К оружию! К оружию! Пратчетт Терри

– Трехногий Шеп снова заболел, – сообщил он. – И Вилли Молокосос вернулся в город.

Для настоящего пса столб или фонарь на оживленном перекрестке – это своего рода календарь событий.

– Где мы? – спросила Ангва.

По следу Старикашки Рона идти было трудно. Его перебивали другие запахи.

– Где-то в Тенях, – откликнулся Гаспод. – Судя по ароматам, в переулке Нежности. – Он обнюхал землю. – Ага, вот он где…

– Йо, Гаспод…

Голос был низким, хриплым и походил на шепот, к которому примешали чуть-чуть песочка. Он донесся откуда-то из переулка.

– Чо у тебя за подруга, Гаспод, в натуре?

Раздалось гнусное хихиканье.

– А, – сказал Гаспод. – Привет, ребята.

Из переулка показались два пса. Они были просто огромны. Породу определить не представлялось возможности. Один из них был иссиня-черным и выглядел как помесь питбультерьера с мясорубкой. Второй… второй выглядел как пес, которого почти наверняка зовут Крутым. Верхние и нижние клыки его были настолько большими, что он смотрел на мир сквозь некое подобие решетки. Он тоже был кривоног, но упоминать об этом было бы серьезной, если не смертельной ошибкой.

Хвост Гаспода нервно завибрировал.

– Это мои друзья, Черный Роджер и…

– Крутой? – предположила Ангва.

– Откуда ты знаешь?

– Удачная догадка.

Два пса обошли их с двух сторон.

– Вау, – ухмыльнулся Черный Роджер. – И что это за сестричка?

– Ангва, – ответил Гаспод. – Она…

– …Волкодав, – закончила за него Ангва.

Псы кружили вокруг них с голодным видом.

– Большой Фидо о ней в курсах? – поинтересовался Черный Роджер.

– Я как раз хотел… – начал было Гаспод.

– Я въехал, – перебил его Черный Роджер. – Что ж, придется вам проковылять кой-куда с нами. Сегодня как раз вечер Гильдии.

– Конечно, конечно, – поспешил согласиться Гаспод. – Никаких проблем.

«Я справилась бы с любым из них, – подумала Ангва. – Но не с обоими одновременно».

Вервольфы обладают невероятной ловкостью и такой силой челюстей, что могут мгновенно вырвать у человека сонную артерию. Ее отец частенько так шалил, что очень раздражало мать, особенно если он делал это перед обедом. Но Ангва предпочитала вегетарианскую диету.

– Йо, – выдохнул Крутой прямо ей в ухо.

– Ни о чем не беспокойся, – простонал Гаспод. – Я и Большой Фидо… мы такие закадычные…

– Что ты там пытаешься сделать со своей лапой? Скрестить когти? Вот уж не думала, что собаки способны на такое…

– Ты права, – с несчастным видом откликнулся Гаспод.

Из теней появлялись другие собаки. Ангву и Гаспода то ли провожали, то ли вели по дорожкам, которые были даже не проулками, скорее щелями между стен. Наконец, они вышли на какое-то открытое место, смахивающее на двор-колодец, в который едва проникал свет. В одном углу валялась огромная бочка с куском одеяла внутри. Рядом сидели и чего-то определенно ждали разного рода псы. У некоторых был только один глаз, у других – одно ухо, но у всех были шрамы, и у всех были зубы.

– Вы, – сказал Черный Роджер. – Здесь тусуйтесь.

– И не пытайтесь сделать лапы, – добавил Крутой. – Очень неприятно, когда жуют твои внутренности.

Ангва опустила голову до уровня Гаспода. Маленькая дворняга вся дрожала.

– Ты куда меня притащил? – прорычала она. – Это же Гильдия Собак. Стая бездомных псов!

– Ш-ш-ш-ш! Не говори так! Они вовсе не бездомные. – Гаспод испуганно огляделся. – В Гильдию всяких шавок не берут. Нет, поверь мне. Эти собаки, – он понизил голос до шепота, – были… плохими.

– Плохими?

– Очень плохими. Ах ты, паршивец… Пинка тебе… Плохой пес, – забубнил Гаспод как молитву. – Каждая собака, которую ты видишь, все они… сбежали. Сбежали от своих хозяев.

– Всего-то-навсего?

– Всего-то? Ну да. Этого что, мало? Впрочем, ты же не совсем собака. Ты не понимаешь. Не знаешь, что это за жизнь. А Большой Фидо… он сказал им… «Сбросьте ваши оковы, – сказал он. – Укусите длань, вас кормящую. Восстаньте и завойте». Он дал им гордость, – продолжал Гаспод, в голосе его чувствовалась смесь страха и восхищения. – Он сказал, что каждая собака, в которой не будет обнаружен дух свободы, станет мертвой собакой. На прошлой неделе он убил добермана только потому, что тот завилял хвостом проходившему мимо человеку.

Ангва оглядела собак. Все они были косматыми и неухоженными. И каким-то странным образом они совсем не походили на собак. Был среди них маленький и достаточно изящный пудель, сохранивший следы стрижки, а также декоративная собачка с остатками попоны из шотландки на плече. Эти собаки не бегали по двору и не ссорились; кроме того, у них был одинаковый сосредоточенный вид, который она раньше уже встречала, но не у собак.

Гаспода била крупная дрожь. Ангва незаметно подошла к пуделю. Под свалявшейся шерстью она заметила ошейник, украшенный стекляшками.

– Этот Большой Фидо, – спросила она, – какой-нибудь волк или кто похожий?

– Все собаки – волки в душе, – гордо ответил пудель, – но цинично и грубо лишенные своей судьбы благодаря махинациям так называемого человечества.

Пудель явно кого-то цитировал.

– Это Большой Фидо так сказал? – высказала предположение Ангва.

Пудель повернулся к ней, и Ангва впервые увидела его глаза. Они были красными и совершенно безумными. Существо с такими глазами способно убить кого угодно – безумие, настоящее безумие, проламывает кулаком даже самую толстую стену.

– Да, – ответил Большой Фидо.

Он был нормальной собакой. Стоял на задних лапках, валялся на спине, ходил рядом и приносил брошенные палки. Каждый вечер его выводили на прогулку.

То, что с ним произошло, не сопровождалось никакой вспышкой света. Он просто лежал в своей корзинке и думал о своей кличке, а звали его Фидо. А еще он думал о подстилке с надписью «Фидо» и миске с надписью «Фидо», но с особой грустью он думал об ошейнике с надписью «Фидо», а потом что-то щелкнуло в его голове, и он сожрал подстилку, покусал хозяина и выпрыгнул на улицу через окно кухни. Там он встретил лабрадора в четыре раза крупнее себя, который сначала посмеялся над его ошейником, но уже через тридцать секунд бежал, жалобно скуля.

И это было только начало.

Иерархия собак достаточно проста. Фидо задавал вопросы – обычно приглушенным голосом, потому что одновременно кусал чью-то лапу, – пока не добрался до вожака самой большой стаи одичавших бездомных собак. Народ, то есть собаки, до сих пор рассказывает о схватке между Фидо и Брехливым Безумцем Артуром – ротвейлером с одним глазом и очень дурным характером. Обычно животные не дерутся насмерть, всегда можно сдаться и выйти из боя, но победить Фидо было невозможно, потому что он был очень маленьким воплощением жестокости в ошейнике. Он висел на разодранной в клочья шкуре Брехливого Безумца Артура, пока тот не сдался, после чего, к собственному превеликому изумлению, убил его. Фидо обладал какой-то необъяснимой решимостью – его можно было колошматить кувалдой в течение пяти минут, но то, что от него осталось, все равно бы не сдалось, и к нему ни в коем случае нельзя было поворачиваться спиной.

Потому что у Большого Фидо была мечта.

– Проблемы? – спросил Моркоу.

– Этот тролль оскорбил гнома, – заявил гном Рукисила.

– Я слышал, как исполняющий обязанности констебля Детрит отдал приказ младшему констеблю… Хрольфу Пижаме, – возразил Моркоу. – Что в этом плохого?

– Он – тролль.

– Да?

– И он оскорбил гнома!

– На самом деле это была одна из форм приказа… – попытался объяснить сержант Колон.

– Этот проклятый тролль спас мне сегодня жизнь! – закричал Дуббинс.

– Зачем?

– Зачем? Зачем? Затем, что это была моя жизнь, вот зачем! И я к ней очень привязан!

– Я не хотел сказать…

– Ты просто заткнись, Абба Рукисила! Что ты вообще понимаешь, гражданский?! Почему ты так глуп? О нет, я слишком мал для всего этого дерьма!

В дверях возникла тень. Углеморд был практически горизонтальным, а немногие вертикальные поверхности были испещрены трещинами. В глазах его горели подозрительные алые искорки.

– Вы его действительно отпускаете?! – взвыл гном.

– У нас нет никаких оснований держать этого тролля взаперти, – пожал плечами Моркоу. – Тот, кто убил господина Крюкомолота, был нормального роста, поэтому и смог войти в дверь его мастерской. Тролль просто не пролез бы в косяк.

– Но все знают, что он – плохой тролль! – завопил Рукисила.

– Я ничего не сделал, – откликнулся Углеморд.

– Нельзя его просто так отпускать, капрал, – прошипел Колон. – Вся эта гномья толпа моментально набросится на него!

– Я ничего не сделал, – повторил Углеморд.

– Согласен, сержант. Исполняющий обязанности констебля Детрит?

– Сэр?

– Приведи его к присяге и запиши в Стражу.

– Я ничего не сделал.

– Так нельзя! – заорал гном.

– Не хочу я ни в какие стражи, – проворчал Углеморд.

Моркоу наклонился к нему.

– Здесь больше сотни гномов, – прошептал он. – И все с большими топорами.

Углеморд заморгал.

– Я вступаю.

– Приведи его к присяге, исполняющий обязанности констебля!

– Прошу разрешения призвать еще одного гнома, сэр. Для сохранения паритета.

– Разрешаю, исполняющий обязанности констебля Дуббинс.

Наконец Моркоу снял шлем и вытер лоб.

– Кажется, больше проблем нет, – сказал он.

Толпа молча смотрела на него.

Он широко улыбнулся.

– Все могут расходиться.

– Я ничего не сделал.

– Да… но… – запинаясь, проговорил Рукисила. – Если старину Крюкомолота убил не он, то кто это сделал?

– Я ничего не сделал.

– Следствие продолжается.

– Ага, не знаешь!

– Но я выясняю.

– Да? И когда же ты это выяснишь?

– Завтра.

Гном замялся.

– Ну, хорошо… – сказал он крайне неохотно. – Завтра. Надеюсь, это действительно случится завтра.

– Вот и договорились, – кивнул Моркоу.

Толпа и в самом деле начала расходиться, по крайней мере она приобрела меньшую плотность. Тролли, гномы и люди, если они настоящие жители Анк-Морпорка, не уходят, пока уличное представление не закончится.

Исполняющий обязанности констебля Детрит, раздувшись от гордости и почти не касаясь костяшками земли, оглядел свое войско.

– А теперь слушайте сюда, ужасные тролли!

Она помолчал, пока очередная мысль не заняла свое место.

– Слушайте сюда и сейчас! Ты – в Страже, малыш! Это работа с возможностями. Я делал ее всего десять минут, а меня уже повысили! А еще я получил образование и обучение для хорошей работы на гражданке! Это ваша дубинка с гвоздем. Вы будете есть ее. Вы будете спать на ней! Когда Детрит скажет подпрыгнуть, вы спросите… какого цвета?! Все будем делать по числам! А чисел у меня много!

– Я ничего не сделал.

– Пора умнеть, Углеморд. У тебя в ранце – пуговицы фельдмаршала!

– Я ничего не брал.

– А теперь покажите-ка мне тридцать два! Нет! Лучше шестьдесят четыре!

Сержант Колон потер переносицу. «Мы живы, – подумал он. – Тролль оскорбил гнома в присутствии других гномов. Углеморд… а по сравнению с ним Детрит – сам господин Невинность… на свободе и стал стражником. Моркоу вырубил Майонеза. А еще Моркоу сказал, что до завтра мы все выясним, а уже стемнело. Но мы живы. Капрал Моркоу совершенно чокнулся…»

Но лайте, собаки! Эта жара сводит всех с ума.

Ангва слушала вой других собак и думала о волках.

Она пару раз бегала со стаей и неплохо разбиралась в жизни волков. Эти собаки волками не были. Волки в целом – миролюбивые и простые существа. Их вожак чем-то походил на Моркоу. Моркоу гармонировал с городом так же, как волчий вожак – с лесом.

Собаки сообразительнее волков. Волкам разумность ни к чему. У них хватает других полезных черт характера. Но собаки… разумностью наградили их люди, хотели они того или нет. А еще собаки намного более жестоки, чем волки. Этим тоже наградили их люди.

Большой Фидо пытался организовать своих бездомных собак в то, что непосвященному могло показаться волчьей стаей. В своего рода косматую машину для убийства.

Она огляделась.

Большие собаки, маленькие собаки, толстые собаки, тощие собаки. И все они горящими глазами смотрели на державшего речь пуделя.

Речь была о Судьбе.

О Дисциплине.

О Естественном Превосходстве Собачьей Расы.

И о Волках. Правда, волки Большого Фидо отличались от тех, с которыми была знакома Ангва. Волки, о которых мечтал Большой Фидо, были крупнее, свирепее, мудрее. Они были Королями Леса, Ужасом в Ночи. Они носили имена типа Быстрый Клык и Серебряный Хребет. Мечта каждого нормального пса – стать похожим на них.

Большой Фидо одобрительно высказался об Ангве, сказал, что она чем-то смахивает на волчицу.

Собаки слушали как завороженные, слушали маленького песика, который попукивал от возбуждения, произнося речь о том, что по природе своей собаки должны быть значительно крупнее. Она посмеялась бы, если бы не четкое осознание того, что после этого ей вряд ли удастся остаться в живых.

А потом Ангва увидела, что сделали с крысоподобной маленькой дворняжкой, которую выволокли в центр круга два терьера и предъявили ей обвинение в том, что она принесла брошенную человеком палку. Даже волки не поступали так друг с другом. У волков нет правил поведения. Они им не нужны. Волкам, чтобы быть волками, не нужны никакие правила.

Когда казнь свершилась, Ангва разыскала Гаспода – тот сидел, забившись в угол, и старался вести себя как можно более скромно.

– Если мы сейчас убежим, за нами, наверное, погонятся? – спросила она.

– Вряд ли. Сходка закончилась.

– Тогда бежим.

Они не спеша завернули за угол, но, убедившись, что их уход остался незамеченным, помчались как бешеные.

– О боги! – воскликнула Ангва, когда от своры бездомных собак их отделяло несколько улиц. – Он же просто бешеный!

– У бешеных пена из пасти идет, – возразил Гаспод. – А он – безумен. Это когда пена в мозгах.

– Все эти разговоры о волках…

– Собаки тоже имеют право мечтать.

– Но волки совсем не такие! У них даже нет имен!

– У каждого есть имя.

– А у волков – нет. Зачем им имена? Они знают, кто они, знают остальных членов стаи. Это… просто образ. Запах, чувство, форма. У волков нет даже понятия «волк»! Все совсем не так. Имена нужны только людям.

– У собак есть имена. У меня есть имя. Гаспод. Так меня зовут, – несколько недовольно сказал Гаспод.

– В общем… Объяснить почему я не могу, – пожала плечами Ангва, – но у волков нет имен.

Луна уже висела высоко в небе, черном, как кофе, который совсем не черный.

Свет луны покрыл город переплетением серебристых отблесков и теней.

Когда-то, давным-давно, Башня Искусства была центром города, но центры городов имеют свойство мигрировать, и теперь центр Анк-Морпорка находился в нескольких сотнях ярдов от нее. Тем не менее башня по-прежнему господствовала над городом, ее черный силуэт выделялся на фоне вечернего неба, умудряясь выглядеть чернее, чем какие-то там тени.

На Башню Искусства почти никто не смотрел – а зачем, ведь она всегда на месте! Она просто существует. Люди редко смотрят на знакомые вещи.

Раздался звон от удара металла о камень. Большое черное пятно медленно, но неумолимо поднималось вверх по башне. Лунный свет отразился от металлической трубки, висящей за спиной черной фигуры. После чего фигура скрылась в тени и пропала из виду…

Окно оказалось наглухо закрытым.

– Но она всегда оставляет его открытым, – проскулила Ангва.

– А сегодня закрыла, – сказал Гаспод. – Тревожные времена – по улицам шляются всякие странные люди.

– Но она хорошо знает странных людей, – возразила Ангва. – Многие из них живут в ее доме!

– Просто превратись в человека и разбей стекло, – предложил Гаспод. – Что за проблемы?

– Не могу! Я буду совсем голой!

– А сейчас ты не голая?

– Сейчас я – волчица! Это совсем другое дело!

– Ни разу в жизни ничего не надевал. И это совершенно меня не беспокоит.

– Штаб-квартира, – пробормотала Ангва. – Там должна быть хоть какая-то одежда… На худой случай, и кольчуга сойдет. Простыня или еще что-нибудь. И дверь там никогда не закрывается. Пошли.

Она побежала по улице, Гаспод, подвывая, едва поспевал за ней.

Вдруг они услышали чье-то пение.

– Ничего себе, – удивился Гаспод. – Ты только посмотри.

Мимо проковыляли четверо стражников. Два гнома и два тролля. Ангва узнала Детрита.

– Ать-два, ать-два, ать-два! Таких ужасных новобранцев я еще не видел. Подняли ножки!

– Я ничего не сделал.

– А теперь, младший констебль Углеморд, впервые за всю свою ужасную жизнь ты хоть что-то делаешь! Трус в Стражу не играет!

Отряд завернул за угол.

– Что происходит? – спросила Ангва.

– Понятия не имею. Узнал бы больше, если бы они остановились отлить.

У Псевдополис-Ярда скопилась небольшая толпа. И судя по всему, собравшиеся здесь тоже были новоявленными стражниками. Сержант Колон стоял под мигающим фонарем, что-то писал в своем блокноте и разговаривал с каким-то коротышкой с большими усами.

– Твое имя, господин?

– СИЛАС! НЕСКЛАДЕХА!

– Ты случаем городским глашатаем не работал?

– РАБОТАЛ!

– Хорошо. Дайте ему шиллинг. Исполняющий обязанности констебля Дуббинс! Он зачислен в твой отряд.

– А ГДЕ МНЕ НАЙТИ ИСПОЛНЯЮЩЕГО ОБЯЗАННОСТИ КОНСТЕБЛЯ ДУББИНСА? – спросил Нескладеха.

– Здесь, внизу, господин.

Коротышка опустил взгляд.

– НО ТЫ ЖЕ ГНОМ! Я НИКОГДА НЕ…

– Стоять смирно, когда обращаешься к вышестоящему офицеру! – заорал Дуббинс.

– В Страже нет ни гномов, ни троллей, ни людей, – нравоучительно промолвил Колон. – Только стражники, понятно? Так говорит капрал Моркоу. Конечно, если ты не хочешь служить в отряде исполняющего обязанности констебля Детрита…

– Я ЛЮБЛЮ ГНОМОВ, – быстро откликнулся Нескладеха. – ВСЕГДА ЛЮБИЛ. ДАЖЕ НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО В СТРАЖЕ ИХ НЕТ, – добавил он, немного подумав.

– Быстро схватываешь. И далеко уйдешь в этой армии, – похвалил Дуббинс. – Считай, задница фельдмаршала в твоем носовом платке. Кру-у-у-у-гом! Ать-два, ать-два!

– Уже пятый доброволец, – сказал Колон капралу Шноббсу, когда Дуббинс и новобранец скрылись в темноте. – Даже декан Незримого Университета хотел записаться. Поразительно!

Ангва взглянула на Гаспода, но тот лишь пожал плечами.

– А Детрит определенно делает успехи, – продолжал Колон. – Через десять минут уже вертит ими, как хочет. Впрочем, через десять минут он любого будет вертеть как хочет. Чем-то напоминает моего сержанта по строевой подготовке, когда я был новобранцем.

– Крутой был, да? – поинтересовался Шнобби, прикуривая сигарету.

– Крутой? Крутой, спрашиваешь? Тринадцать недель чистого издевательства, вот что это было! Десятимильная пробежка каждое утро, половину времени по шею в грязи, а он постоянно матерился и проклинал нас! Однажды заставил меня всю ночь чистить сортиры зубной щеткой! Он поднимал нас с коек при помощи палки с шипами! Мы прыгали по его приказу через обручи, ненавидели его безумно, готовы были его убить, но ни у кого не хватало духу. Он устроил нам три месяца живой смерти. Но знаешь… после выпускного парада мы посмотрели на себя в новой форме, увидели, кем мы стали… настоящими солдатами то есть… а потом увидели его в таверне и… что ж, тебе я могу признаться… – Колон смахнул навернувшуюся слезу. – …Потом я, Колотушка Джексон и Хогги Мотыга подстерегли его в переулке и устроили ему семь кругов ада. У меня пальцы зажили только через три дня. – Колон высморкался. – Хорошее было время… Хочешь леденец, Шнобби?

– Не откажусь.

– Дай один маленькому песику, – попросил Гаспод.

Колон дал, сам не понимая почему.

– Видишь? – спросил Гаспод, разгрызая конфету своими гнилыми зубами. – Я просто гений. Гений!

– Молись, чтобы Большой Фидо это не узнал, – усмехнулась Ангва.

– Ерунда. Он меня не тронет. Я внушаю ему беспокойство. У меня есть Сила. – Гаспод отчаянно зачесал за ухом. – Послушай, зачем тебе возвращаться, мы могли бы…

– Нет.

– Это история всей моей жизни, – вздохнул Гаспод. – Вот Гаспод. Дай ему пинка.

– Я полагала, у тебя есть большая счастливая семья, в которую ты всегда можешь вернуться…

Ангва открыла дверь плечом.

– Да? О да. Конечно, – быстро произнес Гаспод. – Да. Но мне нравится независимость. А домой я могу вернуться в любой момент, стоит только захотеть.

Ангва взбежала по лестнице и открыла лапой ближайшую дверь.

Она оказалась в спальне Моркоу. Его запах, похожий на золотистое свечение, заполнял всю комнату.

На одной стене висел чертеж шахты, аккуратно прикрепленный кнопками. На другой – большой лист бумаги, на котором карандашом был вычерчен план города с многочисленными исправлениями и пометками.

Перед окном, как раз на том месте, куда поставил бы его здравомыслящий человек, чтобы максимально использовать дневной свет и экономить казенные свечи, стоял письменный стол. На нем лежала пачка бумаги, рядом с ней Ангва увидела стаканчик с карандашами. Вплотную к столу был придвинут старый кривой стул, под одну из ножек которого был подсунут сложенный лист бумаги.

Вот и все, не считая комода. Спальня напомнила ей комнату Ваймса. Сюда человек приходил спать, но не жить.