Излом зла Головачев Василий
«Ты можешь и знаешь, только проснись и действуй…»
«Кто он?»
«Ты знакома с ним уже два года… и вскоре познакомишься снова…»
«Не понимаю…»
«Проснись и вспоминай. Чем быстрее вспомнишь, тем больше будет шансов удержать мир на грани изменения…»
Незнакомка летящим шагом догнала процессию, с тихим звуком гонга картина исказилась – исчез металлический лес, на его месте образовалась ледяная твердь, исполосованная трещинами, и Ульяна проснулась.
Долго глядела в потолок, пытаясь понять смысл удивительно четкого и подробного сна, потом встала, умылась и позвонила Парамонову, хотя шел еще только седьмой час утра.
Иван Терентьевич снял трубку тотчас же, будто ждал звонка.
– А я хотел звонить вам, Ульяна свет-Владимировна. Есть повод.
– У меня тоже. Мне снился весьма необычный сон…
– Какое совпадение! Странная процессия, молодой человек с голубыми глазами в клетке, такое впечатление, что я его давно знаю, хотя уверен, с другой стороны, что никогда в жизни не встречал…
Ульяна почувствовала учащающееся сердцебиение, заставила себя дышать часто и мелко, успокоилась.
– Иван Терентьевич, таких совпадений не бывает. Это наведенный трансовый сон, темная передача. Кто-то из адептов Круга нас предупреждает.
– Возможно, вы правы. Давайте встретимся вечером где-нибудь в уютном месте, обсудим все странности. Скажем, в кафе «Салтыков-Щедрин», часов в семь.
– Идет. В случае чего я вам перезвоню.
Ульяна закрыла трубку мобильника и задумчиво прошлась по спальне, вспоминая пленника и женщину в одеждах ангела, потом решила выпить чаю, но задержалась в гостиной, у дивана. Тетка девушки, семидесятилетняя старушка Анна Павловна, вставала поздно, будучи «совой», ночью она всегда что-то читала, рассказывая после племяннице сюжеты книг, и Ульяна привыкла к такому распорядку дня и ночи. Она с любопытством взяла с дивана очередную книгу, удивленно хмыкнула. Анна Павловна читала «Алые паруса» Грина.
Раскрыв наугад страницу, Ульяна пробежала несколько строк глазами и невольно увлеклась магией отточенного гриновского стиля и его романтическим отношением к героям и ситуациям. Всплакнула даже, дочитав до конца, подумав при этом, что, сколько раз ни перечитывает «Алые паруса», столько раз плачет. Нет, Грин определенно был магом, только вряд ли счастливым…
День пролетел незаметно. Ульяна побывала на занятиях в институте, зашла в книжный магазин, купила Шульгина, поболтала с подружками о кино, о моде и прочих премудрых вещах и начала дома собираться на встречу с Парамоновым. Однако все повернулось иначе. В начале седьмого Ульяна внезапно почувствовала толчок сердца, неясное давление на психику, будто в спину ей посмотрел колдун, владеющий техникой раппорта, и тотчас же запел на пять нот входной звонок.
Замерев, Ульяна ждала в своей комнате, прислушиваясь к тихому разговору в передней. Затем раздался певучий говорок Анны Павловны:
– Уля, это к тебе.
Ульяна вышла в прихожую и буквально споткнулась о светящийся ледяной голубизной взгляд молодого человека, того самого, что приснился ей в недавнем сне! Взгляд этот выразил многое, в том числе терпение, необидную иронию и взыскательную оценку, и Уля почему-то вспыхнула, вдруг сообразив, что оценка не столь положительна, сколько было ее мнение о себе. Матвей же, со своей стороны (это был он) ждущий встречи с понятным нетерпением и волнением, вдруг успокоился (что отразилось во взгляде и было воспринято девушкой). Перед ним стояла Уля Митина, Посвященная I ступени Внутреннего Круга, еще не ставшая авешей Светлены и не получившая от нее отпечатка внутреннего света, тех черт личности и магического влечения, которые были свойственны спутнице инфарха – его второму «я» по сути. Девушка была, бесспорно, красива, однако перестала волновать Соболева, как в прошлые времена.
– Добрый вечер, – поклонился Матвей, проницательно глядя в глаза Ульяны. – Я Матвей Соболев, де-факто – Посвященный II ступени Внутреннего Круга, де-юре – еще только ученик на Пути в Круг.
Изумление, проступившее в глазах девушки, было столь красноречивым и естественным, что Матвей невольно улыбнулся, отчего его лицо словно засветилось изнутри.
– Я знаю вас уже два года, а также ваших друзей: Ивана Терентьевича Парамонова и Вахида Тожиевича Самандара. Но об этом мы еще поговорим, если вы меня, конечно, впустите. Или вы собрались куда-то? Уж не на встречу ли с Иваном Терентьевичем?
Ульяна, пораженная проницательностью гостя, только кивнула.
– Отлично. Тогда я с вами. Позволите?
Ульяна снова кивнула, потом рассердилась на свою заторможенность, покраснела, оценив красноречивый взгляд Соболева, брошенный на ее ноги, – одета она была в стиле оsе – в мини-юбку с цветами, с глубокими «сексуальными» разрезами по бокам, и в блузку с вышивкой, подчеркивающую форму высокой груди, – позвала хозяйку:
– Теть Ань, мы ушли.
– А с Богом, мои дорогие, – проговорила Анна Павловна, просеменив из кухни в прихожую. – Возвращайтесь в любое время, вкусным чаем напою, с чабрецом и шиповником.
Во дворе на молодую пару обратили внимание сидящие у детской площадки пожилые женщины и старушки, и Ульяна с улыбкой кивнула на них, вдруг приходя в хорошее настроение:
– Будет о чем посудачить. Ко мне часто однокурсники забегают, Иван Терентьевич заходит да Самандар изредка приезжает, а теперь вы появились.
– Меня они не запомнят, – серьезно ответил Матвей, усаживая спутницу в салон «Таврии». – Я умею отводить глаза.
Вскоре они вышли из машины у кафе «Салтыков-Щедрин» на улице Воропаева, где ждал Ульяну Иван Терентьевич Парамонов, известный психотерапевт и целитель, Посвященный I ступени Внутреннего Круга, проживший на свете больше девяноста лет, но выглядевший всего на сорок пять. Впрочем, Ульяна Митина тоже имела далеко не девичий возраст – тридцать четыре года, однако выглядела восемнадцатилетней студенткой.
Мужчины некоторое время рассматривали друг друга, представленные девушкой, затем Парамонов первым подал руку, как бы демонстрируя доверие и отсутствие дурных намерений. Он пробовал пробить пси-блок Соболева, прощупать его мысли и повлиять на настроение, но усилия его не увенчались успехом. К тому же ему внезапно показалось, что он действительно знает этого поджарого, высокого, голубоглазого, ощутимо сильного человека давно, еще до появления его во сне.
– Уля, вы рассказали ему сон?
– Не успела, – виновато оглянулась на Парамонова Ульяна.
– Прошлой ночью мы с ней одновременно видели один и тот же сон. – Иван Терентьевич пропустил девушку вперед, и они вошли в кафе. – Главным действующим лицом сна были вы. Вероятно, мы с Улей стали перцепиентами «темной передачи». Ваших рук дело?
– Нет, – покачал головой Матвей. – Но я, кажется, знаю, кто вас предупредил о моем появлении.
Они выбрали столик в углу зала, за фикусом в кадке, заказали ужин, и Матвей оглядел обращенные к нему серьезные лица Посвященных.
– Возможно, многое из того, что вы сейчас услышите, вам известно, многое покажется если и не бредом, то выдумкой, но постарайтесь отнестись ко всему с должным вниманием. А начну я издалека…
И Матвей принялся за пересказ истории со «Смершем-2», перехватчиком и разборками третьего уровня между силами, вполне способными развалить мир «запрещенной реальности», превратить ее в «реальность несуществующую».
Рассказ длился более двух часов, за это время они неторопливо поужинали и дважды заказывали кофе. По лицам собеседников трудно было судить об их переживаниях, однако Матвей понимал, что они чувствуют, и в глубине души сочувствовал обоим. Принять на веру его рассказ было действительно трудно.
– Такая вот философская сказочка, – закончил он, – не отменяющая, к сожалению, страшненького финала.
– Почему не отменяющая? – не согласился Парамонов, создавая вокруг столика, за которым они сидели, зону чистого воздуха; во всем зале не курили только они трое. – Вы же знаете, как будут развиваться события, и можете предотвратить многие беды.
– Да, я хочу это сделать, – кивнул Матвей. – Но вывод напрашивается неутешительный. Дав мне возможность начать все сначала, эйнсоф одновременно включил спусковой механизм ускорения событий, а также механизм ослабления Закона обратной связи. Буквально за две недели с небольшим, что я обретаюсь в Москве после вызова из Рязани, произошло множество изменений прошлого сценария, заставляющих меня спешить. К власти приходят более властолюбивые и жестокие люди, меняется весь аппарат принятия решений, образуются мощные конкурирующие системы, поставившие целью добиться абсолютной власти.
– О да, – тихо проговорил Иван Терентьевич, – игра во Власть – самая увлекательная из игр человека: выборы, тайная закулисная борьба, перемещения, шантаж, подкуп, оговор, предательство, фабрикация ложных сведений, донос, внезапное исчезновение, убийство, наконец, – как это все увлекательно! И как это страшно, особенно если начинает работать «закон дьявола» – принцип переноса вины, при котором расплачиваются за злодеяния самые умные, самые сильные, честные и добрые. Я не сомневаюсь, что рассказ ваш правдив. – Парамонов накрыл ладонью руку Матвея, как бы прося прощения. – Вы привели по-настоящему ошеломляющие факты из моей… нашей жизни. Но позвольте задать несколько уточняющих вопросов.
– Я готов, – сказал Матвей, отвечая внутренней улыбкой на затуманенный взгляд Ульяны, еще не пришедшей в себя.
– Вы говорите о создании конкурирующих систем. Наверное, следует понимать, таких, как Союз Девяти Неизвестных, «Стопкрим», «Купол», перерастающий в СС – криминальную Сверхсистему, силовые структуры, Госдума… так? Ну еще и аппарат президента, реализующий свой подход к властному управлению. И все это – следствие ослабления общего Закона обратной связи, частным случаем которого является Закон возмездия, Закон адекватного ответа. Кстати, все они – частные варианты Закона регуляции социума, вмонтированного в нашу реальность Аморфом Конкере.
– Монархом Тьмы.
– Да, Монархом. Ну и что? Мир таков, каков он есть. Нам-то зачем вмешиваться во властные разборки? Мы – Посвященные Внутреннего Круга, призванные собирать и хранить знания для будущих поколений, а не воевать за восстановление попранной справедливости. Что вы хотите изменить, Матвей Фомич? Зачем вам решать глобальные задачи изменения социума? Пусть этим занимаются иерархи.
– Они заняты, – усмехнулся Матвей, – они заняты разборками между собой. Но если мы не объединимся и не дадим отпор, Монарх сделает новое изменение и просто-напросто сотрет человечество с лица Земли. Кому тогда будет нужен Внутренний Круг? Да и уцелеет ли он?
– Круг уцелеет, – улыбнулся и Парамонов. – Идея создания Внутреннего Круга принадлежит не перволюдям и даже не Инсектам, были на Земле существа и до них.
– Аморфы?
– До Аморфов. Аморфы – эксперимент Безусловно Первого, его ошибка, можно сказать. Как и мы – ошибка Аморфа Конкере, то есть Монарха Тьмы. Безусловно Первый экспериментировал с «розой реальностей» не один раз, что, естественно, отразилось и на нашей, тогда еще не опустившейся до уровня «запрещенной».
– Этого я не знал, – задумчиво признался Матвей. – Недавно я ходил по астралу и наткнулся на блокированные уровни. Кто-то не хочет, чтобы я узнал кое-какие тайны, над раскрытием которых начал размышлять.
– Над какими, если не секрет?
– В первую очередь меня волнуют Знания Бездн – прямые следы Безусловно Первого, во вторую – он сам. Сюань – как говорят китайцы, самая глубокая и наиболее непонятная из тайн.
Парамонов с новым интересом глянул на по-особому – изнутри – невозмутимое лицо Соболева.
– Однако вы и замахиваетесь, Матвей Фомич! Среди Посвященных утвердилось свое отношение к Безусловно Первому. Он выше любых описаний, концепций и названий, он – действительно Тайна, без которой ничто не пробуждается к жизни, мы же все живем в мире его иллюзий, в мире внешних проявлений его мысли.
– Возможно, я в каком-то смысле дилетант, но мы затронули вопросы дискуссионного плана. Я изучал Дао, так вот даосы утверждают, что никто не создавал ни пустоту, ни Дао, это первозданные реалии, существующие задолго до появления богов и человека. Даосы даже ввели в обиход символ или слово «сянь-ди» – образ, предшествующий Богу.
– За что учение Дао не признается большинством религий мира, – кивнул Парамонов, – ибо оно сомневается в существовании Единого. Как сказал один французский писатель: «Не знаю, существует ли Бог, но для Его репутации было бы лучше, если бы он не существовал».[6]
Ульяна засмеялась. Улыбнулся и Матвей.
– И все же вы рискуете, – добавил Парамонов. – Даже не тем, что задаете вопросы о сущности Мироздания и Творца, а тем, что одновременно пытаетесь остаться человеком. Вступивший на Путь в Круг перестает быть обыкновенным человеком, он становится Собирателем и Хранителем знаний, в большинстве своем опасных для человечества в его нынешнем состоянии. Необходимо выбирать: либо вы там, либо вы тут. Как говорил еще один умный человек: «Очень многих я видел на своем веку, которые были доведены до совершенной тупости неумеренной жаждой знания».
– Монтень, – усмехнулся Матвей, любуясь улыбкой Ульяны, на миг напомнившей ему Светлену. – Итак, вы мне отказываете в помощи?
Глаза Ивана Терентьевича стали грустными.
– Не спешите с выводами. Нам надо разобраться. Если мы станем помогать вам, сделаем ошибку, я в этом уверен. С другой стороны, будет, наверное, еще большей ошибкой не помогать. Я далеко не герой, особенно если предстоит сражаться с живыми людьми, а не с древними текстами. Но ведь вы утверждаете, что в прошлой жизни мы были вместе?
– Иначе я не пришел бы к вам.
– И чего вы хотите от нас? Чтобы мы встали на тропу войны?
– Это не я хочу – закон. Я оцениваю нынешнее состояние мира как пограничное. Монарху, чтобы начать изменение, необходимо обоснование, которое он получит в скором времени, если произойдет фазовая перестройка социума. Люди ему станут не нужны.
– А сами вы какой избрали Путь, пройдя свой Путь Воина до конца?
– Путь Ненасилия. Даосы его называют Путем Избегающего Опасности.
– А нам предлагаете Путь Воина, – засмеялась Ульяна. – Ничего себе альтернатива.
– Среди нас есть воины, ваш друг Самандар, к примеру, мой друг Вася Балуев. – Матвей встретил взгляд Ули и понял, что потерял в ее глазах большую часть своего обаяния, усмехнулся в душе. – Но вы меня неправильно поняли, идущие. Наша общая задача – формирование эгрегора Внутреннего Круга, способного стабилизировать ситуацию, остановить распад общества и дальнейшее ослабление Закона адекватного ответа.
– Каким образом мы сможем повлиять на закон? – скептически поднял бровь Иван Терентьевич.
– Для этого я хочу выйти в «розу реальностей», – сказал Матвей легко, как о каком-то пустяке, – и договориться с Монархом, чтобы он поискал другой объект для экспериментирования. А если не удастся – объединить иерархов.
Матвей помолчал, не обращая внимания на то, что в глазах собеседников протаивает изумление и сменяется беспокойством. Их взгляды спрашивали: в своем ли он уме?
– Если же и с иерархами не удастся договориться, – продолжал он ровным голосом, – то я попытаюсь выйти на Безусловно Первого.
Ответом Соболеву было продолжительное молчание Посвященных. Потом Парамонов глянул на Ульяну, крякнул, сцепил и расцепил пальцы.
– Вы меня поразили, Матвей Фомич! Но мне действительно необходимо обдумать ваше предложение, я не люблю и не хочу ошибаться.
– Я тоже, – добавила девушка, в глазах которой снова вспыхнул интерес к Соболеву. – А кто такой Балуев? Вы уже дважды упоминали его имя.
– Вася Балуев – ганфайтер, перехватчик-«волкодав», как их называют профессионалы, мастер захвата. Сейчас он находится в Чечне с одной непростой миссией.
– А поподробней можно?
Матвей допил свой остывший кофе, но заказывать больше не стал. Сказал нехотя:
– Он вошел в состав отряда, которому поручено ликвидировать убийц из ЧАС, так называемой Чеченской армии свободы. Чеченцы начали отлавливать и уничтожать своих бывших врагов по всей территории России. Раньше они просто похищали людей с целью выкупа, сейчас что-то изменилось, они начали более жестокие действия. Их группа проникла в Москву и убила двух офицеров, героев войны в Чечне, а также писателя Кожемякина, приговоренного исламскими фундаменталистами к смерти за правдивое отображение фанатизма. ФСБ решила ответить адекватно.
Парамонов покачал головой.
– Я слышал об этом преступлении. Жуткое явление… я имею в виду терроризм, а тем более исламский. Но чтобы решиться искать убийц на территории Чечни… это же самоубийство! Как они их там найдут? А тем более уничтожат?
– Террор не анонимен. У него есть имя, фамилия, связи, банковский счет, исполнители, базы и так далее. Вычислить имена убийц для силовых контор будет несложно. А вот выполнить задание… тут вы правы. Я пробовал уговорить Васю не идти туда, но он человек военный и пока еще в самом начале Пути. О сущности бытия, о противостоянии добра и зла он по-настоящему не задумывался. Но человек он неординарный, неглупый, интересный, у него все впереди.
– Если только он вернется оттуда живым, – проворчал Иван Терентьевич. – Хорошо бы научиться натравливать зло на зло, вот только не всем дается эта наука. Да и не существует однозначной оценки добра.
– Добро – изнанка зла, – вставила Ульяна.
– Но не всегда можно определить и отделить их друг от друга. Вот недавно возник «Стопкрим», «чистилище», как говорят в народе. К какому разряду отнести это явление, к добру или злу? С одной стороны, «чистильщики» наказывают бандитов и негодяев, с другой – их путь не лежит в русле закона и противоречит самым элементарным нормам морали.
– Разработка Горшиным программы защиты и адекватного ответа, появление «Стопкрима» – это достаточно своевременная реакция социума на возникновение «Купола», то есть в данном случае просто сработал Закон регуляции социума. Кстати, организация банд, киллер-центров, все более частое появление маньяков-насильников и убийц – тоже следствие Закона регуляции, и этому росту зла необходим противовес.
– Но ведь этим должен заниматься Союз Девяти.
– Должен. Но и у них возникли внутренние проблемы как следствие волнений среди иерархов. Некоторые из кардиналов Союза возжелали власти абсолютной, равной власти Монарха.
– Кто? Мы их знаем?
– Вы их узнаете.
Иван Терентьевич покачал головой.
– Да-а, дела-а! И все же не обижайтесь на нас, Матвей Фомич, сегодня мы не можем дать ответ.
– Я и не надеялся. Еще не раз придется контактировать и решать. Ну что, по домам?
– А где вы остановились? Может, поедем ко мне?
– Вы забыли, что здесь у меня «схрон», своя квартира. Кого первого доставить в родные пенаты?
Они расселись в не слишком комфортабельном и удобном, но все же уютном салоне «Таврии».
– Пожалуй, первой доставим Улю, – оглянулся на девушку Парамонов. – Меня никто не ждет, ни жена, ни дети, а ей завтра вставать рано.
Машина выехала со стоянки, влилась в негустой поток автомобилей на улице Ленина.
– Да, Иван Терентьевич, – прижалась к локтю друга Ульяна, – все забываю спросить: почему вы не женитесь?
– Потому что моя жена еще не родилась, – отшутился явно смущенный Парамонов. – И вообще я боюсь семейной жизни, необходимости поддерживать какие-то обязательные отношения. Холостому спокойнее.
– Есть анекдот на эту тему, – сверкнул улыбкой Матвей. – У психолога спрашивают: когда бывают хорошие отношения между мужем и женой? Тот отвечает: когда муж не слышит, что говорит жена, а жена не видит, что делает муж.
Ульяна засмеялась, улыбнулся и Иван Терентьевич.
– Вполне может быть, не спорю. Если серьезно, я действительно боюсь. На моем роду лежит некое заклятие… ради нейтрализации которого я и увлекся психологией, психическими аспектами и целительством. У моего отца была большая прекрасная семья – восемь человек: он, мама, трое дочерей и трое сыновей, я самый младший. Все умницы, без преувеличения, красивые добрые люди, но стоит кому выйти замуж или жениться – отпочковавшаяся семья начинает бедствовать. Болезни, кражи, пожары, стихийные бедствия начинают буквально сыпаться со всех сторон, пока не происходит гибель кого-то из близких.
Иван Терентьевич замолчал, глядя перед собой ничего не видящим взором.
– И что же? – тихонько потревожила его Ульяна.
– А ничего, – очнулся Парамонов. – Я похоронил двух братьев и двух сестер, пока не понял закономерности.
– Выяснили, в чем дело?
– Нет, – с видимым усилием ответил Иван Терентьевич. – То есть я имею предположение, но даже Посвящение во Внутренний Круг не позволило мне его уточнить. Мы были неразделимы – вот все, что я знаю.
– Кластер, – произнес Матвей. – Ваша семья представляла собой психомотивационный кластер, клубок свернутых мировых линий, замкнутых на определенного человека. Я даже рискну предположить на кого – на отца. Верно? Ваша семья была самодостаточна, а вы, очевидно, пытались как-то разорвать этот клубок, уйти из дома, причем еще в юношеском возрасте. Был конфликт. Или я ошибаюсь?
– Не ошибаетесь, – задумчиво проговорил Парамонов. – Отец очень не хотел, чтобы я учился в другом городе, но я все же уехал… со скандалом. О чем жалею до сих пор.
– Он жив?
– Нет, умер в восемьдесят восьмом. Мама годом позже, им было уже по сто двадцать с лишним лет. Все долгожители, особенно по бабкиной линии Волковых. Наверное, кто-нибудь из моих предков был и во Внутреннем Круге. А нас осталось двое: я и сестра Шура. Хотя родственников по всем линиям много, в том числе и в Рязани.
Машина остановилась напротив дома Ульяны. Девушка вышла, отказавшись от предложения проводить ее до подъезда.
– До встречи, ганфайтер, – помахала она рукой, обойдя машину и нарочно наклоняясь к окну со стороны водителя так, что в вырез блузки стала видна упругая сильная грудь. – Мы еще не все точки над «i» расставили, и у меня остался вопрос.
– Задавайте, – храбро сказал Матвей, понимая значение насмешливых искр в глазах девушки: реагировал он на нее совершенно естественно, как нормальный мужик, и последняя его мысль – поцеловать ее в грудь – была мгновенно воспринята девушкой.
– Я не поняла наших прошлых отношений. Что-то подсказывает мне, что простыми они не были. Расскажете?
Матвей смешался, но ответить не успел, Ульяна отошла, демонстрируя походку светской львицы. Хмыкнул в кабине сзади Иван Терентьевич.
– А ведь она видящая, Матвей Фомич. Неужели права? Тогда вам придется опасаться Вахида, он давно имеет виды на Ульяну и соперников не терпит.
– Все не так просто, – пробурчал Матвей, трогая машину с места. – Когда-нибудь я расскажу вам, как мы познакомились. Уля стала авешей Светлены… в общем, поговорим позже.
Молча они доехали до окраины города, где в собственном доме жили родственники Парамонова. Выходя, тот сказал с уважением:
– Вы действительно знаете, где я живу, что лишний раз подтверждает вашу историю. Однако я не уверен, что мы с Улей согласимся стать рекрутами вашей «армии спасения человечества». Жизнь слишком дорогая штука, чтобы тратить ее на какие-то там разборки с кем бы то ни было.
– Я вас понимаю, – кивнул Матвей. – Но совершенно точно знаю, что жизнь приобретает значение лишь в том случае, когда мы сталкиваемся лицом к лицу с конфликтом между желаниями и действительностью. Это не мои слова, а изречение Дао, и оно проверено много раз, в том числе и мной. До встречи, Иван Терентьевич. Просьба остается в силе – проанализировать все сообщенные мной факты и сделать вывод. Вот вам мои московский и здешний телефоны. Звоните, когда сочтете нужным. Запоминайте номера.
Матвей пожал руку Посвященному, протянул ему листок бумаги с номерами, подержал перед глазами, скомкал, и в следующее мгновение комок вспыхнул на его ладони, сгорел без следа.
– Всего доброго.
Машина уехала, унося возмутителя спокойствия, а Иван Терентьевич остался стоять в глубокой задумчивости, глядя ей вслед.
Глава 9
КТО НЕ СПРЯТАЛСЯ, Я НЕ ВИНОВАТ
Им не пришлось преодолевать двадцать километров пешком от точки высадки до Кали-Юрта.
Нацепив зеленые повязки, сняв шлемы и надвинув на головы «чеченки» – вязаные шапочки с прорезями для глаз, они вышли из распадка на дорогу, соединявшую Кали-Юрт и Ачхой-Мартан, и остановили первую попавшуюся машину, которой оказался старенький почтовый «газик», по сей день называемый в народе «козлом». Водитель-чеченец, привыкший, очевидно, каждый день встречаться с группами боевиков, то бишь «солдат свободы», поворчал, но препятствовать посадке девятерых «солдат» не стал, и группа, не без труда разместившаяся в провонявшем бензином, смолой и дымом «козле», спокойно доехала до селения, состоящего из двух десятков каменно-глинобитных разнокалиберных домиков, расположенных в три яруса на крутом склоне горы.
Пока ехали, водитель успел рассказать все местные новости, а также нарисовать схему охраны селения, в котором отдыхали некие высокопоставленные гости. Что за «гости», водитель не знал, зато знали перехватчики. Кали-Юрт использовался ЧАС как запасной командный пункт и одновременно «курорт» для особо отличившихся «солдат свободы», в первую очередь – иностранных наемников. По данным Ибрагимова, в настоящий момент здесь находилось человек десять «диких гусей», в том числе интересующие майора лица: эстонец Ильмар Кулдсепп и афганец-талиб Нур ад-Дин Исмаил Мухаммад.
Поскольку сведения об использовании Кали-Юрта в качестве «санатория» считались секретными, а совсем недалеко отсюда, в пятнадцати километрах южнее, располагалась еще одна база ЧАС, охранялось селение слабо, всего лишь одним постом на въезде. Пост – кольцевая стена из камней и мешков с песком – занимал одну из скал, нависавших над дорогой, и мог перекрыть пулеметным огнем все подходы к селению. Дежурили там трое бородатых парней в российском камуфляже, и чувствовали они себя вполне комфортно и спокойно, не ожидая появления опасных гостей. Один из них спал в тени стены (и виден снизу не был), второй курил, опираясь на станок крупнокалиберного пулемета, третий смотрел на приближавшийся «газон» в бинокль.
– Приготовились, – буркнул Ибрагимов.
Роли в предполагаемой операции были расписаны заранее, и вопросов не возникло. Каждый из членов отряда не раз участвовал в подобных операциях и не нуждался в советах.
Охранник все же остановил машину жестом, понятным всем, – палец на спусковой крючок автомата. Но так как до скалы с укрепгнездом было далековато для скоростной атаки – около сорока метров, Ибрагимов ткнул стволом винтовки водителя в спину и приказал тихо ехать дальше. «Козел» остановился лишь тогда, когда бородач развернул в их сторону ствол пулемета с дырчатым кожухом пламегасителя. Зато до скалы теперь оставалось всего метров пятнадцать, а селение скрылось из глаз за подъемом на перевал.
Первой из машины вылезла женщина-проводник, сняла шапочку, так что черные, с рыжеватым отливом волосы рассыпались по плечам, потянулась, помахала рукой охранникам, остолбеневшим от неожиданности, и этого мгновения оказалось достаточно, чтобы давно целившиеся сквозь щели брезентового верха кабины Шмель и Тамерлан выстрелили.
Негромкие хлопки выстрелов, слившиеся в один, падение тел, удары о камни, тишина.
– Порядок, – сказал Ибрагимов.
В тот же миг Василий, заметивший краем глаза движение на скале, рванул дверцу, выпрыгнул и в прыжке метнул вверх сангакухо[7]. Высунувшийся из-за мешка с песком третий охранник успел нажать на курок автомата (новейший отечественный «никонов»!), но звезда сякэна вошла ему в бровь и навсегда отбила охоту cопротивляться. Вася сбил с ног женщину, вскочил, готовый стрелять или метнуть сюрикэн, замер, прислушиваясь к долетавшим из селения звукам. Застыли и остальные, ожидая развития событий. Однако ничего не произошло, только у охранника под скалой запищала рация.
Перехватчики переглянулись. Ибрагимов кивнул второму проводнику, тот метнулся к убитому, достал из кармана на груди рацию, выслушал, буркнул что-то по-чеченски, выключил, показал три пальца.
– У нас всего три минуты, пока они не опомнились, – сказал майор.
Вперед! Вася помог женщине подняться, перехватив ее благодарный взгляд. Они погрузились в машину, и, выбросив обалдевшего водителя, Ибрагимов сам повел «газик» в селение. После чего начался секундный отсчет операции, по наглости и внезапности равной операциям захвата дудаевцами Буденновска и Первомайского, а по скорости проведения превосходящей их.
В первый дом слева, у ворот которого стоял танк и где, по данным майора, располагалось подразделение охраны, с ходу заскочили Тамерлан и Кир. Шерхан и Маугли высадились в конце улочки, делавшей резкий поворот направо и ведущей на террасу, нависающую над крышами домов нижнего яруса селения.
Завывая мотором, поднимая полосу пыли, подскакивая на камнях, «ГАЗ» взлетел на террасу, простучал колесами по горбатому деревянному мостику над расщелиной, ведущему к «санаторию» – бывшему клубу, а теперь, после достройки и реконструкции, дому отдыха боевиков, и затормозил у низкой глинобитной стены с решеткой ворот, охраняемых худосочным бородачом в пиджаке и папахе с зеленой полоской материи. Он умер, не успев ни снять с плеча автомат, ни вообще что-либо понять, и Василий мимолетно подумал, что их «рейд мести» требует слишком много необязательных жертв, убийства, в общем-то, непричастных к злодеянию в Москве людей. Однако мысль мелькнула и исчезла, ситуация начала развиваться в темпе прорыва.
Женщина-проводник и второй ее коллега остались у ворот, они сделали свое дело и теперь должны были подстраховать группу на случай появления вражеского подкрепления. Шерхан и Маугли взяли под контроль территорию виллы, достроенной с размахом совсем недавно – судя по горам мусора, кирпичей, камней, песка, досок, по ямам и канавам с трубами, по технике вокруг здания: бульдозерам, автокранам и асфальтоукладчику фирмы «Катерпиллер». Было еще раннее утро, и рабочие, к их счастью, не торопились к своим машинам и на площадку, однако «санаторий» уже был частично заселен и работал.
Ибрагимов, Шмель и Василий ворвались в двухэтажное здание, похожее на средневековый замок, застав врасплох дежурного и двух охранников, потягивающих пиво у стойки в холле. Они были так уверены в своей безопасности, что не могли даже мысли допустить о возможности атаки здания чьим-либо спецназом. Так же думали и строители «санатория», расположенного в горном районе Чечни, далеко от границы с Россией. Понадеявшись на кажущуюся неуязвимость здания, окруженного горами и базами ЧАС, они не предусмотрели ни спецтехники охраны – телекамер и электронных систем наблюдения и разведки, – ни замаскированных дотов и капониров, ни хотя бы патрульных зон. После завершения строительства подсобных помещений и хозблоков и уборки территории по ее периметру должны были гулять собаки, но в данный момент этот вид охраны отсутствовал. Спецгруппу перехвата здесь никто не ждал.
Шмель открыл огонь первым: очередь из «клина» перечеркнула спины охранников, они даже не успели повернуть головы на звук открываемой двери. Ибрагимов выстрелил тоже, но в телефон, к трубке которого потянулась рука дежурного, сильно смахивающего на известного бандита и террориста Радуева: та же борода, широкий нос, черные очки, на голове фуражка-конфедератка.
– Не шебуршись и останешься жить, – глухо проговорил Ибрагимов, подходя к дежурному скользящим шагом. – Нам нужны двое: Кулдсепп и Мухаммад.
– Не понимаю… – начал было «Радуев» по-чеченски, но майор его остановил. Легонько двинул прикладом винтовки по скуле, так что тот отлетел к стене, поднялся и стал навытяжку.
– Один прибалт, светловолосый, шрам на губе, второй афганец, инструктор. Вякнешь, что не понимаешь, – найдем их сами, но уже в с е х и вместе с тобой.
– Вторая этаж, комнат тва и шест, – с акцентом по-русски прохрипел дежурный, и в тот же момент Шмель выстрелил в него из пистолета. С дырой во лбу «Радуев» отлетел к шкафу с ключами и сполз на пол, Василий не успел даже слова сказать. Повернул голову к майору.
– Зачем ты его? Связали бы…
– Некогда, – отмахнулся Шмель, в три прыжка поднимаясь вслед за Ибрагимовым по лестнице на второй этаж.
Апартаменты «санатория» под номером два оказались незапертыми. Наемник по имени Ильмар Кулдсепп спал в полной отключке с голой девицей, имеющей роскошные формы жрицы любви, и на тихий скрип открываемой двери не прореагировал. Зато проснулась девица и в ужасе отпрянула, увидев три страшные пятнистые фигуры с масками на лицах. Вася собрался было успокоить ее усыпляющим касанием, видя, что девица собирается кричать, но Шмель выстрелил, и ночная гостья Кулдсеппа завалилась поперек кровати, на ноги спящего ничком эстонца.
Вася, не сдержавшись, рванул майора за рукав, разворачивая к себе, влепил отрезвляющую пощечину, удерживая руку Шмеля болевым приемом. Выдохнул глухо:
– Остынь, стрелок! У нас четкое задание…
– Не вмешивайся, капитан! – яростным шепотом произнес Ибрагимов, наводя на него необычной формы пистолет. – Не то останешься здесь!
– Сердобольный? – сверкнул глазами Шмель. – Мы не на прогулке, «волкодав». Позже поговорим об этом.
Вася отпустил его и отошел к окну, преодолевая желание дать майору по морде еще раз.
Ибрагимов потормошил Кулдсеппа, тот замычал, отмахиваясь, потом разлепил глаза, увидел пятнистый комбинезон над собой и потянулся к пистолету под подушкой, но майор ударил его прикладом винтовки по руке, достал пистолет и отбросил в сторону.
– Просыпайся, сука наемная. У меня к тебе всего два вопроса. Ответишь – будешь жить. Вопрос первый: ты вызвался добровольцем в поход на Москву или получил приказ?
– Да кто вы такие?! – возмутился Кулдсепп на вполне приличном русском языке, почти без акцента.
– Твои судьи, – усмехнулся Ибрагимов. – Отвечать!
Приклад винтовки мелькнул в воздухе, нашел скулу эстонца, и тот слетел с кровати, потащив за собой тело убитой девицы. Только теперь он увидел труп, глаза его расширились, в них мелькнула догадка. Однако вел он себя по-мужски и сдаваться не собирался. Поднялся на четвереньки, с вызовом уставился в глаза Ибрагимова, смотревшие на него сквозь прорезь маски.
– А если доброволец, то что?
– Вопрос второй. Кто убил писателя Кожемякина?
– Не я, – смелее ответил Кулдсепп, разогнулся. Развит он был неплохо, но уже имел заметное брюшко.
– А кто?
– Спроси у командира, – оскалил зубы эстонец.
– У Шароева, что ли? Спрошу в свое время. Идея была его или этого вашего инструктора из Афгана?
В глазах наемника мелькнула не то ненависть, не то страх, но думал он недолго и действовал быстро, хотя и недостаточно быстро по меркам профессионала. Он прыгнул к окну номера, собираясь нырнуть в него сквозь стекло, и нарвался на удар Василия, отбросивший его к трюмо в углу комнаты.
– Кончай, – сквозь зубы произнес Шмель. – Время.
Ибрагимов раздумывал несколько секунд, глядя на копошащегося на полу эстонца, потом навел на него ствол своего странного пистолета и спустил курок. Выстрела не последовало, однако Кулдсепп вздрогнул и замер, а Василию показалось, что ему по ушам кто-то хлестнул невидимой ладонью. И только спустя некоторое время он сообразил, что Ибрагимов разрядил в наемника пресловутый «глушак», гипноизлучатель «удав».
– Уберем Мухаммада, этого возьмем с собой. – Майор шагнул к эстонцу. – Встать! Исполнять все мои приказы! Кто убил Кожемякина?
– Афганец… он исполнитель воли исламского совета…
– Кто вам помогал в Москве?
– Я их не знаю… двое русских и кто-то из чеченской диаспоры…
– Кончай, – повторил Шмель, – выбиваемся из графика. Решил взять с собой – бери, потом допросишь.
– Я его не допросить хочу, – осклабился Ибрагимов, повернулся к безвольно сидящему Кулдсеппу. – Ждать здесь! Одеться! Молчать! – Не ожидая исполнения команды, майор исчез за дверью в коридор, за ним выскользнул Шмель. Последним вышел Василий, пораженный действием «глушака». Конечно, он слышал о возможностях психотронного излучателя, но сталкивался с его применением впервые.
Нур ад-Дин Исмаил Мухаммад выглядел как родной брат дежурного «Радуева», даже очки у него были те же. Разве что был он повыше, жилистей, сильней и чувствовал опасность не хуже волка. Брать его пришлось с шумом, потому что дверь номера, где он отдыхал, была заперта. Выбил ее Шмель ударом ноги, Ибрагимов дал в проем очередь из «клина», и полуодетый афганец, получив две пули в грудь, выстрелить в ответ не успел, хотя держал в руке «беретту». Шмель добил его из своего пистолета, выстрелив два раза в голову, не заботясь о чистоте простыней на кровати; пули снесли Мухаммаду полчерепа, и кровь забрызгала всю кровать и стену напротив.
Ибрагимов высыпал на грудь убитого полмешка мини-Коранов – точно таких же, что нашли на теле писателя Кожемякина в Москве, бросил сверху визитку «чистилища». Сплюнул.
– Жаль, что подох так просто. Очень мне хотелось испробовать на нем одну новинку. Ладно, уходим. – Он включил рацию. – Кир, Шерхан, что у вас?
Динамики в ухе каждого перехватчика донесли ответы вызванных: «Все в порядке, контролируем ситуацию», – и майор рванул в коридор, прекрасно понимая, что времени на отход у них мало, несмотря на дерзость и быстроту проведенной операции.
В коридоре им повстречался сонный абориген, судя по внешности – славянин, и реактивный Шмель присоединил его к жертвам атаки, хотя Василий мог вполне успокоить мужика без летального исхода. Забрав безвольного Кулдсеппа, они выскочили во двор, снова сели в «газик» и с визгом шин понеслись по серпантину улицы вниз, вон из Кали-Юрта, подхватив на выезде Кира и Тамерлана, перебивших гарнизон «комендатуры» селения.
Отмотав по дороге двадцать километров до распадка, куда должен был прилететь вызванный еще в селе вертолет, и встретив лишь пастуха с отарой овец и двух пацанов на велосипедах, они рассредоточились на гребне распадка и стали ждать прибытия «вертушки». Ибрагимов же и Шмель укрылись с пленным в кустах, приказав остальным не соваться к ним в течение получаса.
Вася лег на землю недалеко от женщины-проводника и стал смотреть в небо, ощутив вдруг усталость – не физическую, а психологическую. Операция начала его угнетать не только количеством жертв, но и отношением коллег к происходящему. Они слишком легко убивали людей, мало или совсем не причастных к терактам в Москве, а главное, делали это с удовольствием.
Зашуршала трава. Вася повернул голову и увидел соседку. Шапочку она сняла, и теперь можно было разглядеть ее миловидное лицо с желтовато-карими глазами, курносым носиком и прямыми бровями, придающими лицу мрачноватое выражение.
– Спасибо за часового, – проговорила она, присев рядом на корточки. – Как зовут?
– Василий, – ответил Балуев, приподнимаясь на локте.
– Меня Людмила. А что отцы-командиры там делают с ним?
– Допрашивают, наверно.
– Что он может знать?
– Спроси у него.
Помолчали. Из-за кустов послышался смешок, потом раздался голос Тамерлана:
– Эй, «волкодав», не теряйся. Или помочь?
Вася рывком сел, но женщина удержала его за рукав.
Читать бесплатно другие книги:
