К оружию! К оружию! Пратчетт Терри

Ваймс отдал честь. Со спины патриций походил на плотоядного фламинго.

– А, Ваймс, – сказал тот, не оборачиваясь, – подойди-ка сюда. Что ты видишь?

Ваймс ненавидел всякого рода «упражнения на догадливость», но вынужден был присоединиться к патрицию.

Из окна Продолговатого кабинета открывался вид на половину города, хотя большую часть этого вида составляли крыши и башни. Воображение Ваймса заполнило башни людьми с ружиями в руках. Патриций представлял собой легкую мишень.

– Ну, что ты видишь, капитан?

– Город Анк-Морпорк, сэр, – стараясь сохранять беспристрастное выражение, откликнулся Ваймс.

– И на какие мысли он тебя наводит, капитан?

Ваймс почесал затылок. «Что ж, ты будешь играть в игры со мной, а я – с тобой…»

– Сэр, когда я был маленьким мальчиком, у нас была корова, и однажды она заболела, а в мои обязанности входила чистка стойла, так вот…

– А мне он напоминает часовой механизм, – перебил его патриций. – Большие шестеренки, маленькие шестеренки. Все тикает. Маленькие шестеренки вращаются, большие шестеренки поворачиваются, заметь, с разными скоростями, но машина работает. А это самое главное. Машина продолжает работать. Потому что, если машина сломается…

Он резко повернулся, прошагал к столу своей обычной поступью хищника и сел.

– А иногда в шестеренки попадает маленькая песчинка и нарушает равновесие. Одна маленькая песчинка.

Витинари поднял голову и невесело улыбнулся Ваймсу.

– Я этого не потерплю.

Ваймс вперился в стену.

– Кажется, я приказывал тебе забыть некие недавние события?

– Сэр.

– Тем не менее Стража продолжает лезть в шестеренки.

– Сэр.

– И что прикажешь с вами делать?

– Не могу знать, сэр.

Ваймс внимательно рассматривал стену. Сейчас ему очень не хватало Моркоу. Парень был простоват, но поэтому иногда замечал то, что ускользало от внимания самых проницательных людей. И постоянно высказывал простые идеи, которые потом никак не выходили из вашей головы. Как-то, когда они следовали по улице Мелких Богов, Моркоу спросил у Ваймса: «Вы слышали такое древнее слово „полисмен“, сэр? Так раньше называли стражников…» Ваймс, конечно, его слышал, и Моркоу принялся объяснять дальше: «„Полисом“ раньше называли город, значит, „полисмен“ означает „человек города“. Немногие это знают. А слово „политес“, тоже древнее слово, на нынешнем языке „вежливость“, также произошло от слова „полис“. Оно означает правильное поведение человека, живущего в городе».

Человек города… Моркоу вечно придумывал всякие глупости. Например, нелестным прозванием Стражи было «легавые». Ваймс всю свою жизнь свято верил, что стражников называют так потому, что некоторые аморальные типы, такие как капрал Шноббс, частенько бьют заключенных ногами, но Моркоу объяснил, что нет, название пошло от древней, ныне вымершей породы охотничьих щеботанских собак, которые великолепно преследовали добычу.

Моркоу все свое свободное время посвящает чтению книг. Хотя читает неважно. У него возникли бы большие трудности, если бы ему отрубили указательный палец. Зато постоянно. А в выходные дни бродит по Анк-Морпорку…

– Капитан Ваймс?

Ваймс заморгал.

– Сэр?

– Ты даже понятия не имеешь, как трудно сохранить то хрупкое равновесие, в котором пребывает город. Повторюсь еще раз. Ты больше не должен лезть в дела, касающиеся наемных убийц, гнома и клоуна.

– Сэр.

– Тогда давай сюда свой значок.

Ваймс опустил взгляд на значок.

Он никогда не задумывался о нем. Значок был у него всегда. Не то чтобы эта безделушка имела такую уж важность… Просто значок у него был всегда.

– Мой значок, сэр?

– И свой меч.

Медленно, словно пальцы вдруг превратились в бананы, причем в бананы, не имеющие к нему никакого отношения, Ваймс расстегнул пояс с мечом.

– И значок.

– Гм. Только не значок, сэр.

– Почему?

– Гм. Потому что это мой значок.

– Но ты все равно уходишь в отставку. Сразу после свадьбы.

– Верно.

Их взгляды встретились.

Ваймс просто смотрел. Он не мог найти нужных слов. Как бы это объяснить? Он всегда был человеком со значком. Но останется ли он человеком, если значок у него отберут?

Наконец лорд Витинари сказал:

– Ну хорошо. Кажется, ты женишься завтра в полдень. – Тонкими длинными пальцами он взял со стола тисненное золотом приглашение. – Ладно. Можешь пока поносить значок. Ты уйдешь в отставку с почестями. Но меч остается у меня. И Дневная Стража будет послана в Ярд, чтобы разоружить твоих людей. Я расформировываю Ночную Стражу, капитан. В надлежащее время я назначу другого человека руководить Ночной Стражей – когда сочту это нужным. А до того момента ты и твои люди отправляетесь в бессрочный отпуск.

– Дневная Стража? Толпа…

– Прошу прощения?

– Так точно, сэр. Все понял, сэр.

– И помни: одно нарушение, и значок – мой.

Дуббинс открыл глаза.

– Ты живой? – спросил Детрит.

Гном осторожно снял шлем. На самом краю шлема образовалась выбоина. Жутко трещала голова.

– Похоже на легкое повреждение кожного покрова, – сказал Детрит.

– На что? У-у-у-у. – Дуббинс сморщился. – Кстати, а ты-то как?

Что-то странное произошло с троллем. Дуббинс пока не понимал, что именно, но определенно в нем кроме дырок появилось еще что-то, что-то незнакомое.

– Полагаю, доспехи меня отчасти защитили, – сказал Детрит и снял лямки нагрудника. Пять свинцовых лепешек застряли на уровне пояса. – Если бы не нагрудник, я мог бы серьезно пострадать. Ведь даже легкая царапина ведет иногда к заражению крови.

– Что с тобой случилось? Ты как-то странно выражаешься.

– Как? Скажи на милость.

– Куда делся твой обычный базар «моя – большой глупый тролль». Ты никогда не изъяснялся так длинно.

– Не уверен, что понимаю тебя.

Дуббинс поежился и затопал ногами, чтобы согреться.

– Давай-ка выбираться отсюда.

Они подошли к двери. Она не открывалась.

– Можешь ее выбить?

– Нет. Здесь бы давно ничего не осталось, если бы дверь не была троллестойкой. Извини.

– Детрит?

– Да?

– С тобой все в порядке? Если не считать, что из твоей башки валит пар.

– Я чувствую себя немного…

Детрит заморгал. Зазвенели падающие с ресниц льдинки. Что-то необычное происходило в его черепе.

Мысли, которые раньше лениво бродили по его разуму, внезапно ожили, обрели энергию и блистательное остроумие. Кроме того, их становилось все больше и больше.

– О боги, – пробормотал он, ни к кому особенно не обращаясь.

Это восклицание было столь нехарактерным для тролля, что Дуббинс, конечности которого уже начали неметь от холода, в изумлении уставился на своего напарника.

– Кажется, – сказал Детрит, – я действительно обрел способность мыслить. Как интересно!

– Что ты имеешь в виду?

Детрит почесал затылок, с тролльей головы градом посыпался лед.

– Ну конечно! – воскликнул он, воздев гигантский палец. – Сверхпроводимость!

– Что?

– Понимаешь, кремний в мозгах, но нечистый. Проблема рассеивания тепла. Дневная температура слишком высокая, скорость обработки данных замедляется, если погода становится жарче, мозг совершенно прекращает работу, тролли превращаются в камень до наступления ночи, зато если становится холодней, температура падает, мозгначинаетфункционироватьбыстрееи…

– А мне кажется, что я скоро замерзну и умру, – перебил его Дуббинс.

Детрит огляделся.

– Наверху я вижу маленькие застекленные отверстия, – сообщил он.

– Слишком в-выс-со-ко, даж-же ес-сли я вс-стану теб-бе на п-плеч-чи, – заикающимся голосом произнес Дуббинс, оседая на пол.

– Да, но мой план подразумевает выбрасывание из них чего-нибудь в целях привлечения внимания и, следовательно, помощи, – растолковал Детрит.

– Как-кой пл-лан?

– На самом деле я уже разработал двадцать три плана, но именно у этого шансы на успех равны девяносто семи процентам, – с довольным видом сообщил Детрит.

– Н-нам н-неч-чего б-бро-сить, – пробормотал Дуббинс.

– Есть, – сказал Детрит и схватил его за воротник. – Не волнуйся, я очень точно рассчитал траекторию твоего полета. А потом тебе останется только позвать на помощь капитана Ваймса, Моркоу или кого-нибудь еще.

Слабо протестующий Дуббинс описал дугу в морозном воздухе и вылетел на улицу вместе со стеклом.

Детрит опустился на пол. Жизнь так проста, когда начинаешь думать по-настоящему. А он сейчас думал по-настоящему.

