Друг мой Пабло Фарбаржевич Игорь

1

…В один из мартовских дней, ближе к вечеру, карета «Скорой помощи» въехала в раскрытые ворота одной из московских больниц и остановилась на «заднем дворе», у здания морга.

Водитель и молодой врач, выпрыгнув из кабины и надев перчатки, открыли настежь задние двери «ГАЗели».

На полу микроавтобуса лежали два окровавленных мужских тела.

Рядом со «Скорой» появились две рослые санитарки – работницы морга – вызванные молодым врачом. Они везли к машине две каталки с гремящими колёсами.

– Привет, девчонки! – поприветствовал их водитель ГАЗели.

– Привет, Колян! – ответила первая санитарка, выше ростом и крупнее первой. – Кого привезли?

– Двух «дедушек», – сказал врач «Скорой». – С «Проспекта Мира».

«Дедушками» у работников морга назывались мужские трупы.

– «Красавцы»! – оценила их внешний вид вторая санитарка, заглянув внутрь машины… – После драки, что ли?

– А хрен их знает! – закурил водитель. – Нам приказали – мы приехали… Думали, к живым едем…

– А менты в курсе? – спросила первая.

– Все на ДТП уехали… – ответил врач «Скорой». – Десять машин всмятку.

– Ужас! Значит ещё ждать «клиенгов», – прокомментировала новость вторая санитарка. – Не день, а «батыево побоище».

– Сгружайте! – дала команду первая. Она была старшей по должности и по возрасту.

Мужчины вытащили тела из машины и положили их на каталки.

Водитель протянул старшей тетрадь с авторучкой:

– Распишись в получении, Зинаида!

– Со мною бы кто расписался! – «по-чёрному» пошутила вторая.

Расписавшись в тетради, энергичные женщины повезли мужские тела в морг, через служебный вход.

– Чао, девчонки! – крикнул Колян, закрывая задние дверцы машины.

Вторая санитарка обернулась и ответила с насмешкой:

– До новых встреч, «спасатели»!..

Не успела ГАЗель отъехать от морга, как из раскрытого настежь окна раздались два истошных женских крика. С веток стоящей рядом берёзы, с громким карканьем взмыла вверх стая перепуганных ворон…

…По коридору «хирургии», заставленному кроватями с больными, из-за нехватки мест в палатах, спешила Старшая медсестра Зоя, девица, лет двадцати пяти. Подойдя к одной из дверей, оббитой светлым дерматином, на которой висела табличка: «Заведующая хирургическим отделением ЕЛАГИНА Ольга Игоревна», Зоя, не постучавшись, распахнула её и ворвалась в кабинет:

– Ольга Игоревна, у нас ЧП!

Заведующая – яркая на вид женщина средних лет, что-то писала, сидя за столом.

– Что случилось?.. – она подняла голову:.

Старшая медсестра плотно закрыла за собой дверь:

– Повеситься и застрелиться!.. Там… труп мужчины… ожил…

– Что за бред? – не поняла Елагина. – Как ожил? Где?

– В морге. Только с каталки на стол переложили, а он – возьми да оживи! Представляете? Девчонок чуть карачун не схватил! Жуть какая!..

– Откуда привезли?

– С «Проспекта Мира». «Скорая» подобрала. Обоих.

– Выходит, там два трупа?

– Поначалу тоже думали, что два… Только потом один из них ожил. Страх какой!

– А раньше, что живой, не заметили?

– Так врач «скорой» осмотрел, наверное…

– Бомжи?

– Первый, кто помер – по документам художник театра. Всё лицо в смятку… Где нос, где глаза – не различить…

– А второй, который… ожил?..

– На вид, молодой. Лет тридцати пяти. Ни документов, ни мобильника… Три ножевых ранения в живот и большая потеря крови…

Елагина резко встала из-за стола:

– Что ж ты мне байки травишь?! В операционную его! Живо!..

Они обе выскочили из кабинета и помчались по коридору. Зоя едва успевала за начальницей.

– В полицию сообщили?.. – спросила та на ходу.

– Сказали, приедут, когда освободятся… – ответила Старшая медсестра. – У них там жуткое ДТП…

Спустя полчаса Елагина уже оперировала «воскревшего»…

Раненый не стонал от боли – ему виделась Испания конца 19 века…. Бой быков… Коррида…

…Большеголовый бык, с обезумевшими от боли глазами, нёсся по замкнутому кругу. В разные стороны торчали в его шее бандерильи – короткие копья, с острыми крючками на конце. Бычья кровь хлестала фонтаном и уходила в песок. Песчаная пыль поднималась от копыт до трибун.

– Давай, Армандо! Проткни его! – раздавались голоса зрителей.

Главный тореро – матадор Армандо, прикрываясь плащом и ловко увернувшись от смертельно раненого животного, сильным выпадом шпаги проткнул бычий загривок.

Бык, рухнул на песок и тут же превратился в графический рисунок Минотавра работы Пикассо…

…Прооперированного мужчину, в связи с той же нехваткой мест в реанимации, положили в коридоре, под капельницу, неподалёку от операционной. Был он лет тридцати пяти, ничем не примечательное бородатое лицо, рассеченная бровь.

Зоя сделала ему укол повыше локтя. Мужчина, ещё не пришедший в себя, никак не отреагировал. Зато в его голове вновь оживали странные картины – то ли воспоминания, то ли видения…

…Малага. Юг Испании. Конец 19 века. Мастерская художника. Утро жаркого лето.

На подоконнике и за раскрытым окном – ворковали дворовые голуби. Стены мастерской были завешаны натюрмортами, вперемешку с изображениями голубей.

Бородатый художник Руис Пикассо писал очередную пару белоснежных птиц.

Его сын – черноволосый, кареглазый мальчик семи лет, высунув язык, тщательно пририсовывал левой рукой голубям лапки. Пабло – левша.

– Que tal, cbico? (Как дела малыш?) – поинтересовался отец он по-испански.

– Bien papa! (Хорошо, папа!) – ответил мальчик.

Художник одобрительно кивнул:

– Tio, Pablo! (Молодец, Пабло!)…

…Прооперированный лежал на железной кровати у окна, в старом больничном халате. В окна коридора заглянуло великолепное весеннее утро. Больной не отрывал глаз от «мартовской лазури».

К нему подошла Старшая медсестра Зоя с лабораторным чемоданчиком.

– Слава Богу! Оклемаись! – воскликнула она, присев на табуретку и достав из чемоданчика шприц с лекарством. – Вас как зовут, больной?

– Виктор… Михайлович… – с запинкой ответил прооперированный.

– А фамилия какая? А то – никаких документов!..

– Леонов моя фамилия…

– А меня Зоей зовут, – сказала медсестра, делая укол в руку. – Пойду заведующую обрадую… А то три дня в беспамятстве лежали… После операции тоже… Небось, семья ничего не знает… Телефон говорите, я позвоню…

– Не помню… – нахмурившись, ответил Леонов.

– Что значит, не помните? – удивилась медсестра.

– Не помню – и всё тут…

– Надо же! – покачала она головой. – А где живёте, помните?

– И адрес забыл… – растеряно сказал он. – Странно даже…

– Действительно, странно… И сколько лет… тоже?..

– Это помню… Тридцать семь… – ответил прооперированный.

– Женаты?

– Кажется… – нетвёрдо произнёс Леонов. – Хотя могу ошибаться…

– Ничего себе!.. А Дети? Детей имеете?

– Может, имею, а. может, нет…

– А работаете где?..

– Это тоже… как огнём выжгло…

– Повеситься и застрелиться! – укладывая шприц с лекарством в чемоданчик, произнесла Зоя. – «Частичная амнезия» у вас, больной Леонов!

– Это как?.. – спросил он, не так с испугом, как с любопытством.

– Неполная потеря памяти, значит. Дай Бог, чтобы временной оказалась…

– А амнезия это опасно?.. – поинтересовался он.

– А вы как думаете?! Полжизни прожили и половину – коту под хвост! Что-то помните, что-то нет! У нас в деревне был случаи, когда мужчина сам себя не узнавал!

– Может, выпивший был?

– Тоже скажете! – Она достала из кармана халата пудреницу, раскрыла её и поднесла зеркальцем к лицу Леонова. – Ну-ка, взгляните!.. Кого мы там видим?

– Себя вижу!.. – ответил он. – Лучше б не видел… Заберите!.. А с чего у меня… эта… амнезия?

– Поздравляю! – Она захлопнула пудреницу и сунула её в карман халата. – Про драку, значит, тоже забыли…А Барсукова, случайно, не знаете?..

– Кто это?.. – поинтересовался Леонов.

– Вас вместе с ним привезли…

– Нет, не помню…

– В театре работал… Художником… Так вот ему совсем не повезло…

– А что случилось?..

– Убили его.

– Да вы что!

– Насмерть! Из театра звонили. Завтра за ним приедут… Зв телом, значит… Наверное, послезавтра хоронить будут…

– Жаль… – ответил Леонов с грустью в голосе.

– Зато вам… Виктор Михайлович, повезло! Три раза ножом в живот ткнули – и хоть бы хны! И, главное, ничего внутри не задели. Вот только по голове, видать, здорово треснули…

…– Та-ак… – сказала Елагина, выслушав Старшую медсестру. – Хорошенькие новости!.. Ну, и что с ним делать?

– С недельку полежит – всё вспомнит! – заверила её Зоя.

– А если нет? С таким диагнозом можно всю жизнь прожить с «решетом» вместо мозгов… Значит так!.. – решительно сказала Елагина. – Как швы снимем – переведём в Дом Инвалидов.

– Как в Дом Инвалидов?!.. – не поняла Зоя. – А если у него семья? Жена, дети!..

– Вот пусть следователь и разбирается… Найдёт семью – хорошо, а не найдёт – у нас не филиал для бездомных. И нам он с тобой, – прибегла заведующая к последнему аргументу, – даже не дальний родственник…

…Ко входу в морг подъехал чёрный «БМВ» последней модели.

Из него вышла стройная миловидная женщина, лет тридцати пяти, в чёрных очках, в модном полушубке, чёрных сапожках до колен, с изящной чёрной сумочкой в руке, её голову и плечи укутывал чёрный узорчатый платок. Звали её Лариса. И была она с этого дня вдовой театрального художника Барсукова.

Вместе с ней из машины появился крупный мужчина, лет за сорок, одетый по моде – в меховой куртке и сапогах, с узкими носами, в голубых джинсах, на плече висела деловая сумка, глаза прикрывали дымчатые очки. Фамилия его была Старославский.

– Сердце стучит как колокол, – сказала женщина. – И пульс, наверняка, под двести…

– Подожди здесь. Сам выясню… В «бардачке» сердечнее капли…

Женщина села в машину, но достала из «бардачка» не лекарство, а сигареты и жадно закурила, не затворив дверь. А мужчина поднялся на крыльцо морга, оттянул на себя тяжёлую дверь и вошёл внутрь.

В мрачном вестибюле за столом сидел охранник и читал под настольной лампой свежий номер «Известий». Увидев вошедшего, он отложил газету в сторону и строго произнёс:

– Здрасьте… Далёко собрались?

– Пока ещё не очень… – пошутил, было, посетитель, но тут же понял, что охранник родился на свет, может в «счастливой рубашке», но явно без юмора. – Мне к патологоанатому Белову… – таким же строгим тоном ответил он.

– На вскрытии он… А вы с ним договаривались?

– Михаил Прохорович велел подъехать к двум часам… – произнёс посетитель в дымчатых очках.

Охранник глянул на циферблат больших часов, висевших над входом – было без пяти два.

– Сейчас узнаю… – важно произнёс он и набрал номер телефона. – Татяна?.. Михал Прохорч когда освободится?.. Тут к ему посетитель… Говорит, договаривались… – Он прикрыл микрофон ладонью и спросил у мужчины: – Как ваша фамилия?

– Старославский. Сергей Константинович, – ответил тот. – Главный режиссёр «Экспериментального Театра».

– Станиславский это… – сказал охранник в трубку. – Константин Сергеич… Главный режиссёр… этого… «Экскриментального театра»…

– Экспериментального! – повторил посетитель. – И не Станиславский, а Старославский! Сергей Константинович! – с обидой в голосе поправил он охранника.

– Чего говоришь?! – крикнул тот в трубку. – К двум договаривались… Рядом со мной, на вахте… – Он положил трубку на рычаг. – Сейчас Михал Прохорч выйдет…

– Спасибо, жду… – холодно ответил посетитель, подходя к праздничному мартовскому стенду стенду с цветными фотографиями: «НАШ МОРГ – ВСЕГДА РЯДОМ С ВАМ И!».

– Вы это… меня простите… – извиняющимся тоном произнёс охранник. – Уж много театров в нашем городе развелось. Всех не упомнишь…

– Прощаю! – великодушно сказал главный режиссёр и тут же перевёл неприятный разговор на другую тему: – План выполняете? – поинтересовался он у охранника.

– А как же! – с гордостью ответил тот. – Только успевай хоронить!

– А кого больше привозят – молодых или стариков?

Этот вопрос Старославский задал без всякого интереса – просто чтобы убить время в ожидании Белова..

– Конечно, молодых! – не задумываясь, ответил охранник. – Старики – люди ответственные: лекарства принимают. Ибо жить хотят. А молодые – разве на месте усидят? Пьют, дерутся, чуть что – по морде! Пока друг дружку не прикончат!

– Зато по статистике, – заметил Старославский, – молодёжь всё множится и множится! Молодеет страна!

– Больше их слушайте! – хмыкнул охранник. – Самая точная статистика – у нас. Точней не бывает!..

Откуда-то из темноты коридора появился небольшого роста полный мужчина, в синем медицинском халате, врачебной шапочке, с марлевой повязкой на груди, в руке он держал большой целлофановый пакет. Завидев Старославского, подошёл к нем:.

– Привет, Серёга! Один или с Ларисой?

– С ней…

– Лучше бы ей его не видеть… Обезображенное лицо, всё в смятку…

– Кошмар!.. Она и попросила меня опознать Андрея… Сама – в хлам…

– Держи. – Белов протянул целлофановый пакет. – Ларисе передашь…

– Что это?

– Его вещи… Внутри – документы и мобильник. Паспорт вернут с протоколом. Так что дождись…

Старославский взял пакет.

– Готов? – спросил его Белов.

– К чему: – не понял Старославский.

– К опознанию…

– А это… обязательно?..

– Если по правилам, то – да…

– А без меня никак?..

– В смысле? – не понял Белов.

– Ты же сам сказал, что лицо разбито до неузнаваемости… Как его опознаешь?..

– Значит, отказываешься?..

– Ну… сам напиши всё, что нужно… Честно говоря, меня тоже подташнивает…Запашок тут у вас…

– Да уж, не конфетная фабрика!

– Прошу тебя, Мишань!.. Сейчас в обморок грохнусь…

– Ладно. На воздух выйти и жди. Квитанции вынесут… И протокол с паспортом…Тело заберёте завтра.

– Спасибо, родной!.. Театр готов к прощанию… Сам-то на поминках будешь?

– Не знаю… – ответил Белов. – Дел через край… ДТП на ДТП…

Он махнул рукой и, не прощаясь, исчез в тёмном коридоре.

…Старославский спустился с крыльца морга с целлофановым пакетом в руке, сел в машину.

– Сейчас бумаги выпишут… – сказал он Ларисе, протягивая пакет.

– Что здесь? – не поняла она.

– Его вещи и документы… – он заглянул в пакет. – Белая куртка… Ботинки…

– Вещи не возьму… – оборвала его Лариса.

– Значит, оставим здесь… – согласился он с ней, доставая из пакета документы и мобильник. – Телефон возьми… Новенький… Сам дарил… Только «симку» смени… – Ещё тут блокноты… Фломастеры… Театральное удостоверение… Две банковские карты… Их, надеюсь, не выбросишь?..

– Ничего на них нет!.. – сказала со злостью новоиспечённая вдова. Она взяла мобильник и банковские карты с документами. – Ты его видел?..

– Ужасное зрелище!.. – спокойно соврал Старославский. – Всё лицо в смятку! Разбито до неузнаваемости…

– Спасибо, Серж! Я бы не смогла… – тихо ответила Лариса и внезапно зарыдала навзрыд. – Это я… я во всём… ви-но-ва-та!.. Я…

– Перестань, Лара! – скривил губы Старославский. – Когда Андрей был жив, ты этих слов почему-то не говорила!

На крыльце морга появляется молоденькая санитарка.

– Это вы Старославский?!.. – крикнула она ему.

– Я!.. – он выскочил из машины и побежал к крыльцу.

Санитарка протянула квитанции:

– Здесь распишитесь… И здеь… И здесь… Это за вещи и справки… Паспорт возьмите на Барсукова А. В. А это «Протокол опознания трупа». Вообще-то при этом должен быть следователь, но он сейчас на ДТП. Но вы не волнуйтесь: нам полиция доверяет. Особенно Михаилу Прохоровичу. Он у нас не только патологоанатом и судмедэксперт, а ещё очень порядочный человек!.. – Санитарка показал, где ещё нужно расписаться. – На каждом экземпляре…

Старославский расписался.

– И ещё Михаил Прохорович просил передать, что панихиду лучше справляли перед закрытым гробом. Наши гримёры ничего не смогли с лицом сделать… Страшное зрелище!.. Возьмите ваши экземпляры!..

Она отдала ему часть квитанций, копии оставила себе и, не попрощавшись, исчезла за дверью морга.

…В дверь к Елагиной постучали.

– Входите! – крикнула она.

В кабинет вошёл высокий мужчина средних лет, с переброшенной через руку зимней курткой, из кармана которой торчала спортивная шапочка. Подмышкой другой руки торчал простенький дипломат.

– Ольга Игоревна?.. Здравствуйте!..

– Здравствуйте… – приподняла голову Елагина, заметив зимнюю куртку: – Кстати, вешалка у нас внизу…

– Извините… Спешил очень… – улыбнулся незнакомец.

– А вы, собственно, кто будете?.. – хмуро поинтересовалась она.

– А я, собственно, следователь районной прокуратуры… Иванушкин Геннадий Николаевич… По поводу Леонова Виктора Михайловича…

– Ну, наконец-то! – облегчённо выдохнула Елагина. – Присаживайтесь!..

Иванушкин прошёл к столу и сел на стул, положив куртку себе на колени.

– Давайте её сюда, – Елагина поднялась и повесила куртку на свою вешалку.

– Спасибо… – следователь смутился и по-мальчишески пригладил «чубчик» ладонью, затем вытащил из дипломата папку и раскрыл её.

– Что-нибудь выяснили?.. – поинтересовалась Елагина. – Адрес, семья, работа…

– К сожалению, потерпевший ничего не помнит… – ответил Иванушкин. – Такой вот сюжетец!..

– Про это и мы в курсе, – сухо произнесла Ольга Игоревна. – Я думала, вы что-то сумели выяснить…

– Выясним обязательно, – бодро заверил он её… – Вот хотел с вами согласовать «общий план» операции.

– Со мной?! – удивилась Елагина. – Спасибо за доверие, конечно. Но я не ваше начальство и в «дедуктивных методах» не разбираюсь… И вообще, дорогой Коломбо! Давайте так: у меня свои операции – у вас свои…

– Что ж, в таком случае приступаю к идентификации гражданина Леонова, – сказал Иванушкин. – Работа предстоит долгая и кропотливая… Только в одной Москве более трёх тысяч семей с такой фамилией. Представляете масштаб поиска?

– И долго искать собираетесь? – недовольно спросила Елагина.

– Пока не найдём… – ответил следователь. – Месяц. Полгода. Год. В этом деле торопиться не стоит.

– Трудолюбивый вы человек, дорогой наш Холмс! – недовольно произнесла Елагина. – А если не найдёте?

– Найдём! – уверенно пообещал Иванушкин. – «Госпожа Фемидова» не дремлет! А вам, Ольга Игоревна, я бы посоветовал обратиться к гипнотизёру…

– Зачем?.. – удивилась Елагина.

– Может, сумеет заглянуть в его Прошлое…