Конфиденциально. Ближний Восток на сцене и за кулисами Примаков Евгений

В середине XX века рухнула колониальная система. На карте появились новые государства. Ненадолго пережили крах колониальной системы и те режимы, которые существовали ранее в псевдосуверенных ближневосточных государствах, например в Египте.

Между тем и во многих освободившихся от колониальной зависимости странах неустойчивость пришедших к власти руководителей была более чем очевидной — они продолжали сменять друг друга.

Дольше других был у власти Гамаль Абдель Насер. Пожалуй, в Египте четче, чем в других постколониальных арабских странах, проявились черты арабского революционного национализма со всеми его характерными особенностями: безудержным стремлением к ликвидации остаточных военных и экономических позиций колониальных держав, отсутствием генетических привязанностей к исламизму и терроризму, приверженностью идеям социального прогресса мелкобуржуазно-социалистического характера, антикоммунистическим настроем во внутренней политике, прагматизмом во внешней политике, проявившимся в зигзагообразном развитии отношений с США и неоднозначном сотрудничестве с СССР, эмоционально негативным подходом к Израилю, с постоянным ощущением занесенного над головой израильского дамоклова меча.

Мировоззренческий феномен арабского революционного национализма создал целый этап арабской истории. Главным героем этого этапа был Гамаль Абдель Насер.

Конец старых режимов: единое в различиях

При многих общих чертах арабские страны — разные, и по-разному происходил в них переход власти к постколониальным руководителям.

В Ираке труп зверски убитого премьер-министра Нури Саида часами волокли по багдадским улицам. А офицер восставшей иракской армии отрезал палец трупа и привез его в Египет, думая, что это будет лучшим подарком для Гамаля Абдель Насера. Подполковник Насер, глава «Свободных офицеров», пришедших к власти в Египте в результате свержения короля Фарука, был шокирован таким преподношением. Фарук в 1952 году был выдворен «Свободными офицерами» из Египта и спокойно на своей яхте уплыл в Италию, где провел в развратных пирушках и казино долгие годы вплоть до своей естественной смерти. Иная участь постигла не только Нури Саида, но и молодого иракского короля Фейсала — он был убит восставшими, на которых не произвело никакого впечатления, что король принадлежал к династии Хашимитов, прямых потомков пророка Мухаммеда.

В результате вооруженной борьбы народов Туниса и Алжира колониальные власти покинули эти страны. Монархические режимы были свергнуты в Ливии и Йемене, прозападные правители — в Сирии и Судане. Все это произошло не одномоментно, а растянулось во времени. Но главное в том, что все это произошло и арабский мир в целом обрел суверенитет. Влияние Запада на политику отдельных арабских стран сохранилось, но изменились формы такого влияния, да и его результативность стала весьма неравномерной.

Несмотря на несомненные различия катаклизмов в арабском мире в середине XX века, в них было и нечто общее. Прежде всего, все смены колониальных и полуколониальных режимов произошли в результате того, что сложилась ситуация, при которой прежние правители не могли больше удерживаться у власти. Безусловно, сыграла свою роль внешняя обстановка — изменение соотношения сил в мире после разгрома во Второй мировой войне гитлеровской Германии, фашистской Италии и милитаристской Японии, превращение, наряду с Соединенными Штатами, в сверхдержаву Советского Союза, торжество национально-освободительного движения в Китае и ряде других регионов, повсеместное крушение колониальных методов управления. Но основу для радикальных перемен в ряде арабских стран создали внутренние процессы.

Не выдерживают никакой критики расхожие домыслы, что приход к власти антиколониальных сил был осуществлен при помощи Москвы. В наибольшей степени такие утверждения имели место в связи с крушением монархии и провозглашением республики в Ираке 14 июля 1958 года. Они усиленно распространялись западными средствами массовой информации и рядом неудачливых западных политиков, но дипломаты, находившиеся на месте, как правило, не заблуждались по поводу происхождения и сути событий в Ираке. Английский посол в Багдаде Майкл Райт через десять дней после свержения монархии докладывал в Форин офис, что, подобно ситуации в Египте, где группа офицеров во главе с Насером свергла короля Фарука, переворот в Ираке был вызван растущим недовольством политикой и действиями короля Фейсала и его подручного премьер-министра Нури Саида. Еще в 1954 году другой английский посол в Багдаде, Джон Траутбек, предупреждал Лондон в своей шифротелеграмме о растущем в Ираке «негодовании по поводу коррупции и жадности правящих групп, трудных условиях жизни бедноты, отсутствии возможностей у молодежи для успешной карьеры после получения образования и увеличении год от года идеологического вакуума по причине уменьшения влияния ислама». Английский посол прямо указал на то, что политика Нури Саида и правящей династии, вызывающая такое отторжение, отождествляется с действиями Великобритании.

Американский посол в Багдаде Уильман Галлман, в свою очередь, пришел к выводу, что «переворот не был делом рук Москвы».

Советский Союз, в конце концов, не оставался в стороне ни от событий в Египте, ни от событий в Ираке или Сирии. Он сам или чаще с ним устанавливали связи новые руководители арабских государств уже после революционных переворотов. Но эти руководители приходили к власти не в результате заговоров, организованных Москвой, а из-за полного провала многолетней политики Великобритании и Франции, осуществляемой непосредственно или через продажных, коррумпированных представителей из арабской среды.

Главная сила — армия: плюсы и минусы

Решающую роль в смене колониальных и полуколониальных режимов в большинстве арабских стран сыграли армии. Это произошло потому, что армия оказалась наиболее организованной силой в условиях, когда не было по-настоящему дееспособных или последовательно оппозиционных партий. Одну из политических сил при королевском режиме в Египте представляла собой партия «Вафд» («Делегация»). Она была большой, влиятельной, и, пожалуй, в этом отношении с ней не сравнима ни одна другая политическая партия, образованная в арабских странах в колониальный период. «Вафд» иногда становилась в оппозицию ко двору, но ее лидеры погрязли в политиканстве, соглашательстве, замкнувшись на интересах крупных землевладельцев и части обуржуазившихся феодалов.

Вначале армия лишь свергала ненавистный режим — она не обладала ни опытом, ни желанием руководить страной. Не случайно, что за некоторое время до выступления в ночь на 23 июля 1952 года офицеры хотели вернуть к власти партию «Вафд». К генеральному секретарю этой партии Фуаду Сираг эд-Дину был направлен полковник Ахмед Анвар, и «Вафд» было сделано предложение силой навязать власть этой партии королю. «Вафд» ответила отказом, не пожелав идти на сотрудничество со «Свободными офицерами». В этом проявилась «осторожность», особенно в условиях, когда начиналась вооруженная борьба в зоне Суэцкого канала. Лидеры «Вафд» не хотели ни смещения Фарука, ни тем более противостояния с Англией.

Таким образом, ответственность за судьбы страны переходила в руки армии. Но что она представляла собой в то время? Во главе восставших против старых властей оказались офицеры из семей разночинцев. Наиболее характерен опять-таки пример Египта. Великобритания еще в 1922 году формально объявила Египет независимым, однако суверенитет был декларирован с оговорками, которые надолго свели его на нет. Англия сохранила за собой право на защиту «имперских путей» на территории Египта — речь шла в первую очередь о Суэцком канале, — а также охрану иностранных интересов.

Положение несколько изменилось в 1936 году, когда Лондон пошел на заключение англо-египетского договора, который смягчил ограничения, но еще не привел к подлинной политической независимости Египта. Прямое английское военное присутствие продолжалось, английский посол, как и прежде, вмешивался во внутреннюю жизнь страны, но в преддверии Второй мировой войны англичане, стремясь высвободить побольше своих солдат для задействования в Европе, предоставили право Египту увеличить армию с 11,5 до 60 тысяч человек. До этого офицерство малочисленной египетской армии традиционно составляли выходцы из богатых египетских семей. Соответствующая статья договора, не только дающая право, но, по сути, обязывающая Египет за короткий срок резко увеличить армию, вынудила короля Фарука рекрутировать в офицерский корпус выходцев из среднего класса. Именно в 1936 году в египетскую военную академию были приняты те выходцы из крестьянских семей со средним достатком, которые впоследствии составили костяк тайной организации «Свободные офицеры».

Не думаю, что такая генетическая однородность сыграла свою роль в том, что режим, установленный в Египте в 1952 году, оказался стабильным, несмотря на столь серьезные потрясения, как англо-франко-израильское нападение в 1956 году, Шестидневная война 1967 года, да и внутренние меры, особенно в экономической области, затрагивавшие интересы крупных иностранных и египетских собственников. Главным фактором, обеспечивавшим несменяемость руководства в Египте в течение долгого срока, была поддержка народными массами лидерства Насера. Это пришло не сразу. Переворот в 1952 году совершила небольшая группа лиц. Но по мере вызревания реформ, укрепления внешнеполитической линии, широко воспринимаемой как патриотичная, даже при допущенных ошибках режим Насера пользовался народной поддержкой.

Египет во многом оказался исключением. Военные перевороты происходили один за другим в Сирии, Ираке, странах Северной Африки. Однако уже после побед антиколониальных или антимонархических сил, просидев многие годы в тюрьме, умер Дждид — лидер победоносного переворота в Сирии 23 февраля 1966 года, свергнувшего правобаасистское руководство. Подобная участь ждала и Зуэйна — премьер-министра созданного после переворота сирийского правительства. Эти люди были, в свою очередь, свергнуты и изолированы другой левобаасистской группой, возглавляемой Хафезом Асадом. В Ираке лидер революции 1958 года Абдель Керим Касем был расстрелян из пулемета в студии багдадского телевидения его бывшими соратниками. Лидер алжирской революции Бен Белла был заключен своими товарищами по антиколониальной борьбе в тюрьму, где провел многие годы.

После смерти Насера в 1970 году перемены пришли и в Египет. Один из его близких сподвижников Анвар Садат, которого, кстати, считали и в Москве лишь промежуточной фигурой, воспользовался дикой беспечностью людей, преданных умершему лидеру, у которых в руках была практически власть в стране, и приказал своей гвардии арестовать всех. Садат на многие годы стал полновластным хозяином Египта. Ему удалось развернуть страну от насеровского внутреннего и внешнего курса — а ведь начинал он вместе с Насером в первом эшелоне «Свободных офицеров». Но и Садата постигла печальная участь — он был убит исламскими экстремистами.

Несовместимость с исламистами

Большинство переворотов, которые происходили в арабском мире после того, как входящие в него страны стали суверенными, можно объяснить, скорее всего, борьбой за власть. Конечно, существовали и политические различия между теми, кто свергался, и теми, кто власть захватывал. Однако в основном и те и другие исповедовали одну идеологию — национализм. Специфика сменявших друг друга сил в арабских странах на этом не кончается. Дело в том, что национализм был разным. Одни его приверженцы — вне зависимости от того, кто кого свергал, — застревали на этапе чисто националистического мировоззрения, а другие привносили в него социальные моменты, проведение реформ в обществе. Такими были Гамаль Абдель Насер в Египте, Хуари Бумедьен в Алжире, Хафез Асад в Сирии.

Однако, прежде всего, важно отметить, что национализм руководителей всех оттенков, приходивших к власти в арабских странах в постколониальное время, не был идейно заквашен на исламизме.

Ни в одной арабской стране перемены не произошли под религиозными знаменами, несмотря на то что население всех освободившихся от продажных монархий или колониального господства арабских стран традиционно составляли и составляют верующие, подчас рьяно верующие мусульмане. Более того, новые силы, пришедшие к власти, во многих странах вступили в борьбу — не на жизнь, а на смерть — с исламскими организациями и группами, претендовавшими на то, чтобы заполнить вакуум, образовавшийся, по их мнению, после ухода со сцены колониальных или полуколониальных режимов. Причем противостоять исламистам было нелегко. В Египте, например, массовая исламская организация «Братья-мусульмане», существовавшая с 1928 года и выступавшая против английского ига, объединяла во время наивысшего подъема до двух миллионов человек. На первых порах своей деятельности «Свободные офицеры» были вынуждены считаться с популярностью «братства», особенно после того, как убийство его «верховного наставника» Хасана аль-Банны, совершенное по приказу короля в 1949 году, окружило эту организацию ореолом мученичества[2].

После свержения короля Фарука «Свободные офицеры» запретили все политические партии и организации, кроме «братства». Но после того как было опубликовано заявление «верховного наставника» Худайби с призывом провести всеобщий референдум в стране по вопросу создания исламского государства в Египте, управляемого по шариату, началась решительная борьба «Свободных офицеров» с «братством». В 1954 году два руководителя «братства», организовавшие покушение на Насера, заместитель «верховного наставника» Абдель Кадер Ауда и командир вооруженных террористических групп Ибрагим ат-Таиб, были публично, в присутствии корреспондентов, повешены, а «верховный наставник» Худайби приговорен к пожизненному заключению.

Насера и его единомышленников не остановила ни значительная популярность «Братьев-мусульман», которых, к примеру, в начале 1954 года поддержали взбунтовавшиеся студенты Каирского университета, ни близость к ним генерала Нагиба[3], формально возглавлявшего тогда Совет революционного командования и занимавшего пост президента Египта. В дальнейшем это стало одним из поводов для отстранения Нагиба.

Можно считать, таким образом, что борьба с исламскими экстремистами не помешала, а, наоборот, способствовала закреплению Гамаля Абдель Насера в качестве не только единоличного главы Египта, но, что особенно важно, и широко признаваемого вождя во всем арабском мире.

Я не согласен с выводом некоторых исследователей этого периода истории Египта, что открытое и острое противоборство с «Братьями-мусульманами» имело своей причиной организованное ими покушение на Насера. Скорее это был повод для полного разрыва, может быть, последней каплей, переполнившей чашу терпения, но к такому финалу неуклонно вела вся логика противоборства после прихода к власти в Египте «Свободных офицеров».

Между периодом, когда демонстрировалось согласие «Свободных офицеров» с «Братьями-мусульманами», а это было после свержения монархии, до полного разрыва между ними прошел лишь год. «Братство» уповало на то, что ему удастся повести за собой широкие слои населения в деревне, где первоначально позиции молодых офицеров были очень слабы. Руководители «братства» решили использовать в своих интересах, что они были единственной легальной организацией. Рассчитывая, что «Свободные офицеры» будут вынуждены с ним считаться, чтобы не остаться полностью изолированными на египетском политическом поле, «братство» пошло ва-банк. Сначала оно потребовало участия в правительстве, а после отклонения этого требования заявило о своей претензии на создание комитета с правом утверждения всех законов, принимаемых в Египте для определения их совместимости с исламом. Так что создателям подобного комитета после исламской революции в Иране не принадлежит пальма первенства. Но в Египте события развернулись по-иному. «Свободные офицеры» под руководством Насера ответили на эти домогательства категорическим отказом и приступили к осуществлению аграрной реформы, что открыло им путь в египетскую деревню.

Насер оставался не просто враждебным, а безжалостным противником «Братьев-мусульман». Это проявилось, например, в его отношении к идеологическому вождю «братства»

Сайеду Кутубу, который неоднократно приговаривался к тюремному заключению. Но когда выяснилось, что он продолжает атаковать насеровский «секуляризм», его светское, а не исламское руководство страной, сравнивая положение в насеровском Египте с джахилией («невежество» — так арабы называют доисламский период в своей истории), он был вновь арестован, приговорен к смертной казни и в 1966 году казнен.

Насера разделяло с исламистами не простое соперничество. Это не было противостоянием двух одномастных сил, борющихся за власть. Дело в том, что Насер сознательно отвергал использование ислама в качестве инструмента управления. При этом он не был одинок в своей несовместимости с теми, кто пытался силой установить исламскую модель государства и общества. В конце 70-х — начале 80-х годов две сирийские группировки «Братьев-мусульман», орудовавшие в городах Халебе и Хаме, объединились для борьбы с режимом Хафеза Асада. Боевики «братства», кстати последователи Сайеда Кутуба, напали на Халебское артиллерийское училище и убили 34 курсанта. Возмездие было незамедлительным. Асад задействовал армейские подразделения, которые уничтожили тысячи исламистов-экстремистов.

Огнем и мечом подавляли сторонников создания исламских государств в Алжире и Тунисе.

Конечно, неправильно представлять революционных националистов, пришедших к власти в ряде арабских стран в результате борьбы с колониальными или продажными монархическими режимами, как людей, отвергающих ислам как религию, исламский фундаментализм как таковой или игнорирующих религиозность широких народных масс. Этого не было и в помине, но они выступали с открытым забралом против исламских экстремистов, против так называемого политического ислама. Один из биографов Насера, анализирующий его идеи, мотивы, которыми он руководствовался в своем однозначном отторжении «Братьев-мусульман» и других однотипных исламских организаций, Ж. Лакотюр, писал, что Насер, сам верующий мусульманин, был уверен, что невозможно управлять современным государством на основе Корана[4].

Такая уверенность проявилась не только в Египте, но и в Сирии, Ираке, Южном Йемене, Алжире, Тунисе, Ливии.

Лозунг «арабского социализма» — что за этим понятием?

Силы, пришедшие к власти в целом ряде арабских стран, причем ведущих, в послеколониальный период, объявили о социалистическом выборе. Следует упомянуть, что широкое увлечение социалистическими идеями, особенно в первые десятилетия второй половины XX века, не обошло стороной и исламские организации. Многие мусульманские теологи провозглашали родство первоначального ислама с социализмом, даже проповедовали «исламский социализм», который имел немало приверженцев среди интеллигенции в арабских странах. Но социалистический выбор мелкобуржуазных лидеров в арабском мире — «арабский социализм» не был ни по происхождению своему, ни по сути «исламским социализмом», хотя некоторые внешние черты у этих двух «социализмов» совпадали.

«Арабский социализм» при всех перипетиях борьбы с радикальными исламскими партиями и организациями нес на себе печать ислама и, несомненно, испытывал его влияние. Это имело под собой и объективную основу. Ни один арабский лидер не мог игнорировать традиционную глубокую религиозность населения. Но это не приводило к идентичности «арабского социализма», особенно в интерпретации Насера, алжирского руководства, с так называемым «исламским социализмом». Первый, по сути, ограничивал воздействие ислама сферой духовной жизни, а социально-экономическое развитие общества осуществлялось на светской основе, в то время как «исламский социализм» не только выводил социалистическую идею из ислама, но и предусматривал внедрение этой идеи на базе предписаний Корана во все сферы жизни общества. Характерно, что ни в одной арабской стране, провозгласившей социалистический выбор, не внедрялись исламские модели построения общества, не охватывали ни государственное устройство, ни экономику, ни судебную власть. А это главное.

Часто, не видя этого главного и не углубляясь в историю отношений арабского революционно-националистического руководства с исламскими экстремистами, его подвергали критике и на Востоке, и на Западе за «приверженность к исламистским формам». Такого рода критика с Запада была тесно связана со стремлением показать, что сужается разрыв, если вообще он сохраняется, между революционно-националистическим и исламистским направлениями на арабском политическом поле. Что касается ряда советских идеологических работников, они, находясь в догматических шорах, если не публично, то, во всяком случае, на закрытых совещаниях подчас подчеркивали «несовместимость» провозглашения социалистических принципов с речами, которые начинаются со слов: «Во имя Аллаха, Всемилостивого, Милосердного!» Добавлю, что такие незадачливые идеологи «отлучали» от «истинного социализма» не только мусульман, но и вообще всех, кто не был атеистом. Поэтому в их сознании не совмещалось, например, членство в Итальянской компартии с верой в Бога.

Само провозглашение социалистического выбора рядом арабских стран было тесно связано с несколькими обстоятельствами: во-первых, суть арабского национализма, проявившаяся во второй половине XX века, выразилась в борьбе за национальное освобождение против чужеземного ига, но сам по себе арабский национализм не имел программы национального строительства. Во-вторых, этот изъян стал особенно ощутимым в то время, когда после победы дела национального освобождения от иностранного господства центр тяжести переместился в социально-экономическую область. В-третьих, лозунг строительства социализма был одним из самых распространенных в мире, им руководствовалась в то время большая группа стран, и это не могло не оказывать своего влияния на постколониальный мир, в том числе на арабские государства.

Идеи «арабского социализма» взросли на почве разочарования значительной части арабской интеллигенции в западных рецептах «специфического экономического развития», сохраняющих постколониальные страны в качестве придатков бывших метрополий. Стихийное стремление к равенству и социальной справедливости и в международном, и во внутреннем плане сталкивалось с такими рецептами лоб в лоб.

Однако тот факт, что приверженцы «арабского социализма» рассматривали общество как единую семью, без разделения его на социальные группы, уже по-настоящему отличал его от советского понимания научного социализма и сближал с «исламским социализмом». Преобразования в арабских странах, провозгласивших социалистический выбор, намечались и осуществлялись в интересах такой «единой семьи». На деле, правда, это не мешало проводить ряд мер для улучшения положения беднейших слоев населения, но, как правило, не преподносилось в качестве «перераспределения благ».

Г.А. Насер считал «арабский социализм» несовместимым ни с классовым подходом, ни с диктатурой пролетариата, ни с отрицанием религии. Такую характеристику разделяли и другие арабские лидеры, провозгласившие свой «социалистический выбор», кроме, пожалуй, руководства Южного Йемена, которое достаточно близко подошло к пониманию социализма, господствовавшего в Советском Союзе и других странах, относимых к социалистическому лагерю.

Специфическое понимание социализма проистекало именно из того, что «арабский социализм» рассматривался как категория арабского национализма. Наиболее четко об этом заявил основоположник баасизма Мишель Афляк. «Социализм, — писал он, — это инструмент, приспособленный для наших (арабских. — Е. П.) национальных условий и потребностей. Он не может рассматриваться в качестве основной философии или свода нормативных актов. Это только ветвь древа, именуемого национализмом»[5].

Охватывая социально-экономическую область, «арабский социализм» поставил задачу национализации иностранной собственности. Это вытекало непосредственно из политики. Сам процесс создания государственного сектора начинался как мера, направленная против иностранного влияния, попыток внешних сил сохранить в новой форме свой контроль над освободившимися от колониальной зависимости государствами. В Египте в числе первых шагов «Свободных офицеров» был переход в руки государства иностранной Компании Суэцкого канала. В Ираке — «Ирак петролеум компани» (ИПК).

Один из лозунгов «арабского социализма» — проведение аграрной реформы, что было крайне важно для всех арабских стран, где подавляющее большинство населения было связано с землей и ощущалось ее крайне неравномерное распределение.

Насер приглашает в Каир профессора Либермана

Некоторые страны, например тот же Египет, пошли дальше и усиливали государственный сектор в экономике за счет национализации уже не только иностранной, но и египетской крупной собственности: была осуществлена национализация банков, страховых компаний, крупных промышленных предприятий; в 1958 году проведена вторая аграрная реформа, резко ограничившая помещичье землевладение. В руках государства оказалось до 80 процентов средств производства в промышленности, вся кредитно-банковская система, весь транспорт. Государство взяло в свои руки внешнюю торговлю. Полностью запретной зоной для иностранного капитала была объявлена вся добывающая промышленность, за исключением нефти. Присутствие иностранного капитала ограничивалось лишь разведкой нефти. В стране существовало несколько смешанных компаний, да и то с преобладанием египетского государственного участия.

Такие масштабы огосударствления экономики были перегибом, связанным также и с влиянием примера социалистических стран. В начале 60-х годов советские руководители поддерживали Насера в его действиях, направленных на масштабное огосударствление экономики. Это находило одобрение, более того, ставилось в заслугу Насеру советскими партийными идеологами, учеными. Есть, однако, основания считать, что прагматизм Насера отводил его в сторону от магистральной линии национализации всего и вся. Он не отказывался от рыночных отношений, уделял немалое внимание развитию малого предпринимательства, особенно в сфере услуг. В СССР это нравилось отнюдь не всем. Даже тогда, когда в СССР уже начался размыв догматических представлений о социализме и в центральном органе ЦК КПСС газете «Правда» были опубликованы статьи харьковского профессора Либермана о значении прибыли предприятий для развития экономики, многие в Москве были недовольны тем, что Насер пригласил Либермана приехать в Египет. Насер беседовал с ним один на один в течение нескольких часов без переводчика на английском языке. Будучи корреспондентом «Правды» в Каире, я встретился с Либерманом, который сказал мне, что Насер очень заинтересованно спрашивал его о возможности совместить с социализмом частную предпринимательскую деятельность. К таким размышлениям Насера все больше и больше подводил его прагматизм, но ни в коей мере не отклонение его мировоззрения в сторону «исламского социализма».

Насер оказал Либерману исключительно теплый прием, пригласил его посетить Александрию, отдохнуть там несколько дней. Во время поездки машину из гаража канцелярии президента, в которой кроме Либермана был переводчик С. Тарасенко — в будущем помощник Э.А. Шеварднадзе, — занесло, и она перевернулась. Никто, к счастью, не пострадал, но Насер настоял на том, чтобы Либермана положили в больницу на обследование, и направил к нему официальное лицо с огромным от себя букетом цветов.

«Социалистический выбор» ряда арабских стран оказался недолговечным, собственно, как и социалистическое строительство в мире, — потерпел крушение тот тип строительства социализма, который господствовал в СССР. К концу XX века «арабский социализм» сохранился, пожалуй, да и то в препарированном виде, только в одной стране — Ливии. Однако провозглашение и шаги по осуществлению «арабского социализма» — это немаловажный этап в истории арабских стран.

Генетика «ближневосточного террора»

Каково соотношение между арабским национализмом и терроризмом? Это не второстепенный вопрос в определении сущности национализма как мировоззрения тех, кто пришел на смену колониальным или прислуживавшим им властям на Ближнем Востоке.

Нет никаких оснований считать, что «ближневосточный терроризм», ставший широко известным в мире, произошел от арабского национализма или стал его составной частью. Небезынтересен в этом плане пример таких носителей арабского национализма, как египетские «Свободные офицеры». Теоретически терроризм как способ завоевания власти ими не отрицался, особенно против прислужников англичан. На начальной стадии, когда движущей силой борьбы были непримиримость к иностранному гнету, болезненное чувство попранного национального достоинства, среди комитетов, созданных организацией «Свободные офицеры», существовал даже «комитет терроризма». Но уже на этапе подготовки к взятию власти произошел отказ от террора. На практике он был приведен в действие только один раз — при попытке совершить убийство ненавистного армии, погрязшего в коррупции, тесно связанного с колониальными кругами генерала Сирри Амера. Насер в книге «Философия революции» так описывает свои переживания после покушения на Сирри Амера: «Во время бессонной ночи в насквозь прокуренной комнате я задал себе вопрос: может ли судьба страны быть по-настоящему изменена, если мы устраним то или иное лицо, или это гораздо более сложная и глубокая проблема?.. Тогда я ответил себе на этот раз со всей убежденностью: мы должны изменить свой путь… корни идут глубже в почву — проблема куда более серьезная».

Здесь речь идет об индивидуальном терроре, направленном против отдельных деятелей, главным образом против арабов, сотрудничавших с иностранными оккупантами. Но даже такой вид террора не был принят Насером. Это проявилось и на церемонии прощания со свергнутым королем Фаруком, уплывавшим в Италию на своей яхте «Аль-Махрусса». На александрийском причале короля провожали все руководство «Свободных офицеров» и генерал Нагиб, за исключением Гамаля Салема. Насер запретил ему участвовать в прощальной церемонии, так как знал, что тот настаивал на том, чтобы покончить с Фаруком физически.

Во время первой палестинской войны 1948 года Насер имел возможность встретиться в Фелудже после прекращения огня с двумя израильскими офицерами, один из которых, Игал Ал-лон, в будущем стал начальником израильского Генштаба. Насер заинтересованно расспрашивал израильтян о методах и формах их организации и борьбы против англичан. Израильтяне могли бы поделиться с Насером, помимо всего прочего, и опытом своей террористической деятельности. Но этот опыт не был использован египетским лидером, готовившим и осуществившим переворот в 1952 году в Египте. Террор не стал методом борьбы Насера и в дальнейшем.

Характерно и то, что только после ослабления или ухода с политической сцены арабского революционного национализма подняли голову в Египте террористические исламские организации. В конце 70-х годов в Египте появились «Аль-Джихад», «Аль-Гамаа аль-Исламия», «Ат-Такфир валь-Хиджра» и другие, которые взяли курс на свержение светского египетского режима и с этой целью развернули террористическую активность в стране. Их жертвой пал Садат, они подготовили несколько покушений на президента Мубарака, осуществили теракты против египетских министров, иностранных туристов. Эти организации «новой исламской волны», отвергая «слишком умеренные» и «не соответствующие нынешним условиям» идеи даже такой правой организации, как «Братья-мусульмане», установили связи с «Аль-Каидой».

Но вернемся к изначальному этапу «ближневосточного террора». В качестве его родоначальников, очевидно, можно назвать созданную в период Второй мировой войны в Палестине Лехи, возглавляемую Штерном (он был убит в феврале 1942 года британскими полицейскими). Затем к руководству Лехи пришел триумвират, членом которого стал будущий премьер-министр Израиля И. Шамир. В 1943 году Лехи организовала покушение на верховного комиссара Палестины, а через несколько месяцев убийство в Египте бывшего министра колоний Великобритании лорда Мойна. После окончания войны 1948 года Лехи осуществила убийство представителя ООН шведского дипломата Ф. Бернадота, назначенного следить за прекращением огня.

Индивидуальным террором дело не ограничилось. Наряду с Лехи существовала и другая террористическая организация — Эцель, которую в 1944 году возглавил другой будущий премьер-министр Израиля Менахем Бегин. 22 июля 1946 года боевики Эцеля пронесли на кухню отеля «Кинг Дэвид», в одном из крыльев которого располагались английские административные учреждения, два молочных бидона с взрывчаткой. В результате взрыва был убит 91 и ранено 45 человек — англичане, арабы, евреи.

Имея за плечами такую практику террористических действий против англичан, трудно было ожидать, что террор не будет применен с целью вытеснения арабов из Палестины. Английский генерал Джон Баготт Глаб, создатель Арабского легиона в Трансиордании, в своих мемуарах вспоминает о разговоре, который состоялся между английским офицером и офицером из военной организации сионистского движения Хагана. На слова англичанина, что население Израиля (разговор состоялся до его образования) может поделиться поровну между евреями и арабами и это создаст трудности, офицер Хаганы ответил: «Трудности преодолимы — несколько кровопролитий приведут к тому, что мы от них избавимся». Последовавшие события напоминали иллюстрацию к этим словам. В январе 1948 года прогремел взрыв в сквере города Яффа, тогда населенного арабами. Погибло 22 человека, раненых было много больше. Наиболее тяжкое преступление было совершено в ночь на 10 апреля 1948 года. Экстремисты из Лехи и Эцеля устроили бойню в арабской деревне Дейр-Ясин, находившейся в окрестностях Иерусалима, — было убито 254 мирных жителя.

Иногда террористические действия вызывали настолько сильную критику за рубежом, да и в самом Израиле, что открывались уголовные дела против тех, кто совершал убийства арабов. Так было, например, когда в октябре 1956 года, накануне тройственной агрессии против Египта, израильский патруль расстрелял жителей арабской деревни Кафр-Касим, расположенной на территории Израиля, за то, что они «нарушили» неожиданно введенный комендантский час. Суд признал майора Мелинки и лейтенанта Дахана виновными в убийстве 43 жителей Кафр-Касима и приговорил их соответственно к 17 и 15 годам тюремного заключения. Сержант Оффер получил 15 лет тюрьмы за убийство 41 араба. Различные сроки получили и другие участники преступления. В начале 1960 года, то есть через три с небольшим года после совершения преступлений, все его участники уже были на свободе. А судимый отдельно бригадир израильской армии Шадми, который дал приказ «не проявлять сентиментальности», отделался издевательским для памяти погибших штрафом, равным одному центу.

В отношении Египта впервые террористические акты были осуществлены израильской разведкой — так называемое «дело Лавона». Но об этом ниже.

После создания Государства Израиль террор стал широко использоваться палестинскими организациями, базирующимися в соседних арабских странах. Жертвами террора становились не только жители еврейских поселений, образованных на арабских территориях, оккупированных в войну 1967 года, но и мирное население самого Израиля. Многочисленные взрывы, уносящие десятки человеческих жизней, раздавались в людных местах — отелях, магазинах, дискотеках. Обстреливала ракетами израильские населенные пункты в Северной Галилее с территорий Ливана «Хизбалла».

Особенно участились террористические акции, осуществляемые в том числе террористами-самоубийцами, во время второй интифады (восстания), начавшейся после посещения генералом Шароном Храмовой горы, на которой находится одна из мусульманских святынь — мечеть Аль-Акса. Кровавые террористические действия мешали политическому урегулированию и способствовали столь невыгодной палестинцам их изоляции в мире. К тому же такие действия провоцировали масштабные репрессии со стороны израильской армии, в числе жертв которых оказывались мирные палестинцы.

После того как Организация освобождения Палестины (ООП), пройдя трудный путь эволюции (это будет показано в книге), признала резолюции Совета Безопасности ООН и Генеральной Ассамблеи ООН и вступила в переговоры с Израилем, она отказалась от террористических методов борьбы за права палестинского народа. Однако все еще сохраняются организации и группы, которые осуществляют террористические действия в отношении израильского мирного населения. Против таких акций выступало официальное палестинское руководство.

Нечего скрывать: в СССР, а затем и в России многие делили террористов на тех, кто добивается «праведных» целей, и на тех, кто осуществляет террор в целях «неправедных». На многое нам открыла глаза террористическая активность чеченских сепаратистов. Но еще задолго до появления кровавой чеченской раны против террористических методов борьбы палестинцев за свои права, пусть даже справедливые, решительно выступали не только современная Россия, но и Советский Союз. Эта тема всегда — хочу это подчеркнуть, всегда — присутствовала и присутствует во время бесед с руководителями ФАТХа[6], Народного фронта освобождения Палестины (НФОП), Демократического фронта освобождения Палестины (ДФОП), ХАМАСа, всех других палестинских организаций, с которыми наши представители контактировали постоянно или имели отдельные встречи.

Сошлюсь на такие примеры. В конце 1970 года по заданию Центрального комитета КПСС (тогда указания получали по этой линии) мы вместе с будущим послом в Иордании Ю.С. Грядуновым, в то время он был заведующим сектором Международного отдела ЦК (этот сектор занимался арабскими проблемами), выехали в Бейрут убедить руководство НФОП прекратить угоны самолетов. Были трудные многочасовые переговоры, в которых приняло участие все руководство НФОП. Жорж Хабаш и другие говорили нам, что предпринимают угоны самолетов с целью заставить израильтян в конце концов потребовать от своего правительства найти компромиссные решения с палестинцами. В ответ им было сказано, что террористические действия не только неприемлемы сами по себе, но они и контрпродуктивны, так как сплачивают население вокруг израильского правительства. Не всегда подобные демарши с нашей стороны завершались успехом, но в тот раз он был очевиден: руководители НФОП впоследствии подтвердили, что отказ от угона самолетов произошел под влиянием Советского Союза.

Или другой пример. В качестве директора Службы внешней разведки я по указанию российского руководства вылетел в Триполи, где имел плодотворные беседы с ливийскими руководителями, включая и Муамара Каддафи. Знаю о параллельной работе на этом поле и европейских коллег. В середине — второй половине 90-х годов в Ливии были сровнены с землей «тренировочные лагеря», используемые экстремистскими палестинскими группировками «Фронт освобождения Палестины — генеральное командование», «Исламский джихад». Ливийское руководство порвало с ними отношения и выслало из страны террористическую организацию Абу Нидаля.

В мае 2005 года я сопровождал президента В.В. Путина в его поездке по Ближнему Востоку, во время которой он твердо говорил и палестинским, и израильским руководителям о необходимости полностью отказаться от терактов и от не менее опасных репрессалий за них — тоже против мирного населения.

Террор, задействованный двумя сторонами, вовлеченными в ближневосточный конфликт, имел ряд специфических черт. Во-первых, «ближневосточный терроризм» был по своему характеру политическим, не принимал религиозные формы. Во-вторых, он, как правило, не выходил и не выходит за региональные рамки, а «заграничные» террористические действия предпринимались против представителей другой стороны ближневосточного конфликта, например покушение на израильского посла в Лондоне, организованное группировкой Абу Нидаля, или отстрел видных деятелей ООП в Европе. Немалое место занимали террористические акты против «своих», с политикой которых не соглашались отдельные палестинские террористические группы. Особенно отличалась в этом группа, возглавляемая Сабри аль-Банной, известным под именем Абу Нидаль. Объявив руководителей арафатовского ФАТХа предателями, группа Абу Нидаля приступила к их уничтожению. Зачастую эта группа выполняла прямые указания иракских спецслужб, затем, перебазируясь в Сирию, была связана с сирийскими спецслужбами, в Ливии — с ливийскими. Абу Нидаль, вернувшись в Ирак незадолго до американского вторжения в эту страну, покончил жизнь самоубийством или был убит.

Если говорить о современном международном терроризме, о системе, созданной «Аль-Каидой», то она возникла не из палестинского движения. Религиозно-экстремистский запал «АльКаиды» был умело и в конечном счете бездумно использован США в условиях холодной войны. Возникновение этой террористической организации произошло с помощью и при поддержке ЦРУ для борьбы с Советской армией в Афганистане. Бен Ладену было разрешено рекрутировать в свою организацию единомышленников даже на территории Соединенных Штатов. Его бандитов тайно вооружали. Они получали в свои руки и «стингеры», используемые против советских боевых самолетов и вертолетов.

История зло посмеялась над теми, кто думал, что «АльКаида» останется послушным орудием.

Рост антизападных настроений, но расположение к США

Вернемся к характерным чертам арабских революционно-националистических режимов. Нужно сказать, что антиимпериалистическое мышление пришло к арабским националистам не сразу и, как правило, вначале произрастало из уязвленного национального самолюбия. Заостренное чувство национального достоинства, даже гипертрофированное национальное самолюбие, свойственное не только арабским, но и другим восточным лидерам, зачастую не принимается во внимание политиками, которые в результате проходят мимо реальных возможностей решения стоящих перед ними задач, в том числе урегулирования разного рода конфликтных ситуаций.

Неприятие национального унижения от иностранных представителей распространялось даже на короля, который впоследствии был свергнут мелкобуржуазными революционерами. Разделяя чувства народа, который отнюдь не боготворил Фарука, но, какой бы тот ни был, все-таки относился к нему как к главе Египта, Насер и его сотоварищи-офицеры были вне себя, узнав, что посол Англии лорд Лэмпсон 4 февраля 1942 года прибыл во дворец Абдин и потребовал сменить премьер-министра на более проанглийского. По стране поползли слухи, что посол обращался к королю не со словами «ваше величество», а просто «мой мальчик». Напомню, что все это происходило через двадцать лет после объявления независимости Египта. «Мне стыдно, — писал Насер в те дни в письме своему другу, — что армия не среагировала на эту выходку». Эти слова принадлежали человеку, безусловно понимавшему бесперспективность вооруженного столкновения с английскими силами, базировавшимися в зоне Суэцкого канала, да и вообще с Великобританией, которая по своим военным возможностям была несопоставима с Египтом. Но оскорбленное чувство патриотизма брало верх над всем остальным.

Это проявилось и в последующем. Насер вспоминал об эпизоде, когда в феврале 1955 года в английском посольстве в Каире состоялась его первая и единственная встреча с тогдашним английским министром иностранных дел Антони Иденом. Тот выслушал негативную оценку Багдадского пакта молодым египетским президентом. Но, дав понять, что имеет дело с человеком, не разбирающимся в мировой политике, Иден оставил в стороне тему, поднятую Насером, и стал нарочито спрашивать его о Коране, об арабской литературе. Насер увидел в этом высокомерие английских руководителей по отношению к новому Египту.

Не менее примечательна реакция Насера на оскорбительную пренебрежительность к египтянам, высказанную американцами. На одном из обедов в 1955 году посол США Байроуд пожаловался президенту, что египтяне, приняв американца за шпиона, избили его в зоне Суэцкого канала.

«Мне жаль, — выпалил в запальчивости Байроуд, — я-то думал, что нахожусь в цивилизованной стране».

Насер встал и ушел с обеда. Его не вернули извинения бестактного американского дипломата.

Антиимпериализм мелкобуржуазных революционеров складывался вначале под воздействием эмоций. Но все-таки брала верх политика, и решения ими принимались в основном после сопоставлений, изучения целого ряда возможных альтернатив. В таких условиях в их действиях превалировал скорее не антиимпериализм, а прагматизм. Так, после прихода к власти в Египте, Сирии, Ираке они далеко не сразу заостряли свою политику даже против бывших метрополий или западноевропейских государств, господствовавших в формально независимых арабских странах. За два дня до переворота по указанию Насера была предупреждена Великобритания. Через одного из «Свободных офицеров» — Али Сабри — был также поставлен в известность помощник военного атташе США Дэвид Эванс, который отреагировал однозначно: «Если вы не коммунисты — давайте действуйте». Как сказал Эванс, Соединенные Штаты стремятся к альянсу с Ближним Востоком для того, чтобы не допустить проникновения в этот район Советского Союза и остановить рост местных коммунистических партий.

Думаю, что представителям США, и особенно Великобритании, не сообщалось, до каких пределов дойдут «Свободные офицеры», тем более когда начнутся их действия. Возможно, у Англии даже возникло предположение, что речь идет лишь о нажиме на королевский режим с целью заставить его потесниться, подвинуться в сторону демократизации общества. Однако Майлс Коплэнд, резидент ЦРУ в Каире, заявил, что американцы не только знали все по поводу подготовки переворота, но якобы Насер консультировался по этому вопросу с ними и получил зеленую улицу. А другой представитель ЦРУ, Кермет «Ким» Рузвельт — внук президента США Теодора Рузвельта, — контактировал с офицерами сразу после их прихода к власти.

Так или иначе, но сам факт таких контактов показывает, что «Свободные офицеры» не хотели обострять отношения с Великобританией и тем более Вашингтоном. А американский ответ, полученный через Али Сабри, вообще вдохновлял и создавал надежду на установление тесных отношений молодых офицеров с Соединенными Штатами.

О нежелании обострять отношения с Лондоном свидетельствует и тот факт, что свержение короля Фарука в 1952 году не означало еще конца монархии. «Свободные офицеры», заставив Фарука отречься, согласились на то, чтобы престол перешел к его сыну принцу Ахмеду Фуаду, которому не было еще и одного года. Согласились они и на то, чтобы во главе не только регентского совета, но и правительства встали родственники свергнутого короля. Лишь в июне 1953 года, то есть почти через год после переворота, Египет был объявлен республикой.

Насер и на практике повел дело к серии компромиссов с Великобританией: 12 февраля 1953 года с ней было подписано соглашение, предусматривающее вывод не только английских, но и египетских войск из Судана. Несмотря на то что в этой стране было достаточно сильное движение за объединение с Египтом и такие настроения были широко распространены в самом Египте, Каир первым признал независимость Судана, фактически отказавшись от антианглийских действий на суданском направлении. Сразу же после переворота Насер и его окружение начали переговоры с правительством Великобритании с целью получить согласие на вывод английских войск из зоны Суэцкого канала. Молодые офицеры сделали ставку на мирные политические договоренности с Лондоном о прекращении 74-летней британской оккупации Египта и добились успеха. Договор о полном выводе английских войск из Египта был подписан в Каире в октябре 1954 года.

В это время в руководстве «Свободных офицеров» взяла верх идея о сотрудничестве с Соединенными Штатами. Эта идея порой ложилась на благодатную почву — США пытались потеснить ослабленную Англию с Ближнего Востока и рассчитывали, что им удастся использовать новый режим в Египте в своих интересах. Вместе с тем Соединенные Штаты не рассматривались в арабском мире как колониальная держава и с ними, в противовес Великобритании и Франции, связывались большие надежды.

В мае 1953 года Государственный секретарь США Дж. Ф. Даллес прибыл в Каир. Одновременно американская дипломатия обещала посредническую миссию по эвакуации английской базы из зоны Суэцкого канала. Американский патронат был принят с благодарностью «Свободными офицерами», добивающимися окончательного прекращения английского военного присутствия в Египте. Начала осуществляться программа американской помощи Египту в размере 50 миллионов долларов. Происходило настоящее паломничество в Каир американских должностных лиц, политических деятелей, бизнесменов.

Многие, в том числе и в Каире, понимали, что Дж. Ф. Даллес, по словам известного египетского публициста Хейкала, с «религиозным пылом» стремился окружить СССР военными и политическими союзами. Следует сказать, что в интересах конфронтации с СССР американцы после визита Даллеса в Каир выдвинули, как они считали, более привлекательный для Египта и других арабских стран проект создания военного блока из одних только мусульманских государств — арабских, Турции и Пакистана. Сам факт поездки в США в конце 1953 года египетской военной делегации, возглавляемой Али Сабри, не дает оснований считать, что этот план был, как говорится, с колес отвергнут египтянами. Но для себя они жестко связали свою позицию с возможностью закупить американское вооружение. Али Сабри встретился с руководителем пентагоновской программы военной помощи за рубежом генералом Олмстедом, который предпочел вести абстрактные разговоры опять-таки о полезности исламского пакта. Внимание египетской делегации, не без причины, насторожило его откровенное определение цели пакта: «…он может оказать серьезное влияние на мусульман СССР и Китая». Генерал договорился до того, что нужно в этих странах из мусульман «создавать пятую колонну». Египтяне от встречи, естественно, ждали другого.

Вопреки широко распространенному мнению, приход к власти революционно-националистических режимов в арабском мире сам по себе не привел к обострению арабо-израильского конфликта. За кулисами первой палестинской войны, последовавшей за созданием Государства Израиль, стоял Лондон, который стремился сохранить свое монопольное господство над Ближним Востоком. Вооруженное палестинское сопротивление тогда еще практически не существовало, а арабские страны, которые были, по сути, «клиентами» Англии, войну проиграли.

Как все начиналось

Естественно, поражение в войне сыграло немалую роль в формировании мировоззрения патриотично настроенных офицеров, многие из которых впоследствии пришли к власти. Но их гнев был направлен в большей степени даже не в сторону Израиля, выигравшего эту войну, а коррумпированных, связанных с колониальными державами арабских режимов, ее проигравших.

У Насера, как и у других арабских офицеров, вполне понятно, не было ничего общего с большевиками, которые призывали даже ценой поражения в Первой мировой войне «перевести стрелки часов» на гражданскую войну в России. Но, встретившись в Фелудже после прекращения огня с двумя израильскими офицерами — Игалом Аллоном и Мордехаем Коэном, о чем я уже писал, он расспрашивал их об организации и методах успешной борьбы израильтян с английскими властями.

О тогдашних настроениях Насера и его окружения свидетельствовало и продолжение этого эпизода. После перемирия Коэн был включен в состав египетско-израильской смешанной комиссии. Узнав от египетских участников, что у Насера родился сын, он поздравил его и послал ему подарок. В ответ Насер не только послал ему коробку конфет из известного в Каире кафе «Гропи», но и пригласил Коэна посетить Каир и встретиться с ним. Коэн запросил разрешение на поездку у министра иностранных дел Израиля и получил категорический отказ.

После прихода к власти в Египте «Свободных офицеров» ими были предприняты меры к тому, чтобы египетско-израильская граница оставалась спокойной. Новое египетское руководство не было заинтересовано в росте напряженности с Израилем. Циркулировали недалекие от действительности слухи, что египетские спецслужбы, получавшие информацию о готовящихся рейдах палестинцев через границу Египта, арестовывали федаинов (самопожертвователей). В 1954 году в египетскую тюрьму попал Ясир Арафат, тогда еще малоизвестный палестинский боец.

Палестинское руководство, представленное в то время Высшим арабским комитетом во главе с муфтием Иерусалима, ориентировалось на стихийные палестинские рейды через границу с Иорданией. В них участвовали в основном палестинские беженцы, собранные в лагеря на территории Иордании. Израиль отвечал на каждый рейд репрессиями. Созданное специальное «подразделение 101» под командованием майора Ариэля Шарона отличалось при этом особой жестокостью. Это подтвердила и операция израильской армии в октябре 1953 года после убийства в пограничном кибуце израильской семьи. На встрече смешанной комиссии иорданцы осудили этот акт и обещали найти виновных, но это не остановило широкой операции «подразделения 101» — в арабской деревне Кибия были убиты десятки мирных жителей, взорваны дома. Совет Безопасности ООН осудил израильские действия. Пытаясь отвести критику от армии, Бен-Гурион сделал заявление, что вину за акцию несут «разозленные землевладельцы».

Но на египетско-израильской границе все было тихо. Это происходило в условиях, когда новые египетские руководители были погружены во внутриполитические и внутриэкономические заботы — укрепление своей власти, ликвидацию сопротивления «Братьев-мусульман», проведение аграрной реформы и, конечно, обеспечение эвакуации английских войск из зоны Суэцкого канала. Арабо-израильский конфликт не входил в этот перечень, он оттеснялся на второй, а возможно, и третий план. Разве не свидетельствует об этом тот факт, что новые египетские руководители — армейские офицеры — пошли на сокращение военных бюджетов страны в 1953, 1954 и 1955 годах? Высвобождаемые средства были использованы для поддержки малых и средних крестьянских хозяйств.

Именно в это время были установлены секретные контакты с целью продвинуться к договоренностям с Израилем. «Насер никогда не закрывал двери для мира. Он держал их широко открытыми», — пишет в мемуарах, выпущенных уже после смерти египетского лидера, один из его соратников, «красный майор» Халид Мохиэддин. И это было именно так. Вначале Насер установил связь с Израильским комитетом мира, созданным в Париже. Получив позитивную реакцию из Тель-Авива, он решил перевести этот контакт на постоянную основу, назначив для его осуществления Абдель Рахмана Сабика — атташе египетского посольства во Франции. Известно, что английский государственный министр по иностранным делам Антони Наттинг, побывав в Каире, а затем приехав в Тель-Авив, сказал премьер-министру Израиля Давиду Бен-Гуриону, что он привез ему «хорошую новость: Насер углубился в проблему поднятия уровня жизни египетского народа и ставит эту проблему выше подготовки войны с Израилем». Бен-Гурион посмотрел на Наттинга и спросил: «Вы считаете это хорошей новостью?»

За этим вопросом Бен-Гуриона стояла его озабоченность, что новые акценты в египетской политике могут еще в большей степени расположить к «Свободным офицерам» Соединенные Штаты, которые уже и без этого показывали свое стремление поддержать египетское руководство.

Контакты, установленные Египтом и Израилем, пробуксовывали. Бен-Гурион требовал встречу на высшем уровне — Насер от этого уходил. Повредили и бесконечные утечки.

Секретные контакты Насера с Моше Шаретом

Разговор Наттинга с Бен-Гурионом состоялся незадолго до того, как премьер-министром Израиля стал Моше Шарет (Бен-Гурион сначала ушел в пятимесячный отпуск, сказав коллегам, что это вызвано «необходимостью перезарядить умственные батареи», а затем — в декабре 1953 года — в отставку). Шарет отличался от своего предшественника. Он не имел такой поддержки в Израиле, как Бен-Гурион, но и не был таким, как тот, ястребом. Шарет делал ставку на «вживаемость» Израиля в Ближневосточный регион. Он говорил по-арабски, слыл знатоком арабской культуры. В арабском мире Шарета считали, пожалуй, наиболее реалистически мыслящим израильским деятелем. Судя по ряду высказываний самого Насера и его собеседников, президент Египта был лично расположен к Шарету.

Началась переписка Насера с Шаретом. Послания были сухими, но корректными. Характерно, что послания не подписывались, но каждый из адресатов знал, от кого он их получает. Шарет хотел, чтобы Насер снял блокаду с прохождения израильских судов через Суэцкий канал и залив Акаба. Насер сосредоточился, что весьма показательно, на проблеме палестинских беженцев. При этом он не исключал компромисса по поводу числа беженцев, которые должны быть репатриированы.

Серьезность такого обмена подтверждается, как мне кажется, тремя обстоятельствами. Во-первых, с этими контактами были связаны США — в их интересах было, как уже говорилось, поставить под свой контроль новое египетское руководство. В организации контактов приняли участие Государственный департамент и ЦРУ. Прямые встречи египтян с израильтянами после прихода к власти Шарета происходили в Вашингтоне. Израильскую сторону представлял будущий президент Израиля Хаим Герцог и дипломат Гидеон Рафаэль. Египетскую сторону — полковник Абдель Хамид Галеб. Во-вторых, в период переговоров вообще не было серьезных инцидентов на границе — Насер сдерживал федаинов, а Шарет не осуществлял так называемые акции возмездия. В-третьих, испортились отношения Насера с муфтием Иерусалима Мухаммедом Ахмедом Хусейни — руководителем Высшего арабского комитета, который, будучи настроен крайне жестко в отношении Израиля, не скрывал своего негативного отношения к контактам, о которых он прослышал, между Каиром и Тель-Авивом. Были основания считать, что муфтий в это время начал взаимодействовать с «Братьями-мусульманами», чтобы создать серьезную оппозицию Насеру в Египте.

Предпринимались попытки целого ряда посредников организовать личную встречу Насера и Шарета. Это намеревался сделать посол Индии в Каире историк К.М. Паникар, известный связями с Джавахарлалом Неру. Паникар вел переговоры о подготовке такой встречи до весны 1955 года, до рейда израильской армии в Газу. Ставший впоследствии премьер-министром Мальты Д. Минтофф тоже пытался быть посредником между Насером и Шаретом, но тоже потерпел неудачу.

Еще одна посредническая миссия была связана с именем Иры Хиршмана, эмиссара Рузвельта, который во время Второй мировой войны вел переговоры о выкупе тысяч евреев из нацистских лагерей. Встретившись с Насером, этот тесно связанный с сионистскими кругами человек, которого трудно заподозрить в симпатиях к «Свободным офицерам», позже написал, что руководитель нового египетского режима произвел на него очень большое впечатление своей конструктивностью. После беседы с Насером в тот же день Хиршман вылетел в Тель-Авив, где вместе с Шаретом на встрече присутствовал Бен-Гурион. В ответ на предложение Хиршмана о контактах Насера с израильскими руководителями Бен-Гурион, вмешавшись в беседу, сказал: «Насеру осталось недолго сидеть в седле».

К этому времени никто уже не сомневался в том, кто в Израиле дирижирует оркестром. Перед уходом из правительства Бен-Гурион успел поставить на пост министра обороны Лавона, а начальником Генерального штаба назначил Моше Даяна. Действуя через них, он, находясь в своем кибуце Зде-Бокер в пустыне Негев, продолжал, по сути, руководить страной. В то время в Израиле говорили, что Шарет каждое утро трясущимися руками раскрывает газеты в ожидании каких-либо «ночных художеств» Даяна и Лавона. Может быть, такое представление о Шарете преувеличивает его полную отстраненность от антиарабских акций, но многие исследователи пишут, что эти два израильских военачальника, кстати тихо ненавидевшие друг друга, совместно и бесконтрольно определяли программы антиарабских действий и даже не снабжали премьер-министра военно-стратегической информацией.

А тревоги были не напрасны. 15 мая о готовящейся израильской атаке против Египта сообщила лондонская «Таймс». 7 июня такую же информацию опубликовал Сульцбергер в газете «Нью-Йорк таймс». 12 июня Соединенные Штаты сделали официальное заявление, в котором содержалась угроза прекратить всякую военную помощь стране, отказавшейся от соглашений о перемирии на Ближнем Востоке, заключенных после первой арабо-израильской войны. Возможно, это заявление охладило страсти израильских ястребов.

Контрудар: спецоперация «Сусанна»

Именно в этот период 30 июня 1954 года началась операция израильских спецслужб в Египте под кодовым названием «Сусанна», после срыва которой возник скандал — так называемое «дело Лавона». Это был, пожалуй, самый крупный политический скандал в истории Израиля.

Шпионской сети, созданной в Египте израильским разведчиком Абрахамом Дара, обосновавшимся в Египте под фамилией Джон Дарлинг — представителя английской электронной компании, было дано задание взорвать бомбы в американских и английских учреждениях, расположенных в Каире и Александрии. Цель операции заключалась в том, чтобы вызвать напряженность в отношениях между Египтом, с одной стороны, Соединенными Штатами и Великобританией — с другой. Проводило операцию «подразделение 131» (ведающее делами диверсий) военной разведки Израиля АМАН.

Эта напряженность, как рассчитывали позже организаторы операции, могла быть использована «суэцким лобби» в английском парламенте для того, чтобы сорвать с одной стороны уже намеченное подписание соглашения об эвакуации английской базы в Египте и с другой — помощи тем произраильским кругам в Соединенных Штатах, которые боролись против тенденции на заигрывание Вашингтона с новым египетским режимом. Были произведены взрывы в американских информационных центрах в Каире и Александрии. При попытке внести бомбу в каирский кинотеатр в декабре 1954 года были арестованы два израильских агента. После их признания были схвачены и другие члены шпионской сети. Начался процесс, во время которого обвинение доказало, что провокация направлялась и осуществлялась Тель-Авивом. Двое были приговорены к смерти, один покончил жизнь самоубийством в камере, а остальные были обменены после Шестидневной войны на египетских военнопленных.

В Израиле объявили весь процесс «инсценированным», но тем не менее в 1955 году в результате провала и разоблачения операции израильской разведки министр обороны Лавон подал в отставку. Его сделали козлом отпущения, приписав ему единоличное решение об организации антиамериканских акций в Каире. Лавон отрицал этот факт, но, не имея тогда возможности доказать фальсификацию своей подписи под документом, ушел в отставку, уступив пост министра обороны Бен-Гуриону. Возвращение на этот ключевой пост в правительстве через некоторое время предопределило переход к Бен-Гуриону и кресла премьер-министра, сначала фактически, а затем и официально[7].

«Дело Лавона» поставило в центр дискуссии, которая велась на всех уровнях несколько лет в Израиле, многочисленные вопросы: кто отдал приказ? Кто несет ответственность за операцию? Лжет ли директор военной разведки, когда утверждает, что получил соответствующее распоряжение от министра обороны во время разговора с ним в середине июля с глазу на глаз, без свидетелей? Лжет ли министр обороны, когда утверждает, что такого разговора не было? Были ли фальсифицированы задним числом соответствующие документы? Участвовал ли в этой фальсификации лично Моше Даян, который почему-то вызвал к себе одного из главных свидетелей до его официального допроса и имел с ним конфиденциальную беседу? И так далее и тому подобное. Но во время этих публичных дискуссий внимание отводилось от главного — от провокационных целей операции.

Определенность выбора, сделанного израильским руководством, была подтверждена событиями, которые не заставили себя ждать. Вернувшись в правительство, Бен-Гурион с помощью Даяна стал готовить операцию против египетского армейского подразделения в Газе, которая по соглашению о перемирии 1949 года была отдана под административный контроль Египта. Ровно через неделю после возвращения Бен-Гуриона из кибуца в пустыне Негев массированная атака на Газу была осуществлена. Штаб египетского подразделения был разрушен, убито 38 и ранено 30 египетских солдат и офицеров. Шарет, убедившись, что не в состоянии оказывать реальное воздействие на ход событий, ушел в отставку.

Операцию в Газе некоторые авторы, описывающие этот период развития ближневосточного конфликта, справедливо называют открытым объявлением войны Насеру и его направлению национализма. Это, естественно, было понято и самим Насером.

И все-таки неправильно было бы представлять новое египетское руководство в качестве однозначно ориентирующегося, вплоть до операции в Газе, на замирение с Израилем. Даже взяв курс на снятие напряженности с Тель-Авивом, Насер ужесточил блокаду Тианского пролива, заперев таким образом залив Акаба, где находится израильский порт Эйлат. Однако это делалось в условиях, когда он убеждался, что линия Шарета не находила поддержки в самом Израиле. Те, кто выступал за мир с арабами, стремился отойти от воинственной линии расширения территории Израиля за счет соседних арабских стран, оставались в меньшинстве. В то же время Насер не хотел идти на сепаратное соглашение с Израилем, особенно в условиях своего становления в качестве общеарабского лидера. Но вступить на путь, ведущий к урегулированию, он стремился.

Нельзя отрицать, что изоляция Шарета и широкая поддержка ястребов в Израиле — Бен-Гуриона, Моше Даяна, Лавона и других — была во многом предопределена угрозами ликвидировать Государство Израиль. Вслух об этом говорил бывший лидер Организации освобождения Палестины Ахмед Шукейри. В 60-х годах бездумно и, как выяснилось, во вред себе использовали этот лозунг Арафат и его окружение. Однако уже в марте 1977 года на сессии Национального совета Палестины в Каире было принято официальное решение о цели борьбы — создании палестинского государства не вместо Израиля, а фактически наряду с ним, на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа. А из моих встреч с Арафатом я узнал о такой идее за шесть лет до этого решения. Но об этом далее.

Экстремистские призывы нанесли большой ущерб арабам. Но смею утверждать, что и руководители «прифронтовых» арабских государств цели уничтожения Израиля перед собой не ставили даже во время войны в 1973 году, начатой Египтом и Сирией. Я мог сделать этот вывод из ряда откровенных бесед с Анваром Садатом, Хафезом Асадом, королем Хусейном.

Разногласия между Великобританией и Францией, с одной стороны, и Соединенными Штатами — с другой, по поводу Ближнего Востока существовали. Это были не антагонистические противоречия, а именно разногласия. Традиционные колониальные державы к этому времени уже начинали понимать, что ни старыми методами, ни противодействуя американской экспансии они не смогут вернуть свои позиции. Париж, возможно, пришел к такому выводу несколько позже, чем Лондон, пытаясь силой сохранить свое господство над Северной Африкой.

Но при всех разногласиях общая политическая линия США, Великобритании и Франции в отношении арабского мира образовывалась на базе стремления втянуть суверенные арабские государства в военные блоки, руководимые Западом. Это стремление подогревалось опасением, что ряд независимых арабских стран примкнет к советскому лагерю. Набирала силу холодная война…

Раздражитель: военные блоки

Вашингтон упорно хотел втянуть Египет в военный блок, намеренно затягивая вопрос о сделке по продаже оружия. Не вышло с «исламским союзом», тогда США выступили инициаторами двустороннего турецко-пакистанского блока, рассчитывая превратить его в «ось» широкого военного союза с обязательным участием в нем арабских государств. Но насеровский Египет оставался в стороне. Его не расположил к военному союзу отказ США от первоначального стремления подключить к нему и Израиль.

24 февраля 1955 года Вашингтону и Лондону удалось оформить турецко-иракский военный союз, получивший название Багдадского пакта (впоследствии СЕНТО). К нему официально присоединилась Великобритания, а затем Пакистан и Иран. США формально оставались за пределами СЕНТО.

Египет выступил против Багдадского пакта. Главным мотивом резко отрицательного отношения к Багдадскому пакту была уже не неудача с закупкой американского современного оружия. В Каире не могли не видеть, что, вступив в пакт, Ирак обрел военную помощь со стороны США. Но Ирак, находившийся в то время под руководством проанглийских короля Фейсала и премьер-министра Нури Саида, не мог стать и не стал примером для насеровского Египта. А прямая оппозиция к Багдадскому пакту возникла по той причине, что с его помощью Египет попытались изолировать от других арабских стран.

После свержения в Сирии проамериканского режима Шишекли и формирования правительства во главе с лидером Национальной партии Сабри Асали особой заботой Вашингтона стало не допустить создания египетско-сирийского противовеса Багдадскому пакту. 26 февраля 1955 года посол США в Дамаске вручил сирийскому правительству памятную записку, в которой было предложено Сирии отказаться от подписания оборонительного союза с Египтом. Когда Сирия отвергла эту рекомендацию, началась кампания давления на эту страну, которая проявилась в резком обострении отношений с Сирией Турции и Ирака, атаках Израиля, наконец, убийстве патриотично настроенного помощника начальника Генерального штаба сирийской армии Аднана Малики. Вашингтон предпочел действовать в тот период чужими руками.

Так было и тогда, когда Антони Иден, перед назначением премьер-министром в апреле 1955 года, предложил Насеру «пряник»: направил ему секретное послание, в котором в обмен на прекращение насеровской кампании против Багдадского пакта обещал не принимать в него ни одну арабскую страну, кроме уже вступившего в пакт Ирака. Это послание свидетельствовало, насколько действенной становилась египетская пропаганда, особенно когда из Каира начала вещать радиостанция «Голос арабов», которую слушал весь арабский мир. 20 октября 1955 года оборонительный египетско-сирийский союз был подписан.

По-видимому, для американцев было неожиданным, что к союзу присоединилась и Саудовская Аравия. Дело в том, что саудовская династия была в традиционной вражде с династией Хашимитов в Ираке. Немалое значение, очевидно, имел и тот факт, что именно в этот момент обострились отношения Саудовской Аравии не только с Ираком, но и с английским ставленником султаном Маската, который заявил свои претензии на оазис Бурайми. Султана открыто поддержала Англия.

Процесс не ограничился созданием тройственного оборонительного союза. В середине 50-х годов стало ясно, что Египет становится по разные стороны баррикады не только с Великобританией, но и с Францией. В своем выступлении в апреле 1955 года на Бандунгской конференции 29 афро-азиатских государств, которая сыграла немалую роль в становлении его антиколониального мировоззрения, Насер сказал: «Почему мы должны считать естественным, что страны Северной Африки, которые в течение веков были независимыми и являлись центрами науки и древней цивилизации, низведены до уровня окраинных районов, лишенных свободы и независимости?»

Началась поддержка Египтом алжирских повстанцев. В то время она выражалась в изменении отношения к лидерам алжирского национально-освободительного движения, находившимся в Каире, — раньше они были «под колпаком» египетских спецслужб, и им на территории Египта не разрешалась никакая антифранцузская деятельность. Теперь положение изменилось. Алжирским повстанцам тайно оказывалась финансовая помощь. Очевидной стала пропагандистская поддержка Египтом национально-освободительного движения в Алжире, особенно с использованием радиостанции «Голос арабов».

Но Насер и его окружение все еще продолжали строить свою политику в расчете на то, что позиция Вашингтона резко отличается от позиции Великобритании и Франции в отношении арабских стран.

Критерий: кто даст оружие и поможет построить плотину

Главным для Насера на том этапе было стремление решить две проблемы: закупить оружие и получить помощь в строительстве Высотной Асуанской плотины (по-арабски Ас-Садд аль-Аали). Обе эти проблемы расценивались Каиром как жизненно важные. Первая возникла во многом из начавшейся активной конфронтации с Израилем. Что касается строительства Асуанской плотины, то с ее возведением «Свободные офицеры» связывали решение не только экономических задач, хотя они были чрезвычайно важны, — прекращение губительных разливов Нила, увеличение на одну треть культивируемой сельскохозяйственной территории. С Асуанской плотиной тесно связывалась и проблема укрепления новой власти, которая на тот период еще не была полностью стабильной. И по этим двум жизненно важным для Египта проблемам — закупке оружия и строительству Асуанской плотины — Соединенные Штаты сказали «нет». Причем отказали, сначала обнадежив.

В конце концов Насер и его окружение поняли, что тягучие переговоры пробуксовывают, так как США явно ведут дело к затяжке решения о поставках оружия. Вашингтон стремился приручить Египет и с этой целью сохранять его ослабленным.

Только после того как Запад захлопнул перед Египтом все двери — хочу это подчеркнуть, — он обратился к Советскому Союзу сначала с просьбой о продаже оружия, а затем о сотрудничестве в строительстве Асуанской плотины. Мне могут возразить, что еще в мае 1955 года, возвратившись из Бандунга, Насер дал команду вступить по этому вопросу в контакт с военным атташе советского посольства в Каире, — возможно, он хотел проверить дееспособность тех рекомендаций, которые ему дал в Бандунге министр иностранных дел Китайской Народной Республики Чжоу Энлай. Но в то время египетское руководство еще ориентировалось на получение вооружения из США. Еще не наступило полное разочарование в американской политике. И не случайно Насер решил сообщить послу США в Каире Генри Байроуду о своем контакте с советским посольством. Может быть, не без причины американский посол сказал резиденту ЦРУ Коплэнду, что Насер блефует. Насер все еще надеялся, а Вашингтон продолжал выжидать.

Военный атташе в советском посольстве в Каире Леонид Дмитриевич Немченко, уйдя в отставку, работал в ИМЭМО. В бытность мою первым заместителем директора этого института (директором я стал позже) мы много раз встречались с ним и, естественно, говорили о том периоде, когда он был основной фигурой в переговорах по закупке Египтом советского оружия через Чехословакию. Немченко нисколько не сомневался, что первый выход на него с просьбой прозондировать почву о возможности сделки был скорее методом давления на американцев. Но дело было очень серьезным, и Москва, особенно после беседы в Каире Насера с главным редактором газеты «Правда» Шепиловым, решила в любом случае дать согласие. Может быть, в то время в Москве уже больше, чем в Каире, сомневались в готовности США, связанных многочисленными обязательствами со своими западноевропейскими союзниками и Израилем, представить «непонятному» для них Насеру современное вооружение. Как предполагали в Москве, так и получилось.

В сентябре 1955 года Насер объявил во всеуслышание не о контактах, а о состоявшейся договоренности с Советским Союзом и Чехословакией по поставкам вооружений египетской армии. Больше он попросту ждать не мог, так как Израиль заявил о стремлении силой открыть для судоходства залив Акаба. С целью уговорить Насера отказаться от договоренности с СССР в Каир прибыл личный друг президента Эйзенхауэра Роберт Андерсон. Для пущей убедительности своей миссии, а возможно, желая и на деле снять напряженность со стороны Израиля, он совершил «челночную миссию». Его возвращение из Израиля в Египет сопровождало «активное мероприятие» ЦРУ, передавшего через «Кима» Рузвельта документально не подкрепленное, устное предложение Насеру о секретной сделке по закупке американского оружия. Насер не поддался на этот прием.

После провала переговоров по закупке американского оружия в отношениях Египта с Западом произошел еще один сбой, чрезвычайно болезненный для «Свободных офицеров». Провалились переговоры о предоставлении западных кредитов на строительство жизненно важной для Египта Асуанской плотины. Отказ принять ряд требований, которые, по словам Насера, означали фактическое установление контроля над финансами, бюджетом и экономикой Египта, повлек за собой аннулирование предложений со стороны американского и английского правительств и Международного банка реконструкции и развития предоставить соответственно 55, 15 и 200 миллионов долларов США в виде займов на сооружение плотины на Ниле.

Отказ финансировать строительство Асуанской плотины оказался неожиданным для египетского руководства, которое было в определенной степени ослеплено американскими многообещающими демаршами, призванными сорвать сделку по закупке оружия у СССР. В декабре 1955 года Вашингтон объявил даже о том, что готов вместе с Англией финансировать не только начало, но и все последующие стадии строительства в Асуане. Вдохновляло молодых офицеров и признание президента США Эйзенхауэра в отчете конгрессу США за вторую половину 1955 года, что строительство Асуанской плотины является «…ключом к способности Египта в будущем обеспечивать свое растущее население». Все эти заявления делались уже после объявления Каиром о закупке советского оружия. Все это вселяло надежду. И вдруг — скоординированный отказ.

Нужно сказать, что Египет сначала даже решил постучать в уже захлопнутую дверь. Как известно, Соединенные Штаты первыми заявили устами Даллеса в июле 1956 года об отказе финансировать строительство Асуанской плотины. За ними через день последовала Англия. Возможно, недопонимая, что в Международном банке заправляют США и именно их отказ предопределит решение банка, Насер обратился к его президенту с просьбой взять все финансирование на себя — доля банка, как было видно из предыдущего текста, во много раз превосходила предлагавшиеся займы США и Англии. Но просьба Насера была отклонена.

Что так заострило американскую политику против Египта? Решение закупить оружие у СССР? Не в полной мере. Известно, что резидентура ЦРУ в Каире докладывала в свой центр, что не следует воспринимать закупку вооружений у СССР в качестве «меры, враждебной Соединенным Штатам». Признание Египтом в мае 1956 года Китайской Народной Республики? Тоже, очевидно, не в полной мере. Не исключено, что через канал «Кима» Рузвельта египтяне могли объяснить свое решение тем, что это тоже не направлено против Соединенных Штатов. У Каира был аргумент в пользу такого объяснения: Египет хотел иметь в запасе и другие источники получения оружия, опасаясь, что Советский Союз, уже начавший зондировать почву, может договориться с США, Великобританией и Францией об эмбарго на поставки оружия на Ближний Восток[8].

Не повлияли особо и переговоры с прибывшим в Каир министром иностранных дел СССР Д.Т. Шепиловым. Одновременно происходили встречи и переговоры с высокими представителями многих западных государств.

Дело в том, что проводимая в условиях холодной войны Каиром политика балансирования между «свободным миром» и «социалистическим лагерем» с целью сохранить свою независимость уже не устраивала США. Такая политика расценивалась в Вашингтоне как нежелание Насера идти по предлагаемому ему пути — по большому счету отдать себя под западный контроль.

Таким образом, антиимпериализм не был изначальным во время взятия власти «Свободными офицерами». Он постепенно, с некоторыми перерывами, развивался и укреплялся по мере столкновения насеровского Египта с реальной политикой Великобритании. Начала возрастать и напряженность, а затем враждебность в отношении США.

Начало открытого противоборства

Через пять дней после отказа США предоставить Египту заем на асуанское строительство Насер, выступая на митинге по случаю строительства газопровода из Суэца в Каир, заявил: «Высотная плотина будет построена». Вдохновленный неистовой поддержкой присутствовавших на митинге, добавил: «Запад пусть захлебнется в своей ярости». Это был уже вызов всему Западу, но пока на словах.

26 июля 1956 года Насер выступил на митинге, который транслировался по всему арабскому миру, с речью, посвященной 4-й годовщине свержения короля Фарука. Президент Египта выступал — это было весьма символично — на площади Мухаммеда Али в Александрии, на том самом месте, где на него было совершено покушение «Братьями-мусульманами». Во время своего выступления он произнес несколько раз подряд кодовое слово, по которому заранее подготовленные группы взяли под свой контроль все офисы Компании Суэцкого канала — в Порт-Саиде, Суэце, Исмаилии. «В этот момент, когда я обращаюсь к вам, — сказал Насер, — Компания Суэцкого канала от имени египетского народа уже национализирована».

Национализация компании была немедленно отвергнута Великобританией и Францией. Через 24 часа после объявления о национализации английский премьер-министр получил согласие кабинета на применение силы против Насера. Президент США Эйзенхауэр, посчитав, что такие действия могут дестабилизировать обстановку на всем Ближнем Востоке, 31 июля просил Идена по телефону «проявить выдержку». Франция, занимая позицию, аналогичную английской, предпочла это не афишировать и вступила в секретные переговоры с израильским руководством.

Юридическая сторона национализации компании Египтом была безупречной. Поэтому Иден не последовал рекомендации Эйзенхауэра о передаче дела в Международный суд, а заявил, что речь идет о «неспособности Египта самостоятельно управлять этим важнейшим для всего мира каналом». Вначале шла пропагандистская война. Каждое выступление Насера по «Голосу арабов» с нетерпением ждали, слушали миллионы людей во всех арабских странах. Ни одна арабская радиостанция, даже тех стран, где правительства были тесно связаны с англичанами, не выступала против египетского лидера. Исключение составила только созданная при помощи англичан радиостанция «Братьев-мусульман» на Кипре, которая регулярно обвиняла египетского президента в том, что он «тянет страну в хаос». Как мне рассказывал один из ближайших коллег Насера, он опасался, что англичане, используя эту радиостанцию, готовят заговор против него в Египте. Однако события начали развиваться по другому сценарию.

Канал функционировал нормально даже в условиях, когда бывшие владельцы компании прервали контракты и отозвали лоцманов из европейских стран (их заменили греческие, восточногерманские и русские лоцманы). Казалось, что все можно решить мирным путем. Американское руководство доводило до Насера свою позицию, которая заключалась в том, что США не намерены открыто осуждать военную подготовку своих союзников, но делают это по конфиденциальным каналам. В Совете Безопасности ООН создалась тупиковая ситуация. СССР заблокировал англо-французскую резолюцию, носившую откровенно антиегипетский характер. Великобритания и Франция заветировали резолюцию, в которой предлагалось мирное решение при сохранении за Египтом управления Суэцким каналом.

Однако подготовка к нападению на Египет уже вступила в практическую фазу. 14 и 16 октября состоялся обмен визитами между французскими эмиссарами, прибывшими в Лондон, и Иденом, приехавшим в сопровождении министра иностранных дел С. Ллойда в Париж. Израиль, который до этого держался в тени и имел контакты только с французами, вышел на сцену в качестве основного «забойщика» вооруженного нападения на Египет. Бен-Гурион получил гарантии от англичан, что они уничтожат египетские ВВС на земле, и потребовал, чтобы наблюдатели ООН отодвинулись со своего основного поста в Аль-Аудже.

Датой нападения на Египет было обозначено 29 октября. Очевидно, во внимание принимались два обстоятельства: США в эти дни были заняты президентскими выборами, а Советский Союз был втянут в венгерские события, где произошло восстание против коммунистического режима. В этот день израильские парашютисты были сброшены вблизи перевала Митла на Синае. 30 октября Великобритания и Франция выдвинули ультиматум с требованием отвести войска двух сторон на отметку в 10 миль от Суэцкого канала. Это означало, что Египет, который перебросил свою армию на Синай навстречу израильтянам, должен был отодвинуться на 30 миль в глубь своей территории, а израильтяне — продвинуться на 60 миль к Суэцкому каналу. Израильтяне по предварительной договоренности приняли ультиматум, а Египет отверг его. Тогда в войну вступили Великобритания и Франция. Авиация начала бомбардировки египетских целей. 5 ноября английские парашютисты были сброшены в Порт-Саиде, французские — в Порт-Фуаде.

Требование прекратить военные действия и отвести войска с Синая последовало от президента Соединенных Штатов Эйзенхауэра. Беспрецедентное заявление было сделано председателем Совета министров СССР Н.А. Булганиным, пригрозившим обрушить ракеты на государства, напавшие на Египет, в случае если их войска не уйдут с египетской территории. Не думаю, что эта угроза могла быть осуществлена. Н.С. Хрущев еще до тройственной агрессии передал Насеру, что Советский Союз не развяжет из-за Суэца мировую войну, и, судя по всему, это сообщение было встречено Насером с полным пониманием.

В этом плане весьма интересны воспоминания в ту пору министра иностранных дел СССР Д.Т. Шепилова, высказанные им в интервью с Алексеем Васильевым — бывшим моим коллегой по работе в «Правде», а затем директором Института Африки Российской академии наук. По словам Шепилова, у советского руководства «…было твердое решение не доводить дело до военного конфликта. Но кое-какие меры психологического порядка я продумал и осуществил. Послов Франции, Англии и Израиля я вызвал ночью. На пользу дела пошла и экстравагантность Хрущева: „Черт его знает, что он может выкинуть…“»[9] В дополнение к этому в Советском Союзе было объявлено, что, «если агрессоры не выведут все свои войска с территории Египта, правительство не будет препятствовать выезду советских граждан-добровольцев в Египет, пожелавших принять участие в борьбе египетского народа за его независимость»[10]. Это не могло пройти мимо внимания участников нападения на Египет.

В конце концов они вынуждены были уйти с египетской территории. Это произошло под воздействием внешних сил. Что касается египетской армии, то проявившаяся ее слабость выглядела особенно контрастно на фоне взлета патриотических чувств египтян, желания многих идти на фронт, защитить родину.

Египет только в начале 1956 года стал получать советское оружие, на его освоение было очень мало времени. К тому же в этот период особенно важны были специалисты, способные в сжатые сроки обучить египетских солдат и офицеров применять полученное ими вооружение, а военные специалисты из СССР были приглашены в Египет значительно позже. Трудно осуждать за это египетское руководство. Насер, возможно, только после тройственного нападения по-настоящему понял, насколько Египту необходима боеспособная армия. Все египетско-израильские вооруженные столкновения до этого, начиная с 1948 года, происходили в виде локальных вспышек, не более. О большой войне в таких условиях Насер реально тогда не задумывался.

Во время тройственной агрессии он говорил в своем окружении даже о необходимости превратить армию в небольшие партизанские группы, которые в случае оккупации Египта будут сражаться в глубине его территории. А еще накануне нападения на Египет Насер, понимавший его неизбежность, позвонил по телефону президенту Сирии Шукри Куатли и королю Иордании Хусейну, попросив их не вступать в войну. Он назвал в разговоре с Хусейном причину своего призыва: «…нужно уберечь иорданскую армию от разгрома». Это тоже свидетельствует о том, что Насер, с одной стороны, не хотел большой войны с Израилем, тем более напрямую поддерживаемым Великобританией и Францией, а с другой — трезво оценивал степень боеспособности не только египетской, но и армий других арабских стран. Вместе с тем он тогда явно не хотел «перегружать лодку» своих отношений с Соединенными Штатами, на которые по-прежнему делалась ставка, даже уже после получения советского оружия. Во время тройственной агрессии, по словам очевидцев из его близкого окружения, Насер говорил: «.теперь всем ясно: наша главная надежда — Соединенные Штаты».

Однако в одном плане нападение на Египет в октябре 1956 года было особенно поучительным для египетского руководства: израильская военная машина начала представлять собой прямую опасность не только для палестинских федаинов, не только для Сирии и Иордании, с территорий которых осуществлялись антиизраильские действия, но и для Египта. Такая опасность усиливалась потому, что Насер набирал все больший вес в арабском мире.

Успехи внутреннего развития Египта, неспособность Запада склонить его к присоединению к военным блокам, запретить получать оружие из СССР, поставить на колени в связи с острой необходимостью в сооружении Высотной Асуанской плотины, наконец, широкая поддержка мировой общественности и преобладающего числа государств, когда страна подвергалась тройственному нападению, — все это само по себе работало на сплочение арабов. В такой кульминационный момент, как агрессия против Египта, арабские массы стояли рядом. Сирийские рабочие взорвали три насосные станции нефтепровода «Ирак петролеум компани», перекачивающего нефть в Средиземноморье, Саудовская Аравия под давлением народа объявила эмбарго на поставки нефти Великобритании и Франции, все арабские страны предприняли против этих стран дипломатические демарши.

Антиимпериализм не был изначальным не только для египетских «Свободных офицеров», но и для тех, кто осуществил переворот 1958 года в Ираке. Члены нового иракского руководства заверили британских представителей, что отношения с Англией останутся важным для них приоритетом, а генерал Касем сказал послу США: «…мы, иракцы, хотим добрых отношений с Соединенными Штатами». Эти заверения подкреплялись особенно важными для Запада ссылками на то, что они согласованы с «Ирак петролеум компани».

Но реакция и США, и Великобритании на события, происшедшие в Ираке, развивалась вне зависимости от этих заверений. В значительно большей степени подействовал замок, повешенный на входных дверях помещения, где до переворота располагался штаб Багдадского пакта. Вашингтон и Лондон могли опасаться и «цепной реакции» в арабском мире после свержения монархии в Ираке. Беспокойство на Западе, несомненно, могла вызвать также возможность сближения, а то и слияния Ирака с насеровским Египтом. Второй человек в новом руководстве Абдель Салям Ареф открыто заявлял о такой перспективе.

15 июля началась высадка американских морских пехотинцев в Ливане, вскоре их число достигло 20 тысяч. Одновременно в Иорданию было переброшено 6 тысяч английских солдат. Это уже была солидная военная группировка, которая по своей численности и оснащенности оставляла мало сомнений в том, что ее предназначение — не оборона Ливана и Иордании от гипотетической иракской угрозы, просматривалась опасность вооруженного вторжения американо-английских войск в Ирак. Беспокойство в этом плане вызывали позиции и Турции, и Ирана, и Пакистана, готовых силой сохранить разваливающийся Багдадский пакт и с этой целью разгромить новый режим в Ираке.

Вооруженное вторжение в Ирак не состоялось в том числе и в результате позиции, занятой СССР, который предпринял военные меры, чтобы остудить Турцию и Иран. Не склонился к вооруженной атаке на новый режим в Ираке и президент Эйзенхауэр, рассчитывая в дальнейшем использовать Касема, — ЦРУ докладывало президенту США об антинасеровских настроениях лидера Ирака. Но как только Касем вышел из Багдадского пакта, начал закупать оружие у СССР и даже вначале включил в свое правительство нескольких коммунистов, отношение США к его режиму изменилось. Тогдашний директор ЦРУ Аллен Даллес публично объявил Ирак «одним из наиболее опасных уголков мира».

Менталитет пришедших к власти в арабских странах революционных националистов далеко не был однозначным в отношении общеарабского единства. На практике страновой национализм ставился выше общеарабского национализма. Это было характерно не только для одного Египта, но и для других арабских мелкобуржуазных режимов. Несмотря на заверения в готовности отстаивать единство арабского мира и даже провозглашение этой цели в качестве главной, расширялись противоречия между различными арабскими странами, освободившимися от колониальной зависимости.

Лозунги и реальная действительность

Одним из главных лозунгов пришедшего к власти Насера был клич: «Мы все — арабы» (по-арабски «Нахнуль араб»). Однако лозунг общеарабского единства отнюдь не заслонил для «Свободных офицеров» необходимости решать в первую очередь внутриегипетские задачи: укрепить свою власть, не дать восстановиться прежней коррумпированной партийнопарламентской структуре, связанной через короля Фарука или без него с Великобританией, провести аграрную реформу, с помощью которой пробиться в деревню, изолировать влияние исламистов, повести дело к прекращению британской оккупации зоны Суэцкого канала. Именно на этих задачах после прихода к власти сосредоточился Насер. И именно эта сосредоточенность предопределила на первых этапах его политику в отношении, как было показано, не только Соединенных Штатов, но и Израиля. Продолжавший звучать лозунг арабского единства начал расходиться с реальной политикой.

Может быть, свою роль сыграл и тот факт, что Насер еще не стал общеарабским лидером, а родоначальником лозунга арабского единства все-таки считалась сирийская Партия арабского социалистического возрождения («Баас»). Она была образована в 40-х годах группой сирийских интеллигентов. В 1953 году к ней примкнула Арабская социалистическая партия, созданная тоже в Сирии. С тех пор партия существует в Сирии в своем нынешнем названии — Партия арабского социалистического возрождения. Во всех ее программных документах сохраняется упор на единство арабской нации, арабского мира. Существует и общеарабское руководство, базирующееся в Сирии, а до недавнего времени другое общеарабское руководство «Баас» располагалось в Ираке, вплоть до свержения режима Саддама Хусейна[11].

Ни в коей мере не следует отрицать существования объединительной тенденции в арабском мире. В пользу единства действовали и продолжают действовать общий литературный язык, культура, религия, исторические традиции. Такие тенденции подкреплялись тем, что особое влияние в области культуры, образования на другие арабские страны оказывал Египет. Египетские радио, телевидение, кинематограф завоевывали умы и сердца арабов повсеместно. Обворожительный голос египетской певицы Умм-Кульсум звучал во всех уголках арабского мира. В Каирском университете обучались студенты из многих арабских стран. Характерно, что даже в год наибольшей напряженности египетско-иракских отношений в 1957 году в Ирак прибыло 400 египетских учителей для преподавания в иракских школах. Одновременно к развитию общеарабского национализма подталкивала и арабская солидарность, развивавшаяся в контексте национально-освободительного движения и арабо-израильского конфликта. Поэтому многие считали, что в постколониальном арабском мире дело идет к формированию единой арабской общности, даже к воссозданию единого арабского пространства, значительная часть которого оказалась искусственно разделенной англо-французскими соглашениями. Тем более что насеровский Египет во все большей степени становился магнитом, притягивавшим к себе население других арабских стран. В них возникали не просто почитатели Насера, но группы и политические партии, объявлявшие себя насеристскими. Египетский президент выдвигался на роль признанного общеарабского лидера.

Это усиливало тенденцию к сближению арабов и на государственном уровне. И не случайно были предприняты реальные меры к созданию общих государств. Так, в 1958 году Египтом и Сирией была создана Объединенная Арабская Республика (ОАР) — пожалуй, самая яркая историческая попытка образования единого арабского государства, которое могло бы превратиться в ядро, способное притянуть к себе и другие арабские страны. Действительно, после создания египетско-сирийского государства к нему присоединился Йемен. Затем с Египтом безуспешно многократно стремилась объединиться Ливия.

Подоплека создания Объединенной Арабской Республики

Однако как произошло образование ОАР? Случилось ли это только в результате тяги арабов к государственному объединению?

Несколько слов об истории Сирии до образования ОАР — это поможет лучше разобраться в обстановке. Первый сирийский лидер из военных полковник Хусни Займ с помощью ЦРУ пришел к власти в Дамаске в марте 1949 года. Через семь с небольшим месяцев он был свергнут и убит другим полковником, Сами Хинауи, которого не без причин подозревали в проанглийской ориентации. Через три месяца, опять при помощи ЦРУ, был произведен переворот, и к власти в Дамаске пришел полковник Адиб Шишекли, режим которого просуществовал четыре года. Когда президентом стал Шукри Куатли, Сирия начала довольно быстро сдвигаться влево. Хорошо организованная Сирийская коммунистическая партия набирала силу. Считалось, что близок к коммунистам начальник Генерального штаба сирийской армии генерал Афиф Бизри.

Насер не беспристрастно наблюдал за развитием событий в Сирии. Он направил президенту Куатли и руководителю сирийской разведки полковнику Сараджу предупреждение об опасности сползания националистического движения в лоно коммунистов. Можно ли все это отнести только на счет реального опасения Насера, что над «сердцевиной арабского мира» — Сирией взовьется коммунистическое знамя? По-видимому, к этому прибавились в то время опасения, что Сирия оттянет от Египта поддержку и помощь СССР, в которых Каир все больше нуждался.

Но и дамасские власти стали испытывать тревогу по поводу роста влияния сирийских коммунистов. Очевидно, именно это, а не тяга к арабскому единству было главным мотивом, который привел в Каир сирийскую делегацию в составе президента Куатли и премьер-министра Азма. Они заявили Насеру, что только полное политическое объединение с Египтом спасет Сирию от «коммунистической опасности» и хаоса. Более прагматичный Насер вначале отверг предложение сирийцев о немедленном объединении. Он ответил им, что необходимо по меньшей мере пять лет подготовки для его осуществления.

Вскоре Каир посетила вторая сирийская делегация с тем же призывом — к слиянию двух государств. Насер занял более гибкую, чем прежде, позицию, но склонялся к федеративному устройству. Сирийцы настаивали на унитарном характере объединенного государства, и в конце концов Насер принял их идею. Побудительным моментом к изменению его подхода было, скорее всего, опасение Насера, что в Сирии действительно к власти придут коммунисты. Знаменательно, что сразу же после образования ОАР 1 февраля 1958 года Насер снял Бизри с высокого воинского поста и начал открытую атаку против Сирийской коммунистической партии. На тот период пришлось и жесткое преследование египетских левых.

Не случайно Соединенные Штаты, которые, вне всякого сомнения, не желали торжества объединительных процессов в арабском мире, особенно под руководством Насера, очень спокойно отнеслись к созданию ОАР. 23 января, то есть накануне создания ОАР, посол США в Каире сообщил Насеру, получив инструкцию из Вашингтона, что объединение Египта с Сирией — это внутреннее дело арабов и правительство США будет занимать пассивную позицию в этом вопросе. А после того как Насер встретился на сирийско-ливанской границе в Шторе с президентом Ливана Шехабом и дал команду прекратить снабжать оружием и деньгами просирийские силы в Ливане, США определились со сроком для эвакуации своих морских пехотинцев из Ливана, введенных туда сразу после переворота в Ираке, и возобновили поставки в египетско-сирийское государство пшеницы по программе гуманитарной помощи. Это все относится к реакции США и Великобритании на создание Объединенной Арабской Республики. Совершенно иначе они повели себя после переворота в Ираке, происшедшего 14 июля 1958 года.

Что касается народных масс не только двух объединившихся, но и других арабских стран, то они восприняли создание Объединенной Арабской Республики с огромной радостью. Появление общего флага и общего руководства ОАР вызвало небывалое ликование на «арабской улице». Многие ждали, что к ОАР после переворота 1958 года присоединится Ирак. Но так не произошло.

Насер не стоял за революционными событиями в Багдаде и не связывал их с перспективой объединения арабов. Вскоре после создания ОАР руководитель сирийских спецслужб Сарадж встретился в Дераа с двумя иракскими офицерами, которые проинформировали его о создании подпольной организации в иракской армии с целью свержения монархии. Главный вопрос, который был задан Сараджу: могут ли они получить гарантии от ОАР в случае переворота? Естественно, Сарадж доложил Насеру о своей конфиденциальной встрече с иракцами, которыми оказались будущие руководители переворота в Ираке Абдель Керим Касем и Абдель Салям Ареф. Не думаю, что президент ОАР, если бы он нацеливался на создание еще более масштабного, чем ОАР, арабского государства, не воспользовался бы возможностью дать такую гарантию. Хотя бы на словах. Но он приказал Сараджу прервать этот контакт.

После переворота в Багдаде Ареф прямо ставил вопрос о присоединении Ирака к ОАР, но Насер не поддержал эту идею. Характерен в этой связи и разговор между Н.С. Хрущевым и Г.А. Насером, состоявшийся во время секретного визита президента ОАР в Москву сразу же вслед за переворотом в Багдаде. Хрущев поинтересовался возможностью объединения Ирака с ОАР. Насер ответил более чем определенно: «Перед Ираком встанет множество трудных проблем, и объединение не должно вносить дополнительные осложнения в эти проблемы. Ирак во многом отличается от Сирии, а между Египтом и Сирией уже достаточно проблем. Я думаю, что какая-то связь между ОАР и Ираком будет, но какая точно — определится многими обстоятельствами».

Неправильно считать, будто Насер был противником арабского единства, солидарности арабов, общеарабской защиты своих интересов. Однако заложенный в его мышление прагматизм привел его к отказу от создания общеарабского государства. Не для создания такого государства был поддержан генерал Нимейри, совершивший переворот в Судане. Не с этой целью семидесятитысячная египетская армия была направлена на помощь йеменским племенам, выступившим против монархии. Не с целью создания единого государства арабов Каир поддержал алжирских борцов за независимость или Каддафи, оказавшегося во главе ливийских офицеров, свергнувших короля Идриса. Безусловно, Насеру импонировал ореол вождя, лидера арабского мира, но он, особенно после плачевного конца египетско-сирийской республики, не связывал свою роль в арабском мире с его государственным объединением.

Египетско-сирийское государство перестало существовать в 1961 году. Оно распалось в результате выступления сирийских офицеров в Дамаске. В решающей степени сказались объективные различия между арабскими странами, и верх взял опять-таки национализм, но на этот раз страновой. Кстати, сирийские коммунисты были далеко не ведущей силой, которая привела к крушению ОАР. Победили сирийские националисты, посчитавшие, что насеровский Египет превращает Сирию в свой придаток, не более того.

Конец египетско-сирийского государства имел серьезные последствия для определения направления, в котором развивался и развивается арабский мир. Импульсивный приказ о высадке египетских войск в Латакии для сохранения объединенного египетско-сирийского государства был отменен самим же Насером. Есть все основания считать, что в тот момент он окончательно осознал невозможность осуществить единство арабских стран с помощью силы.