Он был на семьдесят шесть процентов уверен, что температура его тела может упасть еще примерно на семь градусов. А потом…

Себя-Режу-Без-Ножа Достабль, оптово-розничный поставщик и всесторонний торговец, долго и мучительно размышлял о торговле этническими продуктами питания. Естественный шаг для развития дела. Торговля сосисками пришла в упадок, а кругом бродят гномы и тролли, карманы которых – или где там тролли хранят свои сбережения – битком набиты деньгами. Деньги в чужих карманах всегда казались Достаблю нарушением нормального порядка вещей.

Обслуживать гномов довольно легко. Крысу-на-палочке приготовить несложно, это довольно резкий скачок в сторону повышения уровня обслуживания, но справиться можно. С сосисками было куда проще.

С другой стороны, тролли, если докопаться до сути вопроса, никаких намеков… так вот, тролли – это всего лишь ходячие камни.

Достабль обратился за советом о тролльей пище к Хризопразу, который тоже был троллем, – правда, по нему теперь и не скажешь, ведь он так долго жил среди людей, что теперь носил костюм и научился, по его словам, всяким цивилизованным штучкам, типа вымогательства, ростовщичества под триста процентов в месяц и всему остальному. Хризопраз, может, и родился в какой-нибудь жалкой пещере на занесенной вечными снегами горе, но ему достаточно было провести в Анк-Морпорке всего пять минут, чтобы мигом ко всему приспособиться. Достабль считал Хризопраза своим другом – вряд ли кому-нибудь хотелось бы быть врагом Хризопраза.

В тот день Себя-Режу решил опробовать новый подход. Он ходил по улицам, широким и узким, со своей тележкой и орал:

– Сосиски! Горячие сосиски! В булочке. Пирожки с мясом! Хватайте, пока горячие!

Это было в некотором роде разминкой. Шансы на то, что какой-нибудь человек съест предлагаемое Достаблем блюдо – если только ему, запертому в доме и голодающему вот уже две недели, не подсунут сосиску под дверь, – в общем, шансы были весьма невелики. Наконец, Достабль воровато огляделся – в доках работало много троллей – и снял крышку с другого лотка.

Что же это такое? Ах да…

– Доломитовые конгломераты! Покупайте доломитовые конгломераты! Марганцевые гранулы! Хватайте, пока… э-э… грануловидные! – На мгновение он замолчал, а потом заорал снова: – Пемза! Пемза! Туф за доллар! Жареный известняк!…

Несколько троллей приблизились и уставились на него.

– Вот ты, сэр, – сказал Достабль, широко улыбаясь самому маленькому троллю, – ты выглядишь… очень голодным. Почему бы тебе не попробовать наш замечательный сланец в булочке? М-м-м! Отведай эти аллювиальные осадки, пальчики оближешь!

У Себя-Режу-Без-Ножа Достабля было несколько скверных черт характера, но видизм в их число не входил. Он любил всех, у кого есть деньги, вне зависимости от цвета и формы руки, их протягивающей. Достабль был сторонником мира, в котором мыслящее существо может ходить гордо, дышать свободно и наслаждаться жизнью, свободой и счастьем, твердо шагая навстречу новой заре. И если на этом самом пути к заре удается уговорить кого-нибудь из мыслящих существ купить продукт Достабля, так это только к лучшему.

Тролль с подозрением осмотрел лоток и взял булочку.

– Б-р-р-р, какая гадость! – рявкнул он. – В ней аммонит. Гадость!

– Извини? – не понял Достабль.

– А этот сланец, – сказал тролль, – черствый.

– Восхитительный и свежий! Как раз такой любила тесать твоя мамочка!

– Да, а этот чертов гранит весь пронизан кварцем, – добавил другой тролль, склонившись над Достаблем. – Кварц засоряет артерии.

Он бросил камень на лоток. Тролли не торопясь побрели прочь, изредка оборачиваясь, чтобы смерить Достабля подозрительными взглядами.

– Черствый? Черствый?! Как он может быть черствым? Это же камень! – закричал Достабль им вслед.

Но потом пожал плечами. Ну и ладно. Настоящий бизнесмен должен с достоинством пережить первое поражение.

Он закрыл крышкой лоток с камнями и открыл другой.

– Пещерная пища! Пещерная пища! Крыса! Крыса! Крыса-на-палочке! Крыса-в-булочке! Хватай, пока мертвые! Отведайте!…

Где-то наверху зазвенело стекло, и в лоток воткнулся младший констебль Дуббинс.

– Не стоило так торопиться, – укоризненно сказал Достабль. – Всем хватит.

– Вытащи меня, – раздался приглушенный голос Дуббинса, торчащего вверх ногами. – Или дай кетчуп.

