Серый волк. Бегство Адольфа Гитлера Данстен Саймон

Вид на озеро Науэль-Уапи (Патагония, Аргентина).

Глава 18

Высадка с подлодок

Летное поле в Сан-Карлос-де-Барилоче, городе на берегу озера в патагонской провинции Рио-Негро, было открыто в 1921 году, когда после Первой мировой войны во всем мире бурно развивалась авиация. Для богатых эстансьеро немецкого происхождения это означало открытие региона для внешней торговли; построенная же британцами железная дорога дотянулась сюда только в 1934 году.

15 декабря 1943 г. американский журналист Дрю Пирсон писал, что «банда Гитлера трудится над созданием убежища в Аргентине на случай поражения. После разгрома под Сталинградом, а затем в Тунисе, они начали понимать, что стоят перед лицом поражения. Это стало основным мотивом, приведшим их в Аргентину».[505] В течение 1943 года в рамках операции «Огненная Земля» упомянутое летное поле было расширено и отремонтировано, благодаря чему аэродром мог принимать четырехмоторные дальнемагистральные самолеты «Фоке-Вульф» FW-200 «Кондор» и «Юнкерс» Ju-290; это была одна из возможностей, предусмотренных Борманом в ходе разработки различных сценариев побега Гитлера. Поле располагалось на обширных землях эстансии Сан-Рамон в 20 км от Сан-Карлос-де-Барилоче, и от него шла длинная грунтовая дорога к большому бревенчатому зданию, расположенному в пяти километрах от аэродрома – именно здесь за тридцать лет до описываемых нами событий нашел приют лейтенант цур зее кайзеровских ВМС Вильгельм Канарис во время побега из Чили (см. главы 6 и 17). 26 июля 1945 г. специально отобранная группа моряков из сошедшей на берег команды крейсера «Адмирал граф Шпее» была выставлена в охранение у дома в ожидании важных гостей.

Еще одну группу матросов с этого же корабля, поменьше, собрал фрегаттенкапитан Вальтер Кей – на другом аэродроме в эстансии Моромар, в тысяче километров к северо-востоку, неподалеку от городка Некочеа[506] на атлантическом побережье Аргентины. В 1932 году Карлос Идао Хесель купил здесь 1,3 тыс. гектаров земли. Ближайшую деревню Вилья-Хесель основал он же, назвав ее в честь своего отца. Эта крепкая семья, несомненно, имела тесные связи с компанией Lahusen. Кей, бывший старший офицер крейсера «Адмирал граф Шпее», работал на 8-м этаже банка Banco Germnico[507] на проспекте Леандро в Буэнос-Айресе. Разведка нацистов в Аргентине сделала его ключевой фигурой в трудоустройстве его собственных якобы «интернированных» моряков. Правительство Аргентины задержало команду крейсера «Адмирал граф Шпее», когда она запросила убежища после унизительного поражения от ВМС Великобритании близ устья реки Ла-Плата в 1939 году. Впрочем, режим содержания интернированных моряков был настолько свободным, что многие из них просто исчезали из «плена». Кей, несмотря на свой статус интернированного, помог более чем двумстам членам экипажа – артиллеристам, связистам и другим специалистам – вернуться на родину на судах под флагами нейтральных стран; сам же он предпочел остаться на юге, полагая, что в Аргентине сможет принести больше пользы. Он старался поддерживать оставшихся членов команды судна, среди которых было много убежденных нацистов; шесть лет ожидания оказались долгим сроком, но даже после падения рейха у них оставался шанс спасти что-нибудь ценное с пепелища.

28 июля 1945 г. трое унтер-офицеров из команды крейсера «Адмирал граф Шпее» – Альфред Шульц, Вальтер Деттельман и Вилли Бреннеке[508] – были на эстансии Моромар, равноудаленной от населенных пунктов Некочеа и Мар-дель-Сур на атлантическом побережье Аргентины. С автоматами через плечо они сопровождали колонну из восьми грузовиков,[509] двигавшуюся по берегу. На всех автомобилях были эмблемы компании Lahusen, пять из них привел хозяин картофельной фермы, расположенной в 60 км к северу от эстансии Моромар в муниципалитете Балькарсе.

Проведя 53 дня в море на подводной лодке U-518, Гитлер и Ева Браун прибыли в город Некочеа, где их встретил Фегелейн. На следующий день группа вылетела в эстансию Сан-Рамон неподалеку от города Сан-Карлос-де-Барилоче, где началась их жизнь в изгнании.

В час ночи 28 июля 1945 г. группенфюрер СС Герман Фегелейн, одетый в чужую шинель, чтобы спастись от холода аргентинской зимней ночи,[510] ожидал под звездным небом на пляже близ Некочеа, когда прибудут его фюрер и его свояченица. Подлодка U-518 появилась час спустя.

Ганс Офферман, не всплывая и двигаясь очень медленно, подвел субмарину как можно ближе к берегу, пока оператор гидрофона напряженно вслушивался в шумы надводных судов. У капитана не было подробных свежих данных о береговой линии, к которой он приближался. Наконец он приказал подняться на перископную глубину и осторожно выдвинул перископ; тщательно осмотревшись кругом, он удостоверился, что поблизости нет ни кораблей, ни самолетов, а световые сигналы с берега совпадают с теми, о которых говорилось в полученном им приказе. По-прежнему не желая полагаться на удачу, он приказал орудийным расчетам сразу после всплытия занять свои места у 37– и 30-миллиметровой зенитных пушек, хотя боеприпасов для орудий было очень мало.

Фегелейн выслал навстречу субмарине маленькую моторную лодку. Для середины зимы в южном полушарии ветер был необычно тихим. Когда суденышко, подсвеченное сигнальными фонарями матросов, вернулось к пляжу, Фегелейн поднял руку в нацистском приветствии. Бывшие матросы с крейсера «Адмирал граф Шпее» спрыгнули в невысокие волны прибоя, чтобы вытащить лодку на песок, и Фегелейн подошел к ней, чтобы помочь Еве Браун спуститься. Команда катера помогла спуститься на берег Гитлеру, который поприветствовал Фегелейна ответным салютом и пожал ему руку.

Бывшего правителя Тысячелетнего рейха едва ли можно было узнать. Его лицо после долгого путешествия стало одутловатым, фирменные усики были сбриты, волосы отросли. Ева старалась сохранять в пути достойный внешний вид, однако помада и румяна, которые она нанесла еще в подлодке, только подчеркивали тюремную бледность ее кожи. Из трех прибывших лучше всех выглядела Блонди; пока они шли к ожидавшей их машине, ее радость оказаться наконец на свежем воздухе, сдерживал знакомый красный кожаный поводок, крепко сжатый в руке Гитлера. Несомненно, Фегелейн воспользовался возможностью и доложил фюреру оперативную обстановку. Дорога, обсаженная тамариском, вела к главному зданию эстансии Моромар, где им предстояло провести первую ночь. Охрана на ранчо оказалась на удивление небольшой: чем меньше людей знало о гостях, тем лучше.

Унтер-офицеры Шульц, Деттельман и Бреннеке помогали разгружать многочисленные тяжелые ящики, которые несколькими рейсами перевозили с подводной лодки на берег на аргентинской моторной лодке и немецких надувных резиновых лодках с субмарины. Их складывали на грузовики, пришедшие с фермы, и свозили к хозяйственным постройкам эстансии Моромар. Позднее содержимое этих ящиков, уже в новых контейнерах, будет отправлено в сейфы подконтрольных нацистам банков Буэнос-Айреса. о окончании разгрузки члены экипажа подлодки U-518 перебрались на берег в резиновых лодках, переоделись в гражданскую одежду, выстроились в колонну и с вещмешками за спиной выдвинулись в сторону эстансии. В это время группа из 8 человек повела подводную лодку в море в последний поход, чтобы затопить ее подальше от берега. Затем они вернулись на берег на моторном катере и присоединились к своим товарищам за ужином – это была их первая свежая пища за два месяца. Они не знали, что их операцию едва не выдали.

Предыдущим вечером, 27 июля 1945 г., комиссар полиции в Некочеа дон Луис Мариотти вызвал к себе своих сотрудников, которые уже успели разойтись на отдых по домам, и приказал выяснить суть необычной активности на берегу, о которой ему доложили. Прибыв на пляж, полицейские увидели, что неизвестное судно, стоявшее неподалеку от берега, посылало световые сигналы азбукой Морзе. Они также нашли и арестовали немца, который сигналил в ответ. В ходе ночного допроса[511] он в конце концов признался: судно, передававшее сообщения, было немецкой подводной лодкой, которая хотела подойти к берегу в безопасном месте для разгрузки.

На следующее утро отряд полиции из шести человек под началом старшего сержанта решили прочесать пляж на несколько километров к северу и к югу от того места, где задержали немца. Несколько часов спустя они обнаружили участок, где на песке сохранились следы катеров и резиновых лодок, которые вытаскивали на берег. Следы тяжелых ящиков, которые волокли по песку, тянулись к следам шин грузовиков. Отряд полиции проследовал по этим отпечаткам вдоль грунтовой дороги, ведущей в эстансию Моромар. Сержант отправил одного из своих людей назад в участок с донесением, а затем решил сам войти на ферму, не дожидаясь приказа. Пятеро полицейских прошли несколько километров по дороге, обсаженной деревьями, и добрались до низких холмов, скрывавших основные строения. Их окликнули четверо немцев, вооруженных автоматами. У сержанта не было ордера на обыск, кроме того, охрана поместья явно превосходила его группу в вооружении; он принял решение отступить и доложить обо всем начальству.

Комиссар Мариотти позвонил шефу полиции в Ла-Плата.[512] Звонок принял секретарь, который велел комиссару ничего не предпринимать и оставаться у аппарата. Через два часа дон Луис получил приказ отпустить арестованного немца и забыть об инциденте. В донесении ФБР из Буэнос-Айреса[513] за тот же месяц говорилось: «По сообщениям местной прессы, управление полиции в одной из провинций провело облаву в немецкой колонии, расположенной в Вилья-Хесель… в поисках лиц, которые, возможно, нелегально попали в Аргентину, используя подводную лодку; во время обыска обнаружен комплект коротковолнового [неразборчиво] радиопередающего и принимающего оборудования. Другие постройки вдоль берега в этом районе также были осмотрены властями, однако аресты не производились. В окрестностях… были обнаружены несколько ферм, недавно приобретенных убежденными нацистами, но не выявлено никаких следов недавнего невыясненного прибытия немцев».

Радиограмма в ФБР о высадках в Некочеа, полученная в августе 1945 года и подтвержденная документами аргентинской полиции.

Об этой высадке сохранились воспоминания и еще одного моряка с крейсера «Адмирал граф Шпее» – унтер-офицера Генриха Бете, чья роль в дальнейшей жизни Гитлера описана в главе 23. Капитан Мануэль Монастерьо разговаривал с ним в 1977 году, когда Бете жил в Патагонии в приморском городе Калета-Оливия под псевдонимом Пабло Глокник (также его знали как Хуана Павловски). Однажды Бете всего за день починил машину Монастерьо. Капитан и бывший унтер-офицер кригсмарине быстро нашли общий язык,[514] и впоследствии бывший моряк за бутылкой вина под закуску из местных морепродуктов неоднократно вспоминал о времени, когда он сопровождал Гитлера в изгнании. Бете рассказывал, что после смерти Гитлера в Аргентине ему удалось вырваться из лап организации Бормана. Позже он жил в безвестности на побережье, периодически подрабатывая механиком, – именно эту должность он занимал на борту крейсера «Адмирал граф Шпее».

Рассказы унтер-офицера Бете о прибытии подлодок[515] в целом совпадают с историями Шульца, Деттельмана и Бреннеке, однако в его описании места высадки есть существенные отличия (см. карту). Бете говорил о районе высадки «в нескольких часах» езды по плохой дороге от города Пуэрто-Мадрин, который расположен гораздо южнее Некочеа. Он вспоминал, что вечером 28 июля он сопровождал грузовики до определенной точки на побережье, где ему затем пришлось перетаскивать и грузить в машины много тяжелых ящиков, которые доставляли на резиновых лодках с двух субмарин. На грузовиках же ящики доставили к двум большим тайникам, где их выгрузили. Позже с подводной лодки сошло на берег около 70 человек. По мнению Бете, «груз был очень ценным, а прибывшие люди были не обычными моряками [как он сам], а, по-видимому, принадлежали к верхушке Третьего рейха».

Может показаться, что в двух историях описывается одно и то же событие, но на самом деле миссий было две: одна – в Некочеа, куда доставили Гитлера, другая – значительно южнее, где выгружали награбленные нацистами ценности, которые должны были обеспечить его будущее. Когда в 2008 году Ингеборг Шеффер, жену оберлейтенанта цур зее Хайнца Шеффера, капитана подлодки U-977, сдавшейся в Мар-дель-Плата 17 августа 1945 г., спросили, перевозил ли ее муж Гитлера в Аргентину, она ответила: «Если и не он привез его, то были еще две подлодки, которые могли привезти его, а [мой муж] мог привозить для них еду и тому подобное, потому что другие шли в Пуэрто-Мадрин».[516] Хотя в комментариях супруги капитана есть темные места, она явно знала о пребывании в аргентинских водах одновременно с U-977 других подлодок нацистов, и эту информацию она могла получить только от мужа. Подлодка Шеффера U-977 относилась к типу VIIC и находилась в составе 31-й подводной флотилии. Союзники были уверены, что Аргентина находится вне пределов досягаемости для малых субмарин этого класса, однако факт остается фактом: Шеффер прибыл в Мар-дель-Плата. Впрочем, Пуэрто-Мадрин действительно был для него недосягаемой целью – если только лодка не останавливалась для дозаправки, – поскольку до этого города было 800 км по прямой и гораздо больше, если следовать вдоль береговой линии. Признания Ингеборг Шеффер и свидетельства, содержащиеся в документах ВМС Аргентины, ясно указывают на две группы подлодок.

Одну группу составляли две субмарины: U-530, которая, скорее всего, 23 июля высадила Фегелейна на буксир вблизи Мар-дель-Плата, и U-518, с борта которой, как мы полагаем, 28 июля на берег в районе Некочеа сошел Гитлер. Обе лодки относились к типу IXC, входили в 33-ю подводную флотилию и были достаточно большими, чтобы перевезти пассажиров и груз (как и подводные лодки U-530 и U-1235).

В другую группу входила подводная лодка U-530 оберлейтенанта цур зее Отто Вермута, сдавшаяся 10 июля у Мар-дель-Плата, за две с половиной недели до прибытия Гитлера. Эта лодка находилась в ужасном состоянии и не имела на борту ничего ценного; возможно, к тому времени она уже оставила в Некочеа свой груз, предназначавшийся для эстансии Моромар. В докладе о допросе Вермута,[517] переведенном с немецкого на испанский и затем на английский специалистами ВМС США, говорится о том, что перед тем, как сдаться в Мар-дель-Плата, он рассматривал возможность причалить к берегу «в Миромаре» (так в оригинале). Вермут рассказал, что вышел из Кристиансанна 4 марта 1945 г. и направился в Хортен в норвежском Осло-фьорде. Там он оставался два дня «по неуказанным причинам», вероятно – чтобы принять груз. На борту у подлодки U-530 не было ни торпед, ни оружия, ни боеприпасов. Напротив, когда 17 августа сдалась подводная лодка U-977 (на целых пять недель позже, чем U-530), она все еще несла полный комплект боеприпасов. Упоминание Вермута о «Миромаре» и тот факт, что избавившись от торпед, можно было освободить место для тайного груза, заставляют предположить: ему было что скрывать от следователей. Он отказался уточнять, действовала ли подлодка U-530 в одиночку или нет, однако сказал, что она действовала согласно прямым приказам Берлина, и что последний сеанс связи состоялся 26 апреля. Он также сказал, что не слышал, чтобы еще какая-либо субмарина направлялась в Аргентину, и что в этом случае разница между прибытием такой лодки и его собственным составляла бы не больше недели.[518]

Показания Ингеборг Шеффер позволяют предположить, что полностью вооруженная подводная лодка U-977 под командованием ее мужа сопровождала вторую группу лодок, прибывшую в район Пуэрто-Мадрин, где и произошла высадка на берег, о которой рассказал Генрих Бете. U-977 покинула Кристиансанн 2 мая 1945 г., за день до отплытия U-530. Обе подводные лодки – и U-530, и U-1235 – входили в группу «Морской волк» и обладали достаточным запасом хода, чтобы добраться до самой южной из перечисленных выше точек высадки. Существование второй группы из трех подлодок также вытекает из материалов двух телеинтервью, взятых в Буэнос-Айресе у Вильфреда фон Овена.[519] В период между 1943 и 1945 гг. Овен был личным пресс-адъютантом рейхсминистра пропаганды Йозефа Геббельса. Он сопровождал легион «Кондор» в качестве военного корреспондента в Испании и был лично знаком с Вильгельмом фон Фаупелем из Иберо-американского института. В 1945 году Овен ударился в бега под вымышленным именем и с надежными документами, и в 1951 году перебрался в Аргентину; посольство ФРГ в Буэнос-Айресе объявило его «персоной нон грата» как убежденного нациста. Овен умер в 2008 году, однако при жизни его не раз спрашивали о «флотилии» подводных лодок нацистов, прибывшей в Аргентину в 1945 году. Дважды – в интервью британскому телевидению и в беседе с аргентинским автором – он ответил, и его ответ выглядел почти как оговорка: «Нет, их было только три, всего три». В целом он отвечал довольно пространно и уклончиво, и складывалось впечатление, что он знал больше, чем хотел рассказать, однако говоря о трех подводных лодках он, казалось, выразился вполне определенно.

Радиограмма в ФБР из Буэнос-Айреса о прибытии подводной лодки в Аргентину, полученная в августе 1945 года. Текст радиограммы: Рапорт Гитлер в Аргентине. (…) В сообщении специального агента [имя вымарано] от 18 июля озаглавленного Сдача немецкой подводной лодки U-530 в Мар-дель-Плата, относительно слухов о высадке в Сан-Хулиан, Аргентина, (…) теперь сообщает, что он обнаружил две группы следов ног, ведущих в одном направлении от отметки прилива далее пересекающих отмели и ведущих к строениям на берегу близ Сан-Хулиан. В месте, где заканчиваются следы ног, найдены следы шин, показывающие, что [оставивший их] автомобиль повернул под прямым углом к береговой линии. Следы ног, вероятно, оставлены около 25 июня (…)

В докладе правительству Аргентины[520] от 14 октября 1942 г. говорится:

Довожу до вашего сведения, что наши агенты [имена удалены] обнаружили близ города Аскочинга в гористой части провинции Кордова ферму в местечке Серро-Негро, которую приобрел бывший офицер, сошедший на берег с [подводной лодки] U-235 [так в оригинале] на военно-морской базе в Мар-дель-Плата. Эта лодка вместе с другими немецкими субмаринами прибыла в Патагонию из Германии после окончания военных действий.

Канадский автор Уильям Стивенсон также упоминает о подлодке U-235:

Сообщалось, что в 1960-х гг. между членами братства начались споры из-за денег, и это похоже на правду. Предводитель мятежа против Бормана описывается как капитан U-235.[521] Говорили, что он привел свою лодку в аргентинские воды, перевез на берег груз наворованных нацистами ценностей, затопил подлодку, обменял груз на деньги и купил большое поместье.

Довольно очевидно, что в источниках имеет место смешение номеров U-235 и U-1235, которое требует пояснения. Точно установлено, что подводная лодка U-235 типа VIIC погибла со всем экипажем[522] в проливе Каттегат у берегов Дании 14 апреля 1945 г., когда ее по ошибке атаковал глубинными бомбами немецкий торпедный катер Т-17. Официальных записей о том, что помимо подлодок U-530 и U-977 в районе Мар-дель-Плата аргентинским властям сдавалось еще какое-либо третье судно – которое могло бы быть субмариной U-1235, – не существует. Впрочем, 19 июля 1945 г. в ежедневной газете Буэнос-Айреса Critica появилось сообщение о том, что еще одна подлодка «была окружена судами аргентинских ВМС в районе Мар-дель-Ахо в 48 км от побережья» – это лишь немного севернее Мар-дель-Плата. Больше об этой лодке не появлялось никакой информации.

Возникает естественный вопрос: что стало с сошедшими на берег экипажами подлодок U-518, U-880 и U-1235 – тех, что не сдались, а были затоплены? Помимо истории о том, что командир некоего судна – предположительно, субмарины U-1235 (капитан-лейтенант Франц Барш[523]) – сумел обзавестись фермой в Кордове, где еще жил в 1952 году, не существует никаких сообщений о других немецких подводниках, «всплывших» в Аргентине после войны. Команды трех подлодок вместе насчитывали 152 человека. Простейший ответ: этих моряков можно было легко расселить по немецким общинам, сотнями разбросанным по всей Патагонии. Вполне вероятно, что многие из них предпочли эту альтернативу возвращению в разрушенную и голодающую оккупированную Германию, особенно если их близкие погибли под бомбами или были потеряны где-то в советской зоне. Возможен и более мрачный вариант развития событий: вскоре после прибытия всех моряков могли просто убить. Никто не искал их в Аргентине, точно так же как не искали здесь Гитлера, Еву Браун, Германа Фегелейна или организаторов всего побега – Мартина Бормана и Генриха Мюллера. В абсолютной безжалостности Бормана и Мюллера сомневаться не приходится, а Фегелейн во время войны командовал соединениями СС, боровшимися с партизанами на оккупированной территории Советского Союза.

В 1945 году ни у кого не возникало сомнений в том, что германские подводные лодки тайно маневрируют вдоль побережья Аргентины. Капитан цур зее Дитрих Нибур, военно-морской атташе посольства Германии в Буэнос-Айресе в письме от 7 августа 1939 г.[524] к своему берлинскому начальнику генералу фон Фаупелю уже подчеркивал такую возможность: «Стратегическая ситуация у берегов Патагонии и Тьерра-дель-Фуэго [Огненная Земля] чудесным образом располагает к организации баз снабжения для [надводных] рейдеров[525] и подводных лодок». Сильвано Сантандер, член аргентинского Конгресса, посвятивший себя охоте за нацистами, не сомневался, что подобные планы были реализованы: «Они [точки контакта и пункты обеспечения] были построены и служили для снабжения топливом немецких субмарин и рейдеров. Терпимость к этому правительства Аргентины вызвала многочисленные протесты со стороны правительств Союзников. Позднее, после поражения нацистов, эти базы также использовались, так что таинственные субмарины могли прибывать именно сюда, привозя людей и многочисленные ценности». Разведывательные службы Союзников были в курсе такой возможности, по крайней мере, с 1943 года, когда американцы стали активно разыскивать секретные базы снабжения и заправки подлодок[526] в районе маяка Сан-Антонио.

22 мая 1945 г., после окончания войны с Германией, Министерство иностранных дел Аргентины сообщило руководству ВМС о «присутствии в водах Южной Атлантики немецких подводных военных кораблей, направляющихся в японские воды». 29 мая аргентинские ВМС развернули противолодочную операцию[527] в Магеллановом проливе с целью воспрепятствовать прохождению субмарин из Атлантического океана в Тихий. Желаемого результата операция не принесла. Федеральная полиция докладывала, что 1 июля 1945 г. два человека высадились с подводной лодки в районе бухты Сан-Хулиан на атлантическом побережье Аргентины ближе к южной оконечности страны и Магелланову проливу. Двое немцев подошли к берегу на резиновой лодке,[528] где их встретил «владелец парусной шлюпки». Далее, по словам полиции, была произведена дозаправка подлодки из «цистерн, спрятанных вдоль побережья». В таких историях не было ничего нового. В январе 1945 года Стэнли Росс, корреспондент новостного агентства Overseas News Agency в Буэнос-Айресе, сообщал,[529] что субмарины нацистов усилили свою активность, перевозя «немецкие военные трофеи на миллионы долларов в это полушарие, чтобы спрятать их здесь до того времени, пока они не потребуются нацистским лидерам». Росс также писал:

Немецкая субмарина всплыла у берегов Аргентины в районе Мар-дель-Плата. По свидетельствам очевидцев, с нее на буксир принадлежащей нацистам транспортной компании Delfino, располагающейся в Буэнос-Айресе, было перегружено около 40 ящиков. С этой же субмарины на берег сошел некто Вилли Кён – руководитель латиноамериканского отделения Рейхминистерства иностранных дел Германии и бывший глава нацистской партии в Чили. В Буэнос-Айресе он встречался с ключевыми агентами и пособниками нацистов; в это время подлодка ожидала его возвращения.

В июле 1945 года Кён уже снова находился в Аргентине[530] – в последнем походе субмарины U-880 с острова Фуэртевентура он сопровождал Фегелейна.

Зимой 1945 года (зимой в терминах южного полушария; в западном в это время было лето) полковник Ромуло Бустос командовал дислоцированным в районе Мар-дель-Плата подразделением войск аргентинской береговой противовоздушной обороны (ПВО).[531] В начале июня он получил приказ взять под контроль обширный участок побережья между Мар-дель-Плата и Мар-Чикита, чтобы пресечь любые попытки причалить и разгрузиться со стороны немецких подлодок; в случае, если кому-либо удалось бы высадиться на берег, полковнику надлежало захватить как можно больше пленных. «Моя группа должна была держать под прицелом площадь поблизости от лагуны Мар-Чикита в нескольких километрах к северу от военно-морской базы. У нас было девять орудий и мы были готовы открыть огонь. В одну из темных ночей я увидел вспышки света со стороны моря, [направленные] на точку на берегу неподалеку от нас. Я связался с командиром нашей части. Когда он прибыл на нашу позицию, вспышки прекратились». Однако когда командир собрался уезжать, вспышки начались снова.

Поскольку в следующие ночи световые сигналы не возобновлялись, вся операция свелась к наблюдению, а командующему ВМС был направлен пакет документов под грифом «секретно» с описанием событий. Бустос вспоминал и о втором подобном инциденте в конце июня:

Один из моих солдат нашел пещеру глубиной почти три метра. Мы обнаружили, что внутри кто-то установил три деревянные полки на высоте 10–12 см выше уровня прилива. На полках стояли бочки размером с пивную, без каких-либо обозначений кроме одной буквы. В первой, которую мы открыли, был хлеб, в следующей – плитки шоколада. Я решил, что и в остальных будут еда и напитки. Затем я подумал, что это место предназначалось для пополнения запасов – либо подводников, либо членов экипажей, которые тайно сошли на берег. Мы сделали фотографии и написали подробный отчет. Мы также забрали все бочки и полки. Я не знаю, что потом случилось с этими уликами.

Оглядываясь назад, отставной полковник нашел странным, что местная пресса не упоминала о случившемся, хотя по его словам, «все в округе говорили об этом».

Через несколько недель, когда 10 июля 1945 г. в Мар-дель-Плата прибыла субмарина U-530, полковник Бустос присутствовал при ее осмотре. «Когда я поднялся на борт, меня поразили две вещи: отвратительный запах на лодке (хотя все люки были открыты) и бочки на ее борту – такие же, как те, что мы видели на берегу», – вспоминал он.

Германия, безусловно, даже в последние недели войны имела возможность отправлять морем личный состав и грузы – отправлять в значительных количествах и на большие расстояния. Любопытным тому подтверждением стала подлодка U-234,[532] вышедшая из Киля 25 марта 1945 г. Она принадлежала к серии из 8 минных заградителей типа ХВ, самых крупных из когда-либо построенных Германией подводных лодок, и обладала полным водоизмещением в 2 710 тонн. После взрыва на ее борту во время сборочных работ было решено переоборудовать лодку в дальнемагистральный транспорт. В этом качестве ее первой и последней миссией стал поход в Японию, и перевозила она не мины, а 12 важных пассажиров и 240 тонн особых грузов, а также дизельное топливо и провизию, которых бы хватило на поход продолжительностью 6–9 месяцев. В груз входил разобранный и упакованный в ящики реактивный истребитель «Мессершмитт» Ме-262, управляемая авиационная бомба Henschel Hs-293 («планирующая бомба»), образцы новейших систем электрического управления торпедами, множество технических чертежей и более полутоны окиси урана. Пассажирами были генерал авиации люфтваффе Ульрих Кесслер, двое офицеров японских ВМС, а также гражданские инженеры и ученые; среди последних находились доктор Хайнц Шлике, специалист по радарам и средствам радиолокационного подавления, который руководил испытательным полигоном кригсмарине в Киле (позднее он был завербован Соединенными Штатами в рамках операции «Скрепка»), и Август Брингевальде, руководивший производством самолетов «Мессершмитт» Ме-292.

Судьба подлодки U-234 решится в ходе одной из сделок Мартина Бормана с разведкой США, заключенных с использованием метода кнута и пряника. 1 мая 1945 г. капитан-лейтенант Йохан-Генрих Фелер вскрыл конверт с секретным приказом, который предписывал ему направляться к Восточному побережью Соединенных Штатов. Он должен был передать свой груз ВМС США, однако некоторые предметы не должны были попасть в руки американцев. Борману еще была нужна его защищенная система связи, поэтому капитан подлодки получил инструкции выбросить за борт шифровальное оборудование Kurier и Т43, а также уничтожить всю документацию, связанную с «Энигмой». 14 мая корабль ВМС США «Sutton» принял подводную лодку U-234 под командование и отконвоировал ее на военно-морскую верфь в Портсмуте.

В документах полиции и ВМС Аргентины добросовестно зафиксированы десятки случаев появления немецких подводных лодок у побережья страны. Многие из них имели место в важный для нас период между 10 июля 1945 г., когда подлодка U-530 типа IXC сдалась у военно-морской базы Мар-дель-Плата, и 17 августа, когда там же сдалась подлодка U-977 типа VIIC. (Подводной лодке U-530 потребовалось 66 дней, чтобы ни разу не всплывая пересечь Атлантику, U-977 проделала тот же путь за 63 дня).

21 июля, всего за неделю до высадки Гитлера возле Некочеа, начальник штаба ВМС Аргентины адмирал Гектор Лима издал приказ «отозвать все береговые патрули».[533] Это указание, исходящее из высших эшелонов военного правительства, полностью открывало побережье страны для высадок, описанных членами экипажа крейсера «Адмирал граф Шпее». Но, несмотря на то, что ВМС прекратило охоту за подлодками, сообщения об их появлении у берегов Аргентины продолжали поступать. Высокопоставленные члены военного правительства страны сознательно и упорно замалчивали факты, чтобы убедить всех в том, что U-530 и U-977 были единственными «настоящими» подводными лодками нацистов, которые на самом деле смогли пересечь Атлантику. 24 июля 1945 г. журналист Дрю Пирсон из информационного агентства Bell Syndicate писал:

ногие немцы, живущие на побережье Патагонии, владеют землями с гаванями, достаточно глубокими для прохода туда подводных лодок. А если подлодки могли добираться до аргентинско-уругвайских вод из Германии, что они, несомненно, и делали, ничто не мешало им пройти еще чуть дальше на юг, в Патагонию. Также нет никаких причин полагать, что Гитлер не мог находиться на одной из них.[534]

В октябре 1945 г. Рауль Дамонте Таборда,[535] бывший председатель комитета Конгресса Аргентины по расследованию деятельности нацистов и близкий товарищ Сильвано Сантандера, говорил, находясь в изгнании в Рио-де-Жанейро, что считает пребывание Гитлера в Аргентине вполне вероятным. По словам Дамонте, были «некоторые указания» на то, что подводные лодки (не U-530 и не U-977) были затоплены их экипажами по достижении берегов Аргентины; среди экипажей «несомненно» находились политики и технические специалисты, и «возможно, Адольф Гитлер».

Отец Че Гевары Эрнесто Гевара Линч в 1930-х и 1940-х гг. был активным борцом аргентинского антифашистского движения и также был уверен: «После того как немецкая армия потерпела поражение в Европе, многие нацистские лидеры прибыли в нашу страну через морской курорт Вилья-Хесель, расположенный южнее Буэнос-Айреса. Они прибыли на нескольких немецких подводных лодках».[536]

Когда совсем недавно – в 2008 году – авторы этой книги спросили о немецких подводных лодках министра юстиции Аргентины Анибала Фернандеса, тот ответил просто: «В 1945 году в Аргентине было возможно все».

Статья корреспондента информационного агентства Associated Press, опубликованная в газете Lewiston Daily Sun 18 июля 1945 г., одно из множества принятых властями США всерьез газетных сообщений о том, что Гитлер и Ева Браун прибыли в Аргентину на подводной лодке и живут в глуши Патагонии. Заголовок статьи гласит: Правительство проверяет слухи о нахождении Гитлера в Аргентине. Текст статьи:

Вашингтон, 17 июля. Государственный департамент собирается проверить сообщение о том, что Адольф Гитлер и Ева Браун скрываются в Аргентине.

Посольство США в Буэнос-Айресе получило указания проверить статью из Монтевидео, появившуюся в газете Chicago Times, утверждавшую, что Гитлер и его жена нашли пристанище в Патагонии.

Аргентина заверила правительства стран Союзников, что не будет предоставлять убежище военным преступникам из стран Оси. Статья в Chicago Times была написана корреспондентом Винсентом де Паскалем. Он заявил, что практически уверен в том, что Гитлер и женщина, на которой он предположительно женился в Берлине, в последние дни «находятся на территории огромного поместья в Патагонии, принадлежащего немцам».

«Как сообщают, пара сошла на берег с германской подводной лодки, которая, предположительно, вернулась, чтобы сдаться союзникам», – пишет де Паскаль.

По другим сообщениям, Гитлер был убит по его собственному приказу. Некоторые немцы утверждают, что видели сожженные тела Гитлера и Евы Браун в Берлине. Источники Союзников не могут определенно утверждать, что именно произошло с ними.

Глава 19

В Патагонию

На эстансии Моромар изгнанники оставались всего одну ночь. Скорее всего, первым делом супруги решили принять ванную, чтобы смыть с себя стойкое зловоние подводной лодки. Фегелейн раздобыл все необходимое для жизни в дороге, а старые вещи распорядился сжечь. Гитлер и Ева заняли разные комнаты. На туалетном столике в спальне Евы стояли ее любимые духи «Шанель № 5», бутылка виски Canadian Club, ведерко со льдом и стакан; здесь же лежали пачка сигарет Lucky Srtike, серебряный портсигар – у Фегелейна не было времени организовать его гравировку для нанесения монограммы «EB» – и золотая зажигалка Unique от Dunhill.

Грунтовый аэродром на территории поместья был оборудован в 1933 году, вскоре после того, как Карлос Идао Хесель купил эту землю. На следующее утро, 30 июля 1945 г., Гитлер, Ева Браун и Фегелейн, взяв с собой Блонди, сели в тот же биплан Curtiss аргентинских ВВС, что подобрал Фегелейна у Мар-дель-Плата. Им оставалось проделать последний отрезок их долгого пути, в котором за несколько месяцев они обогнули почти треть земного шара – от руин Берлина до страны бескрайних и спокойных горизонтов.

Хотя Гитлеру достаточно много рассказывали об обширных просторах Патагонии, это его знание было теоретическим, и во время дневного перелета на запад он был поражен панорамой, которая разворачивалась внизу. После трех с половиной часов полета самолет Curtiss Condor приземлился на другом грунтовом аэродроме, совсем близко от города Неукен в Северной Патагонии. Никто из пассажиров не потрудился сойти на землю, когда к самолету подъехал маленький заправщик, а пилот руководил работой мужчин в летной форме, заправлявших самолет. Вскоре Condor снова поднялся в воздух с полными баками и направился на юго-запад. В иллюминаторах по правому борту перед тремя пассажирами проплывали величественные заснеженные вершины Анд, освещенные послеполуденным солнцем. Два часа спустя, вечером 30 июля, когда в сумерках внизу заблестели воды озера Науэль-Уапи, биплан вновь пошел на посадку, коснулся травы колесами и прокатился по летному полю эстансии Сан-Рамон.

В этом регионе ранчо Сан-Рамон стало первым поместьем с официально установленными границами, которые были полностью обнесены изгородью. В это уединенное место вела лишь грунтовая дорога от первого аэродрома в Сан-Карлос-де-Барилоче.[537] Семья князя Штефана цу Шаумбург-Липпе[538] купила это поместье еще в 1910 году и спустя 35 лет все еще владела им. Вместе с княгиней, пылкой патриоткой, князь был завсегдатаем покерных вечеринок в немецком посольстве в Буэнос-Айресе. В 1943 году князь Штефан и Вильгельм фон Щён – немецкие консул и посол в Чили соответственно – были отозваны в Германию в интересах операции «Огненная Земля». Они покинули Южную Америку через Буэнос-Айрес, где перед отбытием у них состоялись длительные беседы с Людвигом Фройде, местным миллионером и фактическим послом нацистского правительства.

Наиболее уязвимым местом всей операции было то обстоятельство, что эстансию Сан-Рамон первым приметил Вильгельм Канарис, впоследствии ставший адмиралом и главой абвера, когда в 1915 году нашел здесь убежище на пути своего побега в Германию через Патагонию. В 1944 году, когда Борман подготавливал окончательный вариант плана исчезновения фюрера, знание Канариса об этом поместье, а также о вилле «Винтер» на острове Фуэртевентура, которой занимался агент абвера Густав Винтер, стало более чем просто опасным. Как уже говорилось в главе 2, Канарис был давним участником заговоров против Гитлера и, хотя ему многие годы удавалось заметать следы, он по-прежнему находился под подозрением у Гиммлера и высших чинов СС, которые давно желали подчинить сеть военной разведки Канариса Главному управлению имперской безопасности (РСХА). В конце концов, он перестал оказываться «на шаг впереди» СС и гестапо, когда в феврале 1944 года двое агентов абвера в Турции[539] сдались британцам прямо перед тем, как гестапо собиралась схватить их за связь с группой антифашистов. Канарису не удалось представить Гитлеру деятельность абвера в выгодном свете; фюрер, к тому времени сытый по горло самоуправством нацистской верхушки, приказал группенфюреру СС Фегелейну обеспечить переход абвера под контроль РСХА. Адмирал был уволен со своего поста и назначен на ничего не значащую должность начальника штаба по вопросам торговой и экономической войны.

Участие сотрудников абвера в покушении на Гитлера 20 июля 1944 г., когда в «Вольфшанце» была взорвана бомба, в итоге привело к помещению Канариса под домашний арест; петля вокруг его шеи медленно затягивалась, и в конце концов адмирала заковали в цепи и поместили в камеру в подвале штаб-квартиры гестапо на улице принца Альбрехта в Берлине. 7 февраля 1945 г. его отправили в концлагерь Флоссенбюрг, однако и там ему некоторое время сохраняли жизнь – выдвигались предположения, что даже на этом этапе Гиммлер намеревался использовать Канариса в качестве посредника на переговорах с Союзниками.

Борман не мог идти на столь высокий риск, чтобы дать Канарису – который знал и об убежище в Аргентине, и о перевалочной базе на пути между Европой и Южной Америкой, – попасть живым в руки Союзников: его вполне могли признать свидетелем, заслуживающим доверия. 5 апреля 1945 г. в бункере фюрера союзник Бормана обергруппенфюрер СС Кальтенбруннер представил Гитлеру «доказательства» вины Вильгельма Канариса – предположительно, сфабрикованные «дневники» адмирала. Прочитав несколько страниц, специально отмеченных Кальтенбруннером, фюрер пришел в ярость и подписал тут же представленный ему смертный приговор.

По прямому приказу Генриха Мюллера во Флоссенбюрг отправились оберштурмбаннфюрер СС Вальтер Хуппенкотен и штурмбаннфюрер СС Отто Торбек – бросить концы в воду. Утром 9 апреля адмирала Канариса раздели догола, чтобы унизить в последний раз, и повесили на деревянной балке.[540] Хотя между сообщениями о его смерти есть несоответствия, ясно, что его смерть не была быстрой. В 16:33 того же дня Хуппенкотен отослал Мюллеру секретное, кодированное шифром «Энигмы» сообщение через одного из подчиненных Мюллера, Рихарда Глюкса. Глюкса «попросили немедленно поставить в известность» группенфюрера СС Мюллера любым доступным способом – по телефону, телеграфу или через связного, – о том, что задание Хуппенкотена было выполнено в соответствии с приказом. Теперь единственный человек, который мог сложить воедино все кусочки мозаики и таким образом раскрыть план побега Гитлера и подготовку его убежища в Аргентине, был мертв.

В 1945 году немцы полностью контролировали все подступы к городу Сан-Карлос-де-Барилоче и эстансии Сан-Рамон. Никто не мог попасть на эту территорию или покинуть ее без официального разрешения местных нацистских руководителей. 24 июля в газетах появилась колонка Дрю Пирсона с такими словами:

Возможно, пройдет много времени, прежде чем мы выясним, действительно ли Гитлер со своей невестой Евой Браун бежал в Патагонию. Эта страна представляет собой череду обширных ранчо, принадлежащих нацистам, где немецкий – практически единственный разговорный язык, и где Гитлер смог бы легко и надежно скрыться на долгие годы. Здесь, на юге Аргентины, ранчо простираются на тысячи гектаров и управляются нацистами на протяжении многих поколений [следует отметить, что немцы жили на этих землях задолго до прихода к власти нацистов. – Примеч. авторов]. Для любого не-немца было бы невозможно внедриться сюда и провести тщательное расследование, связанное с местонахождением Гитлера.[541]

Персонал изолированного поместья Сан-Рамон был занят денно и нощно с того момента, как пришло уведомление о скором приезде важных гостей. За неделю до их прибытия появилась группа охранников из числа моряков с крейсера «Адмирал граф Шпее», и теперь в еженедельной поездке за покупками в Сан-Карлос-де-Барилоче участвовало два новых лица – чтобы убедиться, что никакие слухи не выдадут высочайшего посещения. Кармен Торрентуихи,[542] повар на ранчо Сан-Рамон, получила подробные указания относительно гастрономических привычек ее гостей. Ее знаменитое блюдо, «кордеро патагонико» (ягненок по-патагонски), пришлось на время исключить из меню, как и многие другие аргентинские блюда из жареного мяса – «асадо». Рацион становился преимущественно овощным, но в нем должны были присутствовать и классические немецкие блюда вроде печеночных тефтелей и птенцов голубя.[543] Позже Кармен узнала, что это было одно любимых кушаний Гитлера среди множества тех, что она готовила для него и для женщины, ставшей его женой. Немцы на ранчо восприняли официальное сообщение о смерти фюрера с молчаливым недоверием; напротив, никто не удивился, когда Кармен, в белом накрахмаленном фартуке поверх домотканой одежды, вскоре была представлена гостям перед ужином.

Гитлер и Ева Браун прожили в главном доме эстансии Сан-Рамон девять месяцев.[544] Контакты с Мартином Борманом, который все еще перемещался по Европе, были нечастыми, зато «Организация» Бормана в Аргентине дорабатывала планы по обеспечению безопасности постоянной резиденции супругов. Это более уединенное и надежное убежище было почти готово; оно называлось «Иналько» и находилось в 90 км от Сан-Рамон, на границе с Чили неподалеку от деревни Вилья-Ангостура.

Урсула, дочь Евы и Гитлера, прибыла на эстансию Сан-Рамон в сентябре 1945 года. Шестилетняя девочка, которую все называли Уши, приплыла из Испании первым классом; Фегелейн, ее дядя, встретил ее на пристани в Буэнос-Айресе и отвез к родителям. Тот же самолет «Curtiss Condor», которым они пользовались прежде, приземлился на той же грунтовой летной полосе недалеко от ранчо. Само существование Уши тщательно скрывали от немецкого народа, как и отношения между ее родителями, хотя весь остальной мир узнал об отношениях Гитлера и Евы Браун еще 15 мая 1939 г. Журнал Time тогда в подробностях описал, как «за квартиру темноволосой пышной Евы Браун[545] 28 лет, как обычно, заплатил ее старый друг из Берлина… Своим друзьям Ева призналась, что ожидает предложения от своего друга [Адольфа Гитлера] в течение года». Этого не произошло. Гитлер полагал, что для сохранения своей власти над людьми он должен поддерживать в общественном сознании представление о себе как о человеке, полностью посвятившем себя Германии. Говорили, что ребенок родился в канун нового, 1938-го года в Сан-Ремо[546] в Италии. Родители Уши не видели ее с 11 апреля 1945 г. – это был последний день их тайной трехдневной поездки в Баварию,[547] куда они приехали специально для того, чтобы повидать дочь – возможно, в последний раз; в это время двойник Гитлера, Густав Вебер, должен был «замещать» фюрера. Маленькая белокурая девочка, чьим воспитанием занимались в основном дальние родственники матери Евы, провела много счастливых часов[548] в Берхтесгадене, играя с Гиттой, дочерью Герты Шнайдер, подруги детства Евы; девочку часто фотографировали и снимали на кинопленку. После войны ее выдавали то за сестру Гитты Шнайдер, то за дочку Германа Фегелейна и Гретель Браун-Фегелейн (хотя их собственная дочь, Ева, родилась уже после войны), но Уши не была ни той, ни другой. В 1945 году она, возможно, уже немного говорила по-испански; в 1943 году Борман снабдил Уши и ее «семью» (ее опекунов) испанскими документами, и по указанию Бормана они потратили большую часть 1944 года на изучение испанского языка.

Когда в сентябре 1945 г. Уши оказалась в Аргентине, Ева Браун была снова беременна[549] ребенком, которого они зачали в Мюнхене в мае 1945 г. – это была ее «последняя миссия для Гитлера». Пара по-прежнему была не жената и слухи о беременности Евы ходили среди персонала бункера. (На самом деле, это был ее третий ребенок; второй родился мертвым в 1943 году.[550] Роды принимал Август Шультен, гинеколог и главный врач больницы Линкс в Мюнхене; в том же году он погиб в автокатастрофе.) Теперь семья воссоединилась в Аргентине, и рядом с Евой был ее свояк Герман Фегелейн, который мог стать посажённым отцом и повести невесту к жениху на свадьбе. Частная церковь на ранчо Сан-Рамон подходила для свадьбы как нельзя лучше. (Утверждают, что двойники Гитлера и Евы Браун «поженились» в бункере 29 апреля 1945 г., через сутки после побега настоящей пары из Берлина. Кроме Бормана, живых свидетелей этой церемонии не осталось.)

В маре 1946 года работников эстансии Сан-Рамон созвали на собрание, где им объявили, что их гости трагически погибли в автокатастрофе неподалеку от поместья,[551] и запретили впредь обсуждать эту тему. След в Патагонии остывал; Гитлер и Ева Браун «умерли» не только в бункере, но теперь еще раз – в Аргентине. Если бы кому-нибудь и удалось проследить за четой Гитлер до Аргентины, здесь им удалось бы найти лишь несколько новых историй о трупах, обгоревших до неузнаваемости, на этот раз – в автомобильной аварии.

Английское и американское правительства оказывали сильное давление на власти Аргентины, требуя выдворения на родину всех оставшихся членов экипажа крейсера «Адмирал граф Шпее» – тех, что не сбежали и не исчезли, – независимо от того, успели ли они жениться на аргентинках. 16 февраля 1946 г. британский военный транспортный корабль «Highland Monarch» в сопровождении крейсера «Аякс» (одного из нескольких кораблей, загнавших в 1939 году крейсер «Адмирал граф Шпее» в уругвайские воды) вошел сперва в Буэнос-Айрес, а затем в Монтевидео, чтобы отвезти домой немецких моряков. Правительство Аргентины проверило около 900 солдатских книжек (военных удостоверений личности) в нескольких почтовых коробках. Погрузка на борт осуществлялась хаотично – «Highland Monarch» имел приказ отчалить как можно скорее – и ни у кого не нашлось времени сверить документы с личностями тех, кто взошел на борт. Несмотря на настойчивые требования Союзников, многие офицеры и матросы с немецкого крейсера просто растворились в Аргентине. Проверка личности по документам началась только во время морского путешествия; ходили слухи, что среди поднявшихся на борт транспортного корабля были 86 подводников, чье присутствие в Аргентине ни аргентинские, ни английские, ни американские власти не смогли объяснить, поскольку экипажи официально сдавшихся немецких подводных лодок U-530 и U-977 к тому времени уже были репатриированы через Соединенные Штаты. На самом деле, документы Британского национального архива подтверждают, что англичане установили личности всех, кто находился на борту транспорта «Highland Monarch», и не нашли среди них подводников,[552] поэтому о судьбе команд трех подводных лодок – U-880, U-1235 и U-518 – по-прежнему нет никаких данных.

Взрыв бомбы Штауффенберга 20 июля 1944 г. ранил Гитлера сильнее, чем о том сообщила народу нацистская машина пропаганды. Пронизывающий холод патагонской зимы вызвал новые приступы «ревматизма», Гитлер страдал от болей в суставах правой руки, но еще более его угнетал тот факт, что хирурги не смогли удалить все щепки – осколки стола, спасшего ему жизнь. Все время, пока Гитлер жил на эстансии Сан-Рамон, кусочек дуба, засевший у него глубоко в носовых костях черепа между глаз, постоянно вызывал острые невралгические боли.[553] Гитлеру была необходима хирургическая операция.[554]

Поскольку было решено, что посещение больницы в Буэнос-Айресе может обернуться слишком высоким риском для безопасности Гитлера, они с Евой отправились на север, в провинцию Кордова – в принадлежащие нацистам гостиницу и водолечебницу «Гранд-отель Вена» (Gran Hotel Viena)[555] неподалеку от города Мирамар на берегу озера Мар-Чикита. «Гранд-отель Вена» построил агент абвера и давний член нацистской партии Макс Пальке[556] в 1943–45 годах – в тот же период, когда на острове Фуэртевентура была отстроена вилла «Винтер», а неподалеку от города Сан-Карлос-да-Барилоче расширена и удлинена взлетно-посадочная полоса. Пальке, будучи управляющим аргентинского отделения основанной немцами международной компании Mannesmann, получил аргентинское гражданство в 1930-х гг., однако Союзники хорошо знали его по шпионской деятельности в Южной Америке.

В гостинице было 84 номера и медицинское отделение с врачами, медсестрами и массажистами, большой бассейн, библиотека и столовая на 200 мест. Каждый номер был оборудован системой отопления и кондиционирования воздуха, полы были выложены гранитом, а стены облицованы привозным каррарским мрамором и украшены бронзовыми канделябрами. Здесь же находились отделение банка, винный погреб, продовольственный склад, пекарня, скотобойня, электростанция и гаражи с собственной заправкой и хранилищем топлива. Из 70 работников отеля только 12 человек были местными жителями из Мирамара, и все они работали за пределами основных помещений гостиницы и не имели контактов с гостями. Остальные 56 служащих приехали либо из Буэнос-Айреса, либо из Германии, и говорили по-немецки. Кроме современной телефонной станции и телефонных линий, связывавших постояльцев гостиницы «Гранд-отель Вена» с внешним миром, на вершине 20-метровой водонапорной башни была установлена телекоммуникационная антенна. С этого наблюдательного пункта, а также еще из одной башни, расположенной ближе к берегу, бдительные стражи контролировали все подходы к гостинице по земле, воде и воздуху.

Маленький торговый городок Мирамар, лежащий на расстоянии многих километров от больших дорог и торговых маршрутов, был довольно странным местом для большого, великолепного отеля с водолечебницей. Пальке, известный своей деловой хваткой, превратил фирму Mannesmann Argentina в весьма прибыльную компанию. Он руководил открытием отеля с декабря 1945 года по март 1946 года, а затем уехал.[557] Управление принял начальник службы безопасности гостиницы, бывший полковник немецкой армии по имени Карл Мартин Крюгер. Этот человек безупречной репутации, известный в Мирамаре как Инженер, прибыл сюда в 1943 году. Он сделал все, чтобы пребывание Гитлера в лечебнице[558] было как можно более комфортным; в частности, для высокого гостя были заготовлены эксклюзивные посуда и постельные принадлежности – одеяла, простыни, полотенца и посуда с монограммами «АН» (от Adolf Hitler).

Гитлер с женой и в сопровождении многочисленной свиты часто совершал однодневные поездки в Бальнеарию, городок в 5 км от озера Мар-Чикита. Бывший фюрер фотографировался с другими высокопоставленными нацистами и подписывал желающим экземпляры «Майн кампф». Один из свидетелей таких светских выездов говорил, что Гитлер часто погружался в размышления[559] и мог ответить «Сейчас я далеко отсюда». Супруги наслаждались жизнью в роскошном и недоступном для посторонних прибрежном отеле. Один из их охранников вспоминал, что семейная пара часто прогуливалась по берегу, и Гитлер восхищался великолепными закатами.[560] Поначалу казалось, что операция на лице по удалению осколков прошла успешно, однако позднее боли возобновились[561] и вновь стали отравлять Гитлеру жизнь.

В феврале 1946 г., после избрания на пост президента Аргентины, Хуан Доминго Перон наконец получил неограниченную власть в стране, что должно было развеять любые скрытые страхи преследования у беглых нацистов. В конце 1940-х годов Гитлер свободно перемещался по Аргентине в пределах треугольника, вершинами которого были три стратегических точки – Сан-Карлос-де-Барилоче, Ла-Фальда, где располагался дом его друзей и первых спонсоров Эйкхорнов, и озеро Мар-Чикита. В каждом из этих районов Гитлер владел обширными землями.[562]

Все это время Мартин Борман по-прежнему оставался в Европе и управлял созданной им системой издалека. С помощью портативной шифровальной машины Т-43 он поддерживал постоянный контакт с Людвигом Фройде. Он также использовал широкую сеть своих связей, особенно в Ватикане, чтобы обеспечить собственную жизнь за рубежом в будущем. После неудачного визита во Фленсбург в мае 1945 г. (см. главу 10), Борман пять месяцев скрывался в предгорьях баварских Альп, прежде чем рискнул посетить Мюнхен, столицу Баварии, ставшую когда-то колыбелью нацизма. Й. А. Фридль, бывший член НСДАП и старший сержант австрийской полиции, знавший Бормана с давних пор, снова увидел его в октябре 1945 г.[563] Как вспоминал Фридль, Борман был «еще с какими-то мужчинами в машине, припаркованной у консульства Испании». Когда он подошел и поприветствовал своего старого товарища, между ними состоялся короткий диалог. Борман сказал Фридлю, что пытается получить визу для въезда в Испанию.

В Мюнхене Борман оставался до июля 1946 г., когда снова был замечен – на этот раз человеком, не испытывавшим к нему никаких теплых чувств. Якоб Глас, бывший шофер Бормана, когда-то обиженный шефом – он был уволен по подозрению в краже овощей с личного огорода фюрера в Берхтесгадене, – тоже видел своего прежнего босса в автомобиле,[564] на переднем сиденье рядом с водителем. Машина двигалась медленно и Глас успел хорошо рассмотреть Бормана: тот был одет в обычный и довольно потрепанный костюм. Согласно информационному агентству Associated Press, Глас сказал так: «С ним были и другие люди, но я не разглядел их как следует. Я был слишком увлечен, наблюдая за Борманом». Сообщение Гласа заставило армию США обыскать каждый дом в городе в поисках Бормана, но обыски не дали никаких результатов – Борман уже вернулся в свою альпийскую «Цитадель», где его охраняли две сотни бывших бойцов ваффен-СС (см. главу 21). В конце лета 1947 года Борман решил, что пора снова отправляться в путь.

В то время ФБР очень серьезно относилось к сообщениям о пребывании Гитлера в Латинской Америке. Тысячи документов, относящихся к этому периоду и касающихся Гитлера, по-прежнему хранятся по обе стороны Атлантики под грифом «совершенно секретно»; тем не менее, и несмотря на жесткую цензуру тех немногих документов, что все-таки стали достоянием общественности, некоторые ценные сведения все же можно собрать по крупицам.

В докладе отделения ФБР в Лос-Анджелесе директору Гуверу от 5 июня 1947 г. излагается информация, поступившая в отделение ранее, 16 мая того же года. Источник информации довольно легкомысленно помещали в районе либо Буэнос-Айреса, либо Рио-де-Жанейро (их разделяют тысячи километров), впрочем, информация исходила явно от осведомленного и заслуживающего доверия человека. Он был знаком с прежним участником движения Сопротивления во Франции, который посещал городок Кассино на юго-восточном побережье Бразилии, расположенный немного севернее уругвайской границы и неподалеку от города Риу-Гранди. Этот француз утверждал, что видел Еву Браун и Адольфа Гитлера[565] за столиком в переполненной столовой одного отеля. Этого оказалось достаточно, чтобы Гувер немедленно затребовал более подробную информацию.[566] Он получил ее 6 августа 1947 г., когда из отделения в Рио-де-Жанейро был доставлен секретный семистраничный доклад, озаглавленный «Информация относительно Адольфа Гитлера и Евы Браун». Бывший член французского Сопротивления, который ездил по обеим Америкам по торговым делам и собирался заняться журналистикой, получил от нескольких знакомых в Латинской Америке сведения о том, что городок Кассино в бразильском штате Риу-Гранди-ду-Суль может представлять определенный интерес. ФБР тщательно проверили информацию своего агента, чье имя, к сожалению, вымарано из документа фломастером цензора.

В отделении ФБР в Рио-де-Жанейро городок Кассино описали как «примерно две сотни разбросанных домовладений. Большинство жителей – немецкие националисты, либо люди, имеющие немецкое происхождение». Старший офицер также сообщал: «никто не может жить в Кассино, кроме тех, кто владел здесь домами до превращения этого города в военное поселение и изоляции от окружающего мира. Предположительно, эта территория стала закрытой за несколько месяцев до окончания войны в Европе». Не является простым совпадением и тот факт, что в это же время операция «Огненная Земля» шла полным ходом, и Борман руководил операциями по переводу активов и людей из Германии в другие страны мира. Ветеран Сопротивления вспоминал: «Это был необычный населенный пункт – во всем, что касалось обеспечения безопасности на подходах к городу, и более того, почти сто процентов местного населения составляли немцы. В этом районе не было никаких коммерческих предприятий, только дома и виллы, а также большая гостиница, перестроенная и очень современная. Ее размеры никак не соответствовали размерам населенного пункта». У гостиницы «Кассино» было кое-что общее с виллой «Винтер» на острове Фуэртевентура и гостиницей «Гранд-Отель Вена» в Мирамаре: огромная радиоантенна, на этот раз установленная параллельно земле и огороженная.

Исходное донесение Эдгару Гуверу о пребывании Гитлера в бразильском городе Кассино, датированное 5 июня 1947 г. Гувер немедленно затребовал более подробную информацию (содержание донесения изложено в тексте главы).

Доклад ФБР Гуверу от 6 августа 1947 г. с подробностями пребывания Гитлера и Евы Браун в городе Кассино в Бразилии (содержание доклада изложено в тексте главы).

Бывший участник Сопротивления забронировал место в гостинице заранее (и благодаря этому получил пропуск на территорию) в составе группы вместе с еще одним французом, русским, никарагуанцем, австралийцем и американцем. Официальной причиной их приезда были три праздничные ночи с развлечениями, включая знаменитый балет «Сильфида» в одном действии на музыку Шопена. За исключением русского постояльца, которого в Бразилии хорошо знали и на которого персонал отеля смотрел с некоторой подозрительностью, всю группу принимали радушно – как в гостинице, так и в частных домах.

Первой странной неожиданностью для француза стало то, что юная привлекательная девушка с каштановыми волосами, разговаривавшая с горничной отеля, отсалютовала ей традиционным нацистским приветствием «Хайль Гитлер». На балете в первый вечер большой зал едва вместил несколько сотен человек, которых администратор гостиницы описал как «богатых южноамериканцев»; француз же заметил, что все они говорили по-немецки. Во время представления, когда огни софитов освещали публику, за одним столом, уставленным бутылками с шампанским, француз неожиданно заметил знакомого человека с характерными шрамами на лице. Узнав в нем бывшего нацистского офицера по имени Вайсман, он побоялся, как бы тот и сам не вспомнил его по времени оккупации Парижа. Бывший член Сопротивления когда-то обучался по старой системе идентификации Бертильона, известной как методика «говорящего портрета» (франц. portrait parl),[567] и был абсолютно уверен в своей способности запоминать и распознавать лица.

Кроме того, француз утверждал, что, насторожившись, он узнал еще одно лицо, известное ему по многочисленным фотографиям – Еву Гитлер, в девичестве Браун. Поняв, кто перед ним, он стал рассматривать сидящих за столом более пристально, и заявил, что «там был один человек… обладавший многими чертами Гитлера». Этот мужчина, хотя и выглядел стройнее, в целом был того же возраста и телосложения, что и Гитлер, был начисто выбрит (таким Гитлера описывали почти все видевшие его в Аргентине) и носил очень короткую стрижку. Казалось, он был одинаково хорошо расположен ко всем за столом.

Позднее тем же вечером француза представили той самой юной девушке, которую он уже видел. Она назвалась Абавой, иммигранткой из Германии, недавно получившей чилийское гражданство. Женщине, в которой он опознал Еву Браун, она приходилась «племянницей»; почти все, сидевшие за столом, прибыли из города Винья-дель-Мар в центральном Чили, что недалеко от Вилья-Алемана (в переводе с испанского – «немецкий городок») – маленького поселка переселенцев, основанного в 1896 году. Француз не поверил ей; у него сложилось совершенно другое впечатление: «и девочка, и предполагаемые Гитлер и Ева Браун на самом деле жили в Кассино» (на самом деле, туда они лишь приезжали на отдых). Его интерес к жизни городка, прикрытый планами издать свои путевые замеки, в которые должно войти описание этого очаровательного и не тронутого коммерцией местечка, вызвал у девушки немедленную реакцию: она заявила, что Кассино не будет «подходящим предметом» для книги, так как его жители не любят туристов. Последовавшие за этим трения с администрацией гостиницы подтвердили ее мнение, а спустя час после общения с представителями городской торговой палаты всю группу внезапно попросили освободить номера, поскольку «гостиница была переполнена».

На следующий день, когда француз уже собрал вещи и ожидал, пока за ним прибудет машина, он увидел, как «тетя» девушки и еще два человека вышли из отеля и направились к морю. Разглядев женщину, на которой была короткая пляжная юбка, при свете дня, француз был более чем уверен, что перед ним Ева Браун.[568]

Глава 20

Долина Адольфа Гитлера

В 1943 году адмирал Карл Дёниц заявил:[569] «Подводный флот Германии может гордиться тем, что участвовал в создании рая на земле, непреступной крепости для фюрера в одном из уголков земного шара». В следующем году Дёниц объявил курсантам-выпускникам военно-морского училища в Киле:[570] «Германскому флоту по-прежнему отводится важная роль в будущем. Германский флот знает тайные места, куда можно будет доставить фюрера в случае необходимости. Там он сможет в полном спокойствии подготовиться к принятию крайних мер».

Из всех подобных мест немногие годятся на эту роль больше, чем Патагония. Этот регион[571] занимает территорию площадью более одного миллиона квадратных километров – в полтора раза больше площади штата Техас. Здесь можно найти самые разные ландшафты – от скудных и доступных всем ветрам прибрежных степей в районе залива Сан-Матиас до предгорий Анд, и от пышных северных пастбищ до ледников на юге. Филип Гамбургер безусловно заблуждался, когда в 1948 году для еженедельника New Yorker пренебрежительно описал Патагонию так: «…Бесплодная, ветреная, дождливая и мрачная страна камней, песка и терний, черной лавы и вулканического пепла. Лишь западные ее районы орошаются и пригодны для сельского хозяйства». Однако он не ошибался, когда продолжил свое описание так: «Повсюду разбросаны уединенные овцеводческие ранчо, многими из которых владеют поселенцы немецкого происхождения. Для экс-фюрера… Патагония, вероятно, была бы привлекательным местом уединения».

Далее Гамбургер писал:

Как рассказывают в Патагонии, вскоре после того, как немецкие подводные лодки доставили сюда своих таинственных пассажиров, путешественники в этих обширных землях стали слышать истории об огромном поместье на самом краю мира, окруженном изгородью под электрическим током. За этой оградой днями напролет лают злые псы. Разумеется, за этой оградой скрывается и Гитлер. Он никогда не покидает поместья. Он не в состоянии этого сделать. Наркотики, горечь поражения и нервные заболевания превратили его в разбитого и безумного человека. Он выглядит семидесятилетним стариком. Ева Браун остается с ним, потому что ей больше некуда идти.

В своих описаниях Гамбургер основывался на многочисленных историях, которые он слышал во время своего посещения Аргентины, «странной страны, которая столь сильно отличается от всего остального мира и так далека от него, что кажется почти что другой планетой».[572]

Некоторые подробности о жизни нацистов в Патагонии, а также об их убежище, описанные Гамбургером, в 1995 году польской прессе предоставил некий человек, называвший себя «герр Шмидт».[573] Он говорил, что его отец работал в «Главном управлении имперской безопасности на улице принца Альбрехта в Берлине… в гестапо». По словам Шмидта, его отец был высокопоставленным чиновником СС и во время войны много ездил по Европе; где и какие преступления совершал его отец, Шмидт не знал. В 1945 году Шмидту было 12 лет и он жил в Мюнхене со своей матерью и младшей сестрой. С войны его отец не вернулся. Позднее, в 1948 году, до его матери дошли невероятные известия: ее муж не погиб, а живет в Аргентине и хочет, чтобы его семья приехала к нему. Несколько недель спустя они отправились в Италию, а оттуда отплыли в Аргентину на испанском корабле. По прибытии в Буэнос-Айрес их встретил Фердинанд Эйффлер, высокопоставленный член аргентинской нацистской партии и близкий товарищ Людвига Фройде. Семью разместили в безопасном месте – в доме на окраине района Висенте-Лопес, где прибывшим выдали новые документы, удостоверяющие личность. Еще неделю спустя отец Шмидта пришел к ним в дом, и после счастливого воссоединения Эйффлер посадил всю семью в свою машину и они отправились в двухдневное путешествие.

Они проезжали города с «экзотическими» названиями, пока не увидели на горизонте Анды. По плохой проселочной дороге, – по словам Шмидта, временами «едва заметной», – они проехали Сан-Карлос-де-Барилоче, затем объехали озеро Науэль-Уапи и миновали деревню Вилья-ла-Ангостура. Здесь они оказались перед воротами пропускного пункта; Эйффлер предъявил документы вооруженному охраннику, ворота отворились, и машина въехала внутрь.

Описание этого пункта, данное «герром Шмидтом», совпадает с похожими рассказами о колонии нацистов, называемой «Центром». Этот Центр вырос в «Долине Адольфа Гитлера» вокруг принадлежащего Гитлеру особняка «Иналько» (см. карту в главе 18). Окружавшие его земли – а это 4,5 км[574] – назывались «эстансией Иналько». Сохранилось описание Центра, сделанное Генрихом Бете,[575] унтер-офицером с крейсера «Адмирал граф Шпее», который вечером 28 июля 1945 г. встречал одну из двух немецких подводных лодок (но не ту, на которой прибыл Гитлер; см. главу 18). В 1947 году Бете вместе с группой его товарищей перевезли в Центр с временной базы в городе Неукен. По его словам, «сначала вокруг тянулись долины, но потом показались горы, на вершинах которых лежали вечные снега». После более чем девятичасовой езды они наконец прибыли в место, которое казалось типичным ранчо, одним из множества подобных поместий у подножий Анд. Миновав первые ворота, они проехали еще около пяти километров, прежде чем увидели людей; затем они увидели и постройки вдалеке: несколько сараев и основное здание. В этой части рассказ перекликается с описанием убежища Бормана в Патагонии,[576] где тот жил до 1955 года, когда президент Хуан Перон был отстранен от власти, которое приводится в книге Пола Мэннинга: «Горное убежище в аргентинских Андах, ранчо с коровами и овцами на 20 тысячах гектаров земли, в 100 км от Сан-Карлос-де-Барилоче».

В детских воспоминаниях «герра Шмидта» сохранились три маленьких соседствующих поселения, расположенных в широкой и прекрасной долине. Торжественным голосом его отец сказал ему, что место, куда они прибыли, называется «Долиной Адольфа Гитлера»,[577] а поселения носят названия «Германия», «Родина» «Отечество» (нем. Deutschland, Heimat и Vaterland). Шмидт вспоминал, как отец рассказывал ему о немецких подводных лодках, приплывших в Аргентину с несметными сокровищами Третьего рейха, и о других сокровищах, добытых эсэсовцами в завоевательных походах в Европе и перевезенных сюда другими путями. Их семья поселилась в большом красивом доме с садом в поселении «Родина». По сравнению с голодной послевоенной Германией жизнь здесь была «почти что роскошной»: у них даже был собственный слуга, бывший подчиненный отца в СС, на котором лежала вся работа в саду и по дому.

Генрих Бете также жил в Центре и описывал свою более скромную обитель здесь[578] как «типичную местную хижину, маленькую, с одной большой комнатой, которая была и спальней, и гостиной, с маленьким камином и всем, что было нужно для комфортной жизни в этих краях. Слева находилась ванная, справа – маленькая комнатка для хранения личных вещей». Бете выделили один из нескольких кабинетов в большом доме. Штаб «генерала-квартирмейстера» располагался в главном здании Центра; здесь, а также на прилегающей территории трудились 16 человек – 9 немцев, 3 чилийца и 4 аргентинца.

Шмидта отдали в немецкую школу[579] в городе Сан-Карлос-де-Барилоче. На стенах классной комнаты висели портреты Гитлера и изображения свастики; все это напомнило мальчику его старую школу времен Третьего рейха в Мюнхене. Все ученики, независимо от возраста, должны были вступить в молодежную организацию, которая, хотя и не носила названия «Гитлерюгенд», живо напомнила юному Шмидту это полувоенное формирование. Он вспоминал, что ему нравились митинги, марши под барабанный бой, военная подготовка, военные игры и тренировки с различными видами стрелкового оружия – участие во всем этом вызывало почти что священный трепет. Дисциплина была суровой, и младших часто подвергли физическим наказаниям за нарушение правил, плохие оценки и нерадивость. На уроках преподавали историю Третьего рейха, рассказывали о жизни Гитлера, демонстрировали соответствующие фильмы, слайды и фотографии. В школе была «отличная» библиотека: здесь хранилось множество томов «Майн кампф», записи речей Гитлера и Геббельса, книги Розенберга, периодические издания, старые экземпляры пропагандистского еженедельника «Das Reich» и другая нацистская литература, выпущенная в годы правления Гитлера и даже после войны, тайно, в Западной Германии. Детям объясняли, что Центр – это маленький кусочек Третьего рейха, пристанище, чьи обитатели в один прекрасный день станут искать мести за проигранную войну и начнут борьбу за новую великую Германию. «Нас воспитывали как мстителей, который должны продолжить дело своих отцов», – говорил Шмидт. Другие ученики по секрету рассказали ему, что и их отцы служили в СС, гестапо или занимали другие высокие должности в Третьем рейхе, однако теперь им запрещалось раскрывать свои настоящие имена и просить об этом окружающих.

Никто из членов этой общины не жил за пределами долины; большую часть необходимых продуктов они выращивали сами, остальное привозили из ближайших городов – Сан-Карлос-де-Барилоче и Сан-Мартин-де-лос-Андес. Похожую историю Филип Гамбургер рассказал на страницах еженедельника New Yorker:

Раз в месяц ворота эстансии открываются, и большой черный грузовик проносится по проселочной дороге, выбирается на шоссе и устремляется в сторону главного селения, расположенного на расстоянии многих километров отсюда. Здесь из кузова выпрыгивает дюжина рослых блондинов, которые минут десять—пятнадцать бродят по улицам, покупая себе что-нибудь перекусить здесь, и всякие мелочи, которые нужны «там». Потом они снова залезают в грузовик, и он уносит их обратно на эстансию.[580]

В 1946 году «Долина Адольфа Гитлера» находилась под управлением группенфюрера СС и генерала полиции Людольфа фон Альвенслебена, массового убийцы, разыскиваемого за военные преступления, которого друзья называли Буби (нем. Bubi, Bube – «малыш»). Родившийся в 1901 году, Альвенслебен происходил из прусского рода военной аристократии, и в конце Первой мировой войны сражался в составе гусарского полка. Став в 1933 году депутатом Рейхстага от НСДАП, он стал стремительно делать карьеру: в следующем году он уже командовал 46-м полком СС в Дрездене и был шеф-адъютантом рейхсфюрера СС Гиммлера. Во время войны он командовал частями СС и полиции в Крыму. В оккупированной Западной Польше как командующий «отрядами самообороны» (нем. Selbstschutz) он был организатором массовых казней и других зверств. В браке у Альвенслебена родилось четверо детей, и еще по крайней мере один сын – вне брака, в рамках программы Гиммлера «Источник жизни» (нем. Lebensborn) по выведению «расы господ»; крестным отцом этого незаконнорожденного ребенка стал Гиммлер. Попав в британский плен в апреле 1945 г., Альвенслебен выбрался из тюрьмы в том же году, совершив побег из Нойенгамме, лагеря для интернированных в Гамбурге, пока охранники лагеря праздновали Рождество. Воспользовавшись организованной Ватиканом «крысиной тропой»,[581] он вместе с семьей бежал через Италию[582] (см. главу 21) в Аргентину, куда добрался в начале 1946 года. Президент Перон и его «благословенная Эвита» радушно принимали в своей стране многих массовых убийц, подобных Альвенслебену, и предоставляли им второй дом в поселениях нацистов среди гор и озер Патагонии.

В июне 1947 года супруги Гитлер, вернувшись из «отпуска», который они провели в городке Кассино в Бразилии, переехали в свой новый особняк «Иналько».[583] Он располагался на «участке № 8» основанного в начале ХХ века сельскохозяйственного поселения у озера Науэль-Уапи. До 1960-х гг., когда была построена дорога в Чили, пересекающая Анды, попасть в этот район было практически невозможно. Сейчас местность между Сан-Карлос-де-Барилоче и Вилья-ла-Ангостура в провинции Рио-Негро выглядит совсем по-европейски, а точнее – по-баварски. Эти земли отличаются изумительной красотой: под заснеженными горными вершинами лежат раскинувшиеся на многие километры девственные леса и озера с чистейшей водой.

Поместье «Иналько» расположено поблизости от государственной границы с Чили, на самом удаленном конце озера Науэль-Уапи; два небольших острова почти полностью скрывают его от любопытных взглядов со стороны озера. Рукав озера, на берегу которого был построен особняк, называется Ультима Эсперанса, что в переводе с испанского означает «Последняя надежда», поскольку для первопроходцев он некогда и был последней надеждой отыскать водный путь в Чили. В 1940-х и 1950-х гг. относительно легко добраться сюда можно было только на лодке или гидросамолете. Говорят, постоянным гостем здесь был пилот, по случайному совпадению носивший имя Фредерико Фюрер, – он регулярно отвозил Гитлера на различные приемы и встречи в этом районе. Его гидросамолет «Grumman Goose» часто стоял у бетонного причала слева от лужайки[584] перед главным зданием поместья. В эллинге, расположенном рядом с причалом, находилась личная моторная лодка Гитлера.

«Иналько», особняк с десятью спальнями, был классическим примером фирменного стиля прославленного аргентинского архитектора Алехандро Бустильо, который открыто признавал, что огромное влияние на его работы оказал Альберт Шпеер. Бустильо, известный как «любимый архитектор Перона», в 1939 году спроектировал гостиничный комплекс «Льяо-Льяо» в Сан-Карлос-де-Барилоче и в середине или конце 1943 года был нанят (скорее всего, Людвигом Фройде) для работы над будущим домом Гитлера. Фасад коттеджа обращен в сторону Анд и озера Науэль-Уапи, и открывающийся отсюда захватывающий вид на озеро, окрестные леса и заснеженные горные вершины соперничает с пейзажами Оберзальцберга. Трудно представить себе горную местность более красивую или более недоступную даже для самых настойчивых незваных гостей. В ту пору на автомобиле сюда можно было добраться лишь после утомительного путешествия по проселкам и тропам[585] от ближайшего поселения Вилья-ла-Ангостура (как это описывали «герр Шмидт» и Бете). На окружающих поместье лесистых холмах были расставлены пункты наблюдения, которые контролировали подступы к поместью с воды и воздуха. Проект самого особняка имеет одну загадочную особенность: принимая во внимание то, сколько денег и труда было вложено в доставку материалов в этот изолированный уголок и в постройку здесь особняка в 1940-е годы, остается неясным, почему место для него выбрано так, что благодаря окружающим холмам и огромным вековым деревьям особняк в любое время остается в тени и никогда не видит прямого солнечного света.

За домом под землей располагалась большая цистерна с топливом, от кторого питались электрогенераторы в долине, и насыпной холм, теперь поросший лесом,[586] на одной стороне которого видны остатки вентиляционных шахт и входов в подземные сооружения. Генрих Бете также описывал расположенные под подсобными помещениями Центра камеры со стальными стеллажами,[587] где хранились «наиболее важные и мрачные документы того столетия». В 2008 году смотритель этого поместья[588] предупредил, что насыпной холм начал оседать и может представлять опасность. Он рассказал, что когда впервые поступил на службу в эстансию «Иналько», ему пришлось проходить собеседование в доме управляющего, и он помнит, что стены центрального холла были украшены двумя массивными бронзовыми панелями со свастиками.

Помимо основного здания Бустильо спроектировал и построил стилизованную под средневековье сторожевую башню[589] на полуострове Сан-Педро – местные жители назвали ее «Башней сарацинов»; она не заметна с главной дороги, увидеть ее можно только с озера и с воздуха. С ее вершины зоркому наблюдателю озеро открывается почти целиком, и в поле зрения попадает любая лодка и любой самолет, приближающийся к «Иналько» с территории Аргентины. Омар Контрерас, бывший журналист и нынешний министр туризма провинции Рио-Негро, вспоминал, как в конце 1960-х годов он еще мальчишкой посещал эту башню со своим отцом, который работал в строительной компании бывшего штандартенфюрера СС Фридриха Ланчнера по прозвищу Фриц.[590] Котрерас помнит свое удивление при виде башни и глади озера Науэль-Уапи под ней: тогда он подумал, что это был настоящий замок. Высокий светловолосый немец разговаривал с его отцом, а затем провел в башню; Контрерас считает, что это и был Фридрих Ланчнер. Двойные дубовые двери вели из холла в большую комнату. Будучи любопытным мальчиком, Контрерас вошел туда, – он помнит, что очень удивился, увидев внутри несколько нацистских знамен, похожих на те, которые он встречал в комиксах про войну. Когда он вышел обратно, в холле беседовали около десяти человек, – он решил, что разговор шел на немецком языке. В машине по пути обратно домой он спросил отца о флагах; «Мы не говорим об этом», – ответил ему отец.

С июня 1947 года по октябрь 1955 года эстансия «Иналько» была главной резиденцией Гитлера;[591] именно здесь бывший унтер-офицер кригсмарине Генрих Бете стал его ближайшим слугой. Для Евы и ее юных дочерей жизнь здесь сначала показалась идиллией; летом они купались в ледяных водах озера, а зимой любили кататься на лыжах на ближайшем горном курорте Серро-Катедраль. В первые годы своего правления сюда приезжал и президент Перон – он тоже катался на лыжах и ходил в горы со своими друзьями-нацистами из клуба «Andino Bariloche»,[592] местного альпинистского общества, основанного в 1931 году Отто Мейлингом.

И в Центре, и в Сан-Карлос-де-Барилоче, куда Гитлер совершал регулярные поездки, у него подобралась превосходная компания – после Второй мировой войны этот город стал домом для сотен нацистов. В маленьком здании из желтого кирпича в центре города располагался гастроном, владельцем которого был Эрих Прибке, гауптштурмфюрер СС и председатель совета правления самой престижной немецкой частной школы города Primo Capraro (в 1996 году под сильным давлением международного сообщества Прибке в конце концов был экстрадирован из Аргентины; в 2010 году в момент написания этой книги он отбывал пожизненное заключение в Италии за участие в массовой казни 335 итальянцев в Ардеатинских пещерах в Риме 24 марта 1944 г.). Через дорогу от магазина Прибке располагался клуб «Andino Bariloche»; в конце 1940-х годов в этот клуб вступил знаменитый пилот пикирующего бомбардировщика «Юнкерс» Ю-87 «Штука», самый орденоносный ас люфтваффе и приближенный Гитлера, оберст Ганс-Ульрих Рудель; членами этого альпинистского общества также были Фридрих Ланчнер и его брат Густав.

Долгие годы в Сан-Карлос-де-Барилоче жил австриец Йозеф Шваммбергер[593] – обершарфюрер СС, известный садист, которому в конце концов было предъявлено обвинение в убийстве 34 человек и в смерти еще 274 заключенных в польском гетто и концлагере в Пшемысле (в 1987 году Аргентина согласилась на его экстрадицию, и в 1992 году суд Западной Германии признал его виновным в убийстве; в 2002 году он умер в тюрьме). Гауптштурмфюрер СС доктор Йозеф Менгеле – Ангел Смерти, известный своими медицинскими экспериментами в Освенциме, – в конце 1940-х годов дважды сдавал водительский экзамен в здании городского муниципалитета. Среди прочих нацистов, в разное время живших здесь или посещавших эти места, были оберштурмбаннфюрер СС Адольф Эйхман, исполнявший разработанный Рейнхардом Гейдрихом план «окончательного решения еврейского вопроса»; гауптштурмфюрер СС Эдуард Рошман, прозванный Рижским Мясником; гауптштурмфюрер СС Ариберт Хайм, Доктор Смерть из концлагеря Маутхаузен, и, наконец, сам Мартин Борман. Никто из них так и не был пойман – кроме Эйхмана, который попался только после того, как вернулся в столицу Аргентины и постоянно проживал там, став более доступным для тех, кто охотился за ним.

Президент Хуан Перон объяснял это так: «Когда война закончилась, некоторые полезные немцы помогли нам построить наши заводы и наилучшим образом использовать то, чем мы располагали; одновременно они помогали и самим себе».[594]

В 1947 году, когда Гитлер с семьей находился под надежной охраной старших офицеров СС и недавно принесшего президентскую присягу Хуана Перона, Мартин Борман завершал свою тайную работу в Европе. Наконец, он и сам был готов перебраться на юг. На последней встрече в Европе ему предстояло скрепить печатями пакт с семьей Перонов.

Глава 21

Жадные союзники, верные друзья

6 июня 1947 г. первая леди Аргентины отправилась на борту предоставленного испанским правительством самолета «Douglas DC-4 Skymaster» в «радужный тур» по Европе. Эта метафора появилась на обложке журнала Time 14 июля: «Эва Перон: аргентинская радуга между двух миров». Ее провожали президент Перон, большая часть членов его правительства и тысячи ее поклонников. За ее самолетом следовал второй – с гардеробом первой леди, багажом группы и множеством ящиков, содержимое которых тайно пересекало Атлантику уже во второй раз. Эвиту сопровождал ее брат Хуан Дуарте,[595] личный парикмахер Хулио Алькарас (он также был хранителем ее огромной коллекции украшений) и двое испанских дипломатов, которых прислал Франко, чтобы сопровождать Эву в Мадрид, который был первым пунктом ее поездки. Также на борту находился Альберто Додеро,[596] владелец судоходной компании и миллиардер, финансировавший эту поездку. Додеро был «магнатом, блестящим и расточительным, затмившим своей расточительностью всех аргентинцев». На его кораблях в Аргентину из Европы приплыли тысячи нацистов и фашистов.

К приезду Эвы и ее команды в Мадрид прибыл отец Эрнан Бенитес,[597] иезуитский священник и давний друг мужа Эвы. Его послал кардинал Антонио Каггиано, архиепископ аргентинского города Росарио, надежный помощник беглых нацистов, перебиравшихся в Аргентину. В марте 1946 года Каггиано посещал в Риме Папу Пия XII и был назначен кардиналом. На встрече с кардиналом Эженом Тиссераном кардинал Каггиано «от имени правительства Аргентинской республики» предложил убежище в своей стране скрывавшимся в Риме французским военным преступникам,[598] «чьи политические взгляды во время последней войны грозят им, в случае возвращения во Францию, жестокими мерами и личной местью». Теперь наступила очередь немцев. Главным контактным лицом Бормана вВатикане был епископ Алоиз Худаль – австриец, иезуит, ярый антикоммунист и «клирофашист» (последователь Муссолини в церковных кругах), награжденный Золотым партийным знаком НСДАП. В епископате Худаль представлял интересы немецкоязычных католиков Италии, он также был исповедником немецкой общины в Риме. В 1944 году Худаль взял под свой контроль австрийское отделение Папской комиссии по содействию[599] (англ. Pontifical Commission of Assistance, PCA), созданной для помощи беженцам и переселенцам. Используя средства, предоставленные Борманом, комиссия стала основой сети «крысиных троп», организованных для выезда нацистских военных преступников из Европы. («Крысиными тропами» часто называют созданные нацистами пути бегства, соответствующий термин на английском языке, ratline, определяется в Словаре военных терминов Министерства обороны США как «комплекс мер по скрытному перемещению личного состава и/или ресурсов через запретный район или границу государства».)

Среди тысяч нацистов, которым Худаль помог избежать правосудия, были два коменданта лагерей смерти Собибор и Треблинка – гауптштурмфюрер СС Франц Штангль[600] и обершарфюрер СС Густав Вагнер. Штангль, бежав из американского плена в Австрии, добрался до Рима, где Худаль предоставил ему безопасное место жительства, снабдил деньгами и паспортом Красного креста с сирийской визой. Эрих Прибке, Йозеф Менгеле и помощник Эйхмана Алоиз Бруннер были в числе многих других малоизвестных убийц, которых нацистский епископ также благополучно посадил на корабли Альберто Додеро.[601]

В 1947 году деятельность Худаля впервые была предана огласке, когда выходившая на немецком языке католическая газета Passauer Neue Presse обвинила его в организации побегов для нацистов, что, однако, не остановило епископа. 31 августа 1948 г. он писал президенту Перону[602] с просьбой выдать 5 тыс. аргентинских виз – 3 тыс. для немцев и 2 тыс. для австрийцев, «солдат… чье самопожертвование в годы войны спасло Западную Европу от завоевания Советским Союзом».

В сопровождении большого эскорта испанских истребителей авиалайнер Эвиты вылетел 7 июня в Мадрид из города Вилья-Сиснерос (современная Дахла) в Испанской Сахаре. В аэропорту, украшенном цветами, флагами и транспарантами, ее встречала огромная толпа жителей испанской столицы; для встречи Эвы на улицы города вышли три миллиона мадридцев. В честь ее прибытия был дан салют из 21 орудия – как для особы королевской крови – и вместе с каудильо (вождем) Франко она отправилась во дворец Прадо в открытом лимузине; толпы людей, собравшиеся вдоль дороги, скандировали ее имя. Богатые подарки сыпались на Эву словно из рога изобилия; ее чествовали в каждом городе, который она посещала. Первая леди держалась как королева, и испанцы – после долгих лет гражданской войны и мрачного авторитарного режима Франко – сердечно принимали прекрасную аргентинку.

25 июня 1947 г. ослепительная Эвита отправилась из Испании в Рим.[603] Отец Бенитес с помощью епископа Худаля организовал ее прием в Ватикане. Спустя два дня после прибытия Эвы в Рим Папа Пий XII-й удостоил ее аудиенции. Наедине со святым отцом она провела 20 минут – столько времени протокол Ватикана отпускает обычно лишь королевам. Однако у путешествия в Рим была и более темная сторона. Используя епископа Худаля в качестве посредника, в Италии Эва устроила встречу с Борманом[604] на вилле в городке Рапалло, которую предоставил ей Додеро. На этой встрече присутствовал сам судовладелец, а также брат Эвы Хуан. На этой встрече Эва заключила со своим бывшим инвестором соглашение, гарантировавшее, что тихая гавань для фюрера и впредь останется столь же тихой и безопасной, и что сам Борман сможет наконец покинуть Европу и начать новую жизнь в Южной Америке. Однако у Эвы и ее приближенных было одно крайне неприятное для Бормана известие.

Лишний раз доказав, что у воров нет чести,[605] семья Перонов поставила Бормана перед фактом радикального пересмотра их прежних договоренностей. Эвита привезла с собой в Европу ценности на сумму около 800 млн долларов, которые Борман ранее перевел на надежное, как он полагал, хранение в Аргентине. Эва же намеревалась поместить эту сумму в швейцарские банки и расходовать на личные нужды своего мужа. Как сказал однажды Хуан Доминго Перон, «Швейцария – это страна… где сходятся все бандиты и прячут все, что они награбили у других». Эти ценности – золото, драгоценности, акции и облигации на предъявителя – скорее всего, были напрямую переданы Эвой доверенным лицам в Швейцарии, где также ожидали ее приезда в рамках Европейского тура, чтобы открыть для Эвы тайные банковские счета. В своей стране аргентинцы оставляли Борману лишь четверть награбленного им добра. Эта афера стала возможной благодаря потворству и молчаливому согласию людей, которым в Аргентине Борман доверял больше всех, – Людвига Фройде, Рикардо фон Лёйте, Рикардо Штаудта[606] и Генриха Дёрге; все они имели доверенности на управление банковскими счетами, открытыми в Буэнос-Айресе для проведения операции «Огненная Земля».

Остававшаяся часть богатств была по-прежнему огромной, и Борману не оставалось другого выхода[607] кроме как принять это жестокое одностороннее повышение «взносов» в «страховом договоре». Четыре года он готовил себе надежное убежище, и к тому моменту все уже было сделано. Гитлер уже находился в Патагонии, и теперь, когда о страшных преступлениях нацистского режима узнал весь мир, ему больше некуда было податься. В течение следующих 9 месяцев Борман и бывший шеф гестапо Мюллер планировали переехать в Аргентину, а для этого принимающая сторона должна была выполнить свои обязательства. Борман знал, что Эвита – опасный и опытный партнер в переговорах, и впоследствии описывал ее как человека, гораздо более умного и проницательного, чем ее муж.[608]

Впрочем, у «Организации» Бормана была хорошая память. Начиная с весны 1948 года, когда Мюллер обосновался в провинции Кордова[609] и стал лично отвечать за безопасность «Организации», предавшие Бормана банкиры стали скоропостижно умирать один за другим.[610] Генрих Дёрге скончался при загадочных обстоятельствах в 1949 году; Рикардо фон Лёйте был найден мертвым на улице в Буэнос-Айресе в декабре 1950 года, а Рикардо Штаудт пережил Лёйте всего на несколько месяцев. Людвиг Фройде, центральная фигура в операции «Огненная Земля», умер в 1952 году, выпив отравленный кофе. Хуан Дуарте, младший брат Эвиты, в 1954 году был убит выстрелом в голову; по официальной версии он покончил жизнь самоубийством.[611]

После восторженных приемов в Лиссабоне и Париже Эвита остановилась на отдых в гостинице Hotel de Paris в Монте-Карло, где Додеро представил ее своему другу, греческому магнату-судовладельцу Аристотелю Онасису. Позднее Онасис будет хвастаться, что провел ночь с Эвой и наутро выписал ей чек на крупную сумму[612] для одной из ее благотворительных организаций.

По окончании этой короткой передышки «Радуга» отправилась дальше, чтобы воссоединиться со своими сокровщами в Швейцарии. Когда 4 августа 1947 г. она прибыла в Женеву, ее встретил начальник протокольной службы швейцарской внешнеполитической службы Жак-Альбер Кюта. Он был старым другом семьи: с 1938 по 1946 гг. Кюта служил в швейцарской дипломатической миссии в Буэнос-Айресе, был глубоко замешан в переводе нацистских активов в Аргентину и был одним из тех, на кого в банках Буэнос-Айреса оформлялись банковские ячейки, в которых хранились золотые слитки и другие ценности. После встречи с президентом Швейцарии Филиппом Эттером и министром иностранных дел Максом Птипьером Эвита пропала из виду. Она присоединилась к Додеро и другим своим друзьям на горнолыжном курорте Санкт-Мориц, однако у нее еще оставались дела в Цюрихе, банковской столице немецкоговорящих кантонов, которые следовало уладить. Одна интересная встреча состоялась на закрытой конференции в гостинице «Baur au Lac», куда Эвита была приглашена Швейцарско-аргентинским институтом.[613] Президент института Уильям Дункель представил ее публике, состоявшей из более чем двухсот швейцарских банкиров и бизнесменов, и рассказал об огромных возможностях, которые ждут предпринимателей в «новой Аргентине». Многие из этих «возможностей» находились под контролем родственников, близких друзей и сподвижников Эвиты.

Борман ненадолго вернулся в свое убежище в австрийских Альпах – вернулся более стройным, подтянутым и бедным, чем был долгие годы до этого. Хотя многие и считали его погибшим, в октябре 1946 года на Международном военном трибунале в Нюрнберге его заочно осудили и приговорили к смертной казни. В конце 1947 года британской армии удалось взломать шифр секретного радиоканала, среди ранее перехваченных сообщений которого оказались две шифровки (перехвачены в мае 1947 года и расшифрованы позднее), в которых имя Бормана прозвучало дважды; в ФБР отнеслись к этой информации очень серьезно[614] (см. документ на следующей странице). 16 августа 1947 г. проводник провел Бормана и его телохранителей по тайному маршруту[615] через Альпы на базу, располагавшуюся к северу от итальянского города Удине. В декабре Борман был готов отправиться дальше, однако этого не удалось сделать незаметно. Капитан Ян Белл,[616] следователь по военным преступлениям Службы генерального прокурора армии Великобритании, работавший в Италии, получил сведения о пребывании Бормана в стране. Белл, который уже поймал целый ряд итальянских военных преступников, санкционировал полеты самолета-наблюдателя над тем районом, где, как ему сообщили, должны были собраться Борман и около двухсот человек его охраны. Два дня спустя он отдал приказ о воздушной атаке: с американского самолета была сброшена бомба, нескольким эсэсовцам удалось уйти от взрыва, однако они были арестованы и на допросе признали, что сопровождали Мартина Бормана. Они рассказали британцам, что Борман собирался покинуть страну, и подробно описали план побега и его маршрут.

Доклад директору ФБР Гуверу от 15 мая 1948 г. о послевоенном нацистском канале радиосвязи, по которому в 1947 году дважды проходили сообщения с упоминанием имени Бормана.

Белл с двумя сержантами устроил засаду в том месте, где, как сообщалось, должен был появиться Борман, оставив джип на подъездах к месту. Спустя короткое время они заметили на дороге колонну машин: большой черный легковой автомобиль и два грузовика с прицепами. Капитан Белл подсчитал, что там находилось 16 человек: по шесть в каждом грузовике и еще трое в легковой машине с Борманом; капитан и два легко вооруженных сержанта не смогли бы одолеть такое количество противников. Они следовали за конвоем до тех пор, пока Белл не добрался до телефона в придорожной гостинице, чтобы связаться со штабом. Каково же было его изумление, когда командир сказал ему: «Следите, но не пытайтесь арестовать, повторяю: не пытайтесь арестовать». В следующие два дня английский офицер проделал за своей добычей путь в более чем тысячу километров.

Колонна автомобилей Бормана проезжала полицейские и военные блокпосты без каких-либо препятствий и, наконец, ранним декабрьским утром 1947 года выехали к докам итальянского порта Бари. Из укрытия Белл со своими людьми наблюдал, как автомобили переносили кранами на палубу грузового судна и как Мартин Борман поднимался на борт по трапу. Как только была погружена последняя машина, корабль отшвартовался от пристани и ушел в море. Когда в то же утро Белл выяснил у администрации порта пункт назначения этого судна, оказалось, что оно шло в Аргентину.

В 1999 году на британское телевидение показывало документальный фильм с участием Белла, где он говорил, что «очень сильно сожалеет» о том, что не арестовал Бормана: