И всё-таки я люблю тебя! Том 1 Харькова Елена

– Мне письма не было?

– Сегодня – нет.

– А раньше ты не видела письмо от Краснова?

– От Краснова? Нет. Не помню.

– Вспомни. Ведь письма всегда ты берёшь у вахтёра. Куда ты дела это письмо?

Голос Николая Ефимовича становился всё громче, а лицо от гнева побагровело. Вера испуганно захлопала глазами.

– Я никуда его не дела.

– А куда же оно пропало? Ты его выкинула? Потеряла? Спрятала? – кричал в бешенстве Николай Ефимович.

– Я не… не… – всхлипнула Вера.

На крик пришла Анна Брониславовна.

– Что случилось? – сначала удивилась она, но потом, взглянув на Веру, нахмурилась. – Опять она что-то натворила?

– Она потеряла письмо от Краснова! Ты представляешь? Она… – Николай Ефимович схватился за сердце.

– Боже мой! – воскликнула Анна Брониславовна. – Успокойся, тебе нельзя нервничать. Сядь. Глаша! Неси скорее валидол.

Анна Брониславовна усадила мужа в кресло, дала ему лекарство и, нежно гладя его по плечу, уговаривала:

– Тише, тише, тише… Не нервничай. Подумаешь, письмо, стоит ли так из-за него переживать? Если Краснову надо, так он ещё напишет или позвонит.

Николай Ефимович как-то сжался, руки его безвольно лежали на коленях, а пальцы заметно дрожали. Кровь отхлынула, сделав его теперь мертвенно-белое лицо ещё более постаревшим.

– Анечка, он умер, – простонал Николай Ефимович, – он застрелился! Мне позвонил Крылов и рассказал, что сегодня утром его нашли на даче. Перед… перед смертью он написал записку. О чём там говорится, Крылов не знает.

– Какой ужас! – охнула Анна Брониславовна. – Как же он на такое решился?!! У него же жена, сын… Надо позвонить им, выразить соболезнование.

– Я только что звонил. Его жена со мной разговаривать не захотела. Сказала, что я тоже виноват в смерти Василия Ивановича. Он месяц назад прислал мне письмо, где просил о помощи. Он так ждал, что я хоть что-то сделаю! И, не дождавшись даже моего телефонного звонка, он понял, что рассчитывать ему не на кого и… – голос Николая Ефимовича задрожал, он закрыл лицо ладонью. – Аня, я ведь ничего не знал! Я даже не знаю, что у него случилось. Где же то проклятое письмо?

– Подождите, вы сказали, его звали Василий Иванович? – робко спросила Вера.

Николай Ефимович вскочил с кресла и, взяв Верочку за плечи, посмотрел ей в глаза.

– Да-да, Василий Иванович. Ты брала это письмо?

– Да, я вспомнила. Я ещё удивилась, что его звали, как Чапаева. Я брала это письмо. Вернее, я его только принесла от вахтёра.

– А куда ты его потом дела?

– Никуда. Положила на тумбочку в коридоре.

– И куда оно подевалось? Вера, зачем ты меня обманываешь? Я тебя очень прошу, признайся, куда ты дела то письмо!

– Почему вы решили, что я вас обманываю? – обиделась Вера. – Я правда не брала вашего письма. Да и на кой оно мне?

– Но кто, по-твоему, его взял?

– Не знаю, – ответила Вера и взглянула на свекровь. Та стояла с каменным лицом, и только руки, нервно теребящие пуговицу на блузке, выдавали её волнение.

– Глаша, ты не брала? – строго спросил свёкор.

– Нет, что вы, Николай Ефимович, я никогда не трогаю ваши вещи, вы же знаете, – испуганно затараторила Глаша, – честное слово, я даже не видела того письма…

– Вера, говори, где письмо! – свёкор еле сдерживал злость. – Не испарилось же оно! Кроме тебя, взять было некому. Зачем ты мне врёшь? Признавайся немедленно, куда ты его дела?

Вера взглянула на свекровь, но та, опустив глаза, молчала.

– Я вру?!! Я вру?!! Ах так! Некому, значит, взять, да? Здесь все, кроме меня, такие честные, да? – Вера так взбесилась! Она стала кричать на всю квартиру: – Анна Брониславовна, ну что же вы молчите? Вы же всегда так кичились своей честностью и принципиальностью! «Ах, Вера, в нашем доме никто никогда не врал. Я не позволю никому обманывать», – говорили вы. Так? И где же теперь ваша принципиальность? Где честность? Струсили? Легче спихнуть всё на меня? Правильно, всё равно все меня здесь считают врушкой. Хотя я всегда говорю правду. Но мне никто почему-то не верит. А вам верят. Хотя я чужие письма в отличие от вас не читаю. И свою вину на других не спихиваю!

Свекровь побелела.

– Что ты несёшь? Что ты себе позволяешь? Да как ты смеешь так говорить со мной!

– Подожди, я не понял, – вмешался свёкор, – кто читал чужие письма?

– Она! – Вера пальцем показала на Анну Брониславовну и тоном прокурора добавила: – В тот день было только одно письмо от вашего Чапаева. Ой, простите, от Василия Ивановича. Я положила его на тумбочку. А позже, когда я вошла на кухню, то увидела, как Анна Брониславовна читает письмо. Она усекла, что я застукала её, схватила со стола конверт и смылась в свою спальню. Вот так всё и было. Так кто после этого врушка и воровка? А?

Вера упивалась своей ролью народного обвинителя. Тем более что попалась эта ненавистная ей фифа-интеллигентка, считающая её, Веру, какой-то дворовой болонкой. А сама-то оказалась ещё похлеще!

– Аня, это правда?! – Николай Ефимович с удивлением взглянул на жену.

Анна Брониславовна окаменела.

– Аня, неужели это ты?!! – ужаснулся свёкор.

И тут Анна Брониславовна заговорила. Голос её дрожал, она постоянно нервно облизывала губы. Видно было, что каждое слово она произносила с большим трудом.

– Понимаешь, я не могла тебе его отдать. Пойми, я боялась за тебя. Я боялась за Вадима. Я не могла…

– Рассказывай всё, – ледяным тоном потребовал Николай Ефимович.

Свекровь тяжело опустилась в кресло и глухим голосом начала говорить:

– За несколько дней до письма я узнала от Клавдии Петровны, что у Красновых большие неприятности. Их сын связался с какой-то компанией оболтусов, которые от скуки возомнили себя чуть ли не революционерами и составляли план, ни больше ни меньше, как свержения существующего строя и превращения нашей страны в капиталистическую державу! Ты представляешь? Они даже название придумали своей банде: «Капиталистическая ассоциация коммунистических авантюристов». Сокращённо – КАКА. Как тебе названьице? Я, конечно, понимаю, что всё это было идиотской игрой. Их Гена на самом деле неплохой парень. Но надо же и меру знать! Короче, один из этих мальчишек проговорился. Последствия были ужасными. Как пошутила Клавдия Петровна, вот они все и обкакались со своей КАКАй. Пошло, конечно, но очень метко сказано. Так вот, их, естественно, исключили из комсомола, выгнали из института. На всех, и на Гену в том числе, завели уголовное дело. Как он ни оправдывался, что всё было просто шутки ради, просто игрой, всё бесполезно. Но хуже всего, что позор пал и на Василия Ивановича. Его тут же спровадили на пенсию, причём по-тихому, без банкета и прощальных речей. Отобрали машину с шофёром. От него все отвернулись. Конечно же, всё происшедшее его сломило. Я знала, что он попросит у тебя помощи. Я с ужасом ждала, что он тебе позвонит или напишет. Ты не сможешь ему, своему старому другу, отказать. Я знаю, ты бы стал хлопотать за него и его оболтуса даже у министра! Но, Николай, пойми, этого нельзя было делать! Заступаясь, ты сам бы замарался как товарищ врага нашего социалистического общества! Тень пала бы и на тебя! И на нашего сына!!!

Николай Ефимович с ужасом слушал жену.

– Да как ты могла решать за меня? – вдруг закричал он. – Я что, маленький ребёнок? Я сам не могу принимать решения и поступать, как считаю нужным? Кто дал тебе право лезть в мои дела?

– Николай! – испугалась свекровь. Он ведь никогда раньше не повышал на неё голоса. – Николай, не кричи на меня. Я ведь переживала за тебя, за твоё здоровье. У тебя больное сердце, тебе нельзя нервничать. А в этой ситуации ты не смог бы оставаться равнодушным. К тому же подумай о нашем сыне. Ведь он тоже дружил с Геной и даже переписывался с ним! Представляешь, если бы ты стал заступаться, там бы решили, что наш сын тоже как-то связан с этой бандой. Это было бы крахом карьеры Вадима!!! Я думала…

Николай Ефимович вдруг в ярости смахнул кипу газет с тумбочки и закричал на всю квартиру:

– Ты думала?!! Да как ты своим женским умишком могла за меня, генерала, думать? Как ты посмела за меня думать?!! Да ты… ты… – внезапно он схватился за сердце и, два раза глотнув воздуха, рухнул на пол.

– Коля! – завизжала свекровь. – Коленька, что с тобой?

Она бухнулась рядом на колени и стала в истерике трясти мужа. Подлетела Глаша. Она отстранила Анну Брониславовну, прильнула ухом к груди хозяина и скомандовала:

– Анна Брониславовна, срочно вызывайте «скорую»! Вера, принеси холодной воды.

Никто не возмутился, что домработница командует хозяевами, и свекровь с Верой поспешили исполнять приказания. А Глаша стала делать Николаю Ефимовичу искусственное дыхание.

«Скорая» приехала через пятнадцать минут, но было уже поздно.

– Мне очень жаль, – констатировала молоденькая девушка, – но он умер.

– Умер? – почти беззвучно прошептала свекровь и, не веря в произошедшее, повторила: – Умер?!!

– Мне очень жаль, – опять произнесла девушка положенную в этом случае фразу. А дальше она заговорила по-деловому монотонно: – Мы тело заберём. Вы не беспокойтесь, я сейчас позову ребят, они его вынесут. Нужно будет произвести вскрытие, чтобы узнать, от чего покойник скончался. А вы приезжайте завтра в больницу и узнаете, когда сможете забрать труп. А лучше позвоните по этому телефону. Вот, я тут написала телефон патологоанатомического отделения. Давайте я вам ещё и телефон морга дам. Там есть такой Федя, он вам всё очень хорошо сделает. Красивый ваш покойничек будет, даже лучше, чем в жизни. Не стыдно будет людям на похоронах показать. Вы ему только скажите, что вы от меня, от Оли. Он тогда постарается.

Девушка посмотрела на хозяев, догадаются ли они её отблагодарить за заботу или нет. Но хозяева лишь с ужасом и каким-то отупением слушали такие для них пока непривычные слова: «тело», «труп», «покойник», «морг». Им не верилось, что всё это относится к их родному человеку. Этого не может быть! Ведь всего лишь несколько минут назад Николай Ефимович ходил, говорил, даже кричал. А теперь он лишь тело, которое надо выносить, а потом откуда-то забирать. Девушка поняла, что хозяева жмоты, вздохнула и вышла из квартиры.

Глаша сразу запричитала. Анна Брониславовна стояла в оцепенении, и лишь когда двое здоровых парней стали перекладывать её мужа на носилки, она забилась в истерике:

– Не отдам! Не отдам! Коленька, родной ты мой, никому тебя не отдам!

Она стала лупить одного из парней по спине и пыталась вцепиться в носилки. Но Глаша с Верочкой оттащили её. Когда за парнями закрылась дверь, Анна Брониславовна зарыдала.

– Коля! Коля! Коленька-а-а! – выла она по-бабьи.

Вера попыталась обнять и утешить свекровь. Для неё самой всё произошедшее было шоком.

– Анна Брониславовна, миленькая, мне так жаль! Это ужасно! Мне так жалко, и Николая Ефимовича, и вас жалко.

Но тут свекровь взглянула на неё. И вся душевная боль вылилась в ненависть к этой девице, этой рыжей клоунессе, которая пробралась в их дом и разрушила их такую счастливую спокойную жизнь.

– Ах тебе жалко? Ах ты, тварь, теперь нас жалеешь?! Да это всё из-за тебя! Это ты его убила!!! Ты, никчёмное, глупое создание, ты, пьяница, воровка и проститутка, ты, отребье, пришла в наш дом и постоянно гадишь в нём! Ты нагадила всем! Ты чуть не угробила карьеру моему сыну, ты опозорила мою семью перед всеми нашими знакомыми, ты превратила наш дом в бордель, а теперь ты убила моего мужа! Ты отняла у меня всё, ради чего я жила! Тварь! Я ненавижу тебя! Ненавижу!!!

Слёзы боли и обиды брызнули из глаз девушки.

– Я не убивала! Я не хотела! Я не виновата! – всхлипывала Вера.

– Ему нельзя было знать про то письмо. У него больное сердце. Я знала, что он не выдержит и умрёт, – кричала свекровь. – А ты ему всё рассказала. Ты убила его! Тварь! Тварь! Тварь!

Вера в ужасе ещё сильнее зарыдала и выбежала из квартиры, хлопнув дверью. Пока она бежала по лестнице, в ушах всё ещё звенело: «Тварь! Тварь! Тварь…»

Оказавшись на улице, Вера сначала долго бежала наугад, не разбирая дороги, пока не оказалась в каком-то сквере. Там она села на скамейку и просидела почти до вечера. От выплаканных слёз голова раскалывалась, а в груди осталась пустота, как будто со слезами ушла часть души. Так хотелось запереться где-нибудь в тёмной комнате, укрыться с головой одеялом и забыть, что существует мир, люди. Но куда идти? Возвращаться в дом свекрови она не могла. Где же пожить какое-то время до приезда Вадима? А там он снимет квартиру… В том, что муж встанет на её сторону, Вера не сомневалась. Ведь он действительно любит её. Это особенно было видно в последнем письме. А про сегодняшний день Вера всё ему расскажет. Ведь она ни в чём не виновата, она только защищалась. Ей стало обидно, что её подозревают в воровстве, вот она всё и рассказала.

«Куда же идти? В общежитие к девчонкам? Так они на меня в обиде. «Ага, – скажут, – когда у тебя было всё хорошо, ты нас предала. Мы тебе были не нужны. А как тебе стало плохо, так ты к нам прибежала?!»

Нет, в общагу идти нельзя. Остаётся только Инна. Только она может помочь. Неделю назад была её свадьба, так что она уже у Володи живёт. Телефон у него лёгкий, я сразу запомнила. Надо позвонить, может, Инна что-нибудь посоветует».

– Ну и дела! – ужаснулась Инна после того, как Вера всё ей рассказала. – Ох, Верка, непутёвая ты баба. Вечно с тобой что-нибудь происходит. Ну да ладно, не хнычь. Я смогу тебе помочь. За мной когда-то один мужик ухлёстывал, он начальником ЖЭКа работает. Так вот, он ещё тогда мне говорил, что может мне квартиру в Москве сделать. Но для этого, правда, надо к ним в ЖЭК идти работать дворником. Меня такая перспектива, сама понимаешь, не устраивала. А тебе на время, пока Вадим не приедет, в самый раз. И жить будет где, да и деньги какие-никакие получать будешь. Поезжай сейчас к нему. Телефона у него нет, так что запоминай адрес.

Вера несколько раз повторила адрес.

– Ох, Инна, да как же я сейчас, вечером, к нему заявлюсь? Это неприлично. И куда он меня на ночь устроит? Да и кто я такая, чтобы он мне помогал?

– Во-первых, ты его не бойся. Он тебя не тронет. Мужик он порядочный. У него жена умерла, вот он за мной и приударил тогда. А так он скромный, даже слишком. Правда, зануда. Пока мы с ним гуляли, он только за руку меня держал и вздыхал. Да болтал без умолку о любви. Лучше б поцеловал. Короче, можешь его не бояться. Если он даже и захочет тебя изнасиловать, то будет сначала долго рассуждать на эту тему. Так что сбежать успеешь. А во-вторых, если он тебе не поможет, тогда делать нечего, возвращайся к своей мегере. Всё равно других вариантов нет. Так что поезжай. А вдруг получится. Скажи ему, что ты от меня, что у тебя неприятности, тебе негде жить. Скажи, что ты согласна работать дворником, лишь бы была своя квартира. Поняла? Эту ночь переночуй у него.

– Да ты что! Как я у чужого мужчины ночевать останусь?!!

– Не бойся. Ничего с тобой не случится. Я же говорю, он только на словах смелый, а так – валенок. К тому же он не совсем посторонний. Он друг твоей подруги, мой то бишь. Значит, и твой друг тоже. Будь посмелее да понаглее. Хватит быть тетёхой. Поняла? Давай, вперёд! Я, сама понимаешь, тебя проводить не могу. Я теперь дама замужняя. Мне пока одной по вечерам шляться не пристало, надо хоть полгодика подождать. В общем, не трусь и поезжай к нему. У него телефона нет, но у меня где-то записан телефон его соседей. Я сейчас позвоню и попрошу их предупредить его о твоём визите и что тебе нужна помощь. А ты поезжай быстрее, пока совсем не стемнело. Как устроишься, позвони, поболтаем. Я тебе про свадьбу расскажу. Ой, у меня было такое потрясное платье! И фата офигенная, аж до пола! А какая жрачка была! Даже лучше, чем на твоей свадьбе. Ладно, поезжай, потом расскажу, это не короткий разговор. Ну всё. Пока.

Жил Семён Иванович на самой окраине Москвы. Здесь вместе с хрущёвскими пятиэтажками соседствовали частные дома и длинные одноэтажные бараки. Пока Вера нашла дом, на улице совсем стемнело. Она в нерешительности остановилась перед дверью двадцать первой квартиры. Ей стало страшно. Но оставаться ночью на улице было ещё страшнее. Она вздохнула и с силой нажала на кнопку звонка. Долго никто не подходил. Вера уже собралась уходить, как послышался скрежет открываемого замка. В приоткрытую дверь просунулась небритая голова.

– Чё надо? – хрипло спросила голова.

Вере захотелось тут же убежать, но она пересилила себя и робко спросила:

– А Семён Иванович здесь живёт?

– Унитаз, что ль, потёк?

– Нет.

– Трубу прорвало?

– Нет.

– Раз дело не срочное, тогда приходи завтра с девяти до пяти в контору.

Дверь захлопнулась. Вера не знала, огорчаться ей или не стоит из-за того, что тот небритый тип ушёл. Может, лучше вернуться домой? Она спустилась вниз, вышла из подъезда и остановилась. Ночная мгла пугала ещё больше. Холодный августовский ветер пронизывал аж до костей. Вера взглянула на жёлтые окна дома. Там за уютными занавесками в тёплых квартирах люди после сытного ужина сидели на мягких диванах и смотрели телевизор. У Веры от голода заныл живот. Надо идти домой. Она направилась через сквер к остановке автобуса. Но пока она шла, в голове опять зазвучал истеричный крик свекрови: «Тварь! Тварь! Тварь! Ненавижу тебя!!!» Вера остановилась. Нет. Пока Вадим не приехал, в тот дом ей дороги нет. Вера развернулась и решительным шагом направилась к незнакомцу.

– Ну, чё надо? – недовольно проворчал мужик за закрытой дверью.

– Я от Инны, – прокричала Вера в замочную скважину.

На этот раз дверь открылась полностью. Голова, как оказалось, принадлежала высокому немного полноватому мужчине лет около сорока. Одет он был в тренировочные тёмно-синие штаны с вытянутыми коленками и белую заношенную майку. Вера была удивлена. Что могло привлечь Инну в этом, уже немолодом, да к тому же с пивным брюшком и лысиной, кое-как прикрытой по диагонали жидкой прядкой волос, мужчине? Скорее всего только должность начальника и обещание помочь с московской пропиской и квартирой.

– От Инны, говоришь? – мужчина пристально осмотрел её с ног до головы. – Ну проходи. Я сейчас.

Вера прошла в маленький коридорчик, который через один шаг заканчивался, переходя в комнату, из которой была видна дверь на кухню. Мужчина тут же скрылся в ванной.

– Ты извини за такой вид, – кричал он оттуда, – я тут приболел. Простудился. Но сейчас ничего, оклемался. Ты не стесняйся, проходи. Я скоро.

Вера робко прошла в комнату и села на край дивана. Она огляделась. Кроме дивана и двустворчатого шкафа, в комнате ничего не было. Не было видно ни полок с книгами, ни телевизора, ни даже приёмника. Правда, за шкафом висела видавшая виды шторка, закрывающая скорее всего вход в кладовку. «Наверное, там и спрятан телевизор», – решила Вера, которая теперь не представляла, как можно жить без этого волшебного ящика с голубым экраном. Она тяжело вздохнула. Нервное напряжение за весь день вылилось в дикую усталость. Ей так захотелось свернуться на этом диване калачиком и заснуть.

Мужчина в ванной что-то напевал под звук льющейся воды. С трудом угадывалась вольная импровизация арии из какой-то оперы. Вера несколько раз слышала эту арию по радио.

Глаза у Веры стали слипаться, голова периодически падала на грудь. Она проваливалась в такой сладкий сон. Вдруг из ванной раздалась громкая рулада: «Ла-ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла! Не пора-а-а ли мужчиною стать?» Веру как будто окатили холодной водой. Она захлопала испуганными глазами, но дальше пение опять стало тихим, и Верина голова снова стала медленно клониться к груди. Но тут дверь ванной со стуком распахнулась, и комнату огласил громоподобный бас: «…мужчиною ста-а-ать, мужчиною стать! Ха-ха-ха-ха-а-а-!» Вера от испуга аж подскочила с дивана.

В дверях в позе Наполеона стоял Семён Иванович. Одну ногу он выставил вперёд, левую руку завёл за спину, а правой рукой он опёрся о дверной косяк. Дескать, поглядите, каков я! А поглядеть было на что. От былой щетины на лице не осталось и следа. Реденькие волосы вокруг лысины были гладко прилизаны с помощью воды и крема после бритья. Вместо тренировочных штанов и майки на нём был чёрный костюм, белая рубашка, а на шее красовалась бархатная бордовая бабочка. Всю комнату наполнил аромат одеколона «Шипр».

Семён Иванович постоял ещё минуту, чтобы девушка смогла прийти в себя после его эффектного выхода.

– Как вас зову-у-ут, о незнако-о-омка? – пропел Семён Иванович, не пожелавший выходить из образа оперного певца.

«Он что, придуряется или просто шизик? – соображала Вера, чем это ей грозит. – Ну, Инна, спасибо, удружила! Что же мне делать? Говорят, психов лучше не злить, а то ещё хуже может быть».

Вера посмотрела на него несчастными глазами, не зная, как отвечать на вопрос.

«Мне нужно тоже петь или можно просто сказать? Эх, лучше не рисковать».

– Ве-е-ерочка-а-а, – робко пропела она тоненьким голоском.

– Вера? – переспросил он серьёзным тоном. – А я Семён Иванович. Для вас просто Сёма. Давайте теперь, раз мы подружились, перейдём на «ты»?

Вера согласно кивнула.

«Слава тебе господи, больше петь не будем».

– Ну-с, мадемуазель Вера, пройдёмте-с в столовую, – заговорил он почему-то старинным языком и сделал широкий жест рукой.

«Столовая» оказалась малюсенькой кухней площадью около пяти квадратных метров, оснащённой газовой плитой, металлической раковиной с нависающей над ней газовой колонкой и большой тумбочкой, являющейся одновременно и шкафчиком для посуды, и столом. На стене рядом с отрывным календарём висело радио. Холодильником служила ниша под окном. Завершали интерьер «столовой» две самодельные табуретки. Семён Иванович усадил Веру, смахнул рукой крошки с тумбочки на пол и полез в «холодильник».

– Ты какую кухню предпочитаешь? – спросил он, стоя в позе испуганного страуса, причём повернутый к Верочке не самой культурной своей стороной.

Вера растерялась. Честно говоря, она предпочитала просторную кухню как у свекрови или в общежитии. Но обижать хозяина она не стала, поэтому скромно произнесла:

– Да у вас тоже кухня ничего, уютная.

– Я имею в виду, что ты любишь есть: украинские, русские или ещё какие блюда? Лично я предпочитаю грузинскую кухню. А ты?

– Я не знаю. Я всё люблю, лишь бы вкусно было, – произнесла Вера и покраснела. Ей вдруг стало стыдно, что она пришла к незнакомому мужчине да ещё и уселась за стол в ожидании ужина. – Но знаете, я неголодная. Я вас в комнате подожду, пока вы поедите.

Она хотела встать, но Семён Иванович, повернувшись наконец-то к ней лицом, властным движением усадил её опять на табуретку.

– Как говорится, чем богаты, тем и будем потчевать.

Богат Семён Иванович был только картошкой и селёдкой. Верочка удивилась, что такие, с её точки зрения, исконно русские блюда, оказывается, принадлежат грузинской кухне. В довершение он с гордостью достал из тумбочки ополовиненную бутылку водки и поставил её в центр стола.

– Разрешите, мадемуазель, вас слегка побеспокоить? – галантно спросил Сёма, а потом по-простому добавил: – Выйди в комнату. Мне надо достать фужеры, а они находятся в самой глубине комода.

Верочка послушно вышла с кухни и из-за угла наблюдала за действиями хозяина. Семён Иванович отодвинул табуретки, раскрыл дверцы тумбочки, затем элегантным движением приподнял брючины, чтобы они не вытянулись на коленках, встал одним коленом на деревянный пол и почти полностью залез в недра тумбочки, кряхтя и бормоча что-то себе под нос. Слышался звон переставляемых тарелок, банок и кастрюль. Наконец-то он нашёл, что искал. Фужерами оказались две стопки. Одна была с щербинкой. Её Семён Иванович поставил около себя. Вера опять села на своё место и с беспокойством поглядела на водку.

– Вы знаете, я не пью.

– А мы не будем пить, – категорично заявил мужчина.

Вера облегчённо вздохнула.

– Водку пьют только алкоголики, – продолжал Семён Иванович, встав к раковине и пытаясь чистить картошку так, чтобы не испачкать костюм, – а мы будем её вкушать. Мы будем наслаждаться дегустацией напитка Бахуса. И божественная частичка этого нектара, попав в нашу кровь, превратит нас самих в богов!

Верочка поморщилась. Из всей этой белиберды она поняла только одно: Сёма пить будет. А оставаться в одной квартире с пьяным незнакомым мужчиной, тем более с шизиком, крайне неприятно и опасно.

«Нужно поскорее перейти к делу. Но всё равно сначала придётся с ним посидеть, поговорить, чтобы он хоть чуть-чуть со мной познакомился. Придётся ему рассказать о своих проблемах. А там, глядишь, может, он пожалеет меня и поможет с квартирой».

– Семён Иванович, давайте я почищу картошку, а то вы испачкаетесь, – предложила Вера, чтобы как-то войти к нему в доверие.

Он с удовольствием уступил ей своё место у раковины, а сам сел на табуретку, облокотившись спиной о тумбочку, положил одну ногу на другую так, что занял собой всё свободное пространство кухни, и начал рассуждать, при этом широко жестикулируя руками. Казалось, будто он читает монолог из театральной пьесы.

– Вот скажи мне э… Вера, да? Так вот, Вера, скажи мне, какие мужчины тебе нравятся?

Вера от неожиданности даже выронила нож. Она растерялась, не зная, что ответить. Но Семён Иванович, не дожидаясь ответа, продолжал рассуждать.

– Существуют разные критерии оценок противоположного пола. Большинство смотрят исключительно на внешность. Красота, как говорила Раневская, страшная сила. Да, я тоже этим грешен. Как увижу красивую женщину, так во мне такое происходит! Я уже не я. Я, как зомби, готов идти за ней куда угодно и выполнять любые её сумасбродные прихоти. Но, увы, красивая женщина – это как утренний туман, как мираж, как запах одеколона. Вот только сейчас она была со мной, я замирал от восторга, когда обнял её, но, открыв глаза, обнаружил, что обнимаю лишь пустоту. А туман просочился сквозь пальцы и царствует уже в другом месте. Уже другие мужчины вдыхают божественный аромат и пытаются обнять мираж… Ты кожуру-то потоньше срезай, а то самые витамины выбрасываешь… Так вот, взять хотя бы твою подругу. Инна – девушка красивая, даже можно сказать, эффектная. (Слово «эффектная» он произнёс с двумя «э».) Но она тоже из этих, из миражей. Исчезла, лишь появившись. А я мужчина ещё хоть куда!.. Возьми вон ту кастрюлю и налей воды. Спички вот в этом ящике… Так, о чём я говорил? Ах да. Так вот, я мужчина хоть куда! Я постоянно знакомлюсь с женщинами, но итог плачевный. Я до сих пор холостой. Нет, у меня, конечно, была жена. Но она умерла четыре года назад, и с тех пор я, так сказать, беспризорный. Так вот, теперь я пришёл к выводу, что не стоит тратить время на прекрасные миражи. Мне нужна хозяйка в доме. Чтобы и обед сварила, и полы помыла, да и постирать могла. И при этом не была бы лишена приятности во внешности. Вот как ты, Вера… Чёрт! Ну что же ты кастрюлю уронила?! Вот растяпа! Эх, костюм забрызгала! Надо поаккуратней быть. Собери картошку с пола. А я сейчас тряпку принесу.

Пока Семён Иванович ходил за тряпкой, Вера собрала все картофелины с пола, промыла их под краном и поставила на плиту варить. Семён Иванович бросил тряпку на пол, сел и продолжал дальше рассуждать. Вере пришлось вытирать пол, ползая на корточках вокруг табуретки, на которой он сидел.

– Так вот, я пересмотрел свою позицию в отношении места женщины в моей жизни, – он поднял ноги, пока Вера вытирала лужу под ним. – Пришлось спуститься, так сказать, с небес. Вот тут ещё подотри. Да-да, в углу. Так вот, как я уже упоминал раньше, жена, конечно, не должна быть уродиной. Она должна быть приятной и внешне, и желательно внутренне. Она… Тряпку отнеси в ванную. Там положи на батарею. Только выжми её сначала… Так. О чём я говорил? Ах да. Моя будущая жена должна будет посещать всякие там концерты, спортзалы…

Остаток речи Вера не слышала, так как включила в ванной воду и долго мыла тряпку. Вернулась она на кухню, когда Семён Иванович сказал:

– Так-то вот. Ты со мной согласна?

– Угу, – ответила Верочка из уважения к нему.

На самом деле ей уже надоели его занудные рассуждения. Чего это он ей рассказывает про свою будущую жену? Ей-то какое до этого дело?!

Вера села за стол и скромно положила руки на колени.

– Так вот, – продолжал Семён Иванович, – я, конечно, отчасти согласен, что женщина – небесное создание… Селёдочку тоже почисть… Так вот, она небесное создание и рождена исключительно для любви и нежностей всяких. Это вы, женщины, так думаете, правда?

Он вопросительно взглянул на Веру.

– Угу, – кивнула она, лишь бы он отстал, и начала с неохотой чистить селёдку.

Она терпеть не могла этого делать. К тому же Вера почувствовала, что у неё начинается насморк. А платка-то у неё и не было! Эх, учила же Инна, что культурная женщина всегда должна с собой носовой платок носить. Вера старалась незаметно шмыгать носом. Она вполуха слушала болтовню Семёна Ивановича, полностью сосредоточившись на селёдке и своём насморке.

– Вы, женщины, значит, считаете, что все заботы должны взять на свои плечи мужчины, да? Раз мы сильный пол, так, значит, просто обязаны вас холить и лелеять, так ведь?

– Угу, – Вера украдкой вытерла нос. Она старалась аккуратно снять кожу с селёдки, как это делала Глаша.

– Ага! – обрадованно закричал вдруг Семён Иванович, как будто наконец-то уличил её в чём-то постыдном, и громко хлопнул себя по ноге. – Вы, значит, будете жить в холе и неге, так? А коммунизм кто тогда строить будет? А? Одни мы, мужики? Да? А вы, значит, хотите в светлое будущее на нашем хребте въехать?! – Он постучал себя по затылку и с возмущением уставился на Веру, которая испуганно захлопала глазами.

– Не получится, голубушка! – Сёма потряс указательным пальцем около её носа. – Будьте любезны тоже повкалывать на благо нашего социалистического общества. Нечего за нашими спинами отсиживаться! Понятно?

– Угу, – покорно кивнула Вера. Она жутко испугалась таких непредсказуемых выходок Семёна Ивановича.

А он тем временем разошёлся не на шутку. Он вскочил с табуретки и начал ходить по кухне, но так как места там не хватало, он перешёл в комнату.

– Это всё буржуазная культура виновата! Я бы запретил читать книги всех этих дореволюционных хлюпиков типа Толстого, Пушкина и… и… ну и остальных воспевателей женских прелестей. К чёрту все книги! – орал Семён Иванович и размахивал руками. – Нам некогда читать и разводить сопли-слюни!

Вера шмыгнула носом.

«Ой, он мой насморк заметил! Как стыдно! Ещё решит, что я неряха, и не возьмёт меня на работу».

– Вот когда построим коммунизм, тогда можно будет и расслабиться, и книжки всякие там почитать, стишки послушать, – он подошёл к ней и, облокотившись одной рукой о стену, сурово посмотрел на неё сверху вниз. – А пока будьте-ка любезны, дорогуша, у станочка постоять да кирпичики на стройке потягать. Во имя всеобщей справедливости вы пока позабудьте о том, что вы слабый пол. Так-то вот!

Вера затравленно сжалась.

«Ну точно шизик. Как бы он меня не придушил во имя всеобщей справедливости. Небось и первая жена не своей смертью померла».

Но Семён Иванович неожиданно быстро успокоился, сел на табуретку и как ни в чём не бывало спокойно спросил:

– Картошечка сварилась?

Вера перевела дух и поднялась посмотреть картошку. Но поворачиваться к нему спиной она всё-таки побаивалась. Она бочком-бочком подошла к плите и приподняла крышку. Потыкав вилкой, она пришла к выводу, что картошка почти готова. Пока Вера отделила кости селёдки и разрезала её на кусочки, Семён Иванович достал тарелки и вилки. Они сели за стол. Вера скромно положила на свою тарелку одну половинку картофелины и один кусочек селёдки.

– Это что за птичья порция? Кто как ест, тот так и работает! – прогремел Семён Иванович, и Вера испуганно навалила себе почти полную тарелку картошки и пять кусков селёдки.

– Ну, за знакомство! – торжественно произнёс он, подняв стопку.

– Нет, что вы, я не пью, – пролепетала Вера и, испугавшись очередного приступа гнева «шизика», быстро добавила: – Мне нельзя. Я беременная.

– Беременная?!! – удивился Семён Иванович так, словно вообще не знал, что женщины иногда бывают беременными. Он отставил уже поднесённую ко рту стопку и зацокал языком. – Н-да. Дела! Ай да Инна! Вот это удружила.

«А уж как она мне удружила! Направила ночью к ненормальному мужику! И чего он так расстроился? Думает, что я, беременная, двор подметать не смогу?»

– Вы не думайте, я работящая. И выносливая. Я и беременная со всем справлюсь.

– Оно, конечно, видно, что ты девушка… хм, прости, женщина хорошая, работящая. Но… – Семён Иванович почесал затылок. – Как тебя угораздило-то?

– Чего угораздило?

– Он что, подлец, сбежал?

– Он не подлец. И никуда он не сбежал. Он просто уехал.

– И где же он?

– Во Франции.

– Ух ты! Далеко смотался. Аж за границу драпанул!

– Да вы не волнуйтесь, он скоро вернётся и заберёт меня. Мне бы только на время где-нибудь пристроиться.

– Чего?!! – взревел Семён Иванович. – Это как понимать? Я, значит, тебя приютю, а потом приедет твой подлец и ты тут же вернёшься к нему?

– Ну да, – жалобно пролепетала Верочка, не понимая, что так разозлило «шизика», – я вас долго обременять не буду.

– Вот это наглость! И что мне прикажешь делать с чужой беременной бабой? Заботиться о тебе за просто так?

– Ну почему просто так? – всхлипнула Вера. От страха и обиды у неё потекли слёзы. – Я отработаю. Я же буду вашим дворником. Мне Инна обещала, что вы меня устроите к себе в ЖЭК работать дворником, а за это мне дадут квартиру. Мне негде сейчас жить. Я поругалась со свекровью. А муж уехал. Я совсем одна. Мне некуда идти.

Верочка разревелась. Она всхлипывала и размазывала слёзы по щекам.

– Работать дворником?! – удивился Семён Иванович. – А я думал, что мне Инна жену нашла.

У Веры глаза полезли на лоб.

– Нет-нет, что вы! Я уже замужем. А разве Инна вашим соседям не сказала? Они же должны были всё вам передать.

– Соседям? Да я с ними поругался. Они мне теперь ничего не передают, – он вздохнул и опять почесал затылок. – Ну и дела! Н-да, что же нам с тобой делать-то?

– Возьмите меня к себе дворником, – жалобно попросила Вера. – Пожалуйста!

– Видишь ли, Вера, – начал выдавливать из себя он по одному слову, – я Инне несколько преувеличил своё социальное положение в нашей конторе. На самом деле я не начальник в нашем ЖЭКе, а сантехник. Сама понимаешь, что такая «эффэктная» девушка, как Инна, не стала бы со мной даже разговаривать, если бы узнала моё истинное призвание.

– Ой! Значит, вы мне не поможете?!!

– Знаешь, Вера, ты мне понравилась. Сразу видно, что ты хороший человек, просто попала в беду. Я постараюсь тебе помочь. Завтра пойду к нашему начальнику и попрошу за тебя. Квартиру тебе не гарантирую, но койку в общежитии, может, и смогу для тебя выбить.

– Ой, спасибо! Мне и койки в общаге будет достаточно. Я же на время, пока Вадим не приедет.

– Ну, давай за это выпьем. Вернее, я выпью, а ты закусывай.

Узнав, что Вера не набивалась ему в жёны, Семён Иванович перестал выпендриваться и заговорил с ней по-простому. Стал расспрашивать о её жизни, немного рассказал о себе. Вера, увидев, что опасность миновала, расслабилась и даже стала получать удовольствие от общения. Ведь уже долгое время ей не с кем было даже разговаривать. Беседа под водочку с селёдочкой потекла приятно и неспешно…

Но в самый разгар их более-менее приятной посиделки вдруг раздался звонок. Семён Иванович весь напрягся.

– О, чёрт! – прошептал он. – Это Сонька. Она меня убьёт! Не будем открывать, притворимся, что меня нет. Тьфу ты, она же видела свет в окне. Придётся открыть.

Звонок повторился. Семён Иванович заметался.

– Так, быстро прячься!

Он схватил обалдевшую Веру за руку и запихнул её в кладовку за шторкой. Через минуту он всунул Вере в руки её тарелку и стопку с водкой. Ещё через минуту он бросил около её ног костюм, рубашку и бархатную бабочку, а сам в трусах и майке пошёл открывать дверь.

– Ты чего не открывал? – услышала Вера недовольный женский голос.

– Да я спал.

– Ты спишь в носках?

– У меня ноги замёрзли. Ты ведь знаешь, что я болею, – жалобно произнёс Сёма и для наглядности покашлял.

– Вот я и пришла подлечить моего бедненького больного Кысика, – промурлыкала ласково женщина.