Достабль схватил гнома за обледеневшие башмаки.

– Только что с гор спустился, да?

– Где мне найти человека, который держит ключи от склада?

– Если тебе понравилась наша крыса, почему бы не попробовать…

В руке Дуббинса, словно по волшебству, возник топор.

– Отрублю ноги по колено.

– ТебенуженГерхардСтелькаизГильдииМясников.

– Хорошо.

– Атеперьпрошуопуститопор.

Дуббинс убежал, поскальзываясь на булыжниках.

Достабль посмотрел на обломки тележки. Шевеля губами, подсчитал убытки.

– Эй! – закричал он вслед гному. – Ты должен мне за три крысы!

Лорд Витинари проводил взглядом капитана Ваймса, и ему стало немножко стыдно. Он не мог понять почему. Конечно, капитану пришлось несладко. Но другого выхода не было…

Патриций достал ключ из шкафчика, стоявшего рядом со столом, и подошел к стене. Его рука коснулась пятна на штукатурке, ничем не отличавшегося от других пятен, но от прикосновения именно к этому сработал потайной механизм и часть стены открылась. Хорошо смазанные петли даже не скрипнули.

Никто не знал всех проходов и тоннелей, спрятанных в стенах дворца; поговаривали, будто некоторые тоннели идут чуть ли не под всем городом. Отчасти в этом была правда: Анк-Морпорк славился своей разветвленной системой подвалов. Человек с киркой, хорошо ориентирующийся на местности, мог пройти куда угодно, нужно было только пробить старые, воздвигнутые давным-давно стены.

Лорд Витинари спустился по нескольким узким лестницам и прошел по коридору к двери, которую отпер ключом.

Помещение это нельзя было назвать темницей, оно было просторным, освещалось несколькими большими, но высоко расположенными окнами. В нем пахло деревянными опилками и клеем.

– Поберегись!

Патриций пригнулся.

Что-то похожее на летучую мышь с треском и жужжанием пролетело над его головой, беспорядочно покружилось в центре комнаты и развалилось на дюжину дергающихся кусков.

– Вот те на, – раздался мягкий голос. – Придется возвращаться к чертежной доске. Добрый день, ваша светлость.

– Добрый день, Леонард, – кивнул патриций. – Что это было?

– Я назвал это «машущим-крыльями-и-летающим-прибором», – ответил Леонард Щеботанский, спускаясь со своей стартовой стремянки. – Работает от скрученных вместе гуттаперчевых полос. Но, боюсь, над изобретением надо еще поработать.

Леонард Щеботанский был совсем не старым. Он относился к тем людям, которые начинают выглядеть почтенными в возрасте тридцати лет и, вероятно, точно так же будут выглядеть в девяносто. И лысым, если говорить честно, он не был. Просто его голова выросла из волос и возвышалась над ними, как величественный каменный купол над лесом.

Идеи порхают по вселенной туда-сюда. Главная их цель – если у идей, конечно, есть цель – это попасть в нужный ум в нужном месте в нужное время. Они задевают нужный нейрон, возникает цепная реакция, и через короткий промежуток времени кто-то уже щурится от света телевизионных софитов, сам недоумевая, и как это он додумался продавать хлеб в первозданном, донарезанном, виде.

Леонард Щеботанский знал о существовании вдохновляющих идей не понаслышке. Одним из его ранних изобретений стал заземленный ночной колпак, который он придумал в надежде на то, что эти треклятые идеи перестанут оставлять раскаленные добела следы в его измученном воображении. Однако колпак почти не помогал. Леонард из личного опыта знал, как стыдно просыпаться на простынях, испещренных эскизами неизвестных осадных машин и новейших устройств для чистки яблок.

Род Щеботанских был достаточно богат, и молодой Леонард учился во многих школах, откуда вынес огромный мешок разнообразных знаний, несмотря на привычку пялиться в окно и зарисовывать полет птиц. Леонард Щеботанский относился к категории тех несчастных людей, чья судьба – пребывать в неизбывном восхищении миром, его устройством, вкусом, формой и движением…

А лорд Витинари, в свою очередь, восхищался Леонардом, вот почему тот до сих пор был жив. Некоторые вещи настолько выбиваются из себе подобных, что становятся идеальными, и поэтому их не уничтожают, их бережно хранят.

Леонард Щеботанский был примерным заключенным. Чтобы он вел себя смирно, нужно было лишь снабдить его в достаточном количестве досками, проволокой и краской, а также бумагой и карандашами.

Патриций отодвинул стопку чертежей и сел.

– Очень занимательно, – кивнул он. – Что это?

– Мне было интересно попробовать сделать серию рисунков, которые бы рассказывали какую-нибудь историю.

– Забавно, – признал лорд Витинари. – Особенно мне нравится этот тип с крыльями, как у летучей мыши.

– Благодарю. Может, чашку чая? Я немного соскучился по общению, в последнее время почти не вижу людей, кроме того человека, который смазывает петли.

– Я пришел, чтобы…

Патриций замолчал и указал на один из рисунков.

– К нему прилипла какая-то желтая бумажка, – сказал он и попытался ее оторвать.

Она отлепилась с едва слышным сосущим звуком и тут же прилипла к его пальцам. На бумажке знакомым неровным подчерком Леонарда задом наперед было написано: «агамуБ ялд котемаз: ястежак, театобар».

– О, кстати, – сказал Леонард. – Замечательная штучка. Я назвал ее «удобная-бумажка-для-заметок-которая-легко-приклеивается-и-отклеивается».

Патриций немного поиграл с бумажкой.

– А из чего сделан клей?

– Из вареных слизней.

Патриций оторвал бумажку от одной руки, она мгновенно прилипла к другой.

– Вы пришли ко мне по этому поводу? – спросил Леонард.

– Нет, я пришел поговорить о ружии.

– Гм?

– Боюсь, оно исчезло.

– Вот те на. Вы же сказали, что разобрались с ним.

– Я поручил уничтожить его наемным убийцам. Видишь ли, они так кичатся артистичностью своей работы… Одна мысль о том, что кто-то может обладать подобной силой, должна была привести их в ужас. Но эти идиоты не уничтожили его. Решили припрятать. А теперь потеряли.

– Так они не уничтожили его?

– Очевидно нет.

– Но и вы тоже его не уничтожили… Интересно почему?

– Я… э-э, не знаю…

– Не надо было его создавать. А я ведь просто хотел проверить на практике кое-какие принципы – баллистики, простой аэродинамики, химической энергии. Понимаете? Некоторых неплохих сплавов, правда только я считаю их такими. А еще я очень горжусь придуманной мной системой нарезок. Знаете, специально для этого мне пришлось изобрести достаточно сложный инструмент. Молока? Сахара?

– Нет, благодарю.

– Но ружие уже ищут?

– Наемные убийцы – да, ищут. Только не найдут. Они мыслят не так, как надо.

Патриций взял со стола пачку набросков, все они очень точно изображали человеческий скелет. Во всех подробностях.

– М-да…

– Поэтому я надеюсь только на Стражу.

– То есть на капитана Ваймса, о котором вы как-то упоминали?

Лорду Витинари нравились эти редкие разговоры с Леонардом. Ученый всегда говорил о городе как о другом мире.

– Да.

– И вы сделали все, чтобы он осознал важность задания?

– В некотором роде. Я категорически запретил ему искать ружие. Дважды.

Леонард кивнул.

– А… Кажется… понимаю. Надеюсь, все получится.

Он вздохнул.

– Наверное, нужно было разобрать его, но оно было настолько… законченной вещью. Меня не оставляло странное чувство, будто бы я собираю нечто уже существующее. «Интересно, – думал я, – и как вообще мне в голову пришла подобная идея?» Мне казалось… кощунством, что ли, разбирать его. Это было бы все равно что разобрать человека. Печенья?

– Иногда и человека приходится разбирать, – заметил лорд Витинари.

– Это, конечно, ваша точка зрения, – вежливо сказал Леонард Щеботанский.

– Ты упомянул про кощунство, – промолвил лорд Витинари. – Обычно это понятие применимо к богам и их творениям…

– Я использовал это слово? Бог Ружия? Гм… Вряд ли такой существует.

– Согласен, вряд ли.

Патриций вдруг заерзал, опустил руку и извлек из-под себя какой-то предмет.

– Что это такое? – осведомился он.

– О, а я-то думал, куда он задевался?! – обрадовался Леонард. – Это модель моей вращающейся-и-поднимающейся-в-воздух-машины[20].

Лорд Витинари крутанул маленький винт.

– И что, будет работать?

– Разумеется, – кивнул Леонард, но потом удрученно вздохнул: – Если найдется человек, обладающий силой десятерых и способный вращать ручку со скоростью около тысячи оборотов в минуту.

Патриций немного успокоился, но лишь с той целью, чтобы ярче выделить грядущий напряженный момент.

– Итак, – сказал он, – по городу бродит человек с ружием. Один раз он уже применил его – успешно. И почти успешно еще раз. Никто другой не мог изобрести такое же ружие?

– Нет, – ответил Леонард. – Я – гений.