Мир вечного ливня Янковский Дмитрий
– Так устроен мир, – я философски развел руками.
Поначалу мне было неловко за происшедшее у входа, но постепенно я расслабился. Импонировало то, что директор, важная шишка и толстосум, разговаривает со мной как с равным. Только потому, что я работаю в фирме Кирилла. Раньше я ощущал силу от того, что принадлежу к отряду, где каждый прикрывает спину каждого, но и здесь все оказалось очень похожим. Ведь принадлежность к клану Кирилла, оказывается, тоже выводила меня из ряда простых смертных. Пару дней назад, если бы я повалил этих охранников, меня бы скрутили, отмутузили палками и сдали ментам. Это точно. А теперь за то же самое угощают виски и извиняются.
– А кстати, Владик! Раз уж мы встретились, давай я тебе клубную карту продлю.
– Сейчас не могу… – Вадим напрягся лицом. – Сегодня же еще не седьмое число.
– Да нет… – директор широко улыбнулся. – В виде извинения за происшедшее я тебе бесплатно этот месяц закрою. Не разорюсь, честное слово. И сценаристу вашему тоже сделаю голден-кард, а то что он будет в коллективе как белая ворона?
Директор позвал секретаря – хмурого юношу с желтоватым цветом лица, – и тот, взяв мои документы, через пять минут вернул их с крашенной под золото клубной картой.
– Добро пожаловать в наши члены, – хихикнул директор. – Не забывайте нас.
Мы попрощались и спустились в зал. Интерьер мне очень понравился – все было стилизовано под внутренности то ли полуразрушенного космического корабля, то ли фантастического завода на неизвестной планете. Хромированные трубы, рамки под картины, вырезанные автогеном из нержавеющей стали, непонятные иероглифы, флюоресцирующие на полу. Но больше всего меня поразило, как сияет все белое в ультрафиолетовом свете. Прямо-таки полыхает – белые узоры на моем свитере превратились в нечто таинственное, коктейли в стаканах посетительниц переливались перламутровыми туманами. Именно посетительниц, поскольку мужчин в зале было явное меньшинство, а в основном тут отдыхали девушки – часть сидела за десятком столиков, а часть пританцовывала под негромкую музыку на краю танцпола. Некоторые с интересом поглядывали на нас.
Более громкая музыка доносилась из соседнего зала, но была приглушена стеклянными дверями настоящего шлюза, как в космическом корабле. Официантки и бармен были одеты в блестящие костюмы-скафандры со множеством вшитых светодиодов разного цвета. Все это двигалось, переливалось, вызывая ощущение нереальности происходящего.
– С тобой так по клубам можно деньги зарабатывать, – довольно усмехнулся Влад. – Давай присядем.
Он усадил меня за столик, сваренный из перфорированных металлических полос.
– В каком смысле?
– Ты, наверное, понятия не имеешь, сколько стоит здешняя золотая клубная карта. Ровно тысячу зеленых денег на месяц. Не то чтобы много, но вот так, чтобы походя срубить по штуке на рыло… Вечер пропал не зря.
– Что значит «стоит»? – не понял я.
– А то и значит. Это кредит на все услуги клуба. Пей, ешь, пои девочек… Все бесплатно в пределах суммы. Но думаю, что у тебя пока фантазии не хватит, как просадить штуку за месяц.
Я сглотнул.
«Ничего себе, – подумалось мне. – Никогда еще два моих удара не оплачивались так щедро. По тысяче долларов за удар».
– И что, я прямо могу подходить к бару и заказывать?
– Конечно. А когда предъявят счет, расплатишься картой. С нее снимут то, что ты просидел за вечер, и вернут. Все просто. Ты что, кредитками не пользовался?
Я решил не отвечать.
– Все точно так же, – добавил Влад. – Только наличные в банкомате не снимешь. Ну, давай отдыхать. Первым делом, раз так все обернулось, я предлагаю обмыть твою новую должность. Она явно дана тебе свыше. Знамение-то ничего себе, а? Что предпочитаешь из спиртосодержащих напитков?
– Водку.
– Стильно, – с пониманием кивнул Влад. – Но водкой мы быстро нажремся, и весь вечер пойдет насмарку, а завтра будем искать лбом что-нибудь холодненькое. Мы же отдыхать собрались, а не проверять, кто скорее в салат лицом попадет? Предлагаю начать с коктейлей, а там поглядим.
– Похоже, ты в этом лучше меня разбираешься. Командуй тогда. Кстати, можно один вопрос?
– Валяй хоть десять.
– Что имел в виду директор, когда говорил, что я странно одет? И почему охранники на меня кинулись?
– А… Ну, вообще-то одежда у тебя действительно доисторическая.
– Да нет. Совсем новая!
– Какая разница? Ты же ее, небось, на рынке в Лужниках покупал?
– Нет, на Черкизовском.
– И это по ней видно. Видно, что эти брючата и свитер вместе стоят тысячу рублей.
– Восемьсот, – поправил я.
– Вот видишь. А плащик от деда тебе достался?
– От отца.
Влад не выдержал и расхохотался.
– Погоди, – я приблизил к нему лицо. – Я не понимаю, чем мои костюмные штаны хуже твоих джинсов, да еще с дырами на карманах? Всегда ведь в рестораны пускали в костюмах, а в джинсах нет. Что, мир вверх ногами перевернулся?
– Ага… – продолжал хохотать Влад. – Точнее, нет. Если бы ты пришел в нормальных костюмных штанах, баксов за восемьсот, тебя бы еще под ручки проводили и за столик посадили. Но видно ведь, что твои брюки скроены и сшиты в подвале возле станции Каширская!
– По какому признаку видно?
– Да отстань ты! Достал. Пойдем лучше коктейли возьмем.
Начали мы с прозрачных коктейлей, которые нам подали в тонких высоких стаканах. Коктейли были красивыми, особенно в ультрафиолетовом свете, казалось, что в стакане медленно полыхает холодное голубое пламя. И мы это пили.
– Прикольно, – оценил Влад, потягивая жидкость через трубочку.
– Что они туда намешали?
– Скорее всего, джин с тоником. А что?
– Да нет, ничего.
Никогда не думал, что доведется попробовать джин. Хотя что такого? Виски я сегодня уже попробовал.
«Интересно, все ночи теперь будут такими насыщенными?» – подумал я.
Хотя вряд ли подобных впечатлений хватит надолго. Однако я не мог быть ни в чем уверен, поскольку, как оказалось, совершенно не представлял себе ночной жизни Москвы. Точнее, представлял, но очень поверхностно. По-обывательски, что ли? Влад же в ночной жизни был профессионалом.
Следующим ходом мы повторили коктейли, и меня потихоньку начало забирать. Не так, как от водки, уводить в заторможенность, а, наоборот, разгонять все сильнее. Это можно было списать просто на хорошее настроение, но я прекрасно отдавал себе отчет, что дело все же в легких алкогольных напитках.
– Мальчики, вам тут не скучно одним? – раздался у меня за спиной приятный женский голос.
Слово «скучно» прозвучало в устах незнакомки как «скушно», лениво так, с глубокой и теплой буквой «ш». У меня по спине пробежала волна теплых мурашек, и я обернулся. Перед нашим столиком стояли две девушки – одна крашеная блондинка, другая, наоборот, черненькая и смуглая. Обеим лет девятнадцать на вид, обе упругие, обтянутые лоснящейся кожей и яркой тканью.
– Не против, если мы к вам подсядем? – поинтересовалась черненькая. Судя по голосу, первой к нам обратилась не она, а улыбчивая блондинка.
– Ты как? – покосился на меня Влад.
– Да я не против. Садитесь.
Девушки вспорхнули на стулья и вперились глазами в карту напитков.
– Я Ника, – улыбнулась мне блондинка.
– А меня зовут Эльвира. – Черненькая подсела ближе к Владу. – Мне «Маргариту».
– Мне тоже.
– Пойду закажу, – проявил я разумную инициативу, чувствуя, как разгоняется сердце от возбуждения.
Девушки были не просто красивы, а такие, о каких я и мечтать не мог, – как на журнальных обложках. Влад глянул на меня с насмешливым прищуром, но ничего не сказал.
У барной стойки я решил, что никогда не пробовал коктейль под названием «Маргарита» и это есть не что иное, как пробел в моей богатой приключениями биографии. Взял четыре стакана с апельсиново-желтым содержимым – все в счет своей карты – и, чуть покачиваясь, вернулся за столик. Странное дело! Водку ведь приходилось кушать стаканами, а тут от двух коктейлей стало весело. Может, оттого, что тоник в них газированный?
– «Маргарита»! – воскликнула блондинка Ника, придвигаясь еще ближе к моему стулу.
– Вообще-то меня зовут не Маргарита, а Саша!
Все захихикали.
– А Маргарита – это его подпольная кличка, – Влад подлил масла в огонь.
Коктейль оказался очень забавным, сладко-горьким, хотя понятно, что так быть не может. То есть он отдавал вкус как бы в два захода – сначала горький водочный, а затем вкус апельсинового сока.
– Водка? – спросил я.
– Текила! – поправил меня Влад. – Александр-Маргарита у нас сын снежного человека. Он не знает, из чего готовят коктейли.
Девушки с готовностью захихикали.
Нас все сильнее разбирало, так что воспоминания о дальнейшем вечере сохранились у меня фрагментарно. Помню, как мы с Никой выплясывали на танцполе и у меня произошло отчетливое раздвоение личности – зверь, живущий во мне, неожиданно вырвался на свободу и начал откровенно лапать девушку за задницу и за грудь, а я сам проявил рыцарство и вступился за Нику, надавав нахалу по рукам. Окружающая публика была в диком восторге от такого фокуса. Ника, надо сказать, тоже.
Потом мы брали еще коктейли, потом я заказал-таки сто граммов водки. Потом помню свое отражение в зеркале и разверзшийся овал унитаза у самого лица. Перед унитазом я стоял коленопреклоненный, как перед идолом. Кстати, было с чего, поскольку унитаз того явно заслуживал – был он совершенно прозрачным, как глыба хрусталя, а в эту кристальную массу были вплавлены ягодки – вишни и клубнички.
Выбравшись из туалета, я провел среди посетителей клуба тест-опрос, не видел ли кто-нибудь мою Нику. Мнения разделились. Потом оказалось, что Ника, Эльвира и Влад тоже были в туалете, только в другом и все вместе. Меня одолел приступ ревности, и я решил добавиться. У барной стойки увидел, что полненькая посетительница заказала прозрачный коктейль с плавающими в нем клубничками и вишенками. Мне это напомнило унитаз, и я решил, что должен попробовать этот коктейль непременно. Взял. Это уж точно было из водки с чем-то огненно-пряным. С первого глотка я немного отрезвел и пошел мириться с Никой, хотя мы вроде и не ссорились.
Второй глоток меня на какое-то время выключил, и я пришел в себя снова в туалете, но на этот раз не один. Со мной в одной запертой кабинке находилась совершенно голая Ника и та толстушка, с которой мы повстречались у стойки. Толстушка не совсем голая – в рубашечке и без штанов. Но больше всего меня удивило, что я и сам-то был не вполне одет. Дальше начался настоящий цирк с унитазом в качестве гимнастического снаряда. Было здорово, но даже сквозь кураж опьянения меня мучила совесть, что я участвую в настоящем групповом половом акте. Успокоил я себя тем, что акт был не совсем групповым – толстушка оказалась скорее зрителем, чем участником. Еще точнее – ассистентом. Но справлялась с этой ролью мастерски.
Потом снова помню себя за столом, в обнимку с рыдающей Эльвирой. Влад отплясывал с Никой на танцполе. В какой-то момент я испугался, что сижу за столом без штанов, но посмотрел вниз и успокоился – все было в порядке. Коктейль передо мной был уже красного цвета, но я не мог вспомнить, когда его поменял. Эльвира рыдала и жаловалась, что она хотела стать историком, а тратит тут время впустую, потому что Влад поимел ее и не дал денег. Я пошел разбираться с Владом. Тот сунул мне стодолларовую банкноту и продолжал веселиться, а я долго не мог понять, за что он мне заплатил. Потом вспомнил и отдал деньги Эльвире. Она допила мой коктейль и, продолжая рыдать, удалилась в неизвестном направлении.
У меня голова шла кругом, к тому же музыку сделали громче и она била по мозгам, вызывая легкую, но напрягающую тошноту. Я встал и решил подыскать место потише, что привело меня сначала к бармену, где я за все расплатился новенькой карточкой, а затем в какое-то подсобное помещение, с диваном, столиком и широким зеркалом. Угнездившись на узком диване, я прикрыл ладонью глаза от света и быстро провалился в пульсирующий нервный сон.
Тяжелые капли дождя били в размокшую глину, словно пули, поднимая водяную пыль и фонтанчики грязи. Тучи висели над землей толстым слоем, едва пропуская свет солнца.
С первых шагов я не удержался и плюхнулся на колени. Это испугало меня до одури – впервые в жизни я оказался пьяным во сне. А вокруг тот же чужой лес, и та же дорога через него, с размытыми следами гусениц и широких колес.
– Черт! – прошипел я, пытаясь подняться.
Испуг во мне нарастал, не только из-за совершенной немыслимости состояния, но и оттого, что я вспомнил слова Кирилла. Не того, который нанял меня сценаристом, а того, который взял снайпером. Он говорил, что если я умру во сне, то наш неписаный контракт потеряет силу. Даже если не в бою умру, а так просто. Погибнуть же пьяным в здешних условиях было проще простого – появись над головой рейдер, я был бы для него очень легкой мишенью. К тому же впервые в подобных снах я оказался совсем без оружия, в костюмных брюках и свитере, то есть в том, в чем уснул.
И все же боевой опыт так просто не пропьешь. Первым делом я скатился с дороги и залег в большой луже, затем подумал и ползком начал углубляться в лес. Что делать дальше, представлялось смутно, но во мне крепко сидела уверенность, что без оружия лучше уйти от дороги как можно дальше. Наконец я устал и залег за рухнувшим перегнившим деревом. Где-то, наверное километрах в трех от меня, застучал пулемет калибра 7.62. Кажется, наш, российский. Грохнула граната, выпущенная из подствольника.
– Жарко тут у них, – шепнул я.
Падающая с небес вода и чувство близкой опасности отрезвили и освежили меня. Не полностью, я все еще был в стельку, но голова начинала работать все яснее. Слева короткими очередями пулемету ответили трое автоматчиков. Затем присоединился четвертый. Этот вообще был профи – посылал с каждым нажатием на спусковой крючок ровно по три пули. Такому приему за день не научишься. Надо нажимать на спуск, говорить про себя «двадцать два» и лишь после этого отпускать. Казалось бы, просто, но на самом деле выдержка должна быть железная. И просто на стрельбище, когда грохот кругом, а автомат дергается в руках, швыряясь гильзами, и уж тем более в бою. Но, несмотря на ответный пулеметный огонь, неведомый стрелок продолжал, как ни в чем не бывало, – «тук-тук-тук, тук-тук-тук». Наконец пулемет умолк.
И только тут до меня дошло, что это первый сон из странной военной серии, где людское оружие работает против людского. Мало того – российское против российского. На тренажере, как называл его Хеберсон, ничего подобного никогда не было.
«Похоже, прав Кирилл, здесь все иначе», – подумал я.
Стрельба еще какое-то время продолжалась, смещаясь в сторону, затем стихла. Через лес здесь никто не ходит – просто некуда, в основном движение происходит вдоль дороги, а все отклонения отрядов связаны с подавлением артиллерии на господствующих рядом с дорогой высотах. Поэтому, углубившись в чащу, я ощущал себя в относительной безопасности. Проснуться по собственной воле, я уже знал, не получится, так что оставалось одно – продержаться живым до того момента, когда меня разбудят. Найдет ведь кто-нибудь меня на диване! Вот только когда – неизвестно.
Ливень усилился, стало почти темно. Я промок до нитки, и меня начало знобить, чего раньше во сне никогда не бывало. Кажется, алкоголь начинал отпускать под воздействием прохладной воды, а следом за этим, как водится, наступало похмелье. Хотя до полного отрезвления, я чувствовал, было еще ох как далеко!
Вдруг с удивлением я услышал совсем рядом человеческий окрик, причем кричали по-русски.
– Давайте! Вперед, вперед!
«Кого это понесло через лес? – подумал я, прекрасно осознавая, что в нынешнем состоянии любая встреча будет лишней. – А главное, зачем?»
Однако любопытство было не таким острым, чтобы выгнать меня из укрытия. Наоборот, я распластался вдоль древесного ствола и прикинулся шлангом, как говорили у нас в отряде.
Вскоре сквозь шум дождя послышалось шлепанье шагов по воде.
– Быстрее, быстрее! – командовал зычный голос. – Ну почему мне вечно такие сопляки достаются?!
Я плотнее вжался в грязь, но неизвестные, как назло, двигались прямо на меня. Шаги приближались, шлепали, а уходить мне было некуда, да и поздно. Наконец надо мной нависла фигура в камуфляже, причем не в боевом, а в купленном на ВДНХ в магазине формы и снаряжения типа «все для профессионалов». Это меня так поразило, что на испуг уже сил не хватило, несмотря на то что в лицо мне был направлен самый настоящий автомат. Не муляж.
– Ты кто? – спросил я, чтобы не выглядеть более испуганным, чем я есть на самом деле.
– Ни хрена себе вопрос…
Надо мной склонился верзила, без преувеличения двухметрового роста, рыжий, как белка, да к тому же еще конопатый, со светло-серыми, будто выцветшими, глазами.
– А что я должен спросить?
– Не знаю. Но вот я у тебя точно спрошу, кто ты такой. Точнее, как тебя занесло сюда в таком виде? Где твой ствол? Из чьего ты отряда? Ну?
Я не знал, правду лучше отвечать или что-нибудь соврать. Что именно врать, я не имел ни малейшего представления, а это могло привести к печальным последствиям. Правда обычно тоже приводит к печальным последствиям, но тогда хоть совесть будет чиста. Но вообще-то совесть меня в тот момент беспокоила мало, просто я не знал, какую ложь он скушает, а какую нет.
– Я с Базы, – решил я ответить как есть. – Непосредственный командир – Хеберсон.
Что мне еще оставалось отвечать? Однако слова мои возымели на верзилу столь странное действие, что я опешил.
– Кто командир? – он выпучил глаза и неожиданно разразился диким хохотом, подняв к небу лицо. – Хеберсон? С Базы? Ну ты дал… Вставай-ка! Ребята, я тут подчиненного Хеберсона нашел. Хотите взглянуть?
Он поднял меня за ворот свитера, но после разнообразия влитых в меня коктейлей стоять было ох как нелегко. Сфокусировав разбегающийся взгляд, за спиной верзилы я обнаружил еще троих. Их экипировка поразила меня не меньше, чем экипировка рыжего, – все они были одеты в дрянной коммерческий камуфляж с бирочками и пластиковыми пряжечками. Да и возраст удивил не меньше – самому старшему лет восемнадцать, а младший, скорее всего, еще в школу ходил. Однако оружие у всех было настоящее. Не новое, но настоящее.
– Да это бомжара какой-то… – улыбнулся младший. – Как он сюда попал?
– Да как все. Вони нажрался и попал, – ответил ему парень чуть постарше.
– Ну да, – одернул их верзила. – Вонь уже стали на улицах продавать? Бомжам?
– Может, он из наших? – предположил самый старший из пацанов.
– А? – верзила строго глянул на меня. – Чего придуриваешься? И на кой хрен жрать вонь, когда нет автомата? Новый способ самоубийства придумал? Кто твой командир?
– Достали вы!.. – разозлился я, но коктейли рвались из меня наружу, поэтому под конец фразы я не удержался и икнул.
– Да он бухой! – пригляделся верзила. – Ну ни фига себе! А ну, вяжите его!
Он ловко сбил меня с ног и завернул руку за спину, а реакция у меня после веселья была такая, что я и ойкнуть не успел, не то что увернуться. И мордой в грязь. Неприятно, конечно. В спину тут же уперлось колено, а на руки начали натягивать снятый с кого-то брючный ремень. Плохонький, жесткий ремень, какие продают для частных охранных агентств.
Правда, связать меня как следует не успели. Сначала я услышал позади себя глухой удар и болезненный выдох, затем грохот выстрела, а еще через миг на меня свалилось подростковое, совсем легкое тело. И тут же с грохотом и ревом ответили автоматы рыжего и оставшихся ребят. И мне за шиворот все же попала раскаленная гильза. Свитер – это ведь не форма, у него ворот широкий, для боевых действий не приспособленный. Ну, взвыл я, конечно. Руки за спиной, гильза за шиворотом шипит, автоматы грохочут. Того и гляди, еще одну гильзу поймаешь. В общем, от греха подальше я кувыркнулся через плечо в ближайшую лужу, а когда гильза остыла, высвободился из незатянутых пут и вытряхнул ее из-под свитера. С облегчением вытряхнул, понятное дело, но, поскольку ребята отнеслись ко мне не очень дружелюбно, я решил воспользоваться суматохой и смыться подобру– поздорову. Благо ребята были заняты дальше некуда – невидимый противник плотным пулеметным огнем загнал их за тот же ствол, где недавно прятался я, а они не очень прицельно, но ожесточенно отстреливались. Я услышал знакомое «тук-тук-тук, тук-тук-тук» – это сериями по три пули отбивался рыжий верзила.
Вытянув руку из ременной петли, я ползком добрался до ближайшего дерева и спрятался за ним, слушая, как плотно свистят по воздуху пули. Одна угодила в ствол за моей спиной, с глухим толчком застряв в древесине и сбив тонкие чешуйки коры.
– Эй, незнакомец! – услышал я голос рыжего. – Капец тебе!
«Это вам капец, если высунетесь», – злорадно подумал я.
Пули между тем продолжали свистеть, а вот ответный огонь со стороны верзилы и его малолеток умолк. Я забеспокоился, уж не перебили их там всех? И так это меня обеспокоило спьяну, что я возьми и высунись из-за дерева. Смотрю, а ни малолеток, ни рыжего нет. Вообще нет, словно и не было никогда. Только под дождем стреляные гильзы блестят.
Наступавшие, видимо, заподозрили, что враг улизнул, поскольку через пару минут стрельба окончательно стихла, а на поляну, держа американские автоматические винтовки на изготовку, широкой цепью вышли пехотинцы в форме, какую носят в Восточной Европе. Судя по профессиональной экипировке и выправке, это были люди Кирилла, но так вот просто выскочить и радостно замахать руками я побаивался. К тому же меня напрягло, что они не американцы. Хотя что я знал о людях Кирилла, да и вообще об этом странном мире моих сновидений?
И тут у меня забавная мысль мелькнула в голове – если это люди Кирилла, то кто такие рыжий с пацанами? И одно слово в голове застряло: «браконьеры».
Прятаться было не менее опасно, чем выскакивать, поэтому я помахал сначала рукой, чтобы заметили, а потом осторожно высунулся из-за дерева. Пехотинцы подбежали ко мне, осмотрели, пытались расспросить, кажется, по-польски. Я ни черта не понимал, что они говорят. Они и по-английски пробовали, но не прошло.
– Я русский! Русский! – попытался я им объяснить. Потом додумался выговорить: – Ай эм рашн! Во гневе страшен.
Они запшикали между собой, потом по рации, а минуты через три к нам со стороны дороги подбежал пухленький офицер в забавной польской фуражке.
– Русский? – спросил он почти без акцента.
– Совершенно верно, – сдерживая икоту, отрапортовал я. – Капитан Фролов. В прошлом сне был доставлен лейтенантом Хеберсоном на Базу, после чего зачислен в отряд снайпером.
– Имя?
– Александр Фролов.
Офицер взял рацию у одного из пехотинцев и справился у невидимого собеседника по-польски. Свое имя я хорошо различил.
– Да, все верно, – офицер оглядел меня с удивлением. – И как ты сюда попал? Почему в лес, а не на Базу?
– Почем мне знать? Выпил, заснул, оказался здесь.
– Что выпил?
– Ну… Много всего.
– Спирт?
– Конечно, не чистый. Коктейли в баре.
И тут я проснулся.
Кто-то бесцеремонно тряс меня за плечо, и мне пришлось разлепить веки.
– Э, мужик, ты как тут оказался? – хмуро склонился надо мной красномордый боров в форме охранника.
– Ногами зашел, – не очень любезно ответил я, для верности показав ему золотую карточку.
И он заткнулся. Улыбнулся даже.
– Вид у вас не очень, – виновато заметил он. – Думал, мало ли кто из персонала провел знакомого через служебку. Бывает. Нас дрючат за это.
– Расслабься, – я поднялся с дивана и похлопал его по плечу. – До сортира доведешь?
– Легко! – боров обрадовался, что у меня миролюбивое настроение.
Скорее всего, обычно с клиентами бывало иначе. Я представил, как бы отреагировал на подобную побудку тот же Влад, и усмехнулся. Правда, если быть до конца точным, Влад бы в подобную ситуацию не попал. Во-первых, вряд ли бы ему пришло в голову завалиться спать в подсобке, а во-вторых, внешний вид у него такой, что не подкопаешься. У меня же, как я начинал понимать, вид был именно в стиле «Прицепись ко мне, охранник». Почему, я понять не мог, но все реагировали именно так.
В туалете я как следует умылся холодной водой, все еще ощущая другую прохладу – прохладу ливня из сна. Он отрезвил меня больше, чем умывание. В ушах еще позванивало от автоматной стрельбы. Я попробовал собрать в голове все странности этого сна. Место ведь было то же, что и обычно, но что касается остального… И люди другие, и обстановка, в общем, все другое и непривычное, а главное – я без оружия. Это насторожило и встревожило, потому что если так будет каждый раз, то получалось, что три тысячи долларов за работу снайпером во сне – это не куча денег, как казалось вначале, а в самый, что называется, раз. Даже как бы не мало, если придется голой задницей «ежей» давить.
Влада с девочками я нашел в почти пустом зале. Я понятия не имел, сколько по времени получилось проспать, но никто не удивился моему долгому отсутствию, из чего можно было сделать вывод, что прошло не так уж много времени. Влад курил кальян, стоящий на низком столике, сидя в углу зала на диване, как какой-то шейх, а девочки кошками прижимались к его ногам. Посреди Москвы это обычное для таджиков занятие показалось мне диссонирующим с окружающей обстановкой, с хромированными трубами, шлюзами и прочей бутафорией. Уголек шипел в чашечке, распространяя вокруг отчетливый запах гашиша.
– Хочешь? – спросил Влад, отрываясь от мундштука.
– Нет. – Я помотал головой и плюхнулся на диван.
– А можно мне огоньку? – Ника игриво улыбнулась и протянула в мою сторону тоненькую розовую сигаретку.
– Легко! – Мне было неловко за происшедшее в туалете, но я постарался скрыть эти чувства избытком веселости и услужливости.
Вытащив зажигалку, я от усердия и остатков опьянения соскользнул с дивана и грохнулся на колени. Все прыснули, а Влад от неожиданности толкнул столик с кальяном, и раскаленный уголек выскочил из чашечки, едва не попав мне за шиворот. Я еле увернулся. Тут же подбежала официантка, загасила уголек специальной лопаточкой и убрала пепел.
– Весь кайф обломали! – махнул рукой Влад. – Поехали-ка по домам.
«Что у меня, магнит на спине? – с тревогой подумал я. – Во сне гильза за шиворот, а тут чуть уголек не поймал. И фига себе совпаденьице!»
Влад до дома меня не довез, остановил, не доезжая до дорожной развязки.
– Там пост ДПС, а я бухой дальше некуда, – развел он руками. – Не хочу дармоедов кормить. Доберешься сам?
– Доберусь. Ну мы и погуляли…
– Ладно. Только на работу не проспи. Кирилл этого не любит.
Я вышел под утихающий дождик и поднял воротник плаща. Вокруг горящих фонарей вибрировало оранжевое гало, делая их похожими на близкие лохматые звезды. Идти до дому оставалось с километр, не меньше, но, как говорили китайцы, дорога в тысячу миль начинается с одного шага.
На посту ДПС ко мне прицепились менты, но я от них благополучно отвязался, несмотря на попытки слупить с меня денег за перемещение по городу в пьяном виде.
– Водителей пьяных лучше ловите, – посоветовал я им, забирая назад документы.
– Поговори еще! – начал заводиться тот, что был помоложе, но я уже уходил прочь.
Недалеко от моего дома разлеглась на земле огромная дорожная эстакада, навороченная, как несколько свитых между собой колец Мебиуса. Она напоминала мне древнего Змея, каким представляли его славяне, – многолапое чудище с сотней хоботов. Змей этот как следует врос в землю лапами и вел малоподвижный образ жизни, все время спал, сотрясаясь время от времени от проходящих по нему тяжелых машин. Правда, в столь поздний час машины его не тревожили, он молча дремал, освещенный прожекторами и оранжевыми фонарями, блестел гребнями поручней и подхрапывал вибрирующим от ветра железным листом. На миг мое опьяненное воображение допустило, что он может видеть сны, как и все. Но в отличие от всех сны и являются его основной жизнью. Здесь он спит, а там, во сне, живет полнокровной жизнью, ворует девок по деревням, дерется с витязями…
«Прямо как я, – подумалось мне. – В реальности дрянью занимаюсь какой-то, а в снах вернулся к тому, что мне нравилось больше всего. Хотя нет, не нравилось. Просто я привык быть на войне – жить незатейливой жизнью, не требующей личной ответственности, выполнять чужие приказы… Странно звучит, но так проще».
Мне показалось, что я понял причину и суть моих военных снов. Наверняка это всего лишь воплощенные мечты и ничего больше – мне бы хотелось попасть обратно в отряд, хотелось бы зарабатывать тем, что я умею лучше всего. Вот и все. Поэтому такое и снится. Чего уж тут мистику всякую городить? Как оно ни горько.
Я шел в темноте, приближаясь к громадине эстакады, пока наметанный глаз не заметил на фоне неба яркую алую искорку.
«Сигарета», – механически отметил я.
Затем только подумал, что надо же было кому-то взобраться на самую верхнюю полосу эстакады, чтобы покурить у перил. Странно. Подойдя ближе, я заметил, что это девушка. Она одиноко стояла, а ветер дул ей в спину, то и дело закидывая волосы на лицо. Поэтому лица я не разглядел.
«Уж не вниз ли она собралась броситься?» – подумал я без должной, в общем-то, тревоги.
Раньше, пожалуй, я бы рванул наверх, спасать, предотвращать… Но нас разделяло три уровня в высоту, и мне лень было дергаться. Именно лень. Перемахнув через ограждение, я услышал наверху скрип тормозов, щелчок открывшейся дверцы, голоса. Невнятно. Ни единого слова не разобрать. И вдруг дикая боль обожгла мне спину – в том самом месте, куда во сне попала раскаленная гильза. Я матюгнулся и взвыл от боли, затем, не думая, не разбираясь, с места сделал кувырок через плечо по асфальту и снова взвыл – боль от ожога была невыносимой. Уже лежа на спине, сорвал себя плащ, стянул через голову свитер – и только тогда боль отпустила, а на асфальт выпал погасший окурок.
– Чертова девка! – ругнулся я в сердцах, поднимая взгляд.
Но наверху уже никого не было, только габаритные огни отъезжающей машины мелькнули на съезде с эстакады.
– Ну и везет мне сегодня! – морщась, я осмотрел прожженную в свитере дыру, затем подвигал лопатками.
Больно! Это надо же было с такой высоты столь прицельно попасть бычком мне за шиворот! Одеваться было не очень приятно, спину жгло, но не идти же под осенним дождиком с голым торсом! Правда, до дома было уже недалеко.
Продолжая ругаться, я поспешил к спящему жилому массиву.
Глава четвертая
Первый бой
За три недели работы у Кирилла на студии я здорово набил руку в написании текстов для самых разных телевизионных нужд. Приходилось и «вопросы от телезрителей» придумывать, и даже ситуации для проходящих по разным каналам реалити-шоу. Но главной работой была та, на которую меня нанимали, – написание текстов для еженедельных розыгрышей лотерей. Это только кажется, что две недели – два текста. На самом деле извести пришлось не менее двухсот листов бумаги, поскольку большую часть моих наработок Кирилл браковал и складывал у себя в столе. Мне приходилось писать снова, улучшать и опять писать, а попутно хоть в какой-то мере освоить такую непривычную для меня вещь, как компьютер. Это тоже отняло много времени, но Кирилл словно не замечал моей неуклюжести. Он терпеливо снабжал меня затертыми брошюрами по психологии и НЛП, выделил массивный том переводного издания «Реклама – как это делается», а также через каждые час-полтора вызывал на лестничную клетку. Там мы курили, он расспрашивал о продвижении работы и осчастливливал искрами своего бесценного опыта.
Я не мог понять, почему он не курит в кабинете. Весь персонал курил и в павильоне, несмотря на запреты пожарников, и в кабинетах, у кого они были. У меня был. И я там мог курить сколько вздумается. У Кирилла же был самый большой кабинет, просто огромный, там не то что курить, там можно было костер разводить, не боясь копоти на потолке. Но в кабинете он не курил. Такая вот странность. Спрашивать о ее причине мне казалось неловким, а сам Кирилл никогда не касался этой темы. И никто из работников не касался, словно это совершенно нормально, когда самый главный человек предприятия курит не в кресле собственного кабинета, а на лестничной клетке.
Мы работали только ночью, но вскоре я привык к тому, что спать приходится днем, и это перестало меня напрягать. Мои военные сны прекратились – тот, где были поляки в лесу, оказался последним. И чем больше проходило времени, тем менее серьезно я воспринимал происшедшее. Тем более что Кирилл в реальности ничем не напомнил о нашем договоре во сне. Единственное, что то и дело вспоминалось с тревогой, так это попавший мне за шиворот окурок. И не до конца заживший ожог в том месте, где во сне меня прижгло выскочившей из автомата гильзой. Правда, здравый смысл списывал это на идиотское стечение обстоятельств.
В общем, к концу третьей недели, когда мне надо было сдавать пачку текстов для ведущего, три листа для участника и еще пачку для активных «зрителей в зале», тот странный сон казался уже просто сном. Без всяких странностей. Ну что за странность, действительно, если после реального найма на работу вам снится ваш наниматель, который нанимает вас на другую работу, причем за гораздо большие деньги? Все вписывается в общепринятую теорию сна. А что касается пьяного сна, так то вообще… Черт-те что там намешали в эти коктейли, так чего удивляться эффекту? Глупо. Так что сон с поляками я твердо решил считать бредом и не вспоминать. А сон с наймом… В снах часто реализуются потаенные желания.
Короче, я понял, что трех тысяч долларов мне не видать, как не видать многого из того, что снилось в детстве и так хотелось перенести в реальность. Нам снятся наши мечты, что-то недоделанное, неисполненное, невыполнимое. Лишь крохотный червячок сомнения затаился глубоко в душе, примерно в том самом ее уголке, где живет вера в то, что мы не одиноки во Вселенной. Этот червячок ждал дня выплаты денег. Если будет шестьсот, то о странных снах можно забыть навсегда, если же три шестьсот… Но это было из той же оперы, что и «если бы у меня была волшебная палочка».
Кстати, в детстве у меня было много идей по поводу волшебной палочки, исполняющей всего одно желание. Но если бы такая палочка попала мне в руки теперь, я бы загадал только одно – деньги. Столько денег, на сколько хватило бы мощности магического прибора. Потому что, работая на студии, я понял, что за деньги можно купить все, в том числе и здоровье. В том числе и любовь. Не проституку, упаси боже, а именно любовь, настоящую, пылкую и страстную, может, даже на всю жизнь. Почему? Да потому, что мужчина с деньгами действительно выглядит значительно привлекательнее заскорузлого торговца с рынка. От него пахнет хорошим одеколоном, он гладко выбрит, у него мягкая кожа и великолепные, ухоженные зубы. С ним просто приятно общаться. И дружбу можно купить за деньги. Отчасти по тем же причинам, что и любовь, отчасти еще и потому, что обеспеченный человек и друзьям способен принести пользу, вспомнить о них в нужный момент, а от нищего – только проблемы.
Я видел это каждый день на живых примерах. Трех недель мне хватило с избытком. Я видел людей богаче Кирилла. Я видел людей беднее, чем я был теперь. И я прекрасно помнил себя три недели назад, когда с последней десяткой в кармане шел мимо киоска с горячей выпечкой и облизывался. Это все были не просто состояния души и тела, это были разные уровни реальности. И в ту реальность, где я не мог себе купить сраный пирожок за девять рублей, возвращаться не хотелось.
Вообще-то деньги – вещь странная. Когда-то за триста долларов я рисковал жизнью и лез в такие передряги, что сейчас становится страшно. Недавно триста долларов, полученные от Кирилла, казались мне достойной суммой, но жизнью за них я бы уже не стал рисковать. Сейчас, когда я понял, что работа и впрямь не сахар, эти же самые триста долларов казались мне недостаточной оплатой труда. Такая вот получалась баллада о трехстах долларах.
Вспомнив фразу «работа не сахар», я вспомнил и Катю, благодаря которой встретился с Кириллом. Ведь именно от нее я впервые услышал эти слова. Но я приходил на студию ночью, а она днем, и нам никак не удавалось встретиться. В одном здании работаем, а я до сих пор не смог пригласить девушку на чай. Она-то чаем меня как раз угостила и сигареты свои отдала.
У меня защемило сердце, и возникло острое желание хотя бы позвонить ей, была ведь где-то визитка, но надо было сдавать проклятые тексты, а Кирилл, как назло, больше половины забраковал и велел переписывать. Не успею до утра – зарплаты не видать. Кирилл называл такой подход к оплате коммунистическим принципом. То ли в издевку над идеями вождей пролетариата, то ли в издевку над нами. Черт его вообще разберет. Даже если полностью забыть странный сон, где он нанял меня снайпером в несуществующий отряд на несуществующей войне, то странностей у него и по жизни хватало. И курение на лестничной площадке – не единственная. Взять хотя бы одежду. Уж не знаю, сколько у него было одинаковых комплектов кожаных штанов, рубашек из тонкой кожи и кожаных жилеток, но появлялся он только в них. Все черное, лоснящееся, чуть хамовато-разнузданное. Неизменное. Он словно подчеркивал этой одинаковостью одежды, что ничего никогда не изменится, все будет, как скажет он. Очки с круглыми стеклами без оправы тоже странность. Дело в том, что, сколько я ни приглядывался, диоптрий на стеклах заметить не удалось. И затемненными они не были. В общем, чистый прикол, как он сам выражался. Очки ни для чего. Без всякой функции. Зачем бы я, к примеру, стал таскать такую штуковину на носу? Мне хотелось это понять. Мне казалось, что, узнав секрет этих дурацких очков, я смогу узнать хотя бы часть секрета власти Кирилла над другими людьми. А она была, эта власть, причем выражалась не только деньгами.
Над текстами я прокорпел до четырех ночи. Чем больше я над ними работал, тем большее отвращение они у меня вызывали. Иногда казалось – вырвет на клавиатуру. Глупейшая ситуация. Спустя рукава делать работу не хочется, не в моих это привычках, а хорошо делать – тошнит. Потому что чем лучше, тем на самом деле хуже, чем точнее я сработаю, тем больше обычных, хороших, честных людей попадутся на удочку моего остроумия и отдадут деньги за лотерейные билеты без малейшего шанса вернуть обратно большую их часть. Говорят, что азарт – болезнь. Значит, я был ее рассадником, из-под моих пальцев посредством клавиатуры рождались новые и новые штаммы вирусов, которые потом будут разнесены по стране через экраны телевизоров. Затем, уже после очередного розыгрыша, Кирилл принесет мне статистику рейтингов, а еще через несколько дней статистику продаж билетов. Мы вместе будем стоять на лестнице, курить и обсуждать, не выработался ли у народа иммунитет к нашим вирусам, а если выработался, как его подавить и какую новую заразу придумать. Над заразой, кстати, работать придется именно мне, за это деньги как раз и платили, а Кирилл был специалистом по подавлению иммунитета, он думал не над тем, какую заразу занести, а над тем, как ее подать, чтобы организм поменьше сопротивлялся. Он думал над музыкой, какая будет звучать за кадром, над светом, над декорациями, над костюмами, сам беседовал с актерами на каждую роль, сам утверждал их или отвергал. А я сидел за компьютером и штамповал фразы-вирусы. Черт бы меня за это побрал. Совсем недавно я гордился тем, что начал войну с иллюзиями, а теперь собственными руками конструирую их и внедряю в сознание масс.
Захотелось напиться. Причем напиться как следует, до поросячьего визга, чтобы потом было хреново. Но сегодня не получится, а завтра будет поздно. И так всегда. Я уже с неделю не появлялся в клубе, наверное, и на четверть не израсходовав сумму золотой карты.
– О, кстати! – я радостно забил в компьютер название столь щедрого заведения.
Завтра мне надо будет сдать интервью с модной молодой писательницей, которая, как выражался Кирилл, кроме как о сексе ни о чем двух слов связать не сможет. Пусть она расскажет о своем любимом клубе, где она черпает вдохновение для молодежных романов. Директор порадуется.
Я подумал, что, скорее всего, золотая карта мне и была вручена с тем, чтобы произошло нечто подобное, чтобы я при случае вспомнил именно этот клуб, а не какой-то другой. Точно-точно! Но мне было все равно. Уж кого-кого, а директора мне упрекнуть было не в чем.
Дверь открылась, вошел Кирилл.
– Ну что, дорогой, как успехи? – спросил он, поставив на стол непочатую бутылку виски «Джонни Уокер». – Когда можно ждать результат?
– Уже все готово, – я наклонился и достал из принтера очередную порцию распечаток. – Кроме реплик из зала. На них уйдет еще полчаса.
– Забей, – отмахнулся начальник. – Лучше тащи стаканы.
– Что значит «забей»? – удивился я.
– То и значит. Не нужны твои реплики. Нам на пять минут сократили эфирное время, так что для реплик все равно места не будет. Я целый день парился, как главное уместить. Так вот.
У меня возникло нехорошее предчувствие. Даже мой весьма скромный опыт работы на «ящик» подсказывал, что сокращение эфирного времени связано со снижением рейтинга, а значит, и доходности программы. Тогда непременно урежут бюджет, а могут и вообще закрыть лавочку. Если это так, то все плохо, а если нет, то еще хуже, потому что в этом случае Кирилл врал. Программа может процветать, а он лепит мне о сокращении эфирного времени только затем, чтобы обвинить в несостоятельности, забрать сделанную работу и выгнать, не заплатив ни копейки. А чего удивляться? Такая участь постигла всех моих предшественников, так откуда иллюзии, что со мной поступят иначе? Из-за снов?
Я представил, как Кирилл начинает разговор о моем увольнении, и понял, что, если такое случится, я его просто убью. Убью, сяду в тюрьму и оставшуюся часть жизни проживу счастливо. Причем убью не из-за денег, это было бы пошло, а за то, что он, используя мою нужду в средствах, вынудил меня дурить людей. И за то, что он точно так же поступает с другими.
– И что теперь? – спросил я напрямую.
– Ссышь, когда страшно, а, Саша? – усмехнулся Кирилл. – Стаканы, говорю, тащи.
Я послушно выдвинул ящик стола, где у меня валялись три низких широких стакана, оставшихся от прежнего владельца кабинета. Я ими еще ни разу не пользовался.
Кирилл подозрительно понюхал посуду, открутил пробку и плеснул на два пальца виски себе и мне.
– Льда нет, – пожал он плечами и выпил порцию залпом. Налил еще.