#Меня зовут Лис Виксен Ли
Одна, вторая, третья. Все всегда крутилось вокруг сказок. Торора. Человек, который слишком много терял. Месть. Кровавые страхи. Имена! Имена, которые всегда так много значат, по словам Извель. Нареки врага, и он станет смертным.
– Я знаю твое имя.
Пика замерла в воздухе.
– Нет.
– Знаю. – Мое дыхание успокоилось. Все оказалось вполне простым и логичным. И это хранилось в моей памяти именно для сегодняшнего дня. – Кто-то звал тебя Дьявольским воином, кто-то – Проклятым копейщиком. Но эти имена только подпитывали тебя и твое эго. Есть поговорка: «Нареки врага, и он станет смертным». Твое имя Сэм. Мстительный Сэм.
По комнате разнесся вой ярости, но тень не двигалась. Внутри нее забилось что-то живое, словно из тьмы вдруг было соткано сердце, которое учащенно забилось.
– Сэм такое простое имя, правда? Для паренька из деревни, из дома с камышовой крышей.
– Ты ничего не знаешь! – Тень вопила, но обретала тело. Я уже видела, как тьма спряла руки и ноги. Тело было заковано в черную броню, каждый кусочек тени вставал на место и создавал силуэт. Оно становилось плотным, а значит – смертным.
– Сэм был хорошим парнем, но однажды он задался целью отомстить одному человеку. Он погубил себя…
– Нет!
– Свою сестру…
– Замолчи!
– Своего ребенка…
Теперь тени уже не было. Черный копейщик с торорой трясся от ярости: он был вполне осязаем. Я распутала клубок сказок и вернулась к началу.
– Ты боишься смерти, Сэм. Но пришло ее время. И там ты встретишь их всех. И это станет твоей карой.
С ревом оттолкнув Атоса, копейщик бросился на меня.
Мне показалось, что копейщик собирается ударить меня торорой, и я встала в защитную стойку. Но я ошиблась. Черный демон из сказок с разбега врезался в меня, швырнув на одну из стен. Удар был мощный, и я сильно стукнулась незащищенной головой. Сверху с полок на меня упала пара книг – так сильно тряхнуло стену.
В голове раздался противный хруст. Атос между тем начал нападать на демонического копейщика. У него теперь было тело, но бой, кажется, не стал проще. Я следила за битвой – держался наш соперник достойно, я впервые видела, чтобы атаки моего учителя так успешно отклоняли. Атос сиял своими узорами, но было неясно, приносят ли они ему хоть какую-то пользу.
Странное чувство охватило меня. Я не могла еще пару мгновений понять, в чем же дело. И только потом увидела себя, сидящую, привалившись к стене. Мои глаза были открыты, словно с удивлением, а голова склонена набок. А сама я не была у стены… я как будто следила за боем сверху, из-под крыши. Смотрела на Атоса, на копейщика, на себя…
«Он сломал мне шею, – пронеслось в мозгу. – Я вижу свое тело, я умерла». Но страх длился недолго. Видение о полете под потолком было, видимо, вызвано сильным ударом головы. Вдох и выдох – и я снова сидела на холодном полу, только шея ужасно болела. А хруст, который я приняла за перелом, издала одна из каменных бусин, впаянных в мою броню. Мельком бросив на нее взгляд, я увидела, что он треснула и потеряла свой насыщенный зеленый цвет. Впрочем, у меня не было времени осматривать себя: бой продолжался, и Атос проигрывал.
Я поднялась на ноги и попыталась сунуться между крайнийцем и копейщиком, но только помешала Атосу. Оказавшись на противоположной стороне комнаты, я огляделась в поисках того, что могло бы мне помочь. Книги были магические, но какая от них сейчас была польза? Метать в копейщика разбитые колбы было тоже бессмысленно. Моя рука зашарила по броне, я хотела найти хоть что-то, чтобы помочь Атосу. Тепло разлилось по бедру от сумки. Я сунула в нее руку и нащупала старую цепочку. Руки Далии, казалось, легко светились, как и узоры духов.
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – зашептала я. – Пусть это будет немного магией. Пусть это поможет нам.
Размахнувшись, я бросила амулет в черного копейщика. Он со звоном отскочил от шлема демона. Но ничего не произошло. Вернее, почти ничего. Только то, что на звук он дернул головой – совсем чуть-чуть, почти не отрывая глаз от Атоса. Но этого мига моему учителю хватило, чтобы выбить копье из руки копейщика.
В окно стремительно влетел ветер и, как это бывало раньше, подхватил меня. Я метнулась вперед, обнажая меч. Пока демон разворачивался ко мне, я одновременно умудрилась пнуть копье подальше, пригнуться под его рукой, занесенной для удара, и воткнуть свой щербатый меч в сочленения между пластинами его брони.
Похоже, этому дьяволу было мало: его кулак пронесся около моего лица. Я успела отвести голову, но тот все равно оцарапал мне скулу. Атос сзади своим огромным мечом прошил копейщика насквозь. Но чудовище продолжало жить и сражаться. Рука в черной латной перчатке вцепилась мне в горло.
– Да сдохнешь ты или нет?! – заорала я, всаживая ему кинжал в глаз. Атос сзади наносил удар за ударом и уже просто полыхал своими узорами.
– Я заберу тебя с собой, девочка, – проскрипело создание из бездны. Сквозь глазницы шлема я увидела вместо глаз две полыхающие пропасти бесконечной ярости. Атос уже не бил копейщика мечом, он пытался разжать его пальцы на моей шее.
– Нареки врага, – прохрипела я Атосу. – Твои узоры, узоры духов. Вызови духов. Назови его имя!
– Сэм. – В голосе Атоса я впервые слышала такое отчаянье. – Тебя зовут Сэм, и пусть тебя заберут проклятые духи! Сэм! Сэм!
– Сэм…
Голос, ответивший Атосу, прошелестел так мягко и нежно. Таким голосом баюкают детей перед сном. Однако на копейщика это подействовало странным образом: он завыл, отпустив мое горло. Пока я, хватая ртом воздух, корчилась на полу, а Атос склонился надо мной, в воздухе разнесся запах свежих цветов, несмотря на то, что за окном башни был осенний лес.
– Сэм, Сэм, Сэм… – Тысячи голосов заполнили комнату. На их фоне отчетливо звучал первый нежный девичий голос, но его словно поддерживала невидимая армия.
Наш демон забился в угол, сжавшись, словно испуганный мальчишка. Он что-то бормотал себе под нос. В комнате никого не было, никаких светящихся силуэтов или призраков в саванах. Просто голоса, самый громкий из которых тихо и нежно произнес:
– Сэм. Мы ждем тебя. Ты задержался здесь.
– Нет! Нет! Нет!
– Сэм. Мы простили тебя. Мы ждем.
Демон поднялся на дрожащих ногах и вышел на середину комнаты, он стоял и смотрел куда-то вверх через хрустальный потолок.
– Правда, я прощен?
Ответа Атос не стал дожидаться. Он единым мощным движением снес голову призраку. Но она не успела долететь даже до пола, обратившись клочком тумана, как и все тело дьявольского копейщика. Узоры духов на теле Атоса тут же померкли, словно их и не было. И может быть, мне только показалось, но тот же самый девичий голос, что звал Сэма, прошептал мне на ухо «Спасибо» – и исчез из этого мира вместе с последними воспоминаниями о проклятом копейщике.
Я села на каменное ложе, стоявшее посреди комнаты. Внутри была странная пустота, которая заполняла все новые и новые части души. Мое путешествие к башне было бессмысленным: здесь я нашла только пустой старый ларец, заброшенную комнату и призрака из детских страшилок.
На уме все еще были те мгновенья, когда мне показалось, что я вижу себя мертвой. От этого стало еще хуже. Словно из плена на волю из груди вырвался всхлип.
Мое путешествие к башне окончено. Мечта обернулась пылью и тленом. Но самое главное – Атос покинет меня, вернется к своей обычной жизни, где для меня не будет места. А мне, наверное, стоит просто остаться здесь, прилечь и порасти паутиной. Я снова всхлипнула, но затем, не сдержавшись, разревелась.
Я ненавидела свои слезы еще с той памятной битвы с моим Принцем. Для меня они были больше, чем слабостью – это было признание в собственной беспомощности. Но именно так я себя сейчас и ощущала.
Атос сел рядом и говорил что-то, но я его не слушала. Мне хотелось баюкать свою обиду, свалить ее на эту башню, на ее заброшенность, на то, что ларец оказался пуст.
Внезапно Атос резко развернул меня к себе лицом. От неожиданности я перестала реветь и вгляделась в его лицо: насупленные лохматые брови, полные губы с трещинками от ветра, горящие глаза с дьяволинкой. Он словно собирался мне что-то сказать, но передумал… и поцеловал меня.
Не как целуют младшую сестру или подругу, а как женщину – в чем-то даже грубо. Меня пошатнуло, и он обхватил мои плечи, продолжая прижиматься к моим губам. Я ответила на поцелуй – не могла не ответить, – но все это казалось каким-то фарсом. У меня было ощущение, что я целую родного брата или даже саму себя. Мой Атос, милый дорогой Атос, именно сейчас я поняла, что люблю его. Люблю его совсем иначе, чем обычно молоденькие девушки любят сильных и смелых парней.
Мы целовались под хрустальным сводом, а у меня возникали одна за другой мысли: что он моя семья, мой брат и отец, мой друг и мой поверенный во всем – но никак не возлюбленный. И хотя он никогда бы в этом не сознался, но я была уверена, что он чувствовал то же самое. А этот поцелуй – всего лишь грубая попытка привести меня в чувство.
Я наконец отстранилась, отвернув разгоряченное от слез и поцелуя лицо.
– Дураки вы, мужчины. Неужели и вправду думаете, что есть только один способ утешить девушку?
– Но ведь подействовало же, – нерешительно ответил Атос. – Ты прекратила лить слезы.
– Боюсь даже представить, как бы ты меня утешал, случись со мной истерика.
Мы замолчали, а я положила голову на его плечо. Битва с демоном, пустой ларец, мнимая смерть и этот странный поцелуй – все это лишило меня сил. Хотелось заснуть и проспать несколько дней.
– Лис. – Атос резко поднялся, и я чуть не упала. Первой мыслью было, что он увидел нового врага, но мой друг показывал на стену, где висела старинная карта. – О боги, стоило догадаться.
Я поднялась и, стараясь не встречаться глазами с Атосом, разглядела пожелтевший пергамент. Он выглядел старым и висел на грубой деревянной щепе, вбитой меж камней башни. По краям бумага истончилась и надорвалась. Отдельные ее кусочки заворачивались наподобие деревянной стружки.
– Это карта Королевства, только странная…
– Не странная, а старая. Посмотри, этих северных городов давным-давно нет. Но суть не в этом. – Атос ткнул в три точки на карте. – Посмотри же.
Грубо нарисованные, поблекшие от лет, но все еще сохраняющие белый цвет башни высились на карте. Три белых башни. Одна на северо-востоке, где мы и находились, еще одна на юге, на самой границе с Краем и последняя – на северо-западе.
– Ты же не думаешь…
– Это вполне логично. Три ларца из сказки – три башни. Сильные артефакты лучше хранить по отдельности. Кто сказал, что у нашего лисьего Сияющего был только один дом? Что, если перед смертью он отвез ларцы в разные стороны?
Над каждой из нарисованных башен был нанесен знак. Там, где находились мы, изображение красного глаза следило за окрестностями. Южная башня содержала в себе черное сердце, а на северо-западе над башней парил синий голубь.
– Любовь, Истина и Надежда. Ну, точно мы можем сказать лишь про Любовь на юге. А что было в этом ларце, Истина или Надежда, мы не узнаем. Его открыли до нас.
– Да что это меняет?! – в сердцах воскликнула я, отворачиваясь от карты. – Путешествие окончено. Мы же шли к Лисьему чертогу.
– Когда мы шли сюда, то еще не знали, что башен три. Я много путешествовал по Королевству и не помню подобных башен в указанных точках – от них могли остаться лишь руины… Но что, если ларцы еще целы?
– Неужели ты хочешь продолжить поиски? – Я боялась, что мой голос прозвучал заискивающе, но как же страшно было упустить шанс продолжить путешествие с Атосом.
– Там впереди две башни, Лис. А ты ведь идешь к башне. И пускай там уже не будет Лисьего чертога, а может оказаться Медвежий угол или Барсучья нора, да плевать. Мы сейчас своими глазами видим ларец, в котором когда-то хранилась, возможно, одна из величайших загадок нашего мира. Ты спрашиваешь, хочу ли я продолжить поиски? Да, Войя тебя подери, – нас ничто не остановит!
Его глаза пылали предстоящими приключениями и победами. Он невольно заразил своей радостью и меня, настолько, что я, плакавшая навзрыд пару минут назад, засмеялась. Он тоже засмеялся, и пустое пространство комнаты ожило. Солнечные лучи, пробившиеся сквозь хмурые тучи, осветили нас, стоявших посреди танца пыли и смеющихся, словно дети.
Мы находились в самом сердце Лисьего чертога под хрустальной крышей волшебной Белой Башни, которую уже покинула магия. Впереди была новая дорога, и, кажется, мы оставались вместе. Я уже не вспоминала глупый поцелуй – Атос был рядом, смеющийся, высокий и надежный, самый лучший на свете. В тот день я думала, что так будет всегда – так должно было быть всегда.
#Бусина пятнадцатая
Деревня Элея встретила нас так, словно мы никуда и не уходили. То есть полным безразличием. Для меня с нашего отправления к башне прошли века. Я много открыла в себе и в Атосе, потеряла одну мечту и обрела новые. Но для этих людей ничего не изменилось, разве что овес немного подорожал. Это удивляло меня каждый раз, когда мы проходили какую-нибудь деревушку, – там жили люди, ничего не значащие для меня, и, более того, я ничего не значила для них. Когда мы расходились, жизнь каждого продолжалась. Это то, что Извель назвала тенью костра, отбрасываемой на камень. В Королевстве было столько людей, чья жизнь текла и продолжит течь, когда меня уже не станет…
В голове снова всплыла сцена из башни. Я сижу, привалившись спиной к стене, голова безвольно склонена набок, глаза широко раскрыты, но в них нет жизни. Хруст треснувшей бусины, который я приняла за треск своих шейных позвонков, ее потухший зеленый огонь. Мне очень хотелось рассказать об этом Атосу.
– Атос, послушай…
– А вот и вы! Вот уж не ждали! – По дороге к нам спешил жизнерадостный хозяин мельницы Алиас Форбас. Он стал еще толще прежнего, или мне так только показалось. – Скажите на милость, сходили к башне и выжили. Вот удальцы!
– Накроешь нам стол в честь этого, господин Форбас? – Атос ухмыльнулся, предвкушая сытный обед. А я разозлилась, что нас прервали, и теперь неизвестно, когда еще представится подходящий случай, чтобы обсудить странное видение в башне.
– Я не только накормлю вас пищей для желудков, мой друг. Но еще и подарю пищу для ума. – Форбас приобхватил нас за плечи и повел к своему дому. – Через день после того как вы ушли, приехал гонец. С виду наемник из легиона.
Брови Атоса поползли вверх, однако он промолчал. Впрочем, Форбас все равно разглядел удивление.
– Ага, я так и думал, что вы тоже легионеры. В общем, этот чудак спрашивал людей, не проходили ли через Элею огромный рыцарь с девочкой в мужской одежде. Ну и, разумеется, все указали пальцем на меня. – Толстяк комично пожал плечами. – Мне тоже было скрывать нечего, сказал, что вы ушли к башне. А парень оставил письмо, на случай если вы вернетесь. И кто бы мог подумать – вы в самом деле тут!
– Где письмо? – отрывисто спросил Атос.
– В доме, не с собой же мне его носить, – рассмеялся наш гостеприимный хозяин.
Когда мы дошли до ладного каменного дома, Форбас попросил нас подождать снаружи и распорядился служанкам накрывать на стол. Они засновали, выкладывая северные блюда, но аппетит пропал. Атос нервничал, и я его понимала.
У меня самой засосало под ложечкой. Я вспомнила слухи на базарной площади Штольца и то, как я забыла о них. Битва у Переправы Черной гончей… Самая кровавая битва за всю историю войны. Даже если и так, никто из Алой Розы не должен был знать, что Атос ушел на север. Если уж на то пошло, про «девочку в мужской одежде», путешествующую вместе с ним, тоже не было известно. Однако было письмо, и Форбас, вернувшись, протянул белый хрустящий лист Атосу.
Бумага, как я и опасалась, была скреплена печатью нашего легиона. Атос сломал сургуч и начал жадно вчитываться в строки, а я стояла рядом и изнемогала от желания вырвать письмо и разорвать его на тысячу мелких клочков. Я заметила, что, читая текст, Атос побледнел и плотно сжал зубы. Затем ни слова не говоря, он протянул письмо мне.
На листе красивым почерком с вензелями и прочими завитушками была выведена едва ли пара строк:
«Дорогой Атос! Алая Роза разбита. Нас осталось двадцать человек, мы бежали на север и сейчас разбили лагерь в Сиазовой лощине. Слышала, ты тоже тут – отправили гонца искать тебя. Вернись хотя бы попрощаться. Твоя Алайла».
У меня просто зубы заскрипели от злости: «дорогой Атос», «твоя Алайла» – стоило бы напомнить этой даме, что она уже замужем. Атос сел на скамью и, опершись руками на стол, обхватил голову руками. Только сейчас я поняла весь ужас произошедшего. Из более чем трех тысяч легионеров осталось двадцать. Ну, допустим, дезертиры есть во всех легионах, но в письме речь шла о том, что Роза была «разбита». Все те ребята, которых я знала, – все они, скорее всего, были мертвы. Даже при лучшем раскладе бывшие легионеры имели незавидную судьбу и мотались по дорогам словно бродяги.
– Это моя вина, – внезапно произнес Атос глухим голосом. – Это потому что я ушел.
– Неправда. У армии остались два отличных генерала. Ты не знал… Не мог знать!
– И все же – знал. Ни Крамер, ни Алайла никогда не водили людей в бой. А главный генерал, лидер легионеров, просто исчез без объяснений. Ясное дело, те потеряли боевой дух, были разбиты и убиты – и во всем этом виноват я.
Бац. Атос от неожиданности чуть не упал со скамьи. В подзатыльник я вложила всю свою силу, и, видимо, перестаравшись, чуть не снесла ему голову.
– Послушай себя! Весь мир не вертится вокруг тебя! Ты думаешь, что без тебя время застывает и никто не может справиться даже с простыми делами? Посмотри вокруг: эти крестьяне прекрасно жили без твоего величественного присутствия и продолжат жить, когда ты уйдешь. Жизнь не прекращается, когда ты покидаешь место.
Атос лишь ошарашено смотрел на меня, потирая затылок, а я распалялась все больше:
– Легионеры – не дети, Атос. Идет война – жестокая гражданская война, на которой гибнут тысячи. И никакая армия не защищена от того, что ее уничтожат. Неудачная местность, превосходящий числом противник, невыигрышная тактика боя – да что угодно. Можешь, конечно, сидеть и дальше жалеть себя, но…
– Но? – Атос впервые смотрел на меня так, словно мои слова показались ему разумными. Более того, он верил мне и готов был следовать моим советам. Я сама загнала себя в яму, из которой было не выбраться. Я не могла сейчас врать ему. Пришлось говорить правду, столь неприятную для меня:
– Но тебе надо вернуться в легион, хотя бы на вечер. Узнать, что произошло, предложить посильную помощь и, дай-то боги, наконец, попрощаться с Алайлой. Потому что ты этого не сделал, и это гнетет тебя весь этот долбаный путь! Ты уехал со мной, чтобы разобраться в себе, решить – стоящий ты генерал или нет. Но теперь возвращаться некуда. Это может быть просто случайностью, а может быть – ответом судьбы, который ты так отчаянно искал. Просто распутай до конца клубок, вернись в легион и простись с ним.
Я замолчала. Порох закончился, осталась угасающая злость на себя и Алайлу, так некстати вылезшую со своим легионом на севере.
Атос сложил руки на груди:
– Мы собирались идти к следующим башням.
– Никуда эти башни не денутся. Но если мы не съездим в Сиазову лощину, то путешествовать нам придется втроем: я, ты и призрак Алайлы, который до сих пор преследует тебя.
Мне нравилось наблюдать за сменой времен года, когда мы продвигались на север. Умеренное лето на юге, палящий зной в горах, прохлада и штормовые ветра Штольца и унылая серость пустошей до токана, зима в воздухе перед Лисьим чертогом и его ржавые хрустящие листья – под ногами. Казалось, еще чуть-чуть – и я увижу настоящий снег: смогу взять его в ладони и попробовать на вкус.
Я надеялась, что вновь увижу все сезоны, двигаясь к южной башне, но неожиданные вести из Розы не оставили мне и шанса. Сейчас мы двигались на запад, по лощине Сиаза, названной так в честь какого-то северного князька, скончавшегося тысячи лет назад. Единственное, чем он прославился – это своей любовью составлять монументы из конских черепов. На мой взгляд, весьма спорное увлечение для того, чтобы твоим именем назвали местность.
Все, что можно было сказать о лощине – сплошной туман. Воздух словно клубился и оседал грузными каплями на моей броне. Это был не тот пугающий туман из детских сказок о призраках, нет. Это был тоскливый северный туман, предвещавший сырость, грусть и слякоть.
Меня не покидали мысли об Алайле. У меня были свои причины жаждать с ней встречи. Когда я последний раз видела ее, то пообещала, что, набравшись опыта, убью виновного в смерти Кэрка. Не то чтобы я сомневалась в своих силах теперь, нет. За время путешествия я стала сильнее, быстрее и проворнее. Чего я боялась, так это встретить не «Алайлу, злую госпожу ключа», а разбитую и усталую молодую женщину. Генерала в глубоком отчаянии от потери своего войска. Я не была уверена, что мне хватит смелости вызвать на битву столь слабого врага, это было бы недостойно.
К тому же я никогда не забывала, как много Алайла значит для Атоса. По дороге сюда мы преимущественно молчали, но иногда я кидала на него взгляд, и то, что я видела, меня расстраивало. Он все еще корил себя за гибель легиона, но под сомкнутыми губами и сведенными бровями его лицо иногда озарялось надеждой. Я могла сколько угодно убеждать себя, что Алайла осталась в прошлом, но для него она всегда была и настоящим, и будущим. И грядущая встреча не столько пугала, сколько волновала его. Тень Алайлы, освещенной костром, на века отпечаталась на камне души Атоса. И я не могла стереть эту гарь одним движением руки.
Мы проезжали вербовую рощицу, где маленькие мокрые птицы перекликались под дождем, когда я заметила лагерь. Он походил на городок беженцев или пристанище нищих. Я не поверила глазам, когда увидела мокрую тряпку, висящую над самым большим шатром, – штандарт Алой Розы.
Костры трещали и дымили – поленья были насквозь сырыми и вряд ли давали хоть сколько-нибудь тепла. Люди, грязные и оборванные, жались к огню, хотя особенного холода не было. Возможно, от огня они просто чувствовали себя менее потерянными и одинокими в этой глуши.
Нас заметили еще издали. Среди верб к нам бежала она. Но боги, что с ней стало! Алайла, первая красавица всего юга: знатная, прекрасная и гордая – сейчас более всего походила на скелет. Запавшие глаза в огромных темных кругах, выступившие скулы и поблекшие волосы, костлявая рука так жалобно потянувшаяся из длинного рукава к Атосу. Я поняла, что проиграла полностью и безоговорочно. В этом состоянии он ее никогда не бросит – ни ради башен, ни ради меня. Это был конец.
– Атос! Лис! О боги, боги! – Она смеялась и плакала одновременно, пока Атос не заключил ее в свои объятия. – Вы дошли! А я уж и не верила, что мы найдем вас. Это такая радость.
Я почти готова была поверить ей, но тихий голос шептал, что слишком уж бегают у нее глаза, слишком заученной звучит эта речь. Это была чистой воды паранойя, но я привыкла доверять ей больше, чем глазам.
Атос нежно обхватил Алайлу за плечи и легонько встряхнул.
– Что случилось? Как вы потеряли легион? Алайла, что произошло?
Она лишь усмехнулась и, опустив голову, произнесла:
– Атос, случилось слишком многое. Была битва у Переправы, просто кровавая рубка – мы были одни среди врагов. Когда мы выбрались оттуда, нас догнали Лилии и Череда. Нас гнали и гнали, пока наше отступление не превратилось в беспорядочный бег: дезертирство, голод и бесконечные смерти. – Она всхлипнула и уткнулась лицом в плечо Атоса. – Нас выжили с юга и уничтожили.
– Вас в самом деле осталось только двадцать? – Атос только что разглядел лагерь и был ошарашен.
– Двадцать четыре, если быть точной. Строгосс разорвал контракт, и теперь мы просто никому не нужные бродяги.
– Где Крамер? – Это был первый вопрос, который я задала Алайле. Мне вообще хотелось не разговаривать, а испариться отсюда прямо сейчас. Но напомнить нашей леди-генералу о ее муже я посчитала верным шагом.
– Он ушел в деревню на севере за продовольствием. Когда он вернется… все начнется.
– Что начнется?
– Празднование, конечно. К нам вернулся наш третий генерал и его смышленая ученица. Это будет великий праздник! Лучший, что видели эти места.
Мы направились к лагерю, а меня внезапно пронял озноб. Что-то происходило, как тогда в истории с ключом и Кэрком. Но, как и тогда, я была не властна над событиями, более того, я даже не могла понять, что меня тревожит.
Пока Алайла увлеченно рассказывала Атосу что-то о переходах, провианте и прочих непонятных для меня вещах, я огляделась. Вокруг были лишь хмурые незнакомые лица. Солдаты зябли в тумане и искоса смотрели на девочку в блестящей броне. Как я ни старалась, не могла разглядеть знакомых легионеров. Двадцать четыре человека, подумать только…
Внезапно мой взгляд остановился на юноше, который сидел, прислонившись спиной к вербе, и смотрел перед собой невидящим взглядом. Что-то в нем было неуловимо знакомое. Я до боли прикусила губу, когда догадалась, кто именно сидел в паре шагов от меня.
Бывает, что скитания и нужда заставляют подростков взрослеть раньше времени. Но я впервые увидела, как горе может состарить ребенка. Вместо Тэддо-щенка, любимого всеми конюшего из отряда Кэрка, посреди туманного лагеря сидел старик с детским лицом. Вокруг глаз разбежались морщины, которые просто не могут появиться в пятнадцать-шестнадцать лет. Руки, сложенные на коленях, слегка подрагивали, словно в старческой трясучке. Лицо было серого цвета и пугало безразличием. В том старике, что сидел под вербой, я не могла узнать моего Тэддо.
Люди часто ищут определение смелости. Для меня в тот день смелостью стало подойти к Тэддо и осторожно коснуться его плеча.
– Привет, малыш. Давно не виделись.
Он медленно поднял голову и взглянул пустыми, как у мертвеца глазами. Казалось, он просто не узнает меня. Затем он все-таки ответил глухим и безжизненным голосом:
– Привет, Лис. Давно не виделись.
Он не был удивлен нашей встрече. Или не вполне осознавал, в каком времени или пространстве находится.
– Ты плохо выглядишь, Тэддо. – Я переложила ладонь с его плеча на голову. Этот жест я переняла у Атоса.
Внезапно он заговорил довольно быстро, но почему-то не глядя на меня:
– Перед уходом ты рассказывала сказку, что-то о лисах. Мы тогда поминали Кэрка. Вокруг костра собрались солдат пятьдесят. Помнишь свою просьбу? Во что бы то ни стало хранить костер Кэрка, рассказывать истории, продолжать традицию. Я тогда подумал, что вокруг так много добрых друзей капитана, что его костер будет жить, несмотря ни на что. И знаешь, как вышло?
– Как?
– Из пятидесяти ребят, кто сидел там, выжил только я. А у меня нет ни сил, ни желания разводить костер. – Он невесело, почти истерично засмеялся. – Пятьдесят отличных ребят – и все гниют где-то в реках, болотах и на равнинах вдоль всего тракта. Представляешь?
– Я слышала об этом, Тэддо. Вы оказались зажаты между врагами у Переправы Черной гончей.
Он посмотрел на меня, как мне показалось, более осмысленным взглядом, недоверчиво, словно пытаясь понять, шучу ли я.
– Это тебе наша ведьма сказала?
Фраза была брошена столь метко и столь зло, что я на мгновение застыла. Услышать подобное от Тэддо было невозможно. Маленький и ласковый, он всегда восхищался всеми генералами. Да и не говорил он никогда столь грубых слов, даже о самых злых своих врагах. Сейчас передо мной сидел совсем другой человек.
Этот знакомый незнакомец устало потер лоб.
– Не было бы никакой Переправы, ни для Лилий, ни для Череды, ни для нас. Это мы спровоцировали бой – и именно мы потеряли в нем все.
– Крамер великолепный стратег… – начала я, но конюший прервал меня резким жестом.
– Великолепный. Он умеет разыгрывать разные партии матицца с живыми людьми вместо фигурок. У Переправы у нас были все шансы уничтожить или склонить к сотрудничеству вражеские легионы. Наши отряды стояли на самых выгодных позициях. Да Войя подери, мы могли просто не вступать в бой, а отступить.
– Ты хочешь сказать, что Крамер намеренно втянул вас в битву и специально принимал решения, которые вредили легиону? – тихо спросила я.
Тэддо вжал голову в плечи, словно стараясь забыть о своих собственных кошмарах.
– Лис, три дня и три ночи на равнинах Крамер и Алайла выкашивали легион, словно жнецы с косой. Приказы забрасывали лучников без поддержки против вооруженных щитами копейщиков, а снабженцы оказывались без какой-либо помощи перед конницей. На второй день я уже не понимал, на чьей стороне мы воюем. В середине боя Роза разорвала контракт со Строгоссом и вроде как присоединилась к Лилиям леди Крианны. Но внезапно посреди союза, когда наши силы почти были слиты, пришел приказ отступать. Нам в спину летели стрелы, и я видел, как один за другим падают мои друзья.
Мне казалось, что у Переправы мы потеряли десятки, потом сотни. Когда я очнулся в бешеной гонке на север, нас было меньше трехсот человек. Больше двух с половиной тысяч людей остались на полях той битвы. И я уверен, что их духи до сих пор не могут понять, что же произошло.
Когда мы начали отступать на север, Алайла кормила нас сказками о том, что там нас ждет новое задание – прочные крепости и приток новобранцев. Но даже это не могло удержать легионеров от дезертирства. Люди побежали из Розы, и кому-то это даже удалось…
Я пыталась переварить услышанное. Я просто не могла поверить и одновременно понимала, что только сейчас слышу правдивую версию событий.
– Что значит «удалось», Тэд? Легион не каторга, ты разрываешь контракт и уходишь.
Он внимательно посмотрел на меня, буравя своими старческими глазами:
– Лис, если вас будут угощать мясом – не ешь. Лошади и собаки у нас закончились еще в прошлом месяце. А вот мясо не закончилось. Ведь всегда кто-то пытается сбежать…
К горлу подступила тошнота.
– Этого не может быть.
– Просто не ешь мяса, – он равнодушно отвернулся. – Я уже неделю не ем ничего, с тех пор как нашел ноготь в супе.
Желудок болезненно сжался, на миг мне показалось, что меня вырвет, но отсутствие завтрака спасло меня. Позыв сменился головокружением.
– Как могло произойти то, о чем ты говоришь? Почему вы шли за ними, почему никто не остановил их? Их двое, а вас было… было много.
– А кто мог бы? – вдруг озлобленно заговорил Тэддо. Он схватил меня за плечо и прошипел прямо в лицо. – Единственный, кто мог все предотвратить, ушел вместе с тобой гулять по свету. Вы бросили легион, а его правители сошли с ума. Мы простые солдаты, и мы до последнего верили Алайле.
Это было не время и не место, но слова вырвались прежде, чем я успела пожалеть о них:
– Я предупреждала, Тэддо. Я говорила о том, что сделала Алайла, да ты и сам видел одержимого Кэрка. Сильвелл, например, услышал мои слова, и он ушел из Розы.
Он расцепил пальцы и посмотрел на меня с таким презрением, что мне стало почти физически больно, как от пощечины:
– Ты думаешь, твои слова что-то изменят для меня сейчас? Они смогут отменить смерть трех тысяч? Смерть моих друзей? Они сделают меня снова человеком? Все кончено. – Он устало махнул рукой. – Она сказала, что сегодня все закончится, и я надеюсь, что смерть будет быстрой.
Я встала. Как когда-то девочка, изнасилованная в замке, умерла и возродилась в более сильного человека, так и сейчас я поняла, что маленький Тэддо умер где-то на юге. Но у него не хватило сил возродиться, сейчас лишь его физическая оболочка ждала смерти, так как жить дальше она уже не могла.
– Я решу вопрос с Алайлой. И ты – если захочешь – можешь уйти со мной.
– Чтобы ты бросила меня так же, как вы с Атосом бросили легион? Нет, спасибо.
Я пожала плечами. Вся жалость к Алайле, исхудавшей и несчастной, исчезла в один миг. Сейчас меня более всего мучил вопрос: зачем?! Зачем было уничтожать свое детище – свой легион? К чему были все эти смерти и страдания? Я намеревалась услышать ответ и… убить эту женщину. Раньше для этого мне было достаточно одной смерти Кэрка, но теперь за его спиной выстроились бесчисленные мертвые легионеры.
Атос уже был один, без Алайлы. Он что-то рассматривал у дальнего конца лагеря. Синий генеральский шатер, вылинявший и истертый, манил меня как магнит. Я решила не откладывать встречу и вошла внутрь. На меня пахнуло сладковатым запахом разложения и гнили, словно я открыла дверь в могильник с трупами. Посреди шатра, спиной ко мне, в неярком свете свечей стояла Алайла. Не оборачиваясь, она произнесла:
– А я-то думала, когда же маленькая крыса прибежит ко мне вынюхивать все? Ты не торопилась.
Женщина-скелет развернулась, и я увидела, что у нее на груди, в распахнутом вороте грязной рубашки, мелькнула цепочка, а на ней ключ с ломаной спиралью. Такой же пугающий и отвратительный, как и в первый день, когда я его увидела.
Алайла потянула за цепочку и стала поигрывать ей, пропуская и наматывая звенья на свои тонкие пальцы, больше похожие на кости, обтянутые кожей.
– Итак, ты все знаешь. Интересно откуда. Дай я воспользуюсь своей магией. – Она шутливо приложила пальцы к вискам. – О, да, тебе все рассказал малыш Тэддо.
– Ты просто видела нас разговаривающими.
Я смотрела на нее, как на диковинное существо. Мы вроде были одной породы – люди, которые ходят и говорят, смеются и плачут, болеют и умирают. Но в Алайле более не было ничего человеческого. Ее горящий взгляд, гнилостный запах – весь облик – говорили лишь о том, что леди-генерал родня монстрам и чудовищам, а не мне.
– Верно, видела. Так зачем ты пришла? Узнать, почему я все это творила?
– Я пришла тебя убить… – Я колебалась. – Но было бы весьма любезно, если бы ты рассказала, зачем это все?
Она хрипло рассмеялась.
– Убить меня… Столько самонадеянности в такой маленькой дешевке.
– Почему ключ не сводит тебя с ума? – Я следила за ее пальцами, как за змеями, с отвращением и настороженностью. Мне казалось, что она могла метнуть в меня проклятую вещь.
– Потому что я сильнее тебя. Сильнее Кэрка. Сильнее сотен других, кто надевал его после вас. Люди шли на бой, сталкивались со своей темной бездной, убивали и умирали. На нашей кровавой Переправе многие успели вкусить своих кошмаров. Люди уходили, а он всегда возвращался ко мне. – Она погладила ключ, словно тот был зверушкой, прикорнувшей у нее на груди. Под цепочкой четко обозначились кости ключиц.
– Но он высосал тебя. Как давно ты смотрелась в зеркало, Алайла?
– Все требует жертв, – ответила она с неохотой. – Муж любит меня и такой. Правда… сам надевать его он не рискует… Слабак.
– Зачем ты убила легион? – Мне показалось, что вопрос стоит задать именно так. Легион был живым существом, состоящим из людей, но убила она их не каждого в отдельности, она уничтожила легион как единое целое.
– Все просто. Ему нужна была пища. А накормить его могут только смерти и души. Он прожорливый, да. – Сказала она и снова погладила ключ.
Меня проняла дрожь. Это было похоже на разговор с безумцем. Однако Алайла не врала – я ведь тоже держала этот дьявольский ключ в руках и чувствовала его жажду убийств.
– Он сыт. И что теперь? Это того стоило? Ты потеряла легион и свое положение, что выше этого?
– Абсолютная власть, – просто ответила она.
– С помощью ключа? Что же он делает, насытившись?
– А что делают ключи, дурочка? Открывают двери.
Она промолчала, но потом заговорила, вспоминая что-то из далекого прошлого.
– Крестьянке вроде тебя не понять, что жизнь в свете не простая штука. Ты подчиняешься тысяче условностей и никогда не чувствуешь себя абсолютно свободным. У всех есть власть над тобой: родителей, взрослых, учителей. Но когда ты взрослеешь, ты постепенно скидываешь с себя оковы – вот уже и родители тебе не указ, а учитель в слезах молит не рассказывать, что он трогал тебя за грудь.
Но ты никогда не поднимешься вверх настолько, чтобы стать господином самому себе. Всегда останутся чопорные князья, двор, король. И как бы ты ни тянулся к свободе, ты всегда ограничен земными глупыми законами.
И вот средь черноты ты видишь их – тех, кто никому не подвластен. У них есть абсолютная сила и власть. Их мощь так велика, что о них столетиями слагают легенды. И они не должны кланяться всякому отребью, считающему, что титул дарует истинную силу.
– Поглощающие, – прошептала я, не веря своим ушам. – Ты думаешь, что ключ сделает тебя Поглощающей?
Она словно не слышала меня.
– Эта сила многое изменит. С ней в этой стране, да и в любой другой, я буду выше общества, королей и закона. Я сама стану законом.
– Идиотка. Оглянись вокруг! Где ты видела хоть одного Поглощающего, который был бы жаден до власти? Все они сидят в своих Уделах, и им нет дела до людей.
– Возможно, они просто вошли не в ту дверь. – Она указала на меня ключом. Я лишь покачала головой.
– Зачем тебе Атос? Неужели ты не могла просто оставить его в покое?
– Мне хотелось красиво завершить эту партию матицца, – задумчиво произнесла она. – Я надену ключ ему на шею, и кто знает: может быть, он прирежет тебя. Это был бы вкусный ужин для моего друга.
– Ты всерьез думаешь, что я тебе это позволю?
– А что тебе останется? Что бы ты ему сейчас ни сказала – он не поверит. Можешь повторить ему наш разговор слово в слово.
– Почему не поверит. Это магия?
– Да. Самая старая и сильная магия на свете. – На миг мне показалось, что я вижу настоящую Алайлу – усталую и несчастную, ту, что прячется за своими амбициями. Но пламя свечей вновь надело на нее дьявольскую маску убийцы. – Это магия любви, Лис. Бедный мальчик любит меня так сильно, что простил мне брак, разбивший его сердце.
– Он верит мне! – в отчаянии выкрикнула я.