Лицо страха Кунц Дин

5

Спустя час он крепко заснул, а Конни не спалось. Она лежала на боку, изучая его лицо в мягком свете ночника.

Его опыт, переживания нашли отражение в его чертах. Четко выделялась его выносливость, хотя просматривались и мальчишеские черты. Доброта. Интеллигентность. Юмор. Чувственность. Он был очень добрым человеком. Но так же четко прослеживался страх, страх поражения и все его ужасные последствия.

В свои двадцать, а затем и тридцать лет Грэхем был одним из лучших альпинистов мира. Он жил ради вертикальных подъемов, риска и победы. Ничто в его жизни не имело большего значения. Он стал активно заниматься альпинизмом с тринадцати лет. Год за годом он поднимался все выше и ставил перед собой все более сложные задачи. В двадцать шесть лет он организовывал партии для восхождения на труднодоступные вершины в Европе, Азии и Южной Америке. Когда ему исполнилось тридцать, он возглавил экспедицию на южный склон Эвереста. Они поднялись на западный хребет, пересекли гору и спустились по южному склону. В тридцать один год он взялся покорить гору Айгер Директ и, как принято в Альпах, в одиночку, преодолел страшную отвесную скалу без страховки. Его достижения, мужественная красота, остроумие, репутация Казановы (все это преувеличенное как друзьями, так и прессой) сделали его наиболее колоритной и популярной личностью в альпинизме в то время.

Пять лет назад, когда оставалось всего несколько не покоренных им вершин, он собрал команду для восхождения по самому опасному, роковому для многих, юго-западному склону Эвереста. Этот маршрут еще никогда не был пройден до вершины. Пройдя две трети подъема, он сорвался, поломав при этом шестнадцать костей и получив множество внутренних ушибов. Ему была оказана первая помощь в Непале. Затем с доктором и двумя друзьями его доставили самолетом в Европу, где было сделано все возможное для его спасения. Вместо празднования еще одного своего успеха он провел семь месяцев в частной клинике в Швейцарии. Он покинул ее, хотя лечение еще не было закончено. Этот Голиаф не был покорен, он оставил предупреждение нашему Давиду: Грэхем хромал.

Доктора сказали ему, что он может совершать восхождения на несложные скалы и хребты для собственного развлечения, если захочет. При достаточной практике он мог бы даже частично восстановить функции своей искалеченной правой ноги и затем уже преодолевать более сложные вершины. Но не Айгер и не Эверест. Ведь существуют сотни скал, которые могли бы представлять интерес для него.

Вначале он был убежден, что сможет вернуться на Эверест через год. Три раза он пытался подняться, и три раза его охватывала паника на первой сотне футов подъема. Вынужденный отступать даже перед менее сложными вершинами, он быстро понял, что Эверест или что-то подобное ему обрекут его на смерть.

С течением времени этот страх претерпел изменения, увеличился и разросся как грибок. Его страх перед восхождением стал всеобщим страхом, затронувшим все аспекты его жизни. Он опасался, что его наследство может быть потеряно из-за неправильного вложения денег. И стал следить за рынком ценных бумаг и капитала с нервным интересом, буквально доставая своего брокера. Он начал публиковать небольшим тиражом три дорогих журнала по альпинизму, чтобы защитить себя от провала на рынке. И хотя журналы давали неплохую прибыль, он периодически опасался их краха. Его преследовала боязнь рака, он видел его признаки в простуде, гриппе, головной боли, приступах диспепсии кишечника. Появившееся ясновидение страшило его. Иногда страх вторгался между ним и Конни в самые интимные моменты, лишая его силы.

Нередко он впадал в депрессию, и в течение нескольких дней у него, казалось, не было ни сил, ни желания, чтобы выйти из этого состояния. Две недели назад он был свидетелем хулиганства. Слышал крики о помощи — и ушел прочь. Пять лет назад он ринулся бы на защиту без малейшего колебания. Он пришел домой и рассказал Конни о хулиганстве; он унижал, обзывал себя и спорил с ней, когда она пыталась оправдать его. Она боялась, что он может почувствовать отвращение к себе, ибо знала: мужчин типа Грэхема такое поведение могло привести к сумасшествию.

Конни испытывала недостаток квалификации, чтобы помочь ему. Из-за своей сильной воли, противоречий и самоуверенной натуры она приносила больше вреда, чем добра, своим прежним любовникам. Она никогда не думала о себе как об эмансипированной женщине, она просто была, начиная с сознательного возраста, умнее и самонадеяннее большинства мужчин, окружавших ее. В прошлом ее любовники уступали ей в эмоциональном и интеллектуальном уровне. Некоторые мужчины склонны считать женщину низшим существом. Она едва не сломала человека, с которым жила до Грэхема, только тем, что отстаивала свое равенство и, по его мнению, сводила на нет его мужскую роль.

Состояние Грэхема было неустойчиво, и она должна была изменить свою личность. Это стоило напряжения и усилий. Ведь она знала этого человека таким, каким он был до несчастного случая. Она хотела разрушить его оболочку страха и вызволить прежнего Грэхема Харриса. Он был именно тем человеком, которого она так долго искала: человеком, который был равен ей, и которого не устрашит женщина, равная ему. Поэтому, пытаясь вернуть к жизни прежнего Грэхема, она должна была быть осторожной и терпеливой.

Ведь настоящего Грэхема очень легко разрушить.

Порыв ветра ударил в окно.

Несмотря на то что она была под одеялом, она вздрогнула.

Зазвонил телефон.

Она испуганно отодвинулась от Грэхема, звонок был очень резким. Как крик, отозвавшийся эхом в комнате. Она быстро подняла трубку, чтобы не разбудить его.

— Да, — тихо произнесла она.

— Мистера Харриса, пожалуйста.

— Кто звонит?

— Айра Предуцки.

— Очень жаль, но я...

— Детектив Предуцки.

— Сейчас четыре утра, — сказала она.

— Я извиняюсь. Действительно. Мне очень жаль. Искренне. Если я разбудил вас... это ужасно с моей стороны, но, видите ли, он хотел, чтобы я немедленно позвонил ему, если мы найдем новые факты в деле Мясника.

— Минуточку, — она посмотрела на Грэхема.

Он проснулся и смотрел на нее.

— Предуцки, — сказала она.

Он взял трубку.

— Харрис слушает.

Минуту спустя, когда он закончил разговор, она положила трубку.

— Они нашли номер десять?

— Да.

— Как ее имя? — спросила Конни.

— Эдна. Эдна Маури.

6

Постельное белье было залито кровью. На ковре справа от кровати темнело пятно, похожее на кровавую кляксу. Высохшие кровавые разводы виднелись на стене позади прикроватной тумбочки.

Трое экспертов-полицейских работали в комнате под руководством следователя. Двое опустились на корточки перед кроватью. Третий пытался найти отпечатки пальцев на запыленном ночнике, хотя наверняка знал, что вряд ли что-нибудь найдет. Это была работа Мясника, а тот всегда носит перчатки. Следователь вычерчивал траекторию кровавых пятен на стене, чтобы установить, был ли убийца левшой или действовал правой рукой.

— Где тело? — спросил Грэхем.

— Я очень сожалею, но тело увезли в морг десять минут назад, — ответил детектив Предуцки так, словно он вдруг почувствовал ответственность за некую непростительную оплошность в своих действиях. У Грэхема мелькнула мысль, не являлась ли вся жизнь Предуцки сплошным оправданием. Детектив быстро принимал ответственность за все и считал себя виноватым, даже если он вел себя безупречно. Это был человек неопределенного вида со слабенькой комплекцией и светло-карими глазами. Несмотря на столь невыразительную внешность и видимость комплекса неполноценности, он являлся одним из наиболее уважаемых членов манхэттенского отдела по расследованию убийств. Большинство из коллег детектива дали понять Грэхему, что он работает с лучшим из них. Айра Предуцки был выдающейся личностью в департаменте.

— Я задерживал «скорую» как можно дольше. Однако у вас ушло много времени, чтобы добраться сюда. Конечно, я поднял вас среди ночи. Но я был вынужден сделать это. Затем вы, вероятно, вызвали такси и прождали его долго. Очень сожалею. Возможно, я все испортил. Мне бы следовало оставить тело здесь немного дольше. Я понимаю, вам хотелось бы видеть его там, где оно было обнаружено.

— Это не имеет значения, — сказал Грэхем. — Мысленно я уже видел ее.

— Конечно, — сказал Предуцки, — я видел вас в программе Прайна.

— У нее были зеленые глаза, да?

— Точно такие, как вы сказали.

— Ее нашли раздетой?

— Да.

— На ней было много ножевых ран?

— И это так.

— И жуткая зверская рана в горле?

— Все верно.

— Он изуродовал ее тело?

— Да.

— Как?

— Страшно, — ответил Предуцки. — Я полагаю, мне не следовало рассказывать вам, потому что ужасно даже слышать об этом. — Предуцки сжал пальцы. — Он вырезал кусок ее живота. Вырвал, как пробку, с пупком в середине. Жуть...

Грэхем закрыл глаза и содрогнулся. Эта...

Пробка... Он начал покрываться испариной, ему стало плохо. У него не было видения, только сильное ощущение случившегося, предчувствие, от которого трудно избавиться.

— Он вложил этот кусок... в ее правую руку и сжал ее пальцы.

— Вот здесь вы обнаружили тело?

— Да.

Следователь отвернулся от окровавленных пятен на стене и с любопытством взглянул на Грэхема. «Не надо так смотреть на меня, — подумал Грэхем. — Я не хочу знать об этом».

Он бы наслаждался своим ясновидением, если бы оно позволяло ему предсказать резкое повышение цен на рынке, а не последствия маниакального насилия. Он предпочел бы угадывать имена выигравших на скачках лошадей, а не имена жертв убийств.

Если бы он мог управлять своим даром... Но это было невозможно, и он чувствовал свою ответственность за развитие и применение своего природного дара. Он верил, возможно, подсознательно, что, делая так, он хотел бы частично компенсировал тот страх, который окружал его последние пять лет.

— Что вы думаете о надписи, которую он нам оставил? — спросил Предуцки.

На стене за туалетным столиком были строки стихов, написанные кровью:

Ринта рычит, мечет молнии в небе нависшем;

Алчные тучи клокочут в пучине[1].

— Есть какая-нибудь идея, что это значит? — спросил Предуцки.

— Боюсь, что нет.

— Узнаете поэта?

— Нет.

— И я тоже. — Предуцки печально покачал головой. — У меня нет хорошего образования, только год колледжа. У меня не было средств. Я читаю много, но непрочитанного еще больше. Если бы я был более образованным, может быть, я бы знал, чьи эти стихи. Но я должен знать. Если Мясник тратит время, чтобы написать их, значит, это что-то важное. Это нить. Какой я к черту детектив, если я не могу ухватиться за такую четкую нить, как эта. — Он снова покачал головой, явно недовольный собой. — Плохо. Очень плохо!

— Может быть, это его собственные стихи, — произнес Грэхем.

— Мясника?!

— Возможно.

— Поэт-убийца? Т. С. Элиот с ножом за пазухой? — Грэхем пожал плечами.

— Нет, — сказал Предуцки. — Человек обычно совершает преступление, потому что это единственный способ, которым он может дать выход своей ярости. Кровопролитие снимает напряжение, накопившееся в нем. А поэт может выразить свои чувства словами. Нет. Как бы там ни было, здесь есть над чем подумать. — Предуцки изучал надпись кровью минуту-другую, потом повернулся и подошел к двери спальни, она была приоткрыта. Он закрыл ее. — Здесь еще одна надпись.

На задней стороне двери кровью убитой были выведены три слова: нить над бездной.

— Он когда-нибудь оставлял что-то подобное раньше? — спросил Грэхем.

— Нет. Я бы сказал вам об этом. Но это встречается в преступлениях такого типа. Некоторым психопатам нравится оставлять сообщение тем, кто находит труп. Джек-Потрошитель писал записочки полиции. Семейка Мэнсона выводила каракули кровью где-нибудь на стенах. А тут: нить над бездной. Что он этим пытается нам сказать?

— Эти слова из той же поэмы, что и другие? У меня нет подходящей идеи. — Предуцки вздохнул, засунув руки в карманы. Он выглядел озабоченным. — Интересно, смогу ли я когда-нибудь схватить его?

Жилая комната к квартире Эдны Маури была небольшой, но не скромной. Мягкое освещение заливало, все янтарным светом. Золотистые вельветовые занавески, стены отделаны светло-коричневым материалом, напоминавшим джут. Пушистый коричневый ковер. Велюровая бежевая софа. Пара одинаковых кресел. Тяжелый стеклянный столик для кофе с латунными ножками. Полки из стекла и хрома, заполненные книгами и статуэтками. Дешевые издания некоторых известных современных авторов. Все было подобрано со вкусом, удобно и дорого. По просьбе Предуцки Грэхем сел в одно из кресел.

Сара Пайпер сидела на краю софы. Она выглядела так же шикарно, как и комната. На ней был трикотажный брючный костюм темно-голубого цвета с зеленой отделкой, золотые сережки и элегантные часы, маленькие, как полдоллара. Ей было не больше двадцати пяти. Эффектная стройная блондинка, уверенная в себе.

Она плакала. Об этом говорили ее припухшие и покрасневшие глаза. Сейчас она взяла себя в руки.

— Мы уже обо всем говорили здесь, — вымолвила она. Предуцки сидел около нее на кушетке.

— Я знаю, — сказал он. — И я извиняюсь. Действительно уже поздно. Но всегда найдется то, что можно извлечь из разговора, задавая одни и те же вопросы два, а то и три раза. Вам кажется, что вы рассказали мне все. Но, возможно, вы что-то упустили. Бог знает, я частенько что-нибудь пересматриваю. Вам могут показаться излишними эти вопросы, но это мой стиль работы. Я сортирую факты снова и снова, чтобы убедиться в том, что я был прав. Я не горжусь этим. Просто я так работаю. Другие детективы могут узнать все необходимое для себя из одного разговора. Но боюсь, я не из таких. Вам не повезло, что сигнал поступил в мое дежурство. Наберитесь терпения. Я приложу все усилия, чтобы позволить вам уйти домой немного раньше. Я обещаю.

Женщина взглянула на Грэхема и наклонила голову, будто говоря: вы смеетесь надо мной?!

Грэхем улыбнулся.

— Сколько времени вы были знакомы... с покойной? — спросил Предуцки.

— Около года, — ответила она.

— Как хорошо вы знали ее?

— Она была моей лучшей подругой.

— Как вы думаете, она тоже считала вас своей лучшей подругой?

— Естественно. Я ведь была единственной ее подругой.

Брови Предуцки приподнялись.

— Она трудно сходилась с людьми?

— Да нет. Она нравилась людям, — ответила Сара. — Что могло в ней не нравиться? Она только не становилась другом запросто. Она была спокойной девушкой, держалась скромно.

— Где встретились с ней?

— На работе.

— Где вы работаете?

— Вы знаете где. В клубе «Горный хрусталь».

— И что она там делала?

— Вы знаете это тоже.

Кивнув головой, Предуцки коснулся ее колена и в строгой отеческой манере произнес:

— Совершенно верно. Я знаю это. Но видите ли, мистер Харрис не знает. Я не позаботился о том, чтобы сообщить ему. Мое упущение. Извините, вы не могли бы сказать об этом и ему?

Она повернулась к Грэхему:

— Эдна занималась стриптизом, как и я.

— Мне знаком клуб «Горный хрусталь», — произнес Грэхем.

— Вы бывали там? — спросил Предуцки.

— Нет. Но я знаю, что это клуб высшего разряда, не то что большинство стриптиз-клубов.

В один момент светло-карие глаза Предуцки сузились. Он пристально посмотрел на Грэхема.

— Эдна Маури была танцовщицей из стриптиза. Вам что-нибудь это говорит?

Он совершенно точно знал, о чем детектив думает. Ведь в программе Прайна он уже сказал, что имя жертвы может быть Эдна-танцовщица. Он был не прав, но он также и не ошибся полностью. Ее звали Маури, она зарабатывала на жизнь тем, что была танцовщицей. Со слов Сары Пайпер, Эдна пришла на работу в пять часов накануне вечером. Она выступала в десятиминутных представлениях дважды в час в продолжение семи часов, снимая детали одежды, пока не оказывалась совершенно голой. Между выступлениями, одетая в черное вечернее платье с разрезами, она подходила к посетителям, преимущественно мужчинам, сидящим по одному или группами, разносила напитки в сдержанной и элегантной манере, которая соответствовала их статусу девушек из стриптиз-шоу. Она закончила свое последнее выступление без двадцати двенадцать и покинула «Горный хрусталь» не позднее, чем через пять минут.

— Вы думаете, она пошла прямо домой? — спросил Предуцки.

— Она всегда так делала, — ответила Сара. — Ей никогда не хотелось прогуляться или повеселиться. Выступление в клубе «Горный хрусталь» — это вся ночная жизнь, которую она была в состоянии вынести. Кто может обвинить ее? — Ее голос дрогнул, как будто она снова была готова расплакаться. Предуцки взял ее руку и легонько пожал. Она позволила ему задержать свою руку, и казалось, что это доставляло ему невинное удовольствие.

— Вы танцевали в последнем вечере?