Лорд и художница Акулова Анастасия

• Кисть художника везде находит тропы.
• И, к соблазну полисменов постовых,
• Неизвестные художники Европы
• Пишут красками на хмурых мостовых.
• Под подошвами шагающей эпохи
• Спят картины, улыбаясь и грустя.
• Но и те, что хороши, и те, что плохи,
• Пропадают после первого дождя.
• Понапрасну горемыки живописцы
• Прислоняются к подножьям фонарей
• Близ отелей, где всегда живут туристы —
• Посетители картинных галерей;
• Равнодушно, как платил бы за квартиру,
• За хороший (иль плохой) водопровод,
• Кто-то платит живописцу за картину
• Либо просто подаянье подает.
• Может, кто-то улыбнется ей от сердца?
• Может, кто-то пожелает ей пути?
• Может, крикнет: «Эй, художник! Что расселся?
• Убери свою картинку! Дай пройти!»
• Но, как молнии пронзительную вспышку,
• Не сложить ее ни вдоль, ни поперек,
• Не поднять ее с земли, не взять под мышку, —
• Так покорно распростертую у ног!
• И ничьи ее ручищи не схватили,
• Хоть ножищи по ее лицу прошли…
• Много раз за ту картину заплатили,
• Но купить ее ни разу не смогли.

Новелла Матвеева.

ПРОЛОГ

«Красота составляет основу всех форм мироздания. От величайших светил, наполняющих мировые пространства, до самой маленькой букашки и незаметного цветка – все полно красоты, все проникнуто красотой».

В. М. Васнецов.

Необычайный закат алел над деревней, словно случайно пролитое вино или кровь из свежей раны, будто кто-то ударил небо острым лезвием наотмашь. Где-то вдалеке, ещё очень-очень смутно, но уже виделся бледный желтоватый диск луны, а трава блестела от вечерней росы и недавнего лёгкого грибного дождика. Всхрапывая, лениво тащила телегу грузная лошадь, неподалёку в разнобой мычали коровы, подгоняемые деревенскими девчонками. В густых порослях сорняка у дороги вовсю стрекотали насекомые, рядом бродили и кудахтали выпущенные курицы. А в остальном – тишина и покой.

Деревня была со всех сторон окружена лесами – длинными, дремучими, относительно чистыми. Сельчане, хорошо знающие эту местность, бережно относились к этим лесам, не засоряя, и те платили им щедрой добычей, ягодами, грибами.

Хоть деревенька и небольшая, всего на шестьдесят дворов, очень отдалённая от города, но и тут есть одна достопримечательность: старый, давно заброшенный колодец в лесу. Казалось бы, что в нём необычного? Ну колодец и колодец: каменный, поросший плесенью. Но местные жители связывали с ним множество легенд, как грустных, о внезапно пропавших людях, так и обнадёживающих – об исполненных желаниях всякого, кто бросил в этот колодец монетку.

Конечно, мало кто придавал значения этим легендам – живя в век высоких технологий сложно быть излишне суеверным, однако молва влекла людей посмотреть на этот колодец, и место каждому казалось необыкновенным. Алина, двадцатилетняя девушка-студентка, приехавшая к бабушке после сессии, не стала исключением.

Лес, в котором располагался этот заброшенный колодец, находился буквально в нескольких минутах ходьбы от бабушкиного дома. Предупредив о своём уходе, наскоро собрав сумку и пообещав вернутся не позднее, чем через два часа, девушка уверенно направилась к знакомой с детства извилистой узкой тропе.

Миловидная, чуть полноватая, с маленькими, но пухлыми, как мандаринные дольки губами, длинными медово-каштановыми волосами, заплетёнными в тугую косу, серебряными серыми глазами, она казалась почти неприлично для своего цветущего возраста задумчивой. Бледная, с рассеянным, однако же полным детского добродушия взглядом, одетая в старый растянутый спортивный костюм, Алина чувствовала себя в кои-то веки комфортно.

Заряд боевого настроя, обычно всегда зашкаливающий, растратился за последний довольно тяжёлый месяц и сейчас находился почти на нуле. По-хорошему, ей остаться бы в городе, выспаться и пойти потусить с друзьями, но от чего-то всё вызывало отторжение. Хотелось сюда – в этот маленький уголок чистоты и уюта, где царил комфорт и простота, столь не присущая большому, шумному, амбициозному городу, всё время вовлекающему в бесконечный водоворот.

Наконец, достигнув нужного места, Алина остановилась, и, глубоко вдохнув свежий воздух, с лёгкой улыбкой оглядела поляну.

Небольшая, круглая, она заросла земляникой (что тоже немало привлекало девушку – очень уж любила она эту ягоду), травой и низким кустарником. Тёмная от длинных теней деревьев, она казалась святилищем друидов, а очень уж мистического вида старый серый колодец – неким загадочным источником. Всё это место было пропитано странной энергией, которая заставляла возвращаться сюда снова и снова, обволакивала коконом и отрезала от внешнего мира. Будто само Время остановилось здесь, чуть дыша…

Быстро расположившись на траве, Алина по-турецки сложила ноги и принялась распаковывать краски – дорогую и тщательно лелеемую гуашь. Следом из тканевой сумки был извлечён небольшой пластиковый стаканчик и кисточки, а после – ничуть не пострадавший недоработанный рисунок на четвертинке ватмана.

С неохотой поднявшись, девушка приблизилась к колодцу со стаканчиком в руке, наблюдая, как волшебно преломляются проникающие сквозь густые кроны деревьев последние лучи солнца в тёмной хрустальной глади воды. Быстро зачерпнув полный стаканчик и немного отпив приятной, холодной жидкости с привкусом трав и весны, Алина, немного подумав, пошарилась в карманах и извлекла оттуда медную десятикопеечную монетку.

– Скромное подношение для водного духа из легенд, однако. Прости, чувак – кризис, – усмехнулась девушка, на секунду сжав монетку в руке, – Дожили, уже сама с собой разговариваю… ну, чего там обычно желают? Любви, приключений… и вдохновения бы неплохо. Чтоб хоть что-то осуществимое было. – Сказав это, она легонько подкинула медный кругляшок, разволновав спокойную водную гладь.

Ничего необычного не случилось: земля не задрожала, молния не ударила, принц на белом коне не прискакал. А, да и ладно – живём же без чудес…

Вздохнув, Алина вернулась на прежнее место, развела нужный цвет на палитре, обмакнула в него кисточку, и, положив рисунок на колени, замерла.

Когда-то давно, в далёком детстве, наслушавшись баек о водной деве-хранительнице этого старого колодца, впечатлительная маленькая девочка, только-только поступившая в художественную школу, а заодно и в первый класс, решила нарисовать то, что изобразила ей её фантазия, когда она впервые побывала здесь. Но все её рисунки и наброски не нравились ей – всё не то и не так. С тех пор она не раз пыталась нарисовать портрет той девы, что привиделась ей тогда у колодца и так хорошо запомнилась, и вот теперь, наконец, начало получаться.

Вдохновение, побуждающее нарисовать этот рисунок, всегда возвращалось к ней только здесь, и каждый тщательно выверенный мазок казался важным. За годы оттачивания мастерства, Алина немалого добилась на этом поприще, хотя так и осталась любителем. Может, потому, что никогда не планировала связать с художеством жизнь, считая это несерьёзным – разве что, подрабатывала, рисуя портреты на заказ. Они получались у неё идеально: она могла не знать человека, рисовать по фотографии, но сходство выходило стопроцентным, чем девушка гордилась.

Единственная работа, которую она столько лет не может закончить – та, что она держит в своих руках. Хотя осталось не так уж много, судя по всему. Но дорисовать её почему-то хотелось именно здесь, потому девушка не решалась притронуться к ней где-либо ещё. Что-то останавливало.

…По прошествии полутора часов – время, на которое, как показалось Алине, она совершенно выпала из реальности – картина была готова. Невысохшие краски влажно поблёскивали, словно глянец, и казалось, что она держит в руках фотографию.

С «фотографии» на неё, неуловимо улыбаясь, смотрела худенькая девушка – вполне человеческого телосложения, идеально, до мелочей прописанная, но в то же время какая-то неземная. Бледная, синеватая кожа, длинные мокрые иссиня-чёрные волосы, коралловые губы, и глаза… глаза, похожие на море. Мудрые, необыкновенные. Затягивающие в омут с головой.

На нарисованной девушке красовалась плотная белая туника в пол, подпоясанная золотым пояском. Тонкие запястья украшены звонкими браслетами, в ушах – жемчужные серьги. Девушка сидит на каменном бортике колодца, одной рукой проводя по воде, от чего та идёт лёгкой рябью, а в другой держит горсть ржавых монет. А позади и вокруг – всё тот же лес…

Так живо… и так реально! Казалось, девушка на картине вот-вот вздохнёт, встанет и скажет что-нибудь…

Удовлетворённо улыбнувшись самой себе на манер «ай да я!», Алина небрежно бросила кисточку в стакан и сладко потянулась, разгоняя кровообращение в слегка занемевшем теле.

И тут доселе лёгкий ветерок одним резким порывом «утащил» с её колен только что законченный рисунок.

Возмущённо пискнув, Алина попробовала было поймать ускользающую работу, но куда там! Рисунок отнесло ещё на добрый метр и… прямо в колодец.

– Неееет, – мгновенно подскочив, хныкнула девушка, мгновенно оказавшись у колодца и вынув плавающий на поверхности лист.

Увы, рисунок уже порядком размяк и буквально «рассыпался» в её руках.

– Чёрт! – Раздражённо хлопнула по воде Алина… и застыла.

На секунду ей показалось, что в отражении она видит не себя, а кого-то другого, и за спиной – не лес, а какой-то непонятный старинный город… но в следующее мгновение всё вернулось в норму.

«Привет, шиза» – мрачно подумала она, зажмурившись и плеснув холодной воды в разгорячённое лицо.

В ушах вдруг сильно зазвенело, голова пошла кругом… охнув, девушка вцепилась в бортик колодца, чтобы устоять.

А потом её кто-то пихнул локтем в бок.

– Эй, мелкая! Не видишь, что ли, сколько людей у колодца? Застыла тут столбом! Брысь отседова!

Полностью уверенная, что на поляне она одна, Алина взвизгнула так, что по округе промчалось бы эхо… если бы не шум многих голосов.

Перед её широко раскрытыми от шока глазами действительно простиралась небольшая очередь очень странно одетых людей и… город. Город, даже отдалённо не напоминающий современные мегаполисы…

ГЛАВА 1

Попаданцы грязи не боятся

«Самая высокая степень человеческой мудрости – это умение приспособиться к обстоятельствам и сохранять спокойствие вопреки внешним грозам».

Даниель Дефо.

– Ну, чего застыла? Блаженная, что ли?

Алина удивлённо моргнула. Потом ещё раз. Нервно икнув, ущипнула себя за руку. Не помогло – рябое лицо полненькой такой дамы в косынке и платье крестьянки, как с картинки о средневековье, так и осталось перед глазами. Так же, как и шумная очередь, проходящие мимо люди, и… город.

Город со страниц какого-нибудь исторического романа.

«Что за бред?! – В шоке, в ужасе подумала девушка, пыхтя, как паровоз, – Я же только что… это же… невозможно!»

– Я что, сама с собой разговариваю?! – Совсем уж рассердилась странная женщина, – А ну не задерживай людей!

– Д-да… я… – машинально посторонившись, прошамкала Алина, только теперь осознав, что обращаются к ней.

Зуб на зуб не попадал – такая дрожь пробила.

– Вёдра свои не забудь, горемычная! – Добавила женщина, сунув ей в руки два огромных деревянных ведра, полных колодезной воды, кои Алина инстинктивно подхватила.

Знатно оттянувшие тонкие руки вёдра мгновенно привели её в чувство. Не выдержав веса, девушка, отодвинутая очередью в сторону, поставила «гири» н а чем-то вымощенную землю, и, зацепив глазами крошечные ребячьи кисти рук, в панике поднесла ладони к лицу.

Они были совсем другие: маленькие, грубоватой формы, сплошь мозолистые и загорелые (чего с Алиной никогда не случалось, как бы ни старалась).

Закашлявшись от немыслимой кучи эмоций, девушка опустила взгляд, дабы рассмотреть ещё и тело.

Оно оказалось под стать ладошкам: хрупкое, девчачье, загорелое, по-подростковому угловатое, тонкое, как тростинка, всё в царапинах, синяках и ушибах. Естественно, никаких приятных глазу округлостей не обнаружилось (Алина чуть не разрыдалась в голос, увидев вместо любимой «троечки» твёрдый и бесповоротный ноль), рост – примерно чуть ниже её настоящего (она была невысокой – метр шестьдесят «с кепкой»). Более того, на ней красовалось какое-то рваное грязное платье, сшитое явно на скорую руку из очень грубой неприятной ткани, а волосы (теперь пшенично-золотые, хотя она не красилась) спускались ниже пояса: такую длину Алина никогда не носила.

Пошатнувшись, словно пьяная, девушка едва устояла на ногах, и, несколько раз перекрестившись, мутным взглядом взглянула на своё отражение в ведре.

Оттуда на неё смотрело испуганное болезненное личико какой-то девочки лет одиннадцати. Сердцевидное и чуть курносое, оно было бы очень милым, если бы не отсутствие румянца на щёчках и огромные мешки под не по-детски усталыми глазами, обрамлёнными длинными, как крылья бабочки, светлыми ресницами. Висок девочки, чуть прикрытый спутанными волосами, оказался рассечён длинным белёсым шрамом.

«Ахинея какая-то… – чуть ли не до крови прикусив губу (отражение, к сожалению, повторило это действие), подумала Алина, наблюдая, как набирает обороты «карусель» вокруг. Мир кружился и опадал, пока не застлался красноватой дымкой. Колени подкосились, и, случайно сбив дрожащей рукой одно ведро, девушка без чувств упала в лужу.

Очнулась от того, что кто-то, вцепившись в её плечо, развернул на спину и «щедро» с размаху дал по щеке так, что ту будто огнём обожгло.

Мученически застонав от охватившей всё тело ноющей боли, Алина сильно закашлялась от забившейся в нос и в рот грязи, пыли. Пожалуй, ничего не хотелось в этот момент больше, чем полежать, никем не потревоженной, даже на этой холодной мокрой земле, но резкий писклявый голос заставил приподнять свинцовые веки:

– Я тебя зачем сюда послала? Воды набрать, а не валяться, паршивка! Бегать ещё за тобой… А ну вставай!

Перед расплывающимся взором предстала худая, как анорексичка высокая женщина с сильно выступающими ключицами и скулами, в пыльно-сером мешковатом платье, с воротником из пожелтевших кружев и подпоясанное безыскусным белым фартуком. На голове её красовался такой же безукоризненно белый – кажется, чуть накрахмаленный – чепец, скрывающий собранные волосы. Овальное лицо её с острыми мелкими чертами казалось то ли строгим, то ли злым.