Прыжок в секунду Вольнов Сергей

=48=

– Прерия, – удовлетворенно, приободрившись, констатировал Несси, разглядывая равнину, раскинувшуюся вокруг. – Она же степь, саванна, вельд и так далее. Нужное подчеркнуть. Все-таки мы добр-рались, мои хорошие.

Глаза у Николаса, которыми он вытаращился на то, что расстилалось перед ним, были раза в два больше нормального размера и совершенно круглыми. Наверняка и у самой Натачи глаза сейчас расширились от изумления, насколько смогли…

– … твою мат!!! – не удержавшись, исторгла она словосочетание на русском языке, которое уже отлично выучила.

Открытая местность распростерлась вдаль, насколько хватало взгляда, и потому казалась макетом бесконечности. На ней не просматривалось ничего возвышающегося, будто здесь прогулялось стадо исполинских бизонов, сметая все на своем пути и утрамбовывая копытами почву. А потом, уже после того как по этой пустоши прокатилась бизонья волна, ровная поверхность поросла травкой, невысокой, но плотной, сплетенной стеблями в сплошное ковровое покрывало…

Но если повернуться спиной к исчезающей за видимым горизонтом равнине, глаза тотчас усматривали разлохмаченную, неровную полосу, в окраске которой преобладали зеленые и коричневые тона. С этой стороны, убегая вправо и влево, всего лишь в какой-то полумиле от трех людей степную открытость резко ограничивал край… джунглевых зарослей.

Очень, очень, очень знакомая граница между лесом и степью.

Именно эта картина уносилась назад в окошке заднего вида, сквозь которое смотрели глаза наблюдательницы, которой было велено приглядывать за тылами и прикрывать спину напарнику…

– И так далее подчеркнуть… – прошептала сталкерша Маленькая.

– Зо-о-она, все-таки Зона, – надрывно выдавил сталкер Большой.

– Кто бы сомневался, – буркнул сталкер Несси.

Помолчал, разглядывая напарника и напарницу исподлобья, затем спросил:

– Знакомый пейзажик, а?

– Да-а уж, – сумела найти в себе силы ответить Маленькая, – вон там, в зелени, мы пробирались на своих двоих, пока не наткнулись на бронемашину…

– В глубине этой зелени я проторчал… только Зона ведает, сколько тьма-светов… – с не меньшей натугой произнес Большой. – Ч-черт, да мы вернулись в тот мир, куда попали изначально и с которого начинался поход в неизвестность…

– Помните обратную дорогу отсюда к Бункеру? Не заслонилась последующими дор-рожными впечатлениями?

– Ты-ы-ы… – Николас чуть ли не задохнулся, выбросив с этим словом весь воздух, который был у него в легких, бурно задышал, судорожно втягивая воздух обратно, и нашел силы сдавленно продолжить: – …хочеш-шь сказать… что все это время мы прорывались к… наш-шему Рубежу?

– А то. – Проводник с невозмутимым выражением лица кивнул. – Слово Зона подразумевает, что внутр-ри находится что-то замкнутое, закрытое. Ты же сам как-то об этом рассуждал. И еще говорил, что проще простого взять да пройти по территории и отыскать, где она кончается, и там будет какой-нибудь забор, чер-рез который можно перелезть. Или в крайнем случае пойти вдоль этого забора, и поискать дверку… Вот, пришли.

– Еще я говорил, что можно вернуться туда, откуда отправился в путь, безрезультатно замкнув круг, – сказал Николас. Он уже собрался, пришел в себя, но лицо у него было мрачным, вытянутым, словно Большой только что получил известие о том, что бандиты убили всю его семью.

Натача захотела достать складное походное зеркальце, которым обзавелась по пути, но – побоялась. Увидеть собственное выражение лица.

– Молодец, историк, память у тебя хорошая, профессиональная, – одобрил Несси. – Знавал я одного… скажем так, археолога, он тоже накапливал в голове целую кар-ртотеку фактов про Зону. Досье собирал, чтобы разгадать тайну происхождения, эх-хе-хе. – И Несси вздохнул, то ли ностальгически, то ли сожалеюще, а затем вдруг резко, требовательно спросил совсем другим тоном: – Ты уверен, что тот, кто начинал круг, и тот, кто его замкнул, – это один и тот же человек?

– Чего ты к нему пристал?! – Сталкерша вдруг возмутилась и даже шагнула к ним, встала между мужчинами-сталкерами, будто хотела защищать Николаса от нападок. – Ну, говорил и говорил, мало ли кто чего говорил! Ты нам тоже обещал, что выведешь из Зоны!

– Натка, я никому никогда не обещаю вывести из Зоны. – Проводник опустил взгляд и уставился на нее удивленно. – Я обещал ровно то, на что способен, – провести к двер-ри, которая выводит наружу… Итак, – вновь поднял он глаза к лицу Большого, – что я знаю доподлинно. Сейчас здесь стоит и на меня смотрит наполненными вселенской скорбью глазищами совсем не тот человек, который однажды заснул в теплой уютной постельке, а пр-роснулся посреди этих вот джунглей! – Несси махнул рукой на зеленую полосу, где скрывался Дом, огороженный Частоколом кусочек территории, некогда подаривший иллюзию безопасности двадцати трем людям.

Если он еще там находился, конечно, если не исчез, сметенный очередной хаотической переменой лика Зоны…

– Я точно знаю, – уверенно продолжал проводник, – что рейд к выходу из этой Зоны в пер-рвую очередь совершается не телами. Тела могут бродить и искать хоть до бесконеч…

– Да понял я, понял! – буркнул сталкер Большой. – Идем, Маленькая, – позвал напарницу. – Круг надо пройти до конца. До результата.

И целеустремленно зашагал по равнине к джунглям. Держа на изготовку оружие и непрестанно сканируя окружающую среду всеми органами чувств, в первую очередь чутьем. На случай появления змеегусеницы с ушами-клинками или еще какого-нибудь монстра, насланного Зоной. Сталкер до последнего шага и вздоха останется сталкером. На удачу надейся, но и сам не плошай, говорят эти славяне. Правильно говорят.

Она молча двинулась за старшим партнером. Привычно поглядывая назад, прикрывая в ходке спину ведущему, как и положено ведомой.

Маленькой и Большому проводник уже не понадобился бы. Здесь они сами все прекрасно знали.

Потому что вернулись.

И – завершилось.

=49=

Николаю вдруг припомнилось читанное когда-то, еще в студенческий период его жизни:

По пути он и его напарница столько всего уже повидали и пережили, что впору было заявлять с полным на то правом: они «догнали и перегнали» по дорожным впечатлениям Гильгамеша, полулегендарного древнего героя. Где только не довелось побывать! Вагона камней не хватило бы, пожалуй, чтобы записать труды…

Кроме всего прочего, они барахтались в темных водах безвестного залива, уплывая от стаи неведомо чьих субмарин. Шли на дно в тропическом и арктическом морях. Спасались с тонущего лайнера, подбитого торпедой… и сами отправляли на корм рыбам команды захваченных пиратами кораблей… Изнывали от жажды в кроваво-красной, ядовито-желтой и ослепительно белой пустынях. Вязли в песке, глотали песок, сплевывали песок, дышали песком. Но шли вперед… Видели, слышали, пробовали на вкус, чуяли и осязали. Гнилые болота с несметными полчищами кровососущего гнусья. Ослепляющие, зеркальные ледяные пустоши. Молчаливые гордые горы, истинную вершину мира. Панконтинентальный мегаполис – вот это был адский мирок; хуже зверей могут быть только люди… Опаленные радиоактивным пламенем руины. Джунгли, где отродясь не ступала нога человека, и джунгли, где лучше бы даже не встречаться с обитавшими там человеками. Одинокая избушка посреди бескрайней тайги – до ближайшего выхода пришлось добираться с такими трудностями, что джунгли в сравнении показались совсем не страшными.

Они, казалось, побывали везде, во всех мирах, какие только можно было вообразить. Естественно, во всех-всех побывать им не удалось бы, жизней не хватит, но по совокупности ощущений и воспоминаний – казалось, что именно так, ни одной комнаты мироздания не пропустили…

И везде, где Ник и Нэт проходили, стремясь во что бы то ни стало найти путь домой, их сопровождала насильственная Смерть.

Доводилось ли им в рядах древних русичей обращать вспять орды кочевников или давить тевтонских псов-рыцарей; сидеть ли среди груд камней и кирпича в зимнем Сталинграде или прятаться средь опаленных вечным зноем афганских скал; отстреливаться ли в компании с раскосоглазыми желтолицыми лаосцами от джи-ай или вместе с джи-ай – от террористов без национальности; брать ли английские редуты под Севастополем или удерживать в составе немногочисленного гарнизона безымянный форт на Среднем Западе Северо-Американского континента; брести ли сквозь дождливый сумрак с редеющим войском величайшей религиозной фанатички всех времен и народов Жанны д’Арк или внезапно очутиться прямо в гуще схватки между конкистадорами Кортеса и разъяренными ацтеками… Всюду, всюду, всюду с ними рядом неотступно следовала еще одна спутница – вездесущая Леди Смерть, неумолимая Жница, которая своей самозатачивающейся косой собирала жатву с человечеств всех миров, какие только возможно вообразить…

Не в этом ли и состояла истинная суть возникновения и существования ЗОНЫ? Она порождена самими людьми, которые слишком много смертных грехов натворили реально и вдобавок навыдумали, и память о них накопилась в ноосфере, и образовалась критическая масса, которая неминуемо привела к взрыву. В результате – где-то, как-то, каким-то непостижимым образом, но реально, появилась эта множественная, многослойная, сегментарная вселенная, что концентрирует смерть и втягивает реальных людей извне… по одной ей известным критериям и свойствам отбирая свои жертвы.

Отправляясь в поход, покидая Бункер, Николай не знал, куда берет «билет» и «привезет» ли вообще куда-то рейс, оплаченный столь высокой ценой. Не знал… Не знал и не мог знать, но… Знал точно: сделает, что должен, с той, кто есть, – и будь, что будет.

И вот, замкнув круг спирали, вернулся в точку отправления.

Здесь она, здесь, на месте, никуда не подевалась эта, чуть больше метра ширины гладкая полоска, что возникает внизу проема в тот миг, когда рассеивается туман. Скользкая с виду, как ледяная поверхность отлично залитого катка, она возникает и исчезает, возникает и исчезает, возникает и исчезает… Не перешагнуть, ноги у нормальных людей коротки, но перепрыгнуть – в общем-то раз плюнуть. И если сумеешь живым пересечь полосу, нырнув в проем, уцелеть – ты свободен.

Мучительные размышления «у порога» – для тех, кто в ЗОНЕ далеко не ходил и не ведает еще, что за умение вписываться в прыжковую секунду придется платить совершенно другую цену…

– Так просто?! – воскликнула напарница. – Шли-шли, прорывались-прорывались, и… – Она потерянно оборвала фразу, не договорив.

– А путь к цели всегда интересней, чем достигнутая цель. Достигнутая цель – потерянная цель, – убежденно произнес Несси, тоже не сводивший пристального взгляда с Рубежа, клубящейся серостью заполнявшего внутренний проем между плитами, сложенными чуть скошенной буквой «П»; проводник-то видел эту дверь впервые в отличие от своих бывших ведомых. – Если не найдешь потом новую, хана тебе. Жизнь – это и есть путь к цели. А цель, как смерть, она – конец пути.

– Ты хочешь сказать, что мы пришли сюда умирать?! – вскрикнула сталкерша Маленькая. В эту секунду она сильно напомнила ту яростную воительницу, которая была способна направо и налево разить врагов, отчаянно борясь за выживание.

– Ну, тут уж без вариантов, чего хотели, то и получили. Мое дело маленькое – уловить желание, хех. – Несси ухмыльнулся, произнеся слово «маленькое». – И помочь его исполнить. То есть не дать вам умер-реть раньше времени, в процессе достижения цели. А что с вами станется после того, как достигнете и потеряете ее…

Проводник развел руками.

– Да уж, проще некуда… – пожимая плечами, сказал Ник. – Только вот как вспомню, какую… э-э, сложносочиненную историю можно поведать о той цене, которую мы по дороге заплатили, столько жизней отобрав… и не важно, были это нарисованные персонажи с декораций и диорам или живые экспонаты коллекции…

– Главное, понять, почему же сначала так страшно было прыгнуть, а потом без пр-роблем вдруг получилось шагать, вписываясь в мелькающие просветы и не боясь сгореть. Вспомни, как вы первый раз на бронетанке сумели проскочить… В вас самих изменилось тогда что-то. Перестали бояться. До этого страх не давал… И вот тепер-рь процесс изменения полностью закончен, пройден весь круг, и вы вернулись к исходному Рубежу. В той самой частице Зоны, куда вас… м-м-м, однажды всосало и где вам предстояло отбывать пожизненное заключение за то деяние или помысел, который Зоне показался достойной причиной, по которой вас включили в экспозицию.

– Тогда уж в кунсткамеру или паноптикум… – мрачно буркнул Ник. – Эх, жаль, что мои товарищи по Бункеру не сообразили поискать другой выход… тогда, в процессе, мы бы и научились не только прыгать, но и перепрыг…

– А откуда ты знаешь, может, не все они сгорели? Мы не можем расписываться за Зону, – сказал Несси, наконец-то отворачиваясь от Рубежа. – Даже я о ней не так уж много достовер-рного знаю, хотя, поверь мне, так уж судьба сложилась, что аномальные реальности для меня стали… домом родным, хе-хе.

В кривой ухмылочке Несси не было и тени веселья.

– Ты даже сейчас нам ничего не расскажешь о себе? – задала вопрос Маленькая. Естественно, не утерпела. Ведь ее всю дорогу мучило, откуда взялся Несси и кто он такой? И в последний раз она просто не могла не воспользоваться моментом.

– А зачем это вам?.. – Несси снова улыбнулся, глядя прямо на Нэт, но в этот раз его мимика была хоть чуточку похожа на улыбку, а не на гримасу.

– Ну как… – начала было говорить напарница и… замолчала. Внятного мотива теперь, на пороге выхода, уж точно не нашлось.

– Извечное женское любопытство, – задорно сверкнув светлыми, как полуденное небо, глазами, кивнул чернобородый сталкер. – Ладно, немножко удовлетворю… Понимаешь, Натка, кроме исполнения заветных желаний, бывает еще… Исполнение заветного нежеланного, так это назовем. Со мной что-то подобное и случилось. Поэтому слово Зона – для меня в пр-рямом смысле синоним слова Жизнь. Так сталось, что теперь я – и виртуальный, и реальный одновременно. Моя уникальность в том, что я одновременно и живой человек, и созданный Зоной персонаж декоративного «задника». Из-за этого я помню и понимаю обе ипостаси мир-роздания – внешнюю и внутреннюю… И что, легче тебе стало, когда получила объяснение?

– Наоборот, – недовольно покачала головой Нэт. – Запуталась еще больше.

– Вот поэтому я и не хотел говорить «эй», потому что другие буквы алфавита пр-ришлось бы выговаривать слишком долго и нудно, и это отвлекло бы вас от вашего собственного пути.

Мысленно согласившись с аргументом Несси, Николай рассеянно огляделся, вновь ощутив, как ностальгически защемило в груди слева. Железобетонная глыба с прилепленным сбоку Рубежом осталась, но все прочее – исчезло. Изменился не только сам Большой, изменилось и место, на котором когда-то располагался его зонный Дом. Все пропало – Частокол, Ворота, Окоп, Бункер, Счетчик… Тишина стояла непривычная, ничего не щелкало сдвоенно, отмеряя = = прыжковых секунд.

– Вот она, дверь нар-ружу. Прыгай, реализуй твое право, – сказал бывший проводник, показывая ему на Рубеж.

– Да будет дверь – и стала дверь. – Ник тяжко вздохнул. – Эх-хе-хех, и на кой черт мне теперь эта реализация… – Он посмотрел на свою любимую, которую подарила ему ЗОНА. Невероятно, но факт – лучшее в жизни он получил благодаря самому худшему, что с ним в жизни произошло. Посмотрел и спросил Маленькую: – Ты же понимаешь, что каждому из нас сейчас придется делать главный выбор? Прыгать или не прыгать. Но уже по совершенно иной причине…

– Я понимаю. Поэтому хочу тебя попросить… – Нэт сделала паузу, она пристально смотрела в глаза Нику, вбирая его взгляд расширенными сверкающими зрачками. – Хочу, чтобы ты прыгнул первым.

– Почему-у?.. – растерянно выдохнул Большой. Естественно, он предполагал, что услышит совершенно другую просьбу! Просьбу о том, чтобы никто не прыгал вообще.

– Выйди первым. Мне так будет легче. Я ведь все равно выберу возвращение домой, ты же знал это, с самого начала знал, просто не хотел это знание в себя допускать… Поверь, если бы мы могли вернуться вместе, в одно и то же время, я стала бы пьяной от радости! Но… – Она опустила глаза, потупилась. – Прости, когда выбор стоит между тобой и возвращением к прежней жизни, я выберу свою прежнюю жизнь. Не спрашивай почему, на то есть причины.

– У нее действительно есть на это причина, – вставил Несси. – Достаточно серьезная, чтобы перевесить… Я это чую, хотя не понимаю, что может настолько др-рагоценное остаться там, чтобы к нему вернуться такой ценой… Короче, выбор у тебя невелик, Большой, – или уходить, или оставаться здесь в одиночестве. Я тебя напарником не возьму, извини. Не потому, что ты нехор-рош для меня, я бы с удовольствием занимался развитием твоего потенциала, но… чую, и у тебя есть более чем серьезная пр-ричина вернуться домой. Чтобы путь не оборвался на полпути, надо вовремя делать привалы. Если любимая женщина просит, единственное, что мужчина может сделать для нее, – выполнить просьбу. Вот такая банальная и очевидная мысль заполнила сознание Николая. Это был приговор, и не важно, как именно сформулированный.

– Расставаться нужно быстро, – согласился он вслух. – Или не уходить никогда.

– Да, Николас! – закричала Маленькая, сжала руки в кулачки, вскинула вверх, потрясла ими, затем согнулась чуть ли не пополам и яростно ударила себя по бедрам. – Да!!! Поэтому ты лучше не обнимайся и не целуйся, просто разворачивайся и уходи. Я ведь тоже живой человек, я не виртуальная ни на атом! Уходи-и-и!!!

Он замер без движения, вспомнив дурацкую мыслишку о том, что если у него получится перепрыгнуть смерть, если улыбнется ему Удача, тогда по ту сторону Рубежа он может сразу же наступить на разлагающуюся тухлятину, прямо в которую придется приземлиться после успешного прыжка.

Очень символично. Не то слово.

Не говоря больше ни слова вслух, сталкер наконец отвернулся от любимой напарницы и встал лицом к Рубежу. Там, в промелькивающих паузах прыжковых секунд восходило солнце. Как по заказу. Выход ведь смотрел прямо на восток «зарубежного», по-ту-стороннего мира. Это – оставалось неизменным. И туда, к солнцу, Николай мог отправиться без проблем. Все, как хотелось. Все, как мечталось. Заветные желания иногда исполняются.

Бойся этого.

И он, закрыв глаза, не глядя и не заботясь о том, попадет ли в спасительный промежуток или сгорит на фиг в лучах Рубежа, судорожно хватая ртом воздух ЗОНЫ, наполнил им легкие. Готовясь прыгнуть. Прямо туда, в реал.

Исполняя нежеланное…

Кто же знал, что в слове достаточно изменить единственную буковку, «л» на «д», чтобы вожделенное возвращение домой из запредельной клоаки ЗОНЫ превратилось в наказание более страшное, чем насильное попадание в эту самую клоаку.

Что, реализуя неотъемлемое право на прыжок в секунду, выпрыгнуть суждено в реАД…

=50=

Бывший партнер не прыгнул в секунду.

Он выпрыгнул!

Не перешагнул Рубеж, а именно перепрыгнул.

Он не сгорел во вспышке, которой так боялся, когда еще был другим человеком, забившимся в нору, дрожавшим от страха отшельником.

Преодолел смертельную полосу благополучно и оказался по ту сторону. Покинул Зону. Впечатался ступнями в зеленую травку, покачнулся, но сохранил равновесие, устоял и сразу же застыл без движения. Конечно же, еще не веря тому, что сумел перепрыгнуть… Затем медленно, медленно обернулся, чтобы посмотреть назад.

Лицо его выглядело совершенно обалдевшим. Но уже через мгновение оно сменило выражение. Сделалось растерянным-растерянным. И каким-то… обиженным?

Николас водил головой влево-вправо, подымал и снова опускал. Он явно не мог обнаружить то, что ожидал увидеть. Вероятно, предполагал, что окажется лицом к лицу с чем-то вроде стены, вздымающейся до небес, а в стене – проем, дырка. И сквозь просвет на секундочку можно увидеть внутреннее хмурое пространство и даже, наверное, ее, Натачу, разглядеть, рыдающую и машущую вслед прощально…

Но желаемое, развернувшись, он увидеть не смог. Поэтому крутил головой, щурил глаза, пытаясь во что-то всмотреться, что-то различить, распознать. Даже правую руку протянул вперед и пощупал в воздухе, беспомощно шевеля пальцами… Уронил руку обессиленно.

И наконец повернулся спиной к прошлому, и побрел восвояси. Сгорбленный, понурившийся, он враз превратился из высокого и стройного мужчины в бредущего по полю инвалида, придавленного горем. Ни малейшей радости в связи с успешным пересечением самого труднопреодолимого из Рубежей, возможных в мироздании, не просматривалось в этой унылой, согбенной фигуре. Уходивший прочь бывший высокий и крепкий человек прямо на глазах, кажется, усох и сдулся.

Учитывая, что на нем не осталось ни клочка одежды – осознал ли он, что идет совершенно голый?! – зрелище получилось абсолютно непотребным и жалким.

Смотреть на все это было невыносимо больно, однако Натача смотрела. Заставляла себя смотреть. Изо всех сил.

Она понимала, что здесь на самом деле – выход для Ника, но не для нее. Сразу же прекрасно поняла, когда пришлось вернуться в этот участок джунглей. Вот почему все те живые, с кем он тут поблизости встретился и подружился, были из одной с ним даты. Загребущая лапа Зоны схватила порцию пищи и втянула в себя, всосала через один из «ртов». Подкормилась, что называется, позавтракала или поужинала. Зачерпнула из тех суток «свежатинки»…

А ей, Натаче, рожденной и жившей в другом времени, совсем в другой Рубеж надо будет прыгнуть, чтобы вернуться домой, к прежней жизни. Где-то там, в зеленом аду, обретается он, ее личный выход. Искать и искать еще…

Вот в чем дело. Здесь у нее вообще не было выбора, озвученного для Ника: уходить домой или остаться с партнером.

Он думал совсем о другом и не сообразил, что его догадка о привязке внешних координат времени к точкам внутреннего пространства – верна. Если бы напарница сумела прыгнуть через эту дверь, то вместе с ним оказалась бы в его времени, и… жили бы они там долго и счастливо. Смотрели бы в одном направлении и делились впечатлениями о прожитом. И умерли в один день. По версии его желания.

Потому она и прогнала Ника, насильно вынудив уходить первым. Потому и доказывала ему, что в ее прежней жизни осталась серьезнейшая причина, из-за которой им придется расстаться. Чтобы он не догадался об истинной: она не хочет выпрыгивать в его мир.

Натача отлично понимала, что ради любимой он способен пожертвовать и не будет препятствовать уходу, насильно останавливать, оттягивать от проема.

Но не могла, не хотела показывать напарнику воочию, что – уходит, что способна повернуться спиной к человеку, который ее по-настоящему любит. И уж точно не хотела бы оказаться с ним в одном времени. А именно это произошло бы, выйди она первой через эту дверь… Но ведь не чужой же он ей! Пусть она и не любит этого человека в истинном смысле этого слова.

Да, ее версия желания сильно разнилась с его версией.

К счастью, Большой ушел первым, так и не узнав, что Натачу через эту дверь Зона не выпустила бы. Что Маленькая по-прежнему боится, боится, боится прыгать в эту проклятую серость, что страх вернулся, как только она узнала, что наконец-то появилась реальная возможность покинуть Зону, а не ползать внутри, бродить по ее линиям…

– Да, Натка. На то и Зона… чтобы замкнутой быть. И удерживать внутри, не выпускать тех, кто помилование не заслужил. – Несси до этой секунды стоял поодаль тихонько, беззвучно, а сейчас напомнил о своем существовании, и выяснилось, что загадочный доброволец никуда не делся, тоже смотрит вслед убредающему прочь Николасу, фигура которого удалялась, уменьшалась, но все еще просматривалась в моменты «прыжковых секунд», когда клубящаяся серая завеса Рубежа исчезала. – Ник свой грех искупил, и стр-рах прыжка его оставил. Тебе не нужно знать, за что он сюда попал, но благодаря любви и заботе о тебе свершилось чудо перерождения. Вон, сразу видно, чего стоило человеку покинуть любимую… А тебе, хитрая девочка, придется остаться. Он-то свой гр-рех искупил, тебя спасая, а ты что сделала? Просто пользовалась им, как всегда и везде, как всеми до этого? Не-ет, Натка, ты еще не чистая. Тебе еще не проснуться. Не выр-рвешься ты из морока Зоны… Для этого надо суметь по-настоящему отдавать, а не только брать. Так что не спеши искать в джунглях какую-то др-ругую дверь, даже если она точно ведет в твой родной мир, точней, в твой период времени мира, общего для вас с Ником. Не выйдешь ты пока что из Зоны. Пр-росто сгоришь в лучах…

Она даже встряхнула головой, помогая себе переключиться, отвлечься от зрелища уходившего Николаса и осознать смысл слов, которые срывались с уст бывшего проводника…

– Молчи, молчи пока, лучше дослушай! – предостерегающе поднял руку Несси. – Я наконец-то отвечаю на твои лишние вопросы… Реальный, не воображенный, не из информационных слоев ноосферы почерпнутый, живой человек – сюда, в коллекцию, попадает за… э-э, пиковую перегрузку эгоцентризма. Когда проявляет крайнюю, высшую степень равнодушия к чаяниям других людей. Именно в эти секунды он становится для этой Зоны видимым, различимым и интер-ресным ей. А выйти обратно может лишь тот, кто выжил внутри и сумел очиститься. Не знаю статистики, но думаю, что гораздо меньше даже одного процента… Остальные в лучшем случае способны перемещаться из фрагмента во фрагмент. Через внутренние проходы, которые не нужно пер-репрыгивать, достаточно перешагнуть либо пересечь на транспорте, ну, не тебе расписывать в деталях, сама прекрасно знаешь. Или не проходят вообще никуда, даже это не всем дано… А Нику вот более чем дано. Он смог не только находить и проходить, но даже заранее чуять двери, потому что обладает потенциалом приобщения к сверхсиле, только сам этого до поры не осознавал… Да, наружу ведет далеко не каждая дверь, не всякий из двер-рных проемов годится для того, чтобы перепрыгнуть и уйти прочь. У существа есть внутренние капилляры, артерии, протоки, кишки, но есть и нар-ружные отверстия – поры в коже, рот, ноздри и так далее. Очистившийся человек становится для сконцентрированной здесь ноосферной грязи чем-то крайне инородным, бередящим, лишним… вроде как шлаки, пот, сопли, моча, экскременты, и потому в итоге удаляется, выводится прочь…

– Зона – существо?! – не выдержав, перебила Натача.

– О, Зона – сверхсущество, истинная сверхсущность! – воскликнул Несси с непонятным восторгом в голосе. – Но мы сейчас не о ней. Мы о человеке. Человек в течение жизни может потер-рять все – других людей, предметы, пристрастия, животных, недвижимость, все, все. В любом случае неприкосновенной остается только накопленная память. Ее у человека никто не заберет, если он сам не захочет избавиться целенаправленно или не пр-роизойдет несчастный случай… Именно память делает человека человеком. И вот когда памяти людей высвобождаются после того, как завершаются жизни…

– Почему он голый?! – не в состоянии сейчас осмыслить то, чем наконец-то соизволил поделиться Несси, вскрикнула Натача. Ответ на этот вопрос в данный момент волновал ее куда больше, чем все другие ответы, вместе взятые.

– Все, что в Зоне найдено и приобретено, в ней и останется. Вон, смотри, все его личные вещи, Жемчужница, оружие, одежда… и ты осталась. Его самое ценное приобр-ретение, ты. Хабар эта Зона никому не позволяет выносить наружу. Даже тем немногим, кого порой выпускает.

Только сейчас бывшая напарница Большого заметила, что действительно все, что было на Николасе и что он сюда принес из глубины Зоны, осталось по эту сторону выхода. Не перепрыгнуло Рубеж.

В том числе и она… самое ценное приобретение.

– А как начет инопланетян? – вдруг спросила она, просто чтобы хоть что-нибудь спросить; зрелище конфискованного у Ника имущества вызвало у нее почти физическое ощущение леденящего холода, вынудив наглядно прочувствовать, насколько же беспомощны обычные существа перед волей сверхсущности. – Ник говорил, что вполне инопланетянского вида разумные существа на его глазах тоже выпрыгивали через этот Рубеж. Неужели они могут спокойно жить на Земле в то же время, что и…

– Э-э, вот этот вопрос – не ко мне! Я еще не разобрался, что эта Зона собой представляет. Если о др-ругой Зоне, можно сказать, родной для меня, я знал точно, откуда она взялась, чем является и чего хочет, то о происхождении и намер-рениях этой… толком не знаю ничего. Не понимаю даже, имеет ли она отношение к той, котор-рую я знавал. Может иметь, а может и не иметь… Я вроде ничего уже не боюсь, всякое повидал и пережил, но вот этого ужаса мне очень бы не хотелось изведать однажды… Что моя родная каким-то образом взаимосвязана, и вдруг выяснится – она мутировала и превратилась в эту, а меня с собой прихватила в будущее. По старой памяти… Я не знаю и тебе сказать не могу, откуда здесь бер-рутся эти инопланетяне, живые, а не декорационные, воображенные людьми. Реальные неземляне, способные выйти вон, а не позаимствованные в коллективной памяти человечества и из материализованных Зоной внутр-ри себя разных книг, фильмов, игр, шоу, комиксов и всего такого прочего, вплоть до чьих-то нар-ркотических фантазий. Может, и доведется мне узнать, откуда пришельцы берутся, но уже в следующих ходках…

Натача потерянно молчала, не находя, о чем еще спросить Несси. Содержание сказанного им в начале пространной речи едва-едва дошло до ее сознания, и мысли путались, туманились, не желая проясняться. Хотелось лечь неподвижно, закрыть глаза и уснуть… Если Несси прав и ее разум во сне порождает чудовищ, то какая вообще разница, спит она в прямом или переносном смыслах!

– Кстати, пока ты провожала Ника задумчивым взглядом и пр-рикидывала, куда и как пойдешь искать свой собственный выход, я слушал его аудиодневник. Тут, в памяти личного рекордера, много чего от Большого осталось в наследство. Не думаю, что стоит отдавать гаджет тебе, все равно потер-ряешь или намеренно избавишься, чтобы не бередить себя. Но вот эту песню ты должна послушать. Это тебе постскриптум от него. Чтобы не забывала, к чему стремиться…

Он включил громкоговоритель устройства, и в тишине, будто по заказу все еще царящей вокруг Рубежа, прозвучало…

– Я слышала ее, он делился музыкой со мной… Только еще мало русских слов понимала тогда, и смысл ускользал, – прошептала Натача, ощущая, как предательские слезы защекотали веки. И попросила неожиданно для самой себя: – Проведи меня к той двери, через которую я сюда попала… Я хочу выйти и добраться до его времени естественным путем, и пусть хотя бы старухой, но найду его, приду к нему и буду умолять меня прос…

– Извини, это не ко мне, я проводник наружу, а не внутрь! – отрезал Несси категорично. – Дальше – сама, сама. Мы достаточно тебя учили, чтобы ты получила шанс самостоятельно выжить. И найти свое очищение, чтобы обрести свой путь и свою дверь… Заодно поймешь, что время для человека – проблема из проблем, куда более труднопреодолимая, чем пространство.

Он замолчал, бросил взгляд в проем выхода, где уже почти не просматривался ушедший слишком далеко Николас, и вдруг сказал:

– Надо же, а ведь в итоге исполнилось-то желание Ника. Не твое, Натка. Это за его желание была заплачена цена, когда мы бомбу отдали. Хорошо, что Большой выпрыгнул раньше, чем понял это здесь.

– Он не поймет, – прошептала она, – я не хочу, чтобы поним…

– А вот в этом я бы не сомневался, – покачал головой Несси. – Неужели ты недостаточно узнала его? Вот, послушай, р-разве такой человек может не понять…

И Несси, что-то отыскав в цифровой памяти, снова перевел рекордер на режим громкой трансляции.

«Жизнь – это и есть прыжок в секунду. Мы безоглядно прыгаем в каждую секунду будущего, не зная, что будет с нами и где мы окажемся, и будем ли живы. – От оставленного в наследство голоса Большого в груди у Маленькой что-то болезненно сжалось и не отпускало, пока он звучал. – Надо учиться ценить каждую подаренную судьбой секунду, потому что потом ведь будут эти секунды вспоминаться как единственные и неповторимые… Люди часто не ценят то время, которое им отпущено. Ценить его начинают лишь тогда, когда остается совсем немного. Когда, быть может, времени остается всего лишь одна секунда… Мы пытаемся что-то оставить после себя, что-то сделать, что-то большее, чем секунда. Для этого мы делимся с другими чем-то, что нам кажется вечным. Таким образом, мы пытаемся выпрыгнуть из той секунды, которая нам отмерена. Из единственной секунды, которая у нас есть, в прямом и в переносном смысле… Ибо что такое время жизни человека – секундочка по масштабам мира. Но мы пытаемся выпрыгнуть из той самой секунды, которая может быть как очередной, так и последней. Нам не дано предугадать, какая из них последняя, поэтому мы живем в… предпоследней секунде. Предпоследняя секунда – это и есть настоящее. Тот самый миг между прошлым и будущим. Между теми секундами, которые мы уже помним, и той секундой, в которую нам лишь предстоит запрыгнуть. Прыжок в секунду – это наше будущее, от которого нам никуда не деться. И надо прыгать, чем бы этот прыжок ни грозил. Куда бы он нас ни вывел. В прекрасный новый мир или на дно грязной ямы… То же самое и с человечеством. Но как человек, так и человечество, быть может, спасается от предпрыжкового ужаса… спасается тем, что делает вид – вечность есть. И живет так, как будто этих секунд – не отмерено, а неизмеримо. Но если представить, что была, была когда-то изначальная секунда, в которой появилась вселенная, то должна быть и последняя секунда, когда она исчезнет. Исчезнет, чтобы прыгнуть дальше. Прыгнуть в послепрыжковую секунду, с которой все и начнется…»

Когда запись окончилась, Несси и Натача, не сговариваясь, повернулись к Рубежу, пытаясь все-таки высмотреть Николаса. Но тот уже исчез из виду окончательно.

– Надеюсь, что этот человек, которого я провел к единственно верному Рубежу, все-таки получит то, что хотел. Желание исполнится там, за пределами Зоны. Ведь любое желание, исполненное внутри нее, является не настоящим, даже если казалось истинным. Не может быть настоящим то, что возникло в таких хаотически изменяющихся, испытывающих постоянное искажающее влияние условиях. Мне, конечно, не дано узнать, что исполняется за пр-ределами и что там вообще творится. Я могу только верить, что там еще живы настоящие люди… Что все это не зря и что сам я не зря ожил, чтобы помнить… О тех, кого люблю я. Ведь пока я помню, они будут жить…

С этими словами сталкер Несси повернулся спиной к внешнему миру и, не попрощавшись с Натачей, заторопился обратно в Зону. Ловить желания других ведомых. Из унаследованного, найденного в вещах Николаса рекордера, который проводник забрал с собой, звучала уже другая песня. В ней пелось о том, что наверняка являлось самым важным для выживания этого человека. Память его наверняка сохраняла такие непостижимые события и сущности, что страшно было даже пытаться представить, какие поразительные реалии Ловчий Желаний может помнить. И кто продолжает жить благодаря тому, что сам он жив и не забывает.

Натача уже достаточно хорошо успела изучить родной язык Ника, полюбившего ее по-настоящему, ЧИСТОЙ любовью, чтобы понимать, о чем поется. Песню исполнял хрипловатым, узнаваемым голосом певец, которого Большой называл Виктор Цой и очень уважал. Несси, по-видимому, целиком и полностью разделял уважение и не случайно выбрал именно эту песню.

Провожая Несси полными слез глазами, оцепеневшая на распутье у Рубежа, так и не перепрыгнутого ею, брошенная всеми Натача прошептала вслед бывшему проводнику:

– Но что же мне делать дальше, как вернуться домой? Я не знаю, куда идти… не представляю, как можно выжить в одиночку…

Девушка помолчала, отчаянно вглядываясь в фигуру мужчины, с каждым шагом прочь неотвратимо уменьшавшуюся в размерах, и добавила:

– И еще я так хотела спросить… Когда Ник упомянул о мире, где гринписовцы приручали шичерепах, ты вдруг удивился тому, что в той линии реальности есть целый клан бывших «зеленых»… Сами факты существования шипастых громадин и множества сталкеров тебя совершенно не впечатлили, будто ты услышал о чем-то давно знакомом… Я это сразу почуяла, только не придала значения… Не уходи, я пропаду без проводника… Не бросай меня, Несси…

Совсем отчаявшись, Маленькая умолкла, потерянно опустила глаза к земле… и вдруг сквозь пелену слез разглядела среди вещей, не пропущенных на вынос зонной «таможней», серебряный крест. На нем была распята фигурка, отображение человека, ценой собственной жизни однажды попытавшегося очистить от грехов все человечество. Вряд ли его легендарная попытка оказалась удачной, судя по тому, что у этой загребущей Зоны не было, нет и не предвидится проблем с поставками свежего пополнения коллекции.