«Сандал» пахнет порохом Корецкий Данил
Отец недовольно замолчал. Но ненадолго.
– Разве я должен радоваться тому, что будет делать Джамалутдин? Ведь этот Иса тоже думал, что вернется домой невредимым!
– Ничего, отец, все будет в порядке, – попытался успокоить его Джамалутдин. – Только я совсем не знаю Москвы, был там всего один раз… Может, от этого у меня плохое предчувствие…
– Возьми себя в руки! – повысил голос Умар. – И выбрось из головы эту Мадину. Она опозорила свой род еще больше, чем ты. Никто и никогда не возьмет ее замуж!
– Почему ты так говоришь, Умар? – вскинулся Джамалутдин. – Ты ведь ее не знаешь…
– Открой глаза, брат! Я сам отводил ее к Саббаху. Она его любовница. Он забавляется с ней, чтобы расслабиться.
– Ты специально так говоришь?!
– Да все, кто у него в охране, знают об этом. Думаешь, зачем амир ее так часто вызывает? А теперь у нее округлился живот, Зухра с ней живет в одном блоке, она первая заметила, и стала шушукаться с другими женщинами… Пошли слухи, скоро всем все станет ясно!
– Ну, она делает это не по своей воле…
– По своей, не по своей – какая разница? Главное, что делает!
– Вай, вай, – покачал головой отец. – Что там вообще у вас творится? Амир спит со своей подчиненной и издевается над моджахедами… Тот, кто должен быть для них вторым отцом и примером…
Джамалутдин совсем поник головой.
– Отец, мне нужно побыть одному, – попросил он.
– Нет, не нужно! В одиночестве тебе в голову могут прийти глупые мысли. Чтобы этого не случилось, пойдите вместе с Умаром к сараю, наколите много дров на зиму и сложите их там аккуратно!
Слово отца – закон! Братья молча поднялись и вышли на улицу. Через несколько минут застучали топоры и затрещали раскалываемые пни и разрубаемые ветки.
Ингушетия, Сурдахи, ноябрь 2004 г
На седьмой день после смерти Муслима нервы у Борза сдали окончательно. Он не понимал, что вокруг происходит. Всегда понимал, а теперь – перестал. Больше того, раньше он управлял всем, что происходит в округе, причем так, чтобы из любых событий извлекать максимальную выгоду для себя. А теперь в его секторе и прилегающих районах происходило неизвестно что. Кто-то устроил засаду и расстрелял колонну кафиров… Никто не знает, кто это сделал. И никакой выгоды он не получил, кроме активизации федералов и нескольких рейдов, в которых двое его бойцов погибли, а трое – захвачены и пропали бесследно. Кто-то уничтожил группу молодого амира Исмаила Умарова. Кто? Опять неизвестно! А какова его, Борза, выгода? Никакой, один убыток – он выступал против назначенца Саббаха, значит, тот думает, что это его рук дело… Кто-то убил Муслима… Кто? Ответа нет. Но ясно одно: в зоне его ответственности действует неизвестная, невидимая и жестокая сила… Что это за сила?!
Окончательно выбитый из колеи, он сидел в своей землянке и курил кальян. Убийство брата – это уже личное дело! Только теперь он почувствовал, как много Муслим для него значил, и как родственник, и как помощник – надежный связник, грамотный осведомитель, опытный взрывник… Сидя на жестких, хотя и покрытых травяным матрацем, нарах, Борз поднес ко рту мундштук кальяна и жадно втянул в себя очередную порцию дыма. Стойкий запах гашиша быстро заполнял небольшое помещение с земляным полом, стенами и потолком из березовых жердей, столом, табуреткой и нарами. В жерди стен были вбиты гвозди, на которых висела его одежда, оружие и большая сумка из желтой кожи с длинным ремнем, чтобы носить на плече. Из динамиков старого кассетного магнитофона негромко лился нашид[29] в сопровождении бубна. Загаженная мухами керосиновая лампа тускло светила сквозь висящий слоями густой дым, со специфическим запахом. Краем глаза Борз заметил какое-то движение и быстро повернулся, выхватив из-под матраца позолоченный «Стечкин». Из желтой сумки выглядывала бронзовая богиня Тара и делала какие-то знаки руками. Борз выстрелил, статуэтка спряталась.
На выстрел мгновенно прибежали. Дверь распахнулась, и в землянку, пригнувшись, чтобы не удариться о потолок, ворвался Мовсур – туповатый, зато верный телохранитель Борза. За ним следом проскользнул Султан по прозвищу «Гвоздь». Оба держали автоматы наперевес.
– Заприте дверь! – крикнул амир, – Вы что, не знаете: смерть стоит за плечами!
Мовсур немедленно накинул дверной крючок на петлю. В расширенных зрачках Борза читался откровенный страх. Султан никогда не видел шефа в таком состоянии.
– Что случилось, Имран? – спросил Султан.
– Я недавно сказал Саббаху, что у себя дома ничего не боюсь, – тяжело выговорил Борз. – Выходит, соврал. Даже на похороны брата пойти не смог. Там же стопроцентно на меня засада была! Если не кафиров[30] с муртадами[31], так этого пса Саббаха…
– А в кого ты стрелял, амир? – непонимающе озирался Мовсур.
– В шайтанов! – водя пистолетом, Борз огляделся по сторонам, будто искал шайтанов в собственной землянке.
– Так тут никого нет!
– Много ты понимаешь! – амир впился в своих помощников подозрительным взглядом. – Шайтаны в кого хочешь превращаются! В тебя может превратиться, в Гвоздя…
Оба моджахеда напряженно следили за стволом «Стечкина».
– В магнитофон даже может превратиться!
– Бах! – пуля вошла как раз в кассету, прошла насквозь, ударила в стену и со свистом отрекошетировала над самой головой Мовсура. Тот присел. Музыка смолкла, в землянке наступила мертвая тишина.
– Ха-ха-ха! – Борз, указывая пальцем на Мовсура, залился сиплым истерическим смехом. – В штаны наложил! Вот тебе и моджахед!
– Да нет, шеф, ты реально ему чуть голову не прострелил, – деликатно сказал Султан. – Еще бы чуть ниже – и конец…
– Да ладно! Тут все ясно: случайность, пролетела мимо – и все! Значит, успокойтесь – больше бояться нечего… А с Муслимом что получилось? Я, например, не знаю!
– Так он же на снаряде подорвался, – прежним аккуратным тоном сказал Султан. – Видно хотел бомбу замастырить, да что-то не вышло…
– На крыше сарая он бомбу делал? – с издевкой спросил Борз. – И для кого? Я не поручал, а больше он никого не слушал… Так что, ничего тут не ясно! И опасность не исчезла! Кто-то стоит за всем этим!
Амир снова затянулся галюциногенным дымом.
– Сегодня семь дней, как Муслим стал шахидом, иншаллах[32], – сказал он, выпустив изо рта сизое облачко. – Идите, возьмите людей на две машины – поедем в Ортсхой-Юрт!
– Понял, Имран, сделаю! – Султан развернулся и вышел. Мовсур замешкался.
– Взять с собой поминальное угощение? – уточнил он. – Но уже вечер…
– Ага, угощение! – зло усмехнулся Борз. – Я раздам им «угощения»! Я хочу знать, кто это сделал! Говорят, за день до смерти Муслима, к нему приходил одноклассник, ставший муртадом… Мы проведаем его сегодня. А еще заедем в гости к этому старому Майрбеку, которого муртады называют «отец села»[33]. Если для того, чтобы узнать, кто убил моего брата, мне придется сжечь все село, я его сожгу! Иди, выгоняй машину! И всех, всех…
Борз махнул пистолетом. Мовсур выскочил за дверь.
– Всех! – проворчал амир, вставая с нар. – Этот Саббах еще и гонца мне прислал с соболезнованиями… Мунафик!
До Ортсхой-Юрта двинулись по объездной. Таких дорог, идущих прямо по полю, между Ингушетией и Чечней много, круглосуточные посты на всех не поставишь. Есть небольшой шанс, что федералы передвижные КПП на ночь выставят. Но тогда об этом успеют предупредить отправленные в разведку на отдельной машине Мовсур и Султан. Плохо, что на въезде в село все дороги сходятся к двум. Но и среди двух есть выбор. А еще на трассу можно выскочить и заехать вообще с противоположной стороны…
Слишком приметный «Хаммер» Борз все же решил в этот раз не брать. Он сел сзади в обычную «девятку». Еще одна такая же, и того же, красного цвета, шла следом. В каждой машине по четыре человека. Впереди, в кремовой «шестерке» – двое. «С такими ребятами мне никакой выездной пост не страшен», – размышлял Борз, прикрыв глаза.
– Борз, ответь Нукеру! – зашипела на чеченском мобильная рация.
– На связи!
– По какой ехать? Что к мосту выходит, или напрямую?
Амир хотел сначала отчитать Мовсура, за то что тот говорит открытым текстом, но потом передумал – не стоит обижать верного слугу лишь за отсутствие предусмотрительности: он ведь хочет, как лучше.
– Напрямую! – ответил Борз, и на ближайшие полчаса погрузился в дрему.
Через десять минут Гвоздь доложил, что все чисто, и они ждут на въезде в село. Но Борза будить не стали.
Ремонтная мастерская колхоза на въезде в Ортсхой-Юрт стояла полуразрушенной еще с первой чеченской кампании. Денег на ее восстановление не нашлось. На первом, уцелевшем этаже некогда двухэтажного здания, посреди бывшего цеха лежит остов гусеничного трактора – все, что осталось после визитов сборщиков металлолома. Соседнее здание пострадало меньше: сохранились второй этаж, и даже крыша. На первом в нем тоже когда-то был цех. Теперь там, над длинной смотровой ямой, стоят одна за другой серая «Тойота Королла» с «правым» рулем и темно-зеленая «десятка». Их добыли так, как обычно добывают машины вооруженные люди в этих краях: отобрали у законных владельцев. По идее, они в розыске, но на самом деле их, скорей всего, никто не ищет. Тут даже люди бесследно пропадают, не то, что дешевые авто.
Багажники машин почти пусты. Палатка из «японки» установлена в комнате на втором этаже – в ней гораздо удобнее, чем на сквозняке, да и светомаскировка получше. Разборная печь из «десятки» тоже перекочевала на второй этаж, как и небольшой бензиновый агрегат для вырабатывания электричества – «абэшка», провода и спальные мешки. Словом, устроились бойцы достаточно комфортно. Собственно, сейчас здесь остались только трое. Док лежал на крыше, а Монтана на первом этаже, вооруженные пулеметами, они контролировали въезд в Ортсхой-Юрт. Аюб сидел, с бесшумной снайперкой, у окна второго этажа, остальные ждали в засаде у моста.
Было тихо. Аюб положил свой «Винторез» на подоконник и сквозь прицел ночного видения рассматривал пустынную полевую дорогу. До обостренного слуха донесся шум мотора, он насторожился и сильней прижался к резиновому наглазнику. Наконец, в поле зрения появилась машина. В призрачном зеленом свете оптики трудно разобрать ее марку, а тем более, цвет. Но жители села не ездят в такое время. А тем более, не останавливаются на въезде. Это разведдозор Борза! Доложил основной группе и ждет своих… Аюб терпеливо выжидал. Водитель закурил. Похоже, с ним еще один боец – сидит рядом…
– Что-то Мовсура с Султаном не видно! – голос водителя разбудил Борза.
– Наверное, габариты выключили, – предположил сидевший рядом. – Или дальше проехали.
– Нукер, Гвоздь, ответьте! – прохрипел амир в рацию сонным голосом.
– Мы здесь, напротив мастерских, – ответил Султан. – Все тихо.
– Хорошо, мы заезжаем, – буркнул Борз.
Перед железобетонными плитами, переброшенными через арык, водитель притормозил и медленно переехал пошатывающийся импровизированный мост. «Девятка» раскачивалась, фары высвечивали сухую траву, редкий кустарник и слегка присыпанную гравием дорогу. Стоящие на низких ножках метрах в семи от дороги, и замаскированные высохшей растительностью, два вогнутых пластмассовых прямоугольника из кабины видны не были. Эти предметы могли напоминать фотоаппараты, нацеленные на определенные участки дороги, но знающий человек безошибочно определил бы в них мины «МОН-90»[34]. Так же медленно преодолела опасное место вторая машина. Но осторожность не помогла им избежать опасности.
– Гух! Гу-Гух! – мины сработали почти одновременно, выплюнув в красные «девятки» по две тысячи поражающих шариков, летящих со скоростью пули и уничтожающих все на своем пути. Кузова мгновенно превратились в решето, стекла вылетели, скаты спустили и машины сели на диски. Кустарники и трава были выстрижены почти под корень расширяющимися секторами на расстояние до девяноста метров. Снесло даже кусок деревянных перил самодельного моста.
В принципе, этого было достаточно, но работу подобного рода положено доводить до конца. Из сумерек вынырнули несколько темных фигур с бесшумными автоматами наперевес.
– Шлеп! Шлеп! – глухо зашлепали тяжелые пули, прошивая бездушный холодный металл и горячую человеческую плоть…
Много раз Борз пытался представить, что чувствуют неверные в момент, когда на них обрушивается шквал огня моджахедов. Теперь, когда в качестве мишени он оказался сам, его задурманенный гашишем мозг просто ничего не успел понять.
Когда со стороны моста грохнули два взрыва, Аюб прицелился в чуть расплывчатый призрачно-зеленый силуэт водителя, и плавно нажал спуск. Раздался тихий щелчок, цель уронила голову на руль. Аюб быстро перевел прицел на соседа, но тот открыл дверь и выскочил наружу.
– Шайтан! – Аюб выстрелил еще раз, целясь в нижнюю часть тела. Силуэт упал.
Монтана бросился к машине, Аюб побежал следом. Сзади тяжело топал Док.
Негромкие хлопки со стороны моста прекратились – зачистка закончилась.
– Ищите Борза! И соберите документы! – коротко распорядился Магомед – он был старшим тройки. Но его товарищи и так знали свою работу. Они сноровисто вскрыли дырявые, как дуршлаг двери изрешеченных машин и направили внутрь яркие фонари. Через несколько минут осмотр был закончен.
– У двоих при себе не было, – доложил Алха, обследовав вторую машину. – У одного, вот, паспорт, а еще у одного – удостоверение помощника какого-то муниципального депутата.
– Любят они красные книжечки, – усмехнулся Провайдер, отдавая Магомеду документы из первой машины.
– Там теперь все красное, – проворчал Алха, вытирая тряпкой из багажника испачканные кровью руки. – Их как сквозь мясорубку пропустили!
– Перчатки нужно было надевать, – сказал Провайдер, который во всем любил порядок.
– Это только убийцы в кино перчатки надевают.
– А Борз? – спросил Магомед. – Борза среди них, конечно, нет?
– Есть! – буднично кивнул Алха.
– Так что ж ты молчишь?! Документы у него были?!
– Нет. Только это, – Алха протянул ему кинжал с полупрозрачной рукояткой. – Похоже, старинная вещь!
– Откуда же ты знаешь, что это Борз?! – раздраженно спросил Магомед. – Там же сплошное месиво! Нужно же как-то удостоверить личность!
– Да есть у него удостоверение личности, есть! – Алха показал что-то старшему. Тот посветил фонарем и, отскочив, выругался. – Ты что делаешь?! Прямо в лицо суешь!
Но вспышка гнева быстро прошла и он успокоился.
– Ладно, молодец! Личность удостоверена. Документы все собрали?
– Все, что были!
– Тогда пошли к Аюбу!
Боевая тройка бросилась вверх по пригорку и через две минуты оказалась возле кремовой «шестерки», цвет которой, впрочем, определить в свете звезд и луны было сложно. Она стояла с распахнутыми дверцами и открытым багажником, Мовсур, уронив простреленную голову на руль, сидел на месте водителя, раненный в бедро Султан лежал в двух шагах от пассажирской дверцы. Аюб задавал ему один и тот же вопрос:
– Где находится лагерь Борза?
В ответ тот стонал, ругался и угрожал не только Аюбу, но и стоящим рядом Доку и Монтане. Теперь, когда количество окруживших его бойцов удвоилось, Гвоздь угрожал уже шестерым.
– Кто вы такие, собаки? Вас послал Саббах? Сделайте мне укол! Мой амир заживо сдерет с вас кожу! Дайте промедол! Борз никогда не прощает такого!
– Да нет уже твоего Борза! – сказал Магомед. – Он горит в аду, и скоро вы с ним встретитесь!
– Врешь, свинья! Сколько раз я слышал эту брехню! Вколите мне промедол!
– Это не брехня. Узнаешь? – Магомед показал кинжал с прозрачной рукоятью.
– По-твоему, это Борз? Это только его кинжал! Лучше отдайте, иначе мы порежем вас на куски! И перевяжите меня, я истекаю кровью!
Это было правдой – под ногой Султана уже натекла изрядная темная лужа.
– Скажи, где лагерь! И не бойся Борза, он убит! – Алха поднес к лицу Гвоздя отрезанную ладонь со сросшимися пальцами.
– Шайтаны! Гореть вам в аду! Перевяжите меня и сделайте укол!
– А ты много делал обезболивающих уколов тем, кому отрезал головы? – недобро спросил Аюб, и взял у Маги кинжал. – У нас мало времени, где лагерь?
– Я многим баранам перерезал глотки! И тебе перережу! Как тому ювелиру, у которого мы…
В лунном свете блеснул старинный клинок, и левое ухо Султана упало в пыль сельской дороги.
– А-а-а! – истошно заорал он. – Шайтан, ты что делаешь?! Кто вы такие?!
– Отличная сталь. Я же сказал – у нас мало времени! – кинжал нацелился на второе ухо и Султан понял, что с ним на этот раз будут обходиться так, как он привык обходиться с несговорчивыми пленниками. А когда сделан первый шаг по дороге жесткого допроса, то известны и все последующие, а также результат – полное признание в том, о чем спрашивают.
– На плешивой горе, на лесной поляне, в двух километрах выше Сурдахи! – быстро выпалил Гвоздь и этой быстротой спас себе второе ухо.
– Сколько там бойцов?
– Человек двадцать. Некоторые ночуют дома… Теперь перевяжи меня и вколи промедол!
– У меня промедол из твоей аптечки! – сказал Аюб. Кинжал сверкнул еще раз и перерезал Султану горло от уха до уха. Гвоздь всегда так заканчивал допросы.
– Машины сжечь, уходим! – скомандовал Аюб. Потом по рации с шифрованным каналом связался с Мухтарычем.
– В координатах 28–92, по улитке 4! Около двадцати человек. Я возвращаюсь на базу. Удачи!
– Удачи! – безэмоционально ответил Мухтарыч.
Чечня, Черный лес, с. Мухаши, ноябрь 2004 г
Сожженные на въезде в Ортсхой-Юрт машины Борза еще дымились, распространяя по ночному селу едкий запах горелого поролона и человеческого мяса, когда серая «Тойота Королла» и темно-зеленая «десятка», проехав около 15 километров по трассе, свернули на проселок, остановились и выключили фары, став в темноте практически невидимыми. Лунный свет, несмотря на ясную погоду, почти не освещал спрятавшуюся среди Черного леса узкую, давно не знавшую ремонта, дорогу.
– Дальше по приборам! – объявил Аюб.
Он находился рядом с водителем. За рулем, как обычно, сидел Монтана, и пассажиров он устраивал больше, чем Шумахер, который оправдывал свое прозвище, не уставая повторять, что тормоза придумали трусы. Провайдер достал из сумки прибор ночного видения и протянул Монтане.
Обе машины тронулись, и медленно поползли через лес к полузаброшенному селу. В некоторых местах вдоль дороги полузасыпанные окопы и поляны торчащих пней от спиленных деревьев напоминали о бывших здесь когда-то блокпостах. Перед въездом в Мухаши, справа от дороги, показались несколько домов. К их полуразвалившимся деревянным заборам лес подступал почти вплотную.
– В селе свет есть, а эти дома темными стоят, – сказал Аюб. – Наверное, здесь никто не живет. Проверить нужно!
Машины остановились, все находившиеся в них вышли и сразу же, по привычке, присели, взяв оружие на изготовку.
– Док, прикройте нас! – распорядился Аюб, включая ночной прицел на своем «Винторезе».
– Давай, я первым пойду?! – предложил Алха.
– Иди! – согласился Аюб. – Только аккуратно, нам спешить некуда. Мало ли, какие сюрпризы там федералы оставили, или еще кто…
Алха промолчал. Он и сам все это знал, но опасения Аюба были ему понятны.
Во двор крайнего дома зашли, как обычно в таких случаях, через заросший сухим сорняком огород, оторвав пару штакетин. Дверь дома оказалась запертой на висячий замок.
– Сбиваем? – шепотом спросил Алха у идущего сзади и немного сбоку Аюба.
– Отойди!
Аюб встал метрах в четырех от двери и прицелился…
– Пых! – раздался еле слышный выстрел бесшумки.
– Дзынь! – звякнула пуля с карбид-вольфрамовым сердечником, разворотив внутренности замка. Дверь со скрипом открылась.
Дом оказался пустым. Совсем пустым. Из мебели остался лишь стол со сломанной ножкой, да старое кресло с торчавшей из него ржавой пружиной. На полу по всем трем комнатам валялись какие-то бумаги, старое тряпье, сломанные детские игрушки, и прочий мелкий мусор. Подсвечивая фонариком, Аюб наклонился и поднял с пола милицейскую фуражку старого образца, с советской кокардой.
– Ясно, – сказал он. – Хозяин ментом был. Значит, либо уехал, и мебель увез, либо…
– Либо убили, мебель растащили, а потом соседи замок повесили, – окончил Алха мысль Аюба. – Только зачем на замок закрывать, если здесь и брать-то нечего?!
– Чтоб такие, как мы, меньше здесь лазили! Радуйся, что сюрпризов никаких не оставили. Зови остальных! Ночуем здесь!
Загнав обе машины во двор, они прошли в дом, завесили найденными в сарае и разрезанными мешками окна, зажгли свечи и, постелив на пол спальные мешки, готовились ко сну.
– Кто за кем по очереди дежурить будет, делитесь! – сказал Аюб. – По двое.
– Может по одному хватит? – предложил Алха.
– Нет, по два! Один во дворе, другой – в прихожей. Меня тоже считайте.
Первыми выпало дежурить Монтане и Магомеду – им, как водителям, решили сделать поблажку: отдежурил, и спи до утра. Взяв оружие, они вышли из комнаты.
Док достал несколько банок консервов.
– Дай мне кинжал Борза, Аюб. Он хорошо режет…
– Своим открывай, – буркнул Аюб. – Представляешь, сколько на нем крови?
– Думаешь, на моем меньше? – спросил Док, и с хрустом вогнал свой нож в банку.
Аюб вынул из жилета-разгрузки трофейный кинжал.
– А ножны где?
– Ножны там новые были, кожаные, как с кизлярскими ножами сейчас продают, – сказал Алха. – Ну что, мне надо было ремень расстегивать на трупе, чтобы их снять? Другие найдем!
– Да я просто спросил, – задумчиво произнес Аюб, рассматривая трофей.
Он переставил поближе свечу, достал из внутреннего кармана футляр, вынул оттуда очки, не надевая, поднес к украшенному золотыми узорами клинку, словно лупу. У самой рукоятки отчетливо просматривалось увеличенное линзой клеймо – скрещенные сабля и цветок.
– Это старинная антикварная вещь, – наконец, сказал он. – Думаю, все в этих краях его знают. И таскать его с собой, все равно, что носить руку Борза. Кстати, куда ты ее дел?
– В багажнике, – буднично ответил Алха. – Может, еще пригодится.
– Закопай ее утром! – приказал Аюб.
– Понял. Кинжал тоже закопать?
Аюб помолчал.
– Да нет… Это музейная ценность. Спрячем где-нибудь. Может, вернемся когда-нибудь и заберем. Не всегда же война будет.
– А если его раньше кто-то найдет?
– Значит, будем считать, что кинжал сгорел вместе с Борзом в машине!
– Хватит вам все считать, да рассчитывать! – вмешался Док. – Кто будет есть – быстро налетай, да давайте ложиться спать, я с ног валюсь!
Через двадцать минут пустой дом наполнился храпом. Спали они беспокойно: то и дело кто-то вскрикивал или дергался, но тут же снова проваливался в тяжелый сон.
Еще не рассвело, когда они выехали из села, и по узкой крутой дороге поехали вверх, в самую гущу Черного леса, к Ослиной горе, где Аюб выбрал место для постоянной базы. Когда дорога сузилась так, что ехать дальше стало невозможно, они замаскировали машины в кустах, и пешком поднялись по извилистой тропинке на поросшую лесом безымянную высоту, обозначенную на картах цифрами 550, а местными жителями называемую Ослиной горой. Удобна она была тем, что находилась в безлюдном месте, а кроме того, имела большую поляну, на которую мог легко сесть вертолет.
Уже на подходе они услышали запах дыма, а выбравшись на вершину, увидели под деревьями палатку защитного цвета, горящий костер и наставивших на них автоматы огромных братьев-близнецов Болека и Лелека, которые оставались дежурить по лагерю. Узнав прибывших, двухметровые парни забросили за спину оружие и разразились радостными выкриками.
– Наконец-то! Мы тут совсем в дикарей превратились! Вы хоть барашка привезли?
– Не до барашков было! – ответил Аюб. – А вы что, поохотиться не могли?
– Да тут одни кабаны, на кого охотиться, – сказал Лелек.
– Ничего, сейчас шулюм из тушенки сварим, – ободрил товарищей Болек и стал наливать воду из пластиковой канистры в алюминиевый котел. Лелек принялся чистить картошку и вскрывать консервы.
Пока дежурные занимались приготовлением обеда, остальные зашли в палатку, побросали вещмешки, сняли жилеты-разгрузки, поставили в угол оружие.
– Пойдем, кинжал спрячем! – предложил Аюб.
Монтана и Док повалились на спальные мешки, и идти куда-либо отказались. А Аюб, Алхи, Магомед и Провайдер углубились в лес. Отойдя метров на сто, они вышли на небольшую поляну с высоким крепким деревом посередине. При их приближении захлопали крылья и в небо, всполошенно каркая, взлетела стая ворон. Оказывается, среди опавших листьев, на земле лежало много орехов – собирать их здесь было некому. Аюб поднял два ореха, сжал в руке и с хрустом расколол. Вынув из скорлупы сердцевину, отправил ее в рот.
Знакомый вкус напомнил, как в детстве, с соседскими ребятами, рвали зеленые орехи на краю села, не давая им вызреть и выпасть из раскрывшихся коробочек. После сока зеленой кожуры руки становились коричневыми, плохо отмывались и долго еще выдавали тех, кто этим занимался.
«Где они сейчас, те мальчишки? – подумал Аюб. – Руслан погиб еще в девяносто пятом, защищая Белый дом от федералов, а Агдан встал на сторону федералов и погиб в двухтысячном… Ислам, говорят, где-то в этих местах воюет…»
От таких воспоминаний Аюбу стало грустно. Он поднял голову вверх и посмотрел на дерево. Было уже достаточно светло. На высоте около трех метров, там, где от ствола расходились несколько ветвей, чернело какое-то пятно. «Дупло, – подумал Аюб. – Здесь будет суше, чем в земле. И место приметное…»
Кинжал Аюб еще на месте ночлега засунул в найденную милицейскую фуражку, сжав ее по бокам, чтобы оружие поместилось по длине. Потом положил в полиэтиленовый пакет, плотно закрутил и замотал веревкой. Сейчас он сунул пакет за пазуху и подошел к высокому, голому стволу. Влезть по нему будет не просто…
– Помогите, пацаны! – сказал Аюб.
Алха присел на корточки, а когда Аюб встал ему на плечи, выпрямился. Теперь Графу удалось дотянуться до ветвей, подтянуться, поставить ногу в развилку… Потом он ухватился за толстый сук, подтянулся, как в далеком детстве, и через минуту был у цели. Товарищи стояли внизу и, задрав головы, наблюдали. Он извлек пакет, покрутил его в воздухе и, жестом фокусника, засунул сверток в дупло. Обратный путь занял несколько секунд.
– Плотно вошел, – сказал Аюб, спрыгнув на землю. – Как там и был.
– И снизу не видно, – резюмировал Алха, глядя вверх. – Нормально.
– Сделайте затес с северной стороны, – скомандовал Граф.
Провайдер с Магомедом достали ножи, и принялись срезать поросшую мхом кору.
– Остальным расскажем, место приметное, найти легко… Если окажется, что это ценная вещь – любой, кто останется в живых, сможет достать…
– Все будем живы! – возразил Магомед. – Когда-то все это закончится, вместе приедем и достанем!
– Да зачем огород городить, планы строить, в долгий ящик откладывать? – спросил Провайдер. – Закончим работу – и заберем…
Магомед и Алха мрачно хмыкнули.
– Пусть услышит Аллах твои слова!
Аюб посмотрели на часы. Остальные невольно повторили его жест и все медленно пошли обратно. На несколько минут они отвлеклись от повседневности, но теперь в нее вернулись. А в суровой реальности надо было ждать группу Мухтарыча, и неизвестно, с каким некомплектом она вернется…
В полевом лагере Борза было холодно и сыро. Сурхо находился здесь уже почти месяц, а в село его ни разу не отпускали, и даже за продуктами не посылали. Хотя Сурдахи совсем рядом, в низине. Иногда, когда оттуда дует ветер, можно услышать голос муэдзина, призывающего к молитве. Говорят, такое месторасположение базы амир выбрал лично. Отсюда, с постов охраны, все подходы видны как на ладони.
На боевых вылазках Сурхо тоже еще не был. Пока что он собирает дрова, чистит картошку на всех моджахедов – их ведь здесь почти по сорок человек бывает. Сейчас, правда, меньше – ушедшие вчера с Борзом еще не вернулись. Но лагерь Сурхо охраняет наравне с другими. В этот раз перед заступлением на пост он проснулся сам.
«Наверное, так положено, – думал Сурхо, лежа в пропахшей сыростью землянке. – Все недавно вставшие на путь моджахедов это проходят. Никакого недоверия здесь нет, я не хуже других».
Дверь распахнулась, и в землянку ввалился Исрапил – сегодня он возглавлял дежурную смену. Это был уже матерый волк, настоящий моджахед. На второй день своего нахождения в лагере, Сурхо видел, как Исрапил, под исполняемый стоявшими по кругу товарищами нашид, казнил пленного федерала. Своим широким, всегда висящим на поясе ножом, он перерезал молодому лейтенанту горло, как барану, и, отделив голову от тела, поднял ее за волосы в вытянутой руке. Правда, Сурхо тогда стошнило, и он убежал за дерево… Хорошо, что никто этого не заметил!
– Ас-саляту хайрум-минан-наум, – донесся из села призыв на утреннюю молитву.
– Эй, Сурхо! Спишь? Вставай! Молитва благостнее сна! – сказал Исрапил, пытаясь в темноте среди четырех пар ног, торчащих с нар, ухватить за штанину Сурхо и потрясти.
Но он ошибся.
– Сурхо дальше лежит, – проворчал Ислам, отдернув ногу. – Когда ты запомнишь уже? И дверь закрой!
– Я не сплю! – сказал Сурхо, вылезая из спального мешка.
Одевшись, он взял автомат и вышел из землянки. Вокруг шелестел голыми ветками лес, было еще темно, хотя он знал, что на востоке уже появилась белая полоска наступающего рассвета. Поежившись на свежем воздухе, Сурхо поднял воротник камуфлированного бушлата и побрел по поляне в сторону западного поста. Стараясь не вспоминать вид отрезанной головы и подергивающегося тела, он обошел стороной место, на котором Исрапил зарезал федерала, справил под дерево малую нужду, и вышел к замаскированному ветками окопу.
– Это я, Сурхо! – сказал он громко.
– Давай, давай, иди скорее! – отозвался часовой. – А то я уже полчаса терплю, чтоб в штаны не наложить. Перед постом тушенку съел, что в подорванной машине русских нашли… Видно, испорченная была.
Сурхо подошел и спрыгнул в окоп, бросив мимолетный взгляд на державшегося за живот любителя тушенки.
– Говяжью, – на всякий случай добавил тот. – Ну, что, все, я побежал?
– Угу.
Как только шаги сменившегося стихли, Сурхо выбрался из окопа, вынул из-за пазухи свернутый брезент, расстелил его на пригорке и опустился на колени, лицом к югу, с небольшим отклонением на запад – в сторону Мекки. Положив автомат сбоку, он начал молиться. Молился Сурхо долго – он был старательным правоверным. Лесная темнота стала сереть, оповещая о наступлении дня. Сурхо собрался завершить молитву земным поклоном, но какой-то шорох отвлек его. Сурхо вспомнил, что он сейчас часовой, но все же окончил молитву поклоном, и только после этого протянул руку, чтобы взять автомат, но не дотянулся…
– Щелк! – девятимиллиметровая пуля из «Вала»[35] Фитиля вошла ему прямо между глаз, опрокинув на спину.
Джигит и Фитиль бесшумно прошли сквозь лес до поляны, заползли в кусты и заняли позиции, направив стволы в сторону землянок. У обоих – пулеметы «ПКМ» на сошках. В армии такие используют по одному на взвод, а то и роту. Они приготовили запасные ленты, рядом положили автоматы.
Следом появились Аслан с Шумахером. Низко пригнувшись, они пробежали дальше, и упали в сухую траву между деревьями, метрах в двадцати левее, чтоб не попасть в сектор обстрела товарищей. У обоих за спинами висели на ремнях по два тяжелых огнемета «Шмель» в камуфлированных тубусах. В руках – автоматы с подствольниками.
Справа от окопа занимают позиции Тихий и Лось, у них тоже по «ПКМ». В это же время Мухтарыч и Махди занимали позиции с северо-восточной стороны, они вооружены автоматами с подствольниками. Кроме того, у всех имеются гранаты. В общем, группа вооружена почти как батальон ВДВ.
Солнце медленно поднималось. К этому времени все часовые были убиты, а окруженный лагерь Борза готовился разделить судьбу своего командира.
На поляне были видны крыши трех больших землянок и нескольких маленьких – очевидно, там жили помощники амира. Несколько темных фигур разжигали костры, собираясь готовить завтрак.
Аслан с Шумахером стали на колено, каждый положил на плечо «шайтан-трубу», прицелились под едва возвышающиеся над землей крыши самых больших землянок. Мухтарыч нажал на тангенту рации…
– Огнеметчики начинают и выигрывают! – прошептал он. – Огонь по готовности!