Полуденная буря Русанов Владислав
Брицелл закивал одобрительно.
— Это хорошо, — сдержанно произнесла леди-канцлер. — Ты очень немногословен, барон Берсан.
— Мое оружие секира, а не язык, миледи.
— Я это чувствую. — Бейона прищурила черный глаз. — Мне кажется, король Витгольд сделал правильный выбор. Да и принцессе Селине явно повезло.
Лабон зашевелился, словно порываясь сморозить шуточку посолонее, но сдержался, чтоб не нарваться на гнев командира.
— Благодарю от имени его величества короля Витгольда за одобренный выбор. Слухи так быстро ширятся по Ард'э'Клуэну?
— Нет, почему же? Просто его величество Экхард Второй отправлял гонцов с письмами к трегетренскому государю. Сведения, барон Берсан, из первых уст, а вовсе не от купцов-караванщиков.
— Почему Второй? — взял быка за рога петельщик.
— Потому, что его королевское величество, хранитель знамени Белого Оленя, опора Ард'э'Клуэна, Экхард скончался ночью, последовавшей за двадцать вторым днем жнивца.
— Король Экхард не был молод, но на здоровье не жаловался.
— Удар. Так бывает всегда — те, кто жалуется, живут дольше. В заботах о благе королевства его покойное величество не обращал внимания на собственные недуги.
Валлан не стал возражать, но по его лицу, как по свитку, можно было прочесть, что он прекрасно знает, как именно король Экхард заботился о государстве.
— Корону принял принц Хардвар. Вместе с королевской приставкой к имени — Эк. Так принято в Ард'э'Клуэне.
— Мои поздравления его величеству. — Капитан трегетренской гвардии, удовлетворившись осмотром, вернул и второго щенка Рохле. — И соболезнования о смерти отца.
— Я передам.
— Значит, новому королю Тарлек не угодил?
— Ты так часто возвращаешься к моей должности при дворе, барон Берсан, что я начинаю подозревать в тебе женоненавистника.
— Да нет. — Валлан позволил себе усмехнуться. — Не стоит, миледи. Просто Тарлек свыше двадцати лет служил короне Ард'э'Клуэна.
— Очевидно, долгая служба не пошла на пользу его честолюбию. Сразу после смерти Экхарда Первого он пытался устроить переворот…
— И теперь посажен на кол на потеху добрым горожанам Фан-Белла?
— Увы, нет. Ему повезло. Убит при подавлении мятежа.
— Хардвар сильно расстроился?
— Не слишком. Он лично выпустил Двухносому кишки.
— Мои поздравления его величеству, — с каменным лицом произнес Валлан. Ни одна живая душа не заподозрила бы его в сарказме.
— Я передам. Теперь, с твоего позволения, барон Берсан, о государственных делах.
— Как будет угодно миледи.
— Я подготовила несколько писем его величеству королю Витгольду. От имени нашего короля, разумеется. Вот они.
Брицелл вынул из висевшей через плечо сумки толстый сверток пергаментных листов. Протянул Валлану, но Лабон, наклонившись вперед, принял пакет из рук скривившегося егеря.
— Почту за честь передать их моему государю. — Валлан взял письма у полусотенника.
— Как видишь, барон Берсан, — продолжала леди-канцлер, — они не запечатаны. У правителя Ард'э'Клуэна нет секретов от тебя. И в ближайшем будущем мы рассчитываем на союз и выгодные торговые отношения с Трегетреном. И дружбу с королем Валланом Первым.
Петельщик сохранил маску невозмутимости:
— Король Витгольд еще не так плох, чтобы готовить ему смоляную лодочку.
— Пусть продлятся дни его величества короля Витгольда. Но рано или поздно это случится. А наследника у короля больше нет. Принц Кейлин исчез.
— Мне это известно, миледи. Ты знаешь, что мы с Кейлином дружили с отрочества?
— Не сомневалась.
— Я скорблю о его гибели…
— Конечно-конечно, барон Берсан. Но скорбь, сколь глубока бы она ни была, не должна помешать тебе взвалить на свои плечи тяжкое бремя забот о народе Трегетрена.
— Предпочитаю пока не размышлять об этом.
— Напрасно.
— А я так не думаю.
— А я думаю, — твердо произнесла Бейона. — Но не собираюсь тебя переубеждать или, упаси Сущий, поучать.
— Похвальная особенность. У тебя всё, миледи? — Бейона замолчала ненадолго, как бы в нерешительности.
— Ты приехал с Севера, барон Берсан…
— Да. Я уже это говорил.
— Скажи, ты не встречал ничего необычного?
— Я воин, миледи, а не придворный. Изволь выразиться яснее.
— Не видел ли ты что-то или не слышал ли… Что-либо необъяснимое, тревожное, нечто, что заставило бы испугаться или просто насторожиться?
— Нет, миледи. Ничего такого, с чем бы я не расправился при помощи своей секиры.
— А ты со всем можешь совладать сталью? Например, с суховеями? Уже скоро полгода северные ветры несут не холод, как полагается им от начала мира, а зной.
— Ветер не может помешать мне достать врага, где бы он ни скрывался. Спроси это у костей Мак Кехты.
— Верно. Ты истинный воин. Воин по духу. Неукротимый и опасный. Поверь мне, я же родом из Пригорья.
— Благодарю тебя, миледи. — Голос петельщика помягчел. — Я слышал о многих бойцах-пригорянах… А почему ты спрашиваешь меня о Севере и об опасных диковинах?
— Я чувствую зло. Древнее и жестокое. Оно идет к нам с Севера.
— Долгие годы зло в наши земли приходит с Севера. Только изведя на корню всех остроухих, мы сможем вздохнуть спокойно.
— Ты прав. Однажды начав благое дело, негоже бросать его на полпути. Думаю, Экхард Второй с радостью поддержит тебя в предстоящей войне с остроухой нечистью. Войне окончательной и победоносной. Что не удалось отцам, обязательно удастся сыновьям.
— Да будет так.
— Но я не об этом начинала разговор. То зло, какое я чувствую, не связано с простыми понятиями — «оружие», «сражение», «победа». Оно словно вышло из предначальных эпох. Я не знаю, что это. Колдовской амулет небывалой силы, живое ли существо, наделенное чародейскими возможностями сверх всякой меры…
— Простите, миледи Бейона, — вмешался Квартул. — Как вы это чувствуете?
Леди-канцлер досадливо поморщилась:
— Не всё ли равно?
— Еще раз прошу прощения, но я, скромный выученик Соль-Эльринской Храмовой Школы, не ощущаю ничего. А под завязку заряженный талисман я способен почуять с очень большого расстояния. Не сотню лиг, конечно, но всё-таки…
— Значит, это не амулет… Я же не лезу в твои методы, жрец. Какое же тебе дело до моих?
— Вы хотите сказать, что пользуетесь Силой? — ошарашенно выговорил молодой озерник.
— И не вижу в том ничего зазорного, — отрезала дригорянка. — Обычаи моего края не запрещают женщинам ворожить, если Сущий наделил их такой способностью.
— Но как можно пользоваться магией, не пройдя смиряющего дух и плоть обучения в Школе?
— Довольно, Квартул. — Валлана вся эта канитель уже основательно утомила. — У нас смерды говорят: в чужую деревню со своей музыкой не ходят. Если уж холопам это ясно…
— Дикая, варварская страна, — пробурчал под нос чародей.
— Могу заверить тебя, миледи, что ничего не скрыл и не утаил. Никто из нас не видел ничего необычного. Кроме как разве…
— Что?
— Так, безделица. Человек пытался помочь остроухим спастись. Начинаю вслед за тобой думать — что-то недоброе творится в наших землях.
— Ему удалось?
— Да нет. Червю и смерть под землей. Ни один не ушел.
— Хвала Сущему Вовне. Что ж, барон Берсан, благодарю тебя за беседу. — Бейона поднялась. — Нам пора.
Вслед за ней вскочили на ноги Брицелл и Лабон с Квартулом. Валлан помедлил, но тоже встал.
— Да, капитан Брицелл! — Петельщик словно невзначай вспомнил. — Нам удалось кое-что узнать о судьбе твоего предшественника. Помнишь еще Эвана?
Озерник скосил глаза в сторону спутницы. Она молчала, выжидающе глядя на Валлана.
— Помнится, его отряд пропал в конце березозола, не так ли, барон? — Брицелл сделал вид, что с трудом вспоминает события полугодовой давности.
— Да. Они устроили засаду остроухим из дружины ярла Мак Кехты.
— Того самого?
— Не знаю, того ли. Кто помнит ярла Мак Кехту? А вот его кровожадная шлюха многим запомнилась.
— Что там было дальше, барон? — поторопила Бейона. — Не тяни с рассказом, нам пора в обратный путь.
— Эвану удалось рассеять косоглазых тварей, но, преследуя трусливо разбегавшихся врагов, он попал на прииск Красная Лошадь.
— Дурацкое название.
— Да уж, глупее не придумаешь. Но на том прииске с дурацким названием отряд Эвана был вырезав подчистую. Не ушел никто.
— Ясно. — Леди-канцлер кивнула. — Я передам твои слова королю. Пойдем, Брицелл. До встречи, барон.
Она круто развернулась и пошла к лошадям. Капитан егерей задержался ненадолго. Лишь для того, чтобы спросить:
— Кто убил Эвана и его людей?
— Толпа взбунтовавшихся старателей.
— Не может быть! Эван — пригорянин. Они рождаются с мечами. Ты видел его в деле?
— Нет, но слыхал много любопытного. Говорят, нашла коса на камень. На каждого пригорянина есть другой пригорянин. Посноровистее. Был один такой и на Красной Лошади. Но ты на него не в обиде, я думаю?
Брицелл зыркнул исподлобья:
— Переправишься через Ауд Мор, старайся в тал Ихэрен не углубляться. Неспокойно там.
— Спасибо, капитан. Я запомню.
— Не за что. Прощай, капитан.
Небольшая кавалькада, подняв коней с места в галоп, умчалась на Юг, в сторону Фан-Белла.
От Восходного кряжа набежали грязные, как затертое исподнее белье, облака. Пошел мелкий, больше похожий на садящийся туман дождь. Первый раз в Ард'э'Клуэне за последние три луны.
Глава 3
Солнечные лучи, пронзая украшавшие окна троновой залы витражи, цветными бликами ложились на пол.
Отзвуки только что прозвучавших слов короля еще гуляли гулким эхом по пустым, затянутым паутиной закоулкам. Немногочисленные допущенные к дневной аудиенции веселинского посла придворные молчали, обдумывая сказанное.
Витгольд, в предчувствии очередного приступа, потирал правый бок ладонью, стараясь скрывать движение широкой полой коричневой мантии, расшитой языками пламени. Взгляд его в сотый раз пробегал по гобеленам. Искусные мастера изобразили картины из жизни Трегетренского королевства от самой войны Обретения. Долгая история, великие предки, подвиги и свершения.
Вот сцена поклонения спустившемуся с небес Огню. Вышивальщик погрешил чуть-чуть против истины, изобразив баронов в доспехах и благообразных жрецов на фоне храма с алтарем. Кольчуги в то время были лишь у тех воинов, которые содрали их с поверженных остроухих. То же можно сказать о мечах и копьях. И никаких баронов и жрецов. Племенные вожди и шаманы — это более правдоподобно.
На другом гобелене служители Огня Небесного обрушивали потоки пламени на головы сидов, мчащихся к строю пехотинцев-копейщиков. Снова неправда. Перворожденные изображены клыкастыми чудовищами, а их кони отталкиваются от земли когтистыми лапами, наподобие петушиных. Плевать. Не так уж это и важно. Гораздо важнее белоснежная длань Сущего Вовне, или Отца Огня, простертая в отеческом благословении над трегетренским строем. А трегетренским ли? Ведь в те далекие годы не было еще королевств. Не было даже Приозерной империи.
