Метро 2033: Чужими глазами Семенов Сергей
Аркадий посмотрел налево. Вдалеке все пространство туннеля заливал теплый свет, отраженный ребрами сотен тюбингов. Там, в оборотных тупиках за станцией, расположилась гордость станции, да и, пожалуй, всей нижегородской подземки. Самую большую в метро ферму построили здесь, в первые послевоенные годы. «Бурнаковка»[3], с виду маленькая и невзрачная, на самом деле играла важную роль в хозяйственной деятельности всей Московской общины. В далеком прошлом, когда станции Буревестник еще не было и в помине, Сормовская линия оканчивалась Бурнаковской. После того как построили «Бурю», местными тупиками почти не пользовались. Старожилы поговаривали, что они могли служить для разворота мотовозов в случае большой войны. Но все изменилось после Страшного дня, когда город, в прошлом именуемый Горьким, начал оправдывать старое название, – конечно, в переносном смысле. И «оборотники» наконец-то решили задействовать, только в других, более важных целях.
Вопросом о создании фермы задались через год после того, как большая война загнала людей под землю. Когда инженеры-электрики станции Московская сумели «запитаться» на автономку торгового центра «Республика», а умельцы-самоучки соорудили первые водяные мельницы на берегу Оки прямо под разрушенным метромостом, встал вопрос о пропитании. Да, склады и магазины на поверхности еще изобиловали консервами, залежавшимися, но вполне пригодными для еды, хранился и неприкосновенный запас – так, на всякий случай, – однако теперь требовался стабильный и возобновляемый источник продуктов питания.
Найденные первыми сталкерами семена хранились бережно и терпеливо ждали своего часа. После неудачной попытки создать гидропонические установки местным «добытчикам» поставили иную задачу. Теперь они таскали в метро не консервы и лекарства, а обычную землю. Во дворах, где не так сильно фонило, снимали верхний зараженный слой почвы, а нижний шел в дело. Одновременно тупики Бурнаковской обустраивали под «садоводческий участок» – проводили освещение, колотили ящики для будущих саженцев, мастерили поливочную систему. И хотя сначала дело шло неважно, вскоре недюжинными усилиями и упорством научились выращивать картофель и капусту, лук, шампиньоны и даже томаты. Ферма щедро кормила всю Московскую общину. Гермоворота в туннеле между Бурнаковской и Буревестником стояли закрытыми со дня последней войны. Позже, когда на «Буре» поселилось неведомое существо, по общему решению местные каменщики на всякий случай заложили гермы кирпичом, дабы окончательно успокоить и обезопасить фермеров.
Распрощавшись с дозорными, Аркадий с Техником зашагали в сторону Бурнаковской, огни которой забрезжили впереди. Чистый и сухой туннель, освещенный редкими светильниками, вскоре уперся в станцию. Здесь товарищи миновали еще один блокпост, и, поднявшись по шаткой лесенке, вступили на платформу.
Ярко освещенная станция распахнула объятия, приветливо встречая гостей. Восьмиугольные колонны, облицованные белым мрамором, подпирали потолок с причудливыми светильниками-клешнями, утопленными в пирамидальные ниши. Пол, выложенный темным гранитом с полосками белого мрамора, поблескивал чистотой. Невычурная, но чистая и ухоженная Бурнаковская напоминала аккуратную домохозяйку, небогатую, но трудолюбивую. Жители станции в основном работали на ферме, кто-то промышлял сталкерством или ходил на заработки на Московскую. Для движения дрезин пользовались левым перегоном. В правом навеки замер поезд, железным тромбом закупорив туннель. Безжалостное время кое-где содрало с головного вагона краску, расцветило бока пятнами ржавчины. Состав давно обжили – в вагонах разместились квартиры и скромная столовая, в последнем жители оборудовали небольшую мастерскую.
Аркадий глядел на маленькое людское поселение – раскиданные по платформе палатки, сколоченные из фанерных листов и кусков мебели квартиры-закутки, задернутые грубыми шторами окна вагонов, – и словно возвращался в прошлое. В душе ворочались воспоминания из того времени, когда он жил в метро. Из приоткрытых дверей доносились обрывки разговоров, долетали детские крики и запахи домашнего быта – еды, пота и дыма с кухни. Он вдруг окунулся с головой в омут людских забот и проблем. Замер, захваченный нахлынувшими видениями, не имея сил противостоять им.
У самого края платформы пыхтела только что подъехавшая дрезина. Одноглазый бородатый водитель с выбритым черепом равнодушно поглядывал на товарищей. Техник сунул тому бумажку, подписанную комендантом Столицы. Извозчик даже не удостоил охотника приветствием. Лишь глянул искоса и отвел взгляд, словно будущий пассажир его вовсе не интересовал.
– Не забыл еще меня? – спросил Техник, с улыбкой поглядывая на бородатого.
– Склерозом не страдаем, – ухмыльнулся водитель, обнажая ряд кривых желтых зубов. Охотник разглядел у того на черепе несколько подживших шрамов, словно некогда какой-то хищник хватил «таксиста» по черепу когтистой лапой. Парень протянул лысому несколько патронов. Когда плата за проезд перекочевала в карман извозчика, тот одобрительно кивнул и махнул рукой, приглашая сталкеров на борт дрезины.
Аркан бросил прощальный взгляд на платформу. Между палатками сновали ребятишки, звенел детский смех. Вихрастый мальчуган, замерев у ближней колонны, с удивлением уставился на железную повозку с вооруженными пассажирами. Бородатый подмигнул пареньку и дернул рычаг.
– Тоха, уснул что ли? – окликнул мальчика высокий товарищ. Мальчуган помахал рукой сталкерам и помчался назад, к друзьям. Тупая боль кольнула Аркана слева в груди. Охотник отвернулся, поймал взглядом две блестящие полоски рельсов. Дрезина дернулась и поползла в черный лаз туннеля.
Платформа осталась позади. Метров через двести повозка дотащилась до блокпоста. У заграждения из мешков с песком, скрепленных цементом, дежурило четверо бойцов. После проверки документов коренастый парень открыл калитку, и дрезина отправилась дальше. Ехали молча. Здесь, в темноте туннеля, разбавленной слабым светом фонаря на носу дрезины, на Аркана опять навалились тяжелые думы. Монотонно постукивали колеса на стыках рельсов, мерно раскачивался фонарь, бряцая о сваренную металлическую решетку ограждения. Пятно света, в центре которого плыла дрезина, выхватывало из темноты влажные стены, расцвеченные пятнами плесени, пучки проводов и бесконечные стволы труб. Бритый извозчик сейчас почему-то напоминал охотнику Харона. Словно они с Техником давно отбыли в иной мир, а вот теперь мертвый паромщик везет их туда, откуда не будет возврата.
В полумраке перегона мысли ползли вяло. Что ждет их впереди? Всего в двух перегонах – станция Московская, метко именуемая Столицей. Небольшой подземный городок, центр Московской общины, состоящей из станций Бурнаковской, соседней Канавинской, Чкаловской Сормовской ветки и далекой Горьковской, отрезанной от метро разрушенным метромостом. Какое задание на этот раз придумал Беспалов? Узнает ли Аркадий что-нибудь о сыне, получит ли ответы на мучающие его вопросы? Одна половина охотника жаждала скорейшей встречи с комендантом Столицы, другая желала повременить, будто откладывая неизбежное.
Впереди забрезжил свет. Дрезина вкатила на станцию Канавинская, начала тормозить у платформы. Одноглазый что-то крикнул дозорным, и те махнули рукой, давая знак проезжать. Здесь не было колонн, и оттого «Канава»[4] казалась шире и просторнее своей соседки. Большой свод, выкрашенный в радостно-зеленый цвет с розовыми прожилками, раскинулся над головами путников. Свободная и светлая, несмотря на свою простоту и безыскусность, станция радовала глаз, дарила щепотку праздничного настроения. Канавинскую проскочили незаметно, и их повозка вновь окунулась в полумрак туннеля. И снова – стук колес, бесконечные ребра тюбингов и мрачные мысли.
С каждым метром товарищи приближались к конечной станции их пути. Чем ближе они подъезжали к Московской, тем светлее становился перегон – в этой части туннеля светильники встречались чаще. Блокпост они заметили издалека. Вооруженные бойцы проверили у охотника документы, велели сталкерам отщелкнуть магазины и убрать в подсумки, Аркану приказали разрядить обрез. Только после того, как пассажиры разоружились, пропустили дрезину.
Пожрав последние метры перегона, железная повозка вынырнула из туннеля и принялась сбавлять ход. Станция открылась вся и сразу, встречая гостей людским гомоном и привычной дневной суетой. Похожие на стаканы светильники, облепившие колонны, источали яркий свет, раскиданные на обеих платформах палатки напоминали походный армейский лагерь. Слегка потемневший мрамор облицовки с рисунком зубчатых стен Московского Кремля, капитанский мостик перехода через средние пути, высокий потолок, поддерживаемый могучими колоннами. Знакомое зрелище, внушающее уважение и заставляющее снова восхищаться. Столица!
Они остановились у застывшего навеки эскалатора. Водитель заглушил мотор, махнул пассажирам рукой.
– Выгружайтесь! – подмигнул единственным глазом извозчик и, наконец, снизошел до теплого слова. – Удачного дня, мужики.
Неспешно покинув дрезину, охотник осмотрелся. Тут царила каждодневная суета, кипела жизнь, наполненная будничными занятиями и работой. Суровые бойцы из караула чистили оружие, нахваливали свой товар торговцы, судачили о чем-то старухи, галдели дети. Аркадий, несмотря на отшельнический образ жизни, любил Столицу. Непохожая на другие станции, тесные и невзрачные, Московская поражала размерами, чистотой и величавостью. На электричество здесь не скупились. Ока сама работала на москвичей, вращая лопасти водяных мельниц, построенных на берегу реки, и обеспечивала всю общину теплом и светом.
– Вот и дома, – улыбнулся Техник, пожимая руку проходящего мимо знакомого. – Давай сразу к Беспалому, он велел не задерживаться. Все узнаем, а потом уж будем ляжки тянуть.
– Хорошо, пойдем, – согласился охотник, следуя за товарищем.
Но не из-за задания Беспалова охотник рвался к пожилому коменданту. Сейчас его волновала только одна мысль, и ничто не могло заглушить тревогу Аркана. Осторожно петляя меж палаток и лотков, товарищи пересекли платформу. Спустившись на другой путь, они резво зашагали в сторону Чкаловской. Охотник припомнил, что кто-то говорил ему, будто Московская – самая большая станция метро во всей стране. Четыре пути и две платформы образовывали единый пересадочный узел. Здесь пересекались две ветки – Автозаводская и Сормовская, на месте этого «перекрестка» и обосновалась самая большая община в нижегородской подземке. Станцию давно соединили с убежищем в районе железнодорожного вокзала – рукотворный туннель отрастал перпендикулярно перегону Московская – Чкаловская. Бункер стал главной жилой зоной Столицы – там находились и казармы, и администрация Московской общины, и туда сейчас держали путь друзья.
Станция Московская, этот подземный город, словно спрут, пронизывал щупальцами-переходами землю под площадью Революции. Спустя несколько лет после Страшного дня их тоже «обжили» – там, где подземные переходы выныривали на поверхность, предприимчивые москвичи заложили выходы кирпичом и блоками. Постепенно, очистив ходы от радиации, жители Столицы оборудовали там мастерские и фермы, склады и оружейные. Задействовали даже сырые подвалы под железнодорожными путями, которые обнаружили спустя несколько месяцев после Армагеддона. Постепенно их приспособили под склады и грибные плантации. В тупиковой ветке, уходящей к планируемой, но так и не построенной станции Стрелка, устроили животноводческую ферму, где с переменным успехом разводили свиней и нутрий. Каждый квадратный метр своей территории Столица использовала с умом и пользой для себя.
Шагая по сухому и чистому перегону, Аркадий снова погрузился в воспоминания. Он даже не успел заметить, как они прошли несколько сотен метров и свернули влево, в самодельный туннель-отросток, ведущий к убежищу. Аркан в последнее время редко бывал здесь – наведывался в казарму к сыну, когда тот еще был воспитанником школы сталкеров, приходил по вызову коменданта. Уже в который раз за сегодняшний день у охотника проверили документы, приказали сдать оружие и, наконец, пропустили на территорию бункера. Товарищи протопали по короткому коридору и свернули в левое крыло, в административный сектор.
– К коменданту, по вызову, – бросил Техник, показывая караульному возле комендантской лист картона с подписью главы Столицы. Парень глянул на листок, перевел взгляд на Техника.
– Так-с, Молчанов и Трегубов. Подождите, он пока занят, – и мотнул головой в сторону грубой деревянной лавки возле стены.
Иван Андреевич Беспалов, майор в отставке и нынешний комендант станции Московская, пребывал в отличном настроении.
Развалившись в удобном старом кресле, мужчина вальяжно пригладил густые черные усы. Откинувшись на мягкую спинку, майор глядел перед собой, и губы расползались в довольной улыбке. Наконец-то!
Институт[5] пал. Один из союзников Автозаводского альянса обезврежен. А это значило, что первый важный в шаг в его стратегической борьбе сделан. Ну, держитесь, «заводчане»[6].
Правда, просто сидеть в кресле и радоваться такой победе Беспалов не мог. Он был заряжен энергией, она рвалась наружу, требовала выхода. Комендант Столицы бодро встал и уверенной поступью прошелся по кабинету, замерев возле стены, откуда на него множеством зрачков-станций взирала карта нижегородского метрополитена. Две ветки на ней пересекались, образуя слегка изогнутый крест. Майор вдохнул застоявшийся воздух кабинета и довольно прищурился. Пора ставить крест на прошлом этого города. Институт, Альянс, Столица – не слишком ли много вотчин, где местные царьки и феодалы норовят жить по своим законам и принципам? Пора ломать старый уклад. Ломать прямо сейчас!
Пробил его час. Наконец-то из кусочков план майора стал собираться воедино. Прошло время политических пигмеев и импотентов военного дела. Он – творец и созидатель нового подземного государства. И строить его нужно именно сейчас – когда еще представится более подходящая возможность? Вообще, долго ждать – удел слабых и бесхребетных. Беспалов ненавидел в жизни две вещи: ожидание и бездействие, они его просто бесили. Все и сразу, конечно, тоже не возьмешь – все сразу может быть только у станционной шлюхи. Но тянуть время он точно не будет. Нет, даже годы не сбили воинственный настрой. Иван Андреевич чувствовал себя снова на тридцать, зрелым и полным сил мужиком и воякой, зараженным желанием побеждать. Брать верх любой ценой, показать врагу, что такое блицкриг.
Чего лукавить и спорить со старушкой историей? Города и государства испокон веков брались силой и хитростью, грех нарушать исторические традиции и сейчас. Но сначала нужно избавиться от всех недовольных и бунтарей. Выполоть все сорняки, выдрать поганую заразу с корнями. У этого города должен быть один царь и бог, иного не дано.
Чутье почти никогда не подводило старого волка. Словно лоцман-профессионал, уверенно прокладывающий путь, Беспалов находил фарватер среди бурной и каменистой политической реки. Теперь он сам будет атаковать первым. Еще немного – и можно будет пожинать настоящие плоды побед, смаковать пьянящий и слегка солоноватый вкус власти.
Мира между Столицей и Автозаводской веткой никогда и не было. Между общинами поползла трещина раздора еще в год, когда случилась Большая задница, после той эпидемии, слегка проредившей ряды москвичей. Хитрожопые заводчане всегда норовили перетянуть одеяло на свою сторону. Ну а потом… потом было еще хуже. Вечные стычки, дележка «вкусных» мест на поверхности, кровопролитная «топливная война». Всего уже и не упомнить. Да и как можно спокойно жить, когда всего через два перегона обитает другая волчья стая, не менее сильная и свирепая. В подземке последние два десятка лет жизнь никогда не была спокойной. Метро – одно большое гадючье гнездо, где на протяжении двадцати лет сталкивались амбиции, копошились интриги и делились лакомые куски между мнимыми авторитетами. Долго, очень долго первоначальные границы оставались незыблемыми. Что же – придется кровью прочертить новые. И крови понадобится много, тут маленькой стычкой не отделаться. А потом – простор, разделяй и властвуй!
Заводчане в последнее время совсем оборзели. Только и слышно: Альянс хочет укрепить рубежи, Альянс налаживает торговлю с Институтом. Альянс хочет… Не много ли хотят? «Держите карман шире, хотелка не отросла еще», – улыбнулся майор, водя пальцем по карте. Институт теперь в его руках, Альянс может продолжать хотеть сколько угодно. Подумаешь – было ваше, стало наше. Утрутся и перетерпят. Правда, операция была настолько стремительной, что, похоже, институтовцы даже не успели послать весточку Альянсу. Как говорится – отжали тихо и грамотно. Беспалов давно мечтал о сильном опорном пункте в верхней части города. А оттуда можно нацелиться и на стекольщиков.
«А, гребаные контрики», – зло выругался про себя майор. Окопались на левом берегу, не подобраться. Небольшая разведывательная миссия туда закончилась кровавой бойней. Беспалов хрустнул пальцами, недовольно нахмурил брови. И до этих он доберется, всему свое время. Одно поражение – мелочь, настоящая битва впереди.
Андрей Иванович пришел к власти стремительно, хотя и готовился к этому несколько лет. Когда четыре года назад старый комендант серьезно заболел, в Столице уже знали – долго он не протянет. И все чувствовали – грядут большие перемены. Кулак власти слабел с каждым днем: сложно управлять государством, пусть и небольшим, когда не можешь управиться со своим больным телом. Разбредающемуся стаду был нужен новый пастух, и желательно – с волчьей хваткой.
Беспалов позаботился обо всем. Когда-то он был правой рукой самого коменданта, и успел за это время обрасти полезными знакомствами, нарастить авторитет до верхней планки, заручиться поддержкой нужных ему людей. Он даже подумывал захватить власть силой, но время все решило за него. Да, предыдущий «владыка» был хорошим человеком, неплохим хозяйственником, но вот до идеального вожака ему – как до Москвы кверху задницей. Предыдущий комендант нетвердо держал власть, а в последние годы, можно сказать, даже не держал, а едва придерживал. Столько времени упущено зря. А ведь Альянс просто так с наскока голыми руками не возьмешь, заводчане – народ задиристый и ерепенистый. Всегда такими были, сколько майор себя помнил.
С тех пор, как Иван Андреевич сел в кресло главы Столицы, многое изменилось. За три с половиной года община заметно поднялась и окрепла. Беспалову удалось изменить многое и в управленческом аппарате, выдвинув на ключевые посты преданных ему людей. Заручившись их поддержкой, новый комендант не забывал «подкармливать» верных псов, тем самым привязывая их к себе еще крепче.
Из дум главу Столицы выдернул стук в дверь. На приказ войти на пороге нарисовалась чуть сгорбленная коренастая фигура. «Верный пес» был тут как тут.
– Товарищ майор, узника привели, – чеканя слова, доложил мужчина.
– А, ну давай его сюда, родимого, – Беспалов махнул рукой в ответ на приветствие. Утром прибыл отряд из Института с захваченным добром и пленными. И хотя почти всех оставили на Горьковской, Беспалов распорядился, чтобы нескольких человек привели на допрос в Столицу.
Караульный втолкнул оборванца, дрожащего как осенний лист на ветру. Пленник выглядел жалко: всклокоченные сальные волосы, затравленный взгляд, расползшееся на полщеки фиолетовое пятно. Он переступал с ноги на ногу, не смея поднять взгляд на майора. Только сейчас комендант заметил, хорошенько приглядевшись к мужчине, что тот совсем еще молод. Комбинезон на плече порван, в прореху выглядывает засаленная полосатая тельняшка. Пленный оторвал взгляд от пола и затравленно посмотрел на коменданта Столицы, боясь издать хоть какой-то звук.
«А-а-а, молодняк слюнявый», – поморщился комендант. А так хотелось взглянуть в глаза настоящему бойцу. Или у них там все такие? С такими и воевать неинтересно.
– В глаза смотреть! – рявкнул майор, заставив пленного подскочить на месте от неожиданности. – Что ты топчешься, как медведь перед сраньем?
Майор увидел, как нервно подрагивает губа мужчины. Да, хорошо отделали бедолагу. Вот так и должен выглядеть враг – униженным, запуганным, поверженным. Верные псы коменданта уже все вытрясли из несчастного. Армейские методы получения информации от пленных не отличались гуманностью. Молодой, неопытный. Повоевать-то даже, наверное, не успел – приложили прикладом и скрутили беднягу.
– Имя? – громко потребовал комендант. Парень закашлялся и срывающимся на фальцет голосом произнес:
– Василий.
– Так! – надавил Беспалов. – Скажи мне вот что, Вася. Как у вас во втором убежище живется?
– В каком втором? – попытался искренне удивиться пленный. – Нету никакого второго, честное слово.
– Значит, так, – смягчил голос Беспалов и укоризненно покачал головой. – А вон Юрий Олегович, – комендант мотнул головой в сторону рослого мужчины у двери, – с тобой не согласен. Да и товарищи твои показания другие давали. Нехорошо врать старшим, Вася. Неужто мамка не учила?
Пленный затряс головой, испуганно заблеял что-то, принялся сыпать обрывками фраз. Руки нервно затряслись. Быстро же «слился» язычок! Ну да ладно, еще расскажет. Много чего расскажет. Только немного обработать для начала.
– Юра, проводи-ка товарища, – по-доброму улыбнулся Беспалов. – Пусть с Володей-костоправом познакомится, побеседует, процедуры необходимые пройдет. Будем учиться правду-матку говорить.
Тяжелый удар под дых – и пленный согнулся пополам, заперхал, с трудом глотая воздух. Боец одним рывком вздернул бедолагу за шиворот, легко, как тряпичную куклу, и выволок в коридор. На пороге комендант приметил знакомую фигуру.
– А-а-а, Молчанов, заждались тебя. Заходи, – Беспалов привычным приказным тоном пригласил охотника и перевел взгляд на топчущегося у двери Техника. – А ты обожди пока.
Дверь распахнулась. Аркадий увидел, как из кабинета коменданта вылетел какой-то оборванный парнишка, подгоняемый пинками крепкого мужчины в камуфляже. В комнате маячила высокая фигура майора. В душе у охотника родилось легкое волнение – оно появлялось всегда, когда глава Столицы вызывал к себе. Вроде немолодой уже, а все равно ощущение, словно директор школы пригласил «на ковер» нашкодившего хулигана. Умеет же этот старикан влиять на людей.
Беспалов велел Технику подождать, Аркадию же повелительным жестом указал на стул напротив комендантского кресла. Охотник негромко поздоровался и присел. Комендант упер ладони в столешницу, глядя Аркану в глаза.
– Здравствуй-здравствуй, Аркадий Игоревич. Давно ты к нам не захаживал. Добрались нормально?
– Почти без приключений, – скупо улыбнулся охотник, поглядывая на коменданта. – Разрешите узнать, что за дело?
– Дело нехитрое, – прищурился Беспалов. – Будешь сопровождать мою группу до Института. Пойдете в обход, осмотрите набережную с Гребным каналом и прилегающие территории, – комендант медленно повел пальцем по карте, чертя будущий маршрут разведгруппы. – Главная цель – разведка. Думаю, стекольщики к нам пока не сунутся – чревато. Но подстраховаться надо, держите ухо востро. Может быть, они где-то поблизости уже гнездо вражеское свили, так что внимательнее там. Да и кому я это говорю? У тебя чутье – что у ищейки ментовской. И проводник ты отменный, сам все знаешь. Пойдешь под руководством Богуславского. Выходите послезавтра утром. Остальное Богус расскажет. Все ясно?
Беспалов пристально глянул на охотника – будто взглядом прожег. Строгое и угловатое, точно вырубленное топором лицо, широкие скулы, пристальный взор. Высокий и поджарый, но одновременно крепкий и подтянутый, майор выглядел моложе своих пятидесяти пяти. В этом человеке чувствовалась недюжинная сила. Он мог быть добрым и приветливым, а мог одним приказом стереть в пыль кого угодно. Аркан ничего не знал о прошлом коменданта. ГРУ, спецназ – кто его разберет? Одному богу известно. Майор нечасто повышал голос, но все равно от него исходили такая сила и власть, что любой человек, находящийся рядом, невольно ощущал это.
– Да, – охотник склонил голову, стараясь, чтобы голос не дрожал от волнения. Комендант одобрительно кивнул, снова прищурился.
– Здоровье как? – последовал вопрос. Аркадий подобрался, слегка откашлялся, прочищая горло.
– Нормально. Но мне бы нужно…
– Понял тебя, – не давая охотнику договорить, бросил Беспалов. – Завтра с челноками рванешь к «заводчанам». Возьмешь там у своего знакомого все, что тебе требуется. Чтобы завтра вечером был как огурчик. Ты мне здоровым нужен, понял?
– Понял, – кивнул охотник и осторожно продолжил: – Иван Андреевич, разрешите спросить?
– Валяй, – махнул рукой майор, внимательно глядя на Аркана и морща лоб.
– Что с Антоном случилось? – на последнем слове голос охотника предательски дрогнул. Сцепив пальцы, Аркадий уставился на главу Столицы. Тот шумно выдохнул, морщины на лбу неожиданно разгладились. Предстояло рассказать о боевых потерях.
– Да, новостей хороших для тебя нет, – голос коменданта неожиданно смягчился, в нем промелькнули отеческие нотки. – Антона я лично послал на разведку к стекольщикам. Боевых действий не планировали, но эти гады закусились с разведчиками. Наших несколько человек там полегло. Отступали в спешке, тела даже прихватить не успели. Хороший был парень, и боец отменный. Понимаю тебя, Аркаша. Прими соболезнования. Жалко парня, но война есть война.
Внутри у Аркадия будто что-то оборвалось, а уши неожиданно заложило. Беспалов еще добавил что-то к сказанному, скорбно склонил голову, но охотник уже не слушал. Слова майора будто поставили точку в конце параграфа.
– Меня, наверное, винишь, – спросил комендант, наблюдая за Арканом. Тот отрицательно помотал головой, набрал побольше воздуха. Говорить было тяжело.
– Можно Андрея Трегубова в отряд записать? – тихо попросил Аркадий. – Мне с ним сподручнее, много вместе отходили.
– Уже вписан, – ответил Беспалов, расправляя плечи. – Завтра в четыре часа к Богуславскому, остальное он расскажет. А теперь, Аркадий Игоревич, иди отдыхать.
Кивнув, Аркадий молчаливо поднялся со стула, тихо попрощался и прошагал к выходу. Майор проводил гостя внимательным взглядом, затем опустился в кресло. Беспалов любил дельных и полезных людей. Охотник приносил пользу – и за это Андрей Иванович уважал его. Глава Столицы привык оценивать людей с точки зрения их полезности. Черт с ним, пускай этот нелюдим жжет соляру и занимает никчемное убежище, до которого у коменданта так и не дошли руки, ведь Аркан – отличный проводник, к тому же с отменным чутьем на опасность. Однако теперь, пожалуй, охотник сдаст – слишком сильно любил сына. Беспалову не хотелось терять полезного человека, но любая игра требует жертв. Может быть, переживет, оклемается. А нет – значит, так надо, закон естественного отбора никто не отменял.
Через пару минут Андрей Иванович уже решал другие важные проблемы, напрочь забыв про несчастного отца-отшельника с его трагедией.
Столица готовилась ко сну.
Очередной день под сводами нижегородской подземки уходил в небытие, и жители неторопливо расходились по домам. Стихал привычный дневной гомон, и вечернее спокойствие разливалось по станции, заполняя туннели и переходы. Свет приглушили, и в дальних углах платформы залегли густые тени. Торговцы сгребали с прилавков всякие мелочи и нехитрую снедь. Иногда еще раздавались отдельные реплики, откуда-то долетел раздраженный крик матери, загоняющей непослушное чадо в тесную брезентовую «квартиру». У края платформы глухо застучали «берцы» караульных, лязгнуло железо. Смена караула прошла, и дозорные возвращались с крайнего рубежа. Изнуренные двенадцатичасовым дежурством, «хранители покоя» Столицы спешили добраться до кровати, чтобы упасть в объятия сна и хоть немного отдохнуть. Привычная вечерняя картина.
Охотник отказался идти в каморку Техника, сколько товарищ его ни уговаривал. В конце концов сталкер просто пожал плечами и ушел, пожелав доброй ночи. Оставшись наедине с собой, Аркан откинул полог тесной палатки, которую снял на ночь за три патрона, и неторопливо заполз внутрь. Скинул опостылевшие, натершие ноги ботинки и верхнюю одежду, рухнул на жесткие нары, застеленные продавленным матрасом и старым одеялом. Сунул свернутый комбинезон под голову и, наконец, облегченно выдохнул, приняв горизонтальное положение. Аркан чувствовал себя вымотанным и разбитым. Усталость физическая сплелась с душевными муками, и, если первую можно было излечить сном, то как избавиться от последних, охотник не знал. Не помогла даже кружка браги, лишь оставила во рту противное послевкусие. Охотник сглотнул горькую слюну и перевернулся на спину. Взгляд уперся в низкий брезентовый потолок.
День, сотканный из множества событий и приключений, подходил к концу. Аркан попытался смежить веки и немного расслабиться. Выходило плохо. Лезли в голову дурные мысли, грызли душу переживания. На душе было погано. За тонкими стенами его временной квартиры медленно утихал день. Где-то еще переговаривались дозорные, доносилось недовольное бормотание старухи. Привычная суета этих людей казалась охотнику чуждой. Его раздражали посторонние звуки, они мешали уснуть.
Что затеял Беспалов? В какую опасную игру он вновь втягивает метро? Живя бобылем, Аркан жил отдельно, ему были чужды эти стратегические игры. И не нужно ему чужое пространство – охотнику с лихвой хватало небольшого убежища. Да живи он здесь, ему хватило бы и шести квадратных метров, ограниченных стенками палатки. Охотник снова сел на кровати, глядя в никуда. Мысли хаотично носились в голове. Аркадию вдруг вспомнилась фраза коменданта. «Война есть война», – снова прозвучали в мозгу слова Беспалова. «А кто ее развязал, чертов ты ублюдок?» – Аркан неожиданно выбросил вперед руку и впечатал кулак в деревянную тумбу возле кровати. Дерево хрустнуло, охотник почувствовал, как по руке разливается ноющая боль. Тумбочка качнулась, и на пол плюхнулся небольшой сверток – вещи Антона, которые охотник забрал из казармы. Что-то тихо звякнуло.
Мужчина наклонился и поднял с пола нательный крестик, очевидно, выпавший из кармана комбинезона Антона. Почему он оказался здесь, ведь парень никогда не снимал его? Сын вроде и не верил в бога, но все равно упрямо носил крестик на шее – с ним ему было спокойнее. Охотник стиснул в руке маленькое распятие и снова уронил голову на подушку. По щеке скатилась одинокая слеза.
Ночь незаметно выползла из туннелей, окутала станцию, сменив яркий свет дневных ламп на аварийный, усмирила гвалт жителей Московской, принесла долгожданную тишину. Здесь не было привычного тарахтения дизеля за стенкой, мерного щелканья будильника, запаха лекарств, который не смог выветриться даже за десять лет жизни охотника в убежище. Лишь тихое дыхание туннелей и легкие сквозняки, гуляющие ночью по перегонам и станции. И неизбывная тоска – от нее Аркану теперь не укрыться нигде. Он сейчас хотел только одного – забыться.
И усталость, наконец, сжалилась над Арканом. Сон милосердно принял охотника в свои объятия. Губы мужчины беззвучно шевелились, а ладонь сжимала маленький крестик на тонком шнурке – единственное, что осталось от погибшего сына.
Глава 4
Из глубин памяти
Аркадий не всегда жил в убежище возле Сормовского парка. В тот день, когда все крупные города планеты обратились в руины, охотник в последний миг успел нырнуть в вентиляционную шахту и попасть в метро. Позже он слышал, что на Нижний Новгород сбросили две ядерных боеголовки: одна упала где-то на окраинах, за курортным поселком «Зеленый город», вторая – на трассе, ведущей на Москву. Сталкеры, дерзнувшие спустя несколько лет забраться так далеко от жилых кварталов, подтвердили слухи, лишь слегка скорректировав координаты «горячих точек».
Аркадий хорошо помнил первые дни, проведенные в тревоге и отчаянии, при тусклом тревожном свете аварийных ламп. Испуганные люди, шепчущие в темноте молитвы, и бьющиеся в истерике женщины. Мужчины с бледными лицами и плачущие дети, зовущие родителей. Люди начинали осознавать, что случилось с миром, но пока отказывались в это верить.
Первые дни оказались самыми тяжелыми. Худо-бедно полицейским из охраны станции и начальнику Московской Игорю Юрьевичу Платыгину удалось наладить порядок, провести собрание. Стало очевидно, что путь наверх теперь заказан – все хорошо помнили два сильнейших толчка и отголоски мощных взрывов. Нижнему Новгороду досталось хорошо – о том, что творилось на поверхности, пока только строили предположения. Уже в первые дни «гонцы», отправленные к «соседям», принесли добрые вести – на Канавинской, Бурнаковской и Чкаловской спасшиеся сбились в небольшие группы, назначили старших. Гермоворота успели запереть, и теперь людям хотя бы не грозила опасность умереть от радиации. Панику и отчаяние сумели немного обуздать и начали думать, как жить дальше.
Аркадий помнил, как в метромост угодила тактическая боевая ракета, уничтожив два средних пролета. А это означало, что нагорная часть города вместе с единственной станцией Горьковская теперь была отрезана от остального метро. Спасся ли там кто-то – жители Московской не знали. Зато на всех станциях Сормовской и Автозаводской веток успели укрыться люди – одни в момент ядерного удара ехали в вагонах, кто-то в последний миг нырнул в метро, другие просто не успели подняться на поверхность. Когда первые недели паники и отчаяния остались позади, и выяснилось, что шансы на жизнь еще остаются, люди на время вытерли слезы и успокоились, задумавшись о будущем. Сумели собрать кое-какие запасы еды, организовали общепит. Но постепенно становилось понятно – так, вразнобой, не выжить. Требовалось организовать общество, выбрать руководителя, решить вопросы с питанием и водой, медицинской помощью и многим другим. Предстояло создать новое государство, и все начинать с нуля.
Небо склонилось низко над городом, словно старая просевшая крыша, грозящая в любой момент рухнуть на голову. Ветер поднимал клубы пыли, гнал их по пустынной улице, стонал в вышине. Аркадию казалось, что это тоскливо плачут души тех, кто не успел в тот роковой день спуститься под землю.
Минуло несколько дней с тех пор, как ленинские закрыли герму в перегоне Чкаловская – Ленинская. На телефонные звонки руководство Ленинской отвечало, что не желает подвергать опасности своих людей. На Московской уже неделю свирепствовала неизвестная болезнь, потихоньку расползаясь по станциям-придаткам: Канавинской, Бурнаковской и Чкаловской. Никто не мог толком сказать, откуда она взялась. Грешили на сталкеров, злые языки трепались, что те притащили заразу с поверхности, подло обвиняя людей, которые, рискуя жизнями, ходили наверх за самым необходимым. Семерых уже похоронили. Маленький госпиталь, устроенный в одном из подсобных помещений станции, давно переполнился, но заболевшие прибывали с каждым днем.
Горстка выживших в нижегородском метрополитене теперь напоминала младенца, делающего первые робкие шаги в новый и неизвестный мир. Мириться с неизбежным и пытаться выжить или сдаться и умереть – иного выбора людям просто не оставалось. Путь наверх оказался отрезан, и никакие рыдания и мольбы теперь не могли вернуть прежний мир. И, скрепя сердце и утерев слезы, люди принялись тяжело и мучительно обживать станции метро. Поначалу было трудно, но постепенно жители Московской организовали некое подобие общины, назначили руководителя и помощников, принялись делить обязанности. Работы хватало – трудились все от мала до велика. Сумели отыскать восемь комплектов химзащиты и несколько противогазов, и первые смельчаки поднялись на поверхность, чтобы взглянуть на опаленный войной мир. Вернулись они растерянные и подавленные – настолько их шокировал вид мертвого Нижнего. Пустынные улицы, разрушенные здания. И трупы – много трупов. О возвращении в прежний мир теперь и речи не шло. Наверх за первый месяц после Страшного дня поднимались всего несколько раз – осмотреться, разведать обстановку, да прихватить из магазинов самое необходимое. И только на Московской начала формироваться и крепнуть небольшая община, как вспыхнула неизвестная болезнь.
Новоиспеченный начальник станции переживал. Соседи запросто могли обесточить кабели, идущие к Московской и станциям Сормовской ветки. И правда – чего тратить электроэнергию на потенциальных покойников, лучше поберечь ее для себя. А если не будет электричества – перестанут работать фильтры и вентиляция, а это – верная медленная смерть в темноте. Но у руководителя новой подземной общины имелся запасной вариант на такой случай. И пока сталкеры, отыскавшие резервный генератор в подвале близлежащего торгового центра «Республика», тянули провода в подземку, Игорь Юрьевич решил отправить разведотряд. Быть может, удастся убедить жестоких соседей сжалиться и помочь им.
Тоскливый вид открывался разведчикам: брошенные машины, оборванные провода, раскачиваемые ветром, угрюмые здания. Идти по умершему городу было нелегко. Тяжелее всего становилось, когда на их пути попадался полуистлевший труп в заплесневелой одежде. На некоторых еще копошились черви. Завидев таких, разведчики старались обходить покойников стороной.
Ядерные заряды подорвались где-то за Нижним, но ударная волна накрыла и заречную часть – пронеслась диким смерчем над кварталами, вышибая стекла, срывая с крыш кровельные листы, кое-где выкорчевывая с корнями молодые деревья. Лупили по городу и обычными тактическими ракетами – разрушили метромост, поговаривали, что досталось ГАЗу и другим предприятиям. Страшно представить, если бы ядерная боеголовка угодила в самый центр города. Что бы тогда от него осталось – огромная оплавленная воронка, голая выжженная пустошь? Аркадий не хотел об этом думать.
Отряд – не отряд, четыре человека, облаченные в неудобную мешковатую «химзу» и вооруженные милицейским «калашниковым» и двумя гладкостволами. Той же группой они впервые поднялись наверх спустя несколько дней после ядерного удара. Аркадий, Виктор – высокий мужчина лет тридцати пяти, коренастый и молчаливый Вадим и молодой парень Арсений, жизнерадостный хохмач и балагур. Шли молча, стараясь не тратить силы на разговоры.
– Мужики, глядите в оба, – предупредил Виктор, старший отряда, разглядывая очередную цепочку звериных следов на влажной земле. Пока еще разведчикам ни разу не попадались одичавшие собаки, но все понимали, что рано или поздно наткнутся на стаю.
Слева и справа – невысокие желтые дома, жмущиеся к шоссе. Дорога гитарной струной вытянулась вперед, сжатая с двух сторон рыжими зарослями. Шли быстро, избегая заглядывать в салоны машин. Впереди шагал Виктор с автоматом, за ним – Аркадий с ружьем и безоружный Арсений. Замыкал шествие Вадим. Он то и дело останавливался и оглядывался, словно пытался высмотреть что-то в дальнем конце улицы, но потом успокаивался и топал дальше.
Аркадий никак не мог свыкнуться с неудобной «химзой» и резиновым намордником, облепившим лицо. Первое время было жутко неудобно, но потом он вроде пообвыкся, смирился с новым костюмом. «Как знать, может, теперь всегда так ходить придется», – грустно подумал парень. Проскочили площадь Железнодорожников, миновали автомобильный затор. Разведчики сбавили темп – до входа на станцию Ленинская оставалось всего ничего. Вадим снова оглянулся, недовольно выдохнул.
– Неспокойно как-то. Будто идет за нами кто, пару раз видел. На собак диких похоже.
– Ребят, повнимательнее, – предупредил Виктор, внимательно изучая местность. За кирпичной пятиэтажкой спряталась невысокая розовая будка – вход на станцию Ленинская. Большая буква «М» в круге пристроилась на макушке пирамидального постамента, вдалеке пестрело какое-то здание. И никого вокруг.
– Прибыли! – облегченно выдохнул Вадим, как вдруг в зарослях за будкой что-то зашумело. Парень вскинул ружье, не зная, какой опасности ожидать, осторожно шагнул ближе к углу. Повел стволами, пригляделся.
Слева за кустами неожиданно хрястнул выстрел. Вжикнули пули, вышибая каменную крошку из стены вестибюля. Аркадий непроизвольно втянул голову в плечи и одним прыжком вернулся под прикрытие бетонной будки входа на станцию. И вдруг увидел страшную картину, заставившую его остолбенеть, раскрыть рот в немом крике. Арсений захрипел и осел на асфальт, держась руками за живот. По зеленой ткани химзащиты расползалось алое пятно.
– Сеня, – прошептал командир, подхватывая товарища. – Какая сволочь?
Виктор подтащил раненого к бетонной стене и плавно опустил на землю. С горем пополам укрывшись за розовым строением, разведчики с ужасом и отчаянием в глазах смотрели на хрипящего товарища.
– Суки! – завопил Виктор что было мочи. Ветер подхватил крик, и эхо принялось множить его, гоняя отголоски между каменными коробками. – Мы же по-человечески пришли, поговорить хотели. А вы…
– Проваливайте! – глухо огрызнулся из-за кустов невидимый стрелок. – Нам тут чумные не нужны. Идите к себе подыхать. А у нас тут жены с детишками.
Жизнь в товарище медленно угасала. Аркадий видел, как Арсений хочет что-то сказать. Вадим вытащил из рюкзака свернутый ОЗК и сунул раненому под голову. Умирающий, наконец, разомкнул губы, перепачканные в крови, попытался что-то сказать.
– Противогаз с него снимите!
Виктор сунул палец под край противогаза и стянул резиновую маску с лица друга. Арсений сипло втянул воздух, стал харкать кровью. Руки его затряслись.
– Аааарррх, – раненый силился выдавить хоть слово, но не получалось. Парня подхватили товарищи, но Арсений неожиданно дернулся и замолчал – теперь уже навсегда. Руки его безжизненно вытянулись вдоль туловища, и в остекленевших глазах отразилось бесстрастное небо мертвого мира. Вадим положил руку на лоб товарища, закрыв глаза в немой скорби. Улица безмолвствовала, и лишь где-то над крышами робко, словно молодой волчонок, неуверенный в своих силах, подвывал ветер.
– Как же так? – неизвестно у кого сдавленно спросил Вадим. Никто ему не ответил – нечего было отвечать. Их друг ушел быстро, даже не успев попрощаться. И никто в этот миг даже не подозревал, что Арсений стал первой жертвой в бесконечной войне между двумя общинами.
– Мрази! – прошептал Вадим с дикой ненавистью в голосе. – Убью!
Он рывком выдернул у Виктора автомат, клацнул затвором. Старший на секунду опешил, но тут же подскочил, схватил товарища за плечи.
– Вадька, не надо. Мы тут как на ладони. Захотят – перестреляют нас всех. А мы… мы дома нужны сейчас, пойми. Потом за Сеню отомстим сукам. Клянусь! Я этого так не оставлю.
Слова Виктора подействовали. Вадим тяжело опустил автомат, склонил голову.
– Да, – тихо сказал парень, голос его дрогнул. – Мы тут много не навоюем. Но за Сеньку я им отомщу!
– Не стреляйте, мы уходим, – громко крикнул Виктор. Тишина в ответ. Услышали его убийцы их товарища? А может быть, враги просто поджидают, когда они выйдут на открытое место, чтобы положить всех.
– Мы уходим, – повторил Виктор, обращаясь к зарослям. Повернулся к товарищам и тихо произнес: – Вадим, Аркаша – берите Сеню, понесете его. Я подменю, когда устанете.
Старший их маленького отряда осторожно выглянул из-за угла, всматриваясь в заросли возле кирпичной пятиэтажки. Потом махнул рукой, давая знак двигаться вперед. Аркадий с товарищем подхватили обмякшее тело друга и осторожно потащили его в сторону родной станции. Шествие замыкал Виктор. Он водил стволом автомата из стороны в сторону, пытаясь засечь противника. Напрасно – убийцы больше не пытались ни вести диалог с гостями, ни стрелять. Они словно растворились и ничем не выдавали свое присутствие.
На глаза навернулись слезы. Аркадий неожиданно ощутил, что его щеки влажные. Он проклинал все: и этот поход, и «ленинских», ни за что убивших товарища, и неудобную «химзу», стеснявшую движения. Растянув плащ-палатку и привязав ее в двух местах к ружьям, соорудили импровизированные носилки. Знакомая дорога вела их назад, к их теперешнему дому. Вот только их маленький отряд лишился бойца, и потеря эта была невосполнима.
Со стороны домов кто-то отрывисто пролаял. Аркадий увидел, как из подворотни выскользнула одна собака, следом еще две. Спустя мгновение показалась четвертая. Худые и поджарые, с вылезающей клочьями шерстью и дикими глазами, псы действительно выглядели устрашающе. Первая псина злобно ощерилась, клацнула зубами, но нападать животные пока не решались.
– Отвязывай ружья! – рявкнул Виктор и принялся первым высвобождать оружие. Вадим молниеносно развязал узлы, навел стволы вертикалки на первую, самую крупную собаку.
– Пошли вон! – крикнул парень, целясь в собак, почуявших свежую кровь. Самый крупный пес вновь зарычал, шагнул вперед. Грохнул выстрел, и бывший друг человека покатился по асфальту, жалобно скуля. И в этот момент собаки атаковали. В некогда мирных животных словно проснулись инстинкты хищников, и теперь они мстили людям за уничтоженный мир. Две псины бросились в сторону Аркадия. Тот успел выхватить из пут ружье и замахнуться, но собака вцепилась ему прямо в ногу. Икру пронзила острая боль, но в это мгновенье приклад опустился на голову противника. Хрустнула кость, и пес мгновенно обмяк. Рядом огрызнулся очередью автомат Виктора – мимо. Мельком окинув взглядом поле боя, Аркадий заметил двух поверженных врагов. Два оставшихся хищника уже маячили поодаль, метрах в двадцати. Вадим высадил в них второй заряд, но тоже промахнулся. Дрожащими руками он достал из пояса патроны, перезарядил ружье.
– Как ты? – спросил Виктор, глядя на ногу Аркадия. Тот поморщился, потрогал рукой.
– Терпимо. Думаю, доковыляю. Торопиться надо.
Отбив атаку, поредевший и потрепанный отряд ускорился. Положив мертвого товарища на плащ-палатку, разведчики споро зашагали в сторону дома. Аркадий слегка прихрамывал – все-таки без боевых ран не обошлось. Псы сопровождали разведчиков почти до самого входа в подземку. В драку больше не лезли, но неотступно следовали по пятам на дальней границе видимости, изредка выдавая себя тоскливым воем или противным гавканьем. Тем не менее, люди поняли – на поверхности у них уже появился враг.
Арсения провожали всей станцией. Аркадий отвернулся, чтобы не видеть заплаканное лицо супруги товарища. Как же так – выжить вместе с молодой женой и спустя два месяца умереть от шальной пули? Пока остальные прощались с Сеней, Аркадий, стиснув зубы, проклинал ненавистных соседей. Похоронили друга наверху – вынесли тело через вентиляционную шахту над тупиковым туннелем и закопали покойника на пустыре, недалеко от въезда на метромост. В ту ночь Аркадий так и не смог уснуть.
Опасения Игоря Юрьевича подтвердились спустя сутки – вечером мигнули лампочки, и Московская погрузилась в вязкую темноту, точно в Страшный день. Однако все-таки новоиспеченный комендант умел смотреть на несколько ходов вперед: наспех собранной бригаде «электриков» удалось запустить резервный генератор в подвале «Республики». Болезнь словно взяла небольшой тайм-аут, решив устроить передышку. Умерло еще несколько человек, но кризис будто бы миновал. Ленинские даже и не думали открывать гермозатвор – видимо, решили, что с Московской покончено. Да москвичи и не ждали теперь помощи с той стороны. Для них теперь там жили враги, нелюди, бросившие их в самое тяжелое время. Такое не прощалось.
Аркадий сидел в кабинете руководства. Нога почти зажила, но в последние два похода Игорь Юрьевич его не пускал. «Выздоровеешь – пойдешь, а пока наверх – ни ногой. Обождешь немного!» – по-отцовски наставлял начальник станции, разводя руками.
Сегодня отряд сильно задерживался, и Платыгин не находил себе места. Мерил огромными шагами тесную комнатку, поминутно замирал и хмурил брови. Да и Аркадий волновался – должны были вернуться еще в десять, уже за полдень перевалило, а отряда все нет. Одно дело, если бы куда далеко пошли – так ведь отправились район вокзала обойти. И будто в воду канули.
Где-то внутри поселилась тревога. И глядя на хозяина кабинета, бормотавшего что-то себе под нос, Аркадий понимал – Игорь Юрьевич волнуется пуще него.
– Не нравится мне все это, – наконец, выложил Платыгин. – Куда они провалились?
– Вернутся, – заверил начальника Аркадий, но, прислушавшись к своему тону, понял, что и сам не очень-то себе верит. Игорь Юрьевич глянул на парня искоса, но ничего не сказал.
На столе вдруг неожиданно задребезжал телефон. В мгновение ока собеседник подскочил к аппарату, молниеносно сдернул трубку.
– Платыгин слушает.
– Игорь Юрьевич, там отряд вернулся, – затараторил глухой голос. – Важные новости принесли. Скоро у вас будут.
– Ну, слава богу, – выдохнул хозяин кабинета. – Все живы там?
– Все, – успокоил звонящий. – Сейчас отмоются – и к вам.
Когда через двадцать минут через порог комнаты шагнул Виктор, Игорь Юрьевич уже места себе не находил.
– Ну, наконец-то! – грянул начальник станции. – Мы все извелись уже. Где вас черти носили?
– Гош, сейчас все расскажу, – улыбнулся Виктор, плюхнувшись в кресло. – Ты даже не представляешь, что мы нашли.
– Да рассказывай уже, не томи! – взбеленился Игорь Юрьевич, сердито зыркнув на гостя. Тот ухмыльнулся и начал.
– У нас тут под боком целое убежище с выжившими, – радостно забормотал Виктор. – Там, около техникума железнодорожного, метров четыреста от вокзала всего лишь. Утром-то дождь был, мы следы около «Чкалова» нашли. Сунулись в переулки – а нас там уже дожидаются. Правда, сначала побаивались – тоже вооружены, но небогато, пара «калашей» ментовских да ружьишко. Они нам сами тоже обрадовались. Только в бомбарик нас не пустили, да мы бы и сами не пошли. В ихнем предбаннике со старшим поболтали – там сотни полторы укрылось – лекарства у них есть, консервы, «химза». Обещали помочь, чем смогут. А вот с электричеством туговато – дизелек старый, барахлит. Все боятся, как бы совсем не накрылся. Мы им пообещали подсобить, чем сможем – нам лишь бы с болезнью справиться.
Игорь Юрьевич слушал молча, и только изредка одобрительно кивал. На лице расползлась довольная улыбка. Бомбоубежище неподалеку от станции! И у них есть «химза», люди, лекарства. Последнее сейчас интересовало коменданта больше всего. Дружить надо с такими соседями, налаживать отношения.
Дипломатическую миссию организовали на следующий день. Переговоры прошли мирно и дружественно. Соседи обещали помочь с лекарствами, радовались новым друзьям. Железнодорожники не противились объединению – мешало лишь то, что из убежища в метро получалось попасть только верхом. Игорь Юрьевич долго разглядывал карту, что-то вымерял школьной деревянной линейкой, прикидывал.
– Да там метров сто с небольшим до убежища-то. От перегона. При желании и прокопать можно.
Было ясно – только сплотившись и помогая друг другу, можно выжить. Платыгин понимал, что соседи с Автозаводской ветки давно взяли курс на отделение. «Отрезанный ломоть эти ленинские, – злобно думал Игорь Юрьевич и, вспоминая о железнодорожниках, улыбался. – Спасибо братцы, теперь мы еще побрыкаемся».
Постепенно кризис миновал. Болезнь с трудом, но удалось победить. Железнодорожники и москвичи налаживали отношения и всерьез задумывались о прокладке рукотворного туннеля. Незаметно пришла осень – холодная, сырая и унылая. Небо по-прежнему закрывали плотные облака, и люди приготовились к суровой зиме. Местные умельцы соорудили несколько «мельниц» на берегу Оки, и маленькие гидроэлектростанции начали работать на нужды Московской. Благодаря новым друзьям удалось немного пополнить запасы костюмов химзащиты, и теперь первые сталкеры (кто-то метко назвал так разведчиков-добытчиков, вспомнив одноименную компьютерную игру) постепенно принялись осваивать поверхность. В охотничьем магазине и каморке охраны, расположенных неподалеку от вокзала, удалось разжиться охотничьими ружьями и несколькими автоматами с боеприпасами. Иногда добытчики сталкивались со стаями диких псов, но сейчас сталкеры уже могли дать отпор хищникам. Даже сам Игорь Юрьевич разок поднялся наверх – похвалил ветряки, погрустил, глядя на город, который несколько месяцев назад покинула жизнь. Начальник станции долго смотрел на темную воду Оки, взгляд скользил по холмам противоположного берега. После этого похода Платыгина не оставляла мысль, что на Горьковской тоже должны быть выжившие. Иногда, глядя на карту, он надолго замирал, рассматривая нагорную часть, и морщины бороздили лицо начальника Московской.
Все разрешилось само собой. Пришел октябрь, и стало еще холоднее. Однажды вечером, во время осмотра одной из мельниц, отряд сталкеров поднялся на метромост. В густеющих сумерках темная вода и пасмурное небо казались потусторонними, зловещими. Аркадий осмотрелся. Мрачными громадами высились угрюмые многоэтажки, пугающими и зловещими казались заросли на острове, что тушей исполинского зверя разлегся под метромостом. Где-то за грядой городских развалин родился протяжный вой, пролетел над мертвыми кварталами и упал в мутные воды Оки. Пора было возвращаться назад. Обитатели городских трущоб вышли на охоту, и можно легко нарваться на стаю оголодавших диких псов. Виктор включил фонарик, направил скользкий луч вперед, вдоль дорожного полотна.
И вдруг с той стороны реки ответили – там маленькой звездочкой вспыхнул огонек, мигнул и погас, а через пару секунд зажегся вновь. Сомнений не оставалось – по ту сторону метромоста находились живые люди.
– Люди! – вдруг взорвался Мишка-электрик, заставив товарища непроизвольно вздрогнуть. – Люди, мать их ети! – И вдруг, не говоря ни слова, сорвался с места и припустил по мосту, размахивая фонарем.
– Куда? – крикнул Аркадий и бросился за обезумевшим товарищем. Он помнил – Мишка рассказывал, что в Страшный день он проводил жену с сынишкой на поезд, идущий на Горьковскую, а сам задержался на Московской. Понятно, почему электрик сорвался на другой берег.
Михаил остановился метров за двадцать до того места, где заканчивалось полотно и разверзалась пропасть. Внизу темной лентой ползла Ока. А там, на другом берегу, маячил маленький огонек. Люди! На том берегу были люди, и в этом Аркадий не сомневался.
– Эй, на том берегу! – заорал электрик и принялся выписывать фонарем окружности. Пятнышко света замигало, зашевелилось, будто подтверждая, что сигнал принят. Подбежали остальные.
– Дай фонарик! – протянул руку Вадим, но Мишка отдернул руку и очумело уставился через стекла противогаза на товарища.
– Да ты рехнулся, что ли? – повысил голос Вадим. – Я в кружок ходил радиолюбителей. Азбуку Морзе учили. Дай быстрее, попробую им сигнал подать.
– Отдай! – приказным тоном произнес Виктор. Мишка подчинился и протянул другу фонарик. Вадим уверенно взял его и начал работать выключателем. Два длинных – короткий. Длинный – короткий. Выдержал паузу, а потом снова принялся «подмигивать» неизвестным на другом берегу.
– Что ты им передал? – взволнованно спросил Виктор.
– «Метро. Завтра тут». Не знаю, поймут ли. Надеюсь, что хотя бы запомнили и смогут потом расшифровать.
Они еще какое-то время стояли на холодном пронизывающем ветру, вглядываясь в густеющую тьму. Но огонек на той стороне погас и больше не появлялся. Почти совсем стемнело, и угрюмые здания казались зловещими, таящими угрозу. Моросил мелкий дождь, несколько капелек легли на окуляры противогаза Аркадия. Мужчина смахнул их перчаткой, глянул на товарищей. Они заметили, что в воздухе начали кружить какие-то черные хлопья. Вадим поймал одну такую снежинку, растер между большим и указательным пальцами.
– Пепел, – сказал он. – Сгорел наш мир. Домой потопали, а то Юрьич себе все ногти обгрызет. И так задержались. Будем надеяться, что на том берегу приняли сигнал.
Вадим махнул рукой и первым потопал обратно. Друзья торопливо засеменили за ним. Следовало поскорее сообщить начальнику станции важную новость.
Казалось, ледяной ветер пробрал его до самых костей, и Аркадий долго не мог согреться после похода. Он все думал и думал. Неужели там, на Горьковской, тоже есть выжившие? А почему бы и нет? На всех станциях заречной части города укрылись люди, а чем Горьковская хуже? И пусть там спаслось много людей, и Мишка найдет свою семью. А он…? Боль утраты кольнула под ребра, полезли в голову воспоминания. Его счастье осталось там, наверху. Родители и та единственная, кого он любил и кого не успел спасти.
Аркадий с трудом вернулся к действительности. Товарищ с надеждой смотрел на него. Они сидели в вагоне поезда, замершего в тот роковой день в туннеле, ведущем к метромосту. Состав давно приспособили под общежитие: разгородили на крохотные квартиры, обустроили и обжили. За тонкой фанерной стенкой кто-то возился, у соседей капризничал ребенок.
– Как думаешь, они придут к нам? – спросил Миша, когда друг присел рядом.
– Не знаю, – пожал плечами Аркадий. – Надеюсь, расшифруют Вадькин сигнал. Хотя, кто их знает. А откуда они маячили?
– Там площадка есть, где туннель в землю уходит. Оттуда, наверное. Знаешь, я все надеюсь, – голос Мишки дрогнул, и тот потупил взгляд.
– Мне тоже хочется в это верить, – Аркадий ободряюще похлопал товарища по плечу. Друг скупо улыбнулся. Пусть будет так, как мечтает товарищ. Пусть.
На следующий день горьковские не явились. Напрасно «гонцы» Московской провели весь вечер на осеннем ветру у обрыва метромоста, подавая сигналы фонарем и вглядываясь в далекий противоположный берег. Никто не отвечал им. Почему? Быть может, их знаки просто не поняли? А вдруг на Горьковской та же болезнь, и станция медленно умирает? Вдруг несчастные подали весточку людям на другом берегу и ждали спасения, а москвичи медлили. Аркадий изложил свои опасения начальнику станции, но Платыгин только наградил его недоверчивым взглядом и ничего не ответил. Сами москвичи не отваживались идти к горьковским – на Стрелке расположилась нехорошая «локалка», а с теми жалкими костюмами РХБЗ, что имелись у них в наличии, даже и не стоило надеяться проскочить ее безболезненно. Но Игорь Юрьевич надеялся, что у горьковских могут быть костюмы получше. Оставалось только ждать.
Тяжелее всего было ждать Михаилу. Аркадий видел, как мучается парень. Товарищ понуро бродил по платформе, несколько раз он порывался поговорить с начальником станции. Один раз даже решился, но тут же получил от ворот поворот.
– Подождем еще, – говорил Игорь Юрьевич, но в его словах сквозили неуверенность и сомнения.
Наконец, спустя несколько дней, Платыгин сломался. Собрав всех сталкеров у себя в кабинете, Игорь Юрьевич принялся излагать свой план.
– Попробуем прорваться, – заговорил начальник станции. – Пройдете вот здесь, – его палец медленно прочертил маршрут по карте. – Вестибюль Ленинской стороной обойдете. По мосту и Окскому съезду, а потом – к площади Горького. В случае опасности – немедленно назад. Лишние покойники нам тут не нужны – и так в прошлом месяце немало похоронили. Так что геройство геройством, а головой тоже думайте. Кто знает, как оно, на той стороне. Может, сюрпризы какие нам там приготовили.
Обсудили все до мельчайших подробностей, снаряжение и оружие приготовили заранее, с вечера провели инструктаж. Ночью Аркадий спал скверно: ворочался с боку на бок на жестких нарах, просыпался и снова проваливался в тревожную дрему. Ему снились какие-то странные блуждающие огни, стаи одичавших собак и горы мертвецов в темном вестибюле Горьковской. Быть может, нет никого на той стороне, только обман и морок. Или все же?
Завтрашний день покажет.
Косматые тучи неслись низко над городом. Здесь, на мосту, регулярно налетал холодный ветер, бросая водяную взвесь в лицо. Начинал накрапывать мелкий дождь. Ветер морщил поверхность реки, гнал волны против течения, и иногда создавалось впечатление, будто Ока повернула вспять. Пустынная набережная, закованная в серый бетон, угрюмое небо над головами, темные воды реки. Тоскливо, хоть волком вой.
– Аркадий, не задерживаемся, – голос Виктора отогнал посторонние мысли, вернул к действительности.
Черно-белый полосатый бордюр, похожий на шахматную доску, тянулся вперед. Спустя несколько минут миновали красно-белый трамвай – двери были распахнуты настежь, внутри гулял ветер, и царило запустение. Оборванный провод, раскачиваемый порывами, с противным звуком елозил по крыше вагончика, нагоняя еще большую тоску. Аркадий даже представил, как люди в панике вываливаются на проезжую часть моста, не зная, что им делать, куда бежать. Испуганные крики, визг тормозов и плач детей. А над поверхностью реки, над крышами высоток и проспектами несется рев сирены, предвещая скорый Армагеддон.
Аркадий старался не смотреть в салоны автомобилей с тех пор, как в самом начале моста прошел мимо одной из машин, и, не сумев побороть себя, заглянул внутрь. Легкий седан, видимо, на всей скорости влетел в затормозивший внедорожник. Парень разглядел труп водителя, обнявшего иссохшими руками руль. Взгляд скользнул дальше, на заднее сиденье. Парень увидел большую куклу, со спутанными грязными волосами, с закрытыми навечно глазами. Разглядел самый краешек детского сиденья и рукав розовой куртки.
– Господи! – прошептал Аркадий и отвернулся, чувствуя, как подкашиваются ноги. Самое страшное было не в осознании того, что весь мир умер, сгорев в огне атомного пожара за считаные минуты. Самое ужасное находилось здесь, на заднем кресле автомобиля, в детском сиденье.
Кто-то сильно тряхнул разведчика за плечо. Аркадий от неожиданности вздрогнул и мгновенно повернулся. Вадим пристально глядел на товарища через окуляры противогаза.
– Не надо, – медленно покачал головой товарищ, крепче сжимая плечо Аркадия. – Не смотри. Только хуже будет. Ничего уже не изменить.
– Да, – тихо пробурчал в фильтры Аркадий и засеменил вслед за другом. Постепенно он успокоился, дыхание выровнялось. Ближе к середине моста ветер усилился. Удивительно, но после двух месяцев, проведенных под землей, парень чувствовал себя неуютно на этом просторе. Как же быстро они отвыкли от настоящего мира, забравшись под землю! Аркадию стало грустно.
Тут и там разведчикам приходилось обходить автомобили и автобусы, перегораживающие им дорогу. Река осталась позади, и теперь дорога тянулась вперед между холмами. Слева – голая возвышенность с редкими кустами и змеевидной тропинкой, сбегающей вниз, под мост. Справа – высокий холм, сплошь покрытый рыжими деревьями. Дорога круто забирала влево и ползла в гору, делая поворот почти на сто восемьдесят градусов. Отсюда открывались почти вся заречная часть и широкая лента реки, рассекающая надвое мертвый город. Нижний Новгород лежал перед разведчиками, как на ладони – изувеченный и покинутый. Вскоре впереди, на холме, показались первые высотки, и огибая овраг, дорога убегала под виадук. Над шоссе горбом выгнулся пешеходный переход, а за ним…
– Внимание! – произнес командир, поднимая руку. – Впереди какой-то серый туман.
Теперь и остальные разведчики увидели Это. Густой пепельно-серый туман, похожий на дым, растекался по местности. Из него выглядывали макушки деревьев и крыша ближайшей многоэтажки.
– Это еще что за фигня? – тревожно спросил Вадим, глядя в серую мглу. – Горит чего, может?
– Если бы чего горело – услыхали бы. Да и чему сейчас там гореть, все выгорело уже, – пожал плечами Виктор.
– Что делать будем? – донеслось сзади. – Разворачиваться? Бог ее знает, что это за хрень такая?
– Стойте здесь, – приказал Виктор. – Я проверю.
Отделившись от отряда, Виктор пошел навстречу туману. Все пристально следили за старшим. Вот он миновал переход и невысокий магазинчик у обочины, подошел вплотную к серой пелене. Разведчики увидали, как дымка неторопливо обтекает и обволакивает командира отряда. Контуры его стали медленно растворяться в ней. Постояв с полминуты, Виктор замахал рукой, давая знак остальным идти к нему.
Отряд неторопливо двинулся вперед. Проплыл над головами пешеходный переход, проскочили остановку. Вот уже и командир – живой и невредимый. По глазам Виктора Аркадий понял, что тот улыбается.
– Пойдем дальше, похоже, все-таки дым, – махнул рукой старший и первым зашагал вперед.
Теперь шли медленно, ближе друг к другу. Скоро марево стало таким плотным, что Аркадий с трудом мог разглядеть спину Виктора, шагавшего впереди. На душе скребли кошки. Что за странная напасть? Парень не мог разглядеть ничего в этой дымке. Справа в тумане вроде бы проступали смутные контуры деревьев, слева высилось что-то огромное, – наверное, они уже подходили к площади Лядова. А оттуда до площади Горького – рукой подать. Вот только дойдут ли они в этой серой мгле?
Аркадий прислушался – ему показалось, что спереди донесся странный звук. Вроде на голос похоже. Нет, не может быть. Почудилось.
– Стой! – тихо приказал Виктор, поднимая руку. Разведчики замерли.
– Там кто-то есть, – тихо произнес старший, поднимая карабин. В тумане, окружавшем отряд, действительно могло привидеться все что угодно, но сейчас и Аркадию показалось, что он увидел движение впереди. Парень присмотрелся и вздрогнул.
В серой мгле брела, пошатываясь, одинокая фигура. Парень видел только смутные и расплывчатые очертания человека. Откуда здесь живые люди? Это просто невозможно. Аркадий разглядел, как силуэт покачнулся и исчез. И ничего – только клубы тумана ползут по земле, скрывая все от глаз нежданных гостей.
– Где он? – прошептал рядом Вадим, водя ружьем из стороны в сторону. Аркадий почувствовал, как по спине проползла холодная капелька пота. Что ни говори, ему было страшно. Другие тоже подобрались, подняли оружие.
Читать бесплатно другие книги:
