История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I Коллектив авторов

1.2.5. Манифест 17 октября 1905 г.

Законом от 27 августа была дарована широкая автономия университетам. Внутренний распорядок и выборы ректоров отныне полностью зависели от коллегии профессоров. Однако очень быстро студенческие сходки, под влиянием революционной пропаганды, стали превращаться в политические митинги с самыми радикальными требованиями. В конце сентября 1905 г. вновь начался рост забастовочного движения на фоне все разрастающихся крестьянских волнений. Интеллигенция, организовавшаяся к этому времени в «Союз (профессиональных) союзов», была всецело на стороне взбунтовавшегося простонародья.

Во второй декаде октября вся Россия объявила забастовку. Остановились железные дороги, бездействовал телеграф, прекратилась торговля. Забастовкой в городах, восстаниями в армии и погромами усадеб руководили профессиональные революционеры, антироссийски, антигосударственно настроенные люди, но они бы не получили никакого авторитета в крестьянской и рабочей массе, если бы сохранялось среди народа доверие к Царю и страх Божий. Но оба эти величайших устоя общественной жизни были разрушены самой Императорской властью. И не за месяцы, а за 200 лет абсолютизма. Разрушение их только проявилось и завершилось после 9 января, Цусимы и Портсмутского мира.

В середине октября 1905 г. вся Россия выдвинула Царю политические требования – «свободы и конституции». Забастовка сделала жизнь страны совершенно невозможной. Министры не могли прибыть на доклад к Государю из Петербурга в Петергоф иначе как на боевом миноносце, а на Английской набережной, где ждал их «Дозорный» или «Разведчик», разъяренная толпа била окна дворцовых карет и грозила министрам судом Линча. «Сплошной мятеж в пяти уездах. Почти ни одной уцелевшей усадьбы. Поезда переполнены бегущими, почти раздетыми помещиками… Пугачевщина!.. До чего мы дошли. Убытки – десятки миллионов. Сгорела масса исторических усадеб. Шайки вполне организованы… Всё будет уничтожено. Вчера в селе Малиновке осквернен был храм, в котором зарезали корову и испражнялись на Николая Чудотворца», – пишет жене в конце октября саратовский губернатор, вскоре ставший премьер-министром России Петр Столыпин.

Живший в то время в Петербурге барон Врангель вспоминал: «Город точно на осадном положении. От заунывных революционных напевов толпы тоскливо на душе. В сумерках досками наглухо забивают окна магазинов. Удары молотков бьют по нервам… Обыватели избегают выходить из домов, освещать квартиры… ждут чего-то страшного, чего-то необычайного… Говорят, что завтра ни воды, ни припасов не будет – и все запасаются, но многого уже в лавках нет. И тревога растет и растет… Какой-то Совет рабочих депутатов где-то заседает и днём и ночью и власти перед ним пасуют. Говорят о каком-то всесильном Носаре и ещё, и ещё о нём. Полиция выбивается из сил».

В такой обстановке С. Ю. Витте 9 октября представил Государю два возможных выхода из революционного кризиса – или немедленное дарование конституции с гарантиями гражданских прав и свобод, с законодательным парламентом, сформированным на основе широкого избирательного права, или введение жестокой военной диктатуры и подавление революции силой оружия. Сам Витте был всецело за конституционный вариант, но не исключал, что он ошибается.

«Государство не может жить и развиваться только потому, что оно существует, – писал Витте, объясняя Царю свою мировоззренческую позицию. – Оно оправдывается и внутренне заложенной в его существо идеей… государство живёт во имя чего-нибудь. Эта идея или цель государства коренится в обеспечении благ жизни, моральных и реальных. Благо моральное состоит в поступательном развитии свободного по природе человеческого духа. Блага реальные слагаются из совокупности экономических условий существования… Так во имя свободы создается право, определяющее пределы этой свободы. Во имя права – государство, с его основными элементами: властью, населением и территорией… Человек всегда стремится к свободе. Человек культурный – к свободе и праву: к свободе, регулируемой правом и правом обеспечиваемой». В настоящий же момент все видят противодействие власти этому стремлению к свободе и потому «в обществе воспиталась и растет с каждым днём злоба против правительства. Его не уважают, ему не верят». «Правительство, которое не направляет события, а само событиями направляется, ведет государство к гибели… Лозунг „свобода“ должен стать лозунгом правительственной деятельности. Другого исхода для спасения государства нет». «Наступил момент кризиса. Долг верноподданного обязывает сказать это честно и открыто. Выбора нет: или стать во главе охватившего страну движения или отдать её на растерзание стихийных сил. Казни и потоки крови только ускорят взрыв. За ним наступит дикий разгул низменных человеческих страстей» – так заканчивает Витте свою записку.

Николай II ответил не сразу. Он несколько дней совещался, выяснял, какие войска имеются в наличии, достаточно ли они надежны для подавления беспорядков. В письме к матери, вдовствующей Императрице Марии Федоровне, он так описывал ситуацию: «Войска ожидали сигнала, но другая сторона не начинала. У каждого было чувство, как перед надвигающейся летней грозой… В течение всех тех ужасных дней я постоянно встречался с Витте. Часто мы встречались рано утром и расставались только с наступлением ночи. Имелось только два возможных пути: найти энергичного полководца, чтобы подавить мятеж силой. Тогда появилось бы время перевести дух, но совершенно ясно, что пришлось бы применить силу еще и еще в течение нескольких месяцев, что означало потоки крови и, в конце концов, мы оказались бы в точно таком же положении… Другим путем было: дать народу гражданские права, свободу слова, печати, а также все законы, утверждающие статус Думы, что, конечно, привело бы к Конституции. Витте энергично защищал этот путь. Он сказал, что хотя и этот путь не без риска, но он единственно возможен в настоящий момент». Императрица-мать соглашалась с сыном: «Я уверена, что единственный человек, который может помочь тебе сейчас – это Витте… Он, несомненно, гениальный человек».

13 октября в Петергоф был вызван Великий князь Николай Николаевич. Его приезда ждали, чтобы назначить диктатором. Узнав об этих планах, Великий князь, выхватив револьвер, закричал: «Если Государь не примет программы Витте и захочет назначить меня диктатором, я застрелюсь у него на глазах из этого самого револьвера». Второго 9 января в безмерно больших размерах, да еще по его приказу, Великий князь категорически не желал.

Тогда Император окончательно согласился встать на путь проведения реформ. С. Ю. Витте представил Императору доклад, в котором перечислил ряд неотложных мер: провозглашение равноправия в сословном и национально-религиозном вопросах, расширение избирательного права и установление контроля народного представительства за действиями исполнительной власти. Предлагалось придать Думе законодательные полномочия, преобразовать Государственный Совет «на началах видного участия в нем выборных элементов», реорганизовать Кабинет министров. Государь повелел изложить основные положения доклада Витте в виде императорского манифеста, чтобы даровать реформы от собственного имени. Несмотря на сопротивление ряда высших сановников (И. Л. Горемыкина, графа А. П. Игнатьева и др.), Манифест, поддержанный Великим князем Николаем Николаевичем, был подписан вечером 17 октября в Петергофе.

Манифест 17 октября 1905 г. начинался с констатации того, что «смуты и волнения в столицах и во многих местностях» могут породить «глубокое нестроение народное» и «угрозу целости и единству державы». Манифест объявлял царское повеление властям «принять меры к устранению прямых проявлений беспорядка, бесчинств и насилий», возлагал на правительство исполнение «непреклонной воли» Императора: «Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». Было обещано «привлечь теперь же» к участию в выборах в Государственную Думу «те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав». Манифест провозглашал, что ни один закон не может «воспринять силу без одобрения Государственной Думы», на которую возлагался также «надзор за закономерностью действий» администрации. Документ завершался призывом «ко всем верным сынам России вспомнить долг свой перед родиною, помочь прекращению сей неслыханной смуты» и «напрячь все силы к восстановлению тишины и мира на родной земле». Абсолютистское государство, просуществовав в России два века, закончилось 17 октября 1905 г.

Сам Император описал этот день в характерном для него стиле: «17 октября. Понедельник. Годовщина крушения (царского поезда в Борках. – Отв. ред.). В 10 часов поехали в казармы Сводно-Гвардейского батальона. По случаю его праздника о. Иоанн отслужил молебен в столовой. Завтракали Николаша и Стана. Сидели и разговаривали, ожидая приезда Витте. Подписал манифест в 5 час. После такого дня голова стала тяжелой, и мысли стали путаться. Господи, помоги нам, усмири Россию».

Документ

1905 г. ОКТЯБРЯ 17

МАНИФЕСТ ОБ УСОВЕРШЕНСТВОВАНИИ ГОСУДАРСТВЕННОГО ПОРЯДКА

Божиею милостью МЫ, НИКОЛАЙ ВТОРОЙ, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский, и прочие, и прочие, и прочие.

Объявляем всем верным нашим подданным:

Смуты и волнения в столицах и во многих местностях Империи нашей великой и тяжкой скорбью преисполняют сердце наше. Благо Российского Государя неразрывно с благом народным и печаль народная – его печаль. От волнений, ныне возникших, может явиться глубокое нестроение народное и угроза целости и единству державы нашей.

Великий обет царского служения повелевает нам всеми силами разума и власти нашей стремиться к скорейшему прекращению столь опасной для государства смуты. Повелев подлежащим властям принять меры к устранению прямых проявлений беспорядка, бесчинств и насилий, в охрану людей мирных, стремящихся к спокойному выполнению лежащего на каждом долга, Мы, для успешного выполнения общих преднамечаемых Нами к умиротворению государственной жизни мер, признали необходимым объединить деятельность высшего правительства.

На обязанность правительства возлагаем Мы выполнение непреклонной Нашей воли:

1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов.

2. Не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе, в мере возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив за сим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку, и

3. Установить как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной Думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от нас властей.

Призываем всех верных сынов России вспомнить долг свой перед родиною, помочь прекращению сей неслыханной смуты и вместе с нами напрячь все силы к восстановлению тишины и мира на родной земле.

НИКОЛАЙ

Утром 18 октября 1905 г. Манифест был опубликован и вызвал огромный общественный подъем по всей стране. В течение нескольких дней грандиозные митинги и манифестации прошли в большинстве крупнейших городов Империи. Либералы восприняли Манифест как свою победу, важнейший рубеж, отделяющей самодержавную Россию от России конституционной. Консерваторы, напротив, сочли Манифест 17 октября покушением на основы государственного строя. Ответом на демократический подъем стали черносотенные погромы в Твери, Киеве, Одессе, Томске, Иваново-Вознесенске. Отношение к Манифесту разделило общество.

Свидетельство очевидца

«Вечером 17 октября по улицам (Петербурга. – Отв. ред.) мчался автомобиль. В нём стоял неизвестный, махал шляпой. „Конституция! Царь подписал конституцию!“ – задыхаясь от волнения, кричал он. Проходящий полицейский офицер остановился, снял шапку и перекрестился… Для меня лично, – продолжает барон Врангель, – 17 октября 1905 г. был самым светлым днём моей жизни. То, о чем я мечтал с ранней юности, свершилось… Появилась арена, на которой стала возможной легальная борьба. Казалось, что будущее людей впервые оказалось в их собственных руках». – Н. Е. Врангель. Воспоминания. От крепостного права до большевиков. М.: Новое литературное обозрение, 2003. – С. 322–323.

О сходных своих чувствах вспоминает и Николай Лосский, в то время – приват-доцент Санкт-Петербургского университета: «Вечером 17 октября я отправился в биологическую лабораторию П. Ф. Лесгафта на собрание, кажется, Академического съезда. Во время дебатов о положении высших учебных заведений, уже часу в десятом, кто-то привёз известие о правительственном манифесте, возвещающем учреждение Государственной Думы как законодательного учреждения. Трудно описать волнение и радость, охватившие нас. Многолетние усилия либеральных кругов русского общества, добивавшихся политической свободы как условия для мирного развития духовной и материальной культуры и форм общественности, были в основе удовлетворены. Являлась надежда, что и крайние революционеры вступят на путь легальной борьбы за осуществление своих идеалов. Отправляясь домой, я нанял извозчика вместе с Тарле (Евгений Тарле – историк, с 1908 г. приват-доцент Санкт-Петербургского университета. – Отв. ред.), так как мы жили недалеко друг от друга. Оживлённо обсуждали мы открывающиеся перед Россиею перспективы дальнейшего развития. Дома я нашел жену мою и Марию Николаевну (Стоюнину. – Отв. ред.) получивших уже известие о манифесте, охваченными тем же радостным волнением, какое переживал и я». – Н. О. Лосский. Воспоминания. Жизнь и философский путь. М.: Викмо-М – Русский путь, 2008. – С. 130.

Но были и иные мнения:

Свидетельство очевидца

«Выбор лежал между удовлетворением всех требований революционеров или же объявлением им беспощадной войны, – размышлял другой современник 17 октября, шурин Государя Великий князь Александр Михайлович. – Было два исхода: или белый флаг капитуляции, или же победный взлёт императорского штандарта… Николай II отказался удовлетворить силы революции – крестьян и рабочих, но перестал быть самодержцем, который поклялся в свое время в Успенском соборе свято соблюдать права и обычаи предков. Интеллигенция получила, наконец, долгожданный парламент, а Русский Царь стал пародией на английского короля… Сын Императора Александра III соглашался разделить свою власть с бандой заговорщиков, политических убийц и тайных агентов департамента полиции. Это был конец! Конец династии, конец Империи! Прыжок через пропасть, сделанный тогда, освободил бы нас от агонии последующих двенадцати лет!» – Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания. М.: Захаров, 1999. – С. 216–217.

Значение Манифеста было огромно: бесправные относительно государственной власти подданные Русского Царя превращались Манифестом в полноправных граждан, в согласии с которыми Император теперь только и может управлять Россией. Объективной же слабостью Манифеста была форма его принятия. Он не был дарован по доброй воле, по долгом и трезвом размышлении о нуждах страны и благе народа. Он тем более не сопровождался ни одним вздохом покаяния за все те тяготы и несчастия, которые и в последнее царствование и в предшествующие были совершены абсолютной монаршей властью, от ее имени. Напротив, до последней минуты Император Николай Александрович колебался – устроить ли небывалое кровопускание или «позволить» конституцию. И только мужество и порядочность Великого князя Николая Николаевича окончательно склонила весы монаршей воли к дарованию манифеста. Поэтому Манифест 17 октября был, как говорят юристы, ab initio vitiosum – «от начала порочен» – он был вырван силой, а проявивший безволие и бессилие монарх потерял последние остатки уважения в русском народе.

Государь же Николай Александрович не желал расставаться с абсолютной властью не из-за маниакальной любви к власти как таковой. Царским венцом он тяготился, но считал несение шапки Мономаха своим долгом перед Господом, отечеством и предками. А с момента рождения долгожданного сына Алексея (30 июля 1904 г.) не переставал мечтать видеть его своим преемником на престоле самодержцев Всероссийских. Абсолютная монархическая власть была для Николая II ценностью и святыней сама по себе.

Документ

«Ведь я придерживаюсь самодержавия не для своего удовольствия, я действую в этом духе только потому, что я убежден, что это нужно для России, а если бы для себя, я бы с удовольствием от всего этого отделался», – признался Николай II князю Петру Святополк-Мирскому 9 октября 1904 г.

Литература:

Российское законодательство X–XX веков. Т. 9. М., 1994.

О. Г. Малышева. Думская монархия. М., 2001.

1.2.6. Министерство графа С. Ю. Витте

После обнародования Манифеста 17 октября 1905 г. была начата реализация политической программы, содержащейся во Всеподданнейшем докладе Витте. Уже на следующий день Витте, получивший согласие Царя на формирование объединенного Совета министров под своим председательством, начал консультации с крупными общественными деятелями. К премьеру был приглашен Д. Н. Шипов, которому был предложен пост государственного контролера. Выразив принципиальное согласие, Шипов, относящий себя к «правым земцам», посоветовал премьеру пригласить в правительство несколько политиков кадетского толка (имевших теперь перевес в земских кругах) для «создания атмосферы доверия со стороны общества». Об этом же Шипов сказал и самому Николаю II. 21 октября, по инициативе С. Ю. Витте, была объявлена амнистия лицам, которые были осуждены за государственные преступления, совершенные до принятия Манифеста.

Воодушевленные уступками правительства, либералы, рассчитывая на массовые революционные выступления в стране, посчитали возможным говорить с новым премьером «с позиции силы». Их лидер П. Н. Милюков после обнародования Манифеста заявил: «Ничего не изменилось, борьба продолжается». На учредительном съезде Конституционно-демократической партии была сформирована делегация в составе Ф. Ф. Кокошкина, Ф. А. Головина и князя Г. Е. Львова для переговоров с Витте. Не отвергая просьбу премьера о поддержке, кадетская делегация поставила предварительным условием принятие правительством решения о созыве Учредительного собрания для выработки новой Конституции. Витте отклонил это требование. В результате ни один из крупных «общественников» не согласился войти в новый кабинет. Исключение составили князь Сергей Дмитриевич Урусов и Николай Николаевич Кутлер, получившие соответственно посты товарищей (заместителей) министра внутренних дел и земледелия. Сам Витте комментировал неудачу в переговорах с общественными деятелями так: «По-видимому, в то время перспектива получить бомбу или пулю никого не прельщала быть министром».

Не обращая внимания на отказ либеральной общественности от сотрудничества, Витте приступил к широким реформам: 22 октября восстановлена конституция Финляндии, 27 октября учреждено Министерство торговли и промышленности, 3 ноября отменены выкупные платежи за землю, которые крестьяне платили казне с Великой Реформы 1861 г., 24 ноября отменена предварительная цензура, 2 декабря разрешены забастовки «в предприятиях, имеющих общественное или государственное значение», 11 декабря утвержден новый избирательный закон, 4 марта 1906 г. – временные правила об обществах, союзах и публичных собраниях, разрешавшие общественно-политическую деятельность без предварительного одобрения властями.

С. Ю. Витте предложил Н. Н. Кутлеру разработать проект закона о принудительном выкупе части крупных землевладельческих имений с последующей раздачей земли крестьянам. Таким образом Витте думал осуществить вековую надежду крестьян, что Царь отдаст им помещичьи земли, и в результате заручиться поддержкой депутатов от крестьян в будущей Думе. Но сама возможность появления такого законопроекта вызвала ярость придворных вельмож, среди которых было немало крупных землевладельцев. Проект Кутлера даже не обсуждался официально, а в результате крестьянское большинство I Думы оказалось настроенным антиправительственно.

Кадеты не оставляли попыток повлиять на С. Ю. Витте: в ноябре очередной общероссийский съезд земских и городских деятелей сформировал для переговоров с премьером делегацию в составе С. А. Муромцева, И. И. Петрункевича и Ф. Ф. Кокошкина. Однако на этот раз Витте вообще отказался их принять.

Поскольку Манифест вырван был у Царя силой, а народ ещё не успокоился, революционеры продолжали давить на власть – вдруг еще что-нибудь да упадет в руки. После 17 октября волнения в стране не пошли на убыль, и ради воплощения принципов Манифеста и водворения гражданского спокойствия Витте пришлось расправиться с революционерами твердой рукой. 14 ноября вспыхнул матросский бунт в Севастополе, а затем восстали матросы 12 кораблей Черноморского флота во главе с «внепартийным социалистом» отставным капитаном второго ранга Петром Петровичем Шмидтом, объявившим себя командующим Черноморским флотом и поднявшим свой флаг на крейсере «Очаков». Через несколько часов восстание было подавлено верными правительству кораблями, зачинщики отправлены в штрафные роты, а четверо, в том числе и Шмидт, судимы и расстреляны 6 марта 1906 г. 26 ноября был арестован председатель Петербургского совета рабочих депутатов Носарь, а 3 декабря в здании Вольного экономического общества и весь Совет в составе 267 членов. Оставшиеся на свободе призвали рабочих к вооруженному восстанию и избрали новым председателем Льва Давыдовича Бронштейна (Троцкого). Он издал «финансовый манифест»: предлагал изымать деньги из банков и не платить налоги. Но на следующий день и новый состав Совета был арестован. Рабочие Петербурга на призыв к забастовкам ответили вяло, вклады брали немногие. Очевидна была усталость от смуты, желание вернуться к спокойной жизни.

Свидетельство очевидца

Очевидец ареста Петербургского совета Ариадна Тыркова-Вильямс, проникшая в зал под видом корреспондента парижского «L’Europeen», вспоминала: «В длинной зале, где еще так недавно происходили бескровные бои между марксистами и народниками, царили беспорядок и испуг. Все выходы охранялись городовыми. Они наполняли хоры. А по зале растерянно метались члены Совета рабочих депутатов. Председательский стол был отодвинут к стене. Всюду валялись опрокинутые стулья. Члены Совета торопливо очищали свои карманы и бумажники, нервно просматривали, рвали в клочки письма, документы, печатные листки. Пол был усеян бумагой как снегом. Тут же валялось несколько револьверов. Меня поразило выражение лиц. Совет рабочих депутатов был одной из самочинных новорожденных организаций, которые издали представлялись стройной армией, сокрушительницей существующего строя. А тут вокруг меня бесцельно суетился не ожидавший нападения партизанский отряд. Руководителей не было…» – А. Тыркова-Вильямс. На путях к свободе. М., 2007. – С. 209–210.

В Москве забастовка удалась лучше и в районе Пресни перешла 10 декабря в вооруженное восстание. Восставшие продержались десять дней, но, когда в дело вступили прибывшие из Петербурга солдаты гвардейского Семеновского полка, очаги сопротивления быстро были подавлены. В конце декабря и в январе 1906 г. посланные правительством войска подавили вооруженные восстания на национальных окраинах Империи и в Сибири. Внешний порядок был восстановлен, хотя отдельные террористические вылазки продолжались. Подавлением мятежей эффективно руководил министр внутренних дел Пётр Николаевич Дурново (1845–1915), которого Витте назначил в октябре 1905 г.

Подавление революционных эксцессов, расстрелы и казни восставших оттолкнули от Витте радикалов, его неуступчивость в переговорах с либералами делала премьера врагом и в их глазах, а правые, сторонники абсолютной монархии, ненавидели «красного премьера» с самого октября. Не верил ему и Царь. Ему шептали, что амбициозный и «гениальный» Председатель Совета министров мечтает покончить с монархией, стать первым российским президентом и надеется с помощью избранной народом Государственной Думы достичь своей цели. 25 января Николай II писал матери: «Что касается Витте, то после московских событий он радикально изменил свои взгляды; сейчас он хочет вешать и расстреливать всех. Я никогда не видел большего хамелеона. Таковы, естественно, причины, почему ему более никто не верит. Он окончательно потопил себя в глазах всех».

Постепенно Император перестал скрывать, что тяготится чрезмерными, как ему теперь казалось, полномочиями премьера. 31 января 1906 г. на одном из докладов Витте царь сделал характерную пометку: «По моему мнению, роль Председателя Совета министров должна ограничиваться объединением деятельности министров, а вся исполнительная работа должна оставаться на обязанности подлежащих министров». 16 февраля 1906 г. Николай II, принимая депутацию монархистов, после дежурных слов о «неизменности провозглашенных реформ», сказал главное, что от него хотели услышать собравшиеся: «Самодержавие же мое остается таковым, как оно было встарь». Позднее сам Витте написал в своих «Воспоминаниях»: «Первое время после 17 октября Его Величество меня слушал, затем, по мере того, как смута начала успокаиваться и страх перед внезапной революцией начал проходить, Государь начал избегать меня слушать, хитрить, принимать различные действия помимо меня и даже в секрете от меня». Оригинальность же самого Витте, по воспоминаниям друзей «была в том, что он совсем не хитрил».

Неблагоприятный для властей исход выборов в I Государственную Думу окончательно решил судьбу Витте. При Дворе полагали, что в союзе с левым составом Думы революционный премьер мог легко покончить с царским самодержавием, а то и с монархией как таковой. Чтобы ограничить возможности народного представительства, было решено, во-первых, заблаговременно составить и издать «Основные государственные законы», неподвластные компетенции Думы, во-вторых, получить крупный финансовый заём за рубежом и, в-третьих, избавиться от «опасного» премьера. После заключения с Францией финансового соглашения, ставшего возможным во многом благодаря авторитету и энергии С. Ю. Витте, он 23 апреля 1906 г. был заменен старым бюрократом И. Л. Горемыкиным. Союз «верного слуги» Горемыкина с Думой был невозможен. «Для меня главное то, что Горемыкин не пойдет за моей спиной ни на какие соглашения и уступки во вред моей власти…» – объяснял Император это назначение доверенным лицам.

Государственные деятели России о С. Ю. Витте:

«Витте руководит одно чувство – личное самолюбие и страсть к власти». – Князь Петр Святополк-Мирский. – Кн. Е. А. Святополк-Мирская. Дневник // Исторические Записки, 77. – С. 261.

«Этой зимой (1905/06 г.) моим кумиром стал почему-то Витте. Я преклонялась перед его умом и восхищалась, как можно лишь восхищаться в двадцать лет, всеми его мероприятиями, проектами, его словами… Раз, когда я сказала папа целую тираду в этом духе, он мне ответил: – Да, человек он очень умный и достаточно сильный, чтобы спасти Россию, которую, думаю, еще можно удержать на краю пропасти. Но боюсь, что он этого не сделает, так как, насколько я его понял, это человек, думающий больше всего о себе, а потом уже о родине. Родина же требует себе служения настолько жертвенно-чистого, что малейшая мысль о личной выгоде омрачает душу и парализует всю работу». – Мария фон Бок. П. А. Столыпин: Воспоминания о моем отце. М., 1992. – С. 155–156.

Об уходе Витте тогда не жалел никто, и он ушел с политической арены раздраженный и озлобленный против всех: против неблагодарного Царя, против не заступившихся за него коллег-министров, против правых, против либералов, против равнодушной толпы. Почти все министры его кабинета были заменены. Министром внутренних дел вместо Дурново был назначен саратовский губернатор Петр Аркадиевич Столыпин.

Литература:

С. Ю. Витте. Избранные воспоминания. 1849–1911. М., 1991.

П. Н. Милюков. Воспоминания. М., 1991.

С. Д. Мартынов. Государственный человек Витте. СПб.: Петрополис, 2008.

1.2.7. Народное представительство и Конституция 1906 г.

Порядок выборов в Государственную Думу был определен Законом о выборах, принятым в декабре 1905 г. Согласно ему, учреждались четыре избирательные курии: землевладельческая, городская, крестьянская и рабочая. В выборах не принимали участия женщины, молодежь до 25 лет, военнослужащие. Избирательная система предусматривала четырехступенчатые выборы в деревне (выборы выборных от 10 дворов; выборы уполномоченных от волости на волостном сходе; избрание выборщиков на уездном съезде уполномоченных; выборы депутатов Думы на губернском или областном съезде) и двухступенчатые в городах (выборы выборщиков на городских избирательных собраниях; выборы депутатов Думы на собрании выборщиков). Один выборщик приходился в землевладельческой курии на 2 тыс. избирателей, в городской – на 4 тыс., в крестьянской – на 30 тыс., в рабочей – на 90 тыс. избирателей.

Изменил свои функции и состав старый законосовещательный орган при русском монархе – Государственный Совет, созданный указом Александра I в 1810 г. До 1906 г. члены ГС назначались Императором. С 1890 г. в ГС заседало 60 человек. Теперь, по указу 20 февраля 1906 г., ГС был расширен до 196 членов, из которых половина определялась «по Высочайшему назначению», а вторая половина избиралась различными корпорациями Империи. 6 членов избирало православное духовенство, 6 – Академия наук и университеты, 34 – земские губернские собрания 34 земских губерний, 18 – дворянские общества, 12 – торгово-промышленные палаты, 22 – съезды землевладельцев губерний, в которых не было земских учреждений (в том числе 6 – Царство Польское). Избираемые члены ГС избирались на девять лет с обновлением по третям каждые три года. Председатель и заместитель председателя ГС назначались Императором. Преобразованный ГС становился одной из двух законодательных палат наравне с Государственной Думой.

Работа по совершенствованию «Основных законов», пересмотру учреждения Государственной Думы и реорганизации Государственного Совета проходила с конца октября 1905 г. по февраль 1906 г. в Особом совещании из 24 человек под руководством Председателя Госсовета графа Дмитрия Мартыновича Сольского, пользовавшегося доверием Императора. В составе Совещания работали и все члены Кабинета министров во главе с С. Ю. Витте. На заседаниях, проходивших либо в Мариинском дворце, либо на квартире Сольского, рассматривались несколько проектов новой Конституции, в том числе и текст, написанный в свое время «группой Муромцева». Однако за основу был взят гораздо менее радикальный проект, подготовленный Государственной канцелярией и опиравшийся на «Свод законов» Сперанского.

Рекомендации Особого совещания дорабатывались в Совете министров. Особое значение Витте, чутко улавливающий настроения Царя, придавал титулу «самодержец». Витте полагал, что поскольку, в соответствии с Манифестом 17 октября, власть Императора перестала быть «неограниченной», необходимо сохранить за ней название «самодержавной». Для обоснования этой позиции премьер даже обратился за советом к историку В. О. Ключевскому, и тот дал справку, что в допетровской Руси термин «самодержавие» не выражал понятия «неограниченности». Ст. 4 в проекте Государственной канцелярии гласила: «Государю Императору, Самодержцу Всероссийскому, принадлежит верховная в государстве власть». Вариант, предложенный Витте и принятый, звучал: «Императору Всероссийскому принадлежит верховная самодержавная власть».

Новая редакция «Основных законов Российской Империи» была утверждена Императором 23 апреля 1906 г. Монарший Указ гласил: «Мы повелели свести воедино постановления, имеющие значение Основных Государственных Законов, подлежащих изменению лишь по почину Нашему, и дополнить их положениями, точнее разграничивающими область принадлежащей Нам нераздельно власти верховного государственного управления от власти законодательной».

В статьях 7 и 86 «Основных законов» 1906 г. говорилось: «Государь Император осуществляет законодательную власть в единении с Государственным Советом и Государственной Думой»; «Никакой новый закон не может последовать без одобрения Государственного Совета и Государственной Думы и восприять силу без утверждения Государя Императора». Это превращало Россию в конституционное государство. Глава восьмая (ст. 69–83) закрепила за подданными Российской Империи основные гражданские права: свободу слова, собраний, союзов; свободу вероисповедания; свободу передвижения и занятий; неприкосновенность жилища; невозможность преследования за преступное деяние и задержание под стражей иначе как в порядке, установленном законом. Статья 76 объявляла, что «каждый российский подданный имеет право свободно избирать место жительства и занятие, приобретать и отчуждать имущество и беспрепятственно выезжать за пределы государства». В России, где вплоть до 1905 г. большая часть населения – крестьяне, были существенно ограничены в этих правах, статья 76 звучала революционно. Статья 77 провозглашала неприкосновенность собственности – «Собственность неприкосновенна. Принудительное отчуждение недвижимых имуществ, когда сие необходимо для какой-либо государственной или общественной пользы, допускается не иначе, как за справедливое и приличное вознаграждение». Свободы и права граждан были определены на самом высоком для тогдашнего европейского права уровне.

Обе палаты признавались равноправными: все законопроекты и бюджет должны были получить одобрение обеих палат, а в случае, когда между ними возникают разногласия, они разрешаются согласительной комиссией. Монарху принадлежала инициатива по всем предметам законодательства, но не исключалась и инициатива обеих палат, которая, однако, не распространялась на пересмотр «Основных законов», право изменения которых принадлежало только Императору. Были выделены области законодательства, закрепленные исключительно за монархом и неподвластные народному представительству: военные и церковные дела, дела, касающиеся Императорской фамилии и Великого княжества Финляндского. Прерогативы Императора остались неизменными в отношении представительства в международных делах, объявления войны и мира, верховного командования вооруженными силами, объявления военного и исключительного положения.

За монархом была закреплена прерогатива издания временных законов в порядке ст. 87, которая гласила, что в случае чрезвычайных обстоятельств, во время перерыва сессий народного представительства, правительство имеет право издавать указы, имеющие силу закона. Такие указы не могли менять «Основных законов» и правового положения Государственной Думы и Государственного Совета и должны были быть обязательно представлены на утверждение очередной сессии Думы в двухмесячный срок.

«Основные законы» были обнародованы 23 апреля 1906 г., за четыре дня до открытия I Государственной Думы и не вызвали такого общественного подъема, как Манифест 17 октября. Более того, значительная часть новоизбранных депутатов считала «Основные законы» не шагом вперед, а, напротив, сознательным умалением прав народного представительства верховной властью.

Литература:

Государственный строй Российской Империи накануне крушения. Сборник законодательных актов. М., 1995.

С. Е. Крыжановский. Воспоминания. Берлин, б. г.

А. Н. Медушевский. Демократия и авторитаризм. Российский конституционализм в сравнительной перспективе. М., 1998.

В. А. Демин. Верхняя палата Российской Империи. 1906–1917. М., 2006.

1.2.8. Политические партии Думской России

Императорский Манифест 17 октября 1905 г., провозгласивший основные политические свободы, дал толчок к формированию в России легальных политических партий. Самой влиятельной и массовой либеральной организацией Думской России стала Конституционно-демократическая партия, ориентировавшаяся в своих программных документах и практической деятельности на образцы западноевропейской демократии. Ядро кадетской партии сложилось из числа участников двух либерально-демократических организаций: «Союза освобождения» и «Союза земцев-конституционалистов». Организационно партия оформилась на I съезде (Москва, октябрь 1905 г.).

В принятой программе кадеты ставили задачу созыва Учредительного собрания – полноправного народного представительства, избранного всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием, которое приняло бы всенародную Конституцию. Партия выступала за создание Кабинета министров, ответственного перед народным представительством, выдвигала требования полного гражданского, национального и политического равноправия, демократических свобод, разделения законодательной, исполнительной и судебной власти, демократизации местного самоуправления. В области национально-государственного устройства кадеты являлись противниками федерализма, выдвигая принцип культурно-национальной автономии. Что касается Польши и Финляндии, то для них кадеты добивались признания территориальной автономии «в пределах Империи».

Важным элементом кадетской программы была реформа аграрных отношений на основе наделения землей безземельных и малоземельных крестьян за счет государственных, удельных, кабинетских и монастырских владений, а также путем частичного принудительного отчуждения помещичьей земли (с компенсацией владельцам за счет государства по «справедливой оценке») и передачи ее крестьянам в аренду. Рабочая программа конституционных демократов включала либерализацию отношений рабочих и предпринимателей, в частности, предоставление рабочим права собраний, стачек, создания союзов, а также содержала ряд требований по социальной защите: постепенное введение 8-часового рабочего дня, запрет на использование сверхурочного женского и детского труда и т. д. Кадеты настаивали на надклассовом характере своей партии, подчеркивая, что ее деятельность определяется общими потребностями страны.

КДП окончательно оформилась на II съезде (Петербург, январь 1906 г.), когда были внесены изменения в программу и устав, а к основному наименованию партии добавлено – «Партия народной свободы». По вопросу о форме государственного строя партия окончательно высказалась в пользу «конституционной и парламентской монархии». Учитывая изданный в декабре 1905 г. закон о выборах, кадеты отказались от программного требования созыва Учредительного собрания и согласились на участие в думских выборах, чтобы попытаться мирным путем решить комплекс назревших социально-политических проблем.

В кадетской партии были разведены функции Председателя ЦК и «лидера партии». Председательство в разное время осуществляли князь Павел Дмитриевич Долгоруков и Иван Ильич Петрункевич. Наименование «лидера партии» закрепилось за П. Н. Милюковым: в его функции входила выработка стратегической линии, формулировка тактических задач и форм коалиционной политики. Общедемократическая программа кадетов, а также наличие в их руководстве таких известных и популярных общественных деятелей, как братья князья Павел и Петр Долгоруковы, князь Д. И. Шаховской, В. Д. Набоков, М. М. Винавер и др., быстро обеспечили партии массовую популярность, в первую очередь среди городских слоев – интеллигенции, служащих, мелких и средних предпринимателей, студенчества. К весне 1906 г. (во время выборов в I Государственную Думу) численность партии достигла 70 тыс. членов. Наиболее крупными кадетскими организациями стали московская (более 12 тыс. чел.) и санкт-петербургская (более 7,5 тыс.). Крупные партийные ячейки образовались в Казани, Харькове, Киеве, Одессе, Ярославле и других крупных городах России. В кадетскую партию вошли многие интеллектуалы, такие, например, как философ Николай Лосский, археолог Михаил Ростовцев, историк Александр Кизеветтер. Её часто называли, одни с уважением, другие с презрением, – «профессорской партией».

«Справа» от кадетов (и во многом в противовес им) сформировался «Союз 17 октября» – либерально-консервативная политическая партия, названная в честь Манифеста 17 октября 1905 г., ознаменовавшего, по мнению октябристов, вступление России в «эпоху конституционализма». В скорейшем созыве законодательной Думы они видели выход страны из революционного кризиса. Основу партии составили представители умеренной части земско-городских съездов 1904–1905 гг., желавшие укрепления в России правового государства, но опасавшиеся в условиях продолжающейся революции радикализма конституционных демократов и тем более – их союза с левыми экстремистами. Организационное оформление «Союза 17 октября» началось сразу после обнародования Императорского Манифеста и завершилось на I съезде партии (Москва, февраль 1906 г.). Позднее состав «Союза» пополнился представителями более мелких организаций либерально-консервативного толка – Торгово-промышленной партии, Партии правового порядка, Конституционно-монархического правового союза и т. д. К весне 1906 г. общая численность «Союза 17 октября» достигла 50 тыс. человек: партию, как правило, поддерживали умеренно либеральные слои чиновничества, помещиков, крупные и средние предприниматели. Основателями и лидерами «Союза 17 октября» стали авторитетные в реформистских кругах общественные деятели: граф П. А. Гейден, Д. Н. Шипов, барон П. Л. Корф, А. И. Гучков, М. А. Стахович, Н. А. Хомяков, князь Н. С. Волконский.

Октябристы настаивали на сохранении «единства и нераздельности» Российского государства и выступали против автономии отдельных частей Империи (кроме Финляндии). Учитывая влияние в партии противников равноправия евреев, II съезд партии (Петербург, май 1907 г.) принял резолюцию, признававшую невозможность «немедленного и безусловного решения еврейского вопроса». В аграрном вопросе октябристы настаивали на необходимости уравнять крестьян в правах с другими гражданами, облегчить им выход из общины и закрепить землю в их полную частную собственность, но принудительное отчуждение помещичьих земель ими отвергалось.

Высказываясь за установление в России конституционно-демократического строя, октябристы выступали за народное представительство, которое формировалось бы на основе не прямых и равных, а двухстепенных и цензовых выборов. В дни декабрьского вооруженного восстания 1905 г. московские октябристы во главе с братьями Александром и Николаем Гучковыми активно поддержали силовые действия против революционеров, возложив на последних всю ответственность за «братоубийства». Позднее, в середине 1906 г., А. И. Гучков, ставший лидером партии, высказался в поддержку правительства П. А. Столыпина.

Превращение «Союза 17 октября» из умеренно-оппозиционной партии в фактически правительственную вызвало неприятие у части отцов-основателей «Союза» – графа Гейдена, Д. Н. Шипова, М. А. Стаховича. В середине 1906 г. они предприняли попытку создать либерально-центристскую Партию мирного обновления, свободную как от левизны кадетов, так и от проправительственного крена октябристов-гучковцев. Само название партии было призвано подчеркнуть принципиальное неприятие насилия как «слева», со стороны революции, так и «справа» – со стороны правительственной реакции. Многие программные установки «мирнообновленцев», к которым примкнули не только «левые октябристы», но и часть «правых кадетов» (Н. Н. Львов), сближали их с небольшой, но влиятельной партией – Партией демократических реформ, которую образовали видные российские интеллектуалы – социолог с мировым именем М. М. Ковалевский, известные общественные деятели и ученые М. М. Стасюлевич, К. К. Арсеньев, А. С. Посников.

Наиболее влиятельной массовой партией охранительного лагеря стал «Союз русского народа», основанный в Петербурге в ноябре 1905 г. Большинство членов организации (за которыми закрепилось имя «черносотенцев»), были крестьянами, ремесленниками, мелкими торговцами, рабочими. В то же время верхушку «Союза» составляли представители городской интеллигенции, купцы, землевладельцы, духовенство. Основателем «Союза русского народа» и председателем его Главного совета стал А. И. Дубровин – организатор черносотенных дружин, редактор газеты «Русское знамя», призывавшей в конце 1905 г. к изгнанию правительства Витте, который, «побуждаемый евреями и масонами, ведет к революции и распадению России». Видными членами «Союза» были В. М. Пуришкевич и Н. Е. Марков.

Члены «Союза русского народа» полагали, что самодержавие не отменено Манифестом 17 октября, отвергали изменения государственного строя на конституционной или парламентской основе, противопоставляя этому восстановление «исконной русской соборности» – «Царю власть – народу мнение». В своих программных документах «Союз» активно использовал старую формулу: «самодержавие, православие, народность», выступал за упрочение господствующего положения Русской Православной Церкви. Признавая наличие в Империи других конфессий и право неправославных на отправление их обрядов, программа «Союза» требовала безусловного запрещения проповеди и распространения этих учений. Черносотенцы выступали за единство и неделимость Российской Империи, не допуская возможности самоопределения национальных регионов ни в какой форме.

На левом фланге российской политики в 1906 г. заявила о себе Народно-социалистическая партия, инициаторами создания и идеологами которой стали деятели неонароднического толка, группировавшиеся вокруг журнала «Русское богатство» и ранее состоявшие в «Союзе освобождения» (А. В. Пешехонов, В. А. Мякотин, Н. Ф. Анненский и др.). Формирование этой «либерально-народнической», опирающейся на крестьянство партии произошло в результате ее размежевания как с конституционными демократами, так и с радикалами из числа социалистов-революционеров. Несмотря на то, что «народные социалисты», как и другие левые партии, бойкотировали выборы в I Думу, они затем установили прочные контакты с крестьянскими депутатами из «трудовой группы». Союз энесов и «трудовиков» привел впоследствии к созданию объединенной Трудовой народно-социалистической партии.

Историческая справка

Николай Евгеньевич Марков родился в родовом имении Патебник Щигровского уезда Курской губернии 2 апреля 1866 г. Потомственный дворянин, сын писателя Евгения Маркова, автора «Крымских очерков». Окончил в 1888 г. Московский институт гражданских инженеров. Коллежский советник. С 1910 г. председатель Главного совета «Союза русского народа», депутат III и IV Государственных Дум. В одном из выступлений в Думе сказал: «Мы, правые, такая же редкость, как зубры». С тех пор правых стали именовать в России «зубрами». «Он был человек с большим политическим темпераментом, с меткими словечками, не глупый, но необыкновенно грубый. Его даже нельзя назвать оратором, это был площадной краснобай. И во всём его облике было что-то грубое, наглое. Большая голова с обильными черными кудрями, крупные, топором высеченные черты лица. Черные, кошачьи, торчком стоящие усы и плотно сжатый недобрый рот придавали ему отдаленное сходство с карикатурой на Петра Великого. Марков это знал и этим сходством очень гордился». – А. Тыркова-Вильямс. На путях к свободе. – С. 333–334.

В 1919–1920 гг. обер-офицер в Северо-Западной армии генерала Юденича. Избран на съезде русских монархистов в Рейхенгалле в 1921 г. председателем Высшего монархического совета (до 1927 г.). В 1935 г. в Эрфурте вступил русскую секцию нацистской «Мировой службы» (так наз. «антисемитский интернационал»). Редактировал русский выпуск еженедельника «Мировая служба». Выступал за войну Германии против СССР и за «окончательное решение еврейского вопроса». Издал ряд книг и брошюр на эту тему на немецком и русском языках. Скончался в Висбадене 25 апреля 1945 г.

В 1905–1907 гг. сложились или легализовались и многочисленные политические партии отдельных народов Империи. Такие политически развитые народы, как поляки, финны, литовцы, эстонцы, украинцы, латыши, грузины, армяне, создали целую политическую палитру партий, от леворадикальных до правонационалистических, от секулярных до клерикальных. Эти партии боролись друг с другом за влияние в своем народе и блокировались с близкими им по духу общероссийскими партиями. Многие депутаты первых Дум от «национальных окраин» стали впоследствии видными политическими деятелями своих народов – например, будущий эстонский президент Константин Пятс, лидер польских эндеков Роман Дмовский или латвийский премьер – Янис Чаксте. Из деятельности в российском Парламенте они вынесли немалый политический опыт, который очень пригодился в будущем.

Свидетельство очевидца

«Польское коло, куда входили 47 депутатов (во 2-й Думе. – Отв. ред.), отдавало свои голоса то либералам, то социалистам и могло иногда решать исход голосования. Как когда-то ирландцы в Вестминстере (здание британского Парламента. – Отв. ред.), так поляки в Таврическом дворце подчеркивали, что в сущности вся эта русская парламентская хлопотня их совершенно не интересует, их не касается. К сожалению, история доказала, что они ошибались, что судьба польского народа несравненно крепче связана с жизнью русского народа, чем это думали польские патриоты», – вспоминала в годы Второй мировой войны Ариадна Тыркова. – На путях к свободе. М.,2006. – С. 310.

Социал-демократическая партия стала быстро расти с конца 1905 г. Если в 1905 г. большевики и меньшевики имели приблизительно по 8400 членов, то к апрелю 1906 г. насчитывалось уже 18 тыс. меньшевиков и 13 тыс. большевиков. В 1907 г. меньшевиков было уже 32 200, а большевиков – 46 100. К РСДРП примыкали еврейские социалисты (бундовцы) – 25 500, польские социал-демократы – 25 700 и латвийские социал-демократы – 13 000. С 1908 г. начался выход из партии под влиянием общего успокоения жизни. К 1910 г. численность РСДРП, по оценкам Троцкого, сократилась до 10 тыс. человек. Примечательно, что в РСДРП – рабочей по определению партии – каждый пятый был дворянином и каждый третий – крестьянином. Рабочих в РСДРП было немного. Этнически 80 % большевиков были великороссами из центральных губерний, где в прошлом господствовали крепостные отношения. Среди меньшевиков великороссов было не более одной трети – большинство же составляли евреи, поляки и грузины. Среди большевиков евреев было не более десяти процентов. На V съезде РСДРП большевики двусмысленно шутили, что неплохо бы устроить внутрипартийный еврейский погром. Обе партии оставались в большинстве своем организациями интеллигентскими. В конце 1905 г. из 200 000 рабочих Петербурга в РСДРП состояло не более трех тысяч.

Большевицкая фракция РСДРП не знала недостатка в средствах. Её активно поддерживали многие богатые люди, заигрывавшие с экстремистами. Так, промышленник-миллионер Савва Морозов ежемесячно вносил в казну большевиков 2 тыс. рублей и завещал этой партии 60 тыс. рублей. Немало жертвовали писатель Максим Горький и управляющий поместьями в Уфимской губернии – А. Д. Цюрупа (нарком продовольствия в правительстве Ленина в 1918 г.), вдова сенатора Калмыкова, актриса В. Ф. Комиссаржевская. От 5 до 25 рублей ежемесячных сборов большевикам регулярно выплачивали многие преуспевающие адвокаты, инженеры, врачи, директора банков и чиновники гос. учреждений.

Но, не ограничиваясь добровольными даяниями, большевики активно прибегали к незаконным способам пополнения своей тайной казны, находившейся под контролем Ленина, Красина и Богданова. Совершая хорошо организованные налеты, большевики грабили почтовые и железнодорожные кассы, поезда и банки. Эти преступные действия изящно именовались «экспроприациями» (эксами). Наиболее значительные ограбления были совершены на Кавказе, Финляндии, Прибалтике, Урале. Только в 1906 г. боевиками было «изъято» у государства несколько сотен тысяч золотых рублей. Организатором и руководителем самых громких эксов (ограбление государственного банка в Тифлисе, Аджарской почты и т. д.) при помощи откровенного бандита С. А. Тер-Петросяна (Камо) был Иосиф Джугашвили (Сталин). В сбыте краденого активно участвовал будущий министр иностранных дел большевиков – М. Литвинов. Всеми этими действиями руководил Ленин.

В 1905 г. в РСДРП была создана Боевая техническая организация во главе с Л. Б. Красиным (будущий нарком внешней торговли), стоявшая за наиболее крупными экспроприациями. Несколько позже боевые группы были созданы при многих местных комитетах РСДРП. Л. Б. Красин, инженер по профессии, вел двойную жизнь – респектабельный служащий Морозовских мануфактур и нескольких немецких концернов (AEG, Siemens-Schuckert) он в свободное время руководил большевицким подпольем – управлял лабораторией по сбору бомб, возглавлял группу большевиков-фальшивомонетчиков, организовывал контрабанду оружия. Часто оружие и взрывчатка продавались Красиным уголовным бандам для пополнения революционной кассы и революционизации страны. Так, банде некоего Лбова, орудовавшей на Урале, было продано оружия на сумму в сотни тысяч рублей.

Когда в 1907 г. на V съезде РСДРП была принята резолюция меньшевиков, запрещавшая членам партии «какое бы то ни было участие в партизанских выступлениях и экспроприациях или содействие им», Ленин и многие из его соратников голосовали «против». Несмотря на осуждение съездом, большевики продолжали совершать эксы, иногда в «творческом сотрудничестве» с эсерами.

Историческая справка

Скандальную известность и в результате закрытие большевицкой кассы, приобрело дело Н. П. Шмита. Богатый владелец мебельной мануфактуры и родственник С. Морозова, Шмит активно сотрудничал с большевиками и снабжал их деньгами на закупку оружия во время Московского декабрьского восстания. Во время восстания участвовал в захвате полицейского участка, аресте полицейских, осквернении портрета Государя и в попытке уничтожения полицейского архива. Привлеченный к суду по статье 100 – «насильственное посягательство на изменение в России образа правления», он в 1906 г. предпочел правосудию самоубийство. Шмит не оставил завещания, но устно говорил Горькому, что хотел бы передать свое состояние (ок. 0,5 млн. рублей) большевикам. Так как завещания не обнаружилось, деньги Шмита перешли к двум его дочерям как ближайшим родственницам. На специальном собрании большевиков Ленин настоял «вернуть деньги Шмита партии любой ценой». В результате младшую, несовершеннолетнюю дочь соблазнил и обвенчал с собой большевик Виктор Таратута. Чтобы замести следы, ее вторично выдали замуж за почтенного обывателя, но 190 тыс. рублей приданого перевели в партийную кассу в Париж. Вторая часть наследства Шмита находилась в руках мужа старшей сестры – социал-демократа, который, однако, вовсе не собирался делиться деньгами с партией большевиков. Социалистический «арбитражный суд» постановил треть приданого старшей сестры передать партии и за невыполнение своего решения угрожал физической расправой. Терроризированная семья старшей дочери Шмита передала в большевицкую кассу в Париже около 100 тыс. рублей. Меньшевики разгласили эти вымогательства перед лицом социалистического интернационала в 1909 г. И, к величайшему негодованию Ленина, международные социалисты постановили учредить немецкий социалистический контроль над большевицкой партийной кассой.

Большевики по призыву Ленина бойкотировали выборы в I Государственную Думу, меньшевики же оставили решение на усмотрение местных организаций, часть из которых также Думу решила бойкотировать. Но некоторые организации, особенно в губерниях и округах Грузии, приняли участие в выборах и неожиданно добились большого успеха. В I Думе оказалось 17 социал-демократов, в основном – грузинские меньшевики.

Во II Думу активно баллотировались и меньшевики и большевики и добились большого успеха. Членов РСДРП обеих фракций и «примыкающих» к ним было избрано 65 человек. Т. е. каждый восьмой депутат II Думы был социал-демократом. Впрочем, сам Ленин, выступивший главным инициатором участия большевиков в Думе (к недовольству многих своих товарищей), на выборах был забаллотирован.

Большевики и меньшевики окончательно разделились на ленинской Пражской конференции в январе 1912 г. В том же 1912 г. на собрании Международного социалистического бюро Плеханов официально обвинил Ленина и его группу в воровстве и бандитизме, а Мартов назвал Ленина «политическим шарлатаном». Но если на уровне руководства двумя группами РСДРП все отношения были порваны, то рядовые социал-демократы продолжали сотрудничать до самого Октябрьского переворота 1917 г.

Социалисты-революционеры бойкотировали Булыгинскую законосовещательную Думу, участвовали во всероссийской октябрьской стачке и московском вооруженном восстании в декабре 1905 г., восстаниях в Кронштадте и Свеаборге в 1906 г. Увлеченные революционной борьбой, эсеры бойкотировали I, III и IV Государственные Думы. Во II Думе (1907 г.) они создали депутатскую группу из 37 человек, что составляло всего 7 % депутатов и было почти вдвое меньше, чем у социал-демократов; однако под эсеровским аграрным проектом подписались 104 депутата, а это свидетельствовало о его притягательности для крестьян и говорило о потенциальных возможностях эсеров. Перед открытием II Думы состоялся II съезд эсеровской партии, на котором решили организовать всероссийскую стачку и вооруженное восстание в случае роспуска Думы; когда же произошел роспуск, это решение не получило поддержки.

В 1906 г. из партии выделился «Союз эсеров-максималистов» – который образовали самые левые эсеры, выступавшие за всемерное развертывание террористической борьбы и немедленное осуществление социалистических преобразований. Именно они взорвали дачу премьер-министра П. А. Столыпина, ограбили Московское общество взаимного кредита. Однако по своей популярности и влиятельности максималисты значительно уступали партии эсеров. В 1922 г. они объединились с левоэсеровской партией.

Литература:

Съезды и конференции Конституционно-демократической партии / Ред. В. В. Шелохаев. М., 1997–1998. Т. 1–2.

Партия «Союз 17 октября. Протоколы съездов и заседаний ЦК / Ред. В. В. Шелохаев, Д. Б. Павлов. М., 1996–1997. Т. 1–2.

Партии демократических реформ, мирного обновления, прогрессистов. Документы и материалы / Ред. В. В. Шелохаев, Н. Б. Хайлова. М., 2002.

В. М. Лавров. Партия Спиридоновой. М., 2001.

1.2.9. Первая Государственная Дума. Выборгское воззвание

В марте – апреле 1906 г. состоялись выборы в I Государственную Думу, которые завершились успехом кадетской партии. Ее лидер П. Н. Милюков вспоминал: «Началась избирательная кампания в обстановке отнюдь не благоприятной для партии. Слева ее травили, справа преследовали. С мест приходили все чаще известия о насильственных мерах правительства… Витте заявлял печатно, что приписываемый ему взгляд на необходимость парализовать деятельность кадетской партии лишен всякого основания. Тем не менее, преследования продолжались. В лучшем случае это означало, что Витте сам устранен от влияния на выборы».

Давление со стороны властей лишь подняло авторитет кадетов. Их успеху способствовал также бойкот выборов со стороны социалистических партий от эсеров до большевиков, полагавших созыв Думы лишь препятствием на пути революции, но, главное, – то, что российское общество увидело в либеральной программе кадетов путь обновления страны, минующий опасности как революционного обвала, так и реакционного отката. Историк А. А. Кизеветтер вспоминал о том воодушевлении, которым сопровождалась избирательная кампания в провинции: «Русскую провинцию нельзя было узнать. Исчезла вялая монотонность… Теперь и здесь бурлила жизнь, хотя нажим администрации чувствовался в провинции гораздо сильнее, нежели в столицах». А вот его же слова о самом дне голосования в Москве: «Избиратели шли к урнам густо… Я видел, в каком торжественном настроении подходили многие к урне, чтобы исполнить свой гражданский долг».

Праздником стал и день открытия I Государственной Думы – 27 апреля 1906 г. Торжества начались императорским приемом в Георгиевском зале Зимнего дворца. Обращаясь к депутатам, Николай II сказал: «Всевышним Промыслом врученное Мне попечение о благе отечества побудило Меня призвать к содействию в законодательной работе выборных от народа. С пламенной верой в светлое будущее России Я приветствую в лице Вашем тех лучших людей, которых Я повелел возлюбленным Моим подданным выбрать от себя…» Государь призвал депутатов «посвятить все силы на самоотверженное служение отечеству, для выяснения нужд столь близкого Моему сердцу крестьянства, просвещения народа и развития благосостояния, памятуя, что для духовного величия и благоденствия Государства необходима не одна свобода, необходим порядок на основе права… Приступите с благоговением к работе, на которую Я Вас призвал, и оправдайте достойно доверие Царя и народа. Бог в помощь Мне и Вам!». Одни «лучшие люди» слушали слова Царя с благоговейным вниманием и трепетом, другие – не скрывали презрительных улыбок и насмешек.

Свидетельство очевидца

Участник встречи Царя с депутатами в Зимнем дворце, министр финансов В. Н. Коковцов так вспоминал об этом событии: «Странное впечатление производил в эту минуту тронный Георгиевский зал и, думалось мне, что не видели еще его стены того зрелища, которое представляла собою толпа собравшихся. Вся правая половина от трона была заполнена мундирной публикой, членами Государственного Совета, Сената и государевой свитой. По левой стороне в буквальном смысле слова толпились члены Государственной Думы и среди них – ничтожное количество людей во фраках и сюртуках, подавляющее же большинство их, как будто нарочно демонстративно занявших первые места, ближайшие к трону, были членами Думы в рабочих блузах, рубашках-косоворотках; за ними толпа крестьян в самых разнообразных костюмах, некоторые в национальных уборах, и масса членов Думы от духовенства. Среди… народных представителей особенно выделялась фигура человека высокого роста в рабочей блузе и высоких смазных сапогах, с насмешливым и наглым видом рассматривавшего трон и всех, кто окружал его… Я просто не мог отвести глаз от него… таким презрением и злобой дышало это наглое лицо». – В. Н. Коковцов. Из моего прошлого. Минск, 2004. – С. 153–154.

В тот же день, около четырех часов пополудни в Таврическом дворце состоялось официальное открытие заседаний Думы. Подавляющим большинством голосов Председателем был избран депутат от Москвы, профессор С. А. Муромцев. Его вступительная речь была краткой, но исполненной большого достоинства: «Кланяюсь Государственной Думе. Не нахожу в достаточной мере слов для того, чтобы выразить благодарность за ту честь, которую вам, господа, угодно было мне оказать. Но настоящее время – не время для выражения личных чувств. Избрание Председателя Государственной Думы представляет собой первый шаг на пути организации Думы в Государственное учреждение. Совершается великое дело: воля народа получает свое выражение в форме правильного, постоянно действующего, на неотъемлемых законах основанного законодательного учреждения. Великое дело налагает на нас и великий подвиг, призывает к великому труду. Пожелаем друг другу и самим себе, чтобы у всех нас достало сил для того, чтобы вынести его на своих плечах, на благо избравшего нас народа, на благо родины. Пусть эта работа совершится на основах подобающего уважения к прерогативам конституционного Монарха (гром аплодисментов) и на почве совершенного осуществления прав Государственной Думы, истекающих из самой природы народного представительства (гром аплодисментов)».

Свидетельство очевидца

Вся Россия во множестве телеграмм приветствовала открытие первого русского парламента. Старейший первосвятитель христианской Церкви на территории Империи, 90-летний армянский Патриарх-Католикос Мктрич Хримиан писал в телеграмме к заседанию 29 апреля:

«В высокий знаменательный день вступления великой России в семью конституционных государств, молитвенно приветствую Государственную Думу от имени своего и Церкви и всего народа Армянского, неразрывными узами связавших свою судьбу с великим Русским народом. Да благословит Господь дела рук членов первой Думы на благо и счастье всех граждан возрождающейся к новой жизни Российской Империи и да исполнится завет пророка: „Пусть, как вода, течет суд, и правда – как сильный поток!“» [Амос 5,24]

Примерно одну треть депутатов I Думы (в разное время от 160 до 180 человек) составляли члены кадетской партии. «Слева» от них сформировалась «трудовая группа» из числа крестьянских депутатов (примерно 110 человек, во главе с А. Ф. Аладьиным, С. В. Аникиным и И. В. Жилкиным) и социал-демократическая (меньшевицкая) фракция (18 членов, избранных в основном от Закавказья). На «правом» фланге Думы постепенно сложилась фракция «мирного обновления», которую составили умеренные либералы (П. А. Гейден, М. А. Стахович, кн. Н. С. Волконский, Н. Н. Львов – всего 26 человек). Особую позицию между левыми и правыми либералами занимали депутаты от небольшой либерально-центристской Партии демократических реформ (М. М. Ковалевский, кн. С. Д. Урусов, В. Д. Кузьмин-Караваев и др. – всего 6 человек). Небольшими группами были представлены также польские («Польское Коло» – 32), прибалтийские (по пять от Эстонии и Латвии и семь от Литвы) и мусульманские депутаты.

Хотя тон в I Думе задавали кадеты, их положение было непростым. В условиях продолжающейся революции им необходимо было, с одной стороны, удержать свой принципиальный конституционализм, сохраняя перспективу диалога со ставшим теперь конституционным монархом, а с другой стороны, не отдать инициативу в руки своих более радикальных союзников из «трудовой группы». Формы взаимодействия кадетов и трудовиков в I Думе согласовывались на совместных совещаниях лидеров, роли были заранее распределены и существовало своего рода «разделение труда». Милюкову, по-видимому, казалось тогда, что успешно реализуется его собственная циничная формула: «Мы играем на сцене, а шум за сценой создают другие». Однако со временем этот симбиоз кадетов и радикалов зашел значительно дальше, нежели того поначалу хотелось кадетам: тактический альянс постепенно вылился в стратегию, которую всё больше определяли радикалы.

Свидетельство очевидца

Член ЦК КДП Ариадна Тыркова-Вильямс через сорок лет подводила итог этой тактике своей партии: «Неостывшие бунтарские эмоции помешали либералам исполнить задачу, на которую их явно готовила история, – войти в сотрудничество с исторической властью и вместе с ней перестроить жизнь по-новому, но сохранить предание, преемственность, тот драгоценный государственный костяк, вокруг которого развиваются, разрастаются клетки народного тела. Кадеты должны были стать посредниками между старой и новой Россией, но сделать этого не сумели. И не хотели. Одним из главных препятствий было расхождение между их трезвой программой и бурностью их политических переживаний». – А. Тыркова-Вильямс. На путях к свободе. М., 2007. – С. 232.

Главными противоречиями между левокадетским думским большинством и правительством стали аграрный вопрос и проблемы отношения к революционному террору. Не желая терять популярность, кадеты отказались осудить революционный террор. В аграрном вопросе они продолжали настаивать на идее принудительного отчуждения помещичьей земли. Ни то, ни другое не было приемлемо ни для власти, ни для умеренной части общества.

Документ

С. Ю. Витте еще в своей знаменитой записке 9 октября 1905 г. предупреждал об этом Императора: «Делового характера работа в Думе сразу не получит, и с этим надо считаться, как с непреложным фактом… В стране слишком наболели общие вопросы. Выборные придут в Думу именно для суждения о них».

В первых числах июля усилились слухи о скором роспуске Думы. Власть боялась нового революционного взрыва и потому пошла на «военную хитрость». В субботу, 8 июля 1906 г., Председателю Думы С. А. Муромцеву позвонил министр внутренних дел П. А. Столыпин и попросил включить в повестку заседания 10 июля его выступление. Депутаты посчитали это гарантией, что в ближайшие дни Дума распущена не будет, и разъехались на выходные. Однако тогда же, 8 июля, царский указ о роспуске Думы, подготовленный Столыпиным, был подписан. Одновременно премьер-министр И. Л. Горемыкин был отправлен в отставку; главой правительства назначался П. А. Столыпин. I Государственная Дума просуществовала всего 72 дня.

Свидетельство очевидца

«За двести лет, протекших после упразднения при Петре Великом последних остатков участия общественных представителей в управлении государством, русское общество отвыкло от ответственного участия в распоряжении судьбами страны, оно всё более и более привыкало к мысли, что власть есть символ всяческого утеснения обывателя, что позволительно всемерно с нею бороться, не считаясь с тем, как эта борьба отражается на судьбах государства и народа. Особой прямолинейностью в это время отличалось миросозерцание нашей мелкой служилой интеллигенции, вышедшей в большинстве из низших этажей социальной лестницы и пропитанной социалистическими идеями, которые при том плохо и примитивно ею переваривались…

Выборы давали легкий и легальный выход этим чувствам, возможность свести счеты с одними, насолить другим, во всяком случае, возобновить на легальном поприще борьбу, проигранную на путях открытой попытки силою захватить власть…

Первая Государственная Дума должна была вырыть и вырыла такую пропасть между собой и Короной, которая стала непроходимым препятствием к соглашению между ее наследниками и сильной еще властью. Разделение на „мы“ и „они“ усилилось и привело всех к разбитому корыту», – писал в воспоминаниях через много лет правый думский депутат Н. В. Савич. – Воспоминания. СПб., 1993. – С. 18, 19, 23.

В воскресенье, 9 июля, двери Таврического дворца были опечатаны и Петербург взят под усиленную охрану. В тот же день большая группа депутатов (более 220 чел.) выехала в Выборг (Финляндия), где, собравшись в гостинице «Бельведер», приняла 10 июля «Обращение к гражданам России» – так называемое «Выборгское воззвание». В нём осуждался роспуск Думы, а граждане призывались к «пассивному сопротивлению» властям: саботажу призыва в армию, неуплате налогов, непризнанию займов правительства. Хотя выработанный согласительной комиссией текст «Воззвания» вызвал критику многих депутатов, было решено подписать его в представленной редакции, т. к. из Петербурга поступил приказ о немедленном роспуске собрания под угрозой «гибельных последствий для Финляндии». По содержанию «Выборгское воззвание» было документом совершенно противозаконным, а по политическим последствиям, как оказалось, бесполезным – русское общество отнеслось к призывам «выборжцев» с полным равнодушием.

16 июля 1906 г. против подписавших «Выборгское воззвание» было возбуждено уголовное дело «за распространение в пределах России по предварительному между собой уговору воззвания, призывающего население к противодействию закону и законным распоряжениям властей». В декабре 1907 г. это дело рассматривалось на заседании Особого присутствия Санкт-Петербургской судебной палаты. 167 обвиняемых из 169 были признаны виновными и приговорены к трехмесячному тюремному заключению, что означало для них лишение права избираться в следующие Думы и на любые иные общественные должности.

Литература

Перводумцы. Сборник памяти депутатов Первой Государственной Думы / Ред. А. А. Кара-Мурза. М., 2006;

В. А. Маклаков. Первая Государственная Дума. Париж, 1939;

М. М. Винавер. История Выборгского воззвания. Б.м., 1913.

В. В. Кара-Мурза. Реформы или революция. К истории попытки образовать ответственное министерство в I Государственной Думе. М., 2011.

1.2.10. Вторая Государственная Дума

Граф Гейден назвал роспуск I Думы «бесконечной глупостью»: «Всякая новая Дума будет левее и радикальнее, и с ней будет еще труднее». Опасался этого и назначенный Председателем Совета министров Петр Аркадиевич Столыпин. Уже в своем первом циркуляре от 11 июля 1906 г. он объявил: «Борьба ведется не против общества, а против врагов общества… Намерения Государя неизменны… Старый строй получит обновление». Действительно, выборы во II Думу были уже объявлены. Премьер провел консультации с видными общественными деятелями графом Гейденом, Д. Н. Шиповым, А. И. Гучковым по поводу их возможного вхождения в правительство. Гейден писал в те дни: «Сознавая риск, которому мы подвергаем свою популярность, мы, тем не менее, решили, что наш долг идти, при условии тотчас начать менять произвол законностью». Но убедившись, что ведущую роль в правительстве Столыпин намерен оставить за собой, общественные деятели от сотрудничества уклонились. Умудренный опытом 66-летний граф Гейден сказал потом Шипову со свойственным ему юмором: «Очевидно, нас с вами приглашали на роль наемных детей при дамах легкого поведения». Шанс создания правительства общественного доверия был упущен.

На выборах во II Думу в обеих столицах и большинстве крупных городов кадеты сохранили свои позиции. Несмотря на то, что уголовный процесс по делу о «Выборгском воззвании» лишил возможности избираться многих лидеров, партия нашла им замену: депутатами стали такие видные общественные деятели, как князь П. Д. Долгоруков, В. А. Маклаков, Ф. А. Головин, П. Б. Струве, М. В. Челноков, А. А. Кизеветтер, Н. В. Тесленко и др.

Однако в целом состав Думы серьезно изменился. Левые отказались на этот раз от принципа бойкота Думы, и по крестьянской и рабочей куриям в нее в большом числе прошли радикалы-социалисты, требующие по сути дела революционных изменений. Среди же депутатов от землевладельческой курии оказалось немало консерваторов, что отразило резкое поправение в настроениях имущих классов. Дума, как и всё русское общество, оказалось еще глубже расколотым, возможность создания в новой Думе «конституционного центра» не возросла, а уменьшилась.

II Дума начала свою работу в достаточно будничной обстановке: не было ни приема у Императора, ни восторгов на улицах. На выборах Председателя кадет Ф. А. Головин с большим перевесом победил октябриста Н. А. Хомякова.

Хотя представительство кадетов во II Думе сократилось (98 депутатов), они по-прежнему представляли «центр» и были способны, в зависимости от ситуации, создавать различные комбинации. Их союзниками чаще всего были влиятельные «польская» (46 депутатов) и «мусульманская» (30 депутатов) группы. Однако думское большинство могло сложиться и без кадетов: «поляки», в случае несоблюдения их интересов, могли сблокироваться «налево» с трудовиками (104 депутата) и социалистами (65 эсдеков, 37 эсеров, 16 энесов, 17 – казачья группа). Такой альянс был для правительства неприемлем.

Некоторое время П. А. Столыпин все еще надеялся, что думские либералы, провозгласившие лозунг «Беречь Думу!», окажутся способны к вхождению в правоцентристскую коалицию (октябристы и умеренные – 44, правые – 10, беспартийные – 50), которая поддержит вносимые правительством законы, – прежде всего в области аграрного реформирования. В отличие от своего предшественника Горемыкина, применявшего по отношению к I Думе тактику презрения и игнорирования, Столыпин не жалел времени на работу с Думой. Известны его контакты с правым крылом кадетской фракции – М. В. Челноковым, В. А. Маклаковым, П. Б. Струве. Однако не эти фигуры, которых иронично называли «черносотенными кадетами», задавали тон в партии. Ее руководство во главе с П. Н. Милюковым по-прежнему настаивало на своей аграрной программе, в центре которой находился неприемлемый для Столыпина принцип принудительного отчуждения помещичьей земли. Роспуск Думы в этих условиях стал лишь вопросом времени.

Историческая справка

Федор Александрович Головин родился 21 декабря 1867 г. в Москве в родовитой дворянской семье. Окончил Лицей цесаревича Николая в Москве, затем юридический факультет Московского университета. Гласный Дмитровского уездного и Московского губернского земств, мировой судья. С 1904 г., сменив на этом посту Д. Н. Шипова, председатель Московской губернской земской управы, один из лидеров общероссийского земского движения. Возглавлял Московский губернский комитет КДП. В 1907 г. – Председатель II Государственной Думы. В 1912 г. избран городским головой г. Баку, но не был утвержден из-за партийной принадлежности. Во время Первой Мировой войны член Московской городской думы, Всероссийского союза городов, Председатель Общества помощи жертвам войны и правления Московского народного банка. После Февральской революции комиссар Временного правительства по Министерству двора, председатель Художественно-исторической комиссии по приемке ценностей Зимнего дворца. В 1921 г. входил во Всероссийский комитет помощи голодающим, член его президиума. Впоследствии работал в советских учреждениях. По обвинению в принадлежности к антисоветской организации решением «тройки» УНКВД Московской обл. расстрелян в декабре 1937 г. на Бутовском полигоне.

Левые кадеты и социалисты были сильны сохранявшимся в 1906 г. массовым народным недовольством властью, почти всеобщим среди крестьян желанием «черного передела» земли. «Ну што ж! Если Царь нам не поможет, то солдаты изделают забастовку: придут к Царю, побросают ружья у кучу и скажут: Ваше Императорство! Возьмите ваш струмент. Вы об нас не заботитесь, так и мы Вам больше служить не хочем», – вспоминал летний 1906 г. разговор с крестьянином своей старооскольской деревни историк Сергей Пушкарев. «Есть вопрос, в котором мы с вами всё равно согласиться не можем – это аграрный вопрос. На нём конфликт неизбежен, а тогда к чему тянуть?» – откровенно сказал Столыпин посетившим его кадетам (Струве, Маклаков, Челноков и Булгаков) в ночь перед роспуском Думы.

Не рискуя распускать Думу «на крестьянском вопросе», власти нашли другой повод. Среди депутатов социал-демократической фракции был раскрыт «заговор против государства и царской воли», и правительство потребовало выдачи «заговорщиков». Желание Думы разобраться, создав специальную комиссию под руководством кадета А. А. Кизеветтера, было объявлено «пособничеством разложению государства».

3 июня был издан Императорский Манифест о роспуске II Думы. В нем объявлялось, что распущенная Дума «не оказала в деле водворения порядка нравственного содействия правительству». Далее в Манифесте говорилось, что «двоекратный неуспех» деятельности Думы обусловлен как «новизной дела», так и «несовершенством избирательного закона», в результате чего Дума наполнилась лицами, «не явившимися настоящими выразителями нужд и желаний народных». Объявлялось, что новая Дума должна быть «русской по духу»: «Иные народности должны иметь в Думе представителей своих, но не будут являться в числе, дающем им возможность быть вершителями вопросов чисто русских».

II Дума просуществовала 103 дня. Наученные строгим наказанием «выборжцев», лишенных навсегда права избираться на общественные должности, депутаты II Думы от антигосударственных воззваний и демонстраций воздержались.

Литература:

Ф. А. Головин. Вторая Дума по воспоминаниям ее председателя // Исторический архив. М., 1959. Т. 4–6.

А. А. Кизеветтер. На рубеже двух столетий. 1881–1914 гг. Прага, 1929.

В. А. Маклаков. Вторая Государственная Дума (Воспоминания современника). Париж, 1946.

1.2.11. Нравственное состояние общества и Церковь во время Первой революции

В 1905–1906 гг. Россия переживала не только государственный, но и духовно-нравственный кризис. Православные публицисты указывали на совершенно неудовлетворительное нравственное состояние русского общества, на его религиозное равнодушие. Революция 1905–1906 гг. показала, что религиозность «простого народа» весьма шатка и что богоборчество в его среде, как правило, соединялось с антиправительственными настроениями. Одной из причин равнодушия крестьян к Церкви православные клирики считали большое влияние в деревне тех ее жителей, кто работал на фабриках и заводах, познакомился с жизнью и бытом рабочих. «Не подлежит сомнению, – пишет генерал А. А. Киреев, – что глубокие слои русского народа религиозны, церковность наша загнана была в эту глубь Петром Великим. Но вот беда. Как только эти религиозные слои выворачиваются наружу плугом истории и приходят в соприкосновение с нашей культурой ложной и гнилой, они ей подчиняются и теряют свою религиозность. Самую скверную часть нашего народа составляет именно распропагандированный мужик (рабочий)».

Уровень преступности рос из года в год – в 1900 г. общее число уголовных дел в Империи на 48 % превысило аналогичные показатели 1884 г., в то время как население за указанный период выросло на 24–25 %. Причем число преступлений, повлекших за собой смерть или телесные повреждения, возросло за этот период на 171 %. Личность человека перестала рассматриваться простым народом как «священная и неприкосновенная». До того уважение «господ мужиков» друг к другу было деревенской нормой. Теперь эта норма ушла в прошлое: общественный организм России воспроизводил преступность независимо от уровня уголовной репрессии.

В эти годы возникло и тут же выросло до огромных размеров хулиганство – существование «себе в удовольствие», вседозволенность, отсутствие морально-нравственных ограничений, которое проявилось вдруг в жизни социальных низов российского общества. «Хулиганство, – писал киевский протоиерей Клавдий Фоменко, – явление сложных явлений русской обыденной жизни. Хулиганство есть и месть за прошлое крепостничество. Хулиганство есть и озлобленное чадо тех, кто причислил себя „к безработным“. Хулиганство в родстве и с пролетариатом. Одним словом, хулиганство есть полное отрицание общественно-государственного порядка».

«Мы ребята ёжики – в голенищах ножики, Любим выпить, закусить, в пьяном виде пофорсить», – пела деревенская молодежь (по дневниковым записям Ивана Бунина).

Дикий размах хулиганства в эти годы отмечался самыми различными людьми – священнослужителями, государственными и общественными деятелями, правоведами. Обсуждалась даже необходимость законодательной борьбы с этим, названным юристами «безмотивным», преступлением. В русские словари слово «хулиганство» впервые попало только после революции – в 1909 г.

Гибель Казанской иконы Божией Матери

В ночь на 29 июля 1904 г. шайкой Чайкина (фамилия-псевдоним Варфоломея Стояна, крестьянина села Жеребцово), специализировавшейся на воровстве церковных драгоценностей (до этого ими были ограблены церкви в Рязани, Туле, Ярославле, Казани), была украдена величайшая православная святыня русского народа – Казанский образ Божией Матери, находившийся в Казанском девичьем монастыре в Казани. Грабители были вскоре пойманы, но иконы у них не оказалось. На следствии было установлено, что с украденной иконы грабители сняли драгоценный древний золотой оклад, вынули из него драгоценные камни. Оклад, распиленный предварительно на куски, и камни были проданы по частям. Сама же икона была разрублена и сожжена в печи. Сознавшиеся грабители показали эту печь следователям – в выгребенном пепле при тщательном изучении были действительно найдены частицы иконного левкаса (обмазки). Грабителями были простые русские люди, по крещению – православные. Так погибла перед началом революции чудотворная Казанская икона, явленная, по преданию, в 1579 г. в Казани.

В 1611 г. «список» с этой Казанской иконы становится главной святыней Второго ополчения Козьмы Минина и князя Пожарского. Этот список после воцарения Михаила Романова помещается в Казанский собор на Красной площади в Москве. Эта икона Второго ополчения была украдена в 1918 г. и пропала. Судя по уцелевшему фотоснимку, она действительно относилась к концу XVI в.

В начале XVIII в. Петр I привозит в Петербург другой список «Казанской» иконы, помещая его в еще деревянный Казанский собор. В 1812 г. перед этой иконой долго молился только что назначенный главнокомандующим русской армией М. И. Кутузов. Этот список иконы исчезает в 30-е гг. XX в. при переоборудовании храма в музей истории религии и атеизма.

Все остальные известные списки – более позднего времени. Казанская икона, которая была подарена Русской Церкви Папой Иоанном-Павлом II, датируется серединой XVIII в. Ныне она находится в Казани.

Источник:

Процесс о похищении Казанской явленной иконы Божьей Матери с портретом подсудимых и полными речами обвинителя и защитника. М., 1905.

В годы Первой революции прозвучала фраза: «Мы ваши храмы превратим в наши конюшни», которую можно считать суммированным выражением всего того, с чем пришлось столкнуться православным клирикам в 1905–1907 гг. Демонстрация собственного неверия стала в революционную эпоху весьма распространенным явлением в русском обществе, прежде всего в социальных его низах. В течение 1906 г. приходская жизнь во многих местностях Империи нарушилась; нередкими стали факты прерывания хулиганами богослужения; пресса сообщала о толпах, собиравшихся возле храмов и оскорблявших верующих. К осени 1906 г. жизнь во многих православных приходах замерла.

Молодежь давала наибольший процент правонарушений. Критика молодежи в то время постоянно сопровождалась указанием на ее религиозное равнодушие. «Привыкли считать простой русский народ религиозным, верующим, „богоносителем“, – отмечал автор журнала «Приходский священник» Н. Смоленский. – Это одно из благонамеренных, общепринятых мнений, которые люди принимают без проверки и убаюкивают ими свою совесть. Последние годы отчасти разбили эту иллюзию, но только отчасти. Не могли не бросаться в глаза повсюду теперь наблюдаемое отхождение крестьянского населения от храма, ослабление, особенно в молодом поколении, религиозно-нравственных начал».

Ожидание трагедии, ощущение близости развязки стало в те времена важным фактором, определявшим моральный климат в обществе. В 1906 г. Иоанн Кронштадтский подчеркивал: «… на почве безверия, слабодушия, малодушия, безнравственности совершается распадение государства. Без насаждения веры и страха Божия в населении оно не может устоять». Он связывал воедино задачу религиозного воспитания населения с задачей укрепления институтов государственной власти.

Печальное духовное состояние «трудящейся массы» обязывало в первую очередь именно Церковь прийти к ней на помощь. Однако ее стремление оздоровить обстановку сдерживалось и собственно церковными проблемами, и сильной зависимостью от «православного» государства. Многие в Церкви искали пути преодоления былой связанности православной жизни государством ради возрождения глубоко больного общества. Высказывалось, например, предположение, что для обеспечения гармоничного развития духовных и материальных интересов простых людей следует создавать независимые самоуправляющиеся церковно-приходские союзы. В приходе хотели видеть тот объединительный центр, который примирил бы различные слои общества и способствовал улучшению нравственной обстановки в стране. Годы Первой революции стали временем, когда Православная Церковь попыталась осуществить реорганизацию синодального строя и восстановить каноническое устройство, нарушенное реформами Петра I.

В день Пасхи 17 апреля 1905 г. Император подписал указ «Об укреплении начал веротерпимости», положивший начало изменению отношения государства к неправославным исповеданиям Империи. Наиболее важным был первый пункт, гласивший, что переход из православия в какое-либо иное христианское исповедание или нехристианское вероучение не должен преследоваться и влечь за собой невыгодные для перешедшего последствия. Указ имел не только правовое, но и психологическое значение. Менялось сложившееся за многие десятилетия отношение к Православной Российской Церкви – первенствующей и господствующей в Империи. Правовое уравнивание Православия с католичеством, лютеранством, сектами, исламом, буддизмом было нововведением не менее революционным, чем Конституция, ограничивавшая властные права Императора. Понимали и принимали это нововведение с огромным трудом.

По воспоминаниям владыки Евлогия (Георгиевского), в 1905 г. занимавшего кафедру епископа Холмского, викария архиепископа Варшавского, в Западном крае «все деревни были засыпаны листовками с призывом переходить в католичество». Распространялись слухи о переходе в католичество Императора и о. Иоанна Кронштадтского.

Указ 17 апреля 1905 г. сыграл исключительную роль и в жизни русских старообрядцев – противников церковных реформ Патриарха Никона (XVII в.). Старообрядцы, первоначально рассматривавшиеся властью как антигосударственный элемент русского общества, с течением времени сумели наладить свою жизнь в Империи и по зажиточности и бытовой устроенности существенно превзойти большинство «новообрядцев-никониан». К началу XX в. светские власти смотрели на старообрядцев как на консервативный элемент общества и надеялись найти в их лице сильную опору монархическому порядку. Чиновники начала XX в. часто рассматривали старообрядцев и как здоровую основу будущей единой Православной Церкви. Это убеждение разделял товарищ (т. е. заместитель) министра внутренних дел С. Е. Крыжановский, готовивший закон «О порядке образования и действия старообрядческих и сектантских общин и о правах и обязанностях входящих в состав общин последователей старообрядческих согласий и отделившихся от православия сектантов». Закон этот был утвержден Императором в первую годовщину Манифеста 17 октября – 17 октября 1906 г. В преамбуле высказывалась надежда, что закон «послужит к укреплению в старообрядцах веками испытанной преданности их к престолу и Отечеству и вящему возвеличению истины и свободного убеждения, общей Матери нашей Святой Церкви Православной».

После принятия законов 17 апреля 1905 г. и 17 октября 1906 г. Российская Православная Церковь осталась единственной религиозной организацией, юридически подчиненной светской власти и не пользовавшейся теми свободами в своем внутреннем управлении, которые были предоставлены всем религиозным организациям Империи.

Не в последнюю очередь и по этой причине вопрос о необходимости проведения церковных реформ большинством православных иерархов, богословски образованных клириков и мирян воспринимался как один из самых насущных вопросов духовной и церковно-общественной жизни страны. Знавший о разработке указа 17 апреля заранее, первоприсутствующий член Св. Синода митрополит С.-Петербургский и Ладожский Антоний Вадковский (1846–1912) сумел использовать сложившуюся ситуацию для того, чтобы вопрос о церковных реформах был переведен в практическое русло. Еще в феврале – марте 1905 г. состоялась дискуссия о Церкви, в которой приняли участие митрополит Антоний, председатель Комитета министров С. Ю. Витте и обер-прокурор Св. Синода К. П. Победоносцев.

Свидетельство очевидца

С. Ю. Витте горячо поддержал митрополита Антония «по идейным соображениям» в его желании провести реформу церковно-государственных отношений. В своих воспоминаниях Витте писал: «У нас Церковь превратилась в мёртвое бюрократическое учреждение, церковные служения – в службы не Богу, а земным богам, всякое православие – в православное язычество. Вот в чём заключается главная опасность для России. Мы постепенно становимся меньше христианами, нежели адепты всех других христианских религий. Мы делаемся постепенно менее всех верующими. Япония нас побила потому, что она верит в своего Бога несравненно более, чем мы в нашего… Теперешняя революция показала это с реальной, еще большей очевидностью. Никакое государство не может жить без высших духовных идеалов. Идеалы эти могут держать массы лишь тогда, если они просты, высоки, если они способны охватить души людей, – одним словом, если они божественны. Без живой Церкви религия обращается в философию, а не входит в жизнь и ее не регулирует. Без религии же масса обращается в зверей, но зверей худшего типа, ибо звери эти обладают большими умами, нежели четвероногие». (Воспоминания. Т. 2. С. 349)

Начало дискуссии было положено Витте, записку для которого подготовили профессора столичной духовной академии. Сановника поддержал митрополит, также подчеркнувший ненормальность зависимого положения Церкви от светской власти. Идейным противником С. Ю. Витте и владыки Антония выступил обер-прокурор, доказывавший не столько нормальность, сколько полезность для Церкви наличия обер-прокурорской власти. Стремясь не допустить проведения реформы, К. П. Победоносцев добился от Императора переноса обсуждения вопроса о положении Православной Церкви из Совещания министров в Синод. Однако и в Синоде Победоносцев не нашел понимания и поддержки: все члены «духовного правительства» высказались за созыв Поместного Собора и возглавление Церкви «чести ради Российского государства» Патриархом.

Соответствующий документ был подписан 22 марта 1905 г. и направлен на утверждение Императора. Для Победоносцева это был чрезвычайно болезненный удар. Оказав давление на Николая II, он сумел остановить предложение членов Синода: время для созыва Собора было названо самодержцем «неблагоприятным». Думая противопоставить Синоду провинциальный епископат, обер-прокурор летом 1905 г. решил разослать всем архиереям вопросы, предполагавшиеся к рассмотрению на Поместном Соборе. Однако практически все епископы поддержали идею созыва Поместного Собора и проведения церковных реформ. Это окончательно стало ясно уже после отставки обер-прокурора, покинувшего свой пост 19 октября 1905 г. – Манифест 17 октября означал политическую смерть Победоносцева, всю жизнь боровшегося против любых конституционных идей, считая их «великой ложью нашего времени».

Свидетельство очевидца

«Государь сказал по секрету, что он ждёт смерти Победоносцева, чтобы решить вопрос о раскольниках, но что при Победоносцеве это невозможно и что он уже говорил об этом с митрополитом Антонием». – Кн. Е. А. Святополк-Мирская. Дневник.

Литература:

С. Л. Фирсов. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 г.). М., 2002.

1.2.12. Террор, антитеррор и отношение к нему в обществе

ПСР (Партия социалистов-революционеров) приветствовала революцию и актами террора и широкой агитацией среди крестьян и рабочих пыталась придать ей необратимый характер – свергнуть самодержавие и довести народ до Учредительного собрания, которое, по мысли эсеров, учредит народную республику.

Социал-демократы смогли внедриться в революцию только в октябре, при создании Петербургского совета, руководство которым захватили меньшевики. До этого эсдеки занимались выпуском прокламаций, подстрекательством и наживались на продаже эсерам оружия и взрывчатки, которые они по своим каналам доставляли из-за рубежа. Впрочем, уже в январе 1905 г. видный эсдек Александр Парвус (Израиль Гельфанд) под впечатлением от «Кровавого воскресенья» выдвинул теорию «непрерывной (перманентной) революции», которая позднее была принята Лениным и Троцким. Теория эта предполагала практическое действие – захват «пролетариатом» власти не дожидаясь, пока эта власть утвердится в руках «буржуазии», свергнувшей «царизм». То есть, говоря по-простому, профессиональным революционерам предлагалось вырвать власть сначала у монарха и сразу же вслед за этим у либеральных политиков и установить свою диктатуру. Движущей силой непрерывной революции эсдеки (особенно большевики) считали «массы пролетариата и крестьянства», но только под строгим руководством партийных вождей, то есть самих себя. «Сразу после демократической революции мы начнем двигаться… к социалистической революции. Мы не остановимся на полпути», – соглашался с Парвусом Ленин в сентябре 1905 г. Социалистическая революция в словаре эсдеков означала принуждение большинства общества к повиновению со стороны революционного меньшинства.

В апреле 1905 г. Ленин проводит незаконный (с точки зрения социал-демократической партии) съезд своих сторонников в Лондоне, 38 участников которого единодушно поддержали переход к прямым боевым действиям, к созданию военных отрядов и организации восстания.

Документ

В октябре Ленин из Швейцарии (он вернулся в Россию только в ноябре, после объявления амнистии) призывал создавать «отряды революционной армии», которые должны вооружаться «сами, кто чем может (ружье, револьвер, бомба, нож, кастет, палка, тряпка с керосином для поджога, веревка или веревочная лестница, пироксилиновая шашка, лопата для стройки баррикад, колючая проволока, гвозди (против кавалерии) и пр.) … Даже и без оружия отряды могут сыграть серьезнейшую роль: 1) руководя толпой, 2) нападая при удобном случае на городового, случайно отбившегося казака… и отнимая оружие; 3) спасая арестованных или раненых, когда полиции очень немного; 4) забираясь на верх домов, в верхние этажи и т. п. и осыпая войско камнями, обливая кипятком и т. д. … Убийство шпионов, полицейских, жандармов, взрывы полицейских участков». – В. И. Ленин. ПСС. Т. 11. С. 336–340.

Вернувшись в начале ноября в Россию, Ленин стал лихорадочно организовывать вооруженное восстание в Москве, а когда оно началось по его сценарию 10 декабря – уехал в Финляндию, где прожил неделю в безопасности до его подавления.

Объединительный съезд РСДРП в Стокгольме в апреле 1906 г. осудил ленинскую тактику вооруженного восстания и вооруженной борьбы. Но Ленина это не смутило. Он тайно сформировал свой собственный ЦК, который взял курс на продолжение вооруженной борьбы за захват власти в России.

Конец весны – лето 1906 г. стали новым пиком революционного террора. 21-летняя эсерка М. А. Спиридонова всадила пять пуль в советника тамбовского губернского собрания, члена «Союза русских людей» Гавриила Николаевича Луженовского, руководившего усмирением крестьянских беспорядков и грабежей на Тамбовщине. 14 мая в Севастополе состоялось неудавшееся покушение на коменданта города генерала Неплюева. Бомба разорвала на куски 8 человек, в том числе двух детей, и ранила несколько десятков. Левые газеты «успокаивали» раненых и родственников погибших заявлениями, что удар был направлен не на них… В июле произошли военные бунты в Свеаборге (база русского военно-морского флота в Финляндии), Кронштадте и на крейсере «ПамятьАзова», сопровождавшиеся убийствами морских офицеров. Эсеры и эсдеки попытались поднять новое вооруженное восстание в Москве, но не были поддержаны рабочим народом. 2 августа в Польше произошло заранее спланированное радикалами-националистами нападение на русских солдат и полицейских. В одной Варшаве было убито 28 и ранено 18 человек.

12 августа в переднюю государственной дачи премьер-министра П. А. Столыпина вошли несколько человек в форме жандармских офицеров. У них на пути встал офицер, командующий охраной. Тогда террористы с криками «Да здравствует свобода, да здравствует анархия!» швырнули портфели в приемную, полную посетителей. Итог был ужасающим – убито 27 человек, ранено 32, из которых шестеро позже скончались. Сам Петр Аркадиевич остался невредим. Однако пострадали его маленький сын и 14-летняя дочь (два года она не могла ходить), рухнувшие на землю с балконом второго этажа. А на следующий день пятью выстрелами из револьвера был убит командир Семеновского полка генерал Георгий Мин, успешно боровшийся с декабрьским восстанием в Москве.

Не гнушались террора и крайне правые. «Союз русского народа» организовывал в 1905–1906 гг. боевые дружины для участия в погромах интеллигенции и евреев. Только за участие в погромах октября 1905 г. предстало перед судом 1860 человек. Жертвами индивидуального террора правых стали члены думской фракции кадетов – евреи М. Я. Герценштейн и Г. Б. Иоллос и трудовик врач А. Л. Караваев. Правые готовили покушение и на жизнь С. Ю. Витте. Эсеры и эсдеки отвечали террором на террор. В Одессе в митинг «Союза русского народа» бросали бомбы, в Иваново-Вознесенске большевик В. Морозов во время демонстрации СРН сначала выстрелил в портрет Императора, а потом убил двух демонстрантов. В России начиналась гражданская война.

В этих трагических обстоятельствах новый премьер-министр П. А. Столыпин решил противопоставить антиправительственному террору жесткие ответные меры. Покушение на него и его семью стало своего рода рубежом. 19 августа был принят указ о военно-полевых судах. Он предписывал, в качестве временной меры, ввести особые суды из строевых офицеров, которые в тех случаях, когда преступление было очевидным, имели право в короткое время выносить приговор и приводить его в исполнение. «Государство может, государство обязано, когда оно находится в опасности, принимать самые строгие, самые исключительные законы для того, чтобы оградить себя от распада, – доказывал в Думе П. А. Столыпин. – Когда дом горит, господа, вы вламываетесь в чужие квартиры, ломаете двери, ломаете окна… Когда на вас нападает убийца, вы его убиваете… Это состояние необходимой обороны…»

За восемь месяцев действия военно-полевых судов они вынесли 1102 смертных приговора. К сожалению, были и судебные ошибки, и многие обвиняли правительство в неоправданной жестокости. Однако указанную цифру нелишне сопоставить с числом жертв террора. Только за год – с октября 1905 г. – было убито и ранено 3611 государственных чиновников. Сам П. А. Столыпин в интервью французскому журналисту Гастону Дрю приводил такую впечатляющую статистику пострадавших от революционного экстремизма. За 1906–1908 гг.: покушений – 26 268; убито должностных и частных лиц – 6091; ранено – более 6000; ограблено – более 5000. Жертвами терактов, организованных только партией социалистов-революционеров за 10 лет (с 1901 по 1911 г.), стали 2 министра, 33 генерал-губернатора, губернатора и вице-губернатора, 16 градоначальников, начальников окружных отделений, полицмейстеров, прокуроров и их помощников, начальников сыскных отделений, 7 генералов и адмиралов, 15 полковников, 8 присяжных поверенных, 26 агентов полиции. А ведь методы террора исповедовали еще и анархисты (именно они совершали наибольшее количество терактов), и эсеры-максималисты, и социал-демократы, и крайне правые. Всего же за 1901–1911 гг. жертвами террористов стали 17 000 человек.