Дальше несколько гобеленов, посвященных междоусобным войнам людей Севера. Тут и ард'э'клуэнские колесницы, опрокинутые баронским ополчением в отрогах Железных гор. Давняя битва. Кровопролитная и славная. Войском Трегетрена командовал дед нынешнего короля — Видрельт Третий Победитель. Именно тогда левобережная Восточная марка была присоединена к королевству. Имя Видрельта помнят в народе и поминают на молебнах в храмах Небесного Огня. Никто только не помнит, что следующую кампанию он самым бездарным образом проиграл, отдав арданам все земли между Железными горами и Ауд Мором. Сейчас это тал Ихэрен — вотчина Витека Железный Кулак. Слухи, доходившие до Витгольда, свидетельствовали о крупной размолвке между Витеком и покойным Экхардом. Свежекоронованный Хардвар… тьфу ты, привычка… конечно, Экхард Второй прислал грамоты, желая заручиться союзом с Трегетреном или, на худой конец, не допустить поддержки южным соседом мятежного талуна. Само собой, Витгольд не преминул заверить молодого короля в своей самой искренней дружбе, что не помешало ему тайно послать барона Гебера — белая медвежья лапа на золотом поле с червленым кантом — для переговоров с Витеком. Грешно не воспользоваться возможностью исправить дедовскую ошибку и вернуть богатые земли родному королевству. На случай если Железный Кулак согласится принести вассальную присягу трону в Трегетройме, к границам тала были отправлены пять сотен лучников и столько же копейщиков. Разумеется, под видом укрепления собственных фортов на время смуты на сопредельной территории.
Следующий гобелен. Осиянные дланью Отца Огня бароны преследуют маленьких бородатых всадников. Витгольд усмехнулся. Дань памяти затяжным войнам с Повесьем за право обладания Пустыми землями. Почивший батюшка — Ресвальд Первый — очень уж хотел расширить владения на закат, пока не сообразил, что с Ард'э'Клуэном выгоднее замириться и торговать, чем изнурять оба королевства постоянными пограничными стычками. Ничего у батюшки не вышло. Это только на гобеленах и в бардовских песнях бароны играючи рубили веселинов. На самом деле удары бородатых конников, способных на всем скаку рубить двумя мечами, перепрыгивать с коня на коня и поддевающих перстень пикой, гораздо чаще опрокидывали и рассеивали наспех собранные дружины. В память о тянувшихся больше двадцати лет боях Трегетрену отошли лиг пять в длину и полсотни в ширину лесов и перелесков в обмен на обескровленные, вплоть до вырождения, баронские роды на западных рубежах. Сомнительная выгода, которой Витгольд, едва заняв трон, предпочел мирный договор с Мечилюбом, отцом правящего ныне Властомира. Да, кстати, о Властомире…
Витгольд отвлекся от воспоминаний и вперил блеклые глаза в склонившегося посла. Тот почувствовал монарший взгляд. Выпрямился, расправил полы тяжелой бобровой шубы.
— Ваше величество, позвольте поблагодарить вас от имени моего повелителя, вождя вождей, мужа над мужами, первого копья и держателя узды Повесья, Властомира сына Мечелюба. Когда вашему величеству будет угодно передать грамоты для отправки в Весеград?
Витгольд помолчал, бесцеремонно разглядывая посла. Крепкий старик. Коренастый, как вековой дуб. Бури обломали его ветки, снега намели шапку в кроне, дожди избороздили морщинами бурую шершавую кору, а он всё стоит. И еще пять веков простоит, если к не придется по вкусу лесорубам или углежогам да не побоятся люди дело иметь с лесным великаном, тупить топоры о каменно-твердую древесину. Так и Зимогляд, водивший конную гвардию Повесья еще при Мечелюбе, поражал телесной и душевной крепостью, возбуждая в недужном Витгольде лютую зависть. Зимогляда не корчило от приступов острой боли в печени, не выворачивало наизнанку после самого обычного подкопченного окорока или кубка густого вина. Веселии ел, пил и спал в свое удовольствие, скакал на коне и на шестом с лишним десятке лет так и норовил прижать в темном углу какую-нибудь коморницу пообъемистей и посмазливее. То есть вовсю предавался удовольствиям, о которых трегетренский владыка и думать забыл.
— Скоро соизволю, — без приязни проговорил Витгольд. Да и откуда взяться приязни при такой зависти? — Денька два еще погодишь. Больше ждал.
Зимогляд вновь поклонился:
— Воля ваша. Я буду ждать столько, сколько прикажет ваше величество.
— Вот и ладно. Вот и хорошо. А теперь иди. Да осияет Небесный Огонь твои дела.
Посол приложил ладони к сердцу, смешные косички совершенно седых волос раскачивались в такт движениям скуластого, докрасна загорелого лица:
— Благодарю, ваше величество. Да хранит Мать Коней ваши пути и пути ваших достойных соратников. Я буду ждать столько, сколько потребуется.
Веселии отступил на три шага и еще раз склонился, прижимая руки к груди.
Витгольд милостиво покивал, всё-таки выдавив улыбку. Разрастающаяся боль стремилась заполонить всё его естество.
Когда украшенные резьбой и бронзовыми бляхами двери захлопнулись за послом, король откинулся на спинку трона и прохрипел:
— Терека…
Худой, издерганный казначей, барон Нувель, стремительно прошагал наискось через тронную залу к малоприметной дверке в углу. Прокричал в темноту:
— Терек!
Коннетабль, граф Пален, и верховный жрец Огня, благообразный с расчесанной надвое белоснежной бородой, засуетились вокруг монарха.
Рыхлый, пузатый Пален — поперек себя выше — неловко подсовывал под спину Витгольда тугую, набитую сухими водорослями с Поморья подушку. При этом он постоянно за что-нибудь цеплялся — то рукавом, то рукоятью изукрашенного, церемониального, а вовсе не боевого меча. Уверенно граф чувствовал себя только на поле сражения, командуя пестрыми квадратами пехоты и лучников, бросая на прорыв вражьего строя закованные в железо баронские клинья. Пожалуй, лишь благодаря его хладнокровию, выдержке и чутью соединенные силы Повесья и Трегетрена не были разгромлены у Кровавой Лощины, когда Властомиру пришлось спасаться бегством от ударивших неожиданно во фланг отрядов Мак Дабхта и Мак Кехты, а Витгольда одолел очередной приступ, тогда еще довольно редкий. В мирной же обстановке, в пиршественной зале или придворных церемониях, Пален терялся, зачастую опрокидывал предметы мебели, бил посуду, топтал ноги соседям.
Жрец Невеот распустил шнуровку на вороте королевской рубахи и всё норовил приложить позолоченный знак Огня к губам Витгольда:
— Помолитесь, ваше величество, полегчает…
— Да пошел ты кобыле под хвост, — сквозь сцепленные от боли зубы рычал король, — со своим амулетом вместе! Железяку с головы сними… Давит.
— А? Конечно, ваше величество. Само собой… — Невеот осторожно приподнял над редкой монаршей шевелюрой стальной обруч с тремя позолоченными язычками пламени впереди — трегетренскую корону.
— Где Терек?
— Здесь я, здесь, ваше величество. — Едва не сшибив с ног костлявого Нувеля, в залу ворвался постельничий. — Эх, ваше величество… Говорил вам, снадобья испили бы. Лекарь, уезжая, впрок наготовил, а вы не желаете…
— На стену к воронам твоего лекаря! — привычно отозвался Витгольд.
Жрец Огня, как всегда, услышав о прибывшем из Империи служителе Храма, брезгливо поморщился и произнес, почтительно склонив голову:
— Ваше величество, достаточно одного слова — и лучшие лекари братства Огня будут в вашем распоряжении.
— В выгребную яму! И Квартул твой, Герек, впереди с походной песней и штандартом!
Слуга вздохнул, а Невеот обиженно засопел:
— А то испили бы…
В пальцах Терека на миг возникла махонькая бутылочка из глазурованной глины. И исчезла. Потому что Витгольд, приступ которого, судя по всему, постепенно проходил сам собой, прицельно взмахнул кулаком:
— Как прикажете, ваше величество.
Постельничий сорвал с плеча длинное льняное полотнище и принялся промокать пот на лбу и висках короля.
Пален отошел в сторону и переминался с ноги на ногу, ожидая монаршего разрешения покинуть залу. Барон Нувель, засунув по давней привычке большие пальцы за украшенный бляхами пояс, уставился сквозь витраж и, казалось, перестал замечать окружающий мир. Скорее всего, он уже подсчитывал в уме предстоящие расходы и прибыль, пытаясь определить выгоду от сделки соседствующих королевств. Невеот бесцельно вертел в пальцах корону и хмурился, как обычно, заслышав что-либо об имперских жрецах-чародеях.
— Фу-у-х! — выдохнул король. — Полегчало.
— Мы, это… мы… — промямлил Пален, намереваясь выразить радость по поводу облегчения государя, но не подобрал слов.
— Не будет ли лучше для вашего величества, — сказал жрец Огня, — прилечь и отдохнуть?
— Без тебя знаю, — отмахнулся Вигольд. — Все поняли, что делать надобно?
— Разумеется, ваше величество, — склонил голову Нувель.
— Так точно, — прищелкнул шпорами граф.
— Да, ваше величество, — голосом мягким, как стальной прут, завернутый в ветошь, проговорил Невеот.
— Ступайте, — соизволил отпустить придворных король. — Герек, веди меня в опочивальню.
Недалекий путь до королевской опочивальни Витгольд проделал, опираясь на плечо слуги. Всякий раз боль приходила и уходила, оставляя премерзкое ощущение слабости. Вот и устланное шкурами ложе, где он мог не играть роль сурового монарха, а расслабиться и просто побыть измученным немощным стариком. Однако, едва король опустился на край кровати, дверь распахнулась, и в опочивальню ворвалась принцесса Селина. Ее миловидное, как и у всякой девушки, встретившей всего лишь семнадцатую весну, личико раскраснелось, прядь каштановых волос выбилась из-под серебряной сеточки, а кулачки судорожно сжимали подол белого платья, расшитого по лифу речным жемчугом.
— Батюшка! — Принцесса бросилась в ноги монарха. — Ваше величество!
Герек деликатно отступил на шаг и застыл подобно торчащему в углу чучелу черного медведя.
— Чего тебе, девочка моя? — Ладонь короля ласково легла на плечо дочери.
— Правда ли это, батюшка?
— Что, девочка? — деланно удивился Витгольд, а про себя подумал: «Вот сволочи, уже успели. Кто ж так расстарался? Пален и Нувель вряд ли. Больше похоже на Невеота. Вот святоша проклятый!»
— Правда ли, ваше величество, что вы дали свое соизволение на мой брак с королем Властомиром? Ответьте мне, ваше величество!
— Ах вот оно в чем дело! — Король улыбнулся, погладил дочь по волосам. — Правда. А ты и не рада вроде бы?
— Да как я могу быть рада?!
— А ты попробуй, доченька. Глядишь, получится. — Девушка поднялась с колен. Кивнула на Терека:
— Пусть он уйдет, ваше величество.
— Ну, если ты так хочешь…
Витгольд знаком отпустил слугу. Постельничий вышел, плотно притворив дверь.
— Ваше величество! — Селина еще не повысила голос на отца, но звучащий в ее речи накал это предвещал. — Ужель королевское слово ничего больше не стоит в Трегетрене?
— Помилуй, дочь моя, о чем ты?
— Не далее как в липоцвете, ваше величество, вы обещали мою руку капитану гвардии Трегетрена Валлану барону Берсану!
Король пожевал губами воздух:
— Что ты заладила, девочка: ваше величество да ваше величество… Уж лучше бы батюшкой, как прежде, называла.
— Ответьте мне, батюшка, прошу вас.
— Валлан, говоришь? — Витгольд опять сделал паузу, потом повторил, катая имя на языке. — Валлан… И где он, твой Валлан? Верно, девочка. Обещал я ему, что, как вернется с Севера, в жнивце можем свадьбу сыграть. Ну, и где ж он? Скоро яблочник на вторую половину пойдет.
— Батюшка! Неужели какой-то десяток дней может так сломать мое счастье? — На глаза принцессы навернулись самые настоящие слезы. — Неужели этот десяток дней должен разрушить судьбу рыцаря, всем сердцем служащего вам и Трегетрену?
— Так, может, его и в живых-то уже нету?
— Не может! — притопнула каблучком Селина. — Жив Валлан! Я чувствую!
— Жив так жив. А всё едино мог бы и побыстрее обернуться. Ишь ты, Мак Кехту он ловить вздумал! Вот кто ему нужен — ведьма остроухая, а не ты!
— Неправда, ваше величество!
— Как так «неправда»? Самая правдивая истина. Гоняет там по Северу. Коням холки бьет да секирой своей машет. А о благе государства кто позаботится? На кой имперский фрукт мне такой зять? Рубака-то он справный, слов нет. Но голова — сплошная кость. Со лба до затылка. Зачем тебе такой?
— Я люблю его, ваше величество… батюшка!
— Э-э… «Люблю»! — передразнил король. — Дело молодое. Как полюбила, так и разлюбишь. А Властомир тоже воин хоть куда. Да что я рассказываю. Ты ж его видела. В сечне они с Экхардом у нас гостили. Видно, тогда и запала ему в душу, что посла прислал. Самого Зимогляда. Он его не со всяким делом гоняет. Зимогляд ему что дядька родной, а то и отца ближе. По малолетству на коне держаться учил.
— Не нужен мне Властомир! Мне Валлан нужен!
— А мне, девочка, мир и добрососедские отношения с Повесьем сейчас позарез нужны! — загремел Витгольд, даром что больным и слабым казался. — Да и на будущее пригодятся. Если хотим остроухую нечисть, по недогляду Отца Небесного Огня живущую, искоренить, должны объединяться. А что, кроме вашего брака, может наши королевства связать? Или ты за Экхардова сынка захотела? Он телок, каких поискать. Да только руки твоей не просит. Шалаву пригорянскую от себя не отпускает. Ишь ты! Леди-канцлер! Аж плюнуть хочется!
— Ваше величество…
— Слушай да не перебивай, твое высочество! Ты кто? Ты королевская дочь! Тебе про любовь всякую забыть и вспоминать не сметь! Пойдешь за Властомира! И дурь всякую чтоб из головы выкинула к псам собачьим!
— Ваше величество! — Селина вновь упала на колени. — Ваше величество!
— Я все сказал, и будет по моему королевскому слову.
— Батюшка, коли про меня не думаете, о Трегетрене подумайте! Не к отеческой любви, а к монаршей любви к родному королевству взываю!
— Что такое? — опешил Витгольд.
— Простите меня, батюшка, но ведь вы не вечны. Вон недуг какой терзает… Проживите вы хоть два века человеческих, но когда-то и срок придет с Огнем к небу вознестись. Что с Трегетреном будет? Под Повесье пойдет наше королевство? Матери Коней кланяться?
— Вот оно что… О королевстве заботу имеешь, значит?
— Имею, батюшка. Как ваша верная дочь и наследница. Когда б Кейлин живой был, о том и речи не шло бы. Кто корону вашу примет?
— Кейлин. — Имя пропавшего сына вырвалось из уст короля с мучительным стоном. — Кейлин… Когда бы Кейлин сыскался…
— Я скорблю вместе с вами, батюшка. Как-никак брат мой родной, одна кровь.
— А ты, значит, Валлана короновать вздумала?
— Нет и еще раз нет, батюшка. Мы о том с ним уже говорили перед отъездом его на Север.
— Это ж надо. Они и поговорить уже успели!
— Валлан согласен корону мне отдать. Ему титула принца меча достаточно. Такое уж случалось. При королеве Мериган Солнцеликой барон Терстан принцем меча состоял, пока наследника престола не дождались. Видрельта Первого Охотника.
— Нет, ну надо же! Они уже всё решили! А теперь слушай меня, твое высочество. Если Трегетрен и пойдет под Повесье, всяко Властомир лучше властью распорядится, чем ты с бычком-трехлетком своим. А соединенными силами мы и Ард'э'Клуэн под нашу руку приневолим. Захочет Экхард Второй, сам, доброй волей пойдет. Нет — сталью уговорим. А как с остроухими расправимся, нам и озерники не страшны — на равных говорить будем.
— Ну почему Властомир, а не Валлан, батюшка? — взмолилась принцесса.
— Да потому, что в таком случае Повесье без кровопролития в союз войдет. И дальше… Ума у него всяко поболее, чем у Валлана твоего. Да что я перед тобой распинаюсь? Волос долгий — ум короткий. Твое дело родительскую волю выполнять.
— Ах так? — Селина притопнула ножкой. — Так знайте, батюшка, — не пойду я за Властомира!
— Пойдешь!
— Не пойду!
— А я сказал…
— Не пойду, не пойду, не пойду…
— Селинка! — Витгольд вскочил и со всего маху хрястнул кулаком по столику, стоящему возле ложа. Жалобно звякнули, слетая на пол, посеребренный кувшин и кубок, затрещала и прогнулась одна ножка.
— Не пойду… — упрямо повторила принцесса, сжимая кулачки.