Восточный фронт Савин Владислав

* * *

Благодарю за помощь Толстого Владислава Игоревича, Сухорукова Андрея, Шопина Василия. А также читателей форума Самиздат под никами Old_Kaa, omikron, HeleneS, Библиотекарь и других – без советов которых, очень может быть, не было бы книги. И конечно же, Бориса Александровича Царегородцева, задавшего основную идею сюжета и героев романа.

Отдельная благодарность глубоко уважаемому Н. Ш.

Также благодарю и посвящаю эту книгу своей жене Татьяне и дочери Наталье, которые не только терпимо относятся к моему занятию, но и помогают чем могут.

Лазарев Михаил Петрович.

В 2012 году капитан 1-го ранга, командир атомной подводной лодки «Воронеж», СФ.

В 1945 году альт-исторической реальности контр-адмирал, трижды Герой Советского Союза, назначен командующим Тихоокеанским флотом.

Владивосток, штаб ТОФ, 9 мая 1945 года

Годовщина Победы. В этой исторической реальности Великая Отечественная война закончилась тоже 9 мая, но 1944 года. Нет еще традиции военного парада в этот день (зато он был 1 мая, как и до войны). но в отличие от той истории, день уже объявлен нерабочим[1]. Город и корабли украшены флагами и портретами вождей, Ленина и Сталина, все офицеры и матросы в парадке, настроение соответствующее. Ровно год, как Советский Союз живет в мире, после такой войны!

И считанные недели до войны новой. Поскольку провокации японской военщины переходят уже все мыслимые границы. Мне, как моряку, вспоминаются реалии трехсотлетней давности, «нет мира за этой чертой». Когда в Европе войны нет – но если далеко в море встречались корабли недружественных держав, то залп всем бортом, затем саблю в зубы и на абордаж! Послы после предъявляли ноты – но если не было желания воевать по-крупному, то тем дело и кончалось. Ну а утопшим морячкам уже все равно.

Как мы сюда попали, выйдя в 2012 году в учебно-боевой поход, с Севера в Средиземку? Пусть о том думают академики. А мне без разницы, произошло это в силу неведомого природного феномена, или побочным результатом научного эксперимента над пространством-временем в каком-нибудь веке тридцатом, или даже желанием того, кто явился мне однажды во сне, если это все же не было сном! Главное, что в этой исторической реальности или параллельном мире (зовите как угодно) Великая Отечественная завершилась на год раньше – и, по разным оценкам, от шести до восьми миллионов советских людей остались живы. А насколько это нарушило высшее равновесие – нам до того нет дела. Потому что мы намерены менять историю и дальше. Чтобы здесь СССР никогда не узнал, что такое «перестройка» и предательство вождей.

Там, в несветлом будущем, я не был сталинистом. Хотя слышал, что прадед мой в тридцать седьмом пострадал. Но слишком давно это было, и текущие дела надо было решать – так что не задумывался, просто служил. Хотя к Солженицыну и прочим «демократам» относился крайне враждебно – за то, что они сделали с великой страной. И вот попал в прошлое, сам того не ожидая, был удостоен личной встречи с Самим, и не единожды. И показался мне Вождь – «был культ, но была и личность»! Я не восторженная институтка, чтобы поддаться чьему-то обаянию – а офицер, повидавший всякого, за свои сорок четыре года (там я в семидесятом родился), живший в совсем не романтическое, а очень циничное время. Но я скажу тем, кто против – кто вместо него? Если не нравится «За Родину, за Сталина», то назовите альтернативу? С условием, из числа живущих здесь – без вариантов, что прилетит волшебник в голубом вертолете, или добрые инопланетяне, или мудрые прогрессоры из двадцать второго века, и разрулят все, никого не обидев. Помню, в том времени в литературе был моден жанр «попаданства» – и такого, как мы, и еще было, читал не раз, как сознание человека из будущего вселяется в какую-то историческую личность. Так вот вам год 1924-й, кто, по-вашему, мог бы сыграть лучше – Троцкий, Зиновьев, Киров, Бухарин (список продолжить)? Обоснуйте – а я посмотрю!

Тем более что Сталин, узнавший будущее и решивший его изменить – уже заметно отличается от себя самого в той истории. И что бы про него ни говорили – но он не дурак и искренне старается за державу, а не за свой карман. Так что шансы лечь на новый курс есть, как и загубить все, как было в девяносто первом: ничего еще не решено! Но я надеюсь дожить до здешнего 1991-го и услышать: «в СССР всё спокойно». Уже перевела история стрелку – посмотрим, что будет дальше!

Звенели колеса, летели вагоны;
Гармошечка пела: «Вперед!»
Шутили студенты, скучали «погоны»,
Дремал разночинный народ.

Песня из репродуктора. Тоже три года назад все началось, с «концерта по заявкам» на радиопеленгатор, когда мы, тогда еще «Морской волк», предкам посылку передавали, трофейный немецкий катер, а на нем распечатки с наших компов, вся информация, что показалась нам важной на тот момент. Это уже после у нас на борту старший майор НКВД Кириллов появился, с тех пор бессменный главный охранитель нашей Тайны – и была установлена с предками постоянная связь, и вышло в итоге, что зачислили нас в списки ВМФ СССР и поставили на довольствие. А тогда мы не знали еще, как нас встретят – Карское море, август сорок второго, охота на «Шеер». Который в этой истории с тех пор носит наш флаг и славное имя «Диксон»[2]. А песни так и разлетелись, как по ветру в фильме «Волга-Волга». Какие-то сразу в обиход вошли – а какие-то спустя время. Товарищ Пономаренко, который тут главноответственный за идеологию и пропаганду, говорил, что едва ли не сам Сталин добро дает, что на публику выпускать. «Дорога» весной сорок четвертого вышла, как раз когда наши солдаты на дембель из Европы ехали – и не раньше, чтобы народ «погонами» не смущать, которых еще не было в сорок втором, когда мы сюда провалились. «День Победы» и «Как, скажи, тебя зовут» прозвучали на московском Параде. «Комбат-батяня» я в Полярном слышал, весной сорок третьего. А вот «Давай за жизнь», тоже от «Любэ», впервые крутили по радио буквально неделю назад. Только слова там заменили, вместо «Берлин сорок пятого», поют:

В старом альбоме нашел фотографию
Бати, он был командир Красной Армии.
Погиб героем, под Волочаевкой,
Убит проклятыми самураями.

Подготовка общественного мнения к тому, что скоро начнется? И вроде Волочаевка 1922-го – там Красная Армия с белыми дралась, а не с японцами? Хотя самураи своими зверствами тогда такую память о себе оставили, что никакой пропаганды не надо! А слова и заменить можно – как в нашей истории «Три танкиста» в двух вариантах есть. Уж если здесь даже «Есаула» тальковского перекрасили, он тут «за помещичью власть» идет воевать, и «жизнь на чужбине», в эмиграции, а после его немцы расстреливают за отказ служить Краснову. Вообще, пропаганда тут сильнейшая, за социализм-коммунизм, конечно, тоже, но и – возвращение к истокам, к русской славе. Началось еще в сорок третьем, когда вместе с введением погон разрешили носить и царские «Георгии», официально приравняв их статус к солдатской «Славе». Было тогда сказано, что царизм, конечно, несправедливый и захватнический – но солдаты кровь честно за Отечество проливали, а потому заслуживают такого же уважения[3]. Конечно, и в нашей истории очень многие заслуженные люди, такие как Буденный (награжден был пять раз, но одного лишен), Жуков, Малиновский, Рокоссовский, Ковпак (все – по два креста) носили свои «Георгии» явочным порядком, не подвергаясь за это никаким репрессиям – но тут имело значение законодательное приравнение к «Славе»: напомню, что по статусу, трехкратный кавалер «Славы» равен Герою Советского Союза, со всеми положенными привилегиями, а кроме того, при награждении третьим орденом автоматически получает следующее воинское звание. Личному составу для прочтения прямо рекомендуются «Порт-Артур» Степанова (написан в сорок четвертом, у нас Сталинскую премию получил в сорок седьмом, а здесь уже), «Цусима», «На сопках Маньчжурии»… и «Богатство», и «Каторга», в нашей истории написаны Пикулем, а тут фамилия на обложке мне ничего не говорит. А уж что японцы давно зарятся на нашу землю, что в нашу Гражданскую (и это правда – если прочие интервенты, англичане, американцы, французы, высаживались, лишь чтобы пограбить и уйти, то самураи тогда всерьез намеревались отхватить территорию до Байкала, как перед этим Корею присоединили), что в эту войну, только ждали случая, нам в спину ударить – о том политработники всем нашим военнослужащим в мозги вбивают со страшной силой, начав еще по пути из Европы сюда.

Враг, запомни, мы не горды!
Мы приветливый народ.
Но не суй свиную морду
В наш советский огород!

Война с Японией 1945 года в нашей исторической реальности оказалась «в тени» Великой Отечественной. А ее короткий срок и быстрый успех, меньше месяца боевых действий и сравнительно небольшие наши потери, дают основание считать, что для Советской Армии это было чем-то вроде легкой прогулки? Нет – даже на суше, с учетом протяженности территории, Маньчжурскую операцию можно сравнить, пожалуй, с Висло-Одерской, с поправкой на возросший опыт наших войск. А вот войну на море там мы бездарно слили, лишь подобрав остатки с американского стола. Наш Тихоокеанский флот не проявил себя никак, уйдя в глухую оборону. Ну а бои на Южном Сахалине и занятие (не штурм!) Курильских островов – о том я расскажу позже. Упрощенно, на Тихом океане наша роль и место были примерно такими же, как в Европе – наших союзников. И главной причиной тому была наша военно-морская мощь (вернее, немощь) в дальневосточных водах.

И вот, насколько реально «переиграть» эту войну, с учетом послезнания, и весьма изменившейся обстановки? Все же не три месяца на подготовку и переброску сил, а целый год – разница большая. В той истории мы сполна отомстили японцам за Ляолян, Мукден, Порт-Артур. В этой – выйдет так же отплатить им еще и за Цусиму?

При том что японский флот сорок пятого года, которого мы весьма опасались в той реальности и который там фактически был уже полностью уничтожен американцами – здесь, по состоянию на май-июнь того же года, по-прежнему третий флот мира! Сражения в Атлантике между флотами англо-американцев и Еврорейха (рейды «берсерка» Тиле, Гибралтар, Лиссабон), отсутствующие в мире, откуда мы пришли, оттянули значительное количество союзных сил (в том числе и флота) и повлекли их ощутимые потери[4] – и потому японцы получили передышку, сражения здесь в общем сохранили тот же рисунок, но сдвинулись по времени где-то на полгода. Соответственно, потери японского ВМФ были значительно меньше, пока.

Правда, проблемы иногда возникали там, где я совершенно их не ждал. Дальний Восток 1945 года и 2012 года иной истории это огромная разница! Прежде всего, в плане народохозяйственного освоения. Хотя уже и не «задворки Империи», как при царе, но…

– А если я путину сорву? Что мы все тогда жрать-есть будем?

Нет, товарищ из крайкома не был врагом и саботажником, он все понимал. Но, черт побери, так уж вышло, что мне и в той, прошлой жизни не пришлось служить, и даже бывать на Дальнем Востоке! Сейчас, отправляясь сюда, я тщательно ознакомился со всей информацией, по военному и военно-морскому аспекту. Как и с военно-экономическим обзором, касающимся в основном производственных и ремонтных мощностей, транспортной структуры, мобилизационных ресурсов. О прочем же было сказано коротко: «в питании населения большую долю занимают рыба и морепродукты». А если подробнее, то Дальний Восток еще с царских времен кое-как обеспечивал себя продовольствием (за исключением Камчатки и Чукотки, которые и в позднесоветское время плотно сидели на «северном завозе»). Но угроза японского нападения в 1941–1942 годах заставила формировать новые дивизии взамен убывающих на фронт, из местного населения, то есть изъять из хозяйства несколько сотен тысяч трудоспособных мужиков! А освоение этих земель в тридцатые, при всем пафосе и романтике, только начиналось. В итоге теперь, когда число народонаселения в этих краях выросло в разы, с учетом перебрасываемых с запада войск, с провизией стало не то что напряжно, установленную норму снабжения обеспечим – но рыба, вылавливаемая здесь же, играла значительную роль, и обойтись без нее было никак нельзя!

