Как все начиналось Ефиминюк Марина

– Милая Мария, я всегда рад услужить такой прекрасной даме!

Властитель заигрывает с русалками или мне кажется? Боже, посмотри на мир и ужаснись, куда он катится.

Я уселась на коня, Арвиль махнул рукой:

– Девочки, до свидания!

– Пока, Арвюша, – раздался нестройный хор в ответ.

– Пока, Арвюша, – передразнила я.

– Обиделась что ли? – удивился Арвиль.

– На кого?

– На русалок за «истеричку».

– Да, мне только и осталось, что обижаться на тех, у кого рыбий хвост вместо ног! – зло буркнула я, и пустила коня в галоп.

– Коняшку вечером верну! – крикнула я, не поворачиваясь.

Арвиль даже не пытался меня догнать.

* * *

Не смотря на ранний час, город кипел. Фатийцы высыпали на улицы, куда-то спешили, собирались маленькими группками церемонно кланялись, а потом что-то громко обсуждали при этом, яростно жестикулируя руками. Я, вообще, заметила, что данийцы – народ шумный, весёлый и доброжелательный, говор такой быстрый, что приходилось внимательно прислушиваться, чтобы понять, о чём толкует собеседник.

Я тихо ехала по маленьким извилистым улочкам, уставший вспотевший конь лоснился, бока блестели на солнце. Я, наверное, выглядела, как настоящая ведьма: в подвёрнутых до колен портах, ноги в речном песке, рубашка, все ещё влажная, прилипала к телу, волосы высохли на ветру и теперь завивались в тонкие спутанные спиральки. Мне было весело и беззаботно, я смотрела на празднично одетых людей с радостной бесшабашностью.

Главная площадь перед Домом Властителей больше походила на огромный муравейник. Здесь собралась огромная толпа, а в центре, над морем голов, вырастал прекрасный яркий цветок – шатёр. На забор Дома Властителей, воспользовавшись отсутствием стража, забрались мальчишки, пытаясь разглядеть сцену под шатром.

– Что случилось? – крикнула я им.

– Сегодня конкурс, – неохотно отозвался один, не глядя на меня.

– Какой ещё конкурс?

– Рассказчиков, – мальчишка впился любопытным взглядом в фигуру в чёрном одеянии появившуюся на подмостках.

«Ну, конечно, Марлен говорил нам, что спешит на конкурс в Фатию!» – вспомнила я. Значит, он должен быть где-то здесь, он бы точно успел на долгожданное событие, возможно поэт знает, куда запропастился гном. Я выехала на рыночную площадь, где, судя по объявлению, происходила запись участников. Мелкие торговцы, не желающие терять выгодный для заработка день, разложили свои товары. Маленькие лоточки пестрели, украшенные для праздника яркими лентами. В лавке цветочника толпился народ, охапками закупающий розочки для торжественного вручения оных понравившимся сказателям.

На заборе висело огромное изображение четырех страшных рож, я с трудом узнала в них любимцев публики «Весёлых баянов», вечером после конкурса на площадке большого шатра должно было пройти первое грандиозное выступление. Я ещё с минуту полюбовалась на перекошенные лица с глазами навыкате, и почувствовала болезненный укол ностальгии и грусть о Марфе и неугомонной Динарке. Интересно, как они там?

До меня донеслось сдавленное хихиканье, я повернула голову – в сторонке, рядом с прилавком с бусами и серьгами, стояли две девушки. Высокие, с длинными чёрными волосами, распущенными по хрупким плечам. Они смотрели на меня с весёлой улыбкой, скорее всего, обсуждая мой несуразный вид и веселясь от всей души. Я фыркнула и, задрав нос, проехала мимо них.

– Скажите, – услышала я звонкий голосок и удивлённо обернулась, придержав коня, – а это жеребец не из властительских конюшен?

«Какие наблюдательные! – хмыкнула про себя я. – Сумели-таки разглядеть клеймо!»

Я коротко кивнула и заметила, как у хохотушек округлились глаза.

– Скажу вам по секрету, – я даже немного перегнулась в седле, чтобы мои слова услышала не вся площадь, – Властитель очень любит ранним утром по берегу реки ездить, за городом, на песчаном пляже.

Для девушек мои слова оказались откровением, они, как по взмаху волшебной палочки, покраснели, а глаза их заблестели с новой силой. «Ну, все Фатиа, – ухмыльнулась я про себя, – конец твои тихим одиноким прогулкам! Теперь за тобой будет носиться табун лошадей с красавицами верхом».

Как раз в это время на рыночную площадь въехал тот, кого я так долго дожидалась. Пантелей держался в седле неестественно прямо, его необычные, почти прозрачные глаза по ястребиному осматривали толпу, а покрасневшее от загара лицо выражало бесконечную муку. Я радостно улыбнулась и повернула к нему, но Пан не замечал меня и целенаправленно двигался через толпу к синему шатру с табличкой «на запись». Сначала я не поняла, что произошло, но когда он повернул коня, то я, к собственному изумлению, увидела нежно прислоняющегося к его спине Марлена. Поэт, измученный долгой поездкой, в пыльной робе, осторожно обнимал гнома за пояс и тихо дремал, счастливо улыбаясь, как ребёнок.

Я едва не расхохоталась в голос и с трудом выдавила из себя:

– Пан! – гном не слышал, он продолжал сосредоточенно ехать к шатру для записей участников. – Па-ан! – уже заорала я.

Толстая старуха в чёрном скорбном одеянии подскочила на месте, затрясла в воздухе кулаком и что-то затараторила на данийском. Я ей примирительно улыбнулась и пожала плечами, мол, «говори, не говори, всё равно, моя твоя не понимать».

– Гном! – уже заголосила я на всю мощь своих лёгких. Пантелей резко повернул голову, Марлен сзади дёрнулся, открыл глаза и, едва не упав, посильнее прижался к Пану.

Пантелей, наконец-то, меня заметил, его лицо просто расцвело радостью, а в глазах появилась надежда на избавление от назойливого пассажира.

– Аська! – мы встретились. – Как я рад тебя видеть! Ты так загорела, похорошела!

– Да, ладно тебе, – махнула я рукой, – ты, где так задержался, мы тебя ждали ещё на прошлой неделе.

– Да, я с ним, – гном качнул головой, имея в виду поэта. Он толкнул Марлена в бок, тот окончательно очнулся и спрыгнул на землю:

– Мы приехали! – радостно воскликнул он, широко зевая. – О, моя королева, – он развёл руки, глядя на меня, – ты стала прекрасна, как ясное солнце, теперь я тебя не отдам никому, но жаль, у меня за душой нет червонца, и я тебя возвращаю ему!

– Кому? – удивилась я.

– А не знаю кому, это я так разогреваюсь. Прощаться плохая примета, – махнул он рукой и молча скрылся за пологом шатра.

– Не понял?! – у гнома отвисла челюсть. – Нет, ты представь себе, я его вёз от самой приграничной деревни, а тебе никакой благодарности! Его то укачивало, то ему спать нужно, то есть!

– А почему ты его на Драконовой реке не оставил? – заинтересовалась я.

Гнома перекосило, он надолго замолчал и задумался, похоже, в продолжение всего пути мысль избавиться от поэта и пришпорить коня даже не приходила ему в голову.

Мы двинулись по направлению к постоялому двору.

– А где Ваня? – перевёл гном разговор.

Меня бросило в жар, я замялась, а потом все же ответила:

– Он болеет, – туманно поведала я.

– Простудился?

– Нет, ногу сломал, – я перевела дыхание. Ну, вот я сказала это!

Гном выпучил глаза:

– Довела-таки парня! – хохотнул он. – Несчастный, наверное, оступился, когда за тобой с топором по двору носился?

– Нет, – сдавлено буркнула я, – с дерева упал.

– Он там привязывал верёвку, чтобы тебя повесить? – изумился гном.

– Нет, за цветами полез! Пан, я тебя умоляю, он тебе сам все расскажет! – взмолилась я с выражением раскаянья и муки на лице.

Убранный постоялый двор радовал глаз своей чистотой, дорожка в сад была посыпана свежим песочком, Тризор снова сидел на цепи, уже потолще. Завидев гостей, пёс зашёлся хриплым лаем, пытаясь наброситься на нас, Пан с опаской покосился в его сторону.

Когда Гарий в элитном эльфийском жеребце распознал скакуна из властительской конюшни, то ему подурнело, наверное, сильнее чем, когда он с утра обнаружил разгромленный под расчёт огород. Он посчитал коня едва ли не небожителем, имеющим неземные корни, и с трясущимися руками начал насыпать в кормушку вместо обычного овса отборную, свежую морковь, скорее ту немногую, что удалось спасти после нашего с Ваней нашествия на грядки, воду Гарий исправно подсластил и едва не напоил коня из ложки. Жеребец, не привыкший к такой диете, заработал несварение, и его поспешно возвратили обратно Властителю с горячей благодарностью от всего маленького постоялого двора и корзинкой груш с поломанной Магдалены.

Ваня лежал в своей комнате, превращённой на время в больничную палату, бледный и осунувшийся со свеженьким фиолетовым синячком под глазом. Нога сиротливо поднята на чугунную дужку кровати, в комнате пахло мятой и тем особенным резким запахом, сопутствующим лежачим больным. Шторы прикрыты, чтобы развесёлый солнечный свет не мешал адепту отдыхать после бессонной ночи. Петушков с мукой в глазах посмотрел в нашу сторону, увидев Пантелея, вошедшего за мной, он, кажется, обрадовался, попытался приподняться, но бессильно упал обратно на поднятые подушки. Гном таким видом приятеля и собутыльника был удручён:

– Ванятка, – просипел он, – выздоровеешь, эта ведьма от нас далеко не уйдёт! Твоя мечта выполниться – мы её порешим!

– Она живучая, – плаксиво пожаловался Иван, – и привык я к ней, скучно без неё будет.

– Да, ладно, ребят, – всхлипнула я от умиления, – скоро приедет Совет, там будет отличный лекарь Сергий Пострелов. Он тебя, Ванечка, на ноги в два счета поставит!

Гному постоялый двор понравился необычайно, особенно веранда с большим круглым столом, мягкими стульями с высокими спинками, широким лежаком и стеной из дикого винограда. Он чавкал и причмокивал, поглощая суп, и закрывал глаза от удовольствия каждый раз, прежде чем отправить ложку в рот.

– Пан, слушай, я хочу тебе кое-что показать, – мне не терпелось похвастаться припрятанным под кроватью волшебным мечом.

– Да? – без особого энтузиазма поднял тот взгляд.

– Мы нашли Фурбулентус! – торжественно прошептала я, перегнувшись через стол и приблизившись к нему.

Гном застыл, на его подвижном лице с бешеной скоростью менялись гримасы от изумления до откровенного недоверия.

– Повтори, – он сглотнул, – я, кажется, не расслышал.

– Пойдём, посмотришь, – я поднялась из-за стола и кивнула на дверь.

Когда нас поселили сюда, на постоялый двор, я спрятала меч под кроватью, посчитав, что там самое надёжное место. Если новость о его находке, так взбудоражила Дом Властителей, то, представляя, как на это отреагируют простые обыватели, я решила убрать его подальше с глаз фатийских. Теперь он лежал между старыми пыльными коробками, завёрнутый в тряпицу, и дожидался своего звёздного часа.

– Глянь, – я развернула тряпку. Свет, падающий из окна, попал на крупный синий камень и разбился на тысячи ярких блестящих лучиков, заиграл голубой мозаикой на стенах, обклеенных светлыми обоями, нарисовал замысловатый узор на зачарованном лице гнома.

– Это он, – тихо прошептал он, поднимая дрожащую руку, проводя ею в воздухе над клинком, – меч раздора. Значит, все правда!

– Что, правда? – насторожилась я, моментально заворачивая Фурбулентус старой тканью.

Пантелей внимательно посмотрел в моё хмурое лицо:

– Я так, мысли вслух.

Ответом я не удовлетворилась, но молча кивнула. Вокруг меня в воздухе плавают какие-то страшные тайны, что-то важное, что изменит, возможно, всю мою жизнь! Об этом, похоже, все знают, но тщательно скрывают от меня. Вот теперь и гном. Что он имел в виду? Что, правда? Бабочка?

Я порывисто опустилась на колени и спрятала меч обратно под кровать.

* * *

Ваня ужасно мучился и страдал, нога у него болела целыми сутками, кроме того, сожжённая кожа под гипсом чесалась, он осторожно водил костылём по гипсу, надеясь прекратить изматывающий зуд. От всех этих обстоятельств характер у него окончательно испортился, а настроение менялось от плохого до откровенно ужасного. Весь световой день он возлежал, откинувшись на груду пуховых подушек, на лежаке на веранде, дышал свежим воздухом и стонал, закатывал глаза, бормотал себе под нос, капризничал и обвинял весь мир в своих несчастьях.

– Когда же он приедет? – бубнил он чуть слышно.

– Кто? – я перевела взгляд с раскрытой книги «Приключений» на скорченное Ванино лицо.

– Твой Сергий, когда приедет? – заорал он и яростно махнул костылём, я даже пригнулась на всякий случай, не кинул бы его в меня.

– Может, сегодня и приедут, – пробормотал гном, откусывая огромный кусок от хлеба с маслом.

– А ты откуда знаешь? – усомнилась я.

– Я когда сюда ехал, – гном шумно хлебнул горячего и очень-очень сладкого чая, – то задержался по одному делу, и потом перегнал их. – Он что-то долго прикидывал в уме, – я приехал три дня назад, а они уже должны были быть вчера.

– А почему ты не сказал, что даниец, которого мы грабанули в Краснодоле, никто иной, как правая рука Арвиля Фатиа? – неожиданно спросила я, мучивший меня вопрос. – Ты не мог не знать этого!

Гном такой каверзы с моей стороны не ожидал, и, подавившись чаем, зашёлся кашлем.

– Приехали! Приехали! – раздался звонкий голосок. Я выскочила во двор, худенький веснушчатый мальчик стоял у ворот и радостно улыбался, открыв щербатый рот.

– Кто приехал? – крикнула я ему.

– Люди приехали! Все важные такие, – он развёл руками, изображая, насколько оказались важными послы.

– Наконец-то! – раздался вопль Петушкова. – Я спасён!

Я вручила ребёнку большое румяное яблоко, он схватил его и убежал, мелькая грязными пятками.

Возбуждённый Ваня попытался вскочить со своих подушек, но резко поморщился от боли и махнул рукой:

– Ну, вы идите, я вас здесь подожду, – на его худом лице отразилось отчаянье.

– Не боись, братан, – Пан тяжело поднялся со стула, – мы тебя в беде не бросим! Встретишь ты свою делегацию.

«Не бросим в беде» гном представлял себе весьма своеобразным образом. Сначала он хотел дотащить Ивана на себе; с трудом оторвав Петушкова от кушетки, он движением фокусника дал тому костыль, и тут же подставил своё плечо; надо сказать, дохромали они ровно до середины двора под удивлённые взгляды Гария и Марии, и оба выбились из сил. Гном сдался и признал несостоятельность проекта, но тут ему в голову пришла фатальная для Ваньки идея, и из сарая была извлечена старая одноколесная тележка, переделанная из старого корыта, в которой хозяин перевозил сорняки с огорода в компостную кучу. Петушков сомневался недолго, и с готовностью кивнул, соглашаясь доехать до Главной площади на ней.

Я подкатила тележку, гном придерживал скачущего на одной ноге адепта.

– Вехрова, – сквозь сжатые зубы процедил Ваня, – тележку подкати, кому проще хромать мне или тебе?

Я послушно толкнул тележку к ним, большое колесо проехало по ноге гнома, тот обозвал меня непечатным словом, и схватился за ступню, напрочь забыв про Петушкова. Ваня, между тем, балансировал на одной ноге на перевес с тяжёлым гипсом на другой и яростно размахивал костылём. Гипс все же перевесил, и несчастный рухнул лицом вниз на тележку. Я не смогла её удержать и отпустила ручки тележки, Ванятка начал медленно съезжать на пузе на землю. Мы с вовремя опомнившимся гномом одновременно кинулись к нему, пытаясь спасти от новых увечий.

– Аська, – глухо прошипел Петушков, лёжа на дне тележки, – ненавижу.

С огромным трудом он перевернулся и, поёрзав, устроился с относительным комфортом. Я с сомнением посмотрела на скукоженного приятеля и жалко торчащую из корыта тележки загипсованную ногу и прошептала в ухо гному:

– Ты уверен?

– Повозки всё равно нет! – буркнул он.

Мы тронулись в путь, с трудом выехав со двора. На наше шествие высыпала полюбоваться вся улица. Чувствуя себя полной дурой, я схватилась за одну ручку тележки, помогая гному удержать тяжеленного детину. Тележка подскакивала на кочках и колдобинах, Ваня, одной рукой вцепившись в край тележки, другой размахивал и указывал нам дорогу. Его трясло на неровностях, тележка жалобно скрипела, мы с трудом управляли незамысловатым транспортом.

– Помедленнее! – орал адепт. – Смотри колдобина! – Ваня подпрыгнул и ударился челюстью о коленку, – нет, – простонал он, – вы меня решили угробить!

За нами увязались мальчишки, хохочущие и делящиеся своими разумениями, сможем ли мы доехать до Дома Властителей «на этом колесе». Ближе к центру дорога стала лучше, Петушков расслабился и стал вытягивать шею, чтобы рассмотреть, когда же мы доберёмся до площади, но тут дорога пошла под горку, и тележка начала набирать скорость. Где-то на середине улицы мы с гномом отчаялись совладать с ней. Петушков ни на шутку перепугался, глаза у него стали бешенные, размером с золотой, его подбрасывало и швыряло в разные стороны, он голосил диким голосом, что мы изверги и убийцы, и что нам это зачтётся на страшном суде. В конце концов, на особенно глубокой яме, когда стала просматриваться площадь, тележку сильно качнуло, мы её выпустили из рук, а Ваня продолжил свой путь в свободном полёте. Мы со всех ног бросились за ним, но, казалось, тележке приделали крылья, она набирала скорость, виляла и уходила от наших рук. Издавая нечеловеческий вой, адепт вжал голову в плечи, схватился за края тележки, так что было видно одну макушку, ноги болтались выше головы, мне даже показалось, что гипс сейчас улетит к кому-нибудь во двор. На одной особенно глубокой колдобине тележка сдалась, и единственное колесо отвалилось. На долю секунды я обрадовалась, решив, что адепт сейчас остановится, но не тут-то было. Бесколесый поддон, цепляющийся железными ручками за дорожные камни, нёсся вперёд, к центру площади.

Мы с гномом застыли, едва дыша, в переулке. С первого взгляда стало понятно, что приветствие двух цивилизаций в самом разгаре. Послы Совета Словении приклонили головы и обменивались мечами с Властителем. Над площадью стояла благоговейная тишина, любое произнесённое слово, разносилось эхом и отражалось от стен. Толпившиеся в стороне законопослушные граждане безмолвствовали и, затаив дыхание, наблюдали за красивым действом. На лицах всех присутствующих застыло выражение торжественности. И тут в это благолепие с громким матом и жутким скрежетом железа о камни площади въехал адепт Петушков Иван Питримович, маг четвёртой степени. Он пронёсся рядом с ошарашенными Советниками, и остановился аккурат перед Фатиа, передающего меч в руки Магистра Леонида.

Пауза была достойна театральных подмостков, растерянное выражение лица Магистра сменилось диким ужасом, у Властителя отвисла челюсть, а глаза стали больше и круглее, чем у самого перепуганного Петушкова.

Я тут же решила про себя, что Ваню точно лишат лицензии, и мы с ним в компании гнома Пантелея Аушвидского сгниём на самой дальней каменоломни в Словении. Аминь!

– Магистр Леонид, – выдавил из себя Ваня, скорченный в корыте, – здрасьте! Я вижу, нас не ждали?

Я почувствовала приступ истерического хохота, но смех застыл на устах, когда в мою сторону метнулась сотня взбешённых взглядов, но самый страшный из них был тот, из-под очков, ехидно прищуренных глаз. Я решила скрыться в кустах, и уже сделала шаг к ним, как Фатиа решил спасти ситуацию и, бесцеремонно пихнув меч в руки Магистра, широко улыбнулся:

– Господа, к чему условности? Мы все же почти братья!

Оба Совета едва не потеряли сознание от такой фамильярности, а Леонид сильно побледнел и схватился за сердце. Не обращая ни на кого внимания, Арвиль повернулся в мою сторону и крикнул:

– Асия Прохоровна, подходите, не стесняйтесь!

Я самым решительным образом возжелала умереть, прямо здесь и прямо на этом месте, но злосчастное провидение меня не услышало. Я дышала и сгорала от стыда, расплачиваясь за глупую идею гнома.

Не чувствуя под собой ног, под испепеляющие взгляды я прошествовала к Стольноградской делегации и скромно встала в сторонке.

– Здравствуйте, Советник Леонид, – выдавила из себя я и покраснела ещё сильнее от собственного писклявого голоса.

– Здравствуй, Асенька, – с натугой процедил он сквозь зубы. Меня сразу бросило в жар, на лбу выступили блестящие капли пота, а потом вдруг залихорадило. Это начало конца, завтра буду копать могилу на земле Фатийской у стен Дома Властителей, а перед самоубийством напишу записку и в своей смерти обвиню Арвиля Фатиа!

Ванятка сидел в остатках тележки, не в состоянии подняться на ноги и сбежать, дабы утопиться в каком-нибудь симпатичном омуте на реке и смыть с себя страшный позор.

– Аська, что за представление? – услышала я над ухом знакомый голос. – Я даже не узнал тебя!

Я скосила глаза, передо мной стоял Сергий в отлично сидящем дорогом камзоле, наверное, лучшим в его гардеробе. Он похудел с нашей последней встречи и относительно похорошел. Знала бы, что разлука на него подействует таким образом, давно бы куда-нибудь уехала.

– Я загорела! – прошипела я в ответ, раздражаясь от одного его цветущего вида. У меня жизнь рушиться, а он тут такой красивый приехал!

– Ты похорошела! – сделал он комплимент, я удивлённо подняла брови, это что-то новенькое. – И сразу поглупела! – прошипел он.

Вот спасибо, друг любезный, уважил! Я фыркнула и отвернулась от него.

Магистр нудно продолжал затянувшееся приветствие; я широко зевнула, зевнул Сергий стоящий рядом, зевнул белобрысый Советник Властителя, даже сам Властитель порывался зевнуть, но статус и манеры не дозволяли обидеть разговорившегося гостя. Наконец, Леонид закрыл рот; Арвиль шустро поклонился и, предложив чувствовать себя, как дома, стремительно удалился в Дом.

Все начали разбредаться с площади, к Магистру поспешил белобрысый и радостно пожал ему руку, пальцем тыча в мою сторону.

– Асия, – накинулся на меня через некоторое время Леонид, когда Ваню увезли с площади на постоялый двор, – что случилось с адептом Петушковым?

– Он упал с дерева, – выдавила я из себя и окончательно сконфузилась.

– Зачем он туда полез? – встрял в разговор Сергий. Магистр удивлённо оглянулся на него.

– За цветами, – я запнулась, – он за ирисами туда полез.

У Магистра отвисла челюсть:

– В Данийе растут цветочные деревья?

– Угу.

Глава 10

Ненэлия

Итак, Совет приехал в Фатию, чем несказанно усложнил нам жизнь. Сергия, к моему неудовольствию, подселили к нам. Когда он появился на веранде с дорожной торбой в руках, я онемела и его радостного возбуждения совсем не разделила. После долгих уговоров он всё-таки вылечил измученного, убитого горем Петушкова и тот сразу же отправился «на ковёр» к Магистру Леониду.

Вернулся Ваня далеко за полночь, пьяный и мрачный больше всякой меры, заперся в своей комнате, отказавшись идти на контакт. Почти всю ночь мы с Паном стучались к нему и орали во все горло, что потеря магических степеней ещё не повод уходить в глубокое подполье, ответа так и не дождались, зато перебудили весь дом.

На следующее утро похмельный Петушков вышел на веранду, залпом выпил стакан браги, буркнул, что де я разрушила его и без того нелёгкую жизнь, и, прихватив бутыль с остатками браги, ушёл в свою комнату заливать горе.

Я и Пан чувствовали себя маньяками, отнявшими у ребёнка конфетку, и теперь снедаемыми чувством запоздалого раскаянья впали в уныние. В это время от Магистра вернулся Сергий, мы набросились на него с расспросами о Ваниной судьбе. После долгих уговоров, тот все же рассказал, что лицензию и степень Ване оставили, а «за выставление адептов Совета Магов Словении в дурном свете» выставили из дружных рядов оных, и теперь Ванятка оказался безработным магом четвёртой степени, предоставленным самому себе. Лично я посчитала такой исход положительным, потому как теперь в свободном полёте Петушков мог зарабатывать гораздо больше, нежели при Совете. На мои такие рассуждения Сергий только хмыкнул и предложил промолчать.

Потом он завёл долгий и мучительный для меня разговор.

– Ась, – начал он, – как вы доехали?

– Нормально, – пожала плечами я, не догадываясь, к чему он клонит.

– А не случилось ли чего-нибудь странного в пути? – не отставал Сергий.

– Слушай, Сергий, – разозлилась я, – ты считаешь похищение у нас ребёнка не странным событием то, что же тогда, по-твоему, странно?

– А с тобой ничего странного не случалось? – продолжал он допрос.

Я онемела. Что Сергий имеет в виду? Бабочку? Эта мысль напугала меня и растревожила, только не Сергий, его не может это интересовать, он не может знать об этом. Или может?

Я посмотрела на друга по-новому. Может быть, ему тоже что-нибудь известно? Все вокруг что-то знают, вокруг меня происходит круговерть тайн, но я остаюсь в полном неведении. Сергий выжидательно смотрел мне в глаза и ждал ответа.

– Нет, – наверное, слишком резко отозвалась я. – Со мной случилась самая большая странность в моей жизни – после всех злоключений я выжила, более того практически не пострадала, если не считать пары синяков.

– Пан мне сказал, что вы с Петушковым нашли Фурбулентус, – задумчиво произнёс Пострелов, – меня это удивило. Фурбулентус капризен, даётся в руки не каждому, а вы вот смогли взять его.

У меня сразу отлегло от сердца, его просто заинтересовал меч, меч всех интересует. Ещё бы, живая легенда в руках девчонки. Я облегчённо вздохнула, как я могла подумать плохо о лучшем друге, никогда он меня не обманывал, никогда не предавал и всегда выручал из всех переделок, в какие я попадала по собственной глупости.

– Я тебе его потом покажу, – улыбнулась я ему и поцеловала в щеку.

Возвращение делегации намечали на конец марта, и это была самая отвратительная новость с момента приезда Магистров в Фатию. С одной стороны я очень соскучилась по Марфе, а с другой, приехав в Фатию, я, словно, добралась до дома, и неприветливая Словения осталась в прошлом. Остаться в Данийе казалось практически невозможным, в единственной немногочисленной общине людей в провинции Ненэлии жили в основном маги, прежде служившие в Совете, теперь они трудились на благо новой родины. Я же трудиться не могла, вернее, могла, но не умела, и все мои немногочисленные способности заключались в умении штопать носки и варить манную кашу. Впервые в жизни, я пожалела, что так и не стала хорошей травницей.

Я поделилась своими переживаниями с гномом, тот сначала отмахнулся, мол, не беспокойся, тебе и так не дадут отсюда уехать, по крайней мере, живой и здоровой. Потом понял, что шутка не удалась, и придумал замечательный план – сбежать в Ненэлию, под покровом ночи пересечь границу и попросить там убежища от Совета, потому как после всех наших неприятностей на родине нам век воли не видать.

Судьба оказалась щедра и в скором времени представилась возможность попасть в Ненэлию на вполне законных основаниях. Почти всю территорию крохотной Ненэлии, состоящей из одного города, занимало огромное озеро. Город ютился по берегам, огибая озеро плотным кольцом. Самая маленькая, независимая от Фатии провинция единственная приняла под своё крыло людей и позволила им жить и работать на благодатной земле, хотя и сама страдала от перенаселения. В основном Ненэлия жила отдыхающими данийцами, которые приезжали сюда на недолгое время поплавать в теплом озере, покататься на водных драконах, поползать по горам у границы провинции или же сходить в игорные дома, да и просто почувствовать себя богатеями, позволяющими потратить пару сотен золотых за выходные.

Раз в году в Ненэлии собирались представители всех провинций, здесь проходила ежегодная данийская женская спартакиада. Безусловно, много лет назад в соревнованиях принимала участие и мужская половина, только последние очень быстро поняли, что гораздо приятнее смотреть на стройных девушек в открытых купальниках, нежели самим потеть на беговых дорожках. Естественно, словенская делегация, состоящая из одних мужчин, не смогла пропустить такое событие.

Ванятку, сидящего в глубокой депрессии, соблазнить полуобнажёнными данийками не удавалось, мы долго долбились в дверь комнаты и уговаривали поехать с нами, ответом нам было ледяное молчание.

– Ваня, – заорал отчаявшийся гном, с ужасом думая о пребывании пары дней в моей компании, – поехали, а вдруг перед Советом выслужишься, и они тебя снова на работу возьмут!

Через секунду дверь отварилась, и на пороге появился Петушков в помятой рубахе, с трехдневной щетиной, опухший от бесконечной пьянки, и хмуро кивнул, соглашаясь на поездку. Перед отъездом Пантелей на несколько часов уехал на хозяйском скакуне, вернулся задумчивый и очень озабоченный, и сразу отказался ехать, сославшись на неотложные и трудноразрешимые дела в Фатии.

Чтобы добраться до Ненеэлии утром решили тронуться в путь с ночи, возглавлял нашу группу Магистр Леонид, к всеобщему изумлению перед самым отъездом к нам присоединился Арвиль Фатия, проигнорировавший собственную спортивную команду, победительницу спартакиады прошлого года. Я наотрез отказалась ехать верхом и, уютно устроившись в повозке, проспала всю долгую дорогу.

– Аська, просыпайся! – услышала я голос Сергия, он по-хозяйски тряс меня за плечо. Я с трудом разлепила глаза, сладко потянулась и села. – Вылезай! – поторопил он меня.

Щурясь от утреннего солнца, я вылезла из повозки и осмотрелась. Мы стояли перед симпатичным особнячком с маленьким окошками, широким мраморным крыльцом с колоннами из белого камня, изукрашенными резьбой.

Воздух здесь был свежий и сладкий, лёгкий ветерок растрепал мои и без того спутанные кудри. Вокруг рос большой парк, огромные буйно цветущие клумбы с маленькими фонтанчиками в виде пышнотелых девиц с вёслами в центре. Я оглянулась, длинная широкая аллея парка вела к совершенно невообразимой конструкции. Через ещё неснятые леса можно было рассмотреть разноцветные ассиметричные стены, четыре тонкие подпорки, на которых держалась конструкция, и золотые, блистающие на солнце, купала.

– Что это? – удивилась я, с детской непосредственностью тыча пальцем в архитектурного уродца.

– Это новый храм, – из-за моей спины произнёс Арвиль. Я резко обернулась, уткнулась носом ему в грудь и ужасно сконфузилась от его присутствия.

Отойдя на пару шагов, я протянула:

– А почему у него нет ни одной параллельной стены?

– Это у местного архитектора Эсмаила такое воображение, – хмыкнул Властитель.

– Уж очень буйное, – заметила я, отворачиваясь и делая вид, что продолжаю рассматривать храм, даже начала тереть подбородок, чтобы придать себе умный вид.

– Я думал тебе понравится, – хмыкнул Арвиль.

– Это ещё почему? – взвилась я.

– Вы похожи – он тоже немного чокнутый! – шепнул он мне в ухо.

– Что?

Но Фатиа расхохотавшись, отошёл к Магистру Леониду. Я с возмущением посмотрела на Ваню и Сергия, с нескрываемым интересом следящих за нашей с Властителем беседой. Они безрезультатно прятали широкие на пол-лица улыбки и делали вид, что обсуждают поездку.

– Чего ржёте! – насупилась я, и непроизвольно отыскала взглядом широкую спину Арвиля.

В это время к нему подошёл парень, и я затаила дыхание. Мир сразу куда-то отдалился и превратился в размытый фон для него, в голове у меня заиграла музыка, а время, казалось, замедлилось. Он был мечтой, сказкой, Марусей Распрекрасновой в мужском обличии: высокий, с чёрными вьющимися волосами, небесно-голубые глаза блестели на скуластом лице с однодневной, по последней моде, щетиной. Я не могла отвести взгляда, стояла, как дура, с открытым ртом и любовалась на него, как на драгоценную вазу Астиафанта. Красавец радостно улыбнулся, обнажив ряд ровных белых зубов, и заключил Арвиля в дружеские объятия. Тут-то я поняла, что мне в этой стороне ничего не светит, это был сам Властитель Ненэлии – Арман Ненэлия.

– Ась, – Сергий легко толкнул меня в плечо, – ты чего? Я тебе уже пять минут аукаю!

– Он прекрасен! – едва слышно прошептала я, чувствуя, как на глаза от наплыва чувств наворачиваются слезы.

– Кто? – рявкнул над ухом приятель, начисто разрушив сладостное наваждение.

– Арман.

– Вехрова, – Сергий схватил меня за руку и потащил к повозке, – Властители все красивы, посмотри на Фатиа, он тоже недурён собой!

– У твоего Фатиа, Аська, – вклинился в разговор Ваня, – слишком женственный подбородок.

– Я думаю, его очень расстроит твоё мнение! – рявкнула я.

– Хватит, – осек спор Пострелов, – помогите лучше из повозки мечи достать. Ненэлия, конечно, свой парень, но Леонид ни в жизни не пропустит радость официального приветствия.

Когда суетящийся народ, наконец, успокоился и выстроился для приветствия, а Магистр Леонид, несколько волнуясь, повторял про себя заученную со вчерашнего вечера речь, я стояла с согнутыми коленями, нагруженная мечами, с трудом удерживая их в руках, и пытаясь дозваться хотя бы кого-нибудь, дабы избавиться от ноши.

– Вам помочь? – раздался приятный низкий баритон. Я увидела лишь носки начищенных сапог и с облегчением вздохнула:

– Да, пожалуйста.

Моментально вручив груду железа, нечаянному помощнику, подняла глаза и потеряла дар речи. Прямо передо мной, улыбаясь и прижимая мечи к груди, стоял Арман Ненэлия. Я так растерялась, что, пробормотав: «Простите!», попыталась выхватить их обратно. В результате мы обнимали мечи с двух сторон и рассматривали друг друга, он с лёгким удивлением, я смущённо.

– Арман, – представился он, отпуская одной рукой мечи.

– Асия, – я с трудом вывернулась и пожала его пальцы своими ослабевшими, – очень приятно.

Я в раю? Да, точно, я в раю! Я лечу! Я влюбилась! Какая приятная слабость в коленях, какой душевный подъем!

– Вехрова, ты куда, курица, делась? – раздался гневный крик Сергия. – Тащи сюда мечи, сейчас Армана приветствовать будем.

Я почувствовала, как багровею от шеи до волос, и за ушами тоже.

– Я пойду, – пролепетала я, – приветствовать Вас, – я осеклась, догадавшись, что снова ляпнула глупость и, прочистив горло, добавила: – да.

Дальше шёл торжественный завтрак. Я сидела на самом дальнем от Армана краю стола; не могла отвести от него влюблённого взгляда и с открытым ртом ловила на лету каждое его слово, совершенно не понимая о чём, он говорит, и улыбалась каждой фразе, как улыбается мамаша, когда её дитятко начинает наивно рассуждать о взрослых вещах. Есть не хотелось, зато хотелось вскочить на стол, перелезть по тарелкам и салатницам на другой его конец, крича: «Пошлём их всех к черту, дорогой, останемся одни! Нам никто не нужен!»

– Аська, – услышала я злобный шёпот Сергий, – прекрати так на него пялиться, это уже становиться неприличным! Да, на тебя все смотрят!

Я воровато скользнула взглядом по осуждающим лицам, похоже, все кроме чавкающего Петушкова, поглощающего слабосоленую сёмгу, заметили моё состояние лёгкого помешательства.

После такого пренеприятного открытия, я не могла дождаться окончания обеда, чтобы скрыться подальше от внимательных глаз.

После завтрака нам устроили короткую прогулку по городу. Улицы в Ненэлии широкие, светлые, много зелени и цветов, вокруг дорог клумбы с розовыми кустами, их деликатный и тонкий запах витал в воздухе и щекотал ноздри. Дома здесь стояли на высоких подпорах, беленькие с огромными окнами, черепичными крышами, они казались карточными домиками, готовыми улететь с первым порывом ветра.

Напротив таверны, прямо на улице под брезентовыми навесами выставлены круглые деревянные столики и стульчаки. Хозяин, завидев нашу процессию, выбежал на дорогу и, жестикулируя руками, предлагал зайти отобедать.

Нам встречались важно прогуливающиеся отдыхающие в коротких портах и цветных вышитых рубахах и с огромными кошельками на поясе.

Нас с Ваней и Сергием расквартировали в один постоялый двор, справедливо полагая, что только они смогут со мной ужиться. Кроме нас здесь проживала лишь молодая пара, беспрерывно целующаяся и погруженная в собственное семейное счастье. Комната моя у меня сразу вызвала тошноту и желание спрятаться в кладовке. Мне показалось, что я попала в фиалковую теплицу. Фиалками были разрисованы стены, фиалки были на простынях, на занавесках и даже на подоконнике стояли бархатные фиалки в горшках.

Я сидела перед зеркалом с подоткнутым под рамку лубяным изображением «Весёлых Баянов» и удручённо рассматривала своё отражение. Глазки каре-зеленые, с жёлтыми пятнышками, нет бы, были карие или зеленые, а то двухцветные, ну, я даже согласна бы была на два разноцветных глаза: один карий, другой зелёный, а то нет! Волосы, как всегда, непослушной кудрявой гривой торчат в разные стороны, особенно корявая кудряшка стоит прямо на темечке, я поплевала на ладонь и попыталась её прилизать, но вихор незамедлительно встал перпендикулярно голове. Я плюнула. И отчего бог не наградил меня внешностью Маруси Распрекрасновой, стала бы Мисс Словения, приехала бы в Ненэлию с дипломатической миссией и окрутила Армана. Арман… какое сладкое имя, и сам он нежный и сладкий, как эльфийский молочный шоколад…

– Вехрова! – заорал Ваня под дверью, для профору он даже грохнул по ней кулаком. – Давай быстрее, все собрались, только нас с тобой ждут!

Я подскочила, поспешно вытащила из дорожной сумки гребень и яростно провела им по волосам. Когда я, натужно сопя и ломая зубцы, вытаскивала гребень из шевелюры, Ваня, не выдержав, заглянул в комнату и обомлел:

Страницы: «« ... 1011121314151617 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Давным-давно в старые добрые времена было очень много королей. А рассказ идет о короле Карле Задире,...
Некстати упавший метеорит вызвал локальное кратковременное пересечение различных временных пластов и...