Огромный черный корабль Березин Федор

24. Легенды леса

Тяжелая машина ползла вперед, по только что прорубленной тропе, сминая и превращая в кашицу папоротники и еще уцелевшие деревца, а впереди, в зеленом сумраке, медленно переваливался через поваленные стволы громадный покатый корпус «мастодонта». За спиной мирно похрапывал Пексман и это, вместе с гудением двигателя, навевало дрему, но Браст только иногда встряхивал головой, отгоняя сонливость, и, не отпуская рычаги, смотрел в перископ воспаленными глазами. За эти несколько суток они прошли по сельве сотни миль, и полковник Варкиройт был доволен: все шло по плану. Для этих непролазных джунглей, проделанное ими, своего рода рекорд. Первые поселенцы, появившиеся на Мерактропии, вообще не отходили от берега дальше чем на десять. Были конечно смельчаки, ослепленные призраком мекра – таинственного растения увеличивающего продолжительность существования на этом свете, или фанатики науки, которые, захватив с собой максимальный запас огнеметной смеси, хинина и продуктов питания, надвинув на лицо смоченную антикомарином сетку, уходили в зеленое море, но сохранились лишь имена тех, кто вернулся. Их было не много и если они не лишались рассудка, и не умирали от малярии или укусов дотоле неизвестных насекомых, их рассказы обрастали постепенно многочисленными подробностями и становились неисчерпаемым источником для многотомных научных трактатов с громкими красивыми названиями, как то: «Мерактропы как они есть», «Биологические сокровища Мерактропии», «Ядовитые паукообразные третьего континента». И все это с героическими призывами освоить и покорить «необузданный материк», чтобы завоевать тысячи тонн мекра, моря нефти и неисчислимые запасы руды. И подстрекаемые этими мифами, то одно, то другое правительство, снаряжало вооруженные по последнему слову техники экспедиции, стоившие значительных средств и воздержания от многих жизненно необходимых государственных расходов. И когда из многосотенного экспедиционного корпуса на берег возвращалась лишь горсточка полуживых людей, еще держащихся на ногах, тащивших на себе товарищей, находящихся одной ногой в могиле, кусочки мекра и утверждавших, что они вынуждены были повернуть, лишь чуть-чуть не дойдя до богатейших залежей платины и серебра, государи и парламентарии лишь подсчитывали убытки и назначали скудные пенсии первопроходцам и их семьям, благо семейных было не слишком много, и лишь монархи-конкуренты злорадно усмехались. Но проходили циклы и горечь поражений исчезала, и снова, облаченные в защитные комбинезоны, рыцари удачи, с новейшими вибрационными ножами в руках и полными антибиотиками ртами, в высоких, до пояса, сапогах из не трущегося материала фирмы «Капликхаузе-экл» вклинивались в сельву: все начиналось сначала. Но затуплялись механические секиры из лучшей стали и не спасали медикаменты, и рвались сверхпрочные сапоги, и когда в пятидесяти шагах от берега из листвы вываливался саблезубый леопард и топорщилась, отливающая зеленью, шерсть, или на голову падал ядовитый краб-мураус и не успевал сгнивать труп последнего товарища, а оставался лишь обглоданный термитами-секачами скелет, тогда, не выдерживали ни железные нервы, ни тренированная психика и чавкающее болото, медленно поглощающее, пережившего всех остальных «счастливчика», лишь подтверждало, что эти места не для человека, и что Мерактропия так и осталась непокоренным материком.

И все же здесь жили люди: мерактропы – самая таинственная загадка и самая страшная сила противостоящая колонизаторам. Некоторое время никто о них и не подозревал: не вернувшихся на корабль считали погибшими в схватке с безмозглым хищником или заживо съеденным мышами-вампирами, в основном, конечно, так и было. Лишь кое-кто из вынырнувших из зеленого ада, утверждал, что наблюдал диких голых людей, следующих по пятам и бесследно растворяющихся в прорве зелени, когда к ним пытались приблизиться, но конквистадорам либо не верили, считая все это галлюцинацией или побасенками, либо, просто не принимали всерьез, потому, что главное в их рассказах были рощи мекра и открытые залежи угля, а поэтому столкновение с мерактропами оставались неожиданностью. И только постепенно все поняли, что людям противостоит какая-то титаническая непонятная сила, равная, а может быть превосходящая мощь цивилизации, и что все жертвы нельзя считать простой случайностью. Но лишь гораздо позже пришло осознание, что эта апокалипсическая сила – местное население. Сколько их всего на материке, не знают и поныне. Составляют ли они единую общину, живут ли отдельными племенами или же, вообще, как отшельники, лишь иногда сходящиеся вместе – не известно. Остается открытым и вопрос, как они сами сосуществуют с этой опасной природой. Наверняка выяснено лишь то, что туземцы убивают колонистов и уничтожают любые плоды человеческой культуры, будь то нижнее белье или потерпевший аварию автожир. С людьми джунглей пытались бороться, но обычные методы истребления аборигенов не годились и после таких попыток противодействие человеку резко возрастало. Терпели провал тактика и стратегия, когда после многосуточной непрекращающейся стрельбы, почти в упор, по мелькающим в зарослях обнаженным телам, солдаты выползали из баррикад пустых ящиков от боеприпасов и расширенными от ужаса, воспаленными от бессонницы, глазами не видели на салатном ковре ни одного поверженного врага, а лишь лишившиеся коры вековые деревья. Какой-то умник полтораста циклов назад предложил невероятно дорогой проект минирования материка: при этом двадцать пять миллиардов противопехотных мин должны были разместиться в несколько сплошных поясов, повторяя рельеф берега на расстоянии сорока километров, в результате чего осчастливленное геянское человечество могло бы свободно пользоваться хотя бы береговыми богатствами Мерактропии. Но проект, разумеется, отвергли и несистематическое освоение продолжалось. Затем «мекра-лихорадка» утихла, во всяком случае патрульные дирижабли не давали оперативного простора отдельным старателям и на некоторое время зеленое море оставили в покое. Но когда Геабекс Лоук обнаружил вблизи Гибельного озера урановую аномалию, сюда снова устремились тяжелые транспортные самолеты брашей, дрексов, эйрарбаков и утлые суденышки мелких королевств и республик, рвущихся к ядерной автономии. Но браши, первые добились значительных результатов и это послужило побочной причиной Второй Десятицикловой войны. Кончилось все Аберанским миром и за брашами так и остались урановые рудники Гибельного озера, а основная территория материка официально и поныне является зеленым пятном планеты – нейтральной зоной. Но практически весь континент причислен к колониям Республики и следовательно, механизированная группа эйрарбаков движется по вражеской территории.

Браст резко нажал на тормоз: впереди, перед застывшей машиной, мелькнула и отскочила в сторону человеческая фигура. У него даже кольнуло где-то в позвоночнике от неожиданности. «Мастодонт», ползущий впереди, тоже замер. Кто-то забарабанил в левый боковой люк и Браст потянул за ручку: в отсек просунулась чья-то темная физиономия:

– Браст, Пекс, глушите мотор, – посыльный перевел дыхание. – Максимальное охлаждение, – теперь Браст узнал его, это был Бикс – адъютант Варкиройта.

– А что стряслось? – еще не совсем проснувшись спросил Пексман.

– Где-то поблизости аэростат брашей, – объяснил Бикс. – «Лавочка» Вербека перехватила их радиопередачу на базу. Ну, бывайте, – он отодвинулся.

В перископе заднего вида Браст видел, как адъютант спотыкаясь бежал к следующей машине. Зачем было посылать человека, когда все можно сообщить по закрытой связи, Браст не знал. Наверное, чтобы без дела не засиживался. Как вырвалось однажды у полковника Варкиройта, в присутствие Браста: «Когда я вижу солдата Империи без лопаты – я зверею». Пексман потянулся и выругался, а Браст включил охлаждение и отсек «питание» всем остальным приборам. Теперь можно полчасика вздремнуть, подумал он, все равно никто не двинется с места, пока не будет стопроцентной уверенности, что их не обнаружат.

– Браст, – произнес Пексман и высморкался, словно специально для этого позвал его, – как ты считаешь, это тот же аэростат или другой? – спросил явно не из интереса, а от нечего делать. – Мне уже начинает казаться, что это шарики на праздничной пальме, а тебе?

– А мне все равно, – признался Браст, устраиваясь поудобнее в откинутом кресле, – один он или несколько, главное теперь можно поспать.

– Нет, ты не прав, – пояснил Пексман свою мысль, – если их много, то это просто случайность, но если один, – он сделал значительную паузу, – то тогда он нас засек своим инфракрасным детектором и ведет наблюдение.

Последних слов Браст не услышал, он уже погрузился в сияющие быстрые сновидения.

25. Пирамида власти. ГГ

«Группа Гематоген» или ГГ – не представляла из себя, что-то принципиально новое в истории человечества, в той, либо иной форме, подобные организации присутствовали в любом государстве, а уж существовать в тотальных монстрах, охватывающих своим контролем цельные континенты, они обязаны были по сути. Всякая долговременная система управления, невольно подчиняется каким-то правилам, лишь на начальной стадии формирования, она может шарахаться из стороны в сторону, занимая и осваивая свою нишу власти, вписываясь в ареал, потесненных поначалу, исторических традиций; притираясь к другим ветвям бюрократических щупальцев, растущих сверху – чем дальше тем тоньше, слабее и уязвимей, до тех счастливых для истинных чиновников дней, пока толстеющие щупальца, не обращаются в корни, постепенно засыхающие, начинающие разлагаться червями коррупции и кумовством. «Группа Гематоген», иначе, могла бы именоваться Службой Ликвидации. Но это было слишком прямолинейно, само появление данной формы управления, на первый взгляд демонстрируя силу государства: «Что хочу, то и творю и плевать на вас хотело!», по сути, обнажало немощь. Грамотному наблюдателю оно говорило о том, что существующие и жрущие из имперского кармана исполнительные ветви власти, совсем забросили свою работу. Ведь, по большому счету, идеальная полицейская структура способна выловить всякого преступника однозначно, приволочь его на суд и, подождав не слишком долго, осуществить приговор. Здесь же, завал произошел в самом начале: создав ГГ, имперская машина расписалась в бессилии. Она неминуемо призналась, что не способна осуществить наказание-возмездие по отработанному сценарию, то есть, призвать преступника к ответу и вынести ему приговор по закону. «Группа Гематоген» занималась тем, что выслеживала и устраняла подозреваемого в преступлении без суда, прямо на месте, там, где это удавалось. Хотя формально ГГ, являлась подотделом ПП – «Патриотической Полиции», ветви ее управления тянулись выше, а поскольку это была довольно свеженькая государственная структура, то работу она вела на редкость продуктивно и качественно, в отличии даже от существующей десять циклов ПП, несколько ороговевшей и покрывшейся коркой лености, а уж тем более, эффективней, чем обычная полиция: эти структуры давно забыли, что такое качество – они гнали вал. Название свое служба получила с подачи любителя пошутить начальника тайной полиции барона Гуррара, настаивать на другом никто не стал, спорить с шутником было опасно, да и маскировка подходила, эдакое милое несерьезное наименование. После, имечко объясняли тем, что сотрудники нового ведомства, вроде бы, получали, дополнительно к пайку килограмм гематогена, но это было версией притянутой за уши.

Зато, известно точно, что некоторое время назад, служба ликвидации Эйрарбии получила лицензию на отстрел, бывшего «черного шлема», а ныне террориста Лумиса Диностарио. Субъект был признан достаточно опасным и его отслеживанием, с последующим, документально фиксирующимся, уничтожением, занялся целый штат сотрудников. По всем признакам, жить ему оставалось недолго.

26. Спокойные маленькие города

Солнце Фиоль палило нестерпимо, полностью затеняя гиганта Эрр. Уже несколько недель жара пытала мир сухостью, не балуя дождями, и как-то это понятие все больше уходило в предания. Не смотря на жужжащий перед лицом миниатюрный вентилятор Лумис периодически вытирал шею платком, не хотелось пропитывать потом крахмальный воротник, он держал марку, маскировался под значительного человека. Он вновь осмотрел очень низкое полусферическое здание с куполом, сотканным из тысячи маленьких блестящих шестигранников солнечных батарей.

– Это здесь, господин, – доложил шофер – номпиатроп и заискивающе улыбнулся, указывая на электрическое табло пульта.

Лумис, не взглянув на счетчик, бросил в его жадную ладонь платиновую головку Грапуприса 31-го и открыл дверь. Ведь глупости все эти пропагандистские байки про низшую расу, однако, глядя на этого шоферюгу, в глубине души, он верил.

– Господин очень-очень добрый, – глядя на него по-собачьи преданными глазами, сказал абориген и быстро одну за другой бросил в жерло автоматического счетчика нужное количество серебреных ликов императора.

Лумис уже уверенно поднимался по широким закругленным ступеням. Он на секунду замер перед люком и почувствовал, как бешено заколотилось сердце. Мерно урча, позади развернулся электромобиль и, мигнув подфарниками, скрылся в зелени сквера. Лумис поднес руку к светочувствительному звонку и только теперь понял, какую ошибку он допустил: шофер знает куда он ехал.

– Кто? – прямо в ухо гаркнул динамик.

– Мое имя Лумис Диностарио.

– Что тебе надо? – так же резко спросил невидимый собеседник.

– Это я скажу только, когда увижу с кем разговариваю, – заявил Лумис безразличным тоном.

– Ну, тогда оставайся на пороге, а я вызываю полицию, – голос начал затихать и удаляться.

Этого еще не хватало, – подумал Лумис, глядя на безликий динамик, – а была не была.

– Я от Магрииты.

И не успели эти слова затихнуть, в душном воздухе, как люк ушел вниз. Он шагнул вперед. Тихонько щелкнув, дверь-люк втиснулась на прежне место. Тело обтекала приятная прохлада и в тусклом, после дневного, свете ламп он прищурившись разглядел стоящего человека. Единственной одеждой того были шорты, но зато на запястье висел, крепко пристегнутый ремешками, небольшой игломет. А их здесь, видимо, не слишком донимают «патриоты», сделал выводы Лумис и, подняв растопыренную руку вверх, выговорил общепринятое приветствие:

– Да будут солнцеликие боги благосклонны к хозяевам дома.

– Будь и ты счастлив в нем, пришелец, – ответил скуластый парень, глядя на него в упор. – Есть ли у тебя оружие?

– Нет, – теперь Лумис продемонстрировал обе раскрытые ладони.

– И тем не менее, я должен тебя обыскать, – он подошел и профессионально прощупал всю одежду Лумиса, затем, хмыкнув, снова отодвинулся. – Так чего тебе надо?

Фамильярное обращение этого охранника резала Лумиса по ушам, хотелось схватить его за выступающие скулы и поучить манерам, но он уже понял, что это не тот человек, который ему нужен и, презрительно оглядев его с головы до пят, утопающих в шерсеновом ковре, холодно отрезал:

– Я не собираюсь говорить с тобой на эту тему.

– Неужели.

– Кретер, надень на него наручники и впусти ко мне, – прогрохотал, неизвестно откуда, голос от которого стало как-то не по себе.

Кретер извлек из-за пояса резинометаллические наручники, похоже в шортах у него был целый арсенал. Лумис не сопротивлялся и когда щелкнул маленький замок, сопровождающий, пряча в своих бесчисленных карманах миниатюрный блестящий ключик, молча указал ему на узкую лесенку ведущую на второй этаж. Не оборачиваясь и не имея возможности держаться за перила, Лумис поднялся наверх. Там было множество запертых и только одна открытая дверь. Он оказался в кабинете, полностью заставленном полками, наполненными настоящими книгами из бумаги, лишь противоположная стена представляла собой громадное стерео фото главы Империи. Странные они какие-то, – решил Лумис, – оружие носят в открытую, а своего главного врага, для маскировки, развешивают в комнатах. За грудой хронопластин на столе Лумис, не сразу, разглядел щуплого, не первой молодости эйрарбака, который, утопая в огромном, обшитом шкурой тигра-сипигана, кресле, смотрел на него бесцветными глазами, перегоняя языком из одного угла рта в другой маленькую сосательную палочку.

– Никак не могу избавиться от этой привычки, – пояснил он вынимая ее изо рта, однако сесть Лумису не предлоила. – Так кто вы такой?

– Я уже отвечал, – проронил Лумис, глядя ему в глаза. Он вновь назвал имя.

– Это мне ни чего не говорит, – собеседник отвел взгляд в сторону. – Что вы собой значите?

– Вы вообще не представились, я не знаю, с кем имею дело.

– Резонно, – подытожил хозяин, макая палочку в вазочку с зеленым магрисовым вареньем. – Но пришли ко мне вы.

Он оперся кулаком о папку и привстал в кресле. Только теперь Лумис заметил, что его правая рука безжизненно свешивается с плеча. Она была гораздо короче левой, а видимая часть имела темно-синий цвет. В стране пережившей две атомные бойни довольно нелокального масштаба врожденные калеки и уродцы не представляли дефицита, но это был тот, кого он искал.

– Вы должны знать обо мне, я несколько циклов работал на «повстанцев», но это сейчас не имеет значения, – сказал Лумис, глядя на его острый подбородок. – Вы тот самый знаменитый Хромосом?

– Да, тот самый, есть у меня такое прозвище. Так какое у вас дело?

– Я был последним, кто видел Магрииту, – почти по складам выговорил Лумис.

Этот калека, с такой странной кличкой, был главарем одной из самых известных среди подпольщиков террористической организации, и слава ее носила очень кровавый оттенок. Люди, состоящие в ней, называли себя «мангусты».

Хромосом снова сел, пронзительно взглянул на Лумиса и выплевывая палочку-соску заявил:

– Ты мне начинаешь нравиться, Лумис. Для нашего времени ты даже слишком прямой, как штурмовой танк. Выкладывай свое дело.

– У меня нет к вам дела, – сообщил Лумис, – я просто приехал поведать, как она умерла. Она долгое время состояла в вашей организации и вашим людям нужно это знать.

Лумис тяжело вздохнул, перевел взгляд на переносицу императора на портрете. Потом он начал подробно рассказывать о том, как взяли Магрииту, понимая, что его рассказ звучит путано и ужасно неправдоподобно. Вначале сидящий, ни на секунду не прекращая сосать свою «соску», только рассматривал его своими бесцветными глазами, затем этот взгляд сменился каким-то любопытством, смешанным с презрением, причем по мере рассказа во взгляде все более начинало преобладать последнее. Лумис, с какой-то отрешенностью, прекрасно понимая что вредит себе, поведал об убийстве Магрииты, о разговоре с Бэком. Рассказ оказался не слишком длинным.

– Вот и все, – он все еще смотрел на точеный нос императора Грапуприса, но не видел его, он заново переживал те страшные минуты.

– Все, – как-то глухо повторил человек с недоразвитой рукой.

С его лица будто спала маска и Лумис невольно поежился, увидев в его глазах ненависть.

– Кретер, – громко позвал он, вставая с кресла и подходя к Лумису вплотную.

– Однако не слишком хорошо тебя проинструктировало «патриотическое» начальство, могло бы выдумать что-нибудь более путное.

Лумис не нашелся сразу, что ответить, хотя заранее знал – ему не поверят.

– Тем не менее, в этом есть свой резон и ты хороший артист, – продолжал инвалид, – но ты просчитался, ты загубил все дело с самого начала, никакой истинный подпольщик не подъедет на явку в такси.

Что можно было ответить на это, то что он отвык от индивидуального транспорта, который канул в прошлое в большинстве городов Империи, кроме самых крупных, да вот еще здесь, в колонии, случайно сохранился, но как же тогда циклы конспиративной работы «повстанцем». Когда с тихим свистом ушел вниз люк и он ясно ощутил затылком три спаренных ствола игломета, он окончательно понял всю бесполезность оправданий.

– Вот так, голубчик, – прошипел калека. – Ты убил Магрииту и этим подписал себе смертный приговор, – глаза его пылали. – Даже если ты не убил ее, то, во всяком случае, бил. Ты должен был это делать, так как в «патриотической полиции» понимали, что мы проверим, по возможности, каждое твое слово. Не знаю, сколько сведений вы смогли выжать из Магрииты, но из тебя, парень, мы вытянем все, хоть у нас и нет вашего «седла» и «укорачивающей линейки».

Лумис почувствовал, как в горле возник огромный комок, и сразу пересохло во рту: в действиях Хромосома отсутствовала логика, если они подозревали его в связях и полицией, то убивать было совсем нелогично, они ведь выдавали себя с головой, но, если они шли ва-банк и все равно засыпались, то терять им стало уже нечего. И только встретив взгляд Хромосома, и прочтя в его бесцветных глазах свою судьбу, Лумис внезапно понял мотивы – этот человек любил Магрииту. Такого поворота он вовсе не предвидел.

27. Рутина леса

Браст занимался сантехникой. В изобретенную специально для экспедиции доработку конструкции танка–мостоукладчика – туалет (пришлось в свое время тратить кучу электричества на прожигание дыры в противоминном днище), в отводящую стоки трубу, забралась некая флора-сорняк, удобно там разместилась, зазеленела на отходах жизнедеятельности двух местных млекопитающих, нахально выставила из раковины стебель, желая в дальнейшем расширить экспансию на весь отсек, а главное полностью забила выход для сбросов. Поначалу, среди общего вонючего фона, родился специфический запашек, потом, перестало проваливаться вниз то, что должно, а теперь еще родился новый непривычный запах, ни чуть не лучше всех остальных – это повествовало о своем триумфе растение-паразит. Брасту пришлось выпрашивать у штаб-сержанта Метли специальный химический реактив.

– Противогаз не забудь надеть, – ворчливо сказал Метли напоследок, как какому-то салаге, – а то отвечай потом за тебя. И не вздумайте эту гадость пить с Пеком на пару – она спирта совсем не содержит.

– Что я тебе больной? – огрызнулся Браст. – У нас ведь образцовый экипаж.

И вот теперь Браст был занят: он убивал много природных воней и их первопричины одной, рожденной химией-мамой, вонью. Интересно творить и изобретать что-то новое, но не меньший трепет испытывается при посещении музы разрушения, здесь апогей даже выше: при сотворении – можно быстро вернуть все в первоначальный хаос, поэтому творчество создания – имеет невольное продолжение – разрушение, а вот последнее не имеет эпилога, оно и есть эпилог. Как красиво булькало и шипело в трубе, а листочки чернели, шли серыми пузырями – красота!

– Ну, что, – спросил Пексман, – ср… можно будет сегодня?

Вот всегда так, какая-нибудь сволочь испортит всю малину наслаждения мощью.

– Пошел бы ты, Пек, к Мятой луне, погулял: мешаешь экстазу.

28. Большая стратегия. Урок первый

К вопросу о сущности пехоты

Очень давно, еще когда Лумис сам был зеленым новобранцем, один старый человек, отставной морской пехотинец, рассказывал Лумису о том, что много циклов назад, когда Гея находилась в наибольшем удалении от светила случались очень сильные морозы. Самое интересное, что температура иногда падала резко, на много градусов, при этом в природе происходили фазовые переходы – свойства предметов и сред менялись скачкообразно. Воинственные браши, как обычно в тяжелое время, решили поживиться за счет соседей по планете, может, не так на трофеи рассчитывая, как в надежде отвлечь народ от смуты. На длительную агрессию ресурсов было маловато, посему, напали на небольшую жертву – королевство Мирандолу, вопреки договоренности с эйрарбаками о разделе сфер влияния, благо у оных забот в эту зиму хватало. Третья Союзная Армада приблизилась к берегу маленькой страны, прикрытая, разумеется, Первой с Восемнадцатой и неизвестным количеством подводных армад, от теоретически возможного вмешательства Империи. Линкоры брашей, одни из самых мощных, на то время, могущие превратить побережье в пыль с загоризонтной дальности, демонстративно подошли на прямую видимость. Малочисленная флотилия Мирандолы бесстрашно бросилась на врага и славно погибла под градом крупнокалиберных снарядов. Но, тем не менее, маленький народ, известный с древности своими ратными традициями, не выбросил белый флаг. Четыре линейных корабля, подошли к столице королевства, городу Пиршекл до глубины предельной для их осадки. В течение часа они смели несколько кварталов вокруг порта, хотя могли бы снести и сам порт, явно надеялись его в дальнейшем использовать, а после этой демонстрации силы, дали правительству Мирандолы час на размышление. Этот час решил судьбу линкоров.

Начался новый, не виданный ранее катаклизм. Температура воздуха, и без того низкая, начала резко падать. Люди, дежурившие на внешней палубе, не выдерживали, смены пришлось менять каждые десять минут, вместо положенного часа и все равно появились обмороженные, но это было не самое страшное: мелкие воды залива начало прихватывать льдом. Адмирал Хап-Рор почуял неладное и, собрав штаб в кают-компании, преложил отвести корабли подальше от берега, но не отдал приказ в категоричной форме, опасаясь реакции РНК (Расового Наблюдательного Комитета), могущего обвинить его в пособничестве поверженному врагу. Пока длилось совещание, выслушивали специалистов, техников, метеоролога, самого адмирала: температура падала. Когда, наконец, объявили приказ – было поздно, произошел фазовый переход: в течение нескольких минут тоненькая ледовая корка превратилась в многометровый монолит – все четыре гигантских корабля встали, как вкопанные. В определенном плане им повезло, если бы лед образовывался обычным порядком, их, не смотря на броню, неминуемо раздавило, но лед возник мгновенно, железные гиганты остались целы, но потеряли ход. О происшедшем сообщили другим соединениям. После этого суда, находящиеся в глубоких водах, бросились уходить из опасного района, каждое судно занималось собственным спасением и на некоторое время об эскадре Хап-Рора забыли. Однако город, дымящийся в развалинах, о ней помнил. Планировщики боевой операции многого не предвидели, и не только чудес природы, они не учли, кто правил королевством в то время, а правил тогда Текеш-Ха Седьмой, выходец из старинного воинственного рода.

Через некоторое время, в свете прожекторов, часовые, с верхней палубы флагмана, заметили маленькие приближающиеся точки; одновременно, к радистам поступило истерическое сообщение с ближайшего к берегу корабля о нападении. Адмирал приказал отстрелять непрошеных гостей из иглометов, не задействуя корабельные орудия, он уже знал, по докладу инженера, о том, что смазка внутри поворотных мелкокалиберных платформ замерзла. Всех не занятых членов экипажа, а почти никто во время «стоянки» занят не был, попытались выгнать на верхнюю палубу, но не тут-то было: некоторые из моряков уже получили разные степени обморожения; другие это видели и, ясное дело, не жаждали испытать на себе; реальной опасности никто не предчувствовал – военная компания считалась выигранной, да и не обещала ничего страшного по заверениям политических лидеров, посему, многие попрятались по теплым местечкам и темным углам. Офицеры сбились с ног, собирая команды. Самые добросовестные и дисциплинированные из нижних чинов, услышав сирену, заняли места согласно боевому расписанию, но оно не предусматривало абордажных боев: акустики прослушивали глубины, разыскивая подводные лодки; торпедисты проверяли торпеды; почти все специалисты были заняты, но сейчас все это стало не нужно. Пехота приблизилась. Не слишком многочисленные защитники флагмана, закутанные, кто во что горазд, взирали на них более с интересом, чем с опасением, никто не догадывался, что это «бессмертные» – десятитысячная личная гвардия короля Текеша-Ха, да почти никто из брашей про них и не слыхивал.

«Бессмертные» тоже были закутаны как попало, но не это сейчас являлось главным: они шли в бой, зная о том, что он последний, героическая смерть была их привилегией, кроме того, они шли, желая сойтись в рукопашной, длинные искривленные мечи, выкованные по древним рецептам, украшали их одежду, они несли с собой наспех сколоченные лестницы и веревки с крючьями на концах, лица их блестели от толстого слоя жира, покрывающего все тело кроме рук (жир защищал от холода и не доставлял неудобств – это была сущая мелочь в сравнении с приближающимися мгновениями боли). Внутрь, перед ледовым переходом, они приняли «буи-йо», древнее, очень сильное наркотическое вещество, убыстряющее процесс кровообращения и почти на сутки увеличивающее общую работоспособность организма, которая у наследственных воинов итак превосходила все мыслимые нормы. Издав воинственные кличи, которые словно зависли в мертвом, без ветерка, воздухе, пехотинцы перешли на бег. На борту раздалась команда на открытие огня, но тут, выяснилось следующее: газ в баллонах иглометов замерз. Произошло замешательство, в процессе которого, команды одних офицеров противопоставлялись другим. Кто-то требовал принести другую партию оружия из тепла, другие, дать залп боковыми пушками, а в это время лестницы приставлялись к бортам и метательные крюки цеплялись за поручни: парганы начали штурм. Часть их отрядов обходила корабль с другого борта. Линкор был огромен, но все равно, им потребовалось не более пяти минут, чтобы начать осаду со всех сторон и, главное, с более низкой кормы. Первые «бессмертные» перевалили через ограждения и сразу же пустили в ход свои залежавшиеся без дела мечи: за борт полетели отрубленные головы моряков. Созданная по секретным рецептам сталь, наводясь быстрой, умелой кистью, отсекала руки и расчленяла туловища пополам: кого вдоль, а кого и поперек. На людей, привыкших сеять смерть на расстояниях сорок-шестьдесят километров от кораблей: брызги крови моментально превращающиеся в лед и подобно снегу медленно опускающейся на палубу; мгновенные, невозможно уследить, багряные лезвия колющие и режущие мягкую, податливую живую плоть вокруг, даже слишком мягкую для них, предназначенных рубить доспехи и кольчуги, это произвело ошеломляющее впечатление. Передние ряды, в ужасе, побросав иглометы, отхлынули от нападающих. В страхе, лишь бы не видеть, люди поворачивались к противнику спиной и, сквозь ряды своих сослуживцев, продирались ко входам в отсеки, подсознательно ища защиту там, под броней. Здесь, они сталкивались с бегущими наверх, выполняющими еще те приказы, о доставке новых иглометов. Офицеры тщетно пытались навести порядок – время было не на их стороне. Парганы, видя смятение во вражеском стане, не дожидаясь остальных, бросились преследовать морских волков, сокрушая все справа и слева, им некогда было анализировать схватку, да они в этом и не нуждались, действуя на подсознательном уровне, вот только лезвия стали входить в жертвы не так глубоко, но не потому что затупились, а просто, они покрывались коркой спекшейся, замороженной крови. Но когда «бессмертные» ворвались на крутые лестницы, идущие в трюмы, картина изменилась: здесь было теплее и сабли быстро нагревались в телах несчастных.

Новые и новые воины взбирались на палубу, они мигом оценивали обстановку, им не надо было команд, они были профессионалами, этот бой проводился по самым древним методам, то есть, без оставления резерва, все силы сразу вводились в сражение и с первым воинственным кличем, зовущим вперед, начиналось и заканчивалось управление битвой, остальное шло по накатанной колее.

Внизу, под палубой, из стрелковых ячеек ударили мелкокалиберные пулеметы, они стали целенаправленно косить отставших от основной массы наступающих, но сотни «бессмертных» поднимались и поднимались мимо них, вне зоны огня, а кто-то уже крушил предательские прожектора, и пулеметы продолжали поливать лед не видя цели. А там, внизу, в отсеках, длилась и длилась резня, смерть собирала богатый, спелый урожай. Невооруженные для ближнего боя техники пытались обороняться тем, что под руку попадется – все было тщетно, с распоротыми животами они оставались валяться в коридорах и через них шагали свежие ряды королевских гвардейцев. Моряки, несущие наверх иглометы по десять штук зараз, гибли, не успев выстрелить, а парганы умели пользоваться и стрелковым оружием, они брали его из еще теплых отсеченных рук и пускали в дело. Кое-где возникали очаги согласованного сопротивления. «Бессмертные» не везде лезли на рожон: добычи хватало. Корабль имел бесчисленное количество помещений и отсеки дающие отпор обходились по другим уровням, да и не много их было. Почти сразу, после проникновения врагов внутрь, линкор перестал представлять собой цельную боевую единицу, мало того, что отряды парганов появились сразу в нескольких местах, они еще резали все кабели и провода попадающиеся на пути, то есть оставляли корабль без средств коммуникации.