Лазоревый грех Гамильтон Лорел

Он нашел ритм, быстрый, глубокий и жесткий, будто пытался вытолкнуться с другой стороны.

Оргазм настиг меня неожиданно. Секунду назад я была захвачена ритмом его тела в моем, и вот я уже кричу, извиваюсь под ним. Я распахивала ногтями его тело всюду, где могла дотянуться, а когда этого стало мало, я вцепилась в собственное тело.

Крики Джейсона вторили моим, и его тело напрягалось, соприкасаясь со мной, голову он откинул назад, и из его губ вырвался вой. Ardeur выпивал его до дна — кожу, пот, семя.

Он рухнул на меня сверху, тяжело дыша, и сердце его колотилось об мою кожу, как пойманная птица. Он подвинул нас дальше на кровать, не выходя из меня. Когда мы оба оказались на кровати, тяжело дыша и постепенно успокаивая пульс, он посмотрел на меня, и что-то было в его глазах серьезное и очень неджейсоновское.

И голос его был еще хриплым и запыхавшимся.

— Я знаю, что это может оказаться единственный раз. Когда я шевельнусь, дай мне подержать тебя еще немного.

Мой голос тоже был не лучше:

— Поскольку я не могу шевельнуться от пояса вниз, то ради бога.

Он засмеялся.

— Что смешного? — спросила я.

— Господи, ты восхитительна.

— Ты тоже неплох, — ответила я.

— Неплох? — спросил он, делая большие глаза.

Я не могла не улыбнуться:

— Ладно, ты тоже восхитительный.

— Ну-ну, не преувеличивай.

Я наконец-то смогла повернуться на бок, чтобы лучше видеть его лицо.

— Я всерьез. Ты был восхитителен.

Он тоже повернулся ко мне, и мы видели друг друга, но не соприкасались.

— Если второго случая мне не представится, я хотел выступить как можно лучше.

Мне пришлось закрыть глаза, подавить очередной порыв задергаться от страсти. Я испустила долгий, успокаивающий выдох и лишь потом открыла глаза снова.

— И у тебя получилось. Мне действительно было очень хорошо, но ты всегда так усерден? Не все девушки любят, когда их вбивают в матрас.

— Я видел мужчин, с которыми ты спишь, Анита, я знал, что могу действовать сильно и быстро изо всех сил, и тебе ничего не будет.

Я сдвинула брови:

— Ты хочешь сказать, что ты такой маленький?

— Нет, просто не огромный. Размер у меня неплохой, но некоторые мужчины в твоей постели обладают куда лучшим.

Я покраснела. Все время, пока мы ласкались, я не краснела, а тут — на тебе.

— Не знаю, что сказать, Джейсон. Мне бы полагалось пощадить твое самолюбие, но...

— Но я точно знаю свое место, Анита. — Он засмеялся и просунул руку мне под плечи. Я позволила ему притянуть меня в изгиб его плеча, положила руку ему на живот, другую под поясницу, а ногу закинула ему на ногу. Мы прижались друг к другу почти так же тесно, как раньше.

— Ты был чудесен, — сказала я.

— Я заметил это твое мнение. — Он поднял свободную руку и показал кровавые царапины от моих ногтей.

Я вытаращила глаза:

— И на второй руке такой же ужас?

— Да.

Я нахмурилась, и он коснулся моего лба:

— Не переживай, Анита, я буду радоваться каждой ранке. И буду скучать по ним, когда они заживут.

— Но...

Он положил пальцы мне на губы, не давая мне договорить.

— Никаких «но». Просто невероятно восхитительный секс, и я раз в жизни хочу ощущать все его раны и царапины как можно дольше. — Он взял мою руку, лежащую у него на животе, и поднял, чтобы я ее рассмотрела. Там тоже были следы ногтей, где-то до крови, где-то просто красные и припухшие. — Это не моя работа.

Конечно, как только я их увидела, они тут же начали саднить. Почему это мелкие ранки не болят, пока их не увидишь?

— На самом деле, — сказала я, — это твоя работа, точнее, знак, насколько ты хорошо работал. Не помню, чтобы я когда-нибудь так себя расцарапала.

Он тихо рассмеялся, по-мужски — чуть-чуть похоже на фирменный смех Джейсона.

— Спасибо за комплимент, только я понимаю: что бы я ни сделал, это и вполовину не может быть так чудесно, как то, что сделали несколько часов назад Ашер и Жан-Клод. Никакое количество дюймов и никакой талант обычному человеку такого класса не дадут.

Я поежилась и обняла его крепче:

— На самом деле это неплохо.

— Как ты можешь так говорить? Я ощутил долю того, что Ашер с тобой сделал, и это... — Он поискал подходящее слово и наконец сказал: — Потрясающе. Это можно с ума сойти.

— Ага, — отозвалась я. — Наслаждение из тех, ради которых ты пойдешь на все, чтобы испытать его еще раз.

Джейсон взял меня за подбородок и повернул к себе:

— И ты думаешь не повторять этого?

Я ткнулась лицом ему в плечо:

— Скажем так: я не до конца от этого счастлива.

— А почему?

— Сама точно не знаю. — Я покачала головой, насколько это возможно, когда прижимаешься к чьему-то плечу. — Честно говоря, это меня пугает.

— Что именно?

— Секс — это здорово, Джейсон, но это... то, что может Ашер творить своим укусом. — Я попыталась найти слова и поняла, что описать это невозможно. — Ашер у меня в голове ощущается как мастер вампиров по уровню своей силы, но у него нет подвластного зверя. Он умеет проделывать штуки голосом, как Жан-Клод, но это отраженная сила. Меня это несколько озадачивало: раз он по ощущению мастер, то в чем его сила? Вот я и узнала.

Джейсон опустил подбородок мне на макушку и спросил:

— Что ты имеешь в виду?

— То, что его сила — в соблазнении, в сексе, в интимных играх. Он не умеет питаться от похоти окружающих, как Жан-Клод, и не умеет возбуждать ее в окружающих, как Жан-Клод, но черт побери, когда приготовления уже сделаны, он умеет вызывать такое... наслаждение! Ради такого люди действительно готовы идти на убийство, отписать свое состояние кому угодно, сделать все, чего захочет Белль Морт, лишь бы Ашер продолжал появляться у них в постели.

— Так что он вот такой восхитительный постельный партнер?

— Нет. Это ты восхитительный постельный партнер или Мика, но я не уверена на сто процентов, что Жан-Клод такой же, потому что теперь не знаю, сколько здесь истинного таланта, а сколько вампирской силы. Я не совокупилась с Ашером, я только поделилась кровью.

Джейсон подвинулся так, чтобы я увидела его сдвинутые брови:

— Извини, но волк в таких вещах разбирается. Я, когда вошел в комнату, учуял запах не только Жан-Клода.

Я снова зарделась.

— Я же не сказала, что Ашер не получил удовольствия. Я только сказала, что у нас не было сношения.

— И к чему ты ведешь?

— К тому, что, если такое было от простого взятия крови, я боюсь заняться с ним настоящим сексом. Насколько лучше это может оказаться?

Он засмеялся — почти захихикал.

— Я был бы рад узнать.

Я приподнялась на локте:

— То есть ты бы не против был с Ашером?..

Он нахмурился, но в глазах его еще играли смешинки.

— Я какое-то время не мог разобраться, каковы же мои предпочтения. Я ведь сейчас уже почти два года pomme de sang у Жан-Клода. Когда он питается, это восхитительно, Анита, офигительно восхитительно. И то, что мне это так нравится, навело меня на мысль: а не гей ли я? — Он погладил меня по плечу. — Но мне нравятся девушки. Я не говорю, что с тем, с кем надо, не была бы возможна бисексуальность или что я никогда больше этого делать не буду. Но люблю я девчонок.

Последнее слово он задумчиво растянул.

Я засмеялась:

— А я люблю мужчин.

— Я заметил, — ответил он с едва заметной тенью юмора в голосе.

Я села:

— Кажется, мы уже достаточно повалялись.

Он тронул меня за руку, снова посерьезнев.

— И ты действительно не собираешься больше ложиться с Ашером?

Я вздохнула:

— Ты знаешь, ты же сказал, что Жан-Клод восхитителен, когда берет кровь.

— Ну да.

— Жан-Клод говорит, что укус Ашера — оргазмический в буквальном смысле слова. То есть приносит еще большее наслаждение, чем укус Жан-Клода.

— Понял. — Он приподнялся на подушках, сложив руки на животе, и слушал меня.

Я сидела по-турецки, все еще голая, и это было не важно. Нам было не сексуально, а просто уютно друг с другом.

— С Жан-Клодом у меня был секс, но я никогда не позволяла ему при этом брать кровь.

— Никогда?

— Никогда.

Он покачал головой.

— Ни у кого не видал такой силы воли, как у тебя. Никто другой не отказывался бы от двойного наслаждения так долго.

— Ты от него не получал и то, и другое.

Он усмехнулся:

— Считается дурным тоном трахать своего pomme de sang, разве что он или она сами попросят. Если да, то это дополнительное удовольствие, и то если они в этом деле хороши.

— Ты говоришь так, будто просил его об этом.

— Просил.

Я приподняла брови.

— Да брось, Анита, я с ним сплю дольше, чем ты. И надо быть более убежденным гетеросексуалом, чем я, чтобы не захотеть попробовать.

— Он тебе отказал?

— Очень вежливо, но отказал.

Я нахмурилась:

— Он объяснил причину?

— Ты.

Сильнее наморщить лоб я уже не могла и потому не стала пытаться, но недоумение никуда не делось.

— Но почему я? Ты был его pomme de sang дольше, чем я его девушкой, тем более любовницей.

— Когда я обратился с просьбой, вы встречались. Он, похоже, считал, что ты укажешь ему на дверь, если узнаешь, что он встречается с другим мужчиной.

— От твоих слов меня мучают угрызения совести.

— Не хочешь знать правду — не спрашивай. — Он пристроил себе подушку поудобнее. — Но ты как-то смогла уйти от ответа на мой вопрос.

— На какой?

Он посмотрел на меня:

— Анита, не жеманься. Ты этого совсем не умеешь.

— Ладно. Так что делать с Ашером? Я вроде как наобещала кое-что им обоим, что мы найдем способ организовать menage a trois или, точнее, a quatre.

— А кто четвертый?

— Мика.

— Ах, черт! — произнес он.

Я нахмурилась.

— Извини, не сдержался.

Я сказала:

— Так вот, если я это обещание возьму обратно, мы потеряем Ашера.

— В каком смысле потеряем?

Я рассказала о намерении Ашера уехать.

— То есть, если ты пойдешь на попятный, он уедет.

— Ага.

Джейсон нахмурился, засмеялся, потом покачал головой.

— Дай-ка мне обдумать. Значит, его укус невероятно оргазмичен — наслаждение, сводящее с ума. Ты думаешь, что если с ним трахаться, когда он берет кровь, то будет еще лучше.

— Да.

— И почему же это проблема? — не понял Джейсон.

Я обхватила себя руками:

— Джейсон, я боюсь.

Он сел рядом:

— Боишься — чего?

— Боюсь... — Я попробовала подыскать слова и наконец сказала: — Боюсь быть поглощенной.

Он наморщил лоб:

— Поглощенной — я знаю это слово, но не понимаю, какой смысл ты в него вкладываешь.

— Ты не боишься, что будешь хотеть кого-то из них так сильно, что отдашь за это все на свете?

— Ты о вампирах или вообще о людях?

Я опустила подбородок на колени:

— Конечно, о вампирах.

— Нет, не только о вампирах. Ты боишься хотеть полностью кого бы то ни было. Я прав?

— Не понимаю, о чем ты, — сказала я, не глядя на него. Он отодвинул мне волосы за ухо, но они слишком густые и упрямые, чтобы там остаться.

— Не ври дяде Джейсону. Ты говорила не только о вампирах.

Я посмотрела на него, обнимая прижатые к груди колени.

— Может быть, но смысл тот же. Я не хочу хотеть кого-нибудь так, чтобы если этого кого-нибудь со мной не будет, я умру.

По его лицу пробежало выражение, которого я не поняла.

— Ты боишься любить кого-то больше, чем саму жизнь?

— Да.

Он улыбнулся — ласково и чуть грустно.

— Я бы отдал какую-нибудь из не слишком излюбленных частей моего тела за женщину, которой я был бы так же дорог, как тебе Натэниел.

Я стала было возражать, что я не люблю Натэниела.

Джейсон приложил мне палец к губам:

— Постой. Я знаю, что ты не отдала себя Натэниелу сердцем и душой, но разве ты кому-нибудь вообще себя сердцем и душой отдавала?

Я отвернулась, потому что видеть это терпеливое и взрослое выражение в глазах Джейсона было мне как минимум не по душе. А он продолжал говорить:

— Одна из моих целей в жизни — это найти такую женщину, которая будет смотреть на меня, как ты смотришь на Жан-Клода. Как ты и Жан-Клод смотрите на Ашера. Как ты смотришь на Натэниела. Или как он на тебя.

— Ты не включил в список Мику.

— Вам с ним так уютно, как не бывает ни с кем другим, но эта уютность берется за счет чего-то другого.

— Чего именно?

— Не знаю. Никогда не был влюблен, так что откуда мне знать?

— Так что, я не влюблена в Мику?

— На этот вопрос отвечать не мне.

— Я не могу любить четырех мужчин сразу.

— Почему нет?

Я посмотрела на него.

— Правилами не запрещается, — добавил он.

— Это было бы смешно, — сказала я.

— Ты сопротивлялась Жан-Клоду, потому что его боялась. Потом появился Ричард, и ты, я думаю, его любила, по-настоящему любила, и это тебя пугало, а потому ты отступила. Ты встречалась с обоими, как я думаю, чтобы не влюбиться ни в кого из них.

— Неправда!

— В самом деле?

— С самого начала Жан-Клод сказал, что убьет Ричарда, если ему не будет дан шанс тоже за мной ухаживать.

— И почему ты тогда его просто не убила? Ты не выносишь ультиматумов, почему же ты стерпела этот?

На это у меня не было ответа. Удовлетворительного ответа.

— Ричард отдаляется, уходит в собственные страхи и переживания, и тут открывается более широкое поле для Жан-Клода. Потом вдруг у тебя в койке оказывается Натэниел. Я знаю, знаю, он твой pomme de sang, твой домашний леопард, но все же интересно сопоставить времена.

Я хотела ему сказать, чтобы замолчал, что хватит, но он продолжал говорить. Никогда не думала раньше, что Джейсон может быть таким безжалостным.

— Где-то посреди всего этого на радаре возникает Ашер — может, из старых воспоминаний Жан-Клода, а может, и нет. Но тебя, чем бы это ни было вызвано, к нему тянет, а он так полон гнева, что угрозы не представляет. И еще он почти так же полон отвращения к себе, как Ричард. А Ричард как раз уходит — на этот раз по-настоящему. У тебя остаются Жан-Клод и Натэниел, но Натэниел недостаточно романтичная фигура, чтобы удержать Жан-Клода, так вот — есть Мика. Как с неба свалился, тут же возникает желание, тут же совместная жизнь. У тебя есть Мика, и вновь Жан-Клоду приходится тебя с кем-то делить, и ты снова в безопасности. Ты не влюбишься до безумия ни в Жан-Клода, ни в кого бы то ни было, потому что твой мир разделен на части. Ни одному мужчине он не принадлежит целиком, и ни один мужчина не может разбить сразу весь твой мир.

Я вылезла из кровати, подоткнув простыню, как халат. Вдруг мне не захотелось быть голой перед Джейсоном.

— Я думал, что это совпадения, и так оно было и не было. Тебя ужасает перспектива принадлежать кому-то одному?

Я покачала головой:

— Нет, Джейсон. Перспектива хотеть принадлежать кому-то одному.

— Но почему? Почему тебя так это пугает? Почти любой человек всю свою жизнь проводит в этом желании. Я, например.

— Я любила одного человека всем сердцем, и он его растоптал.

— Ради Бога, только не вспоминай своего жениха из колледжа. Это было сто лет назад, и он был мудак. Нельзя всю жизнь лелеять это мрачное воспоминание.

Я стояла в ногах кровати, завернувшись в простыню. Мне было холодно, и температура воздуха была тут ни при чем.

— Не только в этом дело, — сказала я тихо.

— А в чем?

Я глубоко вдохнула, медленно выдохнула.

— Всем сердцем и всей душой я любила свою мать. Она была весь мой мир. Она умерла, и я чуть не погибла. — Я вспомнила все его слова, и не могла с ними спорить, и не могла притвориться, что все это не по адресу. — И никогда больше, Джейсон, я не хочу вкладывать весь свой мир в руки одного человека. Если он умрет, я умру с ним.

— Так что ты каждому частицу себя недодаешь.

— Нет, — ответила я, — я частицу себя оставляю для себя самой. Никто не получит меня всю, Джейсон, никто, кроме меня.

Он покачал головой:

— Значит, Жан-Клод получает секс, но не кровь. Натэниел получает близость, но не совокупление. Ашер — кровь, но не совокупление. Мика — близость и совокупление. Что же ты недодаешь ему?

— Я его еще не люблю.

— Врешь.

— Я его хочу, но еще не люблю.

— А Ричард? Что ты недодаешь ему?

Я стояла, обернутая в эту чертову простыню, и чувствовала, как мир откатывается куда-то далеко, превращаясь в маленький кричащий ком.

— Ничего. Я от него ничего не придержала, и он дал мне пенделя под зад.

Джейсон посидел еще секунду, потом слез с кровати. Наверное, хотел меня обнять, утешить.

Я подняла руку, останавливая его.

— Если ты меня сейчас обнимешь, я разревусь, а Ричард уже получил от меня все те слезы, которые причитаются на его долю.

— Извини, Анита.

— Это не твоя вина.