Выигрывать любой ценой Джеррард Стивен
Они, похоже, встревожились.
– Ага, – проговорил я, – такое ощущение, что кто-то пытается воткнуть мне за мошонкой нож.
Мы не смеялись. Я начал задаваться вопросом, смогу ли я вообще когда-нибудь снова бить по мячу. Со времени рокового разворота Кройфа прошло почти четыре месяца. Предполагалось, что на этом этапе я уже буду готов к полноценным матчам. Но тело мое сдалось. Боль возникала нерегулярно. Несколько часов я мог чувствовать себя прекрасно, а потом она вдруг пронзала меня, когда я делал какие-то простые вещи, например выходил из машины.
– Похоже, что боль возникает, когда ты разворачиваешь таз, – предположил Крис.
– Возможно, – отозвался я. – Что-то происходит между гениталиями и серединой. Где-то там под тазом. Кажется, будто таз расходится. Будто там огромная щель.
Заф Икбал с Крисом снова отвели меня к хирургу, Эрнесту Шильдерсу, который делал мне операцию в Йоркширской клинике неподалеку от Брэдфорда. Шильдерс – прекрасный хирург из Бельгии. На него как на специалиста по операциям на тазе и пахе клуб полагался много лет. Я доверял ему и еще больше обеспокоился, когда он тоже не смог установить причину колющей боли. Мы рассказали ему о прерванной пробежке и упражнении на велосипеде. Шильдерс, казалось, был в замешательстве. Он повторил, что совершенно уверен в том, что операция прошла успешно. Шильдерс считал, что нам нужен свежий взгляд. Он предложил мне сходить к специалисту по тазу в Лондоне. Все, похоже, становилось серьезнее и серьезнее. Я не мог бегать. Не мог ездить на велосипеде. Не мог бить по мячу. И не было ни единого шанса, что я смогу подпрыгнуть и ударить мяч головой. Я вообще мало чего мог делать.
Мы с Зафом и Крисом поездом поехали в Лондон. У меня была масса времени поговорить с ними. Они пытались подбодрить меня, но все мы знали, что существует реальная угроза того, что я не пойду на поправку. Приходилось смело признать, что, возможно, за четырнадцать лет пребывания в основном составе в области сустава был нанесен такой вред, что весь таз стал подвижным. Когда я лишился опорной структуры, мне конец как гиперподвижному игроку, да, пожалуй, и как игроку вообще. Когда я пытался совершить даже самые основные движения, весь таз, казалось, раскалывался.
Заф с Крисом подбадривали меня. Быть может, хирург по тазу найдет простое решение. А может, будет возможность поставить штифт? Меня передернуло, когда мне объяснили, что это все равно что вставить в сустав болт. Ужас. Когда мы встретились с этим очередным специалистом, который занимался тазом, я чувствовал себя не очень. Я ждал, что он скажет, что все и правда кончено. Он был очень обстоятелен и после продолжительного осмотра снова обратился к снимку, сделанному утром.
– Смотрите, – сказал он, указывая на какую-то смутную кляксу. – Вот здесь собралась белая жидкость. Я не знаю, сколько жидкости должно быть после вашей операции, потому я такие не делаю. Но нужно выяснить, что происходит с этой жидкостью. Вам лучше вновь обратиться к Шильдерсу.
Мы ходили кругами. Но в поезде по дороге в Ливерпуль Икбал объяснил, что накопление жидкости обычно говорит об инфекции. Я был сбит с толку, ведь я уже сдавал целый арсенал анализов на инфекции. Самый явный признак инфекции – высокое содержание лейкоцитов, а у меня этот показатель продолжительное время был в норме. Быть может, Шильдерса озарит какая-нибудь идея.
Встреча с Шильдерсом в Брэдфорде была назначена на конец недели. Заф с Крисом велели мне дома отдыхать как можно больше. Тело творит чудеса, и оно, возможно, решило, что мое бедное сердце и голова поболели уже довольно. Начало твориться что-то странное. На следующий день, когда я был дома, мой шов слегка приоткрылся. И оттуда начал сочиться желтовато-белый, гадкий гной. Чистый, безупречно оформленный шов раскрылся – вовсе не как бутон, а скорее как отвратительный сорняк с белыми и желтыми цветочками сверху. Что это, черт возьми, сейчас происходит? Я отыскал ватный диск и насухо промокнул шов. Гной продолжал сочиться.
Я так испугался того, что увидел, что сфотографировал разрез. Я серьезно запаниковал. Я отправил фото Крису с таким сообщением: «Что это за черт?»
Крис ответил: «Это очень хорошо. Позвоню через две минуты. Значит, это на самом деле инфекция».
Я написал: «И это хорошо?»
И отправил еще одну, новую фотографию.
Крис позвонил. Я рассказал ему, что только что мне пришлось еще раз очистить очередной выброс гноя еще одним ватным диском.
– Отличные новости, Стиви, – восхитился Крис. Должно быть, я что-то проворчал с сомнением, потому что он тут же объяснил, что моя боль почти наверняка была вызвана скоплением гноя, который выталкивал сустав. Он же вызывал и ощущение нестабильности в тазу. Мы беспокоились, что в области таза что-то серьезно нарушено. А это скопление жидкости вызывало колоссальное давление на сустав и, по сути, раздвигало его. Неудивительно, что таз казался подвижным.
Крис немедленно отвез меня в Брэдфорд к Шильдерсу, где мне сделали повторное МРТ-сканирование. Там было видно скопление гноя справа от сустава и лобкового симфиза. Казалось бы, обычная послеоперационная жидкость, по-видимому, была серьезной инфекцией, которую, как ни странно, не выявил ни один из анализов. Я начал понимать. Неудивительно, что мне казалось, будто меня колют в районе мошонки. Пока мы дожидались, когда будут готовы анализы гноя, чтобы подтвердить, что это, как все и предполагали, инфекция, Крис отвел меня выпить кофе в Шипли, на окраине Брэдфорда. Он был сердит.
– Нужно, чтобы это оказалось инфекцией, – сказал он. – Если это инфекция, то все будет в порядке. Ты поправишься.
Тут меня охватило отчаяние. Мне хотелось, чтобы у меня была инфекция. Я беззвучно молился об инфекции. Час спустя пришли результаты, и все абсолютно подтвердилось. У меня была инфекция. Мне хотелось показать жест победителя. Вот это результаты!
Шильдерс улыбнулся. Он понимал меня. Он тоже испытывал облегчение. Был один шанс из 10 000 подхватить инфекцию во время операции. И это был мой случай – это все объясняло. Но это хорошо. Я поеду в «Спаэр», ливерпульскую больницу, где буду неделю лечиться. Они накачают меня антибиотиками и уничтожат инфекцию. Появился шанс, что в конце сентября 2011 года, самое позднее в начале октября, я снова буду играть. Когда через неделю я отправлялся в больницу, то не мог сдержать улыбки. Я и не догадывался, что вскоре буду в таком глубоком унынии, какого не испытывал никогда прежде. Мне угрожала очередная загадочная травма и глубокая депрессия. Все самое худшее только начиналось.
Сначала были только хорошие новости. В больнице боль быстро пошла на спад. Гной откачали, и с каждым днем мне становилось все легче двигаться. Я начал идти на поправку. Через неделю после того, как меня выписали домой, я вернулся в Мелвуд. Через несколько дней я смог спокойно пробежаться. Я мог крутить педали без боли. Вскоре я смог бегать. Я мог прыгать. Я мог бить по мячу мяч. Ощущение было прекрасное.
И все же я нервничал. Меня не было полгода, и я потерял уверенность в своем теле. Я не был уверен, что паховые и тазовые мышцы выдержат суровые тренировки. Однако через несколько дней я снова чувствовал себя, как и прежде. Наконец-то я чувствовал себя нормально.
Я вернулся 21 сентября 2011 года. Мы играли с «Брайтоном» в Кубке лиги, и это был мой первый футбольный матч за полгода. После столь длительного отсутствия я начал матч на скамейке, но при счете 1:0 на семьдесят пятой минуте Кенни Далглиш выпустил меня на замену. Я заменил Луиса Суареса. Мне бы хотелось играть вместе с Луисом, но мне хватало и того, что я вновь вышел на поле на стадионе «Амекс».
Через шесть минут я выставил ногу и заблокировал. Мяч покатился по свободному пространству, пока я был далеко. Я бросился вперед, а затем нашел Крейга Беллами, который зигзагами рванул вперед. Белами отдал голевую передачу на Дирка Кёйта, а тот забил наш второй гол. На самой последней минуте «Брайтон» отыграл один гол, но мы выиграли и прошли в четвертый раунд кубка, который мы выиграем в следующем феврале. Я отдал свою футболку Крейгу Нуну, моему хорошему другу, который неплохо сыграл за «Брайтон» в этот вечер. Меня ожидали и более радостные новости, ведь после моего возвращения мы еще два раза выиграли: у «Вулвза» и «Эвертона» в гостевых матчах. Когда мы готовились 15 октября играть с «Манчестер Юнайтед» на «Олд Траффорде», я чувствовал, что снова близок к своей лучшей форме.
Во время тренировки накануне матча мы отрабатывали кое-какие перемещения из домашних заготовок, когда Даниэль Эггер задел меня бутсой. Шипы процарапали мне лодыжку. Сущий пустяк, просто небольшой «ой». После тренировки я пошел в кабинет врача. Они промыли царапину, наложили небольшую давящую повязку, чтобы предотвратить отек, и мы посудачили о «Юнайтед» и о том, как мне хочется их обыграть.
Это была не самая великая игра, впоследствие она будет вспоминаться лишь из-за обмена любезностями, в результате которого Суареса обвинили в оскорблении Эвра на расовой почве. Но до того, как произошла эта история, я открыл счет, забив со штрафного на шестьдесят восьмой минуте. Я выполнил весь ритуал: пробежка, поцелуй эмблемы и скольжение на коленях от восторга.
– Просто фантастика – вновь испытать все эти эмоции, – сказал я в интервью после матча. – Я не могу сказать, что это был выдающийся штрафной удар. Я пытался перебросить его через стенку, но он ушел в сторону. Так здорово, когда тебе наконец повезло.
В последние десять минут матча «Юнайтед» сравняли счет, а вскоре все в мире футбола были захвачены эпопеей с Суаресом и Эвра. У меня же начинались новые проблемы. Все началось с боли в лодыжке. Было не похоже на растяжение. Она просто монотонно пульсировала. Я говорил об этом физиотерапевту, но, когда они сгибали ее вперед-назад и в стороны, видимых проблем не было. Вмешалась судьба. Крис увидел, что я иду в кабинет врача. Он шел позади меня и лишь резко вдохнул, но ничего не сказал. Он заметил, что задняя часть лодыжки отекла. Разбухшая плоть нависала над шлепанцами. Позже Крис сказал, что это его обеспокоило. Он подумал: «Это нехорошо».
Крис не впервые видел отекшие суставы, но тут все было иначе. Отек казался влажным. В тот раз Крис ничего мне не сказал, но отправился прямиком к Зафу Икбалу. Они оба опасались очередной инфекции.
Крис приложил к лодыжке лед, но ничего не сказал о своих опасениях по поводу инфекции. Он лишь слушал, как я болтаю о том, что мне непременно нужно играть с «Вест Бромом» в эти выходные. Крис сказал, что его беспокойство усиливалось. Обычно он любит работать с лодыжками, потому что это такие пластичные суставы. Крис уперся большими пальцами в голеностопный сустав и повторил естественные движения стопы. Но моя влажная лодыжка не двигалась. Заф был обеспокоен еще больше: он опасался, что инфекция могла проникнуть в сустав. Хоть он и сообщил об этом гораздо позже, он знал, что им нужно установить, образовался ли гной и внутри, и снаружи сустава. Если он был только снаружи, они его откачают. Но если гной проник и внутрь сустава, это будет иметь крайне разрушительное воздействие. Если я попытаюсь играть в футбол при наличии гноя в суставе, то в лодыжке сместится хрящ.
Крис сказал, что Заф просто хочет бегло осмотреть мою лодыжку. Заф вошел и достал огромную иглу. Все были очень серьезны. Игла вошла в тело, и шприц заполнился желтым гноем. Заф скрылся, потому что ему нужно было изучить результаты. Они не хотели меня беспокоить и не открывали мне своих самых мрачных опасений. Я вновь отправился к стоявшему в клубе аппарату Game Ready для наложения компрессионного бандажа, пытаясь уменьшить отек перед матчем с «Вест Бромом». Я и не подозревал о подстерегающих меня неприятностях.
В пятницу вечером, накануне игры с «Вест Бромом», мы ужинали в гостинице неподалеку от Бирмингема. Заф сидел рядом. Я заметил, что он проверяет телефон чаще обычного. Теперь я понимаю почему. Он ожидал письма с результатами моего анализа. Читая сообщение на экране, он сохранял спокойствие. Анализы подтвердили худшие опасения. Царапина от бутсы Даниэля Эггера зажила, но проникшая под кожу инфекция уже перешла внутрь сустава.
Заф начал объяснять мне, что я не буду участвовать в матче. Я не буду играть с «Вест Бромом». Заф вдруг стал очень прямолинейным.
– Мы едем прямо в больницу, – заявил он. – Нужно немедленно устранить эту инфекцию – и быстро.
Тут я заволновался. Очередная инфекция, очередная операция, очередная больница: начинала складываться опасная схема. Мы с Крисом встретились в Ливерпуле, а Заф вернулся в Бирминген, так как он должен был быть на дежурстве в команде. Крис принял ответственность на себя. Он снова отвез меня в «Спаэр» и договорился об операции. Ее могли провести не раньше второй половины следующего дня. Крис объяснил, насколько серьезна моя травма. Если бы я играл против «Вест Бромом» с инфецированным суставом, то почти наверняка этот матч стал бы последним в моей карьере.
Я смотрел на Криса и не верил своим ушам. Он не шутил. Он подчеркул, как мне повезло.
– Повезло? – переспросил я, проклиная неудачи, свалившиеся на меня за последние, полные травм, восемь месяцев.
Крис уточнил, что мне повезло, что он шел позади, а на мне были шлепанцы. Так он заметил отек. Я был так решительно настроен на игру, что никому не стал бы жаловаться. И если бы не откачали гной и не сделали анализы, никто бы и не догадался, что я собираюсь выйти на матч Премьер-лиги с пораженным инфекцией голеностопным суставом. Мне действительно очень и очень повезло.
Крис Уокер, хирург, специализирующийся на проблемах стоп и голеностопных суставов, чья фамилия очень кстати переводится как «ходок», вскоре все прояснил. Он рассказал, что если бы я попытался сыграть против «Вест Брома», то постоянные движения, связанные с остановками и началом бега, определенно привели бы к разрыву голеностопного сустава. Тогда бы гной стер хрящ, так же, как сыр трется на терке. Эта травма настолько угрожала моей карьере, что им пришлось под анестезией удалять весь гной и инфекцию. Мне пришлось в течение следующих шести недель носить снимающую нагрузку обувь, чтобы размягчившийся хрящ мог восстановиться. У меня не было выбора. Пришлось подчиниться.
Матч «Ливерпуля» с «Вест Бромом» начался в субботу, 29 октября 2011 года, в 17.30. В это время я уже был без сознания и лежал на операционном столе. Крис, как всегда, был со мной в демонстрационном зале и наблюдал за операцией. Он взглянул на часы на стене демонстрационного зала: в тот момент, когда скальпель хирурга сделал первый надрез, было 17.31.
– Посмотрите-ка, – обратился Уокер к Крису и отступил назад. Из голеностопного сустава хлынула желтая жидкость, стекая на больничный пол. Отрава выливалась и из сустава, и из окружающих лодыжку тканей. Минут через восемь после начала операции удалось начать промывание раны. Ровно в это время, в 17.39, «Ливерпулю» назначили пенальти. Если бы Крис с Зафом не действовали так быстро, я бы попытался выполнить это пенальти инфицированной ногой. Мне вновь очень повезло. Чарли Адам тоже очень радовался. Он исполнил пенальти вместо меня и забил гол. «Ливерпуль» продолжал выигрывать – 2:0, когда я едва начал шевелиться и открывать глаза после анестезии.
Всю ночь я то просыпался, то вновь проваливался в навеянный наркотиком сон. Ранним холодным утром, с моросящим дождем, воскресенья в октябре мне казалось, будто отрава проникла в мой мозг. Чувствовал я себя ужасно. Дни шли, а мое уныние становилось все глубже. Хоть на мне и были снимающие нагрузку ботинки, но я ощущал, будто на меня давит смертельный груз. Я испытывал такую опустошенность, что думал: наверно, мне никогда не удастся подняться. Я начал представлять, как все кончится. Мне был 31 год, а я уже чувствовал себя никому не нужной древней развалиной. Травма паха и первая инфекция, за которой последовала травма лодыжки и еще одна инфекция – это было для меня слишком.
Наконец, я рассказал Крису, как скверно у меня в голове.
– Я подавлен, по-настоящему подавлен, – сказал я.
Я был в таком унынии, что уже не знал, как выкарабкаться и вновь стать самим собой. Меня охватила депрессия. У меня не было желания вставать с кровати. Мне казалось, что уже нет света в конце туннеля. Я не мог себе представить, когда, если хоть когда-нибудь, я снова смогу играть. Было очевидно, что жизнь без футбола будет для меня пустой. Крис внимательно выслушал меня и кивнул, когда я сказал такие слова:
– По-моему, мне нужно обратиться к какому-нибудь специалисту. Наверно, мне нужна помощь… С каждым днем мое уныние все усугубляется.
Глава четырнадцатая. «Бесенок», чужая нога и письмо
Впервые я повстречался со Стивом Питерсом морозным зимним днем 2011 года. Он жил на холмах, в удалении от Олдхэма и Стокпорта. Меня подвезли Крис Морган с Зафом Икбалом, потому что я был на костылях. Кроме того, меня нужно было еще и уговорить на эту поездку. Я чувствовал себя еще более подавленным при мысли, что мне действительно нужен психиатр. Несмотря на то что я сказал Крису после операции, это, казалось, было не совсем то, что мне нужно.
Бывали времена, когда я унывал. Порой я ворчал или просто чувствовал себя немного несчастным. Как и большинство людей, у меня бывали неудачные дни, но я никогда не был в таком унынии прежде. У всех в жизни бывают взлеты и падения, хорошие дни и плохие, и я ничем не отличался. Верным признаком взвешенного подхода к жизни было то, что я почти всегда знал причину своего плохого настроения. Оно обычно зависело от футбола: я чувствовал себя подавленным, да и то на короткое время, из-за того, что проиграли матч, из-за ошибки, которую я совершил, или из-за того, что один из моих товарищей хотел уйти от нас. Я всему мог дать разумное объяснение и вернуться на верный путь. Но после травмы паха и лодыжки, а также повторной инфекции все очень запуталось.
И все же я знал истинную причину своего уныния. Я переживал, что никогда не смогу вернуть свою форму и играть в футбол на том уровне, какой я поддерживал так много лет. По этой-то причине я и сказал Крису, что мне нужна помощь. Но у меня возникли серьезные сомнения, когда он упомянул о психиатре. Мысль о том, что мною будет заниматься психиатр, казалась мне довольно странной.
Крис слышал о Стиве Питерсе от одного из врачей «Ливерпуля», Питера Брукнера, которого сразила потрясающая презентация, что тот делал на конференции. С тех пор Питер стал врачом в австралийской команде по крикету. Он там уже работал, когда Филлип Хьюз трагически погиб после того, как мяч попал ему в голову. Питер сыграл ключевую роль в поддержке семьи Хьюза в то трудное время.
Когда он еще работал в «Ливерпуле», мы все с уважением относились к мнению доктора Брукнера. Он с восторгом отзывался о Стиве Питерсе, который славился своей работой с такими велогонщиками, как Крис Хой и Виктория Пендлтон. И в то же время я не был уверен, что я настолько плох, что мне требуется помощь.
– Знаешь что? – в конце концов сказал я Крису. – Я попробую. Я так дерьмово себя чувствую, что готов попробовать что угодно.
Морозным и холодным днем на дорогах было опасно. Мы добирались до дома Стива около полутора часов. К тому времени, когда я вылез из машины, кое-как встал на костыли и начал ковылять по тропинке к дому, я с ужасом думал, что сейчас растянусь и упаду. Это будет очередным невезением, и я порву несколько связок или получу перелом. Таково было мое состояние, когда мы подошли к парадной двери дома Стива.
Мы вошли внутрь, и мне удалось сесть, не поскользнувшись и не сломав шею. Но это было только начало. Со Стивом было очень легко разговаривать, и я разговорился без особого понуждения. После того как я немного рассказал ему о своих травмах и о прошедших восьми месяцах, я признал, что есть кое-что и хорошее. Не считая футбола, у меня все хорошо: с Алекс, с детьми, со всей семьей и друзьями все было в порядке. Они всегда поддерживали меня, я их ценил и любил. Единственная проблема в том, что никто не мог предложить мне ни настоящей помощи, ни поддержки, когда моя карьера, моя жизнь в футболе, казалось, могла подойти к концу слишком рано.
Во время первой встречи Стив был очень мил. Он сказал мне, пожалуй, именно те слова, которые другие опасались говорить. Он был резок, но справедлив. Еще Стив задавал мне всякие неудобные, жестокие вопросы:
– Ну, – сказал он, – и что же будет, если ты никогда больше не сможешь пинать мяч?
Я ошарашенно взглянул на него. Стив не дрогнул и вновь повторил те же слова:
– И что же будет?
И Стив продолжал, подсказывая мне ответ:
– У тебя три красивых маленьких дочки, которые, похоже, здоровы и счастливы. То есть ты – папа. Еще ты женат на красивой женщине, которая поддерживает тебя в любых начинаниях. Тебе очень повезло, что у тебя такая потрясающая семья. Кроме того, ты сделал невероятную карьеру. Ты тринадцать лет играл за «Ливерпуль». Ты завоевал самый важный в клубном футболе трофей. Ты столько раз представлял свою страну. Ты живешь в очень красивом доме. Ты финансово обеспечен на всю оставшуюся жизнь. Что же тебя тревожит?
Я ничего не ответил, а только кивнул.
– Так о чем же тревожиться? – повторил Стив.
– О том, что моя карьера, возможно, закончилась, – тихо проговорил я.
Тогда Стив заговорил еще жестче. Он рассказал мне, что знает молодых спортсменов и спортсменок, которым приходилось уходить из спорта через полгода, еще до того, как они получили шанс добиться чего-нибудь. У них не осталось ни одной медали в подтверждение их спортивных достижений. У них нет денег. Разве мне не повезло по сравнению с ними?
Стив развернуто объяснил мне, что на любом поприще люди попадают в неприятности. Некоторые спускали все в азартных играх и губили себе жизнь. Другие все пропивали. Разве по сравнению с моей их жизни не погублены? Моя жизнь – просто сказка.
– НУ, – СКАЗАЛ ОН, – И ЧТО ЖЕ БУДЕТ, ЕСЛИ ТЫ НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ СМОЖЕШЬ ПИНАТЬ МЯЧ?
Он был, конечно же, прав, и я внимательно его слушал. Тогда-то я впервые и узнал про «бесенка». Стив рассказал мне, сколь многие позволяют своему «бесенку», иллогичной части своего сознания, уничтожить себя. «Бесенок» заставляет нас выискивать лишь самые худшие варианты исхода, обрубая всяческую надежду и здравый смысл. Мой «бесенок» завладел моей жизнью и дал себе много воли. «Бесенок» привносил хаос. Каждое утро, когда я просыпался, он говорил мне: «Тебе больше не играть. Ты – конченый человек, все пропало».
Когда я был молод и холост, а футбол был альфой и омегой всей моей жизни, я бы и вправду поверил, что нет смысла жить, если я не могу играть. Это было бы ошибочно, но, пожалуй, более понятно из-за моей молодости и наивности. Но я уже не был наивным подростком. Мне было тридцать один, я был мужем и отцом троих детей. Футбол – уже не самая главная часть моей жизни. На первом месте у меня семья, даже если я все еще одурманен игрой и отчаянно хочу преуспеть. Футбол теперь на втором месте, так что я знаю, что и без него проживу. Я все еще могу быть счастлив. У Стива было еще кое-что добавить:
– Ты снова будешь играть в футбол, – многозначительно проговорил он. – Я разговаривал с врачами, и у них нет сомнений. С тобой все будет в порядке. Ты справишься с этим и будешь играть не хуже прежнего. Но тебе нужно снова взять под контроль свой разум, потому что твой «бесенок» дочиста оберет тебя и разрушит твою жизнь.
Я решил хорошенько прижать проклятого «бесенка» и посадить его на чертову цепь. Но я подумал, что при Стиве лучше не чертыхаться. Вместо этого я лишь улыбнулся. Это была настоящая улыбка, правильная улыбка, одна из тех, каких не было в моей жизни уже несколько месяцев.
Мы со Стивом договорились с этих пор регулярно встречаться, просто чтобы держать прежнего «бесенка» под контролем и убедиться, что я снова хозяин своей голове. Я снова забрался на свои костыли, пожал Стиву руку и поблагодарил его. Я поднялся с помощью рук и самостоятельно вышел из дома – и даже не боялся, что поскользнусь на покрытой льдом тропинке.
ТЫ ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ ИГРАЛ ЗА «ЛИВЕРПУЛЬ». ТЫ ЗАВОЕВАЛ САМЫЙ ВАЖНЫЙ В КЛУБНОМ ФУТБОЛЕ ТРОФЕЙ.
Более трех лет спустя, в марте 2015 года, я все еще встречался со Стивом Питерсом довольно регулярно. Со времени той нашей первой встречи в его доме он вернул мне бодрость и спокойствие. Стив сыграл особенно значительную роль, когда после того, как я кое-как восстановил свою форму, я начал снова играть. В феврале 2012 года я привел «Ливерпуль» к победе в финале Кубка Английской лиги на «Уэмбли». Мы по пенальти обыграли «Кардифф Сити» 3:2, после того как мой кузен Энтони Джеррард промахнулся с решающего пенальти, и я поднял над головой очередной трофей, первый под началом Кенни Далглиша.
Моя радость была омрачена, потому что я, как и Энтони, тоже промахнулся с пенальти, когда Том Хитон выполнил блестящий сейв. Стив Питерс жестко поговорил со мной.
– Ты слишком суров к себе, – сказал он, повторяя мантру, которую зачитывал мне вновь и вновь. – Даже если ты не показываешь игру на десять из десяти, ты все равно один из лучших на поле.
Такие вещи Стив всегда говорил мне, вновь наполняя меня уверенностью. Еще он предложил, чтобы я нашел кого-нибудь, кто был бы со мной откровенен. Это не должен быть член семьи или друг, не имеющий отношения к футблу. Мне нужен был кто-то, кому бы я мог высказать свою злость и разочарование, и кто-то, кто бы напрямик говорил мне, как я себя показал. Очевидный выбор падал на Криса. Он был сметлив и умен и не пудрил мозги. Стив разрешил Крису быть со мной беспощадно откровенным, а также следить, чтобы я всегда сохранял объективность восприятия.
Крис подставил мне плечо, когда после травмы подколенного сухожилия в матче со «шпорами» 10 февраля 2015 года я пропустил следующие семь игр «Ливерпуля». Без меня команда справлялась неплохо и продолжала стремиться к тому, чтобы попасть в четверку лидеров и занять место в Лиге чемпионов. Из этих семи матчей «Ливерпуль» проиграл лишь один, когда благодаря турецкому «Бешикташу» мы выбыли из Лиги Европы.
Следующий матч был в понедельник, 16 марта, против «Суонси», и я был готов к игре. Брендан справедливо настаивал, что он не позволит чувствам руководить его выбором, когда он будет решать, буду ли я в стартовом составе или останусь на скамейке запасных стадиона «Либерти». В то же время он проявил великодушие, сказав:
– Этот парень – один из выдающихся игроков в истории Премьер-лиги и, пожалуй, самый выдающийся игрок в этом клубе. Стиви всегда ставит команду на первое место. Играет он или нет, я испытываю к нему колоссальное уважение и как к футболисту, и как к человеку. Я не тот человек, который принимает решения под влиянием эмоций, на основании того, нравится мне кто-то или нет. По-моему, очень важно найти в команде правильный баланс, чтобы мы могли выиграть. Однако Стиви обладает важными качествами, которые нам еще пригодятся до конца сезона. Но во время моего пребывания здесь очевидно, что я полагаюсь на команду. Я всегда выбираю лучший состав, с которым, на мой взгляд, можно выиграть игру.
«Ливерпуль» был в превосходной форме и две недели назад, 1 марта, обыграл «Манчестер Сити» 2:1 на «Энфилде». Джо Аллен хорошо играл на моей позиции, а Джордан Хендерсон и Филиппе Коутиньо забили голы. Я слышал, что говорят некоторые фанаты «Ливерпуля». Они решили, что я уже в прошлом и недостаточно хорош, чтобы вернуться в команду. «Ливерпулю» я больше не нужен. Они имели право на такое мнение, но с помощью логики и техники, предложенной Стивом Питерсом, я мог отстраниться, взглянуть на ситуацию без лишних эмоций и не обращать внимания на такие мнения. Не каждый фанат хорошо разбирается в футболе. Порой они громче всего высказываются – «Не нужен нам больше этот гребаный Джеррард» – после трех-четырех пинт.
Я знал, что у меня есть что предложить. Еще я знал, что сезон Премьер-лиги включает 38 матчей. Я был готов на большее, чем просто обыграть «Манчестер Сити» на домашнем поле. Урок, извлеченный из прошлого сезона, когда мы с таким же точно счетом, 2:1, обыграли «Сити», а потом проиграли следующий домашний матч «Челси», отпечатался в памяти наряду с воспоминаниями о неудачной гонке за титул.
Кроме того, я был прагматиком. Я видел логику в том, чтобы не менять выигрывающий состав. Я понимал, что мне, пожалуй, потребуется немного времени, чтобы после семи пропущенных матчей снова войти в ритм и темп своей игры. Так что я совершенно нормально воспринял, когда Брендан отвел меня в сторону и объяснил, почему матч с «Суонси» я начну на скамейке запасных.
Когда ты вполне физически готов к игре, наблюдать за игрой со скамейки запасных сложно. В этом сезоне со мной такое уже бывало не раз: в домашнем матче со «Сток Сити» и в гостевом матче с «Реал Мадридом». И легче не становилось. После матча с «Суонси» кто-то спросил меня, не надеялся ли я, что без меня команда не справится, чтобы меня поставили на следующий матч. Но я незамедлительно соткровенничал, что я, будучи не только игроком «Ливерпуля», но и его фанатом, никогда не буду, сидя на скамейке, думать: «Хоть бы мы сегодня не выиграли». Как болельщик я все же хотел, чтобы мы заработали три очка.
Однако на стадионе «Либерти» чувства мои были смешанными. Мне отчаянно хотелось не только выйти на поле против «Суонси», но и оказаться в стартовом составе в воскресенье, во время домашнего матча с «Манчестер Юнайтед». С тех пор как я объявил и подтвердил, что ухожу в конце сезона, было непросто избежать вопросов о том, как мне череда «в последний раз». Что я чувствовал, в последний раз играя в мерсисайдском дерби? Что я чувствую, в последний раз играя в Кубке Английской лиги, когда нам немного не хватило и мы проиграли «Челси» в полуфинале? Что я чувствую, в последний раз выступая против «Манчестер Юнайтед»? Я был уверен лишь в одном – я не хочу наблюдать за последним для меня матчем с «Юнайтед» со скамейки запасных.
Так что единственный раз в жизни, в матче с «Суонси», я надеялся, что «Ливерпуль» не сможет начать матч с абсолютной собранностью и уверенностью. Мне хотелось, чтобы игра ослабла до такой степени, чтобы бросалась в глаза необходимость ввести в игру очень опытного тридцатичетырехлетнего капитана, действующего глубоко в центре в качестве опорного полузащитника. Студеным вечером понедельника во время матча с «Суонси» я сидел у боковой линии, погрузившись в эти мысли.
В известном смысле я получил, чего хотел. В первом тайме мы не пропустили ни одного гола, но «Суонси» переиграла нас. У них было численное преимущество в центре поля, а под началом своего главного тренера, Гарри Монка, они играли стремительно, в нападении. Мы играли более тревожно и горячечно. Со скамейки запасных это буквально бросалось в глаза. «Ливерпулю» нужно было успокоиться, выполнить череду передач и не пытаться при первой же возможности выбивать мяч вперед, надеясь забить, едва завладев мячом.
Уверенность, которую молодая команда обрела в череде последних побед, пропала. Мне казалось, что ребята вообразили, что смогут каждый матч играть одинаково. Они пытались немедленно разгромить «Суонси», а в конечном счете форсировали игру. Нам нужно было сначала завладеть мячом, а затем удержать его. Нужно было сохранять спокойствие, а затем при любом удобном случае, который неизбежно представится, атаковать «Суонси» в гораздо более организованном темпе. Нам нужна была уверенность в том, что в конце концов будет гол. Мне казалось, что игра складывается специально для меня, чтобы я мог выйти и помочь «Ливерпулю» наладить контроль.
Я все еще был настолько болельщиком, чтобы содрогаться при мысли о том, что «Суонси», похоже, вот-вот заслуженно выйдет вперед. Симон Миньоле был в прекрасной форме, он отлично справлялся с опасными ударами Бафетимби Гомис и Гилфи Сигурдссона. Шкртел выполнил пару отчаянных выносов головой, а Лаллана заблокировал яростную атаку Джонджо Шелви. В перерыве мы поплелись в раздевалку, понимая, как повезло «Ливерпулю», что счет в матче еще не открыт.
Брендан весь кипел. Он устроил команде разнос и указал прямо на меня:
– Труднее всего мне далось решение не ставить его в состав. Один из лучших футболистов в этом гребаном мире, а я оставил его на скамейке запасных, потому что вы играли хорошо. У вас была победная серия. Поэтому-то я и оставил Стивена Джеррарда. Я дал вам всем шанс. Я проявил верность составу.
Пока Брендан разглядывал игроков, в раздевалке стояла тишина. А затем он резко, едва ли не горько, проговорил:
– Как же я ошибся!
Кое-кто из ребят опустил глаза, а Брендан продолжал:
– Так что я вам доверяю, и мы попробуем еще раз…
Атмосфера была накаленной.
– Так что же, ему снова надевать свой красный плащ и опять выручать нас? – спросил Брендан, указывая на меня, будто я – супергерой. – Знаете что? Мне придется велеть ему через десять минут облачиться в свой плащ и совершить переворот в этом матче ради нас – в очередной раз.
Я был несколько смущен этими словами Брендана. Мне хотелось как можно скорее вернуться в игру, но я вовсе не чувствовал себя супергероем. Я лишь хотел сыграть хорошо, выиграть матч и обеспечить себе место в матче против «Юнайтед». Высказавшись, Брендан помолчал, а затем перешел к стратегическим соображениям. Он в очередной раз произвел впечатление тем, как он умеет видеть игру. Наша схема попросту неэффективна против их «даймонда». Мы играли по схеме «бокс» с двумя опорными полузащитниками и двумя номерами 10. Они же играли по схеме «даймонд» и подчистую разбили наш «бокс». В центре поля было постоянное ощущение, что нас теснят, поэтому Брендан, весьма предусмотрительно, перестроил нас в соответствующий противникам «даймонд». Мы продолжили с численным равенством в надежде, что, когда через пятнадцать-двадцать минут выйду я, у Хендерсона будет больше места, чтобы выдвигаться вперед. Я бы занял «Суонси», и игра бы стала более открытой. Однако нам еще требовалось гораздо больше силы, интенсивности и темпа, чтобы обыгрывать их один в один, а это случится, если мы оттесним «Суонси» дальше в глубь их территории.
– Я прошу лишь об одном – будьте мужчинами, – напуствовал нас Брендан, прежде чем отправить команду на поле. Он кивнул мне. Я должен быть готов к выходу. Сигнал поступил после шестидесяти четырех минут. На табло четвертого арбитра загорелся номер 18. Морено покинул поле. На табло появился мой номер 8. Я хлопнул ладонью о ладонь Морено и выбежал на поле. Ко мне подбежал Джордан Хендерсон. Его об этом не просили, но он передал мне капитанскую повязку.
Плаща на мне не было, зато через четыре минуты мы забили гол, который был нам так нужен. Это произошло скорее благодаря большой удаче, чем мощи супергероя из комиксов. Даниэль Старридж выполнил передачу под ноги беснующегося Хендерсона, который неожиданно получил возможность продвинуться вперед, и гонка началась. Защитник «Суонси», Джорджи Амат, оказался ближе к мячу и полетел в подкате, пытаясь вырвать мяч. Вынос Амата пришелся в ногу Хендерсона. Хендерсон даже и не догадывался, но мяч отскочил от его голени и перелетел через голову удивленного вратаря «Суонси», Лукаша Фабиански, – он был беспомощен. Удача повернулась к нам лицом.
Весь остаток матча мы были собранны и суровы. Победа 1:0 означала, что после 29 матчей мы оказались на пятом месте, отставая от «Манчестер Юнайтед» всего на два очка и с отрывом в три очка от «Арсенала». В прошлые выходные «Манчестер Сити», как ни странно, проиграл «Бёрнли» и обходил нас всего на четыре очка. Нам оставалось сыграть еще девять матчей, и Брендан вновь заговорил о попытке занять второе место, ведь всем было известно, что «Челси» неуклонно двигался к завоеванию очередного титула:
– Команда проявила удивительный характер и гибкость, особенно после окончания первого тайма. В первом тайме это было далеко не так, но мы понимали, что во втором тайме проявим себя лучше. Кроме того, мы изменили расстановку. Думаю, во втором тайме мы действительно доминировали в матче. Все говорят о четвертом месте, но для меня из года в год все повторяется. Мы делаем все, что в наших силах, чтобы занять как можно более высокое место. И, по-моему, результат «Манчестер Сити» дает нам возможность закончить вторыми. Нам нужно лишь вкладывать в каждый матч весь тот настрой, напор и уверенность, что у нас имеется.
Во время долгой дороги из Суонси, пока мы ехали всю холодную темную ночь и добрались до «Ливерпуля» лишь после двух часов ночи, у меня была масса времени на размышления. Матч против «Юнайтед» предполагал гораздо больше личного, чем обычно. Всегда были две команды, которые мне больше всего хотелось обыграть: «Эвертон» и «Манчестер Юнайтед». Ничего не изменилось, однако все накопившиеся за последние четыре месяца чувства бурлили во мне. Тяжелое личное решение покинуть «Ливерпуль», боль, связанная с тем, что нужно обнародовать это, а затем травма и скамейка запасных против «Суонси». Мне хотелось наверстать упущенное время и то время, которого у меня не останется по завершении моего последнего сезона. В этом последнем матче против «Юнайтед» у меня появлялся шанс в последний раз одержать победу над командой, которую мы больше всего ненавидели на Айронсайд-роуд. «Эвертонцев» мы звали «синеносыми», мы всегда хотели обыграть противников из своего города, но, в конце концов, они ведь ливерпульцы. Когда на Айронсайд-роуд я бросался перехватывать мяч, то часто представлял, что отбираю его у игрока «Юнайтед» или «Эвертона» в стремлении забить решающий гол в их ворота на «Энфилде». По крайней мере, я очень сильно надеялся, что Брендан выберет меня в стартовый состав на воскресенье.
В начале сезона он четко дал мне это понять. В тот момент, когда я еще не принял решения о своем будущем, Брендан вызвал меня в свой кабинет, и мы действительно неплохо побеседовали. Он сказал:
– Хотя я и регулирую количество твоих матчей, очень важно, чтобы ты понимал, что я пытаюсь помочь тебе оставаться свежим. Я не могу ставить тебя на каждый матч, потому что тогда не смогу получить от тебя по максимуму. Время от времени я буду давать тебе передышку, и ты будешь возвращаться полным сил и показывать хорошую игру.
Его слова были разумными, и я был с ним согласен. Тогда, когда я уже собрался уходить, Брендан сказал:
– Послушай, я хочу, чтобы ты знал еще кое-что. Если у нас будет очень важный матч, решаюший матч чемпионата или финальный матч Кубка, тогда все ясно. Ты будешь первым, кого я выберу. Я возьму тебя в состав, и ты будешь моим капитаном. Я уже давно принял такое решение благодаря тому, что ты мне дал с тех пор, как я впервые вошел в эту дверь. Если у нас будет важный матч, ты будешь играть…
Мы вылетели из Лиги чемпионов, и титула нам было не видать. Но мы подбирались к четвертому месту, а «Манчестер Юнайтед» были нашими злейшими противниками десятки лет. Казалось, что домашняя встреча с «Юнайтед» была самым важным матчем сезона. Так что я был уверен, что войду в состав.
Однако я устал, ведь наша поезда из Уэльса домой тянулась до раннего утра, и в голове прокручивались странные, бессвязные мысли. «Ливерпуль» оставался непобедимым в течение последних тринадцати игр, а в последний раз мы проиграли «Юнайтед» в декабре со счетом 3:0 на «Олд Траффорд». После этого поражения Брендан переключился на игру по схеме 3-4-3, которая сработала как по волшебству.
Мы одержали пятую победу в чемпионате, сохранив свои ворота в неприкосновенности в течение предыдущих шести матчей. Статистика была не менее впечатляющей, чем число заработанных очков – 33 вместо прежних 39. Что, если Брендан решит придерживаться утвердившейся схемы состава и оставит меня на скамейке?
Я немного побеседовал сам с собой: держи «бесенка» под контролем, мысли логически. Все, что сказал мне Брендан в начале сезона и в раздевалке, во время матча с «Суонси», не вызывало сомнений. Разумеется, я буду в стартовом составе «Ливерпуля» в матче против «Юнайтед».
В среду я тренировался по-настоящему хорошо и чувствовал себя энергичнее и целеустремленнее остальных в нашем составе. Такова была моя обязательная цель в Мелвуде, а долгое отсутствие и ожидание важного матча с «Юнайтед» разожгли мой аппетит. Я чувствовал, что физически и морально готов, а у нас оставалось еще четыре дня на подготовку.
Мы с Бренданом, казалось, думали одинаково. В среду вечером, когда я был дома с Алекс и девочками, я получил сообщение от главного тренера: «Ты так хорошо тренировался последнюю пару дней, можем поболтать? Можешь зайти ко мне утром перед тренировкой?»
Я был уже в постели, но тут же ответил: «Да, без проблем. Спасибо».
Возможно, мое сообщение звучит легкомысленно, но я, лежа в кровати, был очень взволнован. Я перечитал сообщение Брендана.
«Я все-таки буду в составе, – подумал я. – Он считает встречу с «Манчестер Юнайтед» на домашнем поле важным матчем. И в этом матче я ему нужен».
Еще час я лежал в темноте, размышляя обо всем, а Алекс мирно спала рядом. В прошлые выходные «Юнайтед» действительно хорошо сыграли против «Тоттенхэма», и они, наконец, начали ладить с Луи ван Галом. Встреча с ними станет для нас настоящим испытанием. Мне было интересно, кого Брендан исключит, чтобы взять меня, и какую схему он выберет. Возможно, он решит всех перетасовать, а оставить Джо Аллена и Джодана Хендерсона, потому что оба хорошо справлялись последние недели. Я предполагал, что он, пожалуй, будет придерживаться схемы «даймонд», которую мы использовали во втором тайме против «Суонси». Я не мог дождаться, когда наутро попаду в Мелвуд, да и на «Энфилд» в воскресенье. В конце концов я провалился в сон.
Когда наутро я проснулся, то чувствовал воодушевление. Я понял, что после встречи с Бренданом мне необходимо тренироваться еще лучше прежнего – просто чтобы доказать, что он не ошибся, доверившись мне. Я пришел на тренировку с еще большим удовольствием, чем за последние несколько месяцев.
Когда я пришел, Брендан был в кабинете. Увидев меня в дверях, он улыбнулся и протянул мне руку в знак приветствия. Все еще улыбаясь, Брендан откинулся в кресле и сказал:
– Как ты себя чувствуешь?
– Да, все прекрасно, хорошо, – отозвался я. – Никаких проблем.
Последовала короткая пауза, а затем Брендан проговорил:
– Послушай, я отчаянно хочу, чтобы ты вернулся в стартовый состав. Но команда так хорошо справлялась, что завтра вечером я собираюсь начать матч с теми же ребятами.
В горле у меня образовался комок. Я взглянул на Брендана, и в этот безумный момент мне пришлось решать все за долю секунды. А не наброситься ли мне на него? Но я пошел другим путем. Верным путем. Я решил остаться профессионалом.
– Никаких проблем. Отлично, – сказал я.
– ОК? – переспросил Брендан.
– ОК, – кивнул я. – Я уважаю ваше решение.
На том мы и порешили. Я вышел и приготовился к тренировке. Мысли мои путались. Я не мог в это поверить. Тогда мне показалось, будто он попросту классическим образом рисуется. Мои отношения с Бренданом были слишком хорошими, чтобы ему захотелось что-то мне продемонстрировать. Но я задавался вопросом: быть может, таким образом он показывает прессе, что он достаточно стоек, чтобы принять трудное решение? В СМИ было много разговоров обо мне, когда я получил травму, а команда хорошо справлялась. Неужели в 34 года я войду прямиком в команду-победительницу? Похоже, для Брендана это был шанс проявить свою власть и ясно дать понять, что это – его команда.
Я был уверен, что это решение ошибочно. Я понял, почему он выбрал такой состав в матче против «Суонси», ведь я только что вернулся. Но я должен быть в числе лучших одинадцати, чтобы обыграть «Юнайтед». Даже в моем возрасте, в последние месяцы, что я проведу в «Ливерпуле», команда будет лучше, если я буду на своей позиции и буду капитаном.
Сейчас я могу с уважением отнестись к решению Брендана, хотя, конечно же, до сих пор считаю его ошибочным, потому что он хотел выразить всем признательность за то, что они хорошо сыграли за него. Но это ранило меня, особенно из-за наших прежних разговоров и из-за того, что меня ввело в заблуждение его хвалебное сообщение, что он прислал в среду вечером. Я уверен, что он не хотел специально сбить меня с толку, но его сообщение говорило о том, что я буду выбран в состав.
Футболисты остаются футболистами везде. Если ты не в основном составе, то главный тренер такой-сякой. Весь мир против тебя, и ты идешь домой, жалея себя. В конце концов, мы все одинаковые. Мы как избалованные дети. Став взрослыми мужчинами, мы чувствуем то же, что испытывали, будучи восьмилетками. Мы хотим, чтобы нас выбирали в основной состав. С опытом я понял, что порой нужно взглянуть на себя со стороны и спросить: «Почему я не в команде? Что я делаю не так? Может, мне нужно проанализировать, как я играю, и над чем-то поработать?»
Мне хочется думать, что я дальше многих других игроков ушел в том, что способен вот так взглянуть со стороны. Многие хандрят и замыкаются в себе, но не я. Однако я нечасто оказывался на скамье запасных. Это все еще потрясало меня своей новизной. На тренировочной площадке и в раздевалке я относился к этому как профессионал, но в глубине души чувствовал себя уязвленным. Я испытывал разочарование и злость. Утром в день матча мы виделись со Стивом Питерсом, и с тех пор он всегда повторяет мне, что по-настоящему жалеет о том, что не провел со мной дольше времени. Теперь он говорит, что признаки осложнения были налицо. Я говорил о том, что мне необходимо освободить мысли от отрицательных эмоций и попытаться наиболее профессионально проявить себя ради команды. Но Стив заметил, что он не может забыть то, что в то утро я сказал ему напоследок. Повернувшись, чтобы уходить, я сообщил, что чувствую себя, словно зверь в клетке.
Теперь Стиву хотелось бы, чтобы тогда он остановил меня и успокоил, потому что звери в клетках долго не выдерживают на футбольном поле.
«Энфилд», воскресенье, 22 марта 2015 года.
На «Энфилде» стоял залитый солнечным светом вечер, но из своей клетки на скамейке запасных я видел, что у «Манчестер Юнайтед» состав сильнее. Они ловко и уверенно перепасовывались. Но такой команде, как «Юнайтед», в которой полно хороших игроков, это несложно, когда противники не прилагают достаточных усилий. По какой-то загадочной причине «Ливерпуль» делал совершенно противоположное тому, что мы должны были делать. Мы ушли в оборону, позволив «Юнайтед» захватить инициативу.
Первый гол был забит на четырнадцатой минуте. Маруан Феллайни подкатил мяч Андеру Эррера, у которого, пока «Ливерпуль» медлил с прессингом, было время и место, чтобы вырваться вперед. Затем он огляделся и отдал разрезающий пас, который благодаря умению футболиста видеть игру разрезал нашу оборону надвое, словно две половинки персика. Хуан Мата добежал до мяча, и, пока Миньоле пытался сократить угол, испанец пробросил мяч мимо вратаря. Мяч, отскочив от правой штанги, влетел в угол сетки. Это был такой простой гол.
ХОТЕЛОСЬ БЫ, ЧТОБЫ ОН ОСТАНОВИЛ МЕНЯ И УСПОКОИЛ, ПОТОМУ ЧТО ЗВЕРИ В КЛЕТКАХ ДОЛГО НЕ ВЫДЕРЖИВАЮТ НА ФУТБОЛЬНОМ ПОЛЕ.
Мы играли так посредственно, что Брендан вскоре отправил меня на боковую линию разогреваться. После двадцати двух минут Фил Джонс задел Адама Лаллану. Он, казалось, просто выдохся, но Брендан посылал всем своим игрокам на поле понятные сигналы. Без любого из них можно обойтись, если они продолжат так скверно играть.
Я побежал к фанатам «Юнайтед», делая растяжку, а они уже раскрыли рты. Они бросались оскорблениями, а по дальним трибунам эхом раздавалась их любимая песня:
– Стив Джеррард, Джеррард/Поскользнулся на своей гребаной заднице/И отдал мяч Демба Ба/Стив Джеррард, Джеррард…
Через некоторое время, когда им стало скучно, они переключились на другой пошлый мотивчик:
– Ты едва не выиграл в лиге, ты едва не выиграл в лиге… и лучше поверь в это, и лучше поверь в это, ты едва не выиграл в лиге.
В душе зверя в клетке все росло негодование. Мне пришлось заставить себя несколько раз глубоко вдохнуть. Но я кипел решимостью доказать, что мне следовало бы быть в стартовом составе. Кроме того, мне хотелось ответить критиканам, которые кружили вокруг меня последние несколько недель. Лаллана продолжал игру, но через полчаса стало ясно, что после перерыва я выйду на поле. Ван Гал вычислил намеченную Бренданом схему бокс, и «Юнайтед» хорохорились. На «Энфилде» было очень тихо. Я еще раз разогрелся, потому что Брендан сказал мне, что я выйду вместо Лалланы. Мне представлялась очередная возможность сконцентрироваться и вернуть команде хоть какую-то цельность. Вместо этого я злился и решился произвести потрясающий эффект.
В первом тайме мы держались от «Юнайтед» на расстоянии и почти не пытались отобрать мяч. Мы противоречили всему, что было встроено в мое ДНК. Однажды я сказал, что «отбор мяча – важная часть игры, которая, как правило, выделяет мужчин среди мальчишек». Отбор мяча и столкновения играли огромную роль в матчах против «Манчестер Юнайтед». От Уитона до Мелвуда и «Энфилда», в течение более чем двадцати шести лет я всегда чувствовал, что против «Юнайтед» я должен показать страстную игру. Они были врагами. С «Юнайтед» ни за что нельзя было сдаваться. Если они забивали один раз, нужно было отыграться. Ты идешь в атаку упорнее, чуть напряженнее, просто чтобы им стало понятно, что это на самом деле личное. А они то же самое делали по отношению к нам. В тот солнечный воскресный день все связанное с матчем приобрело болезненный личный оттенок.
Брендан сгорал от стыда от того, как играл «Ливерпуль». Он наверняка думал о том, что пресса раздует историю из того, что ван Гал выиграл тактическую битву в первом тайме, потому что это давало повод вызвать меня после перерыва.
Во втором тайме я выбежал на поле вместе с командой. Стоял теплый день, и небо было бледно-голубое. Завидев меня, Коп взорвался приветственным ревом. Джордан Хендерсон подошел ко мне, мы обнялись и сказали друг другу пару воодушевляющих слов. Я был готов начинать. Пока мы ждали, я оглядел «Энфилд», место моих былых сражений, и последний раз размялся, выполняя развороты корпуса от бедра, одергивая шорты и с нетерпением ожидая, чтобы матч начался.
Мартин Аткинсон дал свисток к началу второго тайма. Коутиньо покатил мяч Старриджу. Тот развернулся и плавно отпасовал его на меня, в основание центрального круга. Мы с Алленом аккуратно и сдержанно разыграли «стеночку». Эррера переместился в моем направлении, настойчиво наступая мне на пятки, так что мне пришлось сдать назад, чтобы освободиться от него. Мы с Алленом вновь обменялись пасами. Мяч снова был у меня, я уже был захвачен игрой. Я огляделся, отправил длинную диагональную передачу, которая нашла Эмре Джана на правом фланге, в тридцати пяти метрах от меня. По «Энфилду» прокатились аплодисменты. Джан поймал мою передачу на грудь. «Юнайтед» продолжали усиленно прессинговать, и у Джана не оставалось вариантов, кроме как сместиться к центру и вновь сыграть на меня. Я сыграл мимо Эрреры на Аллена, который вернул мяч мне. Его ответная передача немного не дошла до меня, покатившись в направлении Маты.
Я был решительно настроен на то, чтобы не дать Мате завладеть мячом. Я упорно наступал, честно, но настойчиво отбирая мяч. Я опередил стремительно мчащегося Мату и завладел мячом. Толпа одобрительно взревела. Я тут же снова был задействован, потому что Сако опять сыграл на меня.
Ко мне спешил Эррера, чтобы перекрыть мне пространство. Для него я был слишком быстр. Едва только Эррера прилетел в скользящей попытке перехватить мяч, я выполнил простой пас. Он выставил правую ногу, и она соблазнительно маячила на траве «Энфилда». Я не мог сдержаться. Даже не дав себе времени подумать, я занес левую ногу и наступил на Эрреру. Я почувствовал, как шипы вонзаются в плоть прямо над лодыжкой. Уверен, ему было больно.
Эррера схватился за ногу, скорчившись на земле. Я поднял руку над головой, изобразив сердитый жест. Я пытался отвлечь от себя внимание, потому что уже раздался резкий свисток. У помощника арбитра был свободный обзор. Он поднял свой флажок через пару секунд после того, как я наступил на Эрреру. Должно быть, он уже нашептал арбитру, потому что Аткинсон быстрыми шагами приближался ко мне. Я понимал, что у меня неприятности. Но я же футболист, и потому защищался, указывая на себя и словно спрашивая: «Что? Я?»
«Да, ты», – говорила походка Аткинсона. Его походка мне не нравилась. Мне не нравилось выражение его лица. Феллайни и Руни были неподалеку. Уэйн взглянул на меня. Он понимал, что я попал. Во время матча с Португалией в турнире Кубка мира он был в таком же положении, как и я. Пока Аткинсон тянулся в верхний карман, Руни говорил с ним. Я понимал, что будет красная карточка, поэтому все еще был недоволен Эррерой. Я тоже мог бы поныть, потому что знал, что мне придется уйти. Я не был готов покорно уходить, с той яростью, постепенно переходящей в отчаяние. Мартин Шкртел бежал к нам, чтобы протестовать. Я оценил, что он попытался защитить меня, но с его бритой головой и татуировками Шкртел был вовсе не похож на сладкоречивого адвоката. У него не было ни единого шанса. А у меня, разумеется, не было ни единого шанса против Аткинсона. Арбитр был прав, но тем не менее, когда он указал на меня своим пальцем и показал, чтобы я отправлялся в туннель, мне стало плохо. Я злобно махнул на Аткинсона и вполголоса выругался. А затем, словно говоря: «ОК, знаю, знаю…», я развернулся и пошел к боковой. Я продолжал бормотать себе под нос и качать своей помутившейся головой.
«Что это ты натворил? – поинтересовался мой «бесенок». – Совсем дурак?»
У меня за спиной Эррера уже поднялся на ноги и спорил с Акинсоном из-за желтой карточки, которую получил за то, что до того подкатился под меня. Фанатам «Манчестер Юнайтед» было все равно. Они наслаждались моей неудачей. Мне понадобилось 38 секунд, чтобы меня удалили с матча против «Манчестер Юнайтед». 38 секунд, за которые я успел активно поучаствовать и в каждом действии, и в жестоком проявлении ярости. В конечном счете итог этим тридцати восьми секундам подвели злость и нечто вроде помешательства.
«Ливерпуль» вдесятером проиграл 2:1 после изумительного второго гола Маты, гола престижа от Старриджа и пенальти Руни, который Миньоле отразил. После матча я предстал перед камерами. По крайней мере, я был честен:
– Решение было правильным – я вынужден это признать. Сегодня я подвел своих товарищей и главного тренера. А самое главное – я подвел всех болельщиков. Так что всю ответственность за свои действия я беру на себя.
Меня попросили объяснить, почему я потерял контроль:
– Я не знаю. Наверно, просто реакция на первую попытку отбора мяча. Не думаю, что мне стоит что-то еще добавлять. Я лишь хочу извиниться перед всеми в раздевалке, всеми болельщиками и игроками, потому что ответственность за сегодняшний результат я тоже беру на себя.
Вернувшись в тот вечер домой, все еще пристыженный и смущенный, я поговорил с Алекс. Я рассказал ей, как я был зол с самого утра четверга и как я сейчас собой недоволен. Мне тридцать четыре. Так неужели же в этом возрасте, да еще будучи профессионалом, я не должен уметь контролировать себя во время футбольного матча?
Я хорошо скрывал свою злость: и от Брендана, и от товарищей по команде, и даже от Стива Питерса. Стив считал, что у меня все в порядке, пока я не сравнил себя со зверем в клетке. Алекс, разумеется, было известно, как я себя чувствую. Она живет со мной и знает меня. Она меня любит. Так что тем вечером, когда мы засиделись допоздна за разговорами, она сама призналась:
– А я же знала, что сегодня что-нибудь такое случится.
Я удивленно поглядел на нее.
– Просто потому, что наблюдала за тобой последние три дня, – сказала Алекс. – Ты был сам не свой. Ручаюсь, это тебя терзало.
Алекс изо всех сил старалась не вмешиваться в мои спортивные дела. Она не особенно следила за матчем и никогда не говорила мне, что я должен, а что не должен делать как футболист. Она просто верила, что я поступлю правильно, и чаще всего не возникало никаких проблем. Я старался вести себя справедливо и порядочно, но и у меня случались промахи. Я не мог сдержать эмоций и поддавался хандре и злости. За семнадцать лет, что я играл за «Ливерпуль», меня восемь раз удаляли с поля. Получается менее одного удаления за два сезона, или один раз за 88 игр. Это не самый худший показатель дисциплинарных наказаний на свете, но я также понимаю, как это далеко от того, что показывает, например, Гари Линекер, который за все те годы, что он играет за клуб и за сборную, не заработал ни единого предупреждения. Хотя он скорее нападающий, чем жестко действующий игрок.
Кажется немаловажным и то, что половину удалений я получил в матчах против двух клубов. Сами догадайтесь каких. «Манчестер Юнайтед» и «Эвертон» – по два против каждого из них. Когда эмоции у меня накалены до предела, а исход матча против злейших противников имеет огромное значения, я всегда ближе всего подхожу к точке кипения – и к красной карточке.
Я вынужден признать, что я – игрок, которого и вдохновляют, и терзают чувства. Самые значительные мячи, что я забивал за «Ливерпуль»: в ворота «Олимпиакоса» и «Милана» в одном и том же победном сезоне Лиги чемпионов, я забил под влиянием сильнейших эмоций. В то же время самые печальные моменты, например поражение от «Челси» и удаление в матче с «Манчестер Юнайтед», также были порождением глубочайших эмоций, которые я испытывал во время подготовки к обоим матчам.
Большинство мыслей, что поглощали меня в Монако почти год назад, когда я горевал о промахе с «Челси», вновь начали одолевать меня. Все то же самое было справедливо и здесь. Противоречивые чувства, связанные с игрой, с тем, что ты просто жив, с тем, что ты одарен, но никуда не годен, что ты везуч и обречен, со Стамбулом и Хилсборо, были неразрывно связаны между собой.
Меня, вполне справедливо, дисквалифицировали на три матча. Я пропущу два матча Премьер-лиги – против «Арсенала» и «Ньюкасла» – и переигровку четвертьфинального матча Кубка Англии против «Блэкбёрн Роверс». В этом мраке тем ярче сияла перспектива сыграть свой последний матч за «Ливерпуль» на «Уэмбли» в финале Кубка лиги в свой день рождения. Завершение оказывалось несколько сумбурным, однако я был уверен, что это станет последней перипетией. И не будет ничего приятнее, чем сыграть важный матч, финал Кубка, в свой самый последний день в футболке «Ливерпуля».
Так что через несколько дней я был спокоен и почти философски настроен относительно того, что я наступил на Эрреру. Пусть все идет своим чередом. Вновь оказавшись на боковой линии, я ничего не мог поделать – только ждать, пока не пройдут последние несколько недель сезона, моей спортивной карьеры в Англии.
Я уже наизусть выучил список встреч, и поэтому мне не нужно было сверяться. Моя дисквалификация означала, что за «Ливерпуль» мне осталось сыграть всего два домашних матча: против «Куинз Парк Рэнджерс» и «Кристал Пэласа». Но, по крайней мере, через неделю после катастрофы с «Ман Юнайтед» мне представится еще один шанс сыграть на «Энфилде».
29 марта команда Джеррарда встречалась с командой Каррагера в благотворительном матче на «Энфилде»: все средства передавались в фонд футбольного клуба «Ливерпуль» и больницу Олдер Хей. Мы рассчитывали собрать сумму, максимально приближающуюся к миллиону. От того, что я мог сделать что-то доброе после всех этих плохих новостей, я испытывал облегчение.
Идея провести такой матч возникла, когда ко мне обратились из фонда «Ливерпуля». Мне сказали:
– Не хотите ли устроить матч, и половина денег пойдет в ваш фонд, а остальное в фонд клуба?
Сначала я отказался. После благотворительного матча в пользу моего фонда, когда мы играли с «Олимпиакосом» перед началом сезона 2013–2014 года, прошло всего полтора года. Я ответил:
– Нет. Будет впечатление, что это второй матч в мою честь, а я не хочу поступать так с фанатами. Благодаря им у меня был лучший памятный матч, о каком только можно мечтать, и я не хочу обращаться к людям, чтобы они снова вкладывались.
Вскоре из фонда обратились во второй раз. Они предложили:
– Послушайте, мы можем поступить иначе: мы соберем деньги для фонда «Ливерпуля», который занимается в основном социальными проектами в помощь детям-инвалидам. А чтобы поместить оставшиеся 40–50 % денег, можете выбрать любую больницу.
Эта идея казалась поинтересней, и я ответил:
– ОК. Но почему бы не распределить оставшиеся 50 процентов между всеми местными благотворительными организациями, а большая часть непременно пойдет в Олдер Хей?
В фонде «Ливерпуля» одобрили такое предложение, и я был счастлив. Олдер Хей – главная местная больница, и ею пользуются все болельщики. Она нужна всем в Ливерпуле.
Кроме того, я попросил, чтобы мое имя не было главным.
– Не надо делать это моим матчем. Почему бы лучше не сделать эту игру матчем в честь города?
Но я был бы рад, если бы смог быть полезен за кулисами, так чтобы игроков приглашали бы от моего имени.
Первоначально планировалось пригласить «Эвертон» и их игроков не международного класса, а Роберто Мартинес будет на этот день назначен их главным тренером. Но «Эвертон» запросил половину выручки в свой фонд, а «Ливерпуль» не мог такого позволить. Поэтому, к сожалению, ни один из футболистов «Эвертона» не участвовал, однако мы все же прекрасно провели этот день и собрали полный стадион.
Меня тронуло, что, когда мы обращались к выдающимся футболистам, бывшим моим товарищам и противникам, многие из них откликнулись. В моем составе было полно моих бывших любимчиков: Луис Суарес, Фернандо Торрес, Хаби Алонсо, Джон Терри, Тьерри Анри, Джон Арне Риисе, Глен Джонсон и мой кузен Энтони Джеррард. Команда Карры тоже была не хуже, в нее входили Пепе Рейна, Дидье Дрогба, Гаэль Клиши, Крейг Беллами, Лукас, Марио Балотелли и Крейг Нун.
Был просто потрясающе увидеть всех вместе, и тут же нахлынули воспоминания: о Луисе и Фернендо, о Рыжем и о безумной выходке Беллами с клюшкой для гольфа, о сражениях с «Челси», о Джее-Ти и о Дидье. Большинство игроков были моими друзьями и были особенно связаны с «Ливерпулем», но такие, как Джей-Ти, Дидье, Тьерри и Гаэль, могли запросто сказать:
– Простите, я занят. У меня сегодня другие дела.
Но все они пришли, и команда Карры вышла вперед со счетом 2:0 после голов Балотелли и Дрогба. Перед самым перерывом я забил один ответный гол с пенальти. Мы должны были проявить уважение к клубам, на которые работали футболисты, поэтому такие звезды нашего матча, как Луис и Фернандо, играли лишь во втором тайме. Но я получил шанс воплотить свои футбольные мечты. Я снова играл с Хаби, лучшим центральным полузащитником, с каким я когда-либо играл вместе, а на линии нападения были Луис с Фернандо. Они владели мячом.
Мне это нравилось. Главным тренером моей команды был Брендан, а команда Карры была под началом Роя Эванса, но от вида Луиса и Фернандо в линии нападения у меня слегка кружилась голова. Я снова не обращал внимания на инструкции и начал играть как номер 10. Как я мог удержаться, когда стоял позади Суареса с Торресом?
Трибуны «Энфилда» тоже были в ударе, и по переполненному стадиону разносились прежние песни: «Стиви Джеррард – наш капитан, Стиви Джеррард – в красном, Стиви Джеррард играет за «Ливерпуль», ливерпулец по рождению и по духу». Снова заслышав песню Луиса на старый мотив Depeche Mode «Just Can’t Get Enough», я почувствовал ностальгию. Едва Луис покинул скамейку запасных, трибуны нараспев заскандировали:
– Его зовут Луис Суарес/На нем легендарная красная футболка/Просто не могу остановиться/Просто не могу остановиться …
На шестьдесят седьмой минуте нам назначили пенальти. Я предложил Луису пробить. Я подумал, будет здорово, если он еще раз забьет на глазах у всего Копа. Но Луис отказался:
– Нет, ты выполняй.
Я знал, что Луис хочет, чтобы я во второй раз забил, но еще я думаю, что ему неприятна была мысль, что он может промахнуться. Я вышел вперед и забил. «Энфилд» был счастлив, а я – удивлен и тронут, кода на фанатских трибунах вновь забухали хвалебные речевки в честь Фернандо. После всех горьких обид и затаенной вражды после его перехода в «Челси», а также неприязни, которую ему выказывали всякий раз, кода он возвращался на «Энфилд», было очень волнующе услышать, как наши фанаты снова поют песни в его честь:
– По его нарукавной повязке ясно, что он из красных/Торрес, Торрес/На ней написано «Ты никода не будешь один»/Торрес, Торрес/ Мы купили парнишку из солнечной Испании, мяч у него, и он снова забивает/ Фернандо Торрес – номер 9 в «Ливерпуле»!
Услышав старую песню в свою честь, Фернандо оживился и заблистал с новой силой. Мне кажется, он, пожалуй, получил от матча больше удовольствия, чем все остальные. После игры он сказал мне:
– Я так счастлив, что получил второй шанс. До того где-то на подсознании я всегда помнил, как меня освистали на «Энфилде». Но теперь я спокоен. Я могу двигаться дальше…
Между Суаресом и Торресом все так искрилось движением и качеством, что я немного замечтался. Каково это – играть номером 10 позади этих двоих, с Алонсо и Маскерано в центре поле, Каррой в обороне, а Жозе Моуринью на скамейке запасных как главным тренером «Ливерпуля»? Сколько бы титулов лиги мы тогда завоевали? Все это были фантазии.
В реальности же Суарес и Маскерано вместе с «Барселоной» вскоре встретятся с Алонсо вместе с мюнхенской «Баварией» в полуфинале Лиги чемпионов. Я же готовился к собственной мечте: пережить свою дисквалификацию и сыграть еще пару матчей на «Уэмбли» в полуфинале и финале Кубка Англии.
Это был такой счастливый день, и счастье стало безраздельным, когда Джон Терри вручил мне конверт.
Читать бесплатно другие книги:
