, словно прислушивалась к невидимому собеседнику.
– Шараши идут, – сказала тихо. – Близко. До полудня будут здесь.
Толпа загудела, рождая обеспокоенные женские выкрики, но один взмах руки Мудрой успокоил жителей деревни. Очень вовремя, потому что теперь к ним вышел еще и староста. Огромный, он буквально высился над толпой, которая почтительно расступилась, образуя для него живой коридор. Одет он был запросто, только по вороту его рубаху украшала гладкая вышивка рунического орнамента.
– Откуда ты знаешь про шарашей? – Он налетел на Хани, как лавина, того и гляди – снесет натиском силы.
Но девушка выдержала, ответила ему холодным взглядом.
– Рок сказал мне. Он убрал несколько ловушек неподалеку от Яркии, а потом попал в засаду. Их много, очень много.
Люди снова зашумели.
– Да он ни словом не обмолвился! – затрещала дородная тетка с топорщившимися из-под шапки немытыми волосами. – Врет она!
Сельчане поддержали ее, толпа снова загалдела.
– Ты смеешь тревожить духов, девчонка? Ну?! Отвечай! – Староста нависал грозовой тучей, яростно сжимал кулаки – так, что хрустели костяшки пальцев.
– Она файари, – вмешалась Мудрая. – Не тронь девочку.
– Пусть убирается, – уже спокойнее, но не сбавив злости, приказал староста.
– За частоколом шараши, она сгинет в одиночку, ты это знаешь, староста Варай.
– Думаешь, Мудрая, меня заботит ее судьба? Кто знает, может, это они привели за собой людоедов.
Староста неопределенно обвел рукой, не указывая ни на кого конкретно, но было ясно, о ком речь.
– Нет времени вести спор. Нужно подготовиться. Собирай людей, староста, – всех, кто может держать оружие. Зови за собой. – Она повернулась к народу, который теперь странно притих и внимал каждому слову. – Прячьте в ямы детей и стариков, укрепляйте жилища и загоняйте скот в хлева: если шараши прорвутся, то никого не пощадят.
Едва успел смолкнуть звук ее голоса, жители Яркии рассыпались по домам. Прошло немного времени, и возле того места, где скончался Рок, остались только Мудрая, староста, Хани и четверка путешественников. Раш нарочно держался позади остальных: уж больно тяжелым был взгляд Варая.
– А что будешь делать ты, Мудрая? – спросил староста. – Что будет с ней? – Он взглянул на Хани.
– Мы будем звать в помощь духов-защитников Яркии и молить Скальда смилостивиться.
В подтверждение своих слов старая женщина схватила Хани за руку, заставляя встать позади себя. Девушка послушалась. Она взяла в ладони пригоршню чистого снега, что лежал на приготовленных для большого очага поленьях, и растерла его, стряхивая с пальцев мутно-алую жижу.
– А вы? – Староста с сомнением посмотрел на путников. – Что будете делать вы?
– У нас нет выбора, – спокойно, сдержанно, в свойственной ему манере ответил Арэн. – Нам нужно попасть в столицу, но выехать сейчас будет слишком опасно. Поэтому мы останемся. Я хороший воин и много знаю в искусстве военного дела. Если бы ты, староста, согласился принять мою помощь, мы могли бы укрепить деревню.
Варай не стал отказываться, но и не рассыпался в благодарностях. Раш мысленно выругался. В его планы не входила героическая смерть. Карманник пока не видел шарашей, которые, как он успел понять, были бичом Северных земель, но о людоедах представление имел. Насколько он помнил, твари Шараяны были на редкость живучи.
– Арэн, подумай хорошенько. – Раш выдержал многозначительную паузу. – Ты сам всю дорогу твердил про обязательства. Кто доставит послание, если мы все здесь провалимся в мертвое царство Гартиса?
Упоминание о каком-то послании насторожило старосту.
– Я никого не держу, – не поворачивая головы, сказал дасириец. – Если из деревни есть дорога или тропа…
– Есть путь в Хеттские горы, – сказала Мудрая. – Но там много огненных пещер. Хеттские горы кишат демонами.
Раш мысленно обозвал сельчан дуралеями. Демоны? Каждый ребенок знает, что эти существа давным-давно сгинули и теперь живут только в легендах, сказках да россказнях старых сплетниц. Но, видать, так далеко, у северного края Эзершата, своя истина.
– Демоны или людоеды – выбор невелик. – Миара покусывала губы, и от волнения ее щеки то вспыхивали, то бледнели. – Но если бы кто-то провел нас…
– Забудьте о проводнике, – грубо перебил таремку староста. – Каждая пара рук на счету. Хотите уходить – никто не держит.
– Я не ухожу, – Банрут, который все это время отмалчивался, встал на сторону Арэна. – Я могу лечить и обучен обращаться с оружием.
– Раз нет проводника, то мне тоже придется остаться. – Миара лучезарно улыбнулась, будто не она только недавно сокрушалась, что хочет поскорее убраться из Северных земель.
Раш молчаливо согласился, всем видом давая понять, что делает это под принуждением, а никак не из доброты души. Он всегда презирал слепое геройство. Слишком часто на памяти карманника от него безрассудно и по-глупому гибли люди. Может быть, уже совсем скоро они вчетвером присоединятся к таким же самонадеянным, но безвестно канувшим в небытие храбрецам.
– Шараши порченые, гнилые насквозь. От них можно подхватить порчу и разные хвори. Я видела тех, кто корчился в муках, пока черная кровь тварей растекалась по их жилам. И скорая смерть была бы милосерднее, чем такая кончина. – Мудрая говорила будто бы для всех чужестранцев, но блеклые глаза уставились на Арэна. – Вы должны знать, что северяне убивают всякого, кто подхватит порчу и чье тело не одолеет ее за положенный срок.
– Понял я, – сухо ответил тот.
Мудрая одобрительно кивнула.
– Нам бы сгодился план деревни, Варай, – заговорил Арэн, приободрившись, что товарищи не покидают его. – Еще солома и масло – все, какое есть. Я так погляжу, луки у этих тварей есть, и они знают, как с ними обращаться. Если развести вдосталь дыма – можно ненадолго схорониться от стрел.
Староста задумался, очевидно прикидывая, что за выгода для деревенских в словах дасирийца.
– Соломы мало, – ответил Варай, очевидно, решив согласиться на предложение чужестранца.
– Сколько есть. Пригодится всё. И пусть натаскают воды. Мы разложим солому за частоколом, смочим ее водой и маслом и подожжем. Дым закроет нас от стрел. Тогда врагам придется подойти ближе. Кроме того, нужно щедро полить маслом землю перед воротами, пусть жители соседних домов собирают весь скарб и уходят в дальнюю часть деревни. Огонь и дым собьют людоедов с толку. – И чуть тише добавил: – Если ветер будет нам в помощь.
– Будет, – уверила Мудрая.
Арэн
Арэн, сколько себя помнил, постоянно слышал от отца, что должен непременно стать воином, имя которого будут знать во всех уголках Эзершата. Все, от мала до велика, должны прославлять славный род Шаам, который породил героя и дал его людям, как тот светоч, что несет добро и истину. Маленьким Арэн думал, что отец хочет ему славной судьбы, радовался и подолгу слушал его рассказы о войнах, через которые тот прошел. Шаам старший стал на военную службу еще при императоре Тирпалиасе, который приходился дедом нынешней наследнице – семилетней императрице Нинэвель. Тирпалиас унаследовал от своей матери порченую кровь, и все годы его правления Дасирийская империя терпела садиста-императора. Смерть Тирпалиаса была скоропалительной и нелепой, как и его жизнь, и на трон сел наследник – чудаковатый Нимлис, великовозрастное дитя. Скрыть, что сын императора глуп ровно настолько, насколько был жесток его отец, не удавалось даже придворным умникам, и великая держава стремительно скатилась в пучину беззакония. Власть перекочевала к советникам, большая часть которых давно кормилась с руки таремских магнатов и рхельских шпионов.
Нимлис тоже не задержался на троне. И тогда на императорский престол короновали малолетнего Сатара Третьего – темнокожего, как и его мать, эфратийская рабыня. К мальчишке-императору выписали регента: бойкого, молодого и дерзкого, как западный ветер, – Шиалистана, племянника рхельского царя Ракела и единоутробного брата императора-полудурка Нимлиса.
Полгода назад то ли волею случая, то ли с легкой руки неразоблаченных заговорщиков Сатар свалился с лошади и свернул шею.
В тот же день на трон империи спешно посадили сопливую Нинэвель, и регента Шиалистана подвинула ее мать – властная и тщеславная Фарилисса, которую за глаза называли Паучихой. Впрочем, предприимчивый Шиалистан недолго отсиживался в немилости: не успели похоронные колокола оплакать мальчишку Сатара, как фанфары, ликуя, оповестили о помолвке между Шиалистаном и новоиспеченной императрицей.
Дасирийская империя застонала под пятой рхельского шакала и регентствующей императрицы-матери. Менялась власть, менялись советники. Легкой закорючкой Нинэвель заверяла все указы, по-детски послушная слову матери. Отправлялись в отставку военачальники Первой руки, следом Второй и Третьей. Затевались реформы и новострои, подчас слишком смелые и абсурдные, чтобы списать их только на дурость дорвавшейся до власти сучной бабы.
И все же, несмотря на потуги Паучихи всюду совать свой нос, всем по-прежнему заправлял Шиалистан.
Шааму-старшему удалось сохранить за собой должность военачальника Первой руки при трех императорах, но Шиалистан неудержимо и не таясь наставлял в Дасирийской империи свои порядки. Он лишил военачальников права не платить земельные налоги, нарушив указ, принятый сотню лет назад благословенным императором Гирамом Великим. Волна недовольства прокатилась среди знати, но указ был издан, внизу пергамента стояли императорская подпись и оттиск перстня, и против этого никто не посмел выступить открыто.
Многие военачальники объявили свои владения независимым от Дасирии, а себя назначили вольными королями. Очень скоро их земли пали под натиском варварских племен, некоторые разорились, а бывшие великие полководцы коротали век глубоко в неприступных подземельях своих твердынь.
Старший Шаам хранил верность империи и императору, но презирал регентствующую императрицу-мать и Шиалистана, не таясь называя его то «рхельским душегубом», то «щенком шлюхи Бренны».
Шаамы впали в немилость, их богатые угодья подвергались постоянным набегам варваров, а потому стремительно хирели. Рабы удирали, прихватив часть серебряных приборов и припасов из кладовых. Вскоре в Орлином замке остались лишь повариха, старая нянька-рабыня, через руки которой прошли все отпрыски Шаама-старшего от всех его жен, и несколько самых преданных воинов-ветеранов с семьями. Арэн было больно смотреть, как мать с другими женами отца часами напролет льют слезы, подкошенные нищетой.
И все же, несмотря на все невзгоды, обрушившиеся на подвластные Шаамам земли, Орлиный замок оставался для Арэна родным домом. Здесь он бывал гораздо чаще, чем в своем собственном. Родовое гнездо – отдельный мир, в котором всегда встречало родительское тепло. Даже когда отец приезжал после ревизии подвластных земель, взвинченный, хмурый, как грозовая туча, жены находили для него ласковые слова, а дети – улыбку.
Когда Шаам-старший позвал к себе Арэна и сказал, что ему нужно ехать в Северные земли с посланием, от которого зависит судьба Дасирии, он не смог отказать. Ту ночь они провели у камина в долгих задушевных беседах. Отец постоянно прислушивался к шорохам, замолкал на полуслове, услыхав далекий волчий вой.
«И в камнях живут соглядатаи», – то и дело повторял он, чашу за чашей опрокидывая в себя крепкий эль.
Когда горизонт за окнами дрогнул зарей, Арэн узнал, что именно ему нужно сделать на благо империи. Но рассвет принес не только ответы, но и встречу с гостем – с бывшим военным министром. Плешивый старик не мог обходиться без палки, его глаза поблекли, а рот лишился многих зубов. Но отец уважал немощь, к тому же они со стариком Юшаной были давними друзьями. Министр привез два свитка, один из которых был спрятан в зачарованный глиняный туб и залит оловом с двух концов. Арэн получил свитки и устные наставления обоих, с чем и отбыл.
Предстояла долгая дорога в самое сердце зимы.
– Ты уже подумал, что случится, если никто из нас не выберется живым? – Раш, который в последние часы не упускал случая ругнуться, как раз закончил присыпать снегом веревки, лежащие поперек дороги.
По замыслу Арэна, в назначенное время двое крепких парней должны будут натянуть их и задержать людоедов. Куда надежнее была бы пара цепей, но небольшая деревенька пускала добытое железо только на оружие и наконечники для стрел. Арэн успел заметить, что большая часть деревенской утвари сделана из глины и бронзы.
– Я предпочитаю думать, что закат мы встретим все вместе, – ответил дасириец. – В здравии.
– Экий ты мечтатель.
Арэн передернул плечами – другого от нишана он и не ждал. Раш всегда сторонился смерти, только прятал страх не за бравадой или в хмельном забвении, а брызжа ядом направо и налево.
– Сможешь сделать еще своих зажигательных смесей?
– Помнится, ты говорил, чтобы та фляга была последней.
– Говорил. И ту флягу ты использовал, когда под стены моего замка пришли нажученные Багартом крестьяне. О той, что в лесу, я не знал. Ты нарушил мой приказ.
Раш нарочито потупился, всем своим видом давая понять, что очень сожалеет. Арэн отлично знал, что ни о чем нишан не сожалеет. Напротив, считает все свои решения абсолютно верными. Что ж, сейчас с ним спорить было бы сложно. Да и зачем?
– Но она спасла нам жизни. Так сможешь или нет?
– Посмотрим, что тут у них найдется.
Раш был редкой занозой в заднице, но если он что-то брался делать, то делал как следует. Арэн знал, что за угрюмым выражением лица скрывается банальный протест: нишан не любил играть по чужим правилам. В тот день, когда они встретились и та встреча спасла Арэну жизнь, на Раше был обрывок рабской цепи. Он попросил Арэна дать клятву никогда не спрашивать, откуда она. Арэн взамен дал клятву, что берет его за брата, которого у него никогда не было. И, удивительное дело, даже всем и всегда недовольный Шаам-старший не стал против такого решения и собственноручно провел церемонию кровосмешения.
– Может, девчонке померещилось? – Нишан поднял голову, разглядывая яркий, стоящий почти в зените солнечный диск.
– Может. Я больше верю своим глазам. А они видели, что случилось с Роком. Преследователи могут прийти за ним по следу. Не сегодня, так завтра или послезавтра.
– Но мы же не станем торчать в этой дыре, дожидаясь, когда людоеды решать напасть?
– Не станем, конечно, – успокоил Арэн. Он отвлекся, провожая взглядом пацаненка лет пяти. Тот тащил обеими руками увесистую дубину, прогибаясь под ее тяжестью. – Тебе может показаться странным, но раз уж мы здесь, я хочу сделать хоть что-то для них.
Раш ухмыльнулся, но удержался от гаденького ответа, развернулся на пятках и затерялся между снующими селянами.
Мудрую Арэн узнал не сразу. Она облачилась в длинное свободное одеяние, которое спадало до самых пят, заплела седые волосы в косы. За ней шла Хани и несколько девочек помладше, годков десяти с небольшим. Мудрая остановилась возле него, и Арэн выдержал ее долгий изучающий взгляд.
– Они уже близко, – сказала она, – я слышу топот сотен ног.
– Мы готовы. Не знаю, что за враг сюда заявится, но мы достойно его встретим. – Арэн позволил себе легкую усмешку. И заметил, как Хани едва заметно улыбнулась в ответ.
Старая женщина направилась к стене, ее маленькая свита двинулась следом.
– Спасибо, – шепнула Хани, проходя мимо, и коснулась его руки.
Похоже, медлить больше нельзя. Арэн собрал часть людей у стен и приказал лучникам засесть под самым частоколом. Вместе с ними была Миара, сменившая свой роскошный наряд на простую, явно с чужого плеча одежду. К поясу таремка приторочила пояс с ножнами и как раз разминалась с саблей, выписывая в воздухе оружием такие вензеля, что Арэн невольно залюбовался. Раш и Банрут остались со старостой и второй частью маленького войска вооруженных сельчан. Арэн глядел на них поверх ряда вил и дубинок и не давал черному отчаянию травить душу.
Мудрая взошла на небольшой помост, наспех сооруженный из бочек и досок. Хани протянула ей посох, увенчанный деревянным набалдашником, а сама встала рядом. На сей раз северянка тоже основательно вооружилась: луком со стрелами и простым мечом.
И тут Арэн услышал первый рык, быстро сложившийся в нестройный рев из сотен точно таких же луженых глоток. Дасириец выглянул сквозь щели в частоколе. Сперва он не видел ничего, кроме неведомо откуда взявшегося темного марева, стелившегося по снежному покрову. Но с каждым мгновением оно приближалось, напирало, как волна. Рык стал сильнее, яростнее. Теперь даже Арэн мог слышать топот ног. А потом из клубящегося темного тумана стали появляться точки, неясные силуэты. Некоторые бежали на четырех ногах, будто волки, некоторые – на двух.
Признаться, неведомый враг внушал толику страха, затрагивал в душе какие-то потаенные струны, от звучания которых хотелось не сражаться, а бежать. И бежать как можно дальше. Прочь из этого ледяного безумия.
– Поджигай! – скомандовал Арэн и махнул рукой.
Несколько лучников на стене разом обмакнули стрелы в густое масло, поднесли их к факелам. Залп – воздух рассекли огненные росчерки. Мгновение ожидания – и стрелы одна за другой упали за стеной. Вокруг каждой тут же взвивались жадные языки пламени, но долго они не жили – опадали, почти исчезали во влажной соломе. Дым поднялся почти сразу, сгустился, разбежался в стороны, потянулся к небу.
– Стрелять по моему сигналу! – выкрикнул Арэн и первым натянул тетиву.
Солома, политая сверху водой, не позволяла огню поглотить себя, а масло не позволяло ему издохнуть. Воздух наполнился едкой вонью.
– Скальд, не оставь своей милостью! – Мудрая расставила руки, будто готовилась взлететь. Ее тело обняли вихри, над Яркией пронесся первый порыв ветра, потом еще один, и еще. Они следовали друг за другом, собираясь вокруг Мудрой, послушные ее приказам. Она собрала их за невидимые хвосты, а потом в один миг освободила. Ветер рванулся прочь, за стену, подхватывая все, что попадалось на пути. Клубы дыма, подхваченные его крыльями, устремились в сторону ревущих людоедов. Кровожадный боевой клич сменился унылым завыванием.
Арэн криво усмехнулся.
«Что, не нравится?»
Первый залп северяне сделали ровно тогда, едва только твари показались по эту сторону дымовой завесы. Закрывая лицо, кашляя и спотыкаясь, шараши оказывались на открытом пространстве, но теряли драгоценные мгновения, все еще дезориентированные неожиданной удушливой напастью, только что оставленной за спиной. Этим и воспользовались защитники Яркии. Их стрелы раз за разом находили свои жертвы, основательно выкашивали ряды особенно жадных до крови тварей. Но остановить их все же не могли. Людоедов было слишком много, а надвигались они слишком быстро.
Никогда прежде Арэн не видел таких пожирателей человеческой плоти. Они были намного крупнее тех, что ему довелось повстречать в битве у Мертвых равнин. Странная смесь человека и зверя: с полными острых зубов пастями и несуразно длинными когтистыми руками. Их тела украшали ожерелья из кусков плоти, местами обуглившейся, местами начавшей гнить, – даже запах дыма не мог заглушить расползающийся тошнотворный запах разложения.
Те, что перемещались на двух конечностях, несли с собой оружие – ржавые мечи и луки. Остальные, подобно стае бешеных волков, не страшась ничего, мчались, низко припав к земле, а затем прямо на ходу взмывали в воздух в высоком прыжке.
Послышались первые звуки рукопашной схватки, торжествующие вопли шарашей.
Арэн, который не переставал выпускать одну стрелу за другой, выругался сквозь зубы. Он надеялся, что нападающие понесут гораздо большие потери от обстрела северян, но людоеды попросту вырывали стрелы из своих тел, словно занозы, и продолжали наступление. На снегу осталось лежать не так много тел.
Бой внутри частокола ширился, подобно кругам, расходящимся от падения в воду камня.
– У них таран! – выкрикнул кто-то на стене.
Арэн метнулся вдоль частокола.
Проклятье! Откуда у безмозглых пожирателей плоти взялся таран? Откуда в их червивых мозгах взялась идея практически полноценного штурма? Арэн сплюнул. Обо всем этом он обязательно подумает потом, у теплого очага.
Первый удар потряс запертые ворота, но те, несмотря на жалобный треск, устояли.
Дасириец бросил взгляд вниз – порядка дюжины шарашей вцепились в старое корявое бревно и как раз разбегались для нового удара. К ним, формируя импровизированный кулак, стягивались завывающие собратья.
– Поджигай! – закричал Арэн.
Пара огненных росчерков метнулась под ноги безумных тварей. Тут же вспыхнуло, охнуло, застонало. Сильный жар ударил в лица защитников. Но сквозь вой бушующего пламени, которое в мгновение охватило большое пространство перед воротами, надрывным стоном пробивался вопль сгорающих заживо людоедов. Объятые пылающей смертью, они кубарем вылетали из огня и бросались на землю, катались в тщетных попытках спастись.
Но самым ужасным было то, что твари, держащие таран, не бросили своей ноши и не бежали. Обернувшись ходячими факелами, они все равно продолжили атаку. Арэн видел, как обугливалась их кожа, как горело мясо, как пламя жадным хищником пожирало их глаза, но таран продолжал движение. На смену мертвым тут же вставали живые.
Удар в ворота! Треск ломающегося дерева.
Арэн бросил лук, спрыгнул вниз. Здесь уже готовились отразить натиск. Кое-кто из мужиков свирепо ревел, будто вознамерившись заглушить вой шарашей. Северяне размахивали дубинами, и дасириец в очередной раз удивился этому народу: еще утром они убирали навоз из сараев, а теперь поглядите на них – заправские воины, яростные и беспощадные. Он не сомневался, что им хватит храбрости ринуться на врага, но у него был свой расчет, как держать оборону: прежде чем спустить кельхов с цепи, дасириец рассчитывал максимально ослабить врага.
– Вы, – он поочередно перевел взгляд на двух сельчан, державших края спрятанных под снегом веревок. – Не пропустите момент. Они должны задержаться здесь. Миара… под ногами сильно не путайся.
– Уж меня-то не поучай, – таремка подбоченилась, будто готовилась встречать самого короля.
– Предупредите кто-нибудь старосту, пусть готовится помогать.
Последние слова утонули в новом ударе тарана. Арэн метнулся в сторону, где под частоколом лежал заранее подготовленный щит. Дасириец как раз успел сменить оружие, когда таран пробил в воротах брешь. Северяне напряглись, ожидая еще одного удара, того, который наверняка повалит единственную преграду на пути в деревню.
Удар! Ворота жалобно затрещали, распахнулись, одна створка медленно повалилась внутрь.
В ощеренную обломками брешь хлынул черный ревущий поток. Он шевелился, как ужасная сороконожка, и сминал всё на своем пути.
Когда деревенские натянули веревки, первые людоеды пали, преграждая путь остальным. В считанные мгновения образовалась живая стена тел, через которые остальным приходилось уже перелезать. Засвистели стрелы, смертельным дождем пролились на людоедов. Шараши рвались вперед, падали и снова ползли. Многие из них еще горели, многие не смогли сделать и нескольких шагов. Но гибель сородичей нисколько не смущала тех, кто только-только вбегал в раскрытые ворота.
Людоеды прорвались. Ходячие на двух ногах перегрызали глотки своим же раненым и швыряли их в огонь. Едва в огненной стене появился проход, остальные хлынули в него, понеслись убийственным потоком. Арэн перехватил меч удобнее и, не дожидаясь, пока на него нападут, рванулся в самую гущу. Острый клинок пронзил гниющее тело шараша. Людоед задергался, пытаясь соскочить с лезвия: этот был двуногим, скорченным и отвратным. Дасириец чуть не задохнулся от вони, исходившей от него. Провернув меч, выпустил уроду потроха, затем резко рванул на себя оружие, одновременно пнув шараша ногой в грудь. Развернулся и нанес резкий удар сверху вниз, рассек попавшего под клинок людоеда от плеча до грудины.
Он рубил и колол, пот струился по коже, застилал взор, но отточенные годами инстинкты воина помогали там, где подводило зрение. Воздух загустел от вони разложения, смрада горелой плоти и свежей крови. Безумные вопли шарашей смешались с громогласными ругательствами северян. Время от времени в гуще сражения раздавались победоносные женские выкрики пополам с крепким словцом, которые находили отклик в многоголосом мужском реве. Миара, харстова зараза, молодец!
«Всё должно получиться!» – убеждал себя Арэн. Он вошел в раж, занялся методичной рубкой, как это было всегда, когда разум отступал в тень, освобождая место холодному расчету профессионального убийцы. Очередную голодную тварь он с размаху рубанул ребром щита прямо в переносицу, и шараш изрыгнул на него черную мерзость пополам с плохо прожеванными кусками мяса. Хаос его задери! Арэн с наслаждением отсек ему башку.
Краем глаза дасириец увидел метнувшиеся белым пламенем косы Хани. Северянка куда-то стремительно бежала, прикрываемая парой бравых воинов. Каждый из них орудовал внушительного вида топором. Головы и конечности людоедов так и летели во все стороны. Что-то не так, раз девушка покинула Мудрую. Арэн не мог поверить, чтобы девчонка спасалась бегством. Слишком упряма для этого. Значит, новая напасть? Вот только время не до расспросов. Дасириец попросил богов смилостивиться над всеми ними и нанизал на жало меча очередного шараша.
Хани
Запах смерти смешался с горячим воздухом.
Хани задыхалась. Каждый шаг давался с трудом. Хотелось упасть в одну из снежных куч и забыться в холоде сном без видений. Но Мудрая приказала бежать со всех ног. Хани не спрашивала, зачем и что предстоит сделать, она послушно исполнила повеление.
Битва кипела повсюду. Шараши прорвались и теперь бросались на всех, до кого только могли дотянуться. Нет, зря их сравнивали с животными. В этих безумных глазах, налитых болезненным гноем, не было места разуму – одному лишь неутолимому голоду.
Она будто нырнула в гущу сражения. Крики, боль, рев – все обрушилось на голову, сминая остатки храбрости. На лицо и одежду тут же брызнули алые кляксы крови и черные капли мерзости, которая текла в жилах шарашей. Если бы не двое, чьих имен Хани не знала, ее постигла бы ужасная участь лежать в грязном снегу с разорванным в клочья телом. Но мужчины прикрыли ее.
Когда сражение стало редеть, одного из ее защитников поразил ржавый меч. Воин успел убить обидчика и еще парочку его сородичей, прежде чем рухнул на землю. Хани вскрикнула, сторонясь мертвого взгляда светлых и чистых, как рассветное небо, глаз.
– Осторожнее, эрель! – Второй воин дернул ее за шиворот, прижал к себе огромной рукой, второй орудуя окровавленным мечом.
Хани зажмурилась.
Раньше она никогда не видела нападения шарашей вживую.
Обычно людоеды шли небольшими ордами, около полусотни голов или даже меньше. Детей, стариков и нерожавших девушек прятали в подполы и подземелья под замком. Они сидели тихо, дожидаясь, пока остальные прогонят людоедов.
В те дни Хани была совсем девчонкой, а потому своими глазами видела лишь последствия яростных сражений, когда мертвых уносили на ритуальное кострище; ходила по кровавой снежной жиже, представляя, как храбро сражались соплеменники. Взросление пришлось на те времена, которые после назвали Временами покоя. Многие поговаривали, будто Скальд обратил взор на Северные земли и избавил своих детей от скверны; другие утверждали, что шараши испугались силы воинов Кельхейма и больше никогда не посмеют ступить за пределы Пепельных пустошей. Но реальность оказалась совсем не такой радужной, как обещали пророки.
Когда воин вытолкнул ее перед собой, буквально отбросив на землю, Хани почти ничего не соображала. Ее хватило только на то, чтоб немного отползти и осмотреться. Защитник стоял на коленях, удерживая в руках длинное грязное копье, проткнувшее его насквозь. Перед воином распластался обезглавленный людоед.
– Беги! – не оборачиваясь, прорычал северянин.
К нему, жутко скалясь и заливаясь безумным хохотом, спешил обгорелый шараш.
«Вставай, Хани», – раздался голос в голове.
Она до сих пор не могла привыкнуть к ним – умершим, которые хотели говорить с нею. В последнее время такое случалось не часто, но за сегодня – уже дважды.
Голос принадлежал Року, и оттого сделалось еще горше. Она всхлипнула. Хотелось дать волю слезам. И все же она не разревелась. Сжав зубы, поползла прочь.
«Спеши! Скорее, со всех ног!» – требовал голос.
Подняться и бежать! Пусть разъезжаются ноги в жидкой, топкой грязи, пусть гремит и завывает в ушах. Она должна!
Позади остался лязг клинков, а путь вперед скрывала завеса белесого тумана, странная мгла, сквозь которую ничего не разглядеть.
Хани подняла с земли обломанное древко вил, оперлась о него. «Нужно ли идти прямо в туман?» Голос Рока велел идти. Она не стала спорить и медлить, а уже через несколько шагов перестала понимать, куда несут ее ноги. Шаг за шагом, окруженная маревом сражения, Хани шептала молитвы. Несколько раз она пыталась зачерпнуть силу, но трусость брала свое. Нельзя, никто не должен знать.
А потом вокруг началась возня. Неясные тени ходили кругом, оглушающий звон повстречавшихся клинков полоснул по ушам. Она продолжила идти, и вскоре мгла рассеялась, обнажив новое поле битвы.
Отчего-то пылали дома, в небеса поднимались столбы черного дыма. Земля, куда хватало глаз, алела от пролитой крови. Мертвые шараши, мертвые северяне, отрубленные части тел. В звуках битвы растворился даже голос Рока. Или ее проводник просто исчез, выполнив то, зачем пришел?
– Наши… дети! – В подол ее платья вцепились скрюченные руки женщины. Ее лицо заливала кровь. Стрела поразила селянку в горло, голос женщины булькал на предсмертном вздохе. – Они забирают наших детей…
Последние слова утонули в кашле, и несчастная рухнула мертвой.
Зачем им дети? Живые дети?
Хани выдохнула и зачерпнула силу. Ладони наполнились знакомым пульсирующим покалыванием, бьющимся в унисон ударам собственного сердца. В пылу битвы детские крики были едва слышны.
– Там! – Кто-то с силой схватил ее за плечо, северянка с трудом сдержала крик боли. Перед нею, весь в крови и черной мерзости шарашей, стоял староста. Его грудь шумно вздымалась, рот перекосился от боли – в плече мужчины торчал ржавый обломок меча. – Они прорвались, выбили брешь в стене. Твари забирают наших детей! Ты же можешь говорить с духами-защитниками, заклинаю всеми богами Эзершата – помоги!
Хани рывком плеча скинула его руку. Значит, теперь он о помощи просит? И за частокол прогонять не собирается? Лицемер.
Злость придала решительности.
В безумии схватки она увидела Раша. В руках чужестранец сжимал окровавленные кинжалы и ловко орудовал ими. На его поясе болталось несколько небольших фляг.
Сделав очередной смертоносный выпад, Раш тоже заметил ее. В глазах чужестранца плескалась какая-то лихорадочная, нечеловеческая радость. Если и был в бездушной рубке хоть кто-то, кто наслаждался происходящим, – так это он. Карманник поелозил языком по зубам, смачно сплюнул в снег кровавый сгусток и, легким неуловимым движением развернувшись, проткнул глотку крадущемуся сзади шарашу.
Чужестранец быстро поравнялся с ней, но, прежде чем сказать хоть слово, замахнулся кинжалом. Девушка зажмурилась, не ожидая предательства. И поняла, что произошло, когда прямо над ухом раздалось сдавленное хрипение.
– Что ты творишь?! – зло прошипел ей в самое лицо Раш и вцепился в ее руку. – Думаешь, эти милые люди пощадят тебя после того, как ты спасешь их жопы?
– Но я могу спасти их.
– Тогда я тебе руки сломаю – и спасу тебя. А они как-нибудь сами разберутся.
Хани ничего не знала об этом человеке, чье лицо отчего-то казалось смутно знакомым, но знала – он так и сделает. Даже раздумывать не станет.
– Мне нужна помощь, – взмолилась она. – Позволь спасти хотя бы детей. Я могу позвать духов-защитников.
– И никаких фокусов? – Он так крепко стиснул ее запястье, что у Хани от боли слезы на глазах выступили.
– Никаких фокусов, – ответила она.
– Пойдем. И хоть иногда смотри по сторонам.
Он увел ее в сторону, за дома, где от гари нечем было дышать, но зато здесь их скрывал дым.
Читать бесплатно другие книги:
