И всё-таки я люблю тебя! Том 1 Харькова Елена

– А твой муж? Он разозлится, что тебя так поздно нет. Иди лучше домой.

– А мой муж уехал к своей треклятой мамочке. У старухи приступ. Так что эта ночь вся наша. Ты рад?

– О нет! Ой, вернее, я рад. Но я себя так плохо чувствую, что сегодня лучше тебе идти домой, – страдальческим голосом ныл Семён Иванович.

– А у меня есть прекрасное лекарство, – не унималась женщина, – вот, посмотри. Видишь, я под плащом почти совсем голенькая. Ну как? Кысик будет лечиться?

– Нет-нет. Иди домой. Я переживаю, что ты можешь тоже заразиться.

– Ну, если я заболею, тогда ты меня лечить будешь, так ведь? А пока, больной, я как доктор назначаю вам постельный режим. И не смейте пререкаться с врачом!

Дальше Верочка услышала шум от возни в коридоре, хихиканье женщины и нытьё Семёна Ивановича: «Нет, Соня, прекрати. О нет! Ну перестань! Что ты делаешь? Я же больной. Уходи!»

– Ты чего меня гонишь? – наконец возмутилась Соня. – А, ты ждёшь другую женщину? Да? К тебе должна прийти другая любовница? Ах ты кобель! А ну признавайся!

– Нет-нет, Сонечка, что ты! У меня никого, кроме тебя, нет.

– Тогда хватит кочевряжиться. Расслабься. Сегодня я тебя порадую! Ну, больной, пошли на процедуры.

Возня перешла в комнату, потом на кухню. Послышался звук упавшей табуретки.

– Ну куда же ты, Кысик, убегаешь? А, больной боится уколов! Придётся чуть-чуть потерпеть. Где наша попка? Ах вот она! Наша тощенькая синенькая попка! Ну-ну, не бойся. Я умею делать уколы очень нежно. Вот так. И вот так. Нравится? Вот так. Пациент, вам надо лечь. Пойдёмте в комнату. Ну, Кысик, на тумбочке ведь очень жёстко. Ну ладно, раз вы, больной, хотите на операционном столе, так и быть. Но тогда я заодно сделаю вам операцию. Что бы вам такое удалить? – женщина захихикала. – Нет, этот славненький аппендицитик мы вам удалять не будем. Я лучше вам трепанацию черепа сделаю. Ха-ха-ха! Ладно, сейчас делать не буду. Но если узнаю, что у моего Кысика есть другая баба, то тогда точно сделаю сразу и трепанацию и аппендицит этот напрочь отрежу! Ясно?

Верочка была в шоке. Она стояла за шторкой среди всякого хлама, держа в одной руке стопку с водкой, а в другой тарелку с едой, и слышала весь этот срамной спектакль! Ей было так стыдно! У неё чуть ли не на глазах происходило ТАКОЕ! А когда из кухни раздались громкие вздохи женщины, Верочка готова была провалиться сквозь пол! В более идиотском положении она ещё никогда не была. Слава богу, это вскоре закончилось. Верочка облегчённо вздохнула. Но не тут-то было. Эта Соня оказалась неугомонной женщиной.

– Ах, Кысик, ты был прав. Я, кажется, от тебя заразилась. Ах, я помираю! Срочно лечи меня. Мне надо сделать искусственное дыхание. Ну что же ты стоишь? Тебе меня не жалко? Давай-давай, лечи. А то я помру и всю ночь у тебя тут трупом проваляюсь! Ага, испугался! Вот так-то лучше. О, искусственное дыхание чудесным образом вернуло меня к жизни. Ох, но сейчас у меня радикулит разыгрался. Помассируй мне спинку… А теперь у меня животик болит… И в груди что-то давит…

«Да она действительно развалюха, – горько усмехнулась Вера, – проще её прирезать да похоронить где-нибудь в саду».

Понимая, что «больничные процедуры» прекратятся, дай бог, к утру, Вера присела на корточки, стопку поставила на пол, а тарелку на колени и стала потихоньку есть.

Но «лечение» всё же через полчаса закончилось.

– Ну всё, Сонечка, иди домой, – опять начал уговаривать Семён Иванович.

– Чего ты меня всё гонишь?

– Глупенькая, я о тебе ведь беспокоюсь. Вдруг твой муж рано утром приедет, а тебя дома нет! Ведь он тебя опять побьёт.

– Ох, да, побьёт, – печально вздохнула женщина.

«Теперь понятно, почему она такая вся больная. Но, видно, мало он её бьёт, раз она всё равно по чужим мужикам бегает. Надо было ей прежде всего ноги повыдергать. Тогда бы мне не пришлось полночи в кладовке просидеть».

– Ладно, сейчас уйду.

«Наконец-то!»

– Только покорми меня сначала, – попросила неугомонная женщина.

«О нет!»

– Я так проголодалась в вашей больнице! Итак, чем нас сегодня кормят? Так, варёная картошечка. О! Ещё тёплая! А говорил, что спал, когда я пришла. А с чем картошка? С селёдочкой? Замечательно! Доставай. А водочка осталась? Чудесненько!

Послышался скрип открываемого «холодильника». Верочка приготовилась ещё полчаса просидеть в кладовке. У неё затекли ноги. Она встала и потянулась. Чуть отступив в сторону, она нечаянно задела ногой стопку, которую перед этим оставила на полу. Рюмка со стуком упала. Верочка еле успела её схватить, чтобы она не выкатилась за шторку.

– Что это там? – насторожилась женщина.

– Мышь, – слишком быстро ответил Семён Иванович. – Я её ещё вчера приметил. Не успел капкан купить.

«О господи! Ситуация хуже, чем в анекдоте»

– Мышь, говоришь? А если я проверю?

– Ты мне не веришь? – возмутился Семён Иванович. – Как ты можешь меня в чём-то подозревать? Это оскорбительно!

– Ладно, не кипятись. Верю, верю. Я просто пошутила. Хочешь, я тебе своего Мурзика одолжу? Он у меня здорово мышей ловит.

– Хорошо, приноси, – Семён Иванович от страха даже был согласен взять в свою квартиру эту тварь, хоть кошек всей душой ненавидел.

– Ну, где твоя селёдочка?

– Вот она, родимая.

– Та-а-ак. Это что такое? Вот это что такое? – вдруг заорала женщина. – Один, говоришь, спал, да? А кто так селёдку тебе разделал? Или, может быть, ты научился с селёдки кожу снимать да кости вытаскивать? А? Ну, где там твоя мышь спряталась? Я ей сейчас покажу, как у чужих мужиков селёдку надо по ночам резать! – перешла она на визг.

Вера не успела опомниться, как шторки распахнулись, вернее, они не распахнулись, а просто были отодраны от стены вместе с гвоздями. Прямо перед ней стояла маленькая полная женщина лет около сорока пяти. Для своего роста Соня была даже слишком полная и напоминала бы сказочный колобок, если бы не разъярённое выражение лица. Уперев толстые маленькие ручки в пухлые бока, женщина ядовито прошипела:

– Вот она, мышь-то, поглядите-ка! Стоит, крыса подлая, как ни в чём не бывало и только зенками своими бесстыжими, как идиотка, моргает!

Вера действительно стояла как идиотка, сжимая в одной руке тарелку с селёдкой, в другой рюмку, и растерянно хлопала глазами, не зная, что же в таких случаях надо говорить.

– Здрасте, – почему-то вырвалось у неё. – Это не то, что вы думаете. Я по делу зашла.

– Ах ты крыса рыжая! Я тебе покажу, как по делам к чужим мужикам среди ночи шастать! – заорала Соня и стукнула по тарелке так, что селёдка с картошкой веером разлетелись по кладовке. Один кусок селёдки даже попал Вере в вырез платья, а масло от селёдки забрызгало её с головы до ног. Соня со всей силы дала оплеуху Вере, а затем с ловкостью, казалось бы, ей не свойственной, подпрыгнула и вцепилась сопернице в волосы.

Вера от боли стала визжать. Семён Иванович попытался оторвать Соню от девушки, обхватив любовницу сзади за необъятную талию и оттаскивая её в комнату. Но Соня, вцепившись одной рукой в Верины волосы, выволокла девушку за собой из кладовки и, повиснув в крепких объятиях Семёна Ивановича, стала колотить её кулаком другой руки, пытаясь попасть сопернице в лицо. Но удары приходились на плечи и руки, которыми Вера загораживалась. Семён Иванович всеми силами пытался утихомирить разбушевавшуюся любовницу, но та со злостью ударила его пяткой в пах. Он протяжно взвыл и, отпустив женщину, согнулся пополам. Соня перевела свой гнев на любовника, обрушив удары своих кулачков на его сгорбленную спину.

А в это время Вера, воспользовавшись тем, что Соня била Сёму, убежала в ванную. Быстро закрыв дверь на щеколду, она наконец-то почувствовала себя в безопасности. Соня, увидев свой промах, попробовала выбить дверь ванной, но не смогла. Она матюгнулась и, хлопнув входной дверью, ушла.

Вера подождала немного и только когда решила, что опасность точно миновала, робко приоткрыла дверь ванной, огляделась и вышла из своего укрытия. Сони не было. В комнате на полу, согнувшись в три погибели, лежал Семён Иванович. Он поскуливал и восхищённо шептал:

– Эх, что за женщина! Вот это женщина!

Вера в ванной сняла платье и попыталась застирать пятна от масла. Слёзы душили её.

«Ну что за жизнь у меня! За одни сутки меня били и оскорбляли уже второй раз!!! И уже второй раз я невольно разрушила чужую жизнь. Видно, права Инна, непутёвая я женщина».

Семён Иванович, несмотря на то что Вера рассорила его с любовницей, сдержал своё обещание. Уже на следующий день он устроил её на работу в ЖЭК маляром. Веру поселили в общежитии в комнату к женщине с красными огрубевшими руками и усталым взглядом. Трудовую книжку и паспорт Вера пообещала принести на днях.

Так печально закончилась её жизнь в том красивом доме с полированной мебелью, кожаными диванами и белоснежной ванной. Но Вера не жалела об утерянном комфорте, ведь в том доме не было главного – не было душевного спокойствия, а следовательно, не было и счастья. Вот когда Вадим вернётся, он снимет квартиру, и они будут жить пусть не так богато, зато очень счастливо.

«Ох, скорее бы Вадимка вернулся! Ой, какая же я глупая! – осенило Верочку. – Он же должен на похороны отца приехать! Обязательно должен! А вдруг он уже дома?! Надо срочно ехать туда!»

Вера вскочила с кровати и стала собираться.

«А если его ещё нет, а я заявлюсь? Представляю, что мне свекровь наговорит!»

Вера опять села.

«Надо позвонить Инне. Её муж должен знать, приехал Вадим или нет».

Вера спустилась к вахтёру и позвонила подруге.

– Инночка, ты не знаешь, когда Вадим приедет? – сразу спросила она.

– Он не приедет. Мне Гадёныш сказал, что твоего мужа пока не отпускают сюда.

– Кто сказал? – переспросила Вера, решив, что не расслышала правильно.

– Гадёныш, муженёк мой.

– Ой, Инна, за что ты его так? Вы что, поссорились?

– Ещё чего! Просто мне нравится его так называть, вот и всё.

– Но ты же раньше называла его Красавчиком.

– То было раньше. Он тогда был моим кавалером. А теперь он моя собственность, так что я могу называть его как хочу. Он, правда, об этом не догадывается. Я его вслух называю Пупсиком. Представляешь, прыщавый, долговязый пупсик! – прыснула Инна. – Да ладно, что мы всё о нём разговариваем? Расскажи лучше, как всё у тебя с начальником ЖЭКа сложилось? Помог он тебе?

– Да, – коротко ответила Вера, не желая вдаваться в подробности вчерашнего позорного вечера.

– Он к тебе не приставал?

– Нет. Всё нормально.

– Вот видишь, я же говорила, что он мужик порядочный и скромный. Даже слишком.

«Я бы так не сказала», – подумала Вера, но не стала ничего Инне рассказывать. Всё-таки она была обязана Семёну Ивановичу, ведь он ей действительно очень помог.

После этого Вере пришлось полчаса выслушивать рассказ Инны о свадьбе. В конце разговора Инна сказала, что похороны Николая Ефимовича будут в субботу.

– Пойдёшь?

– Конечно. Он же мой родственник. А ты Инна, пожалуйста, узнай, когда же Вадим приедет, ладно?

– Естественно. Не век же тебе по общагам мотаться. Как только что-нибудь узнаю, так сразу тебе сообщу. Я же твоя подруга. А кто же, кроме меня, будет тебе в беде помогать?! Не горюй. Скоро всё у тебя наладится, – сказала Инна, в душе не разделяя такого оптимизма. Но надо же было подбодрить Веру.

– И ещё, Инна, у меня к тебе просьба. Созвонись с Глашей и возьми у неё мой паспорт и трудовую книжку. Она знает, где всё лежит. Только постарайся, чтобы свекровь об этом не узнала. Хорошо?

– Конечно. Всё будет чики-пуки. Не переживай.

На следующий день Вера встретилась с Инной и взяла у неё документы. Кроме того, Инна дала ей немного денег. Они сейчас Вере ох как пригодились! Инна отвела подругу в кафе и пыталась поболтать, но из Веры в этот день слова нельзя было вытянуть. Она сидела с таким печальным выражением лица, что Инне это вскоре наскучило, и она быстрее отправилась к более весёлым и беззаботным друзьям.

Похороны планировались на Новодевичьем кладбище. Вера к дому не рискнула подъехать, а пришла прямо на кладбище. Из-за того, что долго не могла дождаться автобуса, Вера чуть не опоздала. К тому же она оббежала почти половину кладбища, пока искала место похорон. Когда она наконец-то нашла, оказалось, что гроб уже закопали. Вера протиснулась сквозь многочисленную толпу и увидела, как свекровь, за эти несколько дней постаревшая лет, наверное, на десять, как подкошенная чуть не упала на только что насыпанный холмик. Её вовремя подхватили под руки двое мужчин. Она беззвучно плакала. Только плечи её тряслись от сдавленных рыданий. Анна Брониславовна только сейчас, потеряв мужа, вдруг поняла, как, оказывается, она сильно его любила. Она не представляла теперь своей жизни без него – без его властного спокойного голоса, без его мудрых суждений да и, чего греха таить, без его высокого положения в обществе. Анне Брониславовне казалось, что у неё оторвали, просто с мясом вырвали часть её самой. Ведь она была всегда лишь тенью Николая Ефимовича. Она была значима лишь только потому, что он был значим. А кто она теперь? Вдова. Бывшая жена бывшего большого человека. Кому теперь она будет нужна? Никому! Анна Брониславовна прекрасно понимала, что почти все из многочисленных высокопоставленных гостей и их жён уже через несколько дней после похорон напрочь забудут о её существовании. Она выбыла из их круга. Она уже никто. И от этого её страдания были ещё невыносимее.

И тут Анна Брониславовна сквозь пелену горя и слёз увидела её.

Вера стояла в цветастом платье, в котором она ушла тогда из дома, так как у неё не было денег купить чёрный траурный наряд. Рыжие волосы блестели на солнце всеми оттенками яркого пламени. Щёки от бега у неё раскраснелись, глаза блестели. Весь вид Верочки, как показалось Анне Брониславовне, демонстрировал радость, торжество. Свекровь решила, что эта рыжая клоунесса специально пришла на кладбище, чтобы позлорадствовать, посмеяться над ней. Да и цветы – разноцветные астры – были предназначены, казалось, не для похорон, а для праздника. Вера ведь не знала неписаных правил похоронного ритуала. Поэтому пришла в чём могла да и купила около метро самый дешёвый букет. Ей ведь надо было экономить. Зарплату она получит только в конце месяца, а у неё осталось всего двенадцать рублей. Вере казалось неважным, как она выглядит, ведь она знала, что её печаль гораздо более искренняя, чем лживые слёзы под чёрными вуалями на красивых шляпках присутствующих дам. Вера подошла к могиле и положила цветы на холмик. Её скромный букет выделялся ярким пятном среди огромного количества шикарных пурпурных роз и зелёных еловых венков, обвитых чёрными и красными атласными лентами. Вера почувствовала, как глаза всех присутствующих испепеляют её презрением и ненавистью.

«Как посмела она, эта уличная девка, которая обманным путём пролезла в наше общество для избранных да к тому же причинившая столько горя приютившим её людям, прийти сюда?! Её же с позором выгнали из семьи! Ей теперь нет места среди нас! А она как ни в чём не бывало заявилась! Да ещё в таком виде! У неё нет ничего святого в душе да и души нет. Наглая, грязная девка!» – думали почти все.

Анна Брониславовна, шатаясь, сделала шаг ей навстречу, нагнулась, взяла горсть земли с холмика и бросила Вере под ноги.

– Радуйся, ты выиграла, – прохрипела она, – вот мы, Коленька и я, у твоих ног побеждённые и поверженные!

С этими словами свекровь вдруг упала перед Верой на колени и склонила голову.

Все ахнули. Анна Брониславовна, такая царственная гордая женщина, рухнула на колени перед этой девкой!

– Уходи! Убирайся отсюда! Имей хоть чуточку милосердия! Уйди! – послышалось с разных сторон. Какой-то мужчина взял Веру за локоть и почти с силой оттащил подальше от могилы.

– Уходите ради бога, – сказал он ей на самое ухо, – пожалейте её.

Вера в шоке сделала несколько шагов, а потом побежала прочь.

– За что? За что? За что?!! – шептала Вера сквозь слёзы.

Прошло полгода. Вера заметно округлилась. Живот не выпирал торчком, а плавно опоясывал её, что, как говорили опытные в таких делах малярши, было верным признаком того, что родится девочка.

«Вот здорово, если родится девочка! Вадим так мечтал о дочке».

Вера с замиранием сердца чувствовала уже внутри себя толчки крохотных ножек.

– Ох, боевая у тебя девка будет, – смеялись малярши, – не то что ты, наша тихоня.

А Вера и вправду после всего, что с ней произошло, стала замкнутой, молчаливой. Вместе с остальными женщинами никогда не смеялась, не реагировала на похабные шутки прораба. Старалась держаться в стороне. Хоть она и работала раньше в рабочем коллективе на заводе, но этот маленький коллектив бойких женщин, без стеснения общающихся между собой с матерком, с пошлыми шутками-прибаутками, казался ей чуждым. На заводе-то у неё была молодёжная бригада таких же простых провинциальных девушек, мечтающих о большой любви, о чистых светлых отношениях. А здесь рядом с ней трудились пять побитых жизнью да и собственными мужьями женщин. И хоть Вера тоже имела претензии к судьбе, но становиться в один ряд с этими маляршами она не хотела и всячески противилась этому.

Перед самым декретом Веру наконец-то перевели с вредной для беременных профессии маляра в дворники. А после рождения ребёнка начальник пообещал, что ей даже дадут отдельную комнату в семейном общежитии. Но Веру это мало заботило. Она знала, что скоро приедет Вадим и заберёт её отсюда.

Вначале она звонила Инне почти каждый день, боясь пропустить приезд Вадима. Но потом по гневному тону Инны Вера поняла, что подругу эти каждодневные звонки стали раздражать. Тогда Вера стала звонить лишь раз в неделю. Но и это Инну не устраивало.

– Верунь, ну что ты так переживаешь? Когда Вадим приедет, я расскажу, где ты живёшь. Он сам к тебе первый заявится. Так что ты там не балуй, чтобы твой муженёк тебя врасплох не застал, – захихикала Инна. – Шучу-шучу. Не обижайся. Ладно, пока, мне некогда. Мы с Гадёнышем в Большой театр собираемся. Ты не представляешь, какое на мне сейчас потрясное платье! О-фи-геть! Ткань такая, ну как тебе объяснить, ну такая как атлас, но не атлас, а тоньше. Такого цвета, как алюминиевое ведро у нас на кухне было в общаге. Хи-хи-хи. Короче, серебристое. А украшено платье вышивкой. Всякие там загогулинки и фигулинки вышиты серебряными нитками. Представляешь?!! Все мужики в театре, когда меня увидят, просто охренеют, а бабы озвереют! Здорово, правда?

– Здорово. А что смотреть будете?

– Оперу.

– Какую?

– Какую? Э… А хрен её знает! Пупсик! – закричала Инна. – Какую оперу мы идём смотреть? Ах да! «Иван Сусанин». Вот. А по мне хоть «Суса Иванин», всё равно я только полчаса могу этот нудный вой слушать, а потом ухожу в буфет. Ой, Верунь, там такой потрясный буфет! О-фи-геть! И шампанское наливают, и жюльены там с грибами, и пирожные всякие. Такого буфета ни в одном театре нет. Поэтому я Гадёнышу сказала, что если и буду ходить в театр, то только в Большой. Представляешь, он недавно меня ещё в какой-то театришко затащил, так там, кроме бутербродов с окаменевшим сыром да газировки «Буратино», и пожрать-то было нечего! Да и публика была в обыкновенных свитерах и задрипанных платьишках. А в Большом можно и себя показать да на других посмотреть. Ладно, пока. Мне надо ещё один глаз докрасить, а то я болтаю тут с тобой как циклоп одноглазая. Всё, пока.

Приближался Новый год, а после него через две недели Вера должна была родить. Она с ужасом ждала. Но больше всего она переживала не за сами роды, а за то, что забирать из роддома её будет некому. Вера совсем пала духом. Она целыми днями сидела в комнате общежития да смотрела в окно. Эту привычку она приобрела ещё когда жила у свекрови. Соседка по комнате постоянно её гнала на улицу.

– Иди, глупая, прогуляйся. Посмотри на себя: вся бледная, под глазами синяки. Так ты от тоски совсем помрёшь. Да и ребёнку твоему нужен кислород, а то совсем слабенький родится.

Вера нехотя одевалась и плелась на улицу. Но там тоска ещё сильнее стискивала её сердце. Вид счастливых людей, в предновогоднем ажиотаже опустошающих магазины и ёлочные базары, пробуждал в её душе дикую зависть. А по вечерам, когда окна домов переливались разноцветными огоньками мигающих гирлянд на ёлках, Вере хотелось как волчице выть на луну от тоски. Это был первый в её жизни Новый год, который ей суждено было провести в одиночестве.

Да ещё до Инны она дозвониться никак не могла. Их домработница постоянно говорила, что Инна с Володей то в гостях, то в театре, то на выставку уехали. Вера в душе надеялась, что подруга предложит ей встретить Новый год вместе. Но с приближением праздника надежда умирала. Вера поняла, что она со своими проблемами и толстым животом Инне на празднике абсолютно не нужна.

Тридцать первого декабря Вера всё-таки дозвонилась. Она хотела просто поздравить подругу. Но Инна сразу затараторила в трубку:

– Ой, Вер, ты не представляешь! У меня такая потрясающая новость! Мне Гадёныш на Новый год такую шубку подарил! Это что-то! Из песцов, представляешь?! Она вся такая беленькая, пушистенькая, мягонькая! Я как её в витрине увидела, так меня ни за какие коврижки оттуда нельзя было оттащить! Я готова была стекло витрины целовать, так мне эта шубка понравилась! А сколько она стоит!!! Я даже называть эту сумасшедшую цифру не буду. А то телефонистка, которая нас подслушивает, в обморок упадёт, а мне ещё с тобой поболтать охота. Хи-хи-хи.

– Вот видишь, какой твой муж хороший. Вон как он тебя балует. Даже дорогую шубу купил. А ты его Гадёнышем называешь!

– Ха! Попробовал бы он не купить! Я в магазине такую истерику закатила! Да он готов был мне хоть весь магазин вместе с продавцами купить, лишь бы я заткнулась! Хи-хи-хи. А Гадёныш – он и есть гадёныш. Да все мужики гадёныши. Твой тоже такой. Ой, кстати, забыла тебе сказать. Твой-то наконец приехал. Явился не запылился.

– Что? Приехал?!! Инна, что же ты молчала? Почему к нам на вахту не позвонила? Когда он приехал?

– Да неделю уж как тут ошивается. Да ты знаешь, я всё собиралась тебе позвонить, но тут у меня дела были важные… Я же от портнихи не вылезаю. Я себе на Новый год такое платье шью! О-фи-геть! Оно такое…

– Инна, а что же ты не сказала ему, где я живу? – перебила её Вера. – Ты же мне обещала!

– Я свои обещания выполняю, – обиделась Инна. – Я всё ему рассказала.

– А почему он за мной не приехал?

– А я откуда знаю?

– Инночка, позвони ему, пожалуйста, поговори с ним. А то я не могу. Я пробовала несколько раз звонить, но они со мной не разговаривают, даже Глаша трубку бросает.

– Знаешь, Вер, вы меня в свои конфликты не втягивайте. Разбирайтесь сами. Мой муж, между прочим, к твоим в гости ходит. А ты хочешь, чтобы я их рассорила? Всё что могла я для тебя сделала. А на это ты не рассчитывай.

– Но что же мне делать? Наверняка свекровь на меня такое наговорила! Мне надо срочно с Вадимом объясниться.

– Так поезжай туда.

– Туда?! Нет, мне надо с ним наедине поговорить.

– Тогда лови его около дома. Но только завтра. Сегодня он вместе с нами вечером в ресторан пойдёт. Кстати, ты не вздумай туда заявиться, а то своими разборками опять всем людям праздник испортишь.

– Он Новый год в ресторане будет встречать? – чуть не плача от обиды, спросила Вера.

– Нет, он с нами за компанию посидит немножко, а потом домой поедет. У него же мамашка с Глашкой там одни остались, без мужиков. Так что сам Новый год он с ними встречать будет. А вот завтра ты жди его около дома. Правда, я не знаю, во сколько он после похмелюги на улицу вылезет. Ладно, Вер, мне некогда, надо в ресторан собираться… Ой, чуть не забыла! Верунь, я тебя поздравляю с Новым годом! Желаю тебе счастья, чтобы вы с Вадимом помирились. И чтобы ты удачно родила. Ну всё, я побежала. Целую.

– Инночка, я тебя тоже хочу…

Но в трубке уже раздались короткие гудки. Вере было очень обидно такое равнодушие Инны к ней, но что поделаешь! Других-то подруг у неё не было. К тому же Инна столько раз ей помогала, что грех на неё обижаться.

Вера решила не откладывать разговор с Вадимом на завтра. Почему она должна быть одна в такой значительный семейный праздник? Ну уж нет! Они помирятся с Вадимом и прослушают бой курантов вместе. К тому же Вера свято верила, что как встретишь Новый год, так и будешь весь год жить.

Вера подъехала к дому свекрови днём в надежде встретить Вадима ещё до того, как он поедет в ресторан. Она села на скамейку возле подъезда соседнего дома. Потянулись долгие часы ожидания. Увы, надежды её не оправдались. Вадим уехал раньше. Но Вера решила ждать до конца, хоть всю ночь. Солнце сбежало за дома, уступив место равнодушной ночи. У Веры не было часов, поэтому время для неё превратилось в жестокую бесконечность. Силуэт каждого мужчины обманщица темнота превращала в Вадима. Сначала она каждый раз вскакивала со скамейки, но фонарь возле подъезда разоблачал обман. Опять не Вадим. Опять чужой.

Вера не знала, сколько же часов провела на скамейке. Холод дал о себе знать. Она изредка вставала, чтобы походить, постучать ногами друг о друга, а потом опять занимала свой наблюдательный пост на скамейке. Вера постаралась закутаться получше в искусственную шубку, подняла воротник, спрятав в него замёрзший нос; руки засунула для большего тепла, как в муфту, в рукава; ноги поджала под себя и замерла. Так стало немного теплее. Снег падал крупными хлопьями, превращая Веру в унылый сугроб.

Ножки в животе нетерпеливо забрыкались. Вера улыбнулась.

– Подожди, ребёночек, скоро увидим папу, – ласково прошептала она, поглаживая живот. – Вот он нам обрадуется! Обязательно обрадуется!

Заныла спина. Вера встала и начала ходить взад-вперёд, чтобы размяться.

Из окон послышалась весёлая музыка, смех. Голубыми бликами мерцали телевизоры. Счастливые люди начали провожать старый год. Вера тяжело вздохнула. Очередной мужской силуэт в проёме арки опять оказался чужим.

К подъезду подъехало такси. Из него вышел мужчина с букетом цветов и большой коробкой в руках. Вадим? Нет, вроде не он. Мужчина был в длинном элегантном пальто. Такого у Вадима не было. Он подошёл к их подъезду, открыл тяжёлую дверь…

– Вадим! – крикнула Вера на всякий случай.

Он оглянулся.

– Вадимка! – обрадовалась Вера и побежала так быстро, как вообще может бежать беременная женщина.

Она даже чуть не упала на скользкой дорожке, еле-еле удержала равновесие.

– Вадимка, милый! Я тебя так ждала! – скороговоркой запричитала Вера, смахивая счастливую слезу. – Ты так изменился! Тебя и не узнать! Ну здравствуй, любимый!

Вера хотела поцеловать мужа, но он отстранил её от себя.

– Вадимка, ты что?!! А, ты поверил тому, что твоя мать наговорила?! Но это же чушь! Это всё неправда! Как ты мог подумать такое про меня?! Надо же было сначала во всём разобраться.

– Хорошо, давай разберёмся, – устало вздохнул Вадим. – Пойдём домой, поговорим.

– Нет. Туда я не пойду. Там не мой дом. Тот дом свекрови. Давай здесь сядем на скамейку.

Он не тронулся с места.

– Ты знаешь, меня ждёт мама. Я хочу скорее со всем покончить и пойти домой. Говори быстрее всё, что ты хочешь. Ну?

Вера опешила. Он говорил с ней так сухо, с пренебрежением, как будто перед ним была не жена, а уличная побирушка. Она не знала, с чего начать.

– Ну, что ты хочешь сказать? – повторил он.

– Я беременная!

– Я знаю, – ответил он равнодушно.

Вера совсем смутилась.

– У меня будет ребёнок, а ты не рад?

– Чему тут радоваться? Ведь ребёнок будет не у меня.

– А у кого же?

– Вера, я прошу тебя, уволь меня от смакования этой пошлости. Если ты оступилась, так имей мужество во всём признаться. Хватит играть в глупенькую наивную барышню. Говори, что ты хочешь от меня, и я пойду.

– Вадим, неужели ты поверил во всю эту ложь, что придумала твоя мать? Она что, тоже тебе говорила про дворовую болонку и королевского дога? Но это же чушь! Ребёнок, что у меня в животе, твой! Вадим, это всё неправда, я ни с кем, кроме тебя, не была. Да, действительно, один раз у нас в квартире я устроила вечеринку. После неё несколько человек остались ночевать. Там был твой друг Гадё… ой, Володя, Инна и шофёр Серёжа. Потому что Серёжа и Володя в тот вечер много выпили. Вот. Я уложила всех по разным комнатам. Вадим, поверь, в ту ночь между мной и Серёжей ничего не было. Я тебе клянусь!

– Как ты можешь быть такой лживой?! Как ты можешь клясться?!

– Вадим, поверь…

– Так. Начнём с того, что ты тогда пила. Да?

– Да, – нехотя выдавила Вера, – немного.

– Но ты же точно так же клялась мне раньше, что больше пьянствовать не будешь! Ладно, я бы простил тебе это. Но как ты можешь клясться в том, в чём просто по причине своего пьяного состояния не можешь быть уверена?

– Но я уверена! Я знаю, что ничего не было! Спроси у Серёжи.

– Я уже спросил.

– Вот видишь, ты даже ему не веришь. Нельзя думать, что все вокруг врут, а только твоя мать говорит правду.

– Ну почему же, я Серёже поверил, – Вадим горько усмехнулся. – Он подтвердил, что в ту ночь переспал с тобой.

Вера остолбенела. Она непонимающе глядела на Вадима.

– Этого не может быть! – прошептала она. – Он не мог такого сказать! Нет-нет, не мог!!!

– Ну почему же? Он оказался, несмотря ни на что, честным парнем. Он во всём признался. Мне и моей матери. А также он признался, что ты дала ему денег, которые, между прочим, своровала у моих родителей. За что ты дала? За прекрасную ночь или за молчание?

– Ему нужна была помощь.

– Да? – язвительно произнёс Вадим. – И ты любому нуждающемуся готова отдать такую сумму, тем более не своих денег?

– Но он же вернул.

– Да, вернул. Потому что оказался честным. А другой мог бы и не вернуть. Ты бы всё равно молчала и постаралась это скрыть. У нас в квартире никогда не прятали и не запирали деньги, потому что всем доверяли. И родители никогда деньги не пересчитывали. Это было не принято. Поэтому ты легко могла всё скрыть. Так что, оказывается, ты ещё ко всему прочему и воровка, – Вадим тяжело вздохнул. – Кстати, мне Володька рассказал, что после той вечеринки утром он увидел шофёра в той же комнате, где вечером ложилась ты. Всё. Надеюсь, разговор на этом закончен. Я не хочу больше тебя видеть. Уходи туда и к тому, с кем ты сейчас живёшь. Ты оказалась ещё большей дрянью, чем все лживые женщины, которых я знал до тебя.

Он повернулся, чтобы уйти.

– Вадим! – в отчаянии закричала Вера. – Подожди! Не бросай меня! Я же люблю тебя! Поверь, я всегда была тебе верна! Они все врут! Это всё неправда!

– Опять ты, – с досадой произнёс Вадим. – Я не хочу больше об этом говорить. Я с тобой развожусь. Прощай!

– Вадим!

Но он уже взялся за ручку двери. Вера подбежала и схватила его за рукав.

– Вадимка, не бросай меня! Миленький, любимый, родной мой, не бросай меня! Ну пожалуйста! Я же люблю тебя! Я не могу без тебя! Умоляю, не бросай! Я умру без тебя!!! Не броса-а-ай!!!

– Прекрати этот спектакль! – Вадим с раздражением вырвал руку и быстро зашёл в подъезд, захлопнув прямо перед Верой дверь.

Это прозвучало как выстрел. Этим хлопком убили её надежды, её любовь, её душу, её саму. Вера зажмурилась и долго стояла перед дверью, не желая открывать глаза и возвращаться в этот жестокий несправедливый мир. Она сползла по двери на снег и зарыдала.

– Не бросай меня! – бормотала она сквозь слёзы. – Не бросай меня! Не броса-а-ай!!!

Она рыдала долго, до изнеможения.

Ребёнок опять толкнул её. Вера растерянно посмотрела на живот.

«Он бросил нас! Он отказался от меня и от тебя!!! Эх, ребёночек, ты ему тоже не нужен! Зачем тебе тогда рождаться? Зачем?!»

Вера поднялась и побрела прочь.

Она шла вдоль дороги. Мимо проезжали редкие в этот час машины, освещая фарами её унылую фигуру.

«Как мне теперь жить без Вадима? Как мне жить?.. Зачем мне жить?!!»

Мысль о самоубийстве возникла неожиданно и почему-то не испугала. Наоборот, она показалась единственным выходом из данной ситуации. Вера подумала, что вот сейчас настанет конец всем её переживаниям, всем страданиям. Она уйдёт туда, где спокойно, а значит, хорошо. Вера ясно представила, как удивятся Вадим с Анной Брониславовной, узнав, что она погибла. Вот тогда они поймут, что чудовищно ошибались. Вот тогда они готовы будут молить о прощении, только некому будет их прощать. Вера злорадно улыбнулась.

«Что ж, ребёночек, раз в этом мире мы никому не нужны, значит, и нам этот мир не нужен!»

Вера шагнула на проезжую часть и зажмурилась, ослеплённая фарами надвигающейся на неё смерти.

Пронзительный визг тормозов в ушах, пронзительная боль…

«Ой, мамочки, я умираю! Да здравствует смерть!» — пронеслось в мозгу.