Русский ад. На пути к преисподней Караулов Андрей

Если и дальше так пойдет, через 145 лет, простая арифметика, россиян в России вообще не останется — смерть (миллион людей в год!) окончательно, бесповоротно победит жизнь…

Точка невозврата…

Рынок — это конкуренция товаров, прежде всего конкуренция товаров, — верно? Полуостров Таймыр, русская глубинка: какая, к черту, на Таймыре может быть конкуренция? Каких товаров? На Таймыре нет денег, такая вот забавная деталь: на Таймыре давно уже нет денег, просто нет; начиная с 1992-го здесь, на полуострове, людям ни разу (из года в год!) не выдавали заработную плату и пенсии. Нигде. Никому. И ни разу никто из них, рабочих людей, не восстал и не возмутился. Просто не платили, и все: в отдельных районах по шесть-семь лет, где-то — и все девять …

Лет, господа. Забытая Россия. Неизвестная. Брошенная.

Русский ад.

И — абсолютный рекорд в книге Гиннесса: люди девять лет живут на подножном корму без единой копейки!

Почему они, эти люди, не бросали работу? Ждали чего? А потому, что Россия! Работа, скрепленная четкой записью в трудовой книжке, есть хоть какая-то надежда на деньги, на будущую зарплату, на жизнь.

Когда-нибудь жизнь должна, наконец, стать жизнью, а?..

Да и бежать некуда; случалось, люди на Таймыре (на Чукотке, в Корякии ets) меняли свои благоустроенные трех-, четырехкомнатные квартиры на билет в Москву, в один конец, но желающих схватить недвижимость в Палане или в Норильске за один, хотя бы за один билет на самолет — не было.

А ведь это кладовая России, полуостров Таймыр! Никель, золото, платина… — богатств здесь на триллионы долларов, а «живых» денег нет; никель, золото и платина есть, но денег, рублей — нет. За что, спрашивается, им, коренным народам, деньги платить, если их рыба, их оленина раз десять сгниют, пока их доставят туда, на «большую землю», где есть хоть какой-то покупательский спрос? Либо сгниют, либо (плечо перевозки) станут золотыми, действительно золотыми, то есть тоже сгниют в конце концов?..

Пусть уезжают, рассудил Гайдар. Глупо жить там, где жить нельзя.

Куда поедут коренные народы? Куда? Где им ставить свои чумы? Кто их ждет? В какой стороне?

В конце концов зарплату на Таймыре стали выдавать, но как? точнее — чем?., кому рыбой (вместо денег), хотя здесь, на Таймыре, все рыбаки, кому пилами, кому занавесками на окна, кому гробами.

Хорошо, если зарплату выдавали навозом; гроб, конечно, полезная вещь, но навоз для хозяйства, для деревни лучше!

Этот факт особо отмечен в новейшей истории страны: в 1994–1997 годах в ряде населенных пунктов Российской Федерации зарплату и пенсии гражданам выдавали говном.

Зарплата по-русски. Гроб или навоз как официальный (государство платит!) эквивалент денег, причем гробы, надо признать, были, как правило, добротные, из сибирской лиственницы или из дуба. Расчет хороший, точный: кто ж при такой жизни от гроба откажется; вся страна (великая держава, между прочим) перешла на подножный корм…

— А как же старики… как? — орал на заседаниях правительства Полторанин.

— Они умрут, — чмокал губами Гайдар.

Одиннадцать миллионов человек. Цена реформ Гайдара и Чубайса — одиннадцать миллионов смертей.

Кто-нибудь знает эти цифры, кто-нибудь плачет над ними?..

Да, какие-то вещи (очень многие) Ельцин не понимал; рынок это сначала идеология… то есть голову Президенту Российской Федерации заморочили основательно, зато опасность, любую опасность Ельцин — партийная школа! — чувствовал кожей, если угодно, гландами и пугался, ужасно пугался… Убрать Гайдара, убрать Бурбулиса… наобещали, понимашь, Президенту… — а как убрать-то? Как? Любая газета за них, за демократов, кроме «Правды» и «Советской России».

Да и люди, россияне, тоже молодцы: чем хуже живут, тем громче орут на митингах, что им нужны Гайдар и рынок!

Вот уж действительно: чем человеку хуже, тем он хуже соображает; Косыгин, Тихонов, Рыжков, Гайдар — кого, был бы выбор, кого страна позовет в свое будущее, кто нынче особенно дорог нашей России? Правильно, Егор Тимурович Гайдар, за ним будущее!

Выбор века, так сказать.

Выбор государства. Кто же такие «мы, русский народ», на самом деле, талантливо вдохновленный Гайдаром, Чубайсом, Авеном и другими «мальчиками в розовых штанишках» (мечта о лучшей жизни!) на смерть?

Интересно: если бы в 40-м, когда Гитлер уже залил Европу кровью, Иосиф Сталин — вдруг — заключил бы с ним, с Гитлером, политический союз против Черчилля и Рузвельта (пакт Молотова-Риббентропа, кстати говоря, был тому как бы предтечей), то есть если бы Сталин (допустим эту мысль) рискнул бы создать с Гитлером как бы одно государство, новую фашистскую антицивилизацию… такие вопросы в СССР решал, как известно, один человек… — послушайте, Советский Союз, наши народы, целовали бы Гитлеру и руки, и ноги, ибо объединиться с Гитлером, с Германией, приказал великий вождь, товарищ Сталин!..

Вячеслав Михайлович Молотов (Скрябин) часто рассказывал эту историю: в Туруханском крае, где Сталин отбывал ссылку, у будущего вождя всех времен и всех народов была интимная подружка — Настасья Медведева. Говорят (и пишут), что Сталин прижил с ней сына; спустя годы, уже после Отечественной войны, этот человек, неизвестно откуда появившийся (из Сибири?), сделал — мгновенно — фантастическую карьеру в системе Гостелерадио СССР.

Так вот, возвращаясь в свою Курейку рано по утру, где полиция (на казенные деньги, естественно) снимала для гражданина Джугашвили несколько комнат в огромной деревенской избе, будущий вождь всех времен и народов видит: по льду через Енисей переправляются подводы. Мужики, женщины и человек двадцать ребятишек — мал мала меньше. Лед тонкий, поздняя весна… — и подводы тонут… медленно уходят в воду; крики, истерика, в полынье кровь; мужики не спасают детей и женщин — нет, они спасают только лошадей, вытаскивая их на лед.

Сталин скинул сапоги и бросился к полынье, но велик Енисей в этих местах, не успел будущий вождь и учитель, на льду остались мужики, все лошади и трупы.

— Вы ч-что д-дэлае-те, — орет Сталин, — дэти… дэти утопли!

— Э, мил-человек, ты, видать, не здешний… — усмехнулся кто-то из бородачей. — Ты запомни: у нас в Сибири мы детишков еще скока хочешь нашлепаем… а ты попробуй в Сибири лошадь купи!..

Народ, который не ценит собственную жизнь, не заметит и ГУЛАГ — Сталин это знал.

Придумала Россия (с горя, наверное) образ русского человека — вот и мучаются все с тех самых пор…

Сталин убивал, страна пела ему осанну. Гайдар морил голодом (тоже убивал в конечном счете), страна сходила с ума от счастья — демократия!

Одиннадцать миллионов смертей, треть от еще одной ужасной цифры — потерь Советского Союза в Великой Отечественной войне.

Гайдар что? Думал об этом?

Цена политики: одиннадцать миллионов трупов… — Да, зубы показать, зубы… что б вздрогнули все, понимашь… так замутить в Москве, ш-шоб «сам Иван Васильич, царь, от ужаса во гробе содрогнулся», как Годунов орал когда-то на князя Василия Шуйского, местного Бурбулиса, — мятеж нужен, война на сутки, на двадцать четыре часа, но обязательно война!..

И — трансляция по телевидению. На весь мир, понимашь. Ему, Президенту России, какие-то негодяи, вчерашний КГБ, бросают вызов. Вождю нации! — Но как, как их завести… вот вопрос, где тот, понимашь, бикфордов шнур, который давно пора всадить в их чертовы задницы? Так закрутить — пусть запылает все, пусть будут страх и кровь, а… начать хорошо с Руцкого, конечно, это очень удобно…

Черный полковник, враг реформ, враг демократии.

Выкинуть, к черту, его из Кремля, отобрать кабинет… — кто сказал, что кабинет вице-президента должен быть именно в Кремле?

Руцкой кинется к Хасбулатову, в Белый дом, других адресов нет.

И вот он, заговор, вот лагеря: Кремль и Белый дом; Президент (демократы) и — коммунистический парламент во главе с «черным полковником» Руцким, военные против президента-реформатора, как в Чили когда-то, и он, Борис Ельцин, в каске и с автоматом, — вождь, который не боится смерти…

Да-да, самое главное: прямой репортаж во все уголки планеты; Президент-демократ Борис Николаевич Ельцин лично ведет демократические отряды на штурм Белого дома, где окопалась недобитая советская военщина. (Пометка в дневнике Президента: «Макашов. Больше идиотизьма!». Ельцин писал с ошибками, как умел, тридцать-сорок ошибок, не считая запятых, на каждой странице текста.) Люди идут… чтобы отдать жизнь за Президента-отца, Президента-реформатора, за него… за народного заступника…

И красиво, черт возьми, — при минимальном риске. Москва ж вокруг, сытый богатый город, Москва поддержит: Хасбулатов — чеченец, никогда Россия не пойдет за чеченцем, никогда!

Или — Руцкой. (Пометка в дневнике Президента: «Важжно паказать его еврейские корни».)

Как их завести, как?

Ельцин все время думал об этом.

Труд, настоящий труд, измучил Ельцина. Он физически не мог читать полтора-два килограмма бумаг каждый день, — Президент понимал в них, этих бумагах, далеко не все, иногда ничего не понимал. Самая большая проблема — экономические термины. Приходилось обращаться к Коржакову:

— Александр Васильевич… узнайте, понимашь…

Коржаков занимался абсолютно всем. Он был (по факту) вице-президентом Российской Федерации.

Ельцин срывался все чаще: бросал Кремль и уезжал в «Бочаров ручей» — работать с документами.

Почему работать «с документами» надо именно в Сочи, понимала, разумеется, вся страна…

Да, Коржаков был ему, Президенту, как «дядька» — спиваясь, Ельцин вел себя очень агрессивно, по-детски (алкоголики всегда чуть-чуть дети); строгий «дядька-слуга» был при нем необходим.

Влияние Коржакова на Президента определялось, конечно, не столько его личными способностями, сколько тем, что он всегда был рядом с ним, в любую минуту. А к Ельцину — вдруг — действительно возвращалось детство; он и развлекался, между прочим, как ребенок.

Беда, если в его руки попадали столовые ложки. Ельцин обожал играть на ложках!.. Раздухарившись, он что есть мочи барабанил ими по столу, по тарелкам… — Президент России, надо сказать, вообще был на редкость музыкальным человеком, а в музыке любил экстрим…

На «Кубке Кремля» произошла драма. B vip-ложу подали мороженое.

Ельцин схватил ложку, другую вырвал у Наины Иосифовны, а перед Ельциным, ступенькой ниже, наслаждался теннисом Вячеслав Васильевич Костиков, пресс-секретарь Президента по прозвищу Шут-гороховый; лысая, как шар, голова Костикова уже привлекла внимание Президента. Он спокойно взял ложки, прицелился и вдруг с такой силой вмазал по белой голове Костикова, что Вячеслав Васильевич подпрыгнул аж на метр, если не больше! — Но ведь это сам Президент резвится, лично Борис-Николаич… Костиков изобразил счастливую улыбку на лице, и в этот момент Ельцин с такой силой саданул Костикова по лысине, что потоком хлынула кровь.

Костиков чудом не потерял сознание, хотя и по-прежнему вроде как улыбался… а Ельцин вошел в раж: он колотил по голове Вячеслава Васильевича с таким отчаянием, будто взялся забить его насмерть, причем сейчас, немедленно, мурлыкая себе под нос какой-то африканский мотив…

Бок о бок с Костиковым сидел Президент Кыргызстана Аскар Акаев. А если Ельцин в кураже, если он, как говорил Коржаков, вдруг «в расположение вошел», какая ему, извините, разница, на чьей голове играть?..

Коржаков… опыт, все-таки… тут же перехватил эту дьявольскую молнию в широких уральских глазах! Он за руку выдернул Акаева с трибуны, причем Акаев — не сопротивлялся!

Костиков — еле живой, кровища хлещет, зато Акаев свеженький и голова у него такая же соблазнительная, круглая, как магнит…

Он бы весь ряд перебил, наш Борис Николаевич, он же в «расположении»!

Костикову дали вату, вызвали бригаду врачей и налили коньяку; Акаева посадили на ряд ниже, подальше от греха, согнав со стульчика Швыдкого (с ним вообще не церемонились), заместителя министра культуры.

А Костикову, кстати, не привыкать; в Кремле он и в самом деле был как живая игрушка… — путешествуя (весна прошлого года) по Енисею, Президент России… опять-таки, это случилось во время шикарного застолья… распорядился — вдруг — выкинуть Костикова за борт. В реку Енисей. Не мешкая. Осерчал Борис Николаевич… или еще что накатило… — Костикова, короче, вон с корабля, охрана — исполняйте приказ!

Коржаков пропустил эту трагическую минуту, в каюте был, в карты играл…

Вода в Енисее… Сибирь, все же… плюс два градуса. Сотрудники Федеральной службы охраны (приказ Президента страны!) схватили Костикова за руки — за ноги, размахнулись — и полетел он, раб Божий, в Енисей, то есть на тот свет…

Корабль на полном ходу, вода — ледяная, а Костиков (хорош шут) еще и плавать не умеет, что-то свое орет…

— Теперь спасайте… — буркнул Ельцин, убедившись, что его пресс-секретарь: а) с головой ушел под воду и б) скорее всего — уже на дне.

Спасли. В воду кинулся Пал Палыч Бородин, бывший мэр Якутска, человек закаленный. А если бы Борис Николаевич не сжалился? Запретил бы нырять? Вот если бы, не ровен час, не хватило бы ему гуманизма?

Нашли, слава богу, Вячеслава Васильевича, течение вынесло. Не принял Енисей его тело, выплюнул обратно.

Через неделю Костиков пришел в себя. Ходит, улыбается. Остался служить Ельцину — верой и правдой!..

Они часами могли сидеть друг возле друга: Ельцин и Коржаков. Самое интересное — с Ельциным никто не хотел связываться, телефоны в его кабинете почти не звонили, даже Гайдар если и звонил, то раз в неделю, не чаще.

Ельцин не мог… физически не мог… находиться один. Врывались страхи… — нет уж, пусть всегда кто-нибудь будет рядом: сидит Коржаков на стуле, понимашь, вот и хорошо, пусть сидит, охраняет…

Вокруг — тяжелая кремлевская тишина.

— Ш-шта… Александр Васильевич, м-может коммунисты… с летчиком… с этим… поработают… а?

Таких, как Руцкой, он никогда не называл по имени.

Коржаков встал.

— Сядьте обратно, понимашь… На стул.

— Мы… когда… с Зюгановым, Борис Николаевич, торговались, Руцкой в курсе был, знал схему: Видьманов, его сын… Олег, по-моему, агросфера, банк в Ларнаке, счета, кооперация: Кремль и Зюганов. И Илюшин на связи. Я докладывал.

— Знаю… Не забыл.

— Так Руцкой гарантом был! Когда Зюганов его из партии гнал, вот они, видно, и закорешились.

Ельцин подошел к окну.

— Гадюки ить.

— Точно, Борис Николаевич, гадюки. Точно так.

— Проститутки.

— В проституции… интереснейшая вещь, Борис Николаевич… в проституции не бывает кризисов, между прочим. Девочки всегда в полном порядке и всегда работают.

— Интересно.

— С полуслова понимают друг друга… — Коржаков прищурился. — Коммунисты, Борис Николаевич, могли бы, короче, поработать с летчиком, но как им доверять, вот задачка!

Пробили куранты, впереди ночь.

— Скажите… ш-шоб… ч… ч-чаю, принесли, понимашь…

Коржаков приоткрыл дверь в приемную:

— Чаю Борису Николаевичу. И бараночки положите Президенту. С маком…

— А я… б-бараночки не просил, — Ельцин тяжело поднял голову. — Н-не надо мне… в-ваших… б-бараночек…

Куранты били чуть слышно, играли сами с собой.

— Зачем мне б-бараночки? А? — Ельцин встал перед Коржаковым. — Я шта… просил?!

Ельцин, конечно, боялся Коржакова, его кулаков; Александр Васильевич однажды не выдержал… всех этих вопросов-расспросов, так звезданул Президента России по уху, что у него в глазах потемнело… — Ельцин смолчал.

— Вечно вы… п-прревышаете, Ал-лександр Васильевич… Вы кто здесь? Охранник, понимашь… А ч-чего ж тогда… л-лезете? Охранник — так охраняйте!..

В Астане (два дня назад) Назарбаев старательно поил Ельцина… — «по рюмочке, по рюмочке…» — и тут же, за обедом (Ельцин пьянел быстро, видимо уже совсем плохо работала печень), Ельцин и Назарбаев подписали тяжелейший (по условиям) для России договор о Байконуре.

Коржаков быстро все понял, попытался вмешаться, но тут уже Борис Николаевич, вдребезги пьяный, прицелился вмазать ему по зубам — кулак промахнулся…

Коржаков не был Ельцину другом, друзей у Ельцина не было. У него вообще никого не было, кроме Наины Иосифовны (у девочек свои семьи), — а Наина Иосифовна получала от него ровно столько, сколько получают в России — под пьяную руку — почти все деревенские бабы.

Даже водка не могла растопить это одиночество, этот внутренний лед! И собутыльников, настоящих друзей, они же собутыльники, у Ельцина не было: он обедал исключительно с Федором Михайловичем Морщаковым, управделами своей администрации, в прежние годы — первым секретарем свердловского горкома партии.

Беседовать с Федором Михайловичем было абсолютно не о чем, разве что — об охотничьих ружьях. И пили Ельцин с Морщаковым на скорую руку, без души, как пацаны в подъезде, причем употреблять водку в таком количестве Федор Михайлович уже не мог, годы не те, здоровья нет, но молчал, выпивал все до донышка, куда было деться…

Коржаков, быстро возненавидевший «ритуального пьяницу», добился, в конце концов, его отставки. Ельцин вынужденно согласился с тем, что если Федор Михайлович столько берет на грудь в рабочее время, это очень плохо для государства, и Морщакова тихо проводили на пенсию.

Его сменил Павел Павлович Бородин, «самый русский человек в Якутии», как отрекомендовал его Коржаков…

Выбор безошибочный. Ельцин сразу узнал Бородина — в Якутске, за полгода до этого, Пал Палыч спас Президента России от небывалого позора.

…Официальный визит Ельцина в Якутск. У самолета — триста встречающих (ровно триста, по протоколу, 299 человек + медвежонок Ванька, его хотели преподнести Ельцину в качестве официального подарка республики, но в суматохе забыли). Президент Николаев, республиканские, городские и районные vip-персоны, нарядные девки с лентами, ребятишки из шахматной школы (почему-то пришли с шахматами) и т. д. — национальный праздник, короче говоря.

Здесь же, на аэродроме, Президенту преподнесли шубу из полярного волка, лохматую шапку и рог с кумысом.

От избытка чувств Ельцин маханул весь кумыс сразу, одним глотком, и — для убедительности — шмякнул рог о бетонные плиты аэродрома.

Минут через пять кумыс напомнил о себе — весьма неожиданно. Сначала Президент держался: закалка… что ни говори. Потом (к ужасу встречающих) Ельцин вдруг рванул к трапу — обратно в самолет.

На аэродроме — тишина. Немая сцена, как у Гоголя в «Ревизоре».

Президент Якутии Михаил Николаев схватился за сердце: ему показалось, что Ельцина плохо встретили, он обиделся и поэтому улетает навсегда…

О кумыс, проклятый, кумыс! Мэр Якутска Бородин сразу понял, в чем дело. Вот как в России надо делать карьеру!

Новенькие туалеты из сосны тут же встали, как часовые, по всей дороге от аэродрома до временной резиденции Президента России.

Это фантастика: туалеты новенькие, пахнут тайгой, и, главное, сколько их, сколько! Якуты, как муравьи, везли, волокли туалеты типа «сортир» на себе со всех сторон, причем их, казалось, выносят прямо из леса!

Чтобы избежать проблем (Ельцин строг), Пал Палыч приказал ставить туалеты через каждые сто метров. А чтоб не было лишних вопросов, милиция принялась разгонять жителей республики, явившихся — по разнарядке — на торжественную встречу Президента Российской Федерации.

Только якуты (вот ведь глупый народ!) уходить не хотели. Они громко ругались, потрясая портретами Ельцина… — пришлось применить дубинки и спецсредства.

— Довезем? — Коржаков пристально посмотрел на Бородина. — Обязаны, — кивнул Бородин, — обязаны, это наш долг!

Час езды, но якуты… упрямые люди, слушайте!., уходить не желали, прятались за домами, побросав красные знамена, и снова выходили, вылезали кто откуда…

Был отдан приказ провести спецмероприятие: крови почти не было, только выбитые зубы…

Молодец Бородин! Кортеж Ельцина трижды останавливался по трассе, ибо кумыс вместе с остатками обеда выливался из Президента России как из ведра.

— Скоко-ж в нем дерьма… — сплюнул Коржаков…

Да, очень хорошая кандидатура — Пал Палыч Бородин, надежная…

А охрана Ельцина с тех пор всегда брала с собой памперсы: с Борисом Николаевичем и в самом деле может что угодно произойти, особенно в поездках, где так много гостеприимства!

Куранты пробили двадцать один час — девять вечера.

— Вы, Коржаков, опять п-превышаете… — Ельцин внимательно посмотрел на начальника охраны, — …не по чину все… понимашь.

— Борис Николаевич…

— Есть в Африке племя. И очень хорошее, я считаю… Там-ить, в племени… кто умнее вождя, понимашь, так его сразу съедают. Жарят на костре и как шашлык едят, обычай такой. Правильный обычай, я думаю, — Ельцин поднял указательный палец.

— Борис Николаевич, у нас…

— Замолчите.

— Слушаюсь.

Ельцин имел привычку не договаривать слова и фразы, считая, что его мысль изложена достаточно ясно.

Конечно, у него были периоды, когда он работал как сумасшедший, вникая в любые вопросы, тем более международные, но проходила неделя-другая и опять — «работа с документами»…

— Послом в Африку отправлю, — подытожил Ельцин. — К людоедам.

— Есть, — начальник охраны щелкнул каблуками.

— Или — в Ватикан. Там-ить тишина, гробы кругом, красота, — вам хорошо будет… под старость.

— У Ватикана — самая сильная разведка в мире, Борис Николаевич. Лучше МИ-6.

— В Африку… — Ельцин кивнул. — Тоже хорошо. В жару.

— Служу России, — Коржаков опять стукнул каблуками.

Наина Иосифовна под страхом смерти запретила держать на даче спиртное. Убрали все, даже одеколон, поэтому Ельцин уже с восьми утра несся на всех парах в Кремль.

— Михаил Иваныч, — Ельцин сразу же звонил Барсукову, — что у нас там есть, понимашь?!

Барсуков (что было делать?) брал бутылку водки, заворачивал ее в газеты и — к Президенту!

Потом (Коржаков подсказал) ему изготовили специальную папку (вроде как для бумаг), куда незаметно входила плоская фляга, — Ельцин принимал не много, где-то грамм сто — сто пятьдесят и, как говорится, «приходил в сознание».

— Што вы… как клоун, понимашь?

— Жду, Борис Николаевич. Пережидаю, когда закончится этот чертов цирк…

— Не чертыхайтес-ить — не люблю.

— Есть!

Ельцин повернулся спиной и медленно, тяжело подошел к окну.

— Готов вылететь в Африку уже этой ночью.

— А вы… Абрамовича такого… знаете?..

— Круглый сирота, Борис Николаевич. Ни отца, ни матери, ни стыда, ни совести.

— Потом поясню, почему спрашиваю, — Ельцин устало смотрел в окно.

— Слушаюсь.

Часы на кремлевской башне сообщили людям, что их жизнь сократилась еще на пятнадцать минут.

— Значит, так, — Ельцин встал перед Коржаковым. — Жизненно важно: Хас. Продумайте до мелочей. Вы вообще… больше думайте, между прочим, это правильно будет. Если Москва… на мне, понимашь, стоит, то на таких, как Руслан, провинция держится, на них и… за них, — Ельцин опять поднял указательный палец. — … Летчика нашего… пора в вираж крутануть, ш-шоб свечкой торчал, понимашь; он… с Хасом в дружбе, вот пусть и слепят что-нибудь… ну, заговор, что ли, я не знаю, ш-шоб, оружие у всех, автоматы, лимонки, бомбы… и ш-шоб весь мир, короче, увидел эти рожи, — активно надо соображать. Первые пусть начнут.

— Так точно. Понимаю.

— А не получится — загоню, вы меня уже… хорошо знаете… Как Михаил Кутузов — Наполеона.

— Лучше я здесь сдохну, Борис Николаевич. За веру, за Отечество… русское. За Президента.

Коржакову показалось, что Ельцин смотрит на него как на сына.

— Пока рано.

— Есть!

— Тогда ч-чаю несите… Где, понимашь, ваши б-бараночки?..

6

Алешка не успевал: последняя электричка была в 9.02, а до станции — бежать и бежать.

На Ярославском вокзале он кинется в метро, до Пушкинской — 19 минут с пересадкой… да, ровно в десять он должен быть на планерке.

Дорогу от Подлипок до Москвы Алешка знал наизусть. Устроившись на лавке, он обычно спал, но стоило ему мельком взглянуть в окно, как он сразу определял, где волочится поезд и сколько осталось мучиться.

Электрички ходили медленно. За окном — сплошная помойка, взгляду отдохнуть не на чем, рельсы, пятиэтажки и огромное количество гаражей. В Лосинке дома уперлись в рельсы так, будто это уже не рельсы, а тротуар. Вчера мужик один в поезде рассказывал, что нет в Лосинке больше алкашей: ближайший магазин — на той стороне дороги, а переход не построили.

Естественный отбор!

…А, черт, Алешка не успевал. Вон она, 9.02, вон хвост! Игорь Несторович Голембиовский застынет, как орел на скале, а господин Боднарук, его заместитель, ласково улыбнется: пра-ходите-пра-ходите, Алексей Андреевич, вон — стульчик свободный у окна, вас, вас ждем…

Подлипки — веселая станция. В маленьких городах народ оттягивался исключительно на привокзальных площадях. Алешка искал жизнь всюду, даже там, где ее нет и не может быть. У! — здесь, на станции Подлипки жизнь не просто была, кипела! По выходным люди приходили сюда целыми семьями, чтобы отдохнуть, пройтись по перрону, съесть пирожки или пончики, прогуляться по киоскам, магазинам, встретить знакомых.

Раньше на площади в Подлипках был тир. Очередь в тир выстраивалась, как в Мавзолей. Купить свежую газету именно здесь, на станции, считалось особым шиком; только сюда завозили «Неделю» и, правда редко, «Советский спорт»…

Гуляя по платформе, Алешка часто (про себя) разговаривал с собой о себе. У него были две любимые темы: личное и социальное поведение «пэров Кремля» — главная тема, другая — он сам, молодой журналист Алексей Арзамасцев, его интервью, репортажи и статьи, короче — его вклад в современную журналистику…

Алешка ценил себя чрезвычайно высоко.

Подошла электричка. Вагон пахнул людьми, как свинарник — свиньями. По утрам лучше всего ездить в тамбуре: холодно, стекла выбиты, ветер хлещет по твоей роже, но зато — зато! — есть чем дышать. Если ты не хочешь, чтобы тебя обидели или, допустим, изгадили пьяной блевотиной, надо ездить в середине поезда: вся пьянь доползает только до первого или последнего вагона. По вечерам, когда гуляет шпана, лучше всего держаться поближе к военным — их не трогают. В электричке можно пить водку, портвейн или пиво, это нормально. Но не дай бог съесть бутерброд или, допустим, пить коньяк (даже когда есть стакан). Побьют, причем больно. Пить в электричке коньяк — значит не уважать электричку. Алешка очень боялся ветеранов; в Советском Союзе все ветераны войны и труда были ужасно злые и агрессивные. Попробуй не уступи ветерану место! Если ты не хочешь (а кто хочет?), чтобы тебя согнали с лавки, надо притвориться спящим. Или умирающим — неважно. Закон электрички: спящих и умирающих не трогают. А вдруг ты просто пьян в стельку? Тебя тронешь, ты взбесишься или упадешь?..

Иногда кажется: может, у нас не электричек мало, а просто людей много?

Но это черные мысли.

…Да, чудес не бывает! Алешка влетел в редакцию, когда планерка — уже отгремела. Толстый Васька Титов тут же сообщил, не поворачивая головы:

— Тебя Боднарук ждет.

— Ясно, — кивнул Алешка.

Николай Давыдович Боднарук, заместитель главного редактора, был самым мрачным человеком в «Известиях». Алешка не мог понять, зачем Голембиовскому — Боднарук. «Не все так просто, видать…» — решил он про себя.

— Два раза спрашивал, — с удовольствием добавил Васька.

После смерти (прижизненной смерти) «Правды», «Советской культуры» и других изданий ЦК КПСС «Известия» оказались самой респектабельной газетой Российской Федерации. Игорь Несторович Голембиовский, почти единогласно избранный (коллективом) главным редактором, вел себя как абсолютный диктатор, но для газеты умная диктатура главного редактора — совершенно необходимая вещь.

В отличие от многих-многих своих коллег, Голембиовский действительно никого не боялся, ни Ельцина, ни Коржакова, тем более — Хасбулатова, просто знал цену и себе, и газете.

«Известия» умели работать на будущее, а если (редко-редко) и озирались по сторонам, то делали это тактично и незаметно для читателей.

Боднарук сидел на седьмом этаже. Сейчас самое главное — скроить такую рожу, чтобы Боднарук поверил, что он вытащил Алешку… ну… как минимум из кабинета Ельцина, где Борис Николаевич (под нажимом Алешки) раскрывал «Известиям» свою загадочную душу.

Алешка резко, коленкой, толкнул дверь в кабинет:

— Чего, Николай Давыдович?

Наглость для журналиста — почти всегда удача.

— А ничего… дорогой, — Боднарук улыбнулся и устало откинулся на спинку кресла. — Нам придется расстаться, Алексей Андреевич…

— В редакциях, особенно в газетах, люди старались говорить коротко, поэтому не всегда тратили время даже на взаимные приветствия.

— Вы нас покидаете, Николай Давыдович?..

— Не я, а вы, — уточнил Боднарук.

— Я?! — притворно удивился Алешка. Он любил изображать идиота, и у него это очень хорошо получалось.

— Будет, будет, Алексей Андреевич, — садитесь, пожалуйста. Красиков уже звонил Голембиовскому, ваш вопрос решен.

Если надо, Алешка соображал очень быстро, но он понятия не имел, кто такой Красиков.

— Жалко, конечно, вас терять, — продолжал Боднарук. — Но надо.

— Не надо, — покрутил головой Алешка. — Зачем же меня терять?

Еще на прошлой неделе по редакции пополз слушок, что Голембиовский никак не может решить, кого бы отправить корреспондентом в Сенегал и в страны Центральной Африки.

— Я не знаю языков, понимаете? И мама у меня гипертоник.

— А что, ваша мама не любит Ельцина? — притворно удивился Боднарук.

Страницы: «« « 12345678 » ... »»