Привидения являются в полдень Малышева Анна
– Неудивительно. А зовут меня Василий Андреевич Былицкий. Вот мой телефон.
– Домашний?
Он улыбнулся и покачал головой.
На работу Катя попала в половине пятого. Она могла бы приехать туда и раньше, но у нее сейчас не было сил возвращаться, разговаривать с Димой и с Зиной, рассказывать им про эти убийства (или не рассказывать?). Диме рассказать, Зина обойдется – таково было ее решение. Целый час она бродила по улицам, останавливалась перед витринами, не видя того, что было за ними, сидела где-то на лавочке у фонтана и отшила парочку уличных приставал, которые пытались к ней обратиться. Все это время она обдумывала рекомендацию следователя быть осторожной, очень осторожной.
«Я буду очень осторожна, но как это совместить с моей жизнью? – думала она. – Возможно, маньяк сейчас следит за мной, ведь я одна, меня некому защитить.
Он торопится, почему он торопится, как будто что-то гонит его? Что-то или кто-то? Но что толку думать, что и кто, для этого надо знать, кто он такой. Кто он такой…»
Она поехала в агентство и уселась за свой стол. Дима отсутствовал, и она была этому рада. Зина болтала в своей комнатушке по телефону со своим другом или с кем-то еще, не имеет значения. Для Кати сейчас ничего не имело значения, кроме этих двух убийств. Она взяла чистый лист бумаги, ручку, пожелала мысленно, чтобы никто не захотел никуда ехать и не отвлек ее, и углубилась в составление списка. Дело шло туговато – кого включать, а кого нет? Если включать всех, не хватит бумаги, не хватит милиционеров, чтобы найти всех, кого она запишет; если подойти к делу избирательно, записать только тех людей, с которыми общались все четыре подруги, среди них может не оказаться убийцы. «А почему четыре подруги? – спросила она у себя и погрызла кончик ручки, совсем как в школе. – Четыре танкиста и собака. Четыре мушкетера. Нас было четверо, и вот уже двое. Никто не воскреснет, как бывает в замечательных фильмах, от которых сходишь с ума в детстве. И надо быть внимательной, очень внимательной…»
Она написала несколько фамилий и снова задумалась. «Лика. Лика. Он снял ее трусики. Будут искать мужчину, который снял трусики с двух женщин. Первые белые, кружевные, с красным бантиком, привередливость Иры облегчила следствию задачу. Раз он маньяк, то добровольно со своим трофеем не расстанется, будет его беречь, будет выделывать с ним свои мерзкие штуки, знаю я какие. Но Лика никому не облегчила задачи. Она могла носить что угодно, а могла не носить ничего. Что искать – непонятно. Но что-то на ней было надето, иначе почему он расцарапал ей бедра ножницами? Что?» И вдруг она поняла, что знает – что. Лика при встрече была в короткой, очень короткой юбке-стрейч. Когда она села в кресло напротив Кати, юбка задралась, Лика перекинула ногу за ногу, и в краткий миг трусики мелькнули перед глазами Кати, она еще подумала, что Лика, как всегда, очень развязно себя ведет. «Их цвет? Серые? Нет, с какой стати серые… Белые? Только не белые. Кажется, сиреневые, да, скорее сиреневые, сильно застиранные… Или серовато-сиреневые. Что-то дешевое, разумеется. Я уверена, что это так?» Она сказала себе: «Да, я уверена, я не ошибусь, если надо что-то вспомнить, я обязательно вспомню, отец всегда говорил, что память у меня фотографическая, даже спустя долгое время я могу вспомнить что угодно. Он говорил – это драгоценное свойство. Он сам был такой. Помнил все, ничего не забывал. Я в него, и хоть этим я могу немного гордиться. Маньяк еще не знает, с кем связался. Он ничего не знает, а я уже кое-что знаю. Будь уверен, голубчик, когда ты станешь убивать меня, я отвечу тебе чем-то получше, чем твой паршивый платок и твои говенные ножницы, которые ты даже не успел наточить! Я ничего не боюсь, у меня нет детей, ничего у меня нет, ты, гадина!» Она записала рядом со списком знакомых: «Лика – сиреневые трусики». И задумалась снова, уже надолго. К ней заглянула Зина:
– Привет! Что-то ты зачастила бегать в рабочее время? Опять к клиенту?
– Ну да… – мрачно ответила Катя. Она перевернула листок и недобро посмотрела на Зину. – А что? Меня кто-то искал? – Она вдруг вспомнила мужчину в рубашке «сафари». – Ко мне приходил такой тип, вроде как прямо из Африки? – осведомилась она.
– Негр, что ли? – поразилась та.
– Белый, то есть красный. Мужик лет пятидесяти. Он хотел на Багамы.
– Значит, перехотел, – покачала головой Зина. – Никого краснокожего не было. Сплошная белокожая Москва. А что? Обещал деньги принести?
Катя кивнула.
– Известный треп. Мне вот тоже пообещали занести деньги, да не пришли. До сих пор жду. День какой-то неудачный. Не клиенты, а сплошные трепачи.
– День? Да… – рассеянно отозвалась Катя. – Но все же странно, что он не пришел. Я не думала, что он из таких.
Глава 5
К вечеру этого дня список знакомых был готов. Дома дело пошло быстрее – Катя достала выпускной альбом своего класса и просто переписала оттуда все фамилии учеников 10 «А». Призадумалась и добавила туда фамилии учителей. «Писать – так всех!» Учеников параллельных классов она пока решила не переписывать, а в случае нужды просто отдать альбом следователю – пусть разбирается сам. Со знакомыми после школы пошло труднее. Катя долго думала, кто же может представлять интерес. «Мои сокурсники с журфака МГУ? Но разве они знали моих подруг? Впрочем, Лену знали, но она-то пока жива… Мои преподаватели из университета? Сотрудники редакции, где я первое время работала? Чушь. Они-то знали только меня…» Ей пришло в голову, что, в сущности, совсем немного людей знали после школы ее подруг. «Мой муж, конечно, знал их всех. Моя мама, ее что, тоже вносить? Отец… Он всегда интересовался, с кем я дружу. Но его вносить бессмысленно. Кто еще? Кто? Тимур, муж Лики? Меня и Иру он, может быть, видел иногда, но Лену – никогда и ни в каком случае. Они с Ликой не общались. Но Лена жива. Дело, возможно, не в ней, а только в Ире и Лике. Маньяк? Маньяк, который знал только их двоих и хотел убить только их? Иначе получается, этот человек должен быть всеведущ, знать про всех нас все, а этого никто не знает, кроме наших родственников и одноклассников… Если бы располагать большими сведениями, чем я сейчас…»
Ей вдруг подумалось – для того, чтобы располагать такими сведениями, необходимо убийство еще кого-то. «Тогда можно уже знать, чей это был знакомый: только Ирин и Ликин или наш общий… Но это слишком дорогая цена…» Она поморщилась. «Вот будет здорово, если убьют именно тебя, и как раз ты послужишь такой зацепкой для следствия, но ты сама уже ничего не узнаешь. Вот и не говори глупостей!» Она сердито отложила в сторону ручку и сложила исписанные листки. Ей захотелось, чтобы позвонил следователь, – поговорить с ним. Потом ей самой захотелось кому-нибудь позвонить. Мужа не было дома, хотя было уже десять часов. «Взял себе за правило приходить поздно, – подумала она. – Ну ничего. Может, он тоже ищет себе кого-нибудь, а мне только врет, что ему никто не нужен. Так пусть ищет! Недолго нам жить вместе. Пора решать».
Дима вез ее домой, но она настаивала на том, чтобы он не поднимался с ней, как ему хотелось.
– Ты в жутком состоянии! – утверждал он, глядя на нее. – Через пару часиков тебе понадобится помощь, я уверен, что у тебя начнется истерика! Ну как мне сказать тебе, чтобы ты не принимала все это близко к сердцу?! Я ведь сам их знал. Черт, это просто ужасно. Ужасно. Следователь ничего определенного не сказал?
– Ничего… – качала она головой. – Просил составить список наших общих знакомых. Он думает, что маньяк из их числа.
– Почему?
– А ты не понимаешь почему? Как, по-твоему, велика вероятность того, что двух таких разных женщин, как Ира и Лика, живущих в разных районах, убьет совершенно случайно один и тот же маньяк. Сам подумай!
– Но это может быть просто случайность. Разве нет?
– Нет! – твердо отвечала Катя. – Пойми, он все про них знал! Где живут, где работают, когда возвращаются с работы, на каком этаже живут… И это были не случайные убийства, а спланированные заранее… А почерк у него своеобразный…
И она рассказала Диме про почерк маньяка. Тот призадумался и поехал медленнее. Сзади просигналила другая машина, и Катя положила ему руку на плечо.
– Не расстраивайся… – сказала она, неизвестно почему. Уж очень у него был растерянный вид. – Его найдут. Следователь – специалист по этому делу, он сказал, что занимается всегда маньяками. Он обязательно его найдет. Может, ты тоже составишь список наших общих знакомых? Ну, для перевыполнения плана? Я, кстати, тебя уже внесла.
Он очнулся. Сзади просигналили еще раз, и он прибавил ходу. Говорил отрывисто, как всегда, когда волновался:
– Пойми, я боюсь за тебя! Если он убил их не случайно, тогда и ты…
Она кивнула и хмуро посмотрела в окно.
– Да, можешь не продолжать, – проговорила она, не глядя в его сторону. – Мне самой ужасно неприятно чувствовать себя будущей жертвой. Но следователь сказал мне то же самое, что ты сейчас. Если их убили, то и мне это грозит. Это я еще в состоянии понять. Но вот чего я понять не могу – кому, зачем все это понадобилось?! Ты себе представляешь более безобидное существо, чем Лика?
– Лика? – Он сунул в рот сигарету и закурил. – Ну, Лика отличалась весьма своеобразным характером, ее вполне могла пристукнуть чья-то жена. Помнишь, в школе она отбила парня у Матвеевой?
– Матвеевой Людки? – вспомнила Катя. – Ну да, как же! Это было просто нагло… Матвеева хотела выцарапать ей глаза. Но ты не забывай, что Лика была изнасилована. Это что, тоже сделала чья-то несчастная жена?
– Да, прокол, – согласился он. – А что скажешь про Ирину? Тоже безобидное существо?
– Нет, так я не скажу, даже если мне скажут, что о мертвых либо ничего, либо хорошо… – согласилась Катя. – Я и следователю сказала, что Ира была весьма языкаста, могла спокойно нажить себе парочку смертельных врагов только потому, что любила высказаться на чужой счет. Но разве за это убивают?
– Разве нет?
– Да нет же, за это могут сделать мелкую гадость, отплатить той же монетой, насплетничать, наврать про тебя за твоей спиной, настроить против тебя близкого человека, но убить… Пойми, это шаг очень серьезный, если человек решился на это – значит, она ему чем-то очень крупно досадила… Или была опасна, но в это я не поверю! Какие уж такие страшные тайны могли быть у Иры, чтобы ее могли за них убить?!
– Опять тупик! – в сердцах сказал он.
– Ты прав, тупик, – вздохнула она. – Совершенно ничего не ясно… Но это кто-то из наших знакомых, тут я не сомневаюсь.
– Я тоже, – мрачно сказал он. – Послушай, список я могу составить, но туда попадут только школьные знакомые. Ты ведь тоже их туда запишешь?
– Обязательно, всех. Ну и ничего, что будут два одинаковых списка… Отдадим следователю оба. Я вот думаю, может, они и тебя будут допрашивать?
– Пусть допрашивают, сколько хотят, только бы нашли его скорей. Ты в опасности, если следователь прав. Я себе голову сломал, думая, как тебя защитить. Если бы ты жила у меня…
– Нет! – решительно сказала Катя. – Только не сейчас! Понимаешь сам, если выяснится, что я ушла от мужа и живу сейчас с тобой, мне обязательно зададут массу вопросов на наш счет. Зачем мне это надо?! Следствие следствием, но всем объяснять, почему я не могу жить с Игорем! С меня довольно подобных объяснений!
– Как все это мерзко…
– Мерзее некуда, ты прав. Мне надо пожить там до окончания следствия, так я думаю.
– Но там ты не будешь в безопасности!
– Почему? – удивилась Катя. – Мне сказали: не возвращаться домой поздно, не садиться в чужие машины, не ходить в гости и не звать гостей к себе. Этого, по-моему, совершенно достаточно, чтобы быть в безопасности! И не все ли равно, где я буду соблюдать эти правила! Кстати, сейчас я грубо нарушаю одно из них!
– Ты что?!
– Еду с тобой в машине, вот что! – вздохнула Катя. – Как мне объяснить следователю, что ты мне не чужой? И-надо ли это ему объяснять? По его логике, я должна разъезжать с мужем.
– Ясно… Да, ты права. Нам не стоит афишировать наши отношения, – уныло протянул он. – Но как ты собираешься возвращаться домой раньше? Народ скоро пойдет потоком, надо будет сидеть до вечера.
– Народу все равно, и мне тоже, – сказала Катя. – Честно говоря, я никого не боюсь. Можешь себе представить, что я не думаю, что маньяк убьет меня? Я знаю, что меня убивать не за что!
– Может быть, они тоже так думали…
– Послушай, в такие дебри я уже не могу углубляться. И так перед глазами стоят их дети – вот что самое ужасное!
Игорь вернулся только к половине двенадцатого. Катя забыла следить за временем – так глубоко ушла в свои мысли, забыла вообще, что мужа до сих пор нет дома. Из задумчивости ее вывел только голос Игоря, который заглянул к ней в комнату.
– А, это ты! – воскликнула она, резко вздрогнув. – Напугал! Ты еще не знаешь, что случилось?
– Что еще случилось?
Он нерешительно вошел и присел в кресло. Катя обратила внимание на то, что вид у него был совершенно вымотанный и усталый. Под глазами – черные круги, руки дрожали. Она даже не сразу заговорила, рассматривая его и все больше удивляясь его состоянию. «Болен, что ли, до сих пор не полегчало? – раздумывала она. – Что с ним творится? Можно подумать, что это его хотят убить… А может, так и есть. Много ли я знаю о нем, о его делах на рынке? Вдруг что-то случилось?»
– У тебя все в порядке? – спросила она наконец. – Неприятности?
– Небольшие, – ответил он, отводя глаза. – Но это не важно. А что у тебя случилось?
– У меня пока ничего, но вот случилось с Ликой…
И она рассказала ему все – все, что узнала об Ире и о Лике. Он устало покачал головой:
– Ужасно. И ты думаешь, что тебе что-то грозит?
– Так думает следователь. – Ей стало обидно, что он воспринял эти новости не слишком эмоционально. «Ему как будто все равно! – подумала она. – Да ему и вправду все равно, как ни поверни. Вот уж защитник!» А вслух сказала:– Следователь велел мне составить список наших общих знакомых. То есть знакомых Иры, Лики и Лены. Пока мы под подозрением. То есть подозревают, что мы все – жертвы! Я внесла в список тебя, будь готов к вопросам следствия.
– Меня? – Он едва ворочал языком. – Зачем меня? Это обязательно?
– Обязательно, – холодно сказала она. – Убийца – наш общий знакомый. Надеюсь, это ясно из того, что я рассказала?
– Мне – неясно.
– Ну, это только тебе неясно, все остальные только так и думают! – Катя заставила себя говорить спокойнее, хотя равнодушие Игоря раздражало ее невероятно. – Подумай сам на досуге над этим делом и убедишься, что это именно так. Ты ведь знал Иру и Лику?
– Иру – да, помню, а вот Лика…
– Ну, не притворяйся, что не знал ее! – воскликнула она. – Лику забыть нельзя, один раз ее увидев. Она ведь бывала у меня на днях рождения. Рыжая, густо накрашена. Ты ее знал.
– Господи, может, и знал… Мало у меня было других проблем! – Он тоже, похоже, начинал раздражаться. – Твои подруги меня мало волновали!
– О, не сомневаюсь! И все же ты знал их! И не говори, что не помнишь Лену!
– Кто такая Лена?
«Да он разозлился! – поняла она. – Вместо сочувствия он злится. Представляю себе, как он станет разговаривать со следователем! Никого не знал, ничего не помнит! Прекрасный свидетель. Можно убить на глазах у такого, а он даже не заметит. И этот человек – тот самый, которому я, по логике вещей, должна больше всех доверять?!»
– Лена, – объяснила она, – моя подруга, мы учились в МГУ на одном факультете. Прошу не забывать этого, ведь ты ее прекрасно помнишь! Ну такая маленькая полная брюнетка!
– А, помню… – протянул он. – Такая симпатичная?
– Ну слава Богу! Так вот, предполагается, что ее и меня тоже захотят убить! Пока что убили двух наших подруг. Ведь мы дружили вчетвером.
– Но пока ведь ее не убили?
– Что за вопрос – пока нет! Разве надо, чтобы ее тоже убили, чтобы ты загорелся интересом к этому делу?
– Нет, ее смерти я бы не хотел, – ответил он. – Очень душевная, милая девушка. Кажется, у нее дочка есть? Они у нас были?
– Ну да, есть дочка. Но и у Иры был сын, и у Лики тоже. И из них двоих хотя бы Лика была душевной. Хотя ты и говоришь, что не помнишь ее совсем.
– Да, да, конечно… – Он поднялся с кресла. – Прости, я совсем лыка не вяжу. Можно, я пойду спать? Целый день мотался по рынкам, пока сдал…
– Скажи… – Она смотрела ему в спину, когда он шел к двери. – Ты вот заметил, что не хотел бы смерти Лены. Нашел ее симпатичной. А вот моей смерти ты хотел бы? Только честно?
– Ты с ума сошла! – раздалось из коридора. – Конечно нет.
Она посидела еще немного в одиночестве, покусывая губу и глядя в стену. Перед ней на стене возникали картинки из далекого прошлого. Вот четыре девчонки в школьной форме сидят на сломанной скамейке среди цветущей черемухи. Месяц май, выпускной класс. Сквозь кусты виднеется спортивная площадка, по которой носятся пятиклассники, гоняют футбольный мяч. Они орут, бьют по мячу, поднимают столбы пыли. Девчонки морщатся, хотя от пыли их надежно защищает духовитая черемуха. Ирка курит, часто затягиваясь болгарской сигаретой. Ее русые волосы (тогда еще не обесцвеченные до снежной белизны) свободно падают на плечи. Другая школьница, рыжеволосая, похожая на остроносую лисичку, щурится в зеркальце, подводя свои глаза (тоже какие-то лисьи), то и дело облизывая языком черный карандаш. Одновременно она что-то рассказывает подругам, что-то, наверное, очень увлекательное и в то же время немного стыдное, потому что Кате неловко ее слушать. Лена, полненькая, смешливая, снимает очки (она очень близорука), кладет их в карман и, сразу изменившись в лице, как все близорукие люди без очков, тянет к себе цветущую ветку черемухи. Она долго нюхает ее, улыбается, и Кате кажется, что она сейчас мыслями далеко-далеко от них. Потом она резко отпускает ветку, и черемуха осыпает девчонок маленькими белыми лепестками. Лена смеется. Сама Катя сидит не на лавочке, а на широком низком пеньке, у ног своих подруг. У них выдался свободный урок – математичка заболела. Через полчаса будет урок французского. Катя – лучшая по французскому, и приходится держать марку. Шорох ее обязательно вызовет отвечать, и важно не осрамиться. Она достает из сумки учебник и раскрывает его на нужной странице. Сосредоточиться трудно – мешают крики на площадке, запах черемухи и голос Лики. «Матвеева сама виновата! – говорит Лика, засовывая в сумку зеркальце и карандаш. – Что она разъелась, как корова! Кто на нее такую посмотрит? Конечно, он клюнул на меня». Лика говорит так, совсем не думая о полненькой Лене. Лена беспомощно смотрит куда-то своими близорукими глазами. Кате становится неловко за подругу, но она ничего не говорит ей. За кустами видна девчонка из их класса. Новенькая, потому с ней никто не дружит. Какой смысл знакомиться как следует, если через полгода даже не вспомнишь, что она была?
Девчонку зовут, кажется, Оля. Да, Оля, и Оля проходит мимо, уткнувшись в учебник французского языка. Лика быстро оборачивается, замечает Олю и говорит подругам что-то в том роде, что Оля – круглая идиотка, хотя и лезет в отличницы, по ее мнению, она доносчица и вообще Лика ее ненавидит. Оля выслуживается перед Шорохом, хочет «пять» в аттестате, хотя на «тройку» не знает. Шорох – это учитель французского, он совсем молодой, только после института. С виду настоящий француз – обходительный, галантный, обожает красивых девочек. Лика находит, что он просто прелесть и вылитый Жерар Филип. Катя такого сходства не замечает. Шорох есть Шорох – немножко сальный, капельку пошловатый, любит пококетничать с ученицами. На самом деле он – Шахов Владимир Иванович, но когда он говорит что-то, то как будто шуршит – тихо-тихо, вкрадчиво, еле слышно.
Восьмое мая был день рабочий, но в редакции с самого утра начали отмечать грядущий праздник. Главный редактор делал вид, что этого не замечает. Он сперва сидел у себя, потом уехал в типографию и обещал вернуться к трем часам – к столу. Но стол действовал с самого утра, с начала рабочего дня, и вокруг этого стола сидели одни женщины.
– С ума сойти, журнал у нас женский, а редактор – мужик! – говорила одна, пожилая, иссохшая, в малиновой шелковой блузке. – Это же глупо. Верно, девочки?
Девочки согласились, что верно, глянули на прикрытую дверь и выпили. Пили вино «Монастырская изба», крепкие напитки ждали их впереди, когда вернется редактор и они окончательно усядутся за стол. Выпив, многие закурили, откинулись на спинки стульев, кое-кто расстегнул пуговицу на блузке и сказал, что очень жарко, настоящее лето. В это время зазвонил телефон.
– Лена, тебя!
Маленькая смуглая женщина встала из-за стола и взяла трубку.
– Я слушаю! – сказала она. – Кто? Как, это ты, Катюша…
– Да, – ответила Катя. – Представь, это я. Мне надо было позвонить тебе еще вчера, да что-то я поздно пришла в себя. Ну что? Ты все уже знаешь?
– Да, конечно… – Лена говорила негромко, потому что понимала, что к ее разговору прислушиваются все женщины, собравшиеся за столом. Все они уже были в курсе дела, все утро разговоров было только об этих двух убийствах. – Вчера вечером мне позвонили. Я должна была раньше прийти домой, но задержалась и поздно все узнала. Это ужасно.
– Ужасно, – эхом откликнулась Катя. – А как ты?
– Ты спрашиваешь в том смысле, жива я еще или уже нет? – спросила Лена. – Пока жива, хотя прийти в себя не могу. Хотелось бы поговорить с тобой. Увидеться.
– Конечно, я хочу того же. Ты скоро освободишься?
– Как тебе сказать… В принципе я свободна весь день, тут у нас небольшая пьянка, которая очень скоро перейдет в большую. Но я честно тебе скажу, что мне не до пьянок сейчас. Думаю, что и тебе тоже… Ты мне звонишь из дому?
– С работы. У нас как раз никакой пьянки нет, условия не позволяют. Но время у меня есть. Послушай, может быть, мы встретимся сейчас? Или вечером…
– Нет, вечером я буду сидеть дома, – вздохнула Лена. – Так мне приказали.
– Да и мне тоже. Скоро станем совсем невыездными. Так, может быть, сейчас? Белый день, и он…
Кто «он», женщины поняли обе, и развивать эту тему им не захотелось.
– Хорошо. Я думаю, сейчас я смогу уехать, – сказала Лена, – где увидимся?
– Давай, по старой памяти, в «Революции», – предложила Катя. «Революцией» они называли кафе в здании Музея Революции на Тверской, и когда-то они с Леной бывали там вместе.
– Хорошо, – поняла та. – Сейчас половина первого, я смогу быть там в час. А ты?
– И я смогу. Давай, буду тебя ждать.
Лена повесила трубку и взяла сумочку и пиджак, висевший на спинке стула, женщины встретили ее движение дружным неодобрительным гулом:
– Куда ты собралась? Только сели!
– Девочки, простите, но меня ждут по делу, – сказала она. – Я вернусь часа через полтора.
– Это из-за убийств? – поинтересовался кто-то. – Милиция?
– Не милиция, но из-за убийств. Мне надо идти. – Она накинула пиджак, причесалась перед зеркалом, протерла очки и вышла.
Катя сидела за угловым столиком в кафе Музея Революции. Голова у нее болела, и на душе было скверно. Ночь прошла без сна, и теперь ей казалось, что она вот-вот ткнется носом в свою чашку кофе и отключится. Дима позвонил ей утром домой и предупредил, что заехать не сможет: возникли непредвиденные сложности с его новым другом – японцем и он должен срочно с ним увидеться. «Прости, – сказал он. – Мне страшно тебя отпускать одну, но, может быть, ты поймаешь машину?» – «С ума сошел, – сказала ему Катя. – А в машине будет сидеть убийца?! Лучше я пешком пойду…» Мужа об одолжении она просить не хотела – он крепко спал, да и к тому же ей хорошо запомнился его отказ отвезти ее к Ирине. Добиралась она городским транспортом и метро и постоянно ловила себя на том, что оглядывается, ищет знакомые лица в текущей вокруг нее толпе, чувствует на себе чей-то пристальный взгляд. И теперь она была совершенно измотана этим новым чувством подозрительности. «Если так пойдет и дальше, – сказала она себе, помешивая ложечкой кофе, – мне придется ложиться в психиатрическую больницу. Начну подозревать собственного мужа!» В это время перед ней возник голубой пиджак, она подняла голову и узнала Лену.
– Слава Богу! – сказала Катя неизвестно почему и вдруг поняла, что сейчас заплачет. Лена быстро сняла очки, наклонилась, и подруги расцеловались.
– У тебя усталый вид, – сказала Лена, вглядываясь в нее. – Это из-за нашей истории?
– Да. И вообще, личные неприятности… – неожиданно призналась Катя. – Не знаю, что делать и к кому прислониться. Но это вопрос второй. Возьми себе что-нибудь и садись.
Лена заказала себе кофе, взяла бутерброд с сыром и пирожное.
– Потолстеть не боюсь, потому что всегда была толстой, – улыбнулась она, ставя все это на столик и усаживаясь. – А ты все такая же красавица.
– Перестань! Я бы на твоем месте не стала комплексовать из-за веса, – вздохнула Катя. – Помнишь, мы проводили опрос: сколько процентов мужчин предпочитают пухленьких женщин, а сколько – худых? И результат оказался не в мою пользу. Впрочем, это глупости. Расскажи сперва, как ты? Как с мужем?
– С мужем? – удивилась Лена. – Знаешь, наверное, он относится как раз к тем процентам, которые предпочитают пухленьких. С ним все прекрасно.
– Значит, ты исключение, – сказала Катя и тут же пожалела об этих словах. «Получается, что я пришла сюда в который раз рассказать одну и ту же историю. Нашла время, нечего сказать!»
Лена поняла и вздохнула.
– Значит, у вас с Игорем не наладилось, – медленно проговорила она. – Жаль. А я надеялась, что все будет хорошо.
– Уже ничего никогда не будет хорошо. Мы слишком много знаем друг о друге такого, с чем жить нельзя. Нет, не думай ничего про Игоря. – Катя перехватила взгляд подруги. – Он болен и вряд ли интересуется кем-то. Ничего не изменилось, и ничего уже не изменится. А если изменится, то я уже об этом не узнаю. Знаешь, сейчас я, как никогда, близка к тому, чтобы уйти.
– Дима? – проницательно спросила Лена, и Катя кивнула. – Вы все еще вместе?
– Если это можно назвать «вместе», – подтвердила Катя. – Впрочем, что мы об этом? Я рада, что у тебя все хорошо. Тебе одной повезло из нас четверых.
– Повезло нам двоим, – поправила ее Лена. – Мы-то живы.
У Кати внезапно задергалось веко левого глаза. «Я не могу больше слышать об этом, но мне еще долго придется только об этом и слышать, – подумала она. – Что-то быстро я сдала. Впрочем, все происходит очень быстро. Слишком быстро». Она полезла в сумку и достала свой список.
– Вот, взгляни, – протянула она Лене листки. – Тебе ведь тоже велели составить такой? Это все наши общие знакомые.
Лена в ответ достала несколько листков из своей сумочки и дала их Кате. Женщины углубились в чтение.
– Все ясно, – сказала Катя несколько минут спустя. – Мы с тобой пошли по одному и тому же пути. Ты тоже вчера смотрела наш альбом?
– А что мне было делать? Что, у тебя все то же самое, что у меня?
– Ну, за исключением моего мужа. Можно было записать еще наших университетских знакомых, но они ведь не знали ни Лику, ни Иру. А убили-то именно их.
– Верно, верно… – вздохнула Лена. – И в результате вышло одно и то же. Ты записала какого-то Тимура Салахова. Я его не знаю.
– Муж Лики. Я тоже его едва знаю, понимаешь, все это выглядит бессмысленным. Все эти люди не могли убить их. Зачем? Я задаю себе только этот вопрос.
– Маньяк не будет спрашивать: «Зачем?», – возразила Лена. – Он просто будет убивать. Ему причина не нужна, или у него есть такая причина, какую нам с тобой ни за что не вычислить. В прошлом году у меня был материал про маньяка, который убивал женщин только потому, что на них были черные чулки со швом сзади. Это – причина?!
– Он убивал женщин, которые были знакомы друг с другом? – ответила вопросом на вопрос Катя.
– Нет. Случайные встречи – на улицах, в метро, где-то еще. Тогда он шел за ними и, улучив момент, убивал. Иногда мог следить за жертвой пару дней, пока не представится случай. Представь себе, одна женщина спаслась только потому, что во второй раз, когда он ее увидел, на ней были джинсы. Джинсы его разочаровали, он не захотел ее убивать. Он сам признался в этом.
– А наш убивает совершенно разных женщин! Ты можешь себе представить, что Лика и Ира одевались похоже?!
– Нет, Лика одевалась настолько… – Лена сделала в воздухе некий округлый жест. – Словом, это невозможно.
– Вот видишь… Есть большая разница между тем маньяком, о котором ты писала, и нашим. Нашему, кажется, все равно, во что одета жертва. Ты уже знаешь про трусики?
– Да. – Лена криво улыбнулась. – Сегодня я надела свои лучшие – черные кружевные. На случай, если его встречу.
– Шутки у тебя… – поморщилась Катя.
– Это не шутки, – серьезно сказала Лена. – Я говорю тебе об этом, чтобы ты могла кому-то подтвердить в случае чего. Это будет уликой.
– Ты с ума сошла?! Какая улика?! Ты что, собралась умирать?!
– Не кричи.
Лена оглянулась по сторонам, но в кафе было почти пусто. Только в другом углу за столиком сидел одинокий мужчина и пил коньяк. На них он не смотрел – уткнулся в «Вечернюю Москву».
– Не кричи и послушай меня, дело это очень серьезное. Кричать тут ни к чему. Ты думала о том, что он может все это время за нами следить?
– Думала. – Катя судорожно придвинулась к подруге. – Я все время… Да что об этом!
– Что?
– Понимаешь, я сегодня весь день чувствую на себе чей-то взгляд. Это нервы? Или ты думаешь, это действительно…
– Я не психолог, чтобы отличать нервы от действительности, – устало сказала Лена. – Я никакого взгляда на себе не чувствую, но это еще не значит, что он за мной не следит. Да и по логике это не сходится – раз он следит за тобой, или ты думаешь, что он следит за тобой, как он может следить за мной?
– А если он не один? – неожиданно спросила Катя. – Тогда что?
Лена изумленно посмотрела на нее и вдруг полезла в сумочку. Достала оттуда пачку «Салема», машинально протянула Кате, когда та отказалась, закурила сама. Ее глаза за стеклами очков казались больше, чем в действительности, казались изумленными и детскими.
Читать бесплатно другие книги:
