Библиотека Душ Риггз Ренсом

– Джейкоб сейчас не в себе, – пояснила она. – Я уверена, что на самом деле он хотел поблагодарить вас за то, что вы нас спасли. Мы ваши должники.

– И это тоже, – пробормотал я сквозь ее пальцы.

Я был зол и напуган, но в то же время искренне радовался тому, что мы живы, а Эмма цела и невредима. Как только я подумал об этом, вся злость тут же бесследно улетучилась, а осталась лишь искренняя благодарность. Я закрыл глаза, пытаясь остановить вращение комнаты, и прислушался к их шепоту.

– Он создаст для нас проблему, – произнес врач. – Нельзя допустить, чтобы мистер Бентам видел его в таком состоянии.

– У него поврежден мозг, – ответил Харон. – Если бы мы с девочкой смогли поговорить с ним наедине, я уверен, нам удалось бы привести его в чувство. Вы не могли бы нас оставить?

Врач неохотно вышел. Когда он ушел, я снова открыл глаза и увидел, что Эмма на меня смотрит.

– Где Эддисон? – спросил я.

– На той стороне, – ответила она.

– Точно. – Теперь я все вспомнил. – От него что-нибудь слышно? Он еще не вернулся?

– Нет, – тихо ответила она. – Еще нет.

Я задумался над тем, что это может означать и что могло с ним случиться, но это оказалось для меня чересчур.

– Мы обещали пойти за ним, – напомнил я ей. – Если перебрался он, то это сможем сделать и мы.

– Та пустта на мосту могла не обратить внимания на собаку, – вмешался Харон, – но вас она тут же вычислит и отправит в кипяток.

– Уйди, – сказал я ему. – Я хочу поговорить с Эммой наедине.

– Зачем? Может, ты хочешь вылезти в окно и снова убежать?

– Мы никуда не убежим, – заверила его Эмма. – Джейкоб даже не может подняться с кровати.

Харон остался непоколебим.

– Я отойду в сторону и займусь своими делами, – ответил он. – Ничего лучше я вам предложить не смогу.

Он действительно отошел в угол и, усевшись на стул Нима с единственным подлокотником, начал насвистывать и чистить ногти.

Эмма помогла мне сесть, мы прижались друг к другу лбами и начали перешептываться. От ее близости все теснившиеся у меня в голове вопросы на мгновение исчезли, поглощенные ощущением ее ладони, поглаживавшей мою щеку и подбородок.

– Ты так меня напугал, – говорила она. – Я на самом деле думала, что потеряла тебя.

– Я в порядке, – ответил я.

Я знал, что это не так, но мне было не по себе от того, что она так из-за меня переживает.

– Ты был в ужасном состоянии. И ты должен извиниться перед врачом.

– Я знаю. Мне просто стало страшно. И мне очень жаль, что я тебя напугал.

Она кивнула и отвернулась. Несколько мгновений она смотрела в стену, а когда она снова перевела взгляд на меня, в ее глазах светилась решимость.

– Я предпочитаю считать себя сильной, – прошептала она. – И что причина, по которой на свободе осталась я, а не Бронвин, не Миллард и не Енох, заключается в том, что я достаточно сильная и на меня можно положиться. Я всегда была такой – умела вынести все, что угодно. Как будто во мне отключен какой-то датчик боли. Я могу закрыться от всех ужасов и продолжать жить, занимаясь тем, что необходимо сделать. – Она нащупала рукой мои пальцы, лежавшие поверх одеяла. Наши пальцы тут же автоматически сплелись. – Но когда я думаю о тебе – о том, как ты выглядел, когда тебя подняли с земли после того, как эти люди…

Она судорожно выдохнула и покачала головой, как будто отгоняя эти воспоминания.

– Во мне что-то надламывается.

– Во мне тоже, – произнес я, вспомнив ту боль, которую я испытывал всякий раз, когда видел, что Эмма ранена, ужас, сжимавший мое сердце при мысли об угрожающей ей опасности. – Во мне тоже.

Я сжал ее пальцы, не зная, что еще добавить.

– Ты должен мне что-то пообещать, – снова заговорила она.

– Все, что угодно, – ответил я.

– Ты не должен умереть.

Я вымученно улыбнулся. Лицо Эммы осталось серьезным.

– Ты не имеешь права, – пояснила она. – Если я потеряю тебя, все остальное утратит смысл.

Я обнял ее и привлек к себе.

– Я сделаю все, от меня зависящее.

– Этого недостаточно, – прошептала она. – Пообещай.

– Хорошо. Я не умру.

– Скажи «Я обещаю».

– Я обещаю. Ты тоже это скажи.

– Я обещаю, – произнесла она.

– Ахххх, – подал из угла голос Харон, – сладкая ложь влюбленных…

Мы отстранились друг от друга.

– Ты обещал не подслушивать! – заявил я.

– Я дал вам достаточно времени, – возразил он, громко волоча стул по полу и ставя его возле кровати. – Нам необходимо о многом поговорить. Например, собираешься ли ты передо мной извиняться?

– За что? – раздраженно поинтересовался я.

– За то, что усомнился в моей порядочности и репутации.

– Я не сказал ни слова неправды, – возразил я. – Эта петля и в самом деле кишит мерзавцаи и извращенцами, а ты действительно корыстный тип.

– В котором нет ни капли сочувствия к страданиям своего собственного народа, – добавила Эмма. – Хотя мы все равно благодарны тебе за то, что ты нас спас.

– Находясь здесь, многому учишься, – произнес Харон. – У каждого своя история. Своя беда. Все чего-то от тебя хотят, и все почти всегда лгут. Поэтому да, я действительно неуклонно блюду свои собственные интересы и стремлюсь из всего извлекать выгоду для себя лично. И мне ничуть не стыдно. Но я до глубины души оскорблен твоим утверждением, что я способен иметь какие- либо дела с теми, кто торгует плотью странных существ. То, что я капиталист, не означает, что я мерзавец и что у меня черная душа.

– И откуда нам было это знать? – спросил я. – Нам пришлось тебя умолять и даже сулить тебе награду, чтобы ты не бросил нас там, у доков. Или ты забыл?

Он пожал плечами.

– Это было до того, как я понял, кто ты такой.

Я покосился на Эмму, затем ткнул себя пальцем в грудь.

– Кто я?

– Да, ты, мой мальчик. Мистер Бентам уже давно тебя ждет. С того самого дня, когда я только стал лодочником, около сорока лет назад. Бентам позаботился о том, чтобы я мог беспрепятственно проникать на Акр и так же благополучно его покидать, в обмен на обещание высматривать тебя среди своих пассажиров. Я должен был сразу привезти тебя к нему. И наконец-то я сумел выполнить свое обещание и отплатить ему услугой за услугу.

– Ты, должно быть, с кем-то меня перепутал, – возразил я. – Я ничего собой не представляю.

– Он сказал, что ты сможешь беседовать с пустотами. Ты знаешь других странных людей, которые на это способны?

– Но ему всего шестнадцать, – удивилась Эмма. – На самом деле шестнадцать. Каким образом…

– Поэтому я не сразу сориентировался, – ответил Харон. – Мне было необходимо лично обсудить это с мистером Бентамом. Именно у него я и был, когда вы сбежали. Видишь ли, ты не соответствуешь его описанию. Все эти годы я ожидал появления старика.

– Старика, – уточнил я.

– Вот именно.

– Который умеет говорить с пустотами.

– Я уже сказал.

Эмма стиснула мою руку, и мы переглянулись – этого не может быть, – после чего я опустил ноги с кровати, ощутив новый прилив энергии.

– Я хочу поговорить с этим парнем… Бентамом. Немедленно.

– Он встретится с тобой, когда будет готов, – произнес Харон.

– Нет, – отрезал я. – Сейчас.

В это мгновение и в самом деле раздался стук в дверь. Харон отворил ее, и мы увидели Нима.

– Мистер Бентам приглашает наших гостей на чай, – произнес он. – Через час в библиотеке.

– Мы не можем ждать час, – возразил я. – Мы и так потратили понапрасну слишком много времени.

Услышав это, Ним слегка покраснел и надулся.

– Потратили понапрасну?

– Джейкоб хочет сказать, – вмешалась Эмма, – что у нас есть другие важные дела на Акре и что мы уже опаздываем.

– Мистер Бентам хочет принять вас, как подобает, – заявил Ним. – Как он любит повторять, мир, в котором исчезнут хорошие манеры, не заслуживает того, чтобы его спасали. Кстати, мне поручено позаботиться о том, чтобы вы были одеты надлежащим образом. – Подойдя к шкафу, он распахнул его тяжелые дверцы. Внутри шкаф был полон одежды. – Вы можете выбрать все, что пожелаете.

Эмма вытащила платье с рюшами и скривилась.

– Это все неправильно. Наряжаться и распивать чаи, в то время как наши друзья и имбрины вынуждены переносить одна птица ведает какие страдания.

– Мы делаем это для них, – пояснил я. – Нам придется подыграть мистеру Бентаму, пока не выясним, что ему известно. Это может быть важно.

– Возможно, он просто одинокий старик.

– Не говорите о мистере Бентаме в таком тоне. – Лицо Нима сморщилось. – Мистер Бентам святой, он лучший из людей!

– О, успокойся, – произнес Харон. Подойдя к окну, он отдернул шторы, впустив в комнату бледный, как жидкий гороховый суп, дневной свет. – Живее! – скомандовал он нам. – Вам назначена встреча.

Я откинул одеяла, и Эмма помогла мне встать с постели. К моему удивлению, мне удалось удержаться на ногах. Я посмотрел в окно на пустынную улицу, окутанную желтой пеленой, а затем, опираясь на руку Эммы, подошел к шкафу. На плечиках с моим именем я увидел готовый костюм.

– Можно нам хотя бы переодеться спокойно? – обернулся я к Харону.

Харон посмотрел на Нима и пожал плечами. Ним всплеснул руками.

– Это неприлично!

– Аххх, не волнуйся за них, – отмахнулся от него Харон. – Только без глупостей, договорились?

Эмма покраснела как рак.

– Понятия не имею, о чем ты.

– Разумеется. – Вытолкав Нима из комнаты, он остановился в дверях. – Могу я рассчитывать на то, что вы снова не сбежите?

– С какой стати нам это делать? – поинтересовался я. – Мы хотим встретиться с мистером Бентамом.

– Никуда мы не денемся, – подтвердила Эмма. – Но почему ты еще здесь?

– Мистер Бентам попросил меня за вами присмотреть.

Я подумал, что это может означать только одно: Харон должен помешать нам, если мы попытаемся сбежать.

– Да ты и в самом деле немало ему задолжал, как я посмотрю, – фыркнул я.

– Ты себе даже не представляешь, – кивнул он. – Я обязан ему жизнью.

Сложившись почти пополам, он вышел в коридор.

– Ты будешь переодеваться там, – произнесла Эмма, кивая в сторону небольшой ванной комнаты. – А я тут. И никаких подсматриваний, пока я не постучу!

– Лаааадно, – подчеркнуто огорченно протянул я, пытаясь скрыть степень своего разочарования.

Хотя я и не отказался бы от возможности увидеть Эмму в нижнем белье, все угрожающие жизни опасности, с которыми нам пришлось столкнуться за последнее время, погрузили эту часть моего юношеского мозга в глубокую гибернацию. Но несколько серьезных поцелуев могли вывести мои инстинкты из спячки.

А впрочем…

Я закрылся в ванной, сверкающей белой плиткой и тяжелыми металлическими кранами, и склонился над раковиной, разглядывая себя в серебристом зеркале.

Это было ужасное зрелище.

Мое опухшее лицо было исполосовано воспаленными красными рубцами – напоминаниями о полученных ударах. Раны быстро заживали, но до конца не сошли. Мой покрытый безболезненными, но уродливыми кровоподтеками торс напоминал географическую карту. В складках ушных раковин все еще оставалась запекшаяся кровь. При виде всего этого у меня так закружилась голова, что пришлось вцепиться в умывальник, чтобы не упасть. Внезапно почудились летящие в меня кулаки и земля, уходящая из-под ног.

Еще никогда и никто не пытался убить меня голыми руками. Это было нечто совершенно новое и ничуть не походило на угрозу, исходящую от пустот, избегать которых я умел почти на уровне инстинкта. В меня стреляли. Но пули тоже представляют собой быстрый и безличный способ убийства. Но чтобы убить руками, требуются немалые усилия. И ненависть. Было дико даже думать, что я вызываю такую ненависть. Что странные люди, которые даже не знают, как меня зовут, в момент массового помешательства возненавидели меня настолько, что готовы были забить насмерть. Мне почему-то стало ужасно стыдно. Я решил, что если у меня когда-либо появится такая роскошь, как свободное время, надо будет обязательно разобраться в своих ощущениях и понять, почему я стыжусь того, что другие люди пали так низко.

Я открыл кран, чтобы умыться. Трубы содрогнулись и застонали, но после этой мощной увертюры выдали лишь тонкую струйку бурой воды. Может, этот Бентам и богатый парень, – подумал я, – но никакая роскошь не способна оградить его от реалий адского местечка, в котором он живет.

Но как он здесь очутился?

Еще больше меня интересовало, откуда этот человек знал моего деда? Или как он о нем узнал? Наверняка, говоря о старике, способном беседовать с пустотами, которого ищет Бентам, Харон имел в виду именно его. Возможно, дедушка познакомился с Бентамом во время войны, уже после того, как покинул дом мисс Сапсан, но до отъезда в Америку. Это был определяющий период его жизни, хотя говорил он о нем крайне редко и только в самых общих чертах. Несмотря на все, что я узнал о своем дедушке за последние несколько месяцев, во многих отношениях он по-прежнему оставался для меня загадкой. Я с грустью подумал, что, возможно, мне уже не суждено ее разгадать.

Я натянул одежду, приготовленную для меня Бентамом, – элегантную голубую рубашку и серый свитер с простыми черными брюками. Все это подошло настолько хорошо, как будто кто-то заранее ожидал моего появления. Я уже шнуровал коричневые кожаные полуботинки, когда Эмма постучала.

– Как ты там?

Я распахнул дверь, и дверной проем взорвался желтой вспышкой. На Эмме было огромное канареечного цвета платье с буфами на рукавах и юбкой до самого пола. Выглядела она совершенно несчастной.

– Смею тебя уверить, это оказалось наименьшим из всех портновских ужасов в этом шкафу, – вздохнула она.

– Ты похожа на Большую Птицу[1], – произнес я, выходя из ванной, – а я похож на мистера Роджерса[2]. Этот Бентам жестокий человек.

Она не поняла моих параллелей. Подойдя к окну, она выглянула наружу.

– Да. Отлично.

– Что отлично? – спросил я.

– То, что этот карниз размером с Корнуолл и есть за что ухватиться руками. Надежнее руколаза.

– И почему нас должны интересовать размеры этого карниза? – спросил я, тоже подходя к окну.

– Потому что в коридоре Харон, а значит, мы не сможем выйти через дверь.

Порой мне казалось, что Эмма подолгу мысленно беседует со мной, забывая при этом посвящать меня в содержание наших бесед. Зато она неизменно досадовала при виде моей растерянности, когда до меня долетали какие-то обрывки этих бесед. Ее мозг работал так быстро, что время от времени опережал сам себя.

– Мы не можем никуда идти, – ответил я. – Мы должны познакомиться с Бентамом.

– И мы с ним познакомимся, но я скорее застрелюсь, чем соглашусь еще целый час торчать без дела в этой комнате. Святой мистер Бентам – отщепенец, живущий на Дьявольском Акре. Скорее всего он опасный мерзавец с мрачным прошлым. Я хочу осмотреть этот дом и как можно больше разузнать о его владельце. Мы вернемся раньше, чем кто-нибудь заметит наше отсутствие. Даю слово чести.

– Ах, вот оно что, тайная операция. В таком случае мы одеты самым подобающим образом.

– Очень смешно.

Я был в полуботинках на такой твердой подошве, что каждый шаг звучал, как удар молота, а ее желтое платье даже слепой разглядел бы издалека. Кроме того, я лишь недавно смог собраться с силами, чтобы встать с кровати. И все же я согласился. Она так часто оказывалась права, что я привык полагаться на ее чутье.

– Если нас кто-нибудь заметит, так тому и быть, – вздохнула она. – Судя по всему, этот тип ждет тебя целую вечность. Он не вышвырнет нас сейчас за попытку немного осмотреться.

Она открыла окно и выбралась на карниз. Я осторожно высунул голову наружу. Мы находились на высоте двух этажей в «хорошей» части Дьявольского Акра. Я узнал поленницу – мы прятались за ней, когда Харон вышел из заброшенного с виду магазина. Прямо под нами находилась адвокатская контора Мандея, Дайсона и Страйпа. Такой фирмы, разумеется, не существовало. Это была лишь вывеска, потайной вход в дом Бентама.

Эмма протянула мне руку.

– Я знаю, что ты не любитель высоты, но я не дам тебе упасть.

После того как пустта трясла мной над кипящей рекой, данная конкретная высота показалась мне не особенно пугающей. И Эмма оказалась права – карниз был широким, а вся стена в украшениях – декоративные элементы и горгульи, за которые можно держаться. Я вылез, вцепился в первую попавшуюся горгулью и засеменил за Эммой.

Повернув за угол, мы попытались открыть одно из окон.

Оно было заперто. Мы двинулись дальше и попытались отворить следующее, но оно тоже не поддавалось. Та же история повторилась с третьим, четвертым и пятым окном.

– Окна заканчиваются, – заметил я. – Что, если все они заперты?

– Следующее откроется, – заявила Эмма.

– Откуда ты знаешь?

– Я ясновидящая.

С этими словами она ударила по окну ногой. Осколки стекла посыпались в комнату и на тротуар перед зданием.

– Нет, ты все-таки бандитка, – вздохнул я.

Эмма ухмыльнулась и ладонью сбила с рамы несколько последних осколков.

Затем она шагнула в проем. Я неохотно последовал за ней в темную пещероподобного вида комнату. Нашим глазам понадобилось несколько мгновений, чтобы привыкнуть к темноте. Свет проникал сюда лишь через только что разбитое нами окно, но даже этого слабого освещения было достаточно, чтобы понять, что мы очутились в раю барахольщика. Деревянные ящики и коробки шаткими колоннами громоздились до самого потолка, оставляя лишь узкие проходы.

– У меня такое ощущение, что мистер Бентам не любит расставаться с вещами, – заметила Эмма.

В ответ я трижды оглушительно чихнул. В воздухе парила пыль. Эмма пожелала мне здоровья и зажгла на ладони небольшой фитилек, поднеся его к ближайшему ящику. Рм. АМ-157 гласила надпись.

– Как ты думаешь, что в нем? – спросил я.

– Чтобы выяснить это, нужен лом, – отозвалась Эмма. – Эти ящики очень прочные.

– Я думал, ты ясновидящая.

Она скорчила гримасу.

Лома у нас не было, и мы прошли дальше в комнату. Дневной свет сюда не проникал, и Эмма усилила огонек на ладони. Узкий проход между ящиками привел нас к арочному дверному проему в другую комнату, столь же темную и почти такую же захламленную. Ящиков здесь не было, помещение было завалено громоздкими предметами, скрытыми под белыми чехлами. Эмма уже собиралась сдернуть один из чехлов, но не успела, потому что я схватил ее за руку.

– Что случилось? – раздраженно спросила она.

– Там может находиться что-нибудь ужасное.

– Вот именно, – отозвалась она и стащила чехол, подняв в комнате настоящую пыльную бурю.

Когда пыль осела, мы увидели собственные лица, тускло отразившиеся в стеклянной поверхности шкафчика, напоминающего музейную витрину. Внутри были аккуратно разложены снабженные подписями предметы – резная скорлупа кокосового ореха, расческа, сделанная из китового позвонка, каменный топорик и несколько других штуковин непонятного назначения. Табличка внизу витрины гласила: Домашняя утварь Странных людей, живших на острове Святого Духа, Новые Гебриды, Южно-Тихоокеанский регион, около 1750 г.

– Ух ты, – вырвалось у Эммы.

– Странно, – пробормотал я.

Она накрыла витрину чехлом, хотя смысла заметать следы не было – разбитое окно выдавало нас с головой, и этого было не изменить. Мы медленно двинулись дальше, по пути раскрывая другие предметы. Комната была полна музейных экспонатов, единственной общей чертой которых было то, что все они некогда использовались странными людьми. В одной витрине находились яркие шелковые одежды, принадлежавшие странным людям Дальнего Востока около 1800 года. В другом месте мы увидели нечто, на первый взгляд напоминавшее часть ствола огромного дерева, но при ближайшем рассмотрении оказавшееся дверью с железными петлями и ручкой из сучка. Надпись гласила: Вход в дом странных людей в Великой Ирландской Глуши, около 1530 года.

– Ого! – протянула Эмма, наклоняясь, чтобы рассмотреть дверь. – Я и не знала, что в мире столько странных людей.

– Было… – уточнил я. – Сомневаюсь, что все они по- прежнему живут в этих местах.

Последняя витрина, которую мы раскрыли, была подписана: Оружие странных хеттов, подземный город Каймаклы, без даты. Как ни удивительно, внутри не было ничего, кроме мертвых жуков и бабочек.

Эмма обернулась ко мне:

– Думаю, мы установили, что Бентам любитель истории. Идем дальше?

Мы, не останавливаясь, прошли через еще две комнаты, заставленные такими же зачехленными витринами, и оказались на боковой лестнице. Поднявшись на третий этаж, мы толкнули дверь и очутились в длинном коридоре с множеством других дверей. Мы зашагали по коридору, показавшемуся мне бесконечным, заглядывая в помещения, расположенные на равном удалении друг от друга. Все они были обставлены совершенно одинаково и напоминали спальню, в которую поместили меня. В каждой стояла кровать с тумбочкой и платяной шкаф. По обоям н стенах коридора извивался рисунок сплетающихся красных маков, гипнотическими волнами продолжающийся на покрывающем пол роскошном ковре у нас под ногами. Казалось, весь дом постепенно оплетают разрастающиеся лианы. Единственным, что позволяло отличить все эти комнаты друг от друга, были маленькие медные таблички на дверях. Таким образом, у каждой комнаты было собственное уникальное и весьма экзотическое название: Альпы, Гоби, Амазонка.

В коридоре было не меньше пятидесяти комнат. Дойдя до середины, мы ускорили шаг в полной уверенности, что ничего полезного для себя здесь больше не найдем. И вдруг нас накрыла волна воздуха, такого холодного, что я весь мгновенно покрылся гусиной кожей.

– Ух! – поежился я. – Это еще откуда?

– Может, кто-то не закрыл окно? – предположила Эмма.

– Но на улице не холодно, – напомнил я, и девушка пожала плечами.

Мы продолжали идти по коридору, и с каждым шагом воздух становился все более холодным. Наконец, мы повернули за угол и обнаружили, что здесь с потолка свисают сосульки, а на ковре сверкает иней. Холодом веяло из одной из комнат, и мы замерли, наблюдая за хлопьями снега, проникающими в коридор сквозь щель под дверью.

– Это очень странно, – содрогнувшись, заметил я.

– Даже по моим стандартам это очень необычно, – согласилась Эмма.

Я сделал шаг вперед, и снег заскрипел под подошвами. Сибирь, – было написано на табличке.

Я посмотрел на Эмму. Она посмотрела на меня.

– Скорее всего, тут работает гиперактивный кондиционер, – предположила она.

– Давай откроем и посмотрим, – отозвался я и потянулся к дверной ручке. Она не поворачивалась. – Заперто.

Эмма прижала ладонь к ручке, и спустя несколько секунд из нее закапала вода.

– Она просто замерзла, – пояснила она.

Повернув ручку, она толкнула дверь, приоткрывшуюся лишь на дюйм. Отвориться шире не позволял сугроб с обратной стороны. Упершись плечами, мы сосчитали до трех и дружно налегли на дверь. Она распахнулась, и нас обдало порывом арктического воздуха. Круживший в воздухе снег залепил глаза и выпорхнул в коридор.

Закрывая лица руками, мы заглянули внутрь. Спальня была обставлена так же, как и остальные, – кровать, шкаф, тумбочка, – но под глубоким снегом угадывались какие-то округлости.

– Что это? – спросил я, перекрикивая вой ветра. – Еще одна петля?

– Это невозможно! – крикнула в ответ Эмма. – Мы уже в петле!

Борясь с ветром, мы шагнули в комнату, чтобы рассмотреть ее лучше. Можно было предположить, что снег и лед проникают в комнату через открытое окно, но затем я увидел, что здесь вообще нет окна. В дальнем конце комнаты не было даже стены. Стены, покрытые льдом, возвышались справа и слева, над головой нависал столь же обледеневший потолок, а где-то под ногами наверняка имелся ковер. Но там, где должна была находиться четвертая стена, комната переходила в ледяную пещеру и в открытую местность за ней. Перед нами раскинулась бескрайняя снежная пустыня с кое-где разбросанными по ней черными скалами.

Насколько я мог судить, передо мной простиралась Сибирь.

Через всю комнату в эту бесконечную белизну вела единственная расчищенная от снега тропа, пройдя по которой мы очутились в пещере. Гигантские ледяные иглы вздымались из пола и свисали с потолка, отчего казалось, что нас окружает лес белых деревьев.

Эмма жила на свете уже почти сто лет и успела насмотреться на всяческие странные явления, отчего произвести на нее впечатление было почти невозможно. Но это место ее, похоже, потрясло до глубины души.

– Это просто чудо какое-то! – произнесла она, наклоняясь и зачерпывая пригоршню снега. Бросив снегом в меня, она засмеялась. – Скажи, что это не чудо!

– Чудо, – согласился я, стуча зубами. – Но как это все сюда попало?

Пробравшись между огромными сосульками, мы вышли на открытую равнину. Оглянувшись, я не увидел комнаты – она была полностью скрыта пещерой.

Эмма бросилась вперед, а затем позвала меня.

– Сюда! – воскликнула она.

Преодолевая глубокие сугробы, я поспешил к ней. Этот пейзаж был очень странным. Перед нами расстилалась белая равнина, переходившая в склон, как складками, покрытый расселинами.

– Мы тут не одни, – произнесла Эмма, указывая на деталь, которую я до сих пор не заметил.

На краю одной из расселин, вглядываясь в ее глубины, стоял человек.

– Что он делает? – задал я, разумеется, весьма риторический вопрос.

– Похоже, что-то ищет.

Мы смотрели, как незнакомец, не поднимая головы, идет по краю расселины. Спустя приблизительно минуту я осознал, что так замерз, что уже не чувствую собственного лица. Налетевший порыв ветра скрыл от нас окружающее за пеленой снега.

Когда ветер и снег улеглись, я увидел, что мужчина в упор смотрит на нас.

– Ой-ой-ой, – напряглась Эмма.

– Ты думаешь, он нас видит?

Эмма опустила голову, глядя на свое ярко-желтое платье.

– Да.

Несколько мгновений мы стояли, не сводя глаз с мужчины, который в свою очередь долго смотрел на нас, а затем бросился к нам. Нас разделяли сотни ярдов занесенной глубоким снегом равнины и предательских трещин. Вряд ли незнакомец был опасен, но мы вообще не должны были тут находиться, поэтому лучше всего было поскорее уйти. Внезапно это решение подкрепил рев, подобный которому я слышал лишь один раз в жизни – в цыганском таборе.

Медведь.