И где ловили? Взглянув на карту, хватаешься за голову – ладно бы только в «нашей» части Охотского моря, так ведь и возле японских пока еще Курил, и по ту сторону, в океане, и в Японском море! Где флот никак не может прикрыть рыбаков – а ведь есть еще план мобилизации, по которому сейнеры должны стать тральщиками, сторожевиками (существенная прибавка, при малом корабельном составе флота), причем эти мероприятия должны начаться еще до войны! И еще одна головная боль, как сохранить секретность, ведь всем будет ясно – скоро начнется! А еще и японцы в тех же водах ловят – у них с рыбой в питании положение аналогично (ну хоть что-то хорошее), – но это ведь и шпионы, «рыбачки», мне еще на Камчатке докладывали, что экипажи их траулеров, на наш берег сойдя, военной подготовкой занимались, штыковым боем и метанием гранат (с палками и камнями), а все их матросы здорово на переодетых солдат похожи. И что на их тральцах стоят слишком мощные дизеля и рации – передать хоть прямо в море пару 20-мм автоматов, глубинные бомбы, станцию ГАС – и вот уже готовый противолодочник! А в японском флоте таких – за сотню штук.

Отчего это я должен был заниматься и таким делом? Так решением Ставки (читай, Сталина) ТОФ отвечал за весь морской фронт, включая Сахалин, Камчатку и Курилы. Соответственно, в оперативное подчинение передавались расположенные там сухопутные части и авиация. И это было логично, и удобно – но с объявлением военного положения на флот ложилась ответственность и за гражданский тыл! А вы думаете – стратегия!

А я в той, прошлой уже жизни, был всего лишь командиром атомарины! И мечтал о должности комдива как о своем потолке. Здесь, слава богу, успел не только в море, «вольным корсаром», на рубке «Воронежа» цифра «92», а еще «неофициально» потопленные есть, числом еще за два десятка – но и приобщиться к штабной работе, да еще под началом таких легендарных личностей, как сам Кузнецов, бессменный нарком ВМФ всю войну, Головко, такой же бессменный командующий СФ, и Зозуля – ас штабной работы и будущий начальник Главморштаба (в мое время именами всех этих адмиралов были названы корабли – вот юмор, если здесь лет через пятьдесят спустят атомный авианосец «Адмирал Лазарев»). И вроде у меня получалось, как сказал Николай Герасимович – но все же в штабах и в Наркомате ВМФ я «ведомым» был, а здесь самостоятельная роль!

А сталинское время – оно не жестокое, а жесткое. Я уже понять успел – здесь не «кровавая гэбня» зверствует, а ошибок не прощают никому. Справился с делом – почет тебе, награда и новое задание! Провалил – не взыщи! И даже мои три Золотые Звезды (первая за «Шеер» и Петсамо, вторая за уран для советского Манхеттена, третья за Средиземку) лишней жизни, как в компигре, не дают, а всего лишь допуск на высший уровень. И сорваться вниз можно с любого. Тут уже услышать успел про Блюхера, легендарного героя Гражданской, первого кавалера ордена Красного Знамени (в то время, когда еще не было звания Героя – высшая советская награда!), героя-победителя на КВЖД в двадцать девятом. Что под конец он откровенно опустился, пил не просыхая, всё развалил – а каков поп, такой и приход, армия была просто небоеспособна, ну как назвать, когда в танковой бригаде в помощь погранцам, атакованным японцами, находятся лишь шесть исправных танков, а до места кое-как доползают четыре, постоянно ломаясь по пути – когда бой уже давно завершился?

Причем в обстановке нервной – могут и особенно не разбираться! Тут на ТОФе в 1937–1938 годах два командующих сменились: сначала Викторов был расстрелян, за ним Киреев (при царе оба служили на Балтфлоте, первый – из дворян, окончил Морской корпус в 1913-м, участник Моонзундского сражения, на броненосце «Гражданин», в ВКП(б) с 1932-го, второй из рабочих, унтер-офицер, механик, в ВКП(б) с революции, был комиссаром в Ледовом походе 1918 года). Различия в биографии не помогли – но вот флот у Киреева принял именно Кузнецов, в январе 1938-го, уйдя через год на Наркомат ВМФ. И тот факт, что флота на Тихом океане у нас по существу и не было, на фоне японской военно-морской мощи, уверен, сыграл в судьбе прежних командующих не последнюю роль! Торпедные катера Ш-4 (для Финского залива еще кое-как годились бы), и подлодки М VI серии (для учебных целей, может быть), – а комфлот лишь руками разводил, а что я могу? Вот и доигрались оба – при Кузнецове уже стало в строй вступать что-то серьезное, не только «москиты». Но все равно, считаю, что нам дико повезло, что при Хасане и Халхин-Голе японский флот (по сугубо внутриполитическим причинам) сохранял олимпийское спокойствие – на суше, положим, мы бы потягаться с самураями уже могли, но потерять и Северный Сахалин было тогда абсолютно реально!

Вот и вспоминай теперь слова шукшинского героя, из фильма «Они сражались за Родину» – ой, мама, зачем ты меня генералом родила? И Сталина – «ну где я возьму Гинденбургов, приходится обходиться теми, кто есть»! В воду тебя бросят – и плыви, а мы посмотрим, не утопнешь ли? Так и получаем Жуковых отечественного розлива, естественным отбором. И хватило бы способностей, характера и удачи оказаться не проигравшим!

Хорошо, к званию не только обязанности, но и права прилагаются. И коль уж в начальство выбился – первое правило: не оставляй без работы своих заместителей! Раков Василий Иванович, тоже личность легендарная, Герой еще с финской (вторую Звезду в этой реальности не получил еще – не топили здесь «Ниобе» в Котке летом сорок четвертого), зато уже генерал-майор (на пять лет раньше, чем там), а то полковнику авиацией целого флота командовать несолидно. Взял на себя все авиационные заботы – и справляется отлично. Еще в Военный Совет ТОФ (по уставу – «совещательный орган при командующем войсками и силами флота, предназначен для обсуждения, а иногда и решения принципиальных вопросов организации боевых действий, управления, войсками, подготовки и обеспечения войск») входят:

Начальник Политуправления ТОФ, Иван Васильевич Рогов. На тот момент начальник Главного политуправления Флота, но постоянно совмещал эту должность с обязанностями ЧВС наиболее активных действующих флотов. Комиссар Гражданской, с 1939-го переведен на флот, но сохранил сухопутный чин, армейский комиссар 2-го ранга, равный генерал-полковнику[5], имел прозвище «Иван Грозный» за крутой характер, но в то же время, по отзывам современников, «в нем привлекала оригинальность мысли, шаблонов он не терпел», то есть меньше всего его можно было сравнить с чернильной душой в футляре. Мне доводилось встречаться с ним еще в Москве в наркомате. Кажется, ему было не слишком приятно попасть ко мне в подчинение – но я в его глазах был не «штабной душой», а воюющим командиром самой результативной подлодки советского ВМФ, а подводников Иван Васильевич уважал, еще с Балтфлота сорок второго года.

Зозуля, начштаба ТОФ. Без него я был бы как без рук, вот не было у меня навыка управлять сложной машиной штаба целого флота, как дирижер оркестром! Случались, конечно, огрехи – но гораздо меньше, чем я ожидал. Все же подавляющее большинство офицеров штаба оценили перспективу ускоренной выслуги чинов военного времени и будущую строку в послужном списке, «имеет боевой опыт» – естественно, при условии общей победы. Так что нерадивых было мало – особенно если желающих на твое место, с трех западных флотов, найти не проблема!

Степанов, мой первый зам. Прибыл на ТОФ вместе со мной, в декабре, первое время исполнял обязанности начштаба, пока не вернулся Зозуля со «стажировки» у американцев.

Юмашев, Иван Степанович. Полный адмирал (с 1943 года), прежний командующий ТОФ, с 1939-го. Очень много сделал для повышения его боеспособности (не его вина, что ресурсов было мало в войну, на тыловой театр), и был подвинут с должности, на мой взгляд, лишь потому, что Сталину категорически не понравилось его слишком осторожное поведение там, в августе сорок пятого. Человек с крепкой житейской сметкой, прошедший путь от балтийского матроса-большевика семнадцатого года, преданный советской власти, но вот засело в нем, что японцы сильны, и нам, как бы чего не вышло, надлежит сидеть тут в глухой обороне. А нам уже по силам задачи наступательные, провести которые, как сказал Кузнецов, по силам уже другому человеку – это что, снова намек, вот попробуй не справиться, товарищ Лазарев М. П.? Что с того, что ты красивую теорию создал и план – Куропаткин-Мукденский тоже этим славился, и что в результате? По легенде, Скобелев, у которого Куропаткин был начштаба, однажды прямо сказал:

– Боже тебя упаси самому пытаться реализовать самый гениальный из твоих планов. У тебя никогда не хватит на это решимости!

Еще начальник Особого отдела флота. Еще первый секретарь Камчатского обкома ВКП(б). Еще начальник Камчатского пограничного округа, генерал-лейтенант Антонов Константин Акимович, принимавший меня в Петропавловске неделю назад. Еще зам по тылу. Еще особый зам «товарищ Эрих», от ГДР, учитывая наличествующий в частях немецкий персонал. Еще один «германец», но наш, русский, отвечающий за боеготовность техники иностранного (в подавляющем большинстве немецкого) производства. Вот весь наш Военный Совет – где я председатель. Совет, которому, в случае начала войны, принадлежит вся власть на подотчетной территории, военная и гражданская. Причем последняя вызывала у лично меня наибольшую головную боль.

– А если я путину сорву? Что кушать будем?

Вопрос решали комплексно. Что-то удалось получить – увеличением поставок с «большой земли». Что-то – по ленд-лизу от американцев (транспорта с продуктами пришли в Петропавловск только вчера). И, черт побери, если корейцы выращивают огороды (а время самое «огородное», это я еще по прежней жизни в будущем помнил), то отчего нашим нельзя? Найдите людей, учредите подсобные хозяйства, да тех же наших корейцев припашите! И готовьтесь по приказу «в час икс» брать на абордаж японских рыбаков в наших водах – зачем топить, если у них рыбка в трюмах, кстати, подумайте заранее, куда их везти и разгружать? Заодно пополним вспомогательный флот – вот чем мне нравятся японцы, у них еще задолго до войны был принят закон, что все новопостроенные суда должны иметь возможность «двойного использования», и как гражданские, и как военные, для чего в конструкцию заранее вносились изменения, например, палуба подкреплялась для установки пушек – и судовладельцам за это шла дотация от казны. Значит, ценные будут трофеи!

А вообще, эта война задумывалась как «блицкриг». Ну не нужна СССР сейчас еще одна долгая (даже на несколько месяцев) война, выдержать-то мы ее выдержим, но какой ценой?

Вспоминаю, как я ехал сюда – долгий путь на восток, через деревянную Россию, именно это бросается в глаза из окна вагона поезда, спешащего по Транссибу. В начале двадцать первого века промышленный пейзаж стал привычным, даже в глухомани – то опоры ЛЭП вдали, то какое-то ржавое железо валяется или бетонная плита. А тут даже платформы на станциях часто с настилом из досок. И проводов контактной сети не увидишь над рельсами, вдали от Москвы – зато непременный атрибут железной дороги, это гидроколонки для заправки паровозов. А вокзалы если не деревянные, то красного кирпича, типичная архитектура конца девятнадцатого века.

– Вы лучше поездом отправляйтесь, товарищ Лазарев, обстановка пока позволяет. А то погода сейчас часто нелетная, мало ли что.

Это был намек на тот случай в восьмидесятых, когда в Пулково все командование ТОФ разбилось? Или констатация того факта, что по земле еще и быстрее может выйти, с учетом того, что самолеты пока что не Ту-154, летят не только в разы медленнее, но и с частыми посадками, а я даже в девяностые однажды в аэропорту погоду пережидал четверо суток – слава богу, было у кого остановиться, чтобы на чемодане не сидеть. А климат тут суровый – Сибирь, зима, декабрь. Едем скорым, хоть читай, хоть в окно гляди – а в купе рядом, офицеры оперативного отдела терзают гитару:

Я ехал в вагоне по самой прекрасной,
По самой прекрасной земле.

А я смотрел в окно, воочию ощутив, насколько СССР сорок пятого года был беднее, чем РФ 2012-го. А ведь мы ехали там, где не прокатилась война – на западе, рассказывают, что еще во многих местах в землянках живут. И пашут на коровах, или буквально на себе – техники никакой нет. Всё фронт забирал – да и без того, наиболее распространенный автомобиль в хозяйстве это полуторка, по меркам двадцать первого века, как «газель», ну трехтонка еще – перед КамАЗом или «Уралом» выглядит бледно. И довелось мне однажды видеть трактор СТЗ, мощностью аж в пятнадцать лошадок – в нашем времени на мотоциклах был мотор сильнее! Но и этого сейчас в большинстве колхозов нет, наша промышленность на мирные рельсы перестраивается, поставки из ГДР только начались – и подозреваю, во многом идут прежде всего в «оборонку».

Но СССР выиграл самую страшную войну. И в той исторической реальности, и в этой. Мы здесь лишь подсобили чуток.

Я ехал в мягком спальном вагоне, комфортом не уступающем будущим СВ. А ведь бывало куда страшнее.

«Мы выехали морозным утром 28 января. Нам предстояло проехать от Ленинграда до Борисовой Гривы – последней станции на западном берегу Ладожского озера. Путь этот в мирное время проходился в два часа, мы же, голодные и замерзшие до невозможности, приехали туда только через полтора суток. В дачных, не отапливаемых вагонах температура же в те дни не поднималась выше 25 градусов мороза.

Была ночь. Доехали, кое-как погрузились в грузовик, который должен был отвезти нас на другую сторону озера (причем шофер ужасно матерился и угрожал ссадить нас). Машина тронулась. Шофер, очевидно, был новичок, и не прошло и часа, как он сбился с дороги, и машина провалилась в полынью. Мы от испуга выскочили из кузова и очутились по пояс в воде (а мороз был градусов 30).

Чтобы облегчить машину, шофер велел выбрасывать вещи, что пассажиры выполнили с плачем и ругательствами (у нас с отцом были только заплечные мешки). Наконец машина снова тронулась, и мы, в хрустящих от льда одеждах, снова влезли в кузов. Часа через полтора нас доставили на ст. Жихарево – первая заозерная станция.

Почти без сил мы вылезли и поместились в бараке. Здесь, вероятно, в течение всей эвакуации начальник эвакопункта совершал огромное преступление – выдавал каждому эвакуированному по буханке хлеба и по котелку каши. Все накинулись на еду, и когда в тот же день отправлялся эшелон на Вологду, никто не смог подняться. Началась дизентерия. Снег вокруг бараков и нужников за одну ночь стал красным. Уже тогда отец мог едва передвигаться. Однако мы погрузились. В нашей теплушке или, вернее, холодушке было человек тридцать. Хотя печка была, но не было дров…

Поезд шел до Вологды 8 дней. Эти дни как кошмар. Мы с отцом примерзли спинами к стенке. Еды не выдавали по 3–4 дня. Через три дня обнаружилось, что из населения в вагоне осталось в живых человек пятнадцать. Кое-как, собрав последние силы, мы сдвинули всех мертвецов в один угол, как дрова. До Вологды в нашем вагоне доехало только одиннадцать человек. Приехали в Вологду часа в 4 утра. Не то 7-го, не то 8 февраля. Наш эшелон завезли куда-то в тупик, откуда до вокзала было около километра по путям, загроможденным длиннейшими составами. Страшный мороз, голод и ни одного человека кругом. Только чернеют непрерывные ряды составов.

Мы с отцом решили добраться до вокзала самостоятельно. Спотыкаясь и падая, добрались до середины дороги и остановились перед новым составом, обойти который не было возможности. Тут отец упал и сказал, что дальше не сделает ни шагу. Я умолял, плакал – напрасно. Тогда я озверел. Я выругал его последними матерными словами и пригрозил, что тут же задушу его. Это подействовало. Он поднялся, и, поддерживая друг друга, мы добрались до вокзала…

Больше я ничего не помню. Очнулся в госпитале, когда меня раздевали. Как-то смутно и без боли видел, как с меня стащили носки, а вместе с носками кожу и ногти на ногах. Затем заснул. На другой день мне сообщили о смерти отца. Весть эту я принял глубоко равнодушно и только через неделю впервые заплакал, кусая подушку…»

Это из воспоминаний Аркадия Стругацкого, которые оказались у Ани на компе, и я прочел, еще до отъезда из Москвы. Насколько тяжело было нашим людям даже в тылу, при том, что и сама жизнь была беднее. Ничего героического, только тяжелый труд за выживание – и свое, и страны. И те, кто переживут – будут и десятилетия спустя говорить, «только бы не было войны».

Мы, полторы сотни человек, экипаж атомной подводной лодки «Воронеж», неведомым науке путем попавшей из 2012 года в лето 1942-го, были избавлены от этих тягот и лишений. Попали прямо из похода – и поняли, и приняли, что в самой трудной для нашей страны войне придется напрячься сверх обычного, так что обойдемся без межпоходовых домов отдыха и подменных экипажей – а жизнь на борту атомарины одинаково проходит в любое время. Девяносто три только официальные победы, потопленных нами фашистских корабля. Война кончилась здесь в сорок четвертом, и тоже 9 мая. И настал мир. Или подготовка к будущей войне – «холодной», но готовой перейти в горячую, если мы покажем слабину?

Можно принять, что стоимость постройки такого корабля, как «Воронеж», атомный подводный крейсер проекта 949, примерно равна таковой у линкора. Или же как у танковой армии. Или же – построить нормальное жилье населению немаленького города, где в этом времени у половины даже не комната в коммуналке, а барачная «система коридорная», при совершенно диком уплотнении.

«На одного жителя Москвы в среднем приходилось лишь 4,15 квадратного метра жилой площади. Половина населения столицы жила в коммуналках, другие – в бараках, и только небольшая часть имела отдельное жилье.

…семья из пяти человек жила в одной комнате, разгороженной деревянной перегородкой.

…четверо (муж, жена, новорожденный ребенок, мать жены) жили в одной комнате на площади 16 квадратных метров.

…семья из пяти человек жила в бывшей кухне, с кафельными стенами, каменным полом и одним небольшим окном».

Это – из документов тридцатых годов. И за годы войны стало хуже – часть жилья была разрушена, разобрана на дрова, и надо было куда-то селить эвакуированных! Условия были такие, что довоенные примеры, приведенные выше (все же отдельная комната на семью!), казались просто раем. И решить в значительной степени жилищный вопрос удалось лишь в шестидесятые, что бы ни говорили про «хрущевки», но именно они, дешевые и быстро возводимые, стали реальной альтернативой баракам, полуподвалам и комнатам в коммуналках. Но это будет – еще через пятнадцать лет.

А мы, пришельцы из будущего, от этого избавлены, даже здесь! В Молотовске (еще не Северодвинске) даже старшины живут, говоря по меркам 2012 года, в «общежитии квартирного типа», по одному в комнате. Офицерам – так и вовсе отдельные квартиры! А лично мне и Анюте четырехкомнатное жилье в Москве, в «генеральском» доме на Ленинградском шоссе. Условия, сопоставимые с теми, что имели там, у себя (ну только бытовой электроники не хватает) – чем в этом времени пользуется лишь высшее руководство, верхушка научной и технической интеллигенции и людей искусства. И это лишь плата за то, что мы совершили во славу советского народа, и аванс за то, что еще совершим, вкупе с верой в то, что мы на это способны.

Победа в той истории стоила нам не только крови. Чтобы обеспечить армию на передовом мировом уровне при более слабой экономике, чем у наших оппонентов, у нас все шло на войну, в оборонку и сопутствующее ей, вроде тяжмаша – а собственно населению оставалось лишь затянуть пояса. При том что немцы до Сталинграда почти не сокращали выпуск потребительских товаров в сравнении с довоенным! В этой реальности удалось на год укоротить войну с ее расходами и потерями – и я надеюсь, выйдет и сократить траты на ядерный щит, благодаря нашей научно-технической информации, и на кораблестроение, хотя сказал Сталин еще год назад, «советскому атомному флоту – быть», и кипит уже работа на Севмаше, и на Втором Арсенале, как называется тут «хозяйство» Курчатова. И уже запущен исследовательский атомный реактор (вместо 1946 года иной реальности). И еще многие отрасли советской науки получили импульс развития, после знакомства с технологиями будущего (что-то уже внедряется, где-то ведется работа). Так что альтернативный СССР, бесспорно, станет сильнее, и богаче – а значит, и счастливее.

А когда настанет наконец мир – капиталисты козни строить не прекратят, тесен земной шарик для их рынков сбыта и сфер влияния, как заметил еще Ильич – так что всегда будет у них соблазн отнять и поделить. Как в девяностых американская сучка (Кондолиза или Мадлен, не помню уже, да и какая разница?) заявила, что «богатства Сибири должны принадлежать не одной стране, а всему человечеству». А до того, в последние годы СССР, убеждали нас, что капитализм постиндустриальной эры – уже не агрессивный, демократический, белый и пушистый. Один раз поверили уже, хватит!

– Вам, товарищ Лазарэв, дай волю, вы Третью мировую войну начнете? – заметил Сталин. – Не таких ли, как вы, будут очень скоро «ястребами» называть?

– Только если на то последует воля и приказ политического руководства СССР, и никак иначе, – ответил я, – считаю, что долг для любого военного человека это выполнить любой приказ своего правительства!

Понравилось это Иосифу Виссарионовичу или нет – не знаю. Но мое назначение комфлотом он утвердил. И дал напутствие: что советский народ ждет от вас победы, так что постарайтесь надежд не обмануть. Придется постараться.

После уже задумался я над его словами. А возможно ли вообще мирное сосуществование нас и капиталистов? Пришел к выводу, что ответить не могу. Свой опыт на меня давит неодолимым грузом – как поверили мы в это (я ведь то время как раз застал) и чем это кончилось. Вот вы бы простили того, кто вас предал? Может, и есть иной ответ на этот вопрос – но я, будучи лицом пристрастным, ответить не в состоянии. Слишком уж меня жизнь поколотила.

И повезло же этой исторической реальности, что наш «Воронеж» в 1942 году сюда выбросило! А не в разгар Карибского кризиса, через двадцать лет. Когда мы, будучи еще никому не подчинены, а значит полностью свободны в поступках, в ответ на весьма возможное нападение на нас в море, врезали бы термоядерным «Гранитом» по американской авианосной эскадре. И начался бы тогда Армагеддон!

Но это, слава богу, осталось за гранью. Сейчас же у меня других конкретных забот полно. И не уровень комфлота заниматься политикой! Когда в Наркомат ВМФ вернусь, или в Главный штаб – тогда еще посмотрим! А пока – Вождь мне прямой и недвусмысленный приказ дал? Надо исполнять!

– Ай, ай, товарищ Лазарев! – послышался какой-то голосок из подсознания. – Не вы ли в иной реальности (в вашем сне – или как посмотреть?) самым злостным образом не подчинились прямому приказу законнейшего вашего правительства, и отдали приказ о ядерном ударе по Америке[6], чем это кончилось там и для всего мира, и персонально для вас, показать? Там вы свою волю проявили, – а не «за нас думает фюрер», ах простите, Вождь!

Ты что ли, рогатый? – Так нету тебя, брысь в баню! Или у меня уже глюки начинаются, от бессонницы? Я по своей правде поступать буду – а ты пшел вон! И пока что эта правда политике товарища Сталина полностью соответствует!

А из купе рядом все доносится, уже хором:

Дорога, дорога,
Осталось немного,
Я скоро приеду домой.

Да, осталось немного. Всего лишь раздолбать самураев, чтоб не Цусиму впредь вспоминали, а то, что мы им сейчас учиним! И тогда лишь, выполнив эту задачу, я вернусь домой. Где ждет меня Анечка-Анюта – так ведь и не женился я там, в свой сороковник уже! А тут, я даже сына нашего, перед отъездом родившегося, успел увидеть. И пока война не завершится, дороги назад мне нет. Что ж, там нам месяца хватило – думаю, и здесь не затянем.

За Родину, за Сталина – бей самураев! И так, чтобы и сто лет спустя ни один гад про «северные территории» и пискнуть не смел!

США, Уорм-Спрингз. Ноябрь 1944 года

Присутствуют: президент США Франклин Рузвельт, вице-президент Генри Уоллес, государственный секретарь Корделл Хэлл и его первый заместитель Эдвард Стеттиниус, министр финансов Генри Моргентау, военный министр Генри Стимсон, министр ВМС Джеймс Форрестол, начальник ГШ Джордж Маршалл, шеф УСС Уильям Донован

– Джентльмены, рад вас видеть, – доброжелательно приветствовал членов своего кабинета, прибывших на неофициальную встречу Рузвельт, – позвольте предложить вам кофе, сигары или, может быть, что-то покрепче?

Мнения присутствующих предсказуемо разделились – некоторые гости отказались от спиртного, некоторые сочли возможным немного выпить.

– Итак, джентльмены, – открыл деловую часть встречи Рузвельт, после того как долг гостеприимства был выполнен, – сегодня нам следует сформулировать наши цели, которые нам надо будет достичь в Стокгольме. Война выиграна – теперь надо выиграть мир, конвертировав нашу победу в долгосрочную выгоду для Америки. Кто начнет, господа?

– Если вы разрешите, – подал голос Джордж Маршалл, – то начну я.

– Прошу вас, Джордж, – доброжелательно улыбнулся Рузвельт, обладавший редким даром делать своими сторонниками почти всех, тесно общавшихся с ним людей, находя приемлемое для всех, или почти всех, решение – это и объясняло такой состав его команды; иначе трудно было бы представить в одной команде левого Уоллеса и очень правых Форрестола с Донованом.

– Я должен признать, что мой план строительства новой Европы, дружественной США, с опорой на обновленные Германию и Францию, под большой угрозой, – начал Маршалл, – для его реализации требовались три вещи. Первое, сохранение под нашим контролем большей части Европы – особенно развитых в экономическом отношении стран, нищета с востока вроде Словакии или Болгарии не в счет. Однако никто не ждал, что немцы так быстро сломаются и сдадутся – в итоге на европейском поле мы прижаты к краю, и еще должны делить эту территорию с англичанами! Второе, доллар должен был стать единственной резервной валютой, что позволило бы нам переложить бремя нашей инфляции на плечи европейцев, даже входящих в советскую зону. И третье, война в Европе и на Тихом океане должна была завершиться с небольшим разрывом по времени. Ничего этого не соблюдено – причем если нам удавалось предвидеть ходы британцев, действовавших вполне искусно, но точно так же, как раньше, а значит, предсказуемо, то русские показали неожиданно высокий класс игры на чужом поле. У них прежде хорошо получалось выигрывать войны, но проигрывать мир – теперь же они сделали ряд очень успешных и неожиданных ходов.

Прежде всего, это предложение Сталина о трех мировых валютах – за которое тут же ухватился Черчилль, по понятным причинам. Русские в своей зоне заняты не грабежом, а именно интеграцией экономик захваченных стран в свою, восстановлением промышленности – причем национализация касается прежде всего крупных предприятий, прежние владельцы которых запятнали себя сотрудничеством с нацистами, прочие же заводы остаются частными, хотя в восточноевропейских странах, как в Чехии и Польше, при управлении собственностью создаются так называемые «рабочие комитеты», несущие скорее контрольно-наблюдательные функции; однако же никакого «экспорта социализма» с хаосом и разрушением экономических связей не происходит. Наиболее радикальные меры приняты в банковском секторе – когда финансирование решительно переключается на структуры, подобные Московско-Берлинскому банку, или идет непосредственно через русское оккупационное Казначейство, прежние же игроки или ставятся в подчиненное положение, винтиками в новой системе, или прекращают существовать. Конкретные же промышленные успехи пока ограниченны – хотя известно уже, что швейные и обувные фабрики Германии и Чехии получили крупные партии шерсти, кожи, овчины из Монголии. Также начато перепрофилирование заводов «Фольксваген» и «Шкода» с выпуска бронетранспортеров на созданную еще до войны модель дешевого массового легкового автомобиля «Жук»… тут есть шанс вступить в долю и нам, поскольку «Опель», доля в котором принадлежит нашей Джи-Эм, также получил заказ на аналогичную модель «Кадет», предполагавшуюся не только для немецкого, но и для русского рынка. Советы решительно прибрали к рукам германскую химическую промышленность – в докладе, который у вас на столе, приведены подробные цифры, коротко же могу сказать, что выпуск взрывчатых веществ резко сокращен, зато быстро растет производство химических удобрений, которые уже идут не только немецким фермерам, но и в русские колхозы. Увеличивается выпуск сельскохозяйственной техники, взамен танков и тягачей, изготовление которых прекращено совсем.

– То есть германская танковая промышленность уничтожена? – спросил Стимсон.

– Насколько нам известно, оставлен лишь ремонт уже изготовленных машин и выпуск запчастей, – ответил Маршалл, – хотя немцы, в своей традиции, уже готовят замену. Так, «Даймлер-Бенц» интенсивно работает над некоей универсальной машиной, могущей служить легким вездеходным грузовиком, сельскохозяйственным трактором, артиллерийским тягачом, и шасси для бронетранспортера или бронеавтомобиля[7]. В целом же военное производство свертывается на глазах – сохранено изготовление зенитных орудий и артиллерии большой мощности, а также некоторого количества боеприпасов. Однако же не подверглись сокращению авиационная промышленность, военное кораблестроение, производство приборов и средств связи. Причем новейшие истребители Та-152, не успевшие к войне, в значительном количестве поступают в советские части ПВО.

– Развитие «Фокке-Вульфа-190», которые при налетах на Германию доставляли нам массу проблем, – заметил Стимсон, – русские уверяют, что новая техника нужна им ввиду будущей войны с Японией, но мы-то все понимаем! У японцев нет бомбардировщиков, хотя бы сравнимых с В-17 или «либерейторами», не говоря уже о В-29.

– Также на заводах Хейнкеля начат выпуск тяжелого бомбардировщика Хе-277, по своим параметрам стоящего между нашими В-17 и В-29, – продолжил Маршалл, – однако же темп производства, от пяти до восьми машин в месяц, совершенно недостаточен, чтобы создать авиационную группировку, угрожающую нам.

– В сравнении с более тысячей одних лишь В-29, уже находящихся в строевых частях, с опытными экипажами, а также почти десятью тысячами В-17 и В-24, – усмехнулся Форрестол, – это просто смехотворно!

– Мы собираемся воевать с Россией? – спросил Маршалл. – Лично я считаю, что мы должны сначала присвоить себе плоды победы в этой мировой войне, до того как влезать в следующую. Или, по крайней мере, подготовить наш тыл. Джентльмены, я считал и считаю, что у нас есть все шансы победить в торговой войне. Проблема в том, что Сталин дьявольски удачно выбрал момент – пока не закончена война с японцами, у нас просто нет избытка товарной массы гражданского назначения, которую мы можем выбросить на рынок. Оттого Советы осуществляют свою экономическую экспансию в тепличных условиях – подобно тому, как Гитлер поглощал Европу в сороковом – сорок первом. Но мы знаем, чем это для него кончилось – и потому я не сомневаюсь в нашей конечной победе. Это наше поле, наша игра – вопрос лишь, с каких рубежей мы начнем наступление? А пока приходится отступать с арьегардными боями – но это лишь до тех пор, пока мы не бросим все ресурсы на этот фронт.

– Однако же угроза для Америки недопустимо велика, – сказал Моргентау, – до того, как ваш замечательный план все же заработает, причем в меньшем объеме, все же Германию и Италию мы потеряли, чем мы загрузим нашу промышленность, а ведь послевоенный спад производства неизбежен, если не будет значительного количества иностранных заказов? Раскроете мне секрет, каким образом предотвратить резкий рост инфляции после отмены ограничений военного времени по снятию денег со счетов – если не экспортировать нашу инфляцию европейцам посредством навязывания им доллара взамен национальных валют? Как удержать от экономического коллапса Великобританию, единственного по-настоящему надежного союзника Америки в Европе, если не дать ей возможность хотя бы частично решить ее проблемы за счет Франции. Или вы хотите, чтобы в Англии на выборах победили левые?

– А отчего мы должны защищать британцев? – огрызнулся Маршалл. – Они не только наши союзники, но и конкуренты, черт побери! Пусть выплывают сами, как умеют – можем дать им кредит, под хороший процент! И кстати, не вижу причин, отчего мы должны уважать британский фунт больше, чем франк, дойчмарку, лиру или хоть датскую крону? Давайте договоримся, какой план осуществляем – мой, который все же имеет шансы сделать Америку властелином мира, пусть через некоторое время, или ваш, уже успевший напугать французов? Кстати, не подскажете, откуда про него взялась утечка информации в прессу? Или ваши друзья в Лондоне уже начали свою игру, забыв предупредить нас? Франция сейчас – ключевое звено моего плана, или вы собираетесь американскую экономику за счет Бельгии с Голландией вытягивать, ах да, там еще огрызок Италии болтается довеском и что-то еще по мелочи.

– Простите, Джордж, а не могли бы вы подробнее рассказать, что происходит во Франции сейчас? – Рузвельт был по-прежнему подчеркнуто мягок и доброжелателен. – И каковы наши шансы на успешную игру?

– Если коротко – то это игра на нашем поле, с нашими правилами, и с нашей публикой на трибунах, – заявил Маршалл. – Все дело в том, что французы, в отличие от соседей-немцев, не промышленники, им куда ближе образ рантье. И еще в прошлую Великую войну многие французские заказы за их золото делались на наших заводах, за межвоенный период этот совместный бизнес только расширился, и сейчас в него вовлечена, с выгодой для себя, большая часть деловых людей во Франции, Ротшильды в этом процессе выступают лишь администраторами, распорядителями. Отлично налаженная система, деловые связи, обязательства – всё это очень дорого стоит. И русским, при всей заманчивости их предложений, пока нечего противопоставить – да, они обещают многое, но в весьма туманной перспективе. Советы пока чужие в большой финансовой игре, и никто не знает, как реально будет работать их «рублевая зона». А говорить о допуске французских товаров на рынки СССР и Восточной Европы просто смешно, с учетом зависимости французских промышленников от наших контрагентских поставок. При том что, как я сказал, собственно товары занимают относительно малую долю во французском экспорте, если не говорить о колониях. Франция в основном экспортирует капитал – а русские уже показали, как они относятся к чужим банкирам. Так что в экономическом плане в игре на французском поле у нас преимущество, как в игре чемпиона лиги с дворовой командой. Если только не вмешается политика – на которой русские и пытаются играть.

– Вы согласны с тем, что французам, коль уж с прочих датчан и бельгийцев взять особо и нечего, придется заплатить нам не только в будущем, но и здесь и сейчас? – сказал Моргентау. – Далеко идущие планы это прекрасно, но позволю себе обратить внимание собравшихся на некоторые мелочи. Мировая экономика устроена таким образом, что денежная масса должна находиться в равновесии с товарной массой – от брюк и шляп до заводов и электростанций. Равно должно быть определенное равновесие между спросом и предложением – на произведенный товар крайне желателен платежеспособный покупатель. Перед войной имелся дефицит платежеспособного спроса, поэтому, чтобы обеспечить загрузку имеющихся мощностей, и было принято решение о беспрецедентном увеличении денежной массы – разумеется, ценой многократного роста государственного долга, не говоря уже об иных издержках. Если бы первоначальные планы были реализованы, то ничего плохого не случилось – денежная масса была бы связана в Европе, а доллар стал единственной мировой валютой, товарное покрытие которой обеспечивал бы весь мир, включая Советы. А сейчас мы имеем полный хаос на мировой шахматной доске. Колонии европейских держав, которые мы планировали включить в систему свободной торговли, выведя из зоны исключительных экономических прав метрополий – надеюсь, вы не забыли содержание «Атлантической хартии»? – дестабилизированы всерьез и надолго, а значит, все планы по превращению их в наших клиентов, покупателей американских товаров, откладываются до неизвестно каких времен. Зато в мировую экономику вдруг вламываются русские, как слон в посудную лавку. Что Сталину удалось договориться с немецкими военными и промышленниками, еще можно объяснить давними связями русских и немцев. Но его сговор с Ватиканом – фактически это союз старой континентальной элиты с русскими коммунистами! Если вспомнить отношение европейской элиты к большевистской революции – нет, я понимаю, что в России были потеряны огромные вложения французов, бельгийцев, немцев, англичан, не говоря уже о том, что никому не хотелось оказаться в подвалах берлинской, парижской, римской ЧК; мне понятно и то, что с точки зрения экономики Вторая мировая война была попыткой реванша континентальной элиты у нашего союза с кузенами за их поражение в Первой мировой войне – как, дьявол их побери, они договорились?! Я этого не понимаю! Я уже не говорю об отношении коммунистов к католическому духовенству и наоборот! Этого не могло быть – но это есть! А расплачиваться за эту чертовщину придется нам – вы понимаете, господа, что на горизонте маячит призрак новой Великой Депрессии, если мы не найдем какого-либо способа решить наши финансовые проблемы?

– Генри, вы немного преувеличиваете, – заметил Форрестол, – но признаю, что проблемы могут быть. Я согласен, что в свете сегодняшнего положения стоит отменить часть заказов верфям, – но настаиваю, чтоб это коснулось лишь тех кораблей, к постройке которых фактически не приступали. Или меня линчуют судостроители. Как вы представляете будущее Америки без мощного флота?

– В таком случае, Джеймс, объясните, зачем вам шесть «Монтан»? – спросил Моргентау. – Если даже мне, штатскому человеку, однако же следящему за ходом войны, ясно, что линкоры уступают свое место опорной силы флота авианосцам. Скажите честно, вы настаиваете на их завершении лишь потому, что первые два, «Монтану» и «Иллинойс» уже успели спустить на воду, а «Огайо» и «Мэн» к этому близки? Понимаю, что адмиралам хочется наиграться в кораблики с большими пушками, – но я обязан думать, во сколько это обойдется казне.

– Господа, я, как солдат, обязан думать о безопасности Америки, – сказал Форрестол, – если после разгрома Японии в мире останутся лишь две силы, сопоставимые с нами и, теоретически, могущие быть нашими противниками. В случае гипотетической войны нас с Россией, или с Британией, одним из основных театров становится Северная Атлантика, с примыкающими к ней арктическими морями. Зимой там настоящий ад, хуже лишь у мыса Горн и в «ревущих сороковых». Посадка на авианосец в полярную ночь, при качке, в снежный заряд – это цирковой номер или занятие для самоубийц, а волнение там всегда. И на взгляд экспертов из моего штаба, где-нибудь возле Мурманска зимой линкор гораздо боеспособнее авианосца. Разумеется, если вы поклянетесь на Библии, что война с русскими абсолютно исключена…

Какое-то время стояло молчание.

– Джентльмены, таким образом, с одной стороны, мы в долгосрочной перспективе заинтересованы в превращении Франции в нашего клиента, верного и платежеспособного, с другой же – нам жизненно важно что-то получить с них немедленно, как и бульдогу Уинни? – спросил Рузвельт. – Что ж, мне кажется, я нашел выход. Чем русские пугают несчастных французов?

– Вот, – Маршалл достал газету, – «Юманите», рупор парижских коммунистов. Французы, вы вольны выбирать между превращением в протекторат Англии и США и положением действительно суверенной, нейтральной страны. В первом случае французская экономика попадает под американо-британский контроль, де-факто ее рынок сбыта будет ограничен частью собственно французского рынка, поскольку янки и англичанам надо будет сбывать свои товары, а с рынка Центральной и Восточной Европы французов просто выкинут, и о рынках колоний тоже придется забыть. Политически же, если Франция станет англо-американским плацдармом в Западной Европе, то точно так же она может превратиться в поле боя будущей войны. И конечно, вы заплатите огромную контрибуцию, о которой уже открыто говорят в Лондоне, а также получите переход собственности в чужие руки, беспошлинный наплыв чужих товаров, разоряющий французского производителя. Что, кстати, свидетельствует, насколько русские слабо знают реальное положение во Франции – тот факт, что французские активы в США гораздо больше, чем таковые в Восточной Европе, ну а про «французского производителя» я уже сказал.

– Полагаю, было и то, что не вошло в газеты?

– Именно так, мистер президент, – вступил в разговор Донован, – установлено, что часть французской деловой элиты (список лиц и содержание беседы прилагается) через представителей Ватикана вышли на русских и зондировали почву, что им может предложить мистер Сталин. Соглашения не достигли, по уже прозвучавшим здесь причинам. Во-первых, французы категорически не хотят разрушать свой американский бизнес, а это, я повторю, и вложенные активы, и налаженные деловые связи. Во-вторых, со стороны русских пока наличествуют лишь заявления о намерении, проект еще не реализованный, а потому его прибыльность есть неизвестная величина. Хотя русские предъявили не только пряник, но и кнут – пообещав, что об организации колхозов в Шампани и Бургундии речи не пойдет, они тут же объявили, что за французские войска на Днепре и карательные операции в Белоруссии придется заплатить. Цена была названа – половина капиталов, инвестированных в советской сфере влияния плюс юридически оформленное списание всех средств, некогда вложенных в Российскую империю, совмещенное с возвратом царского золота – примечательно, что был даже торг, следует ли французам платить проценты с этого золота, в итоге русские милостливо согласились снять это требование. Да, «пряником» еще было обещание Советов приложить все усилия для минимизации англо-американских контрибуций, допуск французских товаров на контролируемые СССР рынки и предложение стать основным торговым мостом между русскими и англосаксами. И гарантии военной безопасности Франции – в виде заключения договора о ненападении между Францией, СССР и Германией, подкрепленного вступлением французских и бельгийских концернов в проталкиваемый русскими Европейский союз угля и стали.

– Что ж, джентльмены, мы покажем зарвавшемуся Джо, что такое игра в высшей лиге, – сказал Рузвельт, – поскольку официального оглашения нашей позиции по французскому вопросу еще не было. Завтра по закрытым дипломатическим каналам до французов дойдет информация, что в Правительстве США борются две точки зрения: одна, уже известная им, от мистера Моргентау, ограбить так, что Бисмарк покажется благотворителем, и вторая, более разумная, «Франция, это витрина, бастион и торговый мост западного мира». И пусть в Париже решают: или они принимают сторону русских, тогда у нас берет верх первый вариант, и еще мы спускаем с цепи английского бульдога – останется ли после во Франции что-то дороже пяти центов, это большой вопрос, и Сталин никак им не поможет, не защитит, просто потому, что во-первых, это наша зона, с нашими войсками и администрацией, а во-вторых, мы ведь тогда можем потребовать контрибуции с Германии, с чего это русские ведут там свои дела в одиночку? Или же французы принимают наши условия – причем в обмен на то же самое, что обещали им русские: минимум платы британцам, допуск на американский рынок (как я сказал, товаров к нам они практически не экспортируют, а с их уже вложенными активами выйдет просто сохранение статус-кво), предложение стать торговым мостом между западом и востоком (но уже на наших условиях, и что-то мне кажется, русские не будут категорически против), ну и гарантия безопасности в виде договора о взаимной защите с США (законное основание для наших военных баз на французской территории). Вот только наше предложение, в отличие от русского, будет иметь твердое обеспечение. И я готов держать пари, что французы согласятся – сороковой год показал, что они очень благоразумный народ.

– Все хорошо, но какая-то плата нам необходима сейчас, – упрямо сказал Моргентау, – может, не в таком размере, как по худшему варианту, но все же…

– Генри, мы же джентльмены, – напомнил Рузвельт, – которые сами устанавливают правила. После того как выбор будет французами сделан, всегда можно что-то изменить, а уж найти предлог… Помнится мне, сами галлы так же поступали в захваченных колониях: увеличивали подати, возлагаемые на население, не сразу, а постепенно, во избежание бунта. Может быть, это и не потребуется, если все же сумеем бюджет и так свести. В конце концов, сами французы не отказываются от того, что они, как Еврорейх, должны что-то заплатить победителям? Пусть платят!

– Англичане будут категорически недовольны, – сказал Хэлл, – в этом варианте они решительно за бортом, не получают ничего.

– С учетом того, сколько они нам должны, их возражения просто неуместны, – ответил Рузвельт, – и если бедный Уинни станет жаловаться на пустую казну, мы поможем ему кредитом, как добрые христиане. Есть еще вопросы?

– На кого во Франции ставим? – спросил Уоллес. – Тассиньи слишком «пробританская» фигура.

– А чем вам не нравится Де Голль? – спросил Рузвельт. – Мне он показался вполне разумным человеком. И если он будет с нами с самого начала – значит, уже не сможет быть против нас. Хотя если он не согласится, будем искать замену.

Юрий Смоленцев.

В 2012 году старлей, подводный спецназ СФ

А все же Де Голль – сволочь! Хотя и раньше я слышал: что для простого человека подлость, для политика – удачный ход.

Так неужели и меня таким пытаются сделать? Как сказал Пономаренко (хотя не он мне приказ отдавал и задачу ставил – но при том присутствовал), «ухорезов у нас сейчас много, умных и знающих не хватает». И оказались мы с Валькой на подхвате у контр-адмирала Большакова, на тот момент главы Советской Контрольной Комиссии в Европе. Три года назад, в 2012 году, Андрей Витальевич был простым кап-3, старшим нашей группы спецназа СФ, прикомандированного к атомной подлодке «Воронеж». И вот теперь – большой человек стал!

В Париж на несколько дней. Командир наш вроде чрезвычайного посланника к Де Голлю – ну а мы, как туманно сказано, «прикрыть и посмотреть». Надеюсь, как в Киеве, не будет – тоже на пару дней слетали? В скольких европейских столицах я уже побывать успел? Варшава, Будапешт, Рим, Берлин – список городов, где я бывал: стрелял, взрывал, убивал. Хотя лучше бы без этого – тихо пришли, сделали то, что приказано, и так же тихо исчезли. Время сейчас такое неспокойное – и не надо говорить, что уже полгода как закончилась война! Там, где мир и тишина – туда нас не посылают!

– Вся власть Учредительному Собранию, – перевел Андрей Витальевич плакат, – прямо как Петроград восемнадцатого года.

Или Париж же сто лет назад. Еще когда мы за ураном от «Манхеттена» ходили[8], по пути туда на атомарине нам делать особо нечего, кроме как на койке в каюте лежать и читать. А библиотеку нам давно на берег свезли, для изучения, своей заменили. Что там прочесть – попались мне вместо классики Маркс с Энгельсом, что-то там про восемнадцатое брюмера и 1848 год – начал читать со скуки, так удивился, насколько похожи наши девяностые и Франция полтора века назад. Там еще после Наполеон-племяш повторил деяние своего дядюшки – вошел с солдатами в парламент, Собранием называвшийся, и заявил, что подумал и решил отныне править единолично, а вы все пошли вон.

– Собственность, семья, религия, порядок! Франции нужен мир!

Мальчишки-газетчики заголовки выкрикивают, Большаков переводит. А я по-французски не разумею, хотя вроде на итальянский похож. Когда твоя любимая жена, «носитель языка», тут через пару месяцев будешь сам говорить совершенно свободно! А с французами такой практики не было, даже с Кусто в Марселе я по-итальянски объяснялся, в Южной Франции язык римлян многим знаком. Но мы-то в Париже сейчас!

– Французы, нужна ли вам диктатура Де Голля? Неужели вам еще мало войны?

По улицам маршируют «батальоны республиканской безопасности», бывший Первый Корпус «сражающейся Франции», генерала да Тассиньи – в английской форме, только трехцветная французская кокарда на черных беретах и нашивка «France» на рукаве – в отличие от Второго корпуса Де Голля, обмундированного и вооруженного по-советски. Хотя номинально генерал остается главой «свободной Франции», реально в Париже распоряжается Тассиньи, назначенный Главным военным администратором Франции, по праву первого вступившего в Париж (2-я танковая дивизия Леклерка принадлежала к его корпусу). Против этой традиции, законного права триумфатора, даже сам Де Голль не возражает, вслух и публично. Вот только как-то незаметно, и с помощью союзников, Тассиньи Де Голля от реальных рычагов управления оттеснил, по крайней мере в Париже. Возникла еще одна власть, аппарат Военного администратора – всем непонятливым отвечают, там же все люди из «сражающейся Франции», какие вопросы… вот только «сражающиеся» тоже разные бывают, хотя о том не принято говорить, есть те, кто с Де Голлем пришел из СССР, а есть те, кто остался с де Тассиньи в Англии, и кто в администрации, вам объяснить, или сами догадаетесь? В строгом соответствии со Вторым Штутгартским Протоколом, именно де Тассиньи, по поручению союзников, замкнул на себя всю практическую работу по организации гражданской власти, фильтрацию местных органов, полиции и жандармерии – причем под предлогом «нелояльности», «подозрении в сотрудничестве с оккупантами» выгоняют не только коллаборционистов, но и людей Де Голля, оставляя лишь угодных англичанам!

А дальше – созыв Учредительного национального собрания (поскольку то, прежнее Собрание, разогнал Петен, и оно, по присоединению Франции к Еврорейху, как бы утратило законность). Учредительное собрание примет Временную Конституцию уже новой, Четвертой Республики – где будет подробно расписана система выборов на всех уровнях – и утвердит состав переходного Правительства, исполнительной власти до утверждения постоянного Правительства Республики. Генерал де Латр Тассиньи, как отвечающий за ситуацию в стране во время всего процесса, скрепит своей подписью «решение о признании выборов состоявшимися», собственно Учредительным собранием. Затем акт должен подписать глава союзной Военной администрации. С началом первой сессии по утвержденной во временной конституции процедуре депутаты должны утвердить первый кабинет IV Республики. И самой первой задачей Национального собрания станет отработка и определение процедуры принятия уже постоянной конституции Республики.

– За скорейшее заключение мирного договора! Вернем Франции прежний статус великой державы!

Какой первый внешний признак неблагополучия государства? Когда блошиные рынки повсюду – вспомните наши девяностые. Так и в Париже сейчас торговали всем и везде – был бы антикваром, со временем и деньгами, столько бы интересного найти мог! Причем продавцами нередко были не местные (эти-то как раз понятно), но и американские военные, и в чинах – сам видел, как целый подполковник ходил по рынку со связкой наручных часов, налетай, покупай, кто желает? Едва удержался от того, чтобы подойти и спросить, ну и нахрен ему это надо? Тем более что часы, скорее всего, были краденые – нам рассказали в посольстве, что тут союзники мародерят, нам такое и не снилось! Причем чем выше звание, тем больше аппетиты – рядовые тащат сумками и рюкзаками, офицеры грузовиками, генералы поездами и пароходами. И это явление уже получило название «хаулиганизм», в честь особо отличившегося на этом поприще американского генерала Хаули. Который не брезговал присвоить даже эшелон с цементом – коль уж есть приятели на нью-йоркской бирже, где все можно легко продать! С нашими не сравнить – про деяния маршала Жукова, расписанные демократами в «перестройку», я наслышан, вот только не было в СССР товарных бирж, так что при желании не продашь, например, партию немецких пулеметов куда-то в Бразилию или Уругвай (еще один подвиг мистера Хаули), поневоле приходится ограничиваться личным потреблением. И если у нас с мародеркой всерьез боролась военная прокуратура, то у янки эта обязанность была возложена непосредственно на командиров, теоретически должных следить за подчиненными, ну и какой офицер-фронтовик станет своих людей наказывать за набивание рюкзаков?

– Франция должна заплатить за свое членство в Еврорейхе! Покаяться, признать вину и заплатить за ущерб – лишь тогда соседи нас простят!

Надо отметить, что Париж пострадал мало. Хотя попадались дома, так и не восстановленные еще с мартовской бомбежки сорок третьего, полтора года назад, – но перед многими другими французскими городами, при штурме разбитыми англо-американской авиацией до состояния щебенки, как день и ночь! Повстанцы (здесь, как и в нашей истории, было выступление партизан в последние дни) и войска «сражающейся Франции» генерала де Тассиньи, первыми вступившие в Париж, старались щадить свою столицу, ну а немцам уже не хватало ни боеприпасов, ни желания драться по-настоящему. На разборке завалов совсем не было видно пленных фрицев, как в наших городах – зато мелькало множество каких-то восточных рож. Что, эпоха толерантности наступила раньше времени – нет, это турки и арабы, которых Исмет-паша успел продать в Рейх, рабочей силой, теперь их и запрягли на неквалифицированный труд, копать и таскать.

– Работайте, негры, солнце еще высоко, – буркнул Валька, глядя на эту картину, – интересно, а куда они пленных немцев дели?

– Ясно куда, – отвечаю, – в свой Иностранный Легион загребли, как было уже.

А в целом Париж мне показался город как город! Хотя отец-адмирал наш, Лазарев Михаил Петрович, когда мы еще в Москве с ним разговорились, признался, что его тоже тянет на Париж взглянуть – не на Лондон, Берлин или Нью-Йорк. За тем же, что и мне – увидеть, сравнить. Может, это в нас гены предков говорят, которые Францию за эталон считали? Так вроде не было у меня в родословной дворян, с Волги мы… прапрадед у меня вроде по купеческой части был, а впрочем, не знаю. Впрочем, тот старый Париж, что знаком нам по романам Дюма, был практически полностью снесен и перестроен еще в середине девятнадцатого века, вместо тесных кварталов с лабиринтом узких улочек – многоэтажные доходные дома и широкие прямые бульвары, вдоль которых так удобно действовать артиллерией, подавляя беспорядки, тут ведь еще до Коммуны было, год 1830-й, 1848-й. Парижского шарма и вкусов я тоже как-то не заметил – а что до парижанок, так на мой взгляд, и в Москве и в Риме девушки и красивее, и наряднее. И взяла с меня Лючия клятву, что «ни на одну французскую шалаву даже не взгляну»! Да куда же я от тебя денусь, мой галчонок – вот успею домой вернуться до того, как ты мне наследника родишь, или приеду и увижу? А парижанки мне совсем не показались – было бы на что смотреть!

Успел уже увидеть, и не раз, как толпа гнала, поодиночке или группами, наголо остриженных женщин, облитых грязью и помоями – премерзейшая картина! Это наказывали тех, кто с немцами себе позволил, как в Еврорейхе называли, «вместе работать, учиться, влюбляться и отдыхать». Но и в обыденной жизни среди прохожих на улице таких «немецких шлюх» легко можно было узнать, так как им было запрещено покрывать бритые головы, даже в холод. И любой мог сказать: пойдем со мной, раз ты не отказывала немцам, то не смеешь отказать доброму французу, а тем более английскому или американскому солдату! Впрочем, я видел, как американцы днем, при всех, подходили к любой француженке, показывая купюру или упаковку чулок. Видел, и как однажды трое солдат-янки тащили в джип девушку (не бритую!), она визжала и пыталась отбиваться, а все на улице делали вид, что ничего не замечают. Ничего подобного не могло быть в Италии, да и в нашей зоне на юго-востоке Франции, вокруг Марселя! Здесь же нам строжайше было приказано не вмешиваться, во избежание провокаций – это не наша территория, и не наши проблемы!

Глядя на доблестных союзников в Париже, у меня возникало стойкое дежавю с Римом до начала событий – еще не тронутый войной, веселящийся город, и немецкие морды на улицах. Точно так же английских и американских военных в Париже отличала не только форма, но и самодовольное выражение на лицах, хозяев жизни, как у дойче юберменьшей. На второй день здесь я и Валька зашли в кафе-бистро. После того как пару часов болтались по улицам – святое правило, раз уж попал сюда, ознакомься с территорией, карта и опрос знающих людей это само собой, но личной рекогносцировки ничто не заменит. Ныряли в проходные дворы, в одном нас даже пытались ограбить, ну баловство одно, какие-то трое апашей, даже не с огнестрелом, а с ножами – решили, наверное, что двое чистеньких штатских (мы были не в форме) испугаются их грозного вида? Совершенно не обратив внимания на некий длинный предмет у меня в руке, завернутый в газету. Мы же не в Голливуд играем, даже от этой шантрапы по дури можно было стать «трехсотым» и выйти из строя, так что обошлось все предельно быстро, без красивых сцен и долгих нравоучений, ну не играет нож против нунчак, а работать против них, не имея ствола, это надо быть Брюсом Ли или Чаком Норрисом. А после зашли в бистро, где уже сидели трое американских военных (система званий у них сложная, и нашего аналога не имеющая, вот как перевести, например, «главный дивизионный сержант»?).

Нам по барабану, мирно проходим, делаем заказ, садимся поодаль, лицом к двери, это уже на автомате. Кроме нас и янки, еще какие-то французы обедают. И тут входят еще двое американцев, судя по возгласам, знакомые присутствующей тройки. Желают присоединиться, один свободный стул находится сразу. Американец хлопает по плечу одного из французов, тот встает, янки спокойно забирает его стул и двигает к своим (пять шагов к свободному столику, чтобы оттуда взять, сделать было лень). Наглеж – однако же не наши проблемы.

Доели, встаем, тихо-мирно выходим. И тут один из янки, тот самый, что стул отбирал, встает и хочет отвесить мне пенделя! Дурачок, это блокируется легко, и рук поднимать не надо, просто разворот «от бедра», вторая рука на подхват, настоящий «май гири», так хрен возьмешь, пробьет, ну а хулиганский пендель нефиг делать! Его стопа в захвате, довернуть носком внутрь и до упора – оп-па, янки летит мордой вниз, и с воем, тут минимум разрыв сухожилий, а если еще и мелкие кости в стопе переломаны, срастаться будет долго! Остальные, надо думать, к дракам привычные, вскакивают – вот только двоим пока стол мешает, третьим Валька занялся, а самому ближнему я, мгновенно переключившись (хромой валяется и не мешает пока, а затопчут, его проблемы) влепляю с правой ноги «его-гири» в живот, он воет и падает. Валька своего уже уложил, а вот теперь может всерьез начаться, если янки, оставшись двое против двоих, решат стрелять, тогда их валить придется, у меня метательные ножи в обоих рукавах закреплены, как раз полсекунды-секунду выиграть, чтобы после пистолет достать. Нет, на кулачках пытаются, ну тем хуже. Простите, мне с вами возиться некогда, еще на шум ваши приятели заглянут или патруль, так что достаю нунчаки. И сверху, по рукам, снизу ногой в бедро или в живот, работает безотказно! Все это занимает меньше времени, чем рассказ о том – вылетаем из бистро, в спину нам злобный вопль:

– Мы вас еще найдем, паршивые лягушатники!

Ну, ищите, не жалко. Французам не завидую, кто под горячую руку мстителей попадет – но это уже их проблемы. Ну что стоило Де Голлю поторопиться и войти в Париж первым? А теперь терпите, раз впустили гостей.

Через три квартала патруль у нас документы спросил – англичане. Стали любезнее, услышав, что мы русские, из посольства. Предупредили, что «скоро тут может быть опасно – возможен бунт».

– Я из Ковентри, – сказал английский лейтенант, – нам к разрушенным домам возвращаться, а эти еврорейховцы, лягушатники, не желают платить за горшки, что побили на нашей кухне? Нет уж, мы все с них взыщем, чтобы было честно!

Что готовят союзники для Франции – можно было узнать из «Юманите» еще месяц назад. Полная свобода торговли для английских и американских товаров. «Капитализация» по списку французских фирм, то есть выпуск дополнительных акций в свободную продажу – очевидно, что результатом будет скупка иностранцами контрольных пакетов. Обеспечение франка не только золотом, но и долларами и фунтами, то есть, по сути, импорт американской и британской инфляции. Особый, секретный договор, по которому вступление в должность президента и премьер-министра Французской республики должно согласовываться и утверждаться в Вашингтоне. Ограничение армии самой минимальной численностью, при запрете иметь военную авиацию, линкоры, подводные лодки – или же отсутствие ограничений, при условии подчинения французских вооруженных сил некоему «Западноевропейскому оборонительному союзу», то есть по факту английским генералам. Американские и английские военные базы, аэродромы, гарнизоны на французской территории. Если это не конец французского суверенитета, то что тогда?

Причем мы, советские, из источников, которые разглашать не берусь, точно знали, что это правда! Что для французских обывателей промелькнуло как «одно из мнений», на фоне множества других, а также воплей о будущем «осовечивании» и «околхоживании» стран советской зоны; вот только на редакцию коммунистической газеты буквально через два дня напала толпа неустановленных личностей и устроила погром. И как раз после в прочей прессе резко усилились вопли о возможной «диктатуре» Де Голля в союзе с коммунистами. Откуда-то возникли банды фашиствующих молодчиков, наподобие довоенных кагуляров[9], на этот раз под патриотическими лозунгами, «бей левых ради порядка», «нам не нужны подвиги – нам нужен мир». Уже доходили сведения из провинции, что выборы в Учредительное собрание на местах часто напоминали «сицилийскую демократию» дона Кало. Что же будет твориться на выборах в Национальное собрание – по правилам, которые утвердит такая «учредиловка»? И есть ли сомнение, что такое Собрание послушно проголосует за все, что укажут Лондон и Вашингтон?

Когда мы вернулись в посольство, то получили выговор за то, что ввязались в драку. А если бы это провокация была, чтобы вывести вас из строя? Если бы американцы начали стрелять? Да и в рукопашке – их же пятеро было, против вас двоих!

– Ситуация была под контролем, – отвечаю я, – и трое стали небоеспособными в первые две секунды. А прочие – кто схватился бы за пистолет, тот покойник. Так что вероятность получить ранение для нас была совсем невелика.

– Но все же была! – сказал третий секретарь посольства (и наш куратор), – а нам завтра назначено, быть у Генерала. И вы тоже – может быть, его заинтересует встреча с «тем самым» Смоленцевым, кто фюрера брал.

Мы как пионеры – всегда готовы. Тем более что встреча полуофициальная, а значит, и парадные мундиры не нужны. Де Голля я издали уже видел, весной, когда он торжественно вступал в уже освобожденный нами Марсель, во главе колонны своих войск, сидя верхом на башне танка В-1 (нашли же раритет, привет из сорокового года!). Понятно, зачем нам сейчас нужен Генерал – патриот подлинно независимой Франции, а не американской подстилки. Союзники уже сейчас вспомнили, хотя всю войну его Генералом называли – что формально, по Уставу, его бегство в Англию в сороковом было дезертирством со службы, причем на тот момент его представление на чин бригадного генерала правительство еще не успело утвердить! Так что, полковник де Голль, вот вам орденок за заслуги, и почет, как спасителю Отечества, и даже генералом в отставке, с пенсией и мундиром, сделать вас можем, – но политику оставьте другим, а вы мемуары пишите, и выращивайте виноград. Ну а Франция в этой истории станет аналогом ФРГ из нашего мира – оплотом НАТО, набитым американскими войсками. И нафиг это СССР?

На аудиенции присутствовал еще один человек, представленный Генералом как Армад Мишель, начальник его личной охраны и «просто хороший друг». А также переводчик – ведь вам, мсье Смоленцев, легче будет говорить на родном языке? Что за фрукт, вот не было его в нашей картотеке, из эмигрантов, что ли – ведь после революции и Гражданской очень многие белогвардейцы в Париже осели. Если так, то во втором поколении, молод слишком, чтобы быть из «поручиков Голицыных». Но явно волчара – когда после любезностей перешли к моему рассказу (в общедоступной редакции), как фюрера ловили, то все понимает быстро, не переспрашивая, и переводит сразу, не задумываясь, подбирая слова. Будет мне лишняя забота дома – в рапорте подробно эту новую фигуру описать, чтобы отныне его в раскладе учитывали.

И вот дошло до обсуждения главной темы.

– Господин генерал, на посту президента вы были бы куда предпочтительнее для СССР, – сказал Большаков, – мы заинтересованы в сильной, подлинно независимой Франции, ведущей собственную политику. Которую можете обеспечить лишь вы, а не Тассиньи и не какая-либо иная фигура. И нас интересует, что вы намерены предпринять, в свете последних политических событий.

– А не ваша ли сторона в Штутгарте, при подписании капитуляции Германии, выкинула нас из числа победителей? – резко ответил Де Голль. – А теперь вы озабочены последствиями?

– Генерал, я надеюсь, вы не собираетесь теперь, как на востоке говорят, «повеситься на воротах своего врага»? Объективно у СССР и Франции сейчас наличествует общий интерес. И не в статусе дело – взгляните на ваших соседей-испанцев, от которых янки и британцы не получили ничего! Да еще как бы должны не оказались, за «Гибралтарский инцидент». Когда крейсер «Канариас» был без всякого повода потоплен британской подлодкой, что, как считается, послужило поводом для присоединения Испании к Еврорейху.

Ага, британцы! При мне топили – я же тогда на борту «Воронежа» был. Но о том промолчу. И англичане, наверное, догадываются – но докажите? А может, там немецкая субмарина была?

– Я знаю, что было на конференции в Мадриде, – ответил Де Голль, – когда Святой престол, СССР и каудильо выступили единым фронтом, а Лондон и Вашингтон даже между собой не могли договориться и, конечно, проиграли. Но Франция – не Испания и тем более не Италия. От меня-то вы что хотите?

– У вас не будет другого шанса, Генерал, – говорит Большаков, – нация помнит героев, но так же быстро забывает тех, кто отказался от борьбы. Признаю, что вы имеете некоторые проблемы, – но все же положение намного легче, чем в сороковом, когда вы не подчинились Петену. Не могу поверить, что вы не ведете какую-то свою игру – это ваше право, но согласитесь, любая игра будет успешнее, если ее согласовать с теми, кто заинтересован в успехе не менее вас.

Вспоминаю, что было в нашей истории. Там Франция вошла в число победителей. И Де Голль, в чьих заслугах никто не сомневался, вполне мог позволить себе «взять отпуск»: а когда эти недоумки напортачат, то позовут меня, спасать Отечество! Ну а если не напортачили бы – то могу предположить, что Генерал, все же не мальчик уже, вполне бы удовлетворился житьем на покое и писанием мемуаров, порядок ведь в стране! Вот только сейчас положение совсем иное – кажется, союзники всерьез вознамерились взыскать с Франции все свои убытки, причем так, что Бисмарк с его пятью миллиардами контрибуции покажется добрым благотворителем! И если это удастся, то ходить французам с протянутой рукой как минимум до конца столетия! Неужели Де Голль этого не видит – ведь не дурак же?

– …требования англичан о возмещении вами их убытков незаконны, – говорит тем временем Большаков, – что с того, что Петена избрал президентом законный парламент? Если после Петен разогнал парламент и отменил конституцию, на что права не имел. То есть с этого момента он узурпатор, и любые его решения, в том числе и по вступлению в Еврорейх, незаконны! Ну а после того, как немцы сгноили Петена в концлагере и поставили Францию под управление своих генералов, вообще ни о каком участии Франции в Еврорейхе говорить не приходится! Что до французов, служивших Гитлеру, так вы, формируя свой корпус из пленных, взятых нами на Днепре, наслушались историй об их «добровольности» – когда людям предлагали выбирать – концлагерь за саботаж или добровольцем на Восточный фронт? Впрочем, если и были те, кто шли по-настоящему добровольно, так их и будем судить, ну а Франция тут при чем? У Гитлера были добровольцы из Швеции, Швейцарии, – но никто не говорит об участии этих стран в Еврорейхе? Был даже Британский Легион СС! А как на оккупированных немцами Нормандских островах британские чиновники исправно исполняли приказы немецких комендантов, а «бобби» патрулировали вместе с фельджандармами? И вообще, не англичанам обвинять французов – после Мерс-эль-Кебира, Дакара, Мадагаскара, случившихся еще до Еврорейха, когда Виши официально считался нейтральным!

– В политике, в отличие от уголовного суда, действуют иные правила, – усмехается Де Голль, – вердикт выносится заранее, исключительно из политической целесообразности и реального соотношения сил. А всякие юридические формальные ухищрения нужны лишь… Как когда-то один наш король сказал министрам: «я буду действовать, а вы после искать законные объяснения моим действиям!» И нет дураков спорить – кому дорога голова на плечах, а не на плахе! А еще я могу привести слова Ленина, который сравнивал вашу страну после революции с «человеком, которого избили до полусмерти – и оттого не следует ждать от него героизма». Так и Франция устала, никто не хочет дальше воевать. Вы же хотите, чтобы французы опять шли на баррикады, за ваши интересы? При том, что солдаты Тассиньи получают жалованеь в британских фунтах – да и англичане, возмущенные, что мы, бывший Еврорейх, не хотим возмещать убытки, станут стрелять в нас без колебаний. Но зато ваша, советская позиция в Европе многократно усилится. Ценой жизней многих французов и урона их собственности!

Верно, французы – куркули еще те! Видел я под Марселем французскую деревню – дома как крепости, каменные, обычно двух-, даже трехэтажные, с огромным подворьем, сараями, конюшнями, все забором обнесено. Они тут все куркули – нет, оказывается, труд многих поколений, можно встретить крестьян, помнящих свою родословную подобно дворянам, со времен Ришелье, а то и Столетней войны! И очень боятся все потерять – ведь если на все это упадет шальная бомба, то не помогут ни соседи, ни государство, ни у кого не будет до этого дела и лишних средств. Помня, что творилось у нас в раскулачивание – что же будет, когда заморские дяди попросят этих поделиться честно нажитым?

– Это в наших общих интересах, – говорит Большаков, – неужели вы не понимаете, что «общий рынок» вас разорит? И никогда не будет сильной, богатой, суверенной Франции – за нее все решать будут в Лондоне и Вашингтоне!

Я слушаю и не понимаю. Не мог Генерал сдаться так легко – даже если шанс на успех невелик. Во Франции оккупационная администрация и англо-американские войска – и даже часть «свободофранцузов» под командой Тассиньи открыто на их стороне, они зальют кровью любое выступление! Так что будь я на месте Де Голля… пожалуй, тоже не вступил бы в безнадежный бой, но ведь и он в сороковом, когда все было кончено, вовсе не бросился с гранатой под немецкий танк, а улетел в Англию, выступив с заявлением, что продолжает сражаться. Цинично рассуждая, выигрышным ходом с его стороны было бы устроить в Париже восстание, «вторую Коммуну», а самому, погромче кукарекнув, удирать в нашу зону на юго-востоке, от Лиона до Марселя и Ниццы. Эта версия обсуждалась у нас в посольстве – было даже высказано предположение, что Генерал попросит у нас карт-бланш, бросить на убой местных коммунистов, местью за Штутгарт. И было сказано, что СССР не будет возражать!

– Все, что нужно Франции сейчас, это мир, – заявляет Де Голль, – как некий французский генерал сказал великому Наполеону, на его гнев по поводу сданной крепости. «Мой император, у меня было на то тридцать причин – во-первых, совершенно не было пороха». И Наполеон ответил: мне достаточно этой причины, остальные можете оставить себе. Французы устали, и не будут воевать ни за чью идею. Вот мой ответ – и я не вижу смысла в нашем дальнейшем разговоре. Однако же, будьте уверены, что если мне понадобится от вашей страны содействие, то я за ним обращусь. А свои проблемы мы решим сами. Честь имею!

Полный аут! И когда мы уже встали из-за стола, ко мне подошел Армад Мишель, обменявшийся парой слов с Де Голлем. И сказал по-русски:

– Товарищ майор, можно вам просьбу? – протянул мне листок бумаги.

Там было написано – Ахмедия Джабраилов, Азербайджан, район Шеки, село Охуд.

– Это я, – сказал начальник охраны Де Голля, – сержант разведроты… полка… дивизии РККА. Раненым попал в плен в мае сорок второго, под Харьковом, здесь во Франции бежал, партизанил. Нашим передайте, что живой я, не без вести пропал, и присяге не изменил. И после вернусь обязательно – вот только не могу сейчас Генерала оставить. Как только наши здесь победят – так и вернусь[10].

У машины на площади меня ждал не только Валька, но и какой-то британский офицер. Подошел, представился и сказал:

– Мистер Смоленцев, официально уведомляю вас, что генерал де Латтр де Тассиньи подписал Акт час назад. Честь имею!

Это он про Акт, который послезавтра должны? Англичане меня за руководителя команды ликвидаторов приняли, «нет человека, нет проблемы»? И теперь сообщают, что Тассиньи (наверное, напуганный до ужаса) свою власть уже Собранию передал, так что убирать его нет смысла? Вот репутация – и что мне с ней делать? Скоро еще и на улице узнавать начнут, черт побери!

Мы не уезжали еще несколько дней – как англо-французы из Москвы в тридцать девятом, после подписания пакта Молотова – Риббентропа. Ждали, что Генерал одумается или решит открыть карты? Пока же иногда болтались по улицам – и когда зашли в один из вечеров я и Валька в то самое бистро, ввалилась толпа американцев, голов с десяток. А пара морд точно знакомые – кого мы тогда побили! Вот только мы сейчас в форме, со всеми регалиями – а это уже другой правовой статус, подозрительного штатского пристрелить могут, в посольстве рассказывали, были уже прецеденты, а вот офицера союзной армии – это будет полный беспредел и проблемы всем причастным. Короче, стрелять вряд ли решатся – а так мы вдвоем справимся, хотя мебель поломаем! Суки, вот если мне хоть одну звездочку с груди оторвут, я точно кого-то пришибу!

Узнали. Но вместо того чтобы толпой в драку – сначала один подходит, на морде фингал виден еще.

– Рашн?

– Русские, – отвечаю, – чего надо?

А тот в ответ заулыбался и стал говорить, что извиняется за тот случай, ну вы сами виноваты немножко, что же сразу не сказали, что не лягушатники? А еще вы классно деретесь, это и есть «русбой»? Фрэнку ногу сломали, ну так он подонок, всегда нарывается, вот и получил. Еще через минуту сидим мы уже в компании с янки, они галдят и смеются, как «Рашн, америка, френдс», ну как дети, да пацаны и есть, возраст чуть за двадцать, и, похоже, не воевали всерьез. При этом с детской непосредственностью, не сомневаются в своем праве трясти тех, кто слабее, раз лягушатники эту войну начали – они же заодно с Гитлером были? – и проиграли, то теперь обязаны платить за всё. В конце концов, мы же их всех не убиваем на месте, и в концлагеря не гоним – а морды набить это дело житейское, при случае. Такая психология хулиганистых пацанов – в разных чинах армии США.

Кто-то заинтересовался моими нунчаками. Ну я и выдал историю, как стоит где-то в Сибири заведение у дороги, и приходят туда крутые русские мужики, которые по лесам медведей гоняют. Народ очень суровый, и как поспорят, то все могут разнести, хозяину убыток, а как ему одному дерущуюся толпу разнять? Стрелять нельзя – тогда и те начнут, в ответ. А этой штукой можно уложить нескольких человек, даже с ножами – если вежливо, то просто руки ломает, если построже, ребра, ну а самым буйным в голову, насмерть. И компактное, в помещении работать удобно, и хрен рукой перехватишь, в отличие от дубинки – полицейское оружие, не боевое. Откуда у хозяина, бог весть, может, привез кто, а может, и сам придумал. А ведь всерьез слушают, запоминают – вот будет юмор, если теперь в Америке у полицаев нунчаки в обиход войдут?

На следующий день отбыли без проблем. В той жизни, в веке двадцать первом, Париж лишь на экране видел, здесь впервые взглянул вживую на мировую столицу культуры и прочей там моды. Как о несбывшемся мечтаю, приехать сюда еще раз, туристом, влезть на Эйфелеву башню, пройти по Монмартру, осмотреть собор Парижской Богоматери – вместе с Лючией, моим Галчонком, которая красивее всех парижанок! Ощутить под ногами парижских улиц вековую пыль – и положить цветы к могилам коммунаров на кладбище Пер-Лашез, все же самыми первыми в мире сражались и умирали за коммунистическую идею, уважаю! Ошибок, конечно, наделали, на которые после Ильич наш указал – так ведь опыта еще не было, методом тыка шли. Интересно, там, в мире двухтысячных, не был я фанатом коммунистической идеи, а вот здесь… Не только оттого, что присягу сталинскому СССР принял. А потому что увидел – есть шанс, что Союз не развалится, и будет в этом 2012 году Великий Русский Мир!

А пока что – провалили миссию. Правда, не по нашей вине.

В Москву летели все вместе. И Большаков тоже – и с отчетом, и по своим «морпеховским» делам. И нам тоже – рапорты писать, ну а после ждет нас дорога дальняя, на очень Дальний Восток! Удастся мне добыть настоящую самурайскую катану, как мечтал?

И приходят новости из Франции. Было Учредительное собрание, сейчас стало уже полновластное Национальное собрание. И этот парламент, все обсудив и постановив, решил…

Что??? Де Голль – президент?!!!

И его вступительная речь – ну прямо Черчилль в Фултоне, в иной истории! Русские, вон из прекрасной Франции! Да, и флот в Тулоне не забудьте вернуть.

Истинный политик! Что ему янки и британцы наобещали?

Из доклада Госдепартамента –

президенту США

4 декабря 1944 года (после вошел в историю

как «Французский меморандум»)

Проведение «плана Моргенау» по отношению к Франции, при кратковременной выгоде для финансов и экономики США, влечет за собой значительные политические, экономические и военные трудности в будущем.

Существенным является то, что Франция – в недавнем прошлом великая держава, одна из старейших европейских стран, и одно из первых буржуазных государств с высокой культурной репутацией. И отнестись к ней с чрезмерной и несправедливой жестокостью – значит, повторить ошибку даже не Версаля 1919 года, а Гитлера, объявившего всех людей «не арийской расы» вторым сортом, тем самым вызвав всеобщее фанатичное сопротивление, наиболее наглядно проявившееся в России. В последующем будет трудно объяснить ценности американского образа жизни народам Германии, севера Италии и Восточной Европы – увидевшим, что стало с французами. Напротив, европейцы (вошедшие в советскую зону влияния) будут убеждены, что «дикие туземцы» для нас начинаются уже за Английским каналом, – и что всякий, кто не англосакс, тот в нашем понимании человек второго сорта. Причем это, без сомнения, будет усилено коммунистической пропагандой – а вот наша пропаганда, даже при максимально возможной эффективности внутри Франции (полное подавление у французов воли к сопротивлению, принятие существующего положения), вне ее пределов даст противоположный эффект.

Также следует учесть обременительность для США содержание многомиллионной армии в мирное время. Оттого возможность переложить хотя бы часть этого груза на плечи сателлитов становится жизненно необходимой для американской национальной безопасности. Однако жестокий, фактически оккупационный режим во Франции полностью исключит использование в наших интересах военно-промышленного и мобилизационного ресурса этой страны – напротив, потребует дополнительных затрат на поддержание порядка. Которые, будучи постоянными (содержание во Франции группировки Армии США, достаточной для ведения боевых действий против СССР и Германии, а также подавления внутренних беспорядков), быстро превзойдут разовую выгоду от «плана Моргенау».

В то же время превращение Франции в «парадную витрину свободного мира» даст значительный полезный эффект.

Альтернативы Франции в этом нет. Бельгия, Голландия, Дания, Норвегия – слишком малы. Юго-Италия и Испания – имеют специфические проблемы с менталитетом (сильное и не полностью лояльное нам влияние Католической Церкви, склонность населения к независимости). В то же время превращение Франции в образцовую капиталистическую страну позволит не только пресечь дальнейшее распространение в Европе коммунистической идеологии, но и, при соответствующей пропаганде, влиять на электорат стран русской зоны, и даже СССР.

Следует учесть, что Франция, как «фарватерный союзник», совершенно не опасна для интересов США. Представляется маловероятным, чтобы она, в обозримом будущем, поднялась выше роли региональной державы. В то же время в качестве таковой Франция безусловно полезна для США, как противовес коммунистической Германии, а также Британии. Вооруженные силы Франции могут заменить значительную часть американских сухопутных войск в Европе, а ВМФ взять на себя часть ответственности за Средиземноморье.

Необходимые затраты капитала на начальном этапе вполне приемлемы для американской экономики. И эти расходы многократно окупятся, при легко достижимом условии включения Франции в долларовую зону. Также очевидно, что в условиях «свободного рынка», при честной конкуренции, американский капитал неизбежно займет во французской экономике доминирующие позиции – однако этот процесс, смягченный и растянутый во времени, будет выглядеть как естественный ход событий, гораздо менее заметный и возмутительный.

«Вашингтон пост». 6 декабря 1944 года

«Франция – не Еврорейх»

Отчего Франция не может сидеть на скамье подсудимых рядом с Германией, по обвинению в развязывании минувшей ужасной войны? Для этого зададим вопросы.

Начинала ли Германия агрессивные войны на протяжении последних семидесяти лет, с самого своего основания?

Да, начинала! Само провозглашение объединенной Германии, Кайзеррайха, произошло на захваченной ей территории, в Версале, в 1871 году! И если та, франко-прусская война, имела целью господство в Европе – то последующие, начатые немцами в 1914-м и в 1939-м, ими самими провозглашались как ведущиеся за мировое господство!

А Франция? Лишь оборонялась – в подобных агрессивных устремлениях не замечена!

Совершала ли Германия ужасающие военные преступления?

Да, совершала! Расстрелы заложников, взятых среди гражданского населения, еще в войну 1870 года, как и в прошлую Великую войну, беспричинное уничтожение бельгийского города Лувэн вместе со всеми жителями, а также старинным университетом и уникальной библиотекой, варварская бомбардировка Льежа. А о зверствах нацистов в эту войну всему цивилизованному миру известно из русского фильма «Обыкновенный фашизм», все факты из которого полностью подтвердились!

А Франция? В этом не замечена!

Было ли все это суверенным и ответственным решением Германии?

Да! Все это было с полного одобрения подавляющей части германского общества, германского народа. И величайший преступник в истории, Адольф Гитлер с его гнусной бандой, пришел к власти не в результате военного переворота, а самым демократическим путем! Немцы с восторгом приняли его учение о своей принадлежности к «высшей расе», которая в силу этого должна править миром – и связывали свои надежды с победами нацистской армии.

А Франция? Была втянута в Еврорейх грубой силой и угрозами, на правах пушечного мяса, расходного материала! Причем это было не решение всего французского народа, а единоличное согласие Петена, незаконно узурпировавшего высшую власть! Есть множество свидетельств, что французских солдат немцы гнали в бой, угрожая расстрелом, а на всех кораблях французского флота уставом была введена должность немецкого «кригс-комиссара», особого чиновника с правом немедленной казни на месте любого, показавшегося нелояльным!

Имел ли место факт рецидива данного преступления?

Страницы:

Читать бесплатно другие книги:

Свет в океане

Стедман М.

Том Шербурн – смотритель маяка. Изабель – его молодая жена. На далеком острове они ведут тихую и раз...

Маятник Смерти. «Оборотни» Спецназа

Таругин Олег

Отправляясь на разведку развалин гитлеровского бункера «Вервольф», взорванного еще в конце Второй Ми...

Секс, любовь и одиночество

Волок Людмила

У Виктории, хозяйки салона красоты, есть всё, что нужно для счастья: прекрасные дети, замечательные ...

Жить опасно!

Медведева Елена

Любовь Раевская, писательница и внештатный сотрудник полиции, просматривая семейный альбом в гостях ...

Кредиторы vs дебиторы. Антикризисное управление долгами

Рыков Иван

Первопричина 60 % банкротств в России – это ошибки по работе с дебиторской задолженностью. Поэтому о...

Не кричите на детей! Как разрешать конфликты с детьми и делать так, чтобы они вас слушали

Новара Даниэле

«Не кричите на детей!» – легче сказать, чем сделать. Конфликты и споры – неотъемлемая часть жизни лю...