Наследник Залевский Сергей

Глава 1

Краснодар, апрель 1998 г.,

поздний вечер.

В Москве еще таяли апрельские снега и медленно, с ленцой, высыхали лужи, а здесь, в Краснодаре, деревья уже окутывал флер сочной весенней листвы, воздух был ароматным и свежим, и по ночам сияли в безоблачных небесах огромные яркие звезды. Ласковый город Краснодар, теплый, щедрый, почти родина, хоть и родился не здесь… Ну и что с того? Родина – земля, где живут отец и мать, где жили, сражались и умирали поколения предков, и где – если повезет! – сам упокоишься со временем. Лет, скажем, через пятьдесят.

Каргин усмехнулся и задернул штору на окне в отцовском кабинетике. Чертог этот был небогатым и тесным: слева – письменный стол и кресло, справа – тахта под афганским ковром и полки с книгами. Еще – фотографии в рамках: свадебная, без малого сорокалетней давности, а за ней другие, с различных мест службы, отличавшиеся, главным образом, задним планом и количеством звездочек на отцовских погонах. Горы, степи, пустыни, тайга… Майор Каргин, подполковник Каргин, полковник, генерал… От снимка к снимку лицо отца старело, западали щеки, ссыхались губы, морщины бороздили кожу, но выражение не изменялось: сосредоточенное, грозное, как у готового к битве орла. На последней фотографии он был в штатском, но пиджак сидел на нем точно генеральский мундир – ни складок, ни заломов.

– Не одежда человека красит, а человек – одежду, – пробормотал Каргин, сел в кресло и перевел взгляд на тахту.

Там, под красно-черным афганским ковром с висевшей посередине родовой казацкой шашкой, спала миссис Алекс Керк, в девичестве – Кэтрин Барбара Финли. Ласточка… Густые ресницы как тени на смуглых щеках, розовые губы приоткрыты, каштановые волосы рассыпались по подушке, одеяло сползло с точеных плеч… Посмотришь, и не скажешь, что взял супругу в Калифорнии – скорее, в местной станице нашлась, там, где все девчонки смуглы и гибки, белозубы и кареглазы. Отец это тоже заметил. Доволен! А уж мать…

Щемящая нежность вдруг затопила сердце Каргина; он зажмурился, стиснул руки и медленно, глубоко вздохнул. В свои тридцать четыре года он начинал приобщаться к простой истине, к тому, что познали тысячи, миллионы мужчин до него: есть девушки, с которыми гуляешь и флиртуешь, целуешься в темном подъезде, даришь обещания – и есть жена. Большая разница, черт побери! Такая же, как между столовым ножиком и шашкой, что переходит в семье от деда к отцу и от отца к сыну…

Он собирался порассуждать на эти темы, но тут чуть слышно скрипнула дверь, и неяркий свет, просочившийся из прихожей, обрисовал фигуру матери. Она поманила Каргина рукой. Поднявшись, он вышел.

– Пусть девочка поспит… Утомилась после перелета… Нынче в Ставрополь съездить или в Ростов – мучение, а уж из Москвы добраться… – шептала мать, подталкивая Каргина мимо кабинета, спальни и столовой к кухне.

Кухонька в родительской квартире была маленькой и казалась еще меньше из-за отца – Каргин-старший отличался завидным ростом и шириною плеч. Сидел он на своем привычном месте, на табурете в углу перед столом, где плескалось вино в хрустальном графине и трех хрустальных же стаканчиках. Вино было не покупным – отец сам ставил по осени из мускатного винограда.

– Садись, Алешенька, сынок, – голос матери звучал певуче и слышались в нем счастливые слезы. – Садись, родной мой… Раз Катюшка уснула, так пусть поспит, а мы выпьем… выпьем за вас, чтоб жили долго и счастливо, в любви и согласии… и чтобы нас не забывали и внуками скорей порадовали…

Отец хмыкнул и подвинул Каргину стакан.

– Какие внуки, мать? Они четыре месяца как женаты!

– Ничего ты не понимаешь, генерал! Четыре месяца женаты, а знакомы скоро год! В наше время у молодых все быстро, все стремительно, за год могут тройню родить – это я тебе как врач говорю. Ну, не родить, так находиться в приятном ожидании…

Мать с надеждой поглядела на Каргина, но тот, улыбнувшись, покачал головой и чмокнул ее в щеку.

– Нет, мама, еще нет. Но мы не прекращаем усилий!

Отец расхохотался, мать зашикала на него, оглядываясь на дверь, потом тонко прозвенели хрустальные стаканчики. Вино было густым и сладким, как воспоминания детства.

– Торопливая у нас матушка, – отец насмешливо прищурился. – Это, думаю, от ирландской крови… Импульсивный народ эти ирландцы, горячий, особенно женщины. А я-то всю жизнь удивлялся, откуда в ней такая страсть! По паспорту ведь москвичка, а они холодные, как рыбы, и мужики не лучше. Знала бабка Тоня, кого выбирать!

Антонина, покойная бабка Каргина по матери, в войну трудилась в Москве переводчицей в американском посольстве и повстречала там Патрика Халлорана, американца ирландского происхождения. Был Халлоран тогда красив, обаятелен, молод и, вероятно, ничем не походил на ту персону, которой сделался со временем, на старого волка-миллиардера, владыку оружейной империи, безжалостного, как оголодавшая акула. Той встрече мать Каргина, а значит, и сам Каргин, были обязаны явлением на божий свет, но оба они с этой идеей как-то еще не сжились. Как и с тем, что самый близкий их родич, отец и дед, не рядовая личность, а человек могущественный, один из тайных правителей мира, и они – его бесспорные наследники. Наследником, собственно, был Каргин, но сути это не меняло.

При упоминании о бабке Тоне мать зарделась. Отец обнял ее, поцеловал светлую прядь, что падала на ухо, буркнул: «Миллионерша ты моя ирландская!» – и, плеснув вина в стаканчики, произнес:

– Ну, давайте за Патрика выпьем. Как-никак, а твой батька и Алексею – дед. Опять же невестку нам подыскал, красавицу и умницу… Может, Алексей без него еще бы лет десять не женился… Так что в нынешней диспозиции мы ему обязаны. И даже очень!

Они чокнулись и выпили. Потом мать робко спросила:

– Какой он, Алешенька? Старый, наверное, одинокий? Больной? Живет-то он как?

Прошлым летом Халлорану стукнуло семьдесят пять, но больным и старым он отнюдь не выглядел. Совсем наоборот: клыки стальные, хватка железная… Жил он на острове Иннисфри, откупленном у перуанского правительства на целый век и превращенном в крепость, и суетились при нем две с половиной сотни охранников да помощников, слуг да прислужников. Хорошо жил, как подобает миллиардеру: роскошная вилла, чудный парк, яхта, райский климат и блиндажи с ракетами и пулеметами – для безопасности и спокойствия. Об этом, как и о своей службе в качестве телохранителя, Каргин родителям уже рассказывал. Правда, по телефону.

Телефон телефоном, а живой рассказ доходчивей. Он повторил все снова, а мать слушала, кивала и вытирала слезинки. Все-таки отец, родная кровинка, хоть и ирландская…

Говорил Каргин о том, как, после службы в Иностранном Легионе, завербовался в «Халлоран Арминг Корпорейшн», как прилетел в Калифорнию, в Халлоран-таун под Сан-Франциско, где находилась штаб-квартира ХАК, как повстречался с Кэти и как расстался с ней, отправившись служить на Иннисфри, еще не зная, зачем его, российского офицера и бывшего спецназовца, нашли в Москве и предложили выгодный контракт. Рассказывал про остров и старого Халлорана (назвать его дедом язык не поворачивался), про вечно голубые небеса и бирюзовый океан, про сейбы, пальмы и мангровые заросли в древнем вулканическом кратере, про поселок у бухты и дворец на горном склоне, в котором, с полусотней прислуги, обитал старик. И о том, как захватили остров бандиты, нанятые врагами Халлорана, тоже рассказал: как перебили людей, сожгли поселок, и как он сам, с группой спасшихся по счастливой случайности, скрывался в кратере и бился с налетчиками до последнего. Не слишком, надо признаться, удачно: нашли бандиты Боба Паркера, племянника Халлорана, и пристрелили, а заодно и прочих, Тейта, Слейтера, Араду и Томо Тэрумото, так что живыми остались сам Каргин и Нэнси Паркер, что Бобу приходится сестрой, а матери – кузиной. Хорошая девушка, рыжая, красивая, только много пьет…

В этом месте мать прослезилась, горюя о заокеанской родне, и Каргин, чтобы ее утешить, поведал, что старый Халлоран бандитам не достался – отсиделся в секретном убежище с верным слугой Альфом Спайдером и нынче жив-здоров. Новый остров приобрел, в Тихом океане, а где в точности, никто не знает, кроме самых доверенных лиц. Приятный остров, ничем не хуже Иннисфри, и укреплен как цитадель американского президента.

Во всех этих историях, весьма занимательных и соответствующих официальной версии событий, правды было ровно половина. Об остальном приходилось молчать – о том, что бандитов (а точнее – профессиональных убийц-коммандос) наняли по приказу Халлорана, и что старик заказал им всех своих родичей, и Бобби Паркера, и Нэнси, и даже Хью Араду, который, надо думать, приходился сыном старику. Заказал и уничтожил, чтобы избавиться от лишних претендентов, от тех, кто недостоин возглавить ХАК, и заодно проверить нового наследника, Алекса Керка, внука давно почившей бабки Тони. На что годится этот Керк, с крепкой ли хваткой парень и не боится ли кровушку пустить при случае… Расскажешь об этом матери – ужаснется, расскажешь отцу – плюнет, разотрет и молвит со всей солдатской прямотой: нужен нам этакий родич как прохудившаяся портянка.

И потому Каргин молчал об этих деликатных обстоятельствах. И о том молчал, как пренебрег наследством и, похитив вертолет, направился туда, куда горючего хватило – в Сан-Кристобаль, на Галапагосские острова, где поджидала его Кэти. А из Сан-Кристобаля, вместе с ласточкой – в Эквадор, потом в Колумбию, в портовый город Картахена, откуда можно было уплыть с контрабандистами на Кубу. Но смыться им не удалось – нашел их в Картахене Мэлори, шеф безопасности ХАК и халлоранов ближайший сподвижник. Торговались долго и свирепо, пока не пришла Каргину счастливая мысль, как наследством распорядиться, чтобы и старик был доволен, и польза имелась. Говоря иначе, чтобы волк был сыт, а овцы, хоть пострижены, но целы – ну, хотя бы относительно.

– Ты там бывал, на этом новом острове? – с беспокойством поинтересовалась мать. – Все ли там у деда ладно, удобно ли ему? Как его устроили на новом месте и что там с ним за люди? Человек он старый, ему особый уход нужен…

– Врачи у него есть, самые лучшие, – пояснил Каргин. – Он вообще на здоровье пока не жалуется, километр пробежит не запыхавшись. Крепкий старик, такой и в девяносто будет как огурчик. А остров… говорили, красивый остров, живописный, с лагуной, пальмами и скалами, но сам там не бывал. Хотя связь имеется, через штаб-квартиру фирмы в Калифорнии.

– По телефону?

– Ну что ты, мама… Для этого у меня специальный чемоданчик с кодами и шифрами.

– Как у президента, – с усмешкой добавил отец.

– А я, батя, и есть президент, – уточнил Каргин.

Они помолчали, потом мать осторожно спросила:

– К себе он не приглашал? На этот самый остров?

Отец хмыкнул, и мать метнула на него суровый взгляд.

– Молчи, генерал! Я не набиваюсь в гости, я о том думаю, что он одинокий и старый, и ближе родичей у него нет! Неужели помрет, родную дочь не повидав?

– Не помрет, – утешил ее Каргин. – Я же сказал: такие живут как минимум до девяноста, так что в ближайшие пятнадцать лет получишь приглашение. А пока просил фотографии, твои и отцовы, числом побольше, размером покрупнее. Такие фото, чтобы ты гляделась красавицей, а отец был в мундире, со всеми орденами и при шашке. Желательно, на коне.

– А БМП[1] не подойдет? – снова усмехнувшись, спросил отец.

Мать всполошилась.

– Фотографии! Откуда у меня фотографии? Тридцать лет по всему Союзу мотались и мыкались, по всем медвежьим углам, все растеряли, а что есть, у отца в кабинете висит! Хотя что-то осталось в старых альбомах… надо поискать и посмотреть…

– Вот иди и посмотри, – распорядился отец. – Иди, а я с сыном побеседую. О судьбоносных моментах жизни и надлежащих в этом случае маневрах, о том, о сем… Поговорим, как генерал с президентом.

Мать, озабоченно поджав губы, вышла. Отец разлил вино.

– За честь нашего казацкого рода, Алексей! И за любовь! Деньги, ордена, чины, звезды на погонах – все тлен, все проходит со временем, ты уж мне поверь, сынок… А что остается? Честь и любовь!

Они выпили. На этот раз Каргину показалось, что вино слегка горчит.

Повернув голову, он уставился в окно. Квартира родителей была в новом доме, на седьмом этаже, и разросшиеся внизу ивы не заслоняли неба. А небо тут казалось великолепным: вроде такие же звезды, те же созвездия, та же луна, что в Калифорнии, однако светят ярче и теплее. Как говорил майор Толпыго, наставник Каргина в «Стреле», на родине вороний грай мнится соловьиным пением… Потом, однако, добавлял: не обольщайся, стрелок, и глазки береги – ворон всюду ворон.

Отец пошевелился и вдруг спросил:

– Какой, говоришь, оборот у этой ХАК? У дедовой компании?

– Шесть миллиардов долларов в год, – ответил Каргин. – Одна из самых крупных в мире оружейных фирм. Все у нее под контролем, от гробов и консервов до мин и взрывчатки, от пушек до космических систем. Шесть миллиардов… Это по открытому балансу, а что касается закрытого… – Он почесал в затылке. – С черными доходами я еще не разобрался. Если с ними считать, будет раза в полтора побольше. Или в два… А может, в три.

Окинув взглядом скромную обстановку кухни, отец покачал головой и пробормотал:

– Ну и ну… бюджет приличной армии… Не было ни гроша, да вдруг алтын!

– Доллар, – уточнил Каргин. – Целая куча долларов, и все до последней бумажки кровью и порохом пропахли. Еще фунты есть, франки, лиры, марки, иены… Акции, конечно, до черта акций! Понимаешь, эта «Халлоран Арминг Корпорейшн» ничего не производит, но все контролирует. Холдинговая компания, владелец акций «Боинга», «Хаук Инжиниринг», «Кольтс Индастриз», «СТРОНа»[2] и прочих оружейных фирм.

– И все теперь твое?

– Большей частью, – со вздохом признался Каргин. – Я – официальный наследник и президент корпорации. Одних налогов столько плачу, что всем врачам и учителям, какие есть в России, хватит сотню лет кормиться.

Отец приподнял седую бровь.

– И что будешь делать, Алешка? Богатых в нашем роду не водилось, особенно охочих до неправедных богатств.

– Верно, неправедных и, вдобавок, чужих, – со вздохом согласился Каргин. – Ну уж, какие есть! Побрезгуешь, бросишь, так другие подберут, и дело обернется еще хуже. – Он коснулся шрама под глазом, насупился и с задумчивым видом промолвил: – Я, отец, вижу в этой истории только два выхода: или все-таки бросить, или сделать так, чтобы польза была. Хоть какая-то польза, клянусь Одином!

– Польза? Кому польза? – строго спросил отец.

Каргин смущенно улыбнулся – красивых слов он не любил. Ответить, однако, пришлось.

– Отчизне. Может быть, еще кому-то, но первым делом – отчизне.

Отец хмыкнул.

– В Соросы метишь, сынок? Хочешь фонд благотворительный открыть, гранты раздавать нищим врачам с учителями? Только надо ли? Может, хватит с нас одного спонсора-благодетеля?

Каргин замотал головой.

– Никаких грантов и никаких подачек! Я другое придумал: откупить лицензии на российское оружие, на те системы, что производят нелегально за границей. Это вроде бы долги – долги различных стран России, которые она не в состоянии взыскать, а запретить производство тоже не может. Нет для этого ни сил, ни средств! Ну, а ХАК – другое дело… Если ХАК станет полномочным представителем по спорным проблемам, споры быстро разрешатся. С ХАК не потягаешься, те еще волки!

Стараясь справиться с волнением, он начал излагать отцу свой план. Речь шла о лицензиях, дарованных бывшим союзникам в Европе, Африке и Азии, срок которых давно истек, а также о чистом пиратстве, о выпуске российских разработок без всяких лицензий, по образцам, разобранным до винтика, либо по краденой или нелегально купленной документации. Со всевозможными системами оружия, что расползлись из России как тараканы с раскаленной печки, творился в мире беспредел: Болгария с Чехией выпускали пистолеты (правда, устаревших образцов), десяток стран, от Кореи до Бразилии – автоматы Калашникова, где-то трудились над боевыми вертолетами и самолетами по чертежам из российских КБ, Китай приступил к производству ракет «Сатана»,[3] а временами ситуация доходила до смешного – так, Пакистан клепал танки Т-85 по китайской лицензии. «Росвооружение» и прочие оружейные фирмы России, как частные, так и государственные, справиться с этим не могли, и дело шло к тому, что конкуренты-пираты вытеснят их с рынка по самым доходным позициям. Не исключалось, что, ощутив слабину и пользуясь продажностью чиновников, похитят что-нибудь по-настоящему серьезное, смертельный вирус или боевое ОВ[4] из нищих государственных лабораторий. Деньги в этом черном бизнесе крутились ошеломительные, и пресечь такую разновидность пиратства было куда опаснее и тяжелей, чем, к примеру, производство краденых видеофильмов.

По мысли Каргина ХАК могла бы в этом посодействовать – в рамках соглашения, передающего ей эксклюзивное право на выпуск военной российской техники за рубежом. Не всей, разумеется, а той, где возникали спорные моменты и где необходимо придавить пиратов. Давить и душить в «Халлоран Арминг Корпорейшн» умели преотлично, по юридической или финансовой линии, а если нужно, то и другими убедительными средствами. Польза была обоюдной: во-первых, пираты являлись такими же конкурентами для ХАК, как и для российских оружейников, а, во-вторых, ряд боевых систем, не самых новых, но подходящих для Индии и Африки, можно было выпускать совместно.

Данный проект и стал предметом обсуждения в Картахене – собственно, это было условие, на котором Каргин соглашался принять наследство вместе с президенством. Сомнений у Мэлори хватало и спорил он яростно – с русскими связываться не хотел (мол, ненадежные партнеры!), и операция (скажем, по усмирению Китая) казалась ему не очень реальной и уж во всяком случае не вдохновляющей. Но старый Халлоран, с которым консультировались оба спорщика, все же дал добро. Что-то он разглядел в идее Каргина, что-то такое унюхал, то ли запах несомненной выгоды, то ли шанс еще раз испытать наследника. Возможно, второе было важнее первого – родственная связь для старика значила не больше, чем прошлогодний снег, зато он желал передать корпорацию в твердые сильные руки.

Так ли, иначе, но с главным хозяином и с Мэлори договорились; теперь оставалось убедить важных чиновников в Москве и подписать контракт с «Росвооружением». На это Каргин и целый штат его помощников потратили семь месяцев, за исключением недели свадебных торжеств и посещения Парижа и Венеции. Неделя – скромный дар для новобрачной, но миссис Алекс Керк не возражала и сцен не устраивала, ибо была стопроцентной американкой. Всякая американская жена твердо знает, что у супруга на первом месте бизнес, а любовь и развлечения в лучшем случае на втором или на третьем. Точно как в песне поется: первым делом – самолеты, ну а девушки, а девушки – потом.

Теперь контракт был в полном смысле «на мази» (то есть всех, кого надо, в Москве подмазали), и Каргин урвал несколько дней, чтобы слетать к родителям и познакомить с ними Кэти. Важное дело, серьезное, но не единственное; хотелось ему поговорить с отцом и выяснить, как тот относится к его проекту. Отец, боевой генерал, владел немалым опытом и отличался здравомыслием, но, главное, был человеком чести. Редкий дар для властьимущих, кем бы они ни являлись, политиками, генералами или воротилами промышленности и финансов.

Слушая Каргина, отец задумчиво хмурил брови, потом вскочил и принялся, прихрамывая, кружить по маленькой кухне. Хромал заметно – в восемьдесят четвертом, когда он командовал в Афгане бригадой ВДВ, ему оторвало три пальца на ноге во время штурма Панджшерского ущелья.

Наконец, остановившись, он кивнул головой и вынес приговор:

– Добро! Неплохая мысль! Только команда тебе нужна надежная, из наших людей. Флаг, Алеша, пусть будет с полосками и звездами, а люди – наши. Крепкая команда!

– Команда есть, – сказал Каргин, и больше в этот вечер они о делах не говорили.

Мать, как тихая тень, проскользнула в кухню. Вид у нее был озабоченный – то ли о фотографиях размышляла, то ли высчитывала, не пора ли в скором времени появиться внуку.

– Нашла я несколько снимков, Алешенька… нашла, в пакет сложила, отправишь деду… Вы у нас с Катенькой надолго?

– Дня на три.

Мать всплеснула руками.

– Дня на три! Ты слышишь, генерал? Год не виделись, в Америке побывал, чуть не погиб, женился – и на три дня приехал! Ты что молчишь, отец? Ты почему его не вразумляешь? Ты…

– Дела у Алексея. Важные!

– Какие еще дела?

– Топ сикрет, – отрезал отец. – А мы, милая, должны безропотно нести свой крест. Думаешь, легко быть родителями миллиардера? – Он помолчал, ухмыльнулся и метнул последнюю стрелу: – Кстати, миллиардер он по твоей линии, не по моей.

Каргин покивал головой.

– Что поделаешь, мама, ехать мне надо в Москву, контракт подписывать. Потом – за рубеж, на переговоры… наверное, к чехам, в Прагу. Кэти Прагу не видела, хочу показать.

– Вот когда соберешься в Прагу, тогда и Катеньку заберешь, – решительно заявила мать. – А пока пусть у нас останется, здесь, хоть на недельку-другую. Научу ее пироги печь, беляши и рулет с картошкой… Еще разговаривать будем, быстрее по-нашему научится.

– Все главные слова она уже знает, – сказал Каргин, вставая. – Не пора ли на покой, родители?

Кивнув, мать исчезла в спальне. Отец, вслед за Каргиным, вышел в коридор – стоял, опираясь на здоровую ногу, у открытой двери ванной и глядел, как сын, сбросив рубаху, плещет воду на лицо и плечи. Вроде как любовался: ладный вышел парень, крепкий и собой не дурен! Потом вдруг промолвил:

– А ты ведь, Алешка, к ирландскому деду любовью не горишь. Или я не прав?

– Прав, батя, – ответил Каргин, вытираясь пушистым махровым полотенцем. – Не горю. Даже не тлею.

Интермедия. Ксения

Город был очень красив. Лежал он в предгорьях Копетдага, почти у самой границы, а за ней, уже в Персии, находился город-близнец с поэтичным названием Ширван. Название что-то напоминало Ксении – может, эпос «Шах-намэ» или персидские сказки о джиннах, пери и непобедимых богатырях-пахлаванах, которыми она зачитывалась в детстве. Книгу – толстую, с цветными иллюстрациями – купила мама, вырвала пять рублей из скудной своей зарплаты в детском садике, и в этой книжке, наверное, упоминался Ширван. Одну из картинок, во всяком случае, Ксения не забыла: дворец с зубчатыми стенами в окружении пальм, а чуть подальше – мечеть с минаретами в узорчатых изразцах, верблюжий караван и черноусые всадники.

Здесь тоже были дворцы, мечети и верблюды. Еще – степь и горы, виноградники и сады, яблоневые, грушевые, сливовые. Еще – шоссе, тянувшееся к морю, и все приметы цивилизации: отели, кабаки, автозаправки, богатые шопы и бутики, банки, аэропорт, три вокзала, а сверх того – восточные базары, каких не только в Смоленске, но и в Москве не увидишь. Красивый город, богатый, фруктовый, теплый… Плохо одно – черноусых много. Черноусых Ксения ненавидела. Впрочем, бородатых и бритых тоже.

Керим, к примеру, брился и усов не носил, но все равно был поганцем. Гадиной, змеюкой подколодной! А в первый раз когда увидела, подумала: красивый… Джигит, как здесь говорят. Высокий, стройный, волосы – как черный шелк, кожа гладкая, нос с горбинкой, глаза сверкают… Может, и красивый, а все равно поганец и сволочь! Три дела на уме: деньги, выпивка и бабы! Деньги и выпивка – чтобы заморские, а баб предпочитает посветлей и постройней, и чтобы угождали, ни в чем не отказывали… А после работы как угодишь? Бывает, ноги дрожат и синяки по телу, а он недоволен – мало принесла и легла не так… Гад! Проткнуть бы ножом, да только после куда денешься? Ни паспорта, ни денег…

Ритка, что из Брянска, говорила: убегу! Видит бог, убегу! Наши на границе стоят, ублюдков этих охраняют, близко совсем, сорок километров, а там – русские солдатики, Коли, Пети да Ванюши… Так это по прямой – сорок, а по горам, камням и ущельям – целых сто! Ну, убежала, в чем стояла – в платье шелковом, чулках да туфельках на шпильке… потом труп из арыка выловили…

Жалко Ритку, а себя и того жальче! И страшно… Мамочка милая, как страшно и погано!

Зачем из Смоленска уехала? Ну зачем?..

Глава 2

Москва, конец апреля

Команда, о которой Каргин говорил отцу, в самом деле у него имелась. Крепкая надежная команда, готовая на все и численностью, говоря армейским языком, без малого до батальона. В девяносто четвертом, зимой, перед тем, как отправиться в жаркую Африку, в роту «гепардов», встречался Каргин в Москве со своим приятелем и сослуживцем Владом Перфильевым. Перфильев, капитан в отставке, уволившись из «Стрелы», не пошел телохранителем к банкиру или вышибалой в казино, даже в милицию или в ОМОН не пошел, а обзавелся собственным бизнесом, открыв ЧОП «Варяг»[5] Не только бизнесом обзавелся и клиентуру привлек, но и людей достойных перетянул к себе, «стрелков»-спецназовцев, болтавшихся без денег и без дела после расформирования «Стрелы». Первым, конечно, Прошку, Костю Прохорова, дружка своего, потом молодых лейтенантов Черного с Мазиным, Кириллова и Эльбекяна, а за офицерами потянулись прапорщики и старшины, пара десятков или даже побольше. Тогда, четыре года назад, Перфильев и Каргина к себе сватал, да не состоялось сватовство – контракт с Легионом был уже подписан.

Этой зимой они снова встретились. Каргин приехал в Москву с целым штатом юристов и экспертов ХАК, а что до Перфильева, так он никуда не уезжал из первопрестольной, разве лишь на отдых в Испанию, Турцию либо Грецию. Мог себе и подороже места позволить – бизнес его процветал, – но Настя, супруга Влада, воспитанная в строгих понятиях офицерской жены, имела собственное мнение о том, где хорошо и дешево. Перфильев определил ее к себе главбухом, точно зная, что у его Настехи рубль между пальцев не проскочит.

Теперь под рукой у Влада ходили почти пятьсот бойцов, имел он знакомых в крупных фирмах, в мэрии, в органах, в Думе и администрации президента и оказывал обществу самые разнообразные услуги. Были среди них серьезные – скажем, розыск похищенных, переговоры о выкупе и внесение платежных средств, желательно дубинкой и свинцом, а не валютой и не золотом – но так, чтобы с клиента волос не упал. Была рядовая тягомотина, охрана модных кабаков и бутиков, а также офисов и всяких личностей, что заседают в этих офисах, либо персон поважней и покруче, в депутатском статусе. Были совсем смешные поручения, эскортные – на тот предмет, если клиенту нужно пыль в глаза пустить и заявиться в ресторан или, положим, на премьеру МХАТа в компании парней не ниже метра девяноста. Для этого Влад держал особую команду из бывших хоккеистов и баскетболистов и за «услуги престижа» драл по двойному тарифу. В политику Перфильев не мешался, а с «братками» из тамбовских, казанских, солнцевских и прочих мафиозных кланов находился в сложных отношениях: не мир, не перемирие и не война, а как на афганской границе – кто на жареном попался, тот и виноват, а не попался, так и ладно. Впрочем, связываться с «варягами» побаивались – Мазин и Черный, возглавлявшие ССБ,[6] были парнями тертыми и крутыми.

Кроме надежного контингента и многочисленных полезных связей имелись у Перфильева главная контора в Столешниковом переулке за ювелирным магазином, шесть отделений в районах столицы, загородная база для тренировки сотрудников и отдыха их семей, приличный автопарк и даже арсенал с оформленными в законном порядке пистолетами, дубинками и газовым оружием. Ну, а что оформлено не было, хранилось в обширном подвале под главной конторой, и этот склад чудесным образом отсутствовал на самых подробных планах жилищного ведомства – или, возможно, числился в них затопленным, сгоревшим и заваленным еще во времена ашхабадского землетрясения. Словом, Перфильев владел готовой структурой, обширной и весьма разветвленной, использовать которую было столь же полезно, сколь и выгодно. Это с одной стороны, а с другой при первой же встрече с ним выяснилось, что Влад отчаянно скучает.

К спокойной жизни он был не приспособлен, как и сам Каргин, как и любой спецназовец высшей квалификации. Конечно, охранять кафешки и лавки с дамским бельем работа непыльная и выгодная, а еще прибыльней заботиться об олигархах и депутатском корпусе, но выгода и прибыль заманчивы, когда их нет – а, появившись однажды, воспринимаются как нечто естественное и вполне обыденное. Ну, и что потом? Тут, в зависимости от темперамента и жизненного опыта, есть всякие варианты: один видит поэзию в приобретении богатств и расширении бизнеса, другой блаженствует в сытой нирване и тискает девочек в саунах, а третий впадает в столбняк и тоску. Стеречь шалманы, офисы и разжиревших депутатов? Не слишком почетное занятие для тех, кто воевал в Ираке и Вьетнаме, Эфиопии и Боснии, Афгане и Никарагуа. Москва, конечно, город большой, и много в ней темных делишек и дел, но мира она не заменит – ни гор, ни джунглей, ни тайги, ни прочих мест, где можно послужить отечеству со славой. А послужить Перфильеву хотелось – да и не ему одному.

На этом они и сошлись, команда Перфильева с Каргиным. Все они являлись клюквой с одного болота, не африканского и не американского, а сугубо российского, и потому договорились быстро. В сущности ЧОП «Варяг» и «Халлоран Арминг Корпорейшн» были для них интересны не как источники доходов и прибылей, а лишь как средство для достижения определенной цели, которая у многих россиян, в отличие от обитателей Запада и Востока, не связана с богатством, почестями, властью или спокойным размеренным бытием в системе нерушимого миропорядка. Это, скорее, иррациональная тяга к справедливости, мечта явить свою удаль и самоутвердиться через достойное важное дело, та неистребимая российская ментальность, которая творила на протяжении веков империю – и рушила ее в бунтах, мятежах и революциях.

Ментальность ментальностью, но о практических вопросах тоже забывать не стоило, и в январе союз между «Варягом» и Большим Заокеанским Братом был юридически оформлен. ЧОП превратилось в совместное предприятие, охранную структуру российского филиала «Халлоран Арминг Корпорейшн», вывеску в Столешниковом сменили, фасад отремонтировали и по этому случаю устроили кутеж – такой, что три юриста и пять экспертов, приехавших с Каргиным, неделю мучились мигренью. Однако Генри Флинт, шестой эксперт, пивший на равных с Перфильевым, Мазиным и Черным, головными болями не маялся, ибо до трудоустройства в ХАК служил в морской пехоте. Возможно по этой причине или в силу могучей негритянской конституции к спиртному он оказался вынослив – что, безусловно, роднило его со славянами. Этот Флинт, сотрудник административного отдела,[7] был приставлен к Каргину в качестве офицера связи и советника по экстремальным ситуациям и, очевидно, являлся глазом и ухом Шона Мэлори.

Зиму и начало весны Каргин провел, курсируя между Москвой и Сан-Франциско, совещаясь с руководством ХАК и торпедируя кабинеты московских чиновников, предпринимателей и генералов. В последнем помощь Перфильева была неоценимой – он точно знал, каким количеством взрывчатки с изображениями американских президентов нужно начинить торпеду и под какую дверь подкладывать. Сложность проблемы заключалась в том, что политическое сближение России с Западом и теплая дружба ее президента с заокеанским коллегой вовсе не означали каких-то серьезных подвижек в финансовой, промышленной или военной сферах. Контакты в области финансов сводились к просьбам о кредитах, в части производства – к созданию фирм по упаковке ножек Буша в русский полиэтилен, а что касается военных дел, то ястребы с той и другой стороны хоть клювов уже не разевали, но когти точили по-прежнему. В такой туманной ситуации идея о сотрудничестве военно-промышленного комплекса с американской оружейной фирмой казалась дичью, нонсенсом или тонко задуманной диверсией ЦРУ, призванной угробить остатки российской оборонной мощи. Мощь, однако, иссякала сама собой, комплекс разваливался с пугающей скоростью, пираты-конкуренты теснили на всех традиционных рынках, от Египта до Монголии, а торпеды с зеленым содержимым взрывались регулярно и в нужных кабинетах, так что проблема со скрежетом и скрипом все-таки сдвинулась с места и миновала за месяц Госкомиссию по военно-техническому сотрудничеству. Затем контракт между «Росвооружением» и ХАК, ввиду его особой важности, обсудили и завизировали в «Росавиакосмосе» и концерне средств ПВО, после чего он прошел парламентскую экспертизу и был одобрен всеми фракциями кроме яблочников и коммунистов. Яблочники, как обычно, воздержались, а левые, по идейным соображениям, были против контактов с акулами капитализма. Но так ли, иначе, «добро» обеих ветвей власти было получено, и договор подписан с российской стороны – двумя министрами и руководством «Росвооружения».

Случилось это в середине апреля, когда Каргин, оставив Кэти у родителей, вернулся в Москву. К этому времени Марвин Бридж, его юридический советник, закончил все последние формальности: размножил документ, заверил копии печатями, а оригинал отправил в Калифорнию, в сейфы штаб-квартиры корпорации. Договор был краток – две страницы текста, тщательно отработанного юристами ХАК и «Росвооружения», но к нему прилагался обширный список военной техники и боевых систем, которыми «Халлоран Арминг Корпорейшн» надлежало заняться в первую очередь. И под номером один в этом списке значилось: изделие «Кос-4», разработка КБ-35, Челябинск, производственная база – оборонный завод имени «XXII партсъезда», Ата-Армут, Туран.

– К арабам Саркиса Эльбекяна пошлем, – хрипло произнес Перфильев. – Бывал он у арабов, хоть не в Сахаре, а в Ираке, так что язык и обычаи знает. Опять же внешность подходящая: смуглый, нос с горбинкой, волос черный и глаз огненный. Чалму напялит, от правоверного не отличишь.

– Думаешь, внешность к доверию располагает? – усомнился Каргин.

– Еще бы! Свой человек, восточный! – проклекотал Перфильев. Горло было у него задето в девяносто втором, в период боснийской операции, и временами он хрипел и свистел как древний паровоз, изнемогающий под непосильной тяжестью состава. Но в остальном на здоровье не жаловался.

– Нужно делегацию посылать, – сказал Каргин. – Во всех случаях необходима делегация: два-три полномочных лица от ХАК, секретари, юристы, переводчики… ну, представитель от «Росвооружения», если пожелают. И чтобы все солидно, Влад: номера в лучших отелях, рота секьюрити и черный кадиллак к подъезду. Чтобы понимали, кто к ним пожаловал и зачем!

Перфильев стиснул и разжал кулаки. Был он невысок, но крепок; кисти большие, мощные, под стать могучим плечам и торсу. По его широкой скуластой физиономии бродила хитроватая усмешка.

– Кто и зачем! – повторил он. – Главное, зачем! Это их, Леха, не обрадует! Мины нынче в цене, и сеют их как редиску, от Тихого океана до Атлантики.

– Поля дьявола… – пробормотал Каргин, относившийся к минам с большой неприязнью – дружок его Юра Мельниченко подорвался на мине в Карабахе. – Делать дешевые мины по краденой технологии – безнравственно, – заявил он. – Аллах такого не простит! Мина должна быть дорогой, вдвое дороже, чем операция по разминированию.

– Вот Эльбекян пусть им и объясняет. А с ним пошлем парочку экспертов и этого юриста, белобрысого… как его, хрр?.. Венька Тукер?..

– Винс Такер, – поправил Каргин. – Заметано, пошлем Саркиса с Винсом! Продукцию объявим контрафактной… мм… ну, с сентября этого года. Они ведь через Сахару Центральную Африку снабжают, так? Дороги можно перекрыть силами Иностранного Легиона… недешево обойдется, но мой карман не лопнет.

– Это хорошо, что у тебя такой карман. Давай-ка, Лешка, по этому поводу…

Влад поднялся, подошел к шкафчику, извлек широкие стаканы и бутылку армянского коньяка, налил себе на три пальца, Каргину – на один. Знал, что тот крепкое не жалует.

Коньяк, однако, был хорош. Наслаждаясь его ароматом, Каргин посматривал в окно и вспоминал, как заявился под вечер точно с таким же напитком к Кэти, в первый же день знакомства, в Халлоран-тауне. Соблазнял по-всякому, Киплинга ей читал, про Париж рассказывал… кажется, шампанское тоже было… Ну как девушке-ласточке устоять?.. Не устояла, к счастью…

Он мечтательно улыбнулся, подумав, что мама, должно быть, сейчас обучает ласточку печь картофельный рулет. Или, например, пирог с капустой… Полезное дело! Лучше, чем заниматься проблемой противопехотных мин, коими пол-Африки засеяно…

За окном чуть потемнело – первый намек на сумерки. Там простирался двор, небольшой, вытянутый, зажатый между старинным зданием, выходившим в Столешников переулок, и трехэтажным флигелем, арендованным ЧОП «Варяг», а ныне откупленным со всеми потрохами у столичной мэрии. В переулок вела высокая арка, перекрытая решетками, с первым постом охраны; второй пост, секретный, находился левее, в одной из припаркованных в дворике машин. На первом этаже флигелька, где они, собственно, сейчас сидели, располагалось представительство ХАК, бывшая варяжкая контора, ниже – подвальный арсенал, а выше – несколько квартир для самых доверенных сотрудников. Все они тут жили, Перфильев с женой и дочерью Танюшей, и Костя Прохоров с родителями, и Глеб Кириллов, и остальные, ибо, по мысли предусмотрительного Влада, охранное агенство должно первым делом охранять свои семьи. Беречь надежно, чтоб ни менты не сунулись, ни бритоголовая шпана! Каргин был с этим согласен, и потому над флигелем надстраивался четвертый этаж, его новая московская квартира.

– К китайцам кого думаешь отправить? – спросил Перфильев, неторопливо прихлебывая коньяк. – Не воевали мы с китайцами, ни в Пекине, ни в Шанхае не были, и спецов по Китаю у нас нет, не говоря уж о внешних данных. Разве вот только Саша Мазин – дед у него из бурятов, и глаза чуть косые, особенно после пятого стакана… Может, его и пошлем?

Каргин покачал головой.

– В Китай пока что никого. С ним разбираться надо осторожней.

– Как никого? Китай в приложении к контракту под третьим номером идет, после «косилок» и арабских мин… Они ведь, заразы, весь мир «калашами» завалили, а за базар не отвечают!

Взяв со стола листок с претензиями к юго-восточному соседу, Каргин пробежал его глазами и скривился. Были тут и «калаши», и гранаты, и пулеметы с минометами, бронетехника, гаубицы и полевые пушки, ракеты, снаряды и патроны… Много чего было! Длинный список, как река Янцзы… Однако не та держава Китай, чтобы буром на нее переть. Уже три месяца, как в отделе стратегических исследований ХАК разрабатывались обходные маневры, коварные планы и хитрые подставы, и чем дальше там мудрили, тем становилось ясней: прямым давлением, угрозами, диверсиями или намеками на благородные поучения Конфуция делу не поможешь. Реальный выход заключался в том, чтобы скомпрометировать китайскую продукцию – скажем, чтобы гранаты взрывались до того, как выдернут чеку, или не взрывались вовсе. На этом пути, невзирая на всю его кажущуюся фантастичность, имелся определенный прогресс.

– В Китай мы никого не пошлем, – твердо промолвил Каргин и добавил: – Пока. А пошлем мы Глеба Кириллова в Бразилию. Он ведь испанский с португальским знает, на Кубе стажировался и вообще парень с головой. Хуан Кастелло с ним поедет, эксперт по снабжению и интендантской службе. Пусть разберутся с бразильским стрелковым оружием, слизанным с «калашникова».

– Пусть, – согласился Перфильев. – А интендант Кириллову зачем? Хуян этот самый?

– Он не простой интендант, а специалист по консервированию фруктов, мяса, овощей. Переговоры проведет с бразильцами, пообещает: если экспорт оружия прекратится, ХАК разместит у них ряд производств пищевой промышленности – тысяч на пятьдесят рабочих мест. А ежели не прекратится, тоже разместит, но в Аргентине.

Перфильев допил коньяк и восхищенно закатил глаза.

– Мудро! Большая, хрен ее, торговая политика! Ты где этому научился, Леха? У кого? Ведь не у нашего Толпыго, а?

– Ты, Влад, майора не трожь. Он человек великой мудрости, но в иных, не связанных с торговлей сферах, – строго заметил Каргин. – А научился я у одного старичка. Крутой старик, зубастый – если прямой наводкой не достанет, грохнет по высокой траектории. Как батальонный миномет!

– Хотел бы я его послушать, – с уважением сказал Перфильев, вдруг превратившись из капитана спецназа в предпринимателя. – Чему он тебя еще учил, этот старикан?

Прикрыв глаза, Каргин процитировал:

– Вот персы и арабы… У арабов – танки. Продай персам орудия и управляемые снаряды и жди, пока арабы не лишатся танков. Тогда продай им вертолеты и снова жди. Жди, пока персам не понадобятся стингеры. Продай их. По самой высокой цене. Когда задет престиж, денег не считают!

– Да это же просто песня! – воскликнул Перфильев и, внезапно развеселившись, захрипел и засвистел, отбивая такт кулаком: – Вот персы и арабы, как две шальные бабы… У арабов танки, и в каждом – русский Ванька… Персам ты продай снаряд, чтоб отправить Ваньку в ад… Помело продай арабам и стратега из генштаба… – Он закашлялся, плеснул себе коньяка и протянул бутылку Каргину. – Хочешь?

– Нет. Начну, как ты, песни играть, а у нас все же совещание.

– А что такое совещание? Законный повод промочить пересохшую глотку, – мудро заметил Влад и поинтересовался: – Сам-то куда лыжи навострил? Не к персам? Или, может, в Индию?

– В Прагу. Встречусь там с чехами и болгарами, а заодно с милой погуляю. Она у меня без свадебного путешествия осталась. Нехорошо!

– Нехорошо, – согласился Перфильев. – А в Индию свозить ее не лучше? Экзотика, блин! Храмы, йоги, тигры… На слоне супругу покатаешь.

– Если захочет слона, я ей в Праге куплю, – молвил Каргин с приятным сознанием широты своих возможностей. Прав отец, мелькнула мысль, деньги – тлен и прах, и есть у них лишь одно разумное назначение: делать подарки любимой. Такие, какие она пожелает.

– Ну, если ты в Прагу отдыхать поедешь, и остальным не грех развлечься, – сказал Перфильев. – Я не про себя, я, как договорились, тут останусь в качестве координатора, я о Прошке. Он у меня три года без отпуска, похудел уже и с лица спал. Отправить бы его в теплые края, на шашлыки и фрукты… – Влад придвинул поближе валявшиеся на столе бумаги. – Вот, гляди: в пункте первом у нас Ата-Армут в Туране, с «косилками» и горным курортом на озере Кизыл… Очень подходящее местечко! Груши, яблоки, виноград, целебные источники… Опять же туранские красавицы, а Костя у нас парень холостой – может, и отыщет себе гурию-другую… Ну, а что до переговорного процесса, так здесь я сложностей не вижу – бывшая наша республика, как-никак. Все по-русски понимают, и слышал я, что Курбанов, их туран-баша, свой в доску парень. Я ничего не путаю – кажется, он еще при Брежневе был министром иностранных дел?

– Не путаешь, – подтвердил Каргин. – И министром был, и членом Политбюро, и первым секретарем ЦК компартии республики. Свой в доску, только нынче доска кривая.

– Это как понимать?

– А так, – Каргин хлопнул ладонью по бумагам. – Ты ведь видишь: первый пункт – Туран и «Кос-4». Выходит, без нас договориться на смогли? А почему? Всего-то дел – увести машины с базы, что в Прикаспийске, в Астрахань, а завод перепрофилировать…

– Ну, про машины неизвестно, есть они или ржой рассыпались, – возразил Перфильев. – В любом случае, без автоматики эти «косилки» лом и хлам. Ездить можно, а стрелять – навряд ли.

– Однако челябинское КБ желает их забрать. Добились даже, чтобы этот вопрос поставили первым. Что-то, значит, не срослось у них с туран-башой.

– Я с Барышниковым встречался, с заместителем главного конструктора, – сказал Влад. – Он утверждает, что на уровне туран-баши переговоры не велись, не допустили их до президента. То он занят, то болен, то на выезде в Парижах и Лондонах… Ну, Прошка цепкий, словно клещ, если надо, отловит Курбанова. Кстати, Барышников хочет с ним поехать, как представитель КБ и «Росвооружения».

– Пусть едет, – кивнул Каргин. – Нельзя, однако, чтобы их воспринимали как российских переговорщиков, коим можно мозги крутить и парить, а при случае – и подкупить. Операцию проводит ХАК, американский концерн, и это каждому должно быть ясно. А потому… – Он призадумался и, после паузы, продолжил: – Потому с ними отправится мистер Генри Флинт, советник по экстремальным ситуациям. Человек опытный, к тому же черный – сразу видно, что американец.

– И пьет хорошо, – одобрительно заметил Перфильев. – Наш кадр!

«Не наш, а Мэлори, – подумал Каргин, – и лучше от него избавиться. Чтоб в Праге хвостом за мной не таскался». А вслух сказал:

– Денег им надо выдать побольше, на тот случай, если придется кого подмазывать. Восточные люди без бакшиша не работают… Ты справки наводил про Ата-Армут – имеется там какой-нибудь солидный банк?

Перфильев насмешливо прищурился.

– А как же! Первый Президентский называется.

– Что, еще и второй есть?

– Само собой. Из достоверных источников известно, что у туран-баши два племянника.

– Что-нибудь еще кроме этих двух?

– Сомневаюсь. Два банка вполне достаточно для среднеазиатской демократической республики. Если и есть какие-то другие, так наверняка жулье.

С минуту Каргин размышлял, уставившись взглядом в потолок. В Чехии, Индии, Бразилии, даже в Гренландии и арабских странах, были надежные банки, а в них – счета «Халлоран Арминг Корпорейшн». Не просто счета – вклады в десятки и сотни миллионов долларов, так что проблем с финансовым обеспечением переговорного процесса нигде не предвиделось. Нигде, кроме Турана и, возможно, Огненной Земли да гималайского княжества Мастанг.

– Счетов открывать не будем, возьмут с собой наличные, – наконец решил Каргин. – Пару чемоданов с подарками и деньгами.

– А сколько командировочных отпустишь? Тысяч пятьдесят зеленых? – полюбопытствовал Перфильев.

– Пятьдесят! Да этого на чаевые не хватит! Миллиона два или три… Я ведь сказал: лучший отель и кадиллак к подъезду! – Каргин побарабанил пальцами по столу, затем оглядел скромный кабинет, стулья с потертиой тканевой обивкой, шкафы с документами в картонных папках, громоздкий прадедовский сейф – оглядел все это и молвил: – И еще одно, Влад… Ты не обижайся, но офис для нашего представительства нужен побольше и попрестижней. С тобою кто остается их наших, Черный и Мазин? Вот поручи им, пусть присмотрят здание у Красной площади или на Садовом кольце, этажей пять-шесть, с двумя подъездами и двориком. Откупим и оборудуем резиденцию не хуже, чем в Нью-Йорке и Сан-Франциско.

Перфильев поглядел на него с непонятной жалостью, поскреб огромной пятерней в затылке, потом спросил:

– Ты, Леха, москвич или нет?

– Мать москвичка, отец – с Кубани, – удивленно откликнулся Каргин. – Сам я на Дальнем Востоке родился, под Хабаровском, в Москву в восемьдесят седьмом попал, в Школу внешней разведки, а потом – в «Стрелу»… Ну, об этом ты знаешь.

– А я москвич хрен знает в каком поколении, – с задумчивым видом произнес Перфильев. – Есть семейное предание, что род наш то ли от стрельца какого-то пошел, то ли от опричника Ивана Васильевича, Грозного царя… И вот что я тебе скажу, Лешка, скажу как старый москвич молодому: нет престижней места, чем в Столешниковом. Это высший шик, номеклатура первого разряда! Что там Красная площадь и Садовое кольцо! Хоть мавзолей откупи или там собор Василия Блаженного, а со Столешниковым не сравнить.

– Я не из новых русских, на мавзолей и собор не претендую, – сказал Каргин. – Если тебе мил Столешников, здесь и останемся, однако домик с ювелирной лавкой, что выходит в переулок, нужно нам приватизировать. Лавка пусть остается на месте, все-таки московская реликвия, а верхние этажи расселим по-хорошему, и будет там резиденция ХАК. Ты в этом направлении поработай и на компенсацию не скупись, фирма не обеднеет.

– Поработаю, – пообещал Перфильев.

Они замолчали, глядя, как за окном сгущаюся синие апрельские сумерки. Потом Каргин промолвил:

– Бумаги подписаны, печати приставлены, люди распределены, и начинается наш труд… Сдюжим ли? Справимся? Как думаешь, Влад?

– Справимся, отчего не справиться, – отозвался Перфильев. – Или мы не бойцы? Или пыль не глотали на трех континентах? Справимся!

Интермедия. Ксения

Вечер и ночь – рабочее время, гнусное, суматошное, печалиться и думать некогда, а вот утром, часов до двенадцати, а то и до двух пополудни, можно отсыпаться в тишине. Не сразу, конечно; сначала душ принять, намылить и потереть во всех местах, где лапали, куда совали… Потом в халатик влезть, перекусить, кофе выпить и посидеть на диванчике у окна, повспоминать… Хоть гад Керим, а все же квартиру снял отдельную, двухкомнатную, и это хорошо – есть куда забиться и нарыдаться всласть, оплакать свою молодость и красоту, губы свои и глаза, каждый пальчик и волосинку и все остальное, будь оно проклято…

А начиналось-то как! Как начиналось! С посулов и обещаний, а если уж вспомнить все как следует, то с объявления… Нет, не с того объявления в газете – с мечты! Танцевать мечтала… Пусть не в Большом театре, не в столичном балете, но все-таки на сцене… Могла ведь, могла! В семнадцать – второй разряд по спортивным танцам, трижды ездила в Москву, один раз – в Питер… Латиноамериканские отлично шли – румба, пасадобль, капоэра… Еще испанские танцевала, фламенко и танго…

Ну и что? Кому нужна смоленская девчонка-безотцовщина? То есть нужна, конечно – на кровати, голой, в разных позах. Если ни нарядов нет, ни денег, ни знакомств и связей, спонсора ищи, без спонсора не пробьешься. Был бы спонсор молод и хорош собой, она бы, скорей всего, не возражала, только попадались все какие-то лысые огрызки, старые да слюнявые… Ксению от них тошнило. Казалось, ляжешь с таким, век не отмоешься.

Знала бы, с кем придется лечь!

Потом – объявление это… Девушек ищут, не старше двадцати, высоких, стройных и с хорошей пластикой… В школу, с трудоустройством после окончания и пока бесплатную, даже со стипендией. Платить придется, но с первых заработков, а сейчас обучат просто так, и выбрать можно: или демонстрация одежды и белья, или съемки для рекламных роликов, или танцы. Классика, восточные и современные… Восточные танцы Ксении очень нравились.

Клюнула, поехала в Москву, а школа оказалась вовсе не там, а в южных краях, где зреют персики и виноград с инжиром. В Москве только просмотр был, отборочная комиссия и оформление документов. На ура прошла комиссию, оформилась, деньги какие-то получила, паспорт отдала… Тогда и с Керимом познакомилась, он с другими парнями-южанами паспорта собирал, как бы на визы, и девушек поил-кормил. Видный, высокий, красивый… Она ему сразу глянулась – в ресторан сводил, рассказывал про мать-отца, про дом их богатый и про, что всегда мечтал жениться на русской девушке, чтоб волосы как золото и глазки голубые… Вот глазки-то и разгорелись! В гостиницу к себе отвел и был у Ксении первым, а когда всплакнула о потерянном, утешать принялся: учиться будешь и в семье жить, моя газель, родители тебя лелеять станут, внуков им нарожаешь, маму из Смоленска выпишешь… Что ей в том Смоленске? Летом пыль, зимою холод, весной и осенью грязь, и нищета в любое время года… А у нас край богатый, изобильный, и всякая русская девушка – королева! С почтением относятся и ласково так зовут, Наташами…

Ну, вот и стала Наташей… Наташкой раздвинь коленки…

Удавиться, что ли?

Глава 3

Прага, начало мая

В Праге цвела сирень. Ее аромат, тонкий и нежный, струился с зеленеющей садами горы Петржин и плыл над Пражским Градом, Малой Страной и мутноватыми влтавскими водами. Река, закованная в гранит, бурлила и негромко рокотала, кружила унесенные половодьем ветки, билась о каменные устои мостов. Самый красивый и знаменитый из них, Карлов, был украшен потемневшими изваяниями и готическими сторожевыми башнями: две – на левом берегу, одна – на правом. От башен веяло почтенной древностью – было им шесть или семь веков, а значит, строили их в те годы, когда цивилизованный мир слыхом не слыхивал про Америку. Тем более, про Калифорнию и город Сан-Франциско.

Кэти, судя по восхищенно-почтительному выражению лица, это понимала. Ее ладошки ласкали старый камень парапета, глаза перебегали с левого берега на правый, с горы и башен собора святого Витта на черепичные кровли Старого Города. По заокеанским меркам все эти башни, дома и дворцы были невысокими, однако казались куда величественней небоскребов, напоминая не о промышленниках и банкирах, а о всевластных королях, могущественных полководцах, искусных ремесленниках и героях гуситских войн.

Не отрывая пальцев от парапета, Кэти сделала несколько шажков. Ее туфельки звонко цокали по камню, гулявший над Влтавой ветер развевал каштановые волосы.

– Керк! Чья это статуя, Керк? Вон та, где рыцарь со львом?

– Это король Брунцвик, – пояснил Каргин, обнимая гибкую талию жены. – До того, как стать владыкой королевства, он странствовал в дальних странах и подружился со львом. Еще волшебный меч нашел.

Кэти наморщила лоб.

– Не помню я о таком короле. В каком столетии он правил?

– Ни в каком, солнышко. Брунцвик личность легендарная, но говорят, – Каргин таинственно понизил голос, – что меч его на самом существует и замурован в каменной кладке моста. Когда чехам придется совсем туго, воспрянут от сна зачарованные рыцари, дремлющие под горой Бланик, и поведет их в битву сам святой Вацлав, покровитель здешних мест. На этом мосту белый конь его споткнется и выбьет копытом из мостовой волшебный меч. Поднимет его Вацлав, крикнет: «Всем врагам чешской земли головы долой!» – и так оно, милая, и случится.

Кэти остановилась и внимательно поглядела на него.

– А ты чешской земле не враг?

– Ни в коем случае, – успокоил ее Каргин. – Не воевал я в Праге и ни в одном из чешских городов, и клянусь, что воевать не буду. Если только придется братьев-славян защищать, но это сомнительно – они ведь в НАТО намылились.

Тут ему и в самом деле воевать не довелось. К счастью! В тот год, когда советские танки вступили в Прагу, Каргин еще пешком под стол ходил, а его отец тянул лямку комбата на монгольской границе. В Праге ему случалось бывать проездом, когда летал на Кубу, в Боснию или в другие места, и ни разу больше двух дней он здесь не задерживался. К тому же озабочен был предстоящим заданием и на городские красоты не любовался. А сейчас…

Сейчас было так сладко, так радостно стоять на Карловом мосту с женой, чувствовать, как аромат ее кожи смешивается с запахом сирени, обнимать ее и шептать в розовое ушко старые чешские предания. О красавице Либуше и храбром Бивое, о королях Святоплуке и Брунцвике, о лучанской войне, опатовицком кладе и кутногорских рудокопах… Миг счастья, когда есть только настоящее, и нет ни прошлого, ни будущего – ни поля под Киншасой, заваленного трупами, ни тайной войны в Сараево, ни пылающих селений Руанды, ни югославских бомбежек, ни схваток с «эскадроном смерти» на острове у берегов Перу… Равным образом нет и заботы об операциях ХАК, о людях, что разлетелись по всему земному шару от Турана до Бразилии, о минах, пушках, танках, пулеметах и тому подобной хламоте, которую сейчас и вспоминать не стоило. Здесь, рядом с Кэти, посреди прекрасной Праги, думать хотелось лишь о хорошем.

– Завтра, – услышал Каргин, – завтра мы поднимемся на эту гору, осмотрим замок и собор и будем гулять в садах. Чудные сады, не правда ли, милый?

Возвратившись к реальности, он смущенно почесал в затылке.

– Завтра, ласточка, вряд ли получится. У меня переговоры с чехами.