Самец причесанный Дроздов Анатолий
– Зачем она шла к тебе с плетью? – спросил Игрр.
– Я побила ее дочь.
– За что?
– Та оскорбляла меня и швырялась грязью. А сегодня разбросала мою еду.
– Это, что ли? – Он ковырнул носком сапога лежавший в грязи ошметок. – Значит, били, кормили отбросами…
Ноздри его затрепетали.
– Разреши мне, тарго!
Сарма в лорике, спрыгнув в грязь, вытащила нож. Разбитое в кровь лицо хозяйки перекосилось ужасом. Встав на четвереньки, она попыталась отползти, суча по грязи ногами, но у нее не вышло. Сарма схватила ее за волосы и оттянула голову назад, открывая горло. Хозяйка обреченно всхлипнула и закрыла глаза. Мерзко запахло испражнениями.
– Мади! Мади!
Побитая мной мелкая, прошмыгнув между лошадиными ногами, бросилась к матери и обхватила ее за шею. Сарма в лорике зашипела и попыталась ее оттащить, но мелкая вцепилась насмерть. Гайя в моем животе встрепенулась и ударила ножкой.
– Игрр! – попросила я. – Не нужно!
Он глянул хмуро и бросил сарме:
– Отпусти!
Та недовольно спрятала нож.
– Слушай меня, тварь! – Игрр шагнул к хозяйке. – Если хотя бы раз… Узнаю, что бьешь рабов, приду и лично выпущу тебе кишки. Обмотаю их вокруг твоей шеи и повешу. Ты поняла?
Хозяйка, хлюпая кровавыми соплями, торопливо закивала.
– Едем!
Игрр подхватил меня на руки и отнес к лошади. Усадив на шею, запрыгнул в седло. Лошадка всхрапнула, ощутив на спине двойную тяжесть, но стронулась с места. Сармы окружили нас, взяв в кольцо. Я сидела, прижимаясь плечом к груди Игрра, и все не могла поверить, что это он. Однако мерное колыхание коня под нами, родное тепло и сильная рука, обнимавшая меня, говорили, что я не грежу. Гайя внутри умиротворенно шевельнулась, и я почувствовала исходящее от нее блаженство.
– Кто эти сармы? – спросила я Игрра, не столько стремясь узнать ответ, сколько желая слышать его голос.
– Моя охрана! – ответил он, и, заглянув ему в лицо, я увидела, что муж улыбается. – Ее, – муж указал на сарму в лорике, – зовут Амага. Первая красавица Степи!
Игрр произнес это на языке сарм. Я вспомнила, что и с хозяйкой он говорил на нем же.
Амага, услышав слова мужа, довольно осклабилась. Я едва сдержалась, чтобы не прыснуть. Игрр ничуть не изменился. Назвать красавицей эту страшненькую сарму мог только он!
– А вот она, – муж указал на скакавшую обочь кварту, – Сани. Мой проводник и незаменимая помощница. Редкая умница!
Сани бросила на Игрра влюбленный взгляд и зарделась. В других обстоятельствах я бы приревновала, но сейчас только хмыкнула. Муж неисправим. Рассыпает комплименты направо и налево.
– Где ты их взял? Почему на тебе форма преторианца?
– Позже! – сказал он и чмокнул меня в висок.
Я догадалась, что он не хочет откровенничать при посторонних, и умолкла. По круто взбегавшей на берег тропе мы выбрались в город и шагом двинулись по улицам Балгаса. Встречные сармы, конные и пешие, расступались, пропуская процессию, после чего провожали нас взглядами. Ничего удивительного: где они могут увидеть пришлого? Мной овладела легкомысленное веселье, и я едва сдерживалась, чтобы не показать сармам язык. Этой мой муж, поняли? Он приехал за мной, а не к вам!
На улочках Балгаса было тесно, колонна растянулась, ехали мы медленно. Я вертела головой, разглядывая дома. Я не была в городе со времени, как меня сюда привезли. После встречи с Великой Матерью меня отвезли к реке и бросили в землянку, откуда разрешали выходить только работать и для отправления естественных потребностей.
Балгас не впечатлял. Застроенный из саманного кирпича, он раскинулся на равнине, примыкавшей к реке, на севере подступая к подножию невысоких гор. Выходящие на улицу глухие стены домов, высокие заборы с прочными воротами из деревянных брусьев… Ворота здесь стоят почти так же, как дом: дерево в Балгас везут издалека, и оно ценится дорого. Крыши, крытые тростником – его по берегам полно. Во дворах дымились очаги, пахло вареной бараниной и свежеиспеченным хлебом. Желудок мой сжал спазм, и я вздохнула.
– Потерпи, любимая! – шепнул мне Игрр, догадавшись. – Скоро я тебя накормлю.
Очередная кривая улочка вывела нас в тупик. Саманные заборы и стены кончились. Высившийся по левую руку дом был сложен из тесанных каменных блоков, как и окружавший его забор. Он тянулся и по другой стороне тупика, отгораживая его от обрывистого берега. Сделано с умом: ночью не упадешь вниз. Массивные ворота, окованные железом, закрывали вход во двор. Кварта выскочила вперед, и, подскакав, постучала в них рукояткой плети. Створки качнулись и заскрипели, открываясь.
– Приехали! – сказал Игрр.
Он вытащил из сумки кожаный кошелек и протянул его Амаге.
– Здесь двадцать пять золотых ауреев или шестьсот двадцать денариев. Это больше, чем я обещал.
Амага оскалилась и схватила кошелек.
– Через две улицы – базар, там можно поменять золото на серебро и купить, что пожелаешь. Только торгуйся!
– Хо! – сказала Амага. – Я это умею. Меня не обманешь!
– За базаром – караван-сарай, – продолжил Игрр. – Остановись там. Вы мне еще понадобитесь. С меня еще один такой кошелек, идет?
Он протянул раскрытую ладонь. Амага хлопнула по ней мохнатой лапкой, и сармы, подняв пыль на немощеной улице, с гиканьем умчались. Мы въехали во двор. Игрр спрыгнул на землю и снял меня с коня. Оказавшись на земле, я завертела головой, осматриваясь. Просторно. В отдалении конюшни, сараи, даже кузница. Да здесь турму можно разместить! Это кому в Балгасе выделили столько земли?
– Чей это дом?
– Дандаки, командира личной сотни верховной жрицы, – объяснил Игрр. – Она привезла меня в Балгас. Хотела тащить к Маде, но я отговорился, сказав, что грязный и потный. Не хочу в таком виде предстать перед Великой матерью. На самом деле хотел забрать тебя. Дандаки велела ехать сюда, сказав, что Сани знает дорогу. Сама отправилась для доклада. Сани сказала, как тебя отыскать, – он помолчал. – Кажется, я чуть не опоздал.
Я кивнула, подтверждая.
– Господин, баня готова! – сообщила подбежавшая кварта. Пока я осматривалась, она успела переговорить со слугами.
– Показывай! – велел муж.
Нас отвели к пристройке к дому. Из дыры в ее крыше струился дым. Мы вошли внутрь, и я ощутила запах горящих углей. Богатый дом: кизяком здесь не топят. Дрова в Балгасе стоят дорого. Мое предположение подтвердили стол и лавка из струганых досок и деревянная решетка на мраморном полу – чтобы не студить ноги о камень. У одной из стен горел очаг, над которым исходил паром медный котел. Сопровождавшие нас слуги сняли его с крюка и опорожнили в бочку с холодной водой. Кварта, пыхтя, втащила большую сумку.
– Спасибо, Сани! – поблагодарил Игрр. – Мы оставим тебе воды.
Кварта поклонилась и вышла. Игрр, усадив меня на лавку, стащил задубевшую от пота кожаную рубаху и зашвырнул ее в угол. Следом отправились штаны и чуни.
– Забудь эту рвань! – сказал, заметив мой взгляд. – Я меня есть для тебя одежда – в Малакке купил. Сани помогла выбрать. Я говорил, что она умница.
Пока я переваривала эту новость, Игрр разделся сам и подвел меня к бочке. Теплая вода из ковша полилась мне на голову и ручейками побежала по телу. Богиня-воительница, я успела забыть, какое это наслаждение – мыться горячей водой! Игрр, отложив ковш, принялся меня мылить, осторожно поворачивая, чтобы добраться до самых укромных мест. Его сильные руки нежно гладили мое тело, и я полностью отдалась их власти. Блаженство, прихлынувшее, когда я оказалась на коне с мужем, вернулось и полностью овладело мной. Гайя внутри меня млела. Обдав меня теплой водой, Игрр повторил процедуру, после чего отвел меня к очагу и усадил на лавку – обсыхать. Я сидела и смотрела, как он моется. Выпуклые мышцы на его сильном теле мягко скользили под кожей. Богиня, как я по нему соскучилась! Игрр, заметив мой взгляд, подмигнул и, обдавшись, приблизился. Я увидела, что фаллос его вздыблен. Гайя предостерегающе шевельнулась.
– Игрр! – сказала я виновато. – Не получится. Гайя не хочет.
– Какая Гайя? – удивился он.
– Наша дочь. Она большая и все понимает. Мы с ней разговариваем – каждый день.
Он подумал, встал на колени и приложил ухо к моему животу. Гайя обрадованно ткнула ножкой изнутри.
– И в самом деле, разговаривает! – сказал муж, вставая.
– Что сказала? – заинтересовалась я.
– Что ее мама – самая красивая женщина в мире.
– А Амага? – сощурилась я.
– Амага – звезда Степи. А ты – первая в Паксе!
Я засмеялась: в этом весь Игрр – из любой ситуации выкрутится! Как я его люблю! Жаль, что не могу доказать это делом. Я виновато погладила его по руке.
– Не обижайся! В другой раз.
– Ничего! – кивнул он. – Больше терпел.
– Сколько?
Он глянул недоуменно.
– Сколько времени ты терпел?
– С тех пор, как ты ушла в поход.
– Это правда?
– Вита! – он положил руку на сердце. – Клянусь самым дорогим, что у меня есть – тобой и дочкой, у меня нет и не было другой женщины в Паксе.
Мир вокруг меня стал зыбким. Сильные пальцы ласково отерли слезы с моих щек. Я зашмыгала носом, приходя в себя. Пока я занималась этим, меня обрядили в тунику из сукна, натянули на ноги вязаные чулки, набросили теплую меховую рубаху и втиснули в такие же штаны. Довершили наряд мягкие сапожки – удобные и теплые.
– Это чтоб не замерзнуть, – объяснил Игрр. – Ночами здесь холодно.
Закончив меня наряжать, он надел новую форму преторианца, которую достал из сумки. Мы вышли во двор. Ожидавшая за дверью Сани отвела нас в дом. Там нас сразу усадили за стол. Сани убежала мыться, а мы набросились на еду. Первым делом я схватила хлеб. Ломая его, пихала куски в рот и давилась, прожевывая. Богиня-воительница, как вкусно!
Игрр придвинул мне чашу. Я отхлебнула – вино! Божественно! Утолив, наконец, голод, я подняла взгляд и увидела, что Игрр смотрит на меня, уперев подбородок в сложенные кулаки. Конечно! Я так жрала!
– Ты похорошела, – неожиданно сказал он. – Тебе идет эта стрижка.
– Меня обрили наголо! – фыркнула я. – Чтобы все видели, что рабыня.
– Волосы отрастут, – успокоил он. – Но с короткими ты смотришься моложе лет на десять.
– Хочешь сказать, что мне одиннадцать? – засмеялась я.
– Почти, – улыбнулся он.
– Лучше расскажи, как жил? – строго сказала я. – Почему оказался здесь?
Не надо про красоту! Сама знаю, как выгляжу. Огромный живот и покрасневшие от воды и шкур руки с обломанными ногтями и шелушащейся кожей. На спине – шрамы от плети. Во время мытья Игрр их трогал пальцами и тихо ругался на своем языке – думал, что не пойму. Но я эти слова знаю: не один месяц с ним.
– Начну с грустного, – вздохнул он. – Дома у нас нет – забрали за долги.
Я кивнула – примерно этого ожидала.
– Отбирать явилась лично Лавиния, прихватив нотариуса и храмовую стражу. Я сказал, что выплачу долг, но она не согласилась. Заявила, что раз ты в плену, то дом – выморочное имущество. Нотариус подтвердила.
– Меня предала Октавия! – сказала я. – Сообщила о маршруте турмы «фармацевта», а те – сармам.
– Значит, и фармацевты завязаны? – нахмурился он. – Плохо. Я думал: только Октавия. Если тебя это утешит, о ее предательстве знают. Тетке – кранты. Перед моим отъездом ее собирались судить.
– Что Лавиния? – вернула я Игрра к началу. Октавия не убежит. Если не осудят – сама разберусь. «Кошки» предательства не прощают. А вот про дочь понтифика интересно. С чего она приходила к мужу?
– Лавиния хотела меня забрать, – подтвердил мою догадку Игрр. – Кричала про контракт, который, дескать, тоже имущество. Пришлось предъявить твой пергамент – вовремя ты его подписала. Нотариус подтвердила, что контракт прекращен, Лавиния не согласилась. Пыталась натравить на меня стражу. Вмешались Лола с «кошками». Они пришли сообщить о твоем пленении. Я собрал вещи и пошел, куда глаза глядят.
– Мог к Ниобе. Она моя сестра.
– Она звала! – кивнул Игрр. – Но я не захотел.
На сердце у меня стало тепло. Ниоба непременно полезла бы к мужу в постель. И в Балгас не отпустила бы. Зачем ей соперница?
– Словом, брел я, брел и забрался в квартал сукновалов. Там снял комнату в харчевне…
Я покачала головой. Эк, занесло! Из всех трущоб Ромы это самая отпетая.
– Днем бегал по знакомым – пытался добиться, чтобы тебя вызволили. Мне сочувствовали, но говорили, что безнадежно. Пытался пробиться к Флавии – стража не пустила…
Я опустила взгляд и стала отщипывать кусочки от уцелевшего ломтя хлеба. Не хочу, чтоб он видел слезы в моих глазах.
– Тем временем меня разыскала Касиния. Позже выяснилось: Октавия велела меня убить.
– За что? – не сдержалась я.
– Во время ссоры с Лавинией я пообещал сучку зарезать. Кинжал держал у нее вот здесь, – Игрр ткнул себя в горло. – Мамочка обиделась… Но я этого не знал. Касиния не решилась напасть сама. Нашла преторианок, подпоила их и сказала, что знает лупу, который берет дешево. Привела их в харчевню. Я как раз за столом сидел. Одна из преторианок подошла, кинула на стол золотой и потребовала идти с ней.
– А ты?
– Послал ее. Она обиделась и схватилась за меч. Я выкрутил ей руку и пнул в зад. Тут остальные за железки схватились. Набежали вигилы, и нас разняли. Преторианка, которую я ударил, потребовала поединка.
– И ты согласился?
– Ага! – кивнул он. – Злой был.
– Игрр!.. – вздохнула я.
– Знаю, что дурак, – кивнул он. – Мне это позже разъяснили. Но дело сделано – пошел в амфитеатр.
– Тебя могли убить! Кто бы меня спас?
Я всхлипнула. Он положил руку мне на ладонь.
– Не плачь, sole! Меня не так легко убить. Преторианка (ее, кстати, Пугио зовут) считалась лучшей мечницей в когорте, отсюда и кличка. Она очень старалась, только я, девочка, из другого мира. Приемы, которым вас учат, мы забыли давным-давно. Появилось другое оружие, другие навыки. Я не великий боец, но знал, что с девчонкой справлюсь.
– Ты ее убил?
– Нет.
– Почему?
– Оказалось, что она дочь трибуна.
– Валерии Лепид?
Он кивнул. Я только руками развела. Только мой муж умеет так вляпаться! У него к этому просто дар. Поссориться с влиятельной нолой Рома! Ему нельзя без присмотра!
– Что дальше?
– Ничего. Набился полный амфитеатр, даже принцепс пришла, мы с девчонкой чуток побегали, я свалил ее подножкой и пережал ей сонную артерию. Она отключилась.
– А потом?
– Шлепнул ее по заднице. Я пообещал принцепсу отшлепать нахалку – пришлось сдержать слово.
Я не выдержала и засмеялась.
– Кстати, я хорошо заработал на том поединке, – продолжил он. – Ставки были против меня, и я поставил все, что имел. Выиграл кучу золота. Когда вернемся в Рому, будет, на что жить.
– Если не будешь раздавать ауреи сармам.
– Я взял с собой всего сотню. В казне претория – еще полтысячи.
– Почему в претории?
– После поединка я записался в когорту.
Я всплеснула руками. Нет, с Игрром не соскучишься! Добровольно сунуться к озабоченным женщинам!
– Они не приставали! – сказал он, поняв мой жест. – Валерия пообещала, что любую, кто попытается, прикажет высечь и выбросить за ворота.
– С чего так?
– В благодарность за дочку. Я мог убить Пугио.
– Почему в преторианцы?
– Кассиния не могла меня там достать.
– И как ты служил?
– Как все, – пожал он плечами. – Ходил строем, метал пилум и колол гладием, строил полевой лагерь, спал в казарме.
Я глянула на него в упор.
– Не было ничего! – засмеялся он. – Кстати, меня определили в контуберний к Пугио. Валерия объяснила: это в наказание дочке. Та опозорила преторий. В пьяном виде приставала к мужчине, с позором проиграла в поединке…
– Пугио могла превратить твою жизнь в ад.
– Мы с ней подружились, как и с остальными девочками.
Я глянула с подозрением.
– Ты кормил их и гладил им спины?
– Один раз, – смутился он.
Все ясно. Еще бы не подружиться! Странно, что спали они порознь. Преторианки своего не упустят!
– Что дальше?
– Через два месяца пришел черед контуберния охранять Палатин. Я рассчитывал, что Флавия меня заметит и пригласит к себе. Так и вышло. Мы беседовали у нее в спальне (Гайя в животе недовольно повернулась), как вдруг явилась эта чучундра.
– Какая чучундра? – не поняла я.
– Касиния! Позже выяснилось: Октавия послала ее убить Флавию. Сама захотела стать принцепсом. Касинии удалось пробраться внутрь…
– Она служила ликтором и знает ходы и выходы во дворце, – поспешила я. Игрр кивнул.
– У нее не вышло. В спальне оказался я, затем прибежала Пугио. Она ранила Касинию в ногу, затем ввалилась стража, и мы скрутили мерзавку. Лаура допросила ее, Касиния рассказала о заговоре. Это последнее, что я знаю. Назавтра в преторий пришла Помпония и сообщила, что ты жива. Мада через купца передала, что отпустит тебя, если приеду. И вот я здесь! – Игрр развел руками.
Я покачала головой. Так легко он не отделается. Я выясню, откуда появилась эта «звезда степей»!
– А Амага?
– Встретилась по пути.
Я хмыкнула: темнит.
– Она зовет тебя «тарго». Это означает «вождь», – сказала я. – Вождю клянутся на крови. Это было?
– Они притащили козла, зарезали и мазали лица кровью, – подтвердил Игрр. – А вот зачем, я не вникал.
Я вздохнула. Муж или не понимает, или притворяется. Я не знаю случая, чтобы сармы признали мужчину «тарго». У них самцы в роли скота. Ценного, но бесправного.
– Расскажи, что было до клятвы! – потребовала я. – Подробно!
– Да нечего рассказывать! – удивился он. – До Малакки нас проводили твои «кошки». Дальше ехали с Сани. В двух днях пути от Малакки нас ожидала сотня Дандаки. Только мы до нее не добрались – наткнулись на Амагу с ордой. Позже выяснилось: они шли в набег.
– И?
– Поначалу они обрадовались. Амага стала кричать: «Добыча! Добыча!», имея в виду меня. Я объяснил, что она не права…
– Как? Подрался?
– Предложил, но Амага не захотела. Решили бороться. Она обрадовалась – кричала, что лучшая в орде, – Игрр усмехнулся. – Я дважды свалил ее, и Амага обиделась. Тогда я подарил ей лорику, шлем и пообещал заплатить, если проводит нас в Балгас. В пути она ела с нами, я учил ее бороться, так вот и подружились.
Я покачала головой: не договаривает. За это «тарго» не изберут. Он ответил мне невинным взором. Все равно докопаюсь!
– А Дандаки? – напомнила я.
– Догнала нас через несколько дней. Хотела убить Амагу, но я объяснил, что она не права…
Я не выдержала и рассмеялась. Игрр неисправим! Теперь все ясно. Игрр спас орду от верной смерти. Личная сотня Мады – лучшие бойцы Степи. Амагу с ордой вырезали бы, как кур. Не удивительно, что орда признала Игрра вождем. А он им еще деньги дарит…
– С Дандаки тоже боролся?
– До этого не дошло. Сказал, что наябедничаю Великой матери. Дескать, сама потеряла меня в Степи. Дандаки оставила орду в покое. Даже разрешила сопровождать меня.
– С ней тоже подружился?
– Ага! – кивнул он.
– Кормил ее?
– Скорее, она меня. В день, когда убили тура, притащила мне вареное сердце.
Я насторожилось. Сердце убитого тура подносят почетным гостям. С чего это – Игрру?
– Что ты сделал для нее?
– Ну… – Игрр почесал в затылке. – Если кратко, спас дочь.
– Как?
– Сотня загнала бычка в реку, сармы полезли выгонять, а тот боднул коня рогами. Бимжи упала в воду и захлебнулась. Я нырнул и вытащил.
– Мертвую?
– Утопшую. Но я медикус, и нас учат, как действовать в таких случаях. Я выдавил воду из легких, сделал искусственное дыхание и массаж сердца. Бимжи очнулась.
– Поэтому Дандаки предоставила нам дом и велела всячески ублажать?
Он пробарабанил пальцами по столу. Я не отводила взгляда. Игрр вздохнул:
– У нас с ней договор.
– О чем?
– Я помогаю Бимжи стать Великой матерью, а она нам – вернуться в Рому. Вместе.
Я умолкла, ошеломленная. Что Мада умирает, я знала. Рабыни постоянно об этом судачили. Они рассчитывали, что новая жрица освободит их. Я не могла на это надеяться – я ведь рома. Вечерами рабыни спорили, обсуждая претенденток. Большинство считало, изберут дочь вождя Красной орды Саруки. У той самое многочисленное войско. Но и Дандаки вспоминали. Одна из рабынь, служившая в храме (попалась на воровстве и была продана в рабство), поведала, что дочь сотницы – кровная сестра Мады. Она – бесспорный претендент, но при одном условии…
– Ты пообещал Дандаки переспать с Бимжи?
Он кивнул.
– Почему ты смущаешься?
– Не знаю, как отнесешься к этому ты.
Я выдохнула воздух. Он что, притворяется?
– Помнишь, я собирала деньги на твой контракт, и нам не хватило?
Он кивнул.
– Эмилия заняла нам денег, оговорив, что ты станешь отцом ее внучки. Я согласилась.
– Тогда мы не были женаты.
– И что?
– После свадьбы ты стала ревнивой.
– Да! – подтвердила я. – Я была такой. В первый месяц в плену я ревновала тебя до безумия. Воображала, как ласкаешь других женщин, пока я скребу шкуры, и очень злилась. Потом успокоилась… Когда руки заняты, хорошо думается – голова свободна. Я вспомнила, что ты сделал для меня. Как взял на себя выплату моих долгов, трудился с утра до вечера. Как кормил и ласкал меня, носил на руках, наконец, взял в жены. Первую нолу за тысячу лет! Я поняла, что прогневила Богиню, изнуряя себя подозрениями, и она наказала меня, отдав во власть сарм. Я решила, что ты имеешь право на счастье. Я мечтала увидеть тебя. Увидеть – и более ничего. Но я не хотела, чтобы ты приезжал. Мада, разговаривая со мной, сказала, что пленила меня с одной целью: выманить тебя в Балгас. После того, как ты забрал меня от хозяйки, я мучилась мыслью, что мы расстанемся. Я уеду, а тебя оставят, и мы больше не увидимся. Я боялась, что ты это скажешь. Оказалось: ты договорился с Дандаки. Ей можно верить?
– Она заинтересована, чтобы я исчез. Других пришлых в Балгасе нет. Бимжи станет единственной, забеременевшей от человека, и другие претендентки отвянут.
– Значит, мы сможем вернуться в Рому. Я рожу Гайю, и мы заживем, как прежде. Не важно, что нет дома, пусть будет комната в инсуле. С тобой я буду счастлива даже в палатке. Думаешь, я возражу против Бимжи? Да я сама отведу тебя к ней и прослежу, чтобы ты все сделал правильно. Только попробуй увильнуть!
Он захохотал. Я шмыгнула носом.
– Мне здорово повезло с тобой, – сказал он, отсмеявшись. – Честное слово! Красивых женщин в Роме полно, а вот таких умных…
Через мгновение я сидела у него на коленях, и мы говорили, перебивая друг друга… О чем? Вам это не интересно. Нам было хорошо. Жаль, что явилась Дандаки…
6.
Игрр, преторианец. Разъяренный
Встречные сармы провожали нас долгими взглядами.
– Зачем ты нацепил эти тряпки? – проворчала Дандаки. – В Балгасе прежде не было преторианцев. Мы их даже в плен не брали.
– Трибун велела, – объяснил я.