Новая история стран Европы и Америки XVI–XIX века. Часть 1 Коллектив авторов

§ 7. «Ньютоновская картина мира»: научная мысль и общественное сознание XVII в.

В XVII столетии процесс модернизации европейского общества носил еще достаточно противоречивый характер. Экономические и политические новации охватили в это время далеко не все страны континента, а новые социальные силы смогли укрепиться лишь в нескольких наиболее динамично развивавшихся регионах. Но именно в XVII в. произошли глубинные изменения в духовной культуре европейского общества, был совершен прорыв в распространении новых форм познания. Лейтмотивом этих изменений стала научная революция, закрепившая господство классической механики и математики, индуктивного рационализма и эмпирического опыта в качестве основы человеческого познания.

Складывание предпосылок научной революции XVII в. происходило на протяжении всего Позднего средневековья и эпохи Возрождения. Николай Кузанский и Леонардо да Винчи, Николай Коперник и Джордано Бруно сделали важнейший шаг к формированию метафизического восприятия Вселенной, представлению о механических закономерностях развития материи, утверждению духа прагматичного рационализма и взгляда на опыт как основу познания.

Переходными фигурами, завершающими эпоху гуманистических исканий и открывающими период построения фундаментальной системы научного познания, стали итальянский ученый Галилео Галилей и английский философ Френсис Бэкон. Их исследования отразили глубинные перемены в мироощущении и социальной психологии европейского общества. Перманентная изменчивость, стремительность и динамизм жизни начинали восприниматься как естественная и закономерная реальность, а не проявление хаоса. Научные изыскания утрачивают прежний бунтарский пафос. Борьба с догмами, ниспровержение схоластических представлений о божественной гармонии бытия сменяются поиском нового, столь же всеобъемлющего объяснения порядка вещей.

Галилео Галилей (1564–1642) в своих опытах и математических расчетах впервые доказал, что динамика – т. е. движение, перемещение, изменение, может рассматриваться как основа природных процессов. Таким образом, на смену органическому объяснению объективных законов природы Галилей выдвинул естественно-механистической. Этот разрыв со всей космологической, натурфилософской и религиозно-мировоззренческой традицией человечества был уникальным европейским феноменом. Философия Нового времени начинала развиваться на основе комплекса естественно-научных категорий и методов. Тем самым, вся система представлений о природе и обществе, базовые мировоззренческие координаты европейского сознания утрачивали прежнюю связь с эзотерическими представлениями о глубинном таинстве мироздания и иррациональной сущности человеческой души.

Уже Галилей заявлял о природе, как «книге, написанной на языке математики», и обществе, представляющем собой физический континуум. Основой представления о материи становятся понятия атома, как неделимого «бесконечно малого», и абсолютного максимума – как «бесконечно большого», единого и целостного в своей бесконечности. Закреплялась мысль о том, что любая конечная величина (предмет, явление или процесс) может быть рассмотрена как сочетание определенного количества атомов и, одновременно, как проявление некоего абсолютного принципа, метафизической бесконечности, чья сущность определяется лишь конфигурацией и взаимодействием составных частиц.

Исходя из своей атомической теории, Галилей предлагал использовать для познания «резолютивный» (аналитический) метод, расчленяющий исследуемое явление на наиболее простые составные элементы, и «композитивный» (синтетический) метод, гипотетически выводящий из анализа элемента тот общий принцип или закон, который обеспечивает исследуемому явлению его целостность и качества. Подобный механический принцип построения картины мира мог быть легко распространен и на анализ общества, восприятие человеческих отношений, определение новых художественных и эстетических канонов.

Ключевую роль в утверждении идеи систематизации научных знаний сыграл Фрэнсис Бэкон (1561–1626). Он призывал к «великому восстановлению наук», т. е. приведению научного знания в соответствие с изменившимися условиями человеческого бытия и расширившимися границами представлений о мире. Бэкону принадлежит один из самых известных в истории афоризмов: «Знание – это сила». Но само представление Бэкона о науке было достаточно своеобразным. Он считал, что научными являются все упорядоченные формы человеческого восприятия и отражения действительности.

Классификация наук, предложенная Бэконом, основывалась на различии трех начал человеческой души – памяти, фантазии и разума. Поэтому тремя основными отраслями научного знания Бэкон называл историю, поэзию и философию. Под историей он понимал описание фактов и событий, причем как общественных, так и природных. Поэзией Бэкон называл отражение действительности сквозь призму человеческого воображения и эмоций. Философия, по Бэкону, призвана изучать теологические, метафизические и антропологические проблемы. Единство же исторического, поэтического и философского познания Бэкон усматривал в конечной общности их задач – познании предметов и явлений через анализ их формы, т. е. структуры и порядка составляющих их мельчайших частиц, и на основании этого – открытии формы самой природы, т. е. законов, обуславливающих ее свойства и источники развития.

Таким образом, механистический и атомический взгляд на мироздание подводил Бэкона к идее единства научных и художественных форм восприятия действительности. Универсальный метод познания («истолкования Природы»), предложенный Бэконом, основывался на индукции – постепенном и последовательном построении общих умозаключений на основе единичных наблюдений, «выведении аксиом из ощущений и частностей». Решающую роль в отборе фактов, служащих для аналитического обобщения, Бэкон отводил экспериментальному опыту. В отличие от пассивного наблюдения, эксперимент, в его понимании, предполагал активное вмешательство в рассматриваемый процесс, устранение незначимых условий и частностей. Идеал экспериментального познания позволял Бэкону говорить о науке как основе всей деятельности человека.

Тесная взаимосвязь методологических и этических взглядов Бэкона, его стремление к сочетанию научных и художественных форм познания действительности блестяще проявились в сочинении «Новая Атлантида» (1624). Утопический роман Бэкона стал первой попыткой изображения идеала техногенного общества, чье развитие всецело основывается на успехах науки. Бэкон считал, что механические изобретения окажут огромное влияние на человеческую жизнь, превосходящее роль любых духовных факторов. Жителям Новой Атлантиды он приписывал любовь к богатству и роскоши. Но источником благоденствия станет неизмеримо возросший уровень техники и науки.

Бэкон изобразил своего рода технополис, в котором человек подчиняет и преображает природу. Особенно подчеркивалась способность науки новых атлантов усовершенствовать и даже выводить совершенно новые породы животных и сорта растений. Представление о глубинном единстве элементарных частиц материи позволило Бэкону мечтать о выращивании новых растений без семян путем комбинирования почвы, зарождении «из воздуха» или «из гнили» простейших форм животных и насекомых с преобразованием их затем в более высокие виды. Бэкон подробно описал роль коллегиального правительства Новой Атлантиды – «Соломонова дома», объединявшего сообщество ученых. Важнейшей задачей «Соломонова дома» Бэкон называл «познание причин и скрытых сил всех вещей и расширение власти человека над природой». Поэтому именно ученые, в представлении Бэкона, призваны руководить всей жизнью общества. Власть над людьми, подчеркивал он, может получить лишь тот, «кто поймет до конца природу человека».

Бэконовский идеал научного сообщества был характерным явлением своего времени. В Европе сложилась целая плеяда выдающихся ученых и мыслителей: Иоганн Кеплер, Рене Декарт, Пьер Гассенди, Блез Паскаль, Барух Спиноза, Христиан Гюйгенс, – закрепивших механистический принцип анализа любых явлений и процессов. Для них природа являлась объектом познания, эксперимента, опыта, а человек – субъектом, призванным прочитать «великую книгу мира». Путь к знанию рассматривался прежде всего как наращивание количества познанных истин. Отдавая отчет в ничтожности человеческого знания по сравнению с подлинным величием природы, принципиальной недостижимости для человеческого разума абсолютной, высшей истины, философы XVII в. ввели в миропонимание европейцев жесткую формулу причинности, закономерности любых событий, математичность и рационализм доказательств, преклонение перед научным прогрессом.

Немецкий астроном и оптик Иоганн Кеплер (1571–1630) принадлежал к поколению Галилея и Бэкона. Развивая идеи Коперника, Кеплер выдвинул собственную теорию движения небесных тел. Он сформулировал три закона о движении планет, ставшие впоследствии основой теоретической астрономии и получившие развитие в механике И. Ньютона. Кроме того, Кеплер разработал теорию солнечных и лунных затмений, предложил способы их предсказания, уточнил величину расстояния между Землей и Солнцем. Он изобрел зрительную трубу, состоящую из двух положительных линз, и придумал систему линз для телескопов. Теоретическое обобщение этих разработок позволило выявить закономерности в зрительном восприятии предмета в зависимости от его расположения и освещенности.

Большую роль в разработке основ математического анализа, в том числе начал аналитической геометрии, теории чисел, теории вероятностей, сыграл французский лингвист Пьер Ферма (1601–1665). Он сформулировал и одну из самых знаменитых в истории науки теорем – уравнение xⁿ + yⁿ = zⁿ, где n > 2 не имеет целых положительных корней. Доказательство «великой теоремы Ферма» было получено лишь в 1994 г.

Аналитическая геометрия и алгебра стали основой научных исследований еще одного французского ученого – Рене Декарта (латинизированное имя Картезий, 1596–1650). Именно он предложил использовать общепринятые теперь знаки для обозначения переменных величин (х, у, z) и буквенных коэффициентов (a, b, c), создал метод прямолинейных координат. С исследованиями Декарта связан ввод таких понятий, как «координаты», «произведение», «парабола», «лист», «овал». В области физических исследований Декарт ввел понятие «силы» (меры), «движения» (количества движения), сформулировал закон сохранения движения (количества движения) и закон инерции, развил представления о явлении магнетизма. На основе математического анализа Декарту даже удалось уточнить ошибочную формулировку закона преломления, предложенную Кеплером.

Математическую точность Декарт считал обязательным требованием для всей системы познания. Под математичностью исследований он понимал стремление опираться в формулировании и доказательстве любых положений и выводов на очевидную, всеми признанную истину. При этом Декарт подчеркивал, что речь идет именно об универсальном методе, а не едином знании. «Метод, – рассуждал Декарт, – это тот фундамент, на котором сооружается здание науки… Вся философия подобна дереву, корни которого – метафизика, ствол – физика, а ветви, исходящие из этого ствола, – все прочие науки, сводящиеся к трем главным: медицине, механике и этике». Математические истины, по Декарту, могут быть единственной общепризнанной методологией, поскольку они вытекают из природы самого интеллекта.

Декарт сформулировал четыре правила рационального метода познания: 1) в качестве истинных допускать только такие положения, которые представляются ясными и отчетливыми, не могут вызвать никаких сомнений; 2) делить каждую сложную проблему на составляющие ее частные проблемы или задачи; 3) решать проблему в определенном порядке, начиная с простейших предметов, и восходить, как по ступеням, до познания наиболее сложных, допуская существование порядка даже среди тех явлений, которые в естественном ходе вещей не предшествуют друг другу; 4) не допускать никаких пропусков в «перечне рассуждений», т. е. в логических звеньях исследования.

Избирая правильный метод познания, человек, по мнению Декарта, руководствуется интуицией и дедукцией. Интуиция – «понимание ясного и внимательного ума, которое порождается одним лишь светом разума», позволяет человеку верно определить аксиомы, т. е. априорные истины, не подлежащие доказательству. С помощью дедукции истина последовательно выводится из достоверно известных аксиом. К сфере интуитивного знания Декарт относил представления о человеческом духе и Боге. В остальном же познание нуждается в дедуктивном рассуждении, а, следовательно, порождается сомнением.

Декарт считал, что помимо априорных истин все многообразие «внешнего мира» и даже существование собственного тела является поводом для сомнения со стороны здравого разума. Таким образом, стремление к рациональному познанию, выраженное в сомнении, это единственно достоверное свидетельство существования самого человека. «Cogito ergo sum» («Я мыслю, следовательно, существую») – утверждал Декарт.

Рассматривая истинное бытие («субстанцию») человеческого мира как мыслящее, рациональное начало, Декарт столь же последовательно доказывал материальность «внешнего мира». Материальную субстанцию Декарт определял как протяженность. Все иные свойства вещей (цвет, запах, форму, вес) он считал вторичными. Протяженность образуется перемещением частиц материи – инертных, пассивных и бесконечно делимых масс. Это движение есть лишь результат толчка, сообщаемого одному телу другим. Поэтому мировая материя (пространство) беспредельна и однородна. Она не имеет пустот и делима до беспредельности.

Отождествляя материю с протяженностью и признавая лишь механическое движение, Декарт предлагал взгляд на всю Вселенную как на огромный механизм, подчиняющийся строгим законам сохранения количества движения и принципу инерции. Первоначальный импульс существованию этого мира, по мнению Декарта, дал Бог. Но в дальнейшем его существование определяется внутренними метафизическими закономерностями. Возникновение растений, животных и даже человека Декарт связывал с действием тех же механических законов. И лишь человеку, обладающему душой, разумом и речью, дано выйти за пределы этого механического движения и привнести в мир разумную субстанцию.

Научно-философские труды Декарта имели колоссальный резонанс в Европе. Сам стиль мышления, основанный на рациональном познании и логических умозаключениях, получил название «картезианского». Под влиянием Декарта в середине XVII в. произошло возрождение французской традиции скептицизма. Это явление получило название «нового пирронизма» («пирронизм» – учение античного философа Пиррона, в широком смысле трактуемое как скептицизм). В отличие от нигилизма скептиков XVI в., «новые пирроники» не выражали сомнения в способности разума познать основы мироздания. Они отрицали лишь догматичность в познания, превращение тех или иных идей в непререкаемые истины. «Новые пирроники» отстаивали идеал непрекращающегося научного поиска, постоянного углубления и расширения знаний. Крупнейшими представителями «нового пирронизма» были французские мыслители Пьер Гассенди и Блез Паскаль.

Пьер Гассенди (1592–1655) разработал радикальный вариант атомистской теории. В своих сочинениях он ратовал за рассмотрение атома как реального физического тела, а не метафизической или математической категории. В отличие от Декарта, Гассенди отрицал идею непрерывности материи (т. е. «сплошной заполненности» мира материей). Он писал о Вселенной, которая состоит из пустоты и атомов. Пустота, как бестелесное пространство, является важнейшим условием движения атомов. Она неосязаема и лишена плотности, неспособна ни воздействовать на что-либо, ни подвергаться воздействию. Атомы движутся и взаимодействуют в ней благодаря собственной силе тяжести и инерции устойчивых сцеплений различных атомов (молекул). В таком мире всякое целое есть лишь механическое соединение частей, закономерное и, одновременно, случайное, стихийное по своему характеру.

Гассенди считал, что сугубо материальный, телесный характер мироздания не оставляет места для независимого существования человеческой мысли. Познание есть лишь результат внешнего воздействия на человека. Познание и восприятие, понятие и образ для Гассенди были тождественны. Чувственный опыт он рассматривал как единственное объективное основание разумного осмысления мира. При этом, Гассенди указывал на неизбежную ограниченность познания, связанную с невозможностью человека всеобъемлюще воспринимать реальность. Поэтому абсолютное, исчерпывающее знание Гассенди сравнивал с мечтой о бессмертии – принципиально недостижимой, но заставляющей пытаться все новыми средствами продлить жизнь. «В познании, – писал он, – исследование истины не является тщетным, ибо хотя доступ к ней и мал, однако и он представляет собой великую ценность».

Французский математик и физик Блез Паскаль (1623–1662) стал известен как основоположник гидростатики, автор одной из основных теорем проективной геометрии и конструктор «суммирующей машины». Но особенно важное место в его научном творчестве занимали философско-гносеологические проблемы. Паскаль отрицал декартовскую теорию аксиом. Он считал, что никакого априорного, «прирожденного» знания не существует, и истина постигается человеком исключительно в ходе эмпирического познания. Паскаль называл два условия, позволяющие получить абсолютно достоверное знание: все утверждаемые положения должны быть строго доказаны, и ни одно из них не может содержать термины, нуждающиеся в дополнительных пояснениях.

Паскаль отмечал, что попытки достичь такого абсолютного знания в конечном счете оказываются неудачными. Любая научная дефиниция может быть подвергнута сомнениям, а новые опыты неизбежно доказывают ограниченность результатов предыдущих. Но при этом Паскаль отнюдь не отрицал целесообразность научного познания. Он стремился доказать, что наука призвана шаг за шагом приоткрывать «сокрытые истины» мироздания, опираясь на строгие правила «опыта и рассуждения». Математически точное и проверенное знание становится фундаментом для последующих исследований, хотя никогда не может рассматриваться как исчерпывающий ответ на тот или иной вопрос.

Развивая идею относительности познания, Паскаль отвергал пафосное возвеличивание человеческого разума. Для него познающий человек – это «мыслящая тростинка», окруженная безбрежным океаном Вселенной. Мышление возвышает человека над Вселенной, придает ему уникальную роль в природе. Опыт и разум обеспечивают человеку неограниченные возможности познания, которые возрастают с каждым поколением. Но рациональность, по мнению Паскаля, не исчерпывает характеристику человеческой природы. Чувства человека, его страсти и инстинкты провоцируют неразрешаемые противоречия и конфликты, отражающиеся и в познании мира. Преодолеть эту «бесконечную бездну» можно лишь с помощью подлинно «бесконечного и неизменного», т. е. Бога.

Во второй половине XVII в. в европейской интеллектуальной элите возрастает стремление к фундаментальным естественнонаучным исследованиям. Метафизическое философствование все в большей степени уступает место систематизированному, математически точному знанию. Сама научная деятельность постепенно становится профессиональной. Важным шагом в этом направлении стало создание академий. Первая из них была образована в 1660 г. в Англии под названием Лондонского Королевского общества. Его членами стали выдающиеся ученые, связанные с самыми различными сферами исследований. Девизом общества стала фраза – «nullius in verba» («ничего со слов» – перефразировка одной из строк Горация). Она символизировала отказ от априорных идей, стремление к проверке любых знаний с помощью опытов и экспериментов, установлению точной истины.

Лидером Лондонского Королевского общества, а в 1680–1691 гг. и его президентом, стал Роберт Бойль (1627–1691). Бойль являлся одним из основоположников физики и химии, основанной на механистической методологии. Механистическую натурфилософию Бойль называл корпускуляризмом (т. е. атомической теорией). С точки зрения Бойля, механическое взаимодействие частиц материи (их «симпатии» и «антипатии», т. е. притяжение и отталкивание) обуславливает почти все качественные определенности природных объектов и процессов. Подобно Декарту, Бойль видел основное свойство материи в протяжении. Но движение материи он считал не только происходящим, но и постоянно зависящим от высшего, божественного начала. Протестант Бойль был убежден, что законы мироздания поддерживаются благодаря непрерывному содействию божественной воли. Поэтому в атомах он видел не самостоятельные субстанции, мельчайшие «кусочки вещества», а вторичные явления, чье качество зависит от формулы движения и взаимодействия, их расположения (situation) и сочетания (texture). Изменение структуры и качества любого предмета, по мнению Бойля, лишь отражает изменение типа движения и взаимодействия атомов.

Бесспорным лидером Парижской Академии наук, созданной Кольбером в 1665 г. по примеру Лондонского Королевского общества, был голландский ученый Христиан Гюйгенс (1629–1695). Под влиянием Гюйгенса деятельность французской Академии была направлена прежде всего на исследование проблем математики, механики, астрономии, естествознания (биологии). Сам Гюйгенс был талантливым изобретателем. Именно он сконструировал маятниковые часы со спусковым механизмом и новую форму окуляра для телескопов (что позволило ему открыть кольцо у Сатурна и спутник этой планеты Титан), совместно с Р. Гуком установил постоянные точки термометра.

Гюйгенс участвовал в активной полемике с картезианцами. Он выдвинул теорию «твердых атомов», как нерушимых материальных частиц. Взаимодействие таких атомов под влиянием взаимных ударов Гюйгенс считал основой всего движения. Удар абсолютно упругих и совершенно одинаковых тел рассматривался Гюйгенсом и как модель движения света.

Такого рода движение он называл волновым. Установив, что для движущихся тел физическое значение имеет только их относительная скорость, Гюйгенс стал первым ученым, сформулировавшим принцип относительности движения.

Основателем Берлинской Академии наук и ее первым президентом стал Готфрид Лейбниц (1646–1716). Подобно многим своим коллегам, он с успехом сочетал фундаментальные исследования с конструкторскими и прикладными разработками. Самым известным изобретением Лейбница стала уникальная счетная машина, способная производить сложение, вычитание, умножение и деление. Специально для нее ученый разработал двоичную систему счисления. Лейбницу принадлежат важнейшие открытия в области теоретической математики. Лейбниц ввел много математических терминов, впоследствии вошедших в научную практику – дифференциальное исчисление, дифференциальное уравнение, алгоритм, функция, дифференциал, абсцисса, ордината, а также знаки дифференциала и интеграла.

Научно-философское учение Лейбница отразило влияние платонизма. Ключевой категорией в нем стало понятие монад (от греч. «монас» – единица) – мельчайших элементов мироздания, своего рода первокирпичиков бытия. Лейбниц считал, что монады представляют собой движущий принцип, «изначальную силу», самодовлеющую и самодостаточную. Поэтому в человеческом представлении они предстают скорее как идеальные, мыслимые частицы, а не реально существующие атомы. Каждая монада, по мнению Лейбница, это индивидуальный феномен, сконцентрированное отражение единой и бесконечной Вселенной. Поэтому в качестве субстанции монады определяют и первоосновы природного бытия, и сущность человека, и источник познания.

Опираясь на теорию монад, Лейбниц выдвинул идею универсальных принципов познания (так называемых «принципов-законов»). К подобной категории Лейбниц отнес принципы всеобщей взаимосвязи; законосообразности, необходимости и порядка; различий, или индивидуации; тождества, или закон противоречия; достаточного основания; непрерывности; предустановленной гармонии; совершенства созданного Богом мира. Все эти принципы, по мнению Лейбница, не являются априорными идеями, равно как и результатом научного обобщения. Они очерчивают реальные механизмы вселенского движения и отражают всю сложность сотворенного Богом мира. Отсюда их взаимная противоречивость и, одновременно, глубокая взаимосвязь.

«Монадология» Лейбница и его методологические идеи существенно отличались от большинства научно-философских концепций второй половины XVII в. Лейбниц подошел к метафизическому обоснованию принципа диалектики, в том числе отказу от сведения качественного к количественному, целого – к совокупности составляющих частей. Бесконечное многообразие мира раскрывалось им в сочетании категорий необходимости и возможности, причинности и случайности. Единство знания в таком случае основывалось на формально-логичных основаниях, на принципах аналитического рассуждения. Но подобный подход был неприемлем для большинства философов XVII в., абсолютизировавших эмпирическую сторону исследований. В европейской науке восторжествовал механистический принцип, основанный на сведении сложного к простому, объяснении всех природных явлений с помощью принципов движения материи, представлении об обратимых во времени фундаментальных законах мироздания, которые подлежат экспериментальному установлению и математическому описанию.

Решающий шаг в закреплении механистической картины мира сделал английский ученый Исаак Ньютон (1643–1727). Публикация его самой известной работы «Математические принципы натуральной философии» в 1687 г. стала символом последнего этапа научной революции XVII в. Ньютон сформулировал три закона, фиксирующие основные характеристики механистической концепции движения: 1) всякое тело продолжает удерживаться в состоянии покоя или равномерного и прямолинейного движения, пока и поскольку оно не понуждается приложенными силами изменять это состояние; 2) изменение количества движения пропорционально приложенной движущей силе и происходит по направлению той прямой, по которой эта сила действует; 3) действию всегда есть равное и противоположное противодействие, иначе – взаимодействия двух тел друг на друга между собою равны и направлены в противоположные стороны. Суммарный принцип получил название ньютоновского закона всемирного тяготения: два тела взаимно притягиваются друг к другу с силой, прямо пропорциональной их массам и обратно пропорциональной квадрату расстояния между ними.

Казалось бы, Ньютон предельно сужает содержание механистических принципов в ущерб их общефилософскому пафосу. Однако мировоззренческое значение ньютоновской теории оказалось огромным. Доньютоновская наука развивалась под большим влиянием деизма – религиозно-философской концепции, признававшей сосуществование объективных закономерностей в развитии природы и высшей божественной воли. Атомически устроенная материя рассматривалась как пассивное начало, которое приобретает то или иное качество прежде всего за счет движения и взаимодействия внутренних частиц. И это подводило к мысли о том, что существует некий высший источник самого движения, высшее начало или мировая душа, обеспечивающая связь всего сущего.

Сам Ньютон всегда считал, что мироздание создано по единому плану Творца. Но он пытался исключить из своих концептуальных построений рассуждения о божественной воле и абсолютизировал механико-астрономические закономерности, по которым функционирует материя. Понятия «абсолютное пространство» и «абсолютное время», предложенные Ньютоном, характеризовали космический механизм как стабильную и самодостаточную в своей внутренней динамике систему. Мировоззренческий пафос такой теории был связан с убежденностью в принципиальной способности человеческого разума достаточно точно понять и сформулировать эти универсальные законы, а также использовать их для активного преобразования человеческой жизни. Принципиальная непознаваемость Бога, с точки зрения ньютоновской механики, ни в коей мере не препятствует научному познанию и не снижает степень истинности его результатов. Религия в системе ньютоновского миропонимания окончательно превращалась в глубоко интимное, духовное явление жизни отдельного человека, тогда как наука приобретала черты рациональной и в сущности материалистической теории.

Итак, «ньютоновская картина мира» основывалась на констатации фактов, эмпирически доказанных, математически сформулированных и потому воспринимаемых как неоспоримые. Она сводилась к описанию некоего естественного порядка, равновесного и простого в своей основе. Закономерные процессы рассматривались как обратимые во времени, т. е. атемпоральные, качественно независимые от времени. Случайные же необратимые процессы воспринимались как малозначимое исключение из общего правила. Тем самым природа, т. е. естественный порядок, лишалась исторического времени и становилась символом некоей вечной истины, сокрытой от человека, но увлекающей его на путь познания. Все многообразие окружающего мира виделось сквозь призму неизменности его первооснов, а динамичность рассматривалась как строго детерминированное и механистическое по своему характеру движение. Поэтому «ньютоновский» тип познания представлял собой поиск неких естественных, всеобъемлющих, универсальных схем, объясняющих причинность, детерминированность любых явлений. Эта модель мышления нашла отражение и в сфере социально-политической идеологии.

Развитие правовой и социально-политической идеологии в XVII в. происходило в условиях радикальных перемен в государственном устройстве европейских стран, последнего витка религиозных войн и первой волны ранних буржуазных революций, складывания новой системы международных отношений. За уникальным многообразием этих событий и процессов стояли глубинные изменения в мировоззрении европейского общества, в системе социальных взаимосвязей, экономической деятельности, этических и эстетических представлений. Политико-правовая мысль XVII в. отразила не только новые реалии общественной жизни, но и те методологические принципы, которые разрабатывались в европейской философии. Ведущим направлением концептуальных разработок в области проблем государства, политики и права стала школа естественного права.

Основателем естественно-правовой школы считается голландский юрист Гуго Гроций (1583–1645), автор многочисленных произведений по истории и теории государства и права, истории и этнографии, античной литературы и культуры. Появление мыслителя такого уровня именно в Голландии было обусловлено уникальной исторической обстановкой, сложившейся в этой стране на рубеже XVI–XVII вв. Многолетняя освободительная война, переросшая в буржуазную революцию, превратила голландское общество в оплот новой социальной психологии, стимулировала экономическую модернизацию и складывание внесословных политико-правовых институтов. Буржуазная революция в Нидерландах еще питалась пафосом религиозного противостояния. Ее идеологическая программа основывалась на принципах радикального кальвинизма. Но в начале XVII в. здесь складываются условия и для возникновения светской политико-правовой идеологии.

Правовая теория Гуго Гроция была изложена в трактатах «О праве добычи» (1609), «О древности и строе Батавской республики» (1610), «О праве войны и мира» (1625), «Введение в изучение права Голландии» (1631). Во взглядах Гроция отразилась специфика переходного периода в развитии голландского общества, когда революция уже разрушила старый социально-политический порядок, но формирование нового еще только начиналось. Как следствие, для Гроция оказался свойственным своего рода политический нигилизм и подчеркнутое внимание именно к проблемам права.

Под политикой Гроций имел в виду сферу целесообразности и пользы, а правовые отношения он считал реализацией принципа справедливости. Для вычленения основ правопорядка и определения категории «справедливости» Гроций использовал аристотелевский принцип классификации права на естественное и волеустановленное. Поэтому в категорию «политики» он отнес не только текущую государственную деятельность, но и те правовые нормы и акты, которые «имеют своим источником волю» и, соответственно, различаются в тех или иных странах. Справедливым же Гроций называл тот общественно-правовой порядок, который «возник путем установления от того, что вытекает из самой природы», т. е. естественное право, «право в собственном смысле слова».

Говоря о естественном праве, Гроций не имел в виду некие предустановленные правила или прирожденные права. Он отмечал, что нормы естественного права также формулируются людьми. Но их источником является не чья-то воля, интерес или выгода. Естественно-правовые отношения отражают подлинную природу человека – его разумность. Именно разум заставляет людей искать общения с себе подобными и благодаря этому общению обеспечивать на взаимовыгодной основе собственные интересы.

Формулируя нормы естественного права, люди не преследуют определенные цели и не создают тот или иной социальный строй. Они лишь закрепляют разумный порядок вещей, универсальные нормы взаимодействия, порожденные самой человеческой природой. Поэтому, с точки зрения Гроция, естественное право можно рассматривать не только как «предписание здравого разума», но и моральный императив. Волеустановленное право, напротив, отражает практические интересы и может быть средством достижения как справедливых, так и недостойных целей.

В волеустановленном праве Гроций выделял две сферы, которые в принципе не противоречат естественному праву. Это божественное право – установленное Богом и имеющее исключительно форму моральных предписаний, а также право народов, возникающее путем взаимного соглашения между всеми или большинством государств в общих интересах. В жизни людей преобладание естественного права сохранялось лишь на догосударственной стадии. По мере усложнения общественной жизни, обособления частных и групповых интересов естественное право неизбежно дополняется волеустановленным. С возникновением же государства появляется возможность использовать волеустановленное право как борьбы с несправедливостью, так и во имя эгоистических интересов.

Несмотря на нигилистическое отношение к сфере политики, Гроций отмечал, что государство по своей природе отнюдь не противоречит нормам естественного права. Это человеческое творение, и оно должно быть использовано для укрепления разумных принципов общественной жизни. Для этого необходимо отказаться от использования государства в чьих-либо интересах, т. е. от узурпации государственной власти. Как следствие, Гроций отрицал идею сословно-корпоративного государства и предельно ограничивал принцип народного суверенитета. Ни одна из социальных групп, ни сам народ не могут рассматривать государство как основу собственной власти. Суверенитет, т. е. высшая власть, по Гроцию, принадлежит самому государству. Суверенитет же народа реализуется лишь при создании государственности и выборе формы правления.

Форма правления, с точки зрения Гроция, не имеет существенного значения: «Народ может избрать любой образ правления, ибо тот или иной правопорядок следует оценивать не с точки зрения преимуществ его формы, а с точки зрения осуществления в нем воли людей». В своих работах Гроций упоминал царскую (единодержавную) власть, власть знатнейших вельмож, свободную гражданскую общину и демократическую республику. Отмечая негативные последствия любой тирании, Гроций все же выступал за централизацию власти и, соответственно, отдавал предпочтение единоличной и аристократической формам правления. Особое внимание Гроций уделял тезису о необходимой лояльности подданных верховной власти – «закону о непротивлении», отступление от которого допустимо лишь в случае крайней необходимости.

Гроций стал основателем теории международного права. В «праве народов» он видел реализацию тех принципов, на которых строится естественное право. Отношения народов, как и людей, должны быть в основе своей разумны и справедливы. Но обособление народов в рамках различных государств и формирование понятия государственного интереса привносит в международные отношения эгоизм. Вступают в силу неизбежные противоречия интересов. Гроций рассматривал эту проблему на примере права войны и мира. Война определяется им как «состояние борьбы силой как таковое». Это радикальное «волеустановление», не приемлемое внутри сообщества (государства), но возможное среди государств, поскольку они не объединены в союз. Поэтому война не противоречит естественному праву. Она может быть справедливой, если связана с защитой интересов и прав того или иного государства. Несправедливые войны, преследующие захватнические или грабительские цели – то есть нарушение прав.

Иное обоснование теории естественных прав разработал Барух (Бенедикт) Спиноза (1632–1677). Он происходил из еврейской семьи, бежавшей в Голландию от испанской инквизиции. Научно-философские и мировоззренческие взгляды Спинозы были изложены в «Богословско-политическом трактате» (1670), «Этике, доказанной геометрическим методом» (1675) и «Политическом трактате» (1677). В этих работах Спиноза выступал сторонником концепции Декарта. Он считал, что в богосозданном мире весь порядок вещей подчиняется принципам строгой причинности и закономерности. Познание человека может быть основано лишь на эмпирических наблюдениях и их рациональном обобщении – на «геометрическом методе». Спиноза делил все «постижимые вещи» на те, которые «законно доказываются», и те, которые принимаются на основе «моральной достоверности», поскольку «никак не могут быть доказаны». С помощью таких моральных аксиом закрепляется прежде всего человеческий опыт.

Спиноза пытался доказать, что при внешней свободе поведения и рассуждений люди едины в своих побуждениях. Это объясняется тем, что в своих природных, т. е. естественных проявлениях человек также является частью строго закономерного порядка вещей. Естественное право человека – быть собою и защищать собственные интересы. И, несмотря на схожесть естественных потребностей и прав, люди неизбежно оказываются в состоянии взаимной вражды, отстаивая собственные интересы. В этой борьбе действует единый естественный закон – стремление к самосохранению, желание «остаться в своем состоянии, и притом не считаясь ни с чем другим, а только с собой».

Состояние «естественной вражды» люди могут преодолевать благодаря уникальному дару – разуму и способности общаться. Спиноза считал, что, преодолевая свои аффекты (страсти) и стремясь жить в соответствии с требованиями разума, люди неизбежно приходят к состоянию общественного договора. Это не чья-то идея или волеустановленный акт. Общественный договор, по мнению Спинозы, есть результат осознания людьми естественного порядка вещей и взаимовыгодной основы отношений. Участие в общественном договоре является результатом свободного выбора каждого, кто видит в таком общении наиболее надежный способ удовлетворения и защиты своих собственных интересов.

Благодаря общественному договору человеческое сообщество переходит из естественного состояния в гражданское. Жизнь человека начинает регламентироваться гражданским правом, но оно по своей природе и сущности все еще является естественным правом, отражающим изначальные интересы каждого отдельного человека. Гражданское право обеспечивает благо каждого путем преодоления крайностей эгоизма, но состояние общественного договора открывает путь к достижению и более масштабных целей. Объединенная воля гражданского сообщества может стать основой для обеспечения общего блага – не делимого на частные и не являющегося усредненным значением интересов отдельных людей. Понимание общего блага зависит уже не от природных потребностей человека, а от тех целей и задач, которые он рационально формулирует и свободно выбирает.

Спиноза считал, что именно осознание общего блага заставляет людей стремиться к созданию верховной власти (imperium) и ее «тела» – государства (civitas). Верховная власть порождается суверенной волей всего гражданского сообщества, а не только тех граждан, которые поддерживают общественный договор. Именно исходя из понимания общего блага, а не интересов отдельного человека, верховная власть формулирует моральные предписания. Они приобретают форму религиозных принципов или правовых норм. Государство призвано добиваться выполнения этих законов, обеспечивать безопасность лояльных к ним граждан и наказывать пренебрегающих законами.

По мнению Спинозы, в основе любого государства лежит принцип народного суверенитета, а выбор формы государственности зависит лишь от ее эффективности. Во всех случаях надлежит добиваться централизации государственной власти, но при этом избегать ее узурпации. Монархия, с точки зрения Спинозы, является лишь скрытой формой аристократического правления, поскольку полное единовластие никогда невозможно. Демократия также приводит к власти не весь народ, а ограниченное число лиц. Таким образом, и для монархии, и для демократии, и для аристократии существует единый принцип обеспечения эффективности государственного управления – наличие достаточно широкого правящего совета, избираемого или представляющего все слои общества.

Формулируя свою концепцию государства, Спиноза столкнулся со сложной проблемой возможного конфликта между властью и человеком. Спиноза считал, что создание общественного договора и государства отнюдь не приводит к уничтожению индивидуальных интересов и естественного права на их защиту. Поэтому в рамках гражданского сообщества естественное право находит новое выражение в «частном гражданском праве», основанном на «свободе каждого сохранять себя в своем состоянии». Реализация такого права может вступать в противоречие с предписаниями верховной власти. Залог решения этой проблемы, как полагал Спиноза, заключается в разуме государства и человека. Поскольку люди являются лишь частью естественного и закономерного порядка вещей, то противоречия между индивидуальными и коллективными интересами проистекают прежде всего из неверного толкования этих интересов. Законы, основанные на здравом разуме, напротив, будут вполне сочетаться с разумным выбором каждого человека.

В случае же возникновения конфликта между человеком и государством Спиноза отдавал предпочтение воле государства. Законы чаще оказываются более разумны, нежели индивидуальные помыслы людей. Отстаивая общее благо, государство вправе ограничивать частные гражданские права. Право на сопротивление государству граждане приобретают лишь в том случае, если сами государственные законы идут вразрез с требованиями разума, т. е. нарушают то самое общее благо, ради которого государство и создавалось. Но такое восстание будет уже не вызовом верховной власти, а борьбой за восстановление подлинного общественного договора.

События Английской буржуазной революции XVII в. придали новый импульс развитию общественно-политической мысли. Формирование противоборствующих политических группировок сопровождалось активной парламентской полемикой и расцветом жанра публицистической литературы. В дискуссии принял участие даже король Яков I Стюарт (1603–1625). Его трактаты «Царский дар» (1599) и «Истинный закон свободной монархии» (1603) были посвящены утверждению идеала абсолютной монархии. Яков I считал королевские прерогативы единственным источником права, а парламент – лишь выразителем политической воли монарха. Суверенный характер королевской власти Яков I обосновывал ее божественным происхождением, а также патерналистской ролью в обществе. «Подумайте, – рассуждал он, – не было бы для детей чудовищным и неестественным подняться против отца, контролировать его по своему усмотрению, а когда они сочтут это удобным, убить его или изгнать и принять вместо него другого, который им понравится». В том же ключе идею абсолютной монархии отстаивал и советник Якова I философ Френсис Бэкон.

В период правления Карла I (1625–1649) дискуссия о природе и границах королевской власти приобрела юридический характер. Роялисты апеллировали к традициям английской дуалистической системы права («общего права» и «права справедливости»), сформировавшейся в противовес корпоративному и каноническому праву. Подразумевалось, что король имеет исключительную прерогативу преодолевать те или иные правовые нормы, исходя из требований общего блага или высшей справедливости. Верховенство короля над парламентом в этом свете рассматривалось как необходимая гарантия против любых проявлений политического, корпоративного и конфессионального сепаратизма. Уже незадолго до падения монархии был анонимно опубликован трактат епископа Джона Годена «Образ короля. Портрет его священного величества в одиночестве и страданиях». Это сочинение заложило основу целого цикла политической литературы, повествующей о мудром и достойном короле, боровшимся против смуты и избравшем мученическую судьбу во имя своей высшей миссии.

Наиболее известным политическим писателем в лагере английских роялистов стал Роберт Филмер (ум. 1653). В 1648 г. были изданы его трактаты «Необходимость абсолютной власти всех королей» и «Анархия ограниченной или смешанной монархии», а в 1652 г. – «Замечания на “Политику” Аристотеля, касающиеся форм правления» и «Замечания на [выступление] Мильтона против Салмазия». Наиболее известная книга Филмера – «Патриарх. Защита естественной власти королей против неестественной свободы народа», которая была написана в 1637–1638 гг., но увидела свет лишь в 1680 г.

Подобно многим мыслителям своего времени, Филмер опирался на идею естественного происхождения человеческого общества. Однако он отказывался видеть естественное начало в эгоистическом стремлении человека к отстаиванию собственных интересов. Человеческая природа, по мнению Филмера, предполагает прежде всего соподчинение, иерархию. Она проявляется в заботе родителей о детях и подчинении детей родителям. Сама патриархальность, согласно Филмеру, является богоданным законом, ибо первым патриархом рода человеческого стал Адам, и любая власть в человеческом сообществе несет печать унаследованного авторитета прародителей.

Филмер доказывал, что государственная власть также является по своему происхождению патриархальной и поэтому может иметь только монархическую форму. Она основывается на божественном, а не гражданском праве. Филмер отрицал саму возможность какого-либо общественного договора, считая невозможным его заключение на практике. Суверенность и легитимность власти монарха обеспечивается династическим принципом престолонаследия. По мнению Филмера, каждый монарх является наследником власти, передающейся многими поколениями, начиная с прародителя Адама, поэтому королевская власть не может иметь никаких ограничений. Парламент существует лишь по воле самого монарха, и властвование заключается в том, что «король повелевает, лорды советуют, а общины изъявляют согласие».

Парламентская оппозиция периода правления Карла I не пыталась выступать против королевской власти, но отрицала ее неограниченный характер. Эта позиция разнообразно интерпретировалась в многочисленных парламентских петициях предреволюционных лет («Апология палаты общин», «Петиция о праве», «Петиция о корне и ветвях», «Великая ремонстрация» и др.). Большую роль в обосновании идеи ограниченной монархии сыграл один из ведущих английских юристов XVII в. Эдуард Кок (1552–1634). Он доказывал, что королевские прерогативы проистекают из законов, а не наоборот. Законом же следует считать прежде всего устойчивый правовой обычай, проверенный временем и отшлифованный юридической практикой. В этом смысле, и полномочия короля, и деятельность парламента в равной мере ограничивались прерогативами судебной власти и традициями системы «общего права». Та же мысль о верховенстве права проводилась в трактате «Монархия человека» блестящего парламентского оратора Джона Элиота (1590–1632). Элиот провозглашал право «королем и правителем всего сущего» и критиковал притязания королевских советников на неограниченное правление.

В годы революции республиканские идеи последовательно высказывались лишь представителями движения левеллеров. Их лидером стал публицист Джон Лилберн (1614–1657). В своих памфлетах «Вопль Ионы», «Разоблачение обманщиков», «Новые цепи Англии», «Манифест узников Тауэра» Лилберн не только широко использовал религиозные и историко-правовые доводы, но и стремился апеллировать к чувствам своих сторонников, использовать эмоционально насыщенный и понятный простому человеку язык.

Политическая концепция левеллеров исходила из радикальной трактовки понятия естественных прав человека. Лилберн и его единомышленники считали, что каждый человек обладает прирожденными и неотчуждаемыми правами. К этой категории относились права на жизнь, личную свободу и безопасность, справедливое обращение, свободу вероисповедания. Торжество естественных прав, по мнению левеллеров, может быть обеспечено лишь в условиях общественного договора – формирования государственного и общественного строя в ходе реального волеизъявление всего народа. Исходя из этой идеи, левеллеры считали идеальной формой государства республику с однопалатным парламентом и широким избирательным правом. Характерно, что избирательного права, с их точки зрения, должны быть лишены женщины, лица, не достигшие 21 года, а также слуги и нищие – то есть все люди, которые в силу пола, возраста или рода занятий не способны реализовывать естественное право на свободу.

Более умеренные позиции в годы революции занимали представители индепендентов. Политическая программа этого движения была составлена Генри Айртоном (1611–1651). Она исходила из той же идеи естественных прав человека, но в более классическом варианте. Идеологи индепендентов считали, что естественная основа существования человека заключается лишь в праве на жизнь, «на воздух» и на свободу передвижения. Все иные права и обязанности человек приобретает в качестве участника гражданского и политического сообщества. Исходя из этого Айртон доказывал целесообразность ограничения религиозной свободы, ввода имущественного и избирательного ценза, сохранения элитарности системы государственного управления. Индепенденты полагали, что необходимым условием общественного благополучия является не широкая свобода и равенство граждан, а прочность власти и стабильность законов. Выбор республиканской формы правления был связан для них лишь с наказанием преступного короля, но не отрицанием самой идеи монархии.

К политическому движению индепендентов принадлежал самый яркий представитель английской литературы середины XVII в. Джон Мильтон (1608–1674). Его перу принадлежали многочисленные стихотворные произведения, отличавшиеся характерными для пуританских кругов морализаторством и проповедью нравственного аскетизма. Трактаты и памфлеты Мильтона были посвящены проблеме свободы – религиозной, частной и гражданской. В произведениях «О реформации» и «О епископате» (1641–1642) он критиковал англиканскую церковь, ратуя за свободу веры и совести, за отделение церкви от государства. Тогда же Мильтон сформулировал и революционную для своего времени идею о праве супругов на развод, если в браке отсутствуют любовь и согласие. Среди гражданских памфлетов Мильтона особое место занимает «Ареопагитика» (1644) – блистательная речь в защиту свободы слова и печати.

В 1649 г., когда был казнен король Карл I и провозглашена индепендентская республика, Мильтон активно выступил с поддержкой этого решения. В памфлетах «Обязанности государей и правительств» и «Иконоборец» он обосновывал новую версию теории общественного договора и право народа на тираноубийство. Отрицая божественность происхождении власти, Мильтон считал, что если правителем не выполняются условия общественного договора, если монарх руководствуется лишь собственными интересами и страстями, то народ вправе его судить и казнить. Впоследствии он написал на латыни три апологии казни короля: «Защита английского народа» (1651), «Повторная защита» (1654) и «Оправдание для себя» (1655). В годы правления О. Кромвеля и после реставрации монархии Стюартов Мильтон опубликовал еще несколько дерзких памфлетов в поддержку политических традиций пуританизма и республиканской идеологии – «Трактат об участии гражданской власти в делах церковных», «Соображения касательно уместнейших способов к удалению наемников из Церкви», «Скорый и легкий путь к установлению свободной республики».

К индепенденским кругам был близок и Джеймс Гаррингтон (1611–1677). Он представлял ту плеяду мыслителей, которая пыталась создать рациональную социально-философскую и политическую теорию, столько же доказательную, как математика. Он придавал ключевое значение анализу исторической эволюции общественных институтов и выдвинул новую идею зависимости государственных форм от характера распределения собственности в обществе. Гаррингтон полагал, что отношения собственности зачастую определяются государственной властью, а не наоборот. Но история демонстрирует, что правильная форма правления всегда опирается на баланс отношений собственности и политических, властных отношений. В этом смысле наилучшим государственным устройством Гаррингтон считал республику, разумно и беспристрастно служащую общему благу.

Свои общественные идеалы Гаррингтон описал в опубликованной в 1656 г. утопии «Республика Океания». Власть в этой вымышленной стране принадлежит Сенату и народному представительству, избираемому большинством населения. Сенату принадлежит право обсуждения вопросов и разработки предложений. Народное собрание может эти решения принять или отклонить, но не вправе обсуждать их. Государство контролирует церковь через совет по делам религии, а национальная форма богослужения определяется актом парламента. Население делится на категории свободных и слуг. Свободные люди подразделяются на «всадников» и «пеших» в зависимости от размеров дохода. Все они голосуют на выборах в Народное собрание и Сенат, но в сенат избираются только «всадники», а из семи депутатов в собрание трое также должны быть всадниками. Слуги лишены права голоса. Подобная аристократическая система рассматривается Гаррингтоном как наиболее эффективная с точки зрения народовластия, т. е. защиты общего блага.

Радикальный вариант политического и социального утопизма представляли произведения идеолога диггерского движения Джерарда Уинстэнли (1609–1660). Его перу принадлежали памфлеты «Свет, сияющий в Букенгемшире», «Еще раз о свете, сияющем в Букенгемшире», «Новый закон справедливости», «Закон свободы». В них Уинстэнли выступает прежде всего как мистик, исповедующий культ «внутреннего света». Его взгляды были близки к деизму, т. е. восприятию Бога как мировой гармонии, жизненной силы, пребывающей в любых явлениях. Попытка Уинстэнли осмыслить сочетание высшего, божественного начала жизни с реальностью общества, находящегося в состоянии острого социально-психологического и политического кризиса, приводит к идее активного обновления человеческих отношений во имя ценностей истинной веры. Уинстэнли верил в возможность торжества великого закона Любви и Справедливости в реальной жизни людей и призывал своих последователей к революции духовной, а не политической, к отказу от насилия и искреннему исповедованию принципов равенства и справедливости каждым человеком.

После реставрации монархии Стюартов проблема абсолютизма вновь стала центральной для английской политико-правовой мысли. Огромное влияние на умонастроения общества в эти годы оказали воззрения философа Томаса Гоббса (1588–1679). Необычайно длительная жизнь Гоббса совпала с несколькими эпохами в истории Англии. Он родился в тревожные дни, когда вся страна со страхом ожидала приближения испанской Великой Армады, учился в школе в последний период царствования Елизаветы I, закончил университет и начал преподавательскую деятельность при Якове I, приступил к философским исследованиям в годы правления Карла I, был в опале при Кромвеле и превратился в одного из самых модных литераторов Англии в годы Реставрации.

На становление общественно-политических и философских взглядов Гоббса большое влияние оказало общение с Френсисом Бэконом. Вслед за своим старшим коллегой Гоббс выступил в поддержку нового образа философствования, основанного на экспериментальном, опытном познании. От Бэкона Гоббс воспринял и роялистские убеждения. Во время своего европейского путешествия в 1628 г. Гоббс близко познакомился с Декартом, Гассенди, Галлеем и увлекся математическими науками. В геометрии он увидел универсальный метод изложения взглядов на любые проблемы в виде неопровержимых доказательств. Идеал знания, которое привносит в жизнь людей разумное начало, преодолевает анархию и рознь, придает общественному развитию ясную и последовательную логику, стал основой мировоззренческих убеждений Гоббса и придал его научно-философской концепции общеевропейское значение. Гоббс наиболее последовательно распространял принципы механики и геометрической дедукции на социальные теории.

На фоне острых общественных дискуссий в Англии в 1640 г. Гоббс опубликовал трактат «Начала закона, естественного и политического», в котором доказывал необходимость единой и неделимой власти суверена. Роялистские идеи Гоббса не нашли тогда поддержки, а угроза гражданской войны вынудила его эмигрировать во Францию. Именно там Гоббс подготовил наиболее известные свои работы «Философское начало учения о гражданине» (1642, 1651) и «Левиафан, или Материя: форма и власть государства церковного и гражданского» (1651).

В основу социально-философской концепции Гоббса была положена идея единства механических законов движения любых форм материи. Любое тело, по мысли Гоббса, занимает определенное пространство и существует под влиянием двух основных сил – влечения и отвращения, т. е. притягивания или отталкивания от других тел. Эти универсальные законы определяют и человеческое поведение. Предмет своего желания люди считают добром, предмет отвращения – злом. Желание, переходящее в действие, называется волей, а счастье заключается в беспрерывном переходе желаний от одного предмета к другому. Поскольку основным средством реализации желаний является власть, то постоянным лейтмотивом человеческих действий становится борьба за власть. Гоббс полагал, что в этом вечном движении страстей нет каких-либо упорядоченных закономерностей, которые искали древние философы – универсально лишь эгоистическое стремление каждого человека к собственному счастью.

Гоббс полагал, что в естественном состоянии человек руководствуется лишь интересами собственного блага и в этом стремлении имеет право (jus) на все. Справедливое, или правое, в жизни общество (justum) определяется исключительно требованиями здравого разума, предписывающего человеку бороться любыми средствами за собственное, а не чужое благо. Так рождается состояние «войны всех против всех» (bellum omnium contra omnes). Но оно лишь на первый взгляд сочетается с естеством человека. Всеобщее соперничество неизбежно порождает всеобщий страх и начинает угрожать счастью человека, препятствовать поиску собственного блага. Во имя самосохранения человек вынужден искать гражданского примирения.

Гражданский мир, по Гоббсу, согласуется с требованиями здравого смысла, но не естественными порывами людей. Поэтому единственным способом примирения является заключение договора (contractus), согласно которому каждый уступает часть своих неограниченных прав и отказывается от использования любых средств для достижения своего блага. Но тот же здравый смысл подсказывает, что благо может быть достигнуто не только при отсутствии угрозы со стороны окружающих, но скорее при их помощи. Необходимо, чтобы люди стали союзом (unio). В таком сообществе действует единая воля, вынуждающая людей не только соблюдать условия договора, но и действовать сообща в тех случаях, когда речь идет об общем благе. Сосредоточением этой воли является государство.

Гоббс определяет государство как гражданское сообщество (civitas), образуемое по естественному договору. Но он подчеркивал, что люди, создав государство, полностью уступают ему часть своих естественных прав. Государство получает собственную жизнь, а люди становятся его подданными. Гоббс называет государство Левиафаном (морское чудовище, описанное в Книге Иова), подчеркивая его независимость от человеческой воли и абсолютный характер власти над людьми. Лишь такой монстр в состоянии водворить порядок между людьми, «помешать человеку делать то, что пагубно для его жизни, и упускать то, что является наилучшим средством для сохранения жизни». В этой роли верховная государственная власть является и высшим судьей, и толкователем нравственности, и хранителем веры. Гоббс также уточнял, что, независимо от формы правления, власть государства всегда является абсолютной, но именно монархия наиболее естественна в этой роли.

Во Франции, охваченной на рубеже XVI–XVII вв. острейшим религиозным конфликтом, проблема государственного единства и гражданской лояльности оказалась не менее актуальной. Основоположником французской теории абсолютизма считается юрист Жан Боден (1530–1596). Свой первый и наиболее известный трактат «Метод легкого познания истории» (1566), а также последующие сочинения «Об универсальном праве» и «Парадоксон» Боден посвятил анализу сущности государства и права с точки зрения их исторической эволюции.

Боден считал, что граждан нельзя рассматривать только как людей, руководствующихся личными интересами и эгоистическими помыслами. Наиболее естественной и исторически первой формой человеческого сообщества он называл семью, объединенную родственными отношениями и авторитетом главы. Со временем к семейной организации добавился общинный уклад, затем городские корпорации и, наконец, государственные объединения. По мере развития роль кровнородственных связей уменьшалась, а значимость публичного авторитета возрастала. Боден подчеркивал, что государственная власть в этом отношении уникальна – только она носит верховный, т. е. суверенный характер.

Понятие суверенитета стало центральным для концепции Бодена. В качестве важнейших черт суверенной власти Боден называл ее постоянство (принадлежность государю всецело и бессрочно), неограниченность и неделимость. При этом принципиально важно, чтобы власть государства использовалась в соответствии с ее предназначением. Боден считал, что в исключительном ведении государя находятся вопросы принятия, отмены и обнародования законов, назначения должностных лиц и определения их обязанностей, объявления войны и заключения мира, осуществления высшей судебной власти и права карать и миловать.

Из возможных форм правления Боден однозначно отвергал тиранию, олигархию и охлократию. В каждой из них он видел преобладание тиранического начала, пренебрежение законами и истинным предназначением государства. В демократии, аристократии и монархии он отмечал как позитивные, так и негативные черты. Демократия, основанная на идеях равенства и отсутствии привилегий, наиболее сообразна естественным законам природы. Именно демократия наиболее близка к идеалу республики, т. е. общего блага и общего дела. Однако демократия способна уничтожить суверенность власти, поскольку она опасна многообразием мнений и интересов. «Может ли народ, зверь многоглавый и лишенный рассудка, постановить что-нибудь хорошее? – писал Боден. – Обращаться к нему – значит спрашивать совета у безумных».

Равным образом Боден усматривал недостатки аристократии в ее же достоинствах. Вверяя власть немногим наиболее достойным, аристократия может создать наилучшие условия для правления. Однако не существует гарантий от узурпации власти в интересах правящего меньшинства и перерождения аристократии в олигархию. К тому же власть богатых и знатных всегда вызывает ненависть народа и провоцирует гражданские конфликты.

Наилучшей же формой правления Боден считал монархию. Неизбежные опасности и неудобства, связанные с единовластием, не более опасны в условиях монархии, нежели аристократии или демократии. Но власть монарха гораздо стабильнее и ответственнее. Сама природа суверенной власти требует ее сосредоточения в одних руках. Боден писал о том, что в любом государстве могут господствовать две разновидности «правды» (т. е. два направления политики) – уравнивающая и распределяющая. Но лишь монархия, на его взгляд, способна гармонично объединить эти два начала. Лишь монархия может одновременно стать гарантом свободы граждан и основой для возвеличивания наиболее достойных из них. «Этим способом великие связываются с малыми, богатые с бедными, знатные с простолюдинами, – писал Боден. – Этим устанавливаются мир и общая гармония всех частей».

Боден придавал особое значение необходимости проводить политику национального согласия и религиозного примирения. Идеального монарха он считал гарантом государственного единства и взаимного сотрудничества трех сословий. Такое политическое устройство, по его мнению, наиболее сообразно устройству Вселенной, где власть всемогущего Бога объединяет разнообразные элементы мироздания в одно гармоническое целое. Подобные взгляды не находили широкой поддержки во время разгула религиозной розни. Но уже в начале XVII в. политические идеи Бодена были востребованы в условиях становления во Франции абсолютистского строя.

Важную роль в развитии теории абсолютизма во Франции сыграл Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришелье (1585–1642). Приняв участие в работе Генеральных Штатов как депутат от духовенства и в течение нескольких лет занимая пост государственного секретаря по иностранным и военным делам, Ришелье в 1622 г. получил сан кардинала, а в 1624 г. стал первым министром короля Людовика XIII. В течение последующих восемнадцати лет он являлся фактическим властителем Франции. В трактате «Политические максимы, или Политическое завещание» Ришелье изложил свое видение сущности государства и его задач.

Ришелье одним из первых европейских мыслителей Нового времени отказался рассматривать государство как некое искусственное образование, противостоящее обществу. Для него государство являлось неотъемлемой частью самого человеческого сообщества, проживающего в той или иной стране, неразрывно связанной с культурой и традициями, верованиями и разнообразными интересами. Поэтому Ришелье отвергал идею идеального государства и предпочитал говорить лишь о сугубо практических принципах и задачах властвования.

Видя в государстве общенациональный институт, гарантирующий прежде всего общественные интересы и потребности, Ришелье отнюдь не отрицал сам принцип сословности. Он лишь подчеркивал, что власть не является привилегией. В аристократии он видел именно служилое сословие, призванное жертвовать личными интересами во имя государства. Во главе государства, по его мнению, должна находиться нравственная и интеллектуальная элита, способная нести ответственность за судьбы всего общества, быть оплотом моральных ценностей и социального мира. Человек, преследующий эгоистические интересы, не способен по мнению Ришелье, выдержать испытание властью. Характерно, что подобные требования Ришелье предъявлял ко всей государственной элите и не выделял особым образом фигуру монарха. В абсолютизме он видел не столько принцип единовластия, сколько полное сосредоточение самой государственной воли, преодоление любого сепаратизма и корпоративности.

Ставя превыше всего благо государства, как выражение интересов всего народа, Ришелье призывал к созданию системы разумного и максимально эффективного правления. Он сформулировал девять условий, необходимых для обеспечения благоденствия страны: необходимость правителей следовать нормам христианской морали и добиваться их исполнения подданными; править «разумно», такими способами, которые позволили бы избежать устрашения и насилия и привели бы подданных к добровольному подчинению; исходить из народной пользы, как единственной цели верховной власти; проявлять дальновидность и предусмотрительность; следовать справедливости при наказании и поощрении; проявлять осторожность и осмотрительность при заключении договоров, но неизменно сохраняя преданность данному слову; назначать на должности лиц, обладающих всеми необходимыми качествами, вне зависимости от личных симпатий и привязанностей; избегать опасностей лести, клеветы и корысти. В качестве девятого условия Ришелье предлагал подробное описание предпочтительных методов укрепления государственной границы, армии, флота и обороны, финансов, торговли.

Ришелье неизменно подчеркивал, что единственное предназначение верховной власти – короля и Государственного совета, а также всех ее представителей – обеспечивать благо страны и народа. Эта цель выражается в безусловном приоритете соображений государственной пользы во всех сферах общественной жизни. Пренебрежение интересами государства ведет к бесчисленным бедствиям, анархии и конфликтам. Основой государственной стабильности Ришелье считал разумность правителей, а также строгость и жесткость законов. Он фактически сформулировал принцип верховенства права, доказывая, что закону должны быть подчинены все граждане государства без исключения, вне зависимости от их сословного происхождения и имущественного положения.

Символом торжества французского абсолютизма стала эпоха «короля-солнца» Людовика XIV (1643–1715). Сам монарх оставил впечатляющий письменный источник, раскрывающий его взгляды на природу государства и роль королевской власти. На протяжении нескольких лет он вел записи, которые легли в основу «Наставлений, или Мемуаров», обращенных к наследнику престола.

Людовик XIV считал, что солнце является наилучшим символом королевской власти. Монархия подобна Солнечной системе, где вечно царит светило, а его тепло дает жизнь и движение всему сущему. Людовик XIV особенно подчеркивал, что главным достоинством монархии должно быть ее величие, слава. Власть абсолютна лишь тогда, когда внушает не только уважение или страх, но и благоговение, восторг. Разум, политическое мастерство, практичность – все эти качества непременно важны и для министров, которые участвуют в управлении. Но лишь сам монарх олицетворяет подлинное величие государства.

Людовик XIV характеризовал царствование и как своего рода ремесло, «большой труд», поскольку только королю принадлежит право принимать решения в государстве, определять задачи и направление политики. Опираясь на преданных, честных и по возможности талантливых министров, король все же лично несет ответственность за судьбы своего народа. Легендарная фраза Людовика XIV – «Государство – это я», подразумевала именно это. Высшую цель государственной политики Людовик XIV видел в заботе о благе и достоинстве всех подданных. «Мы должны думать о благосостоянии подданных больше, чем о своем благосостоянии, – напутствовал он своего сына. – Они составляют часть нас самих, потому что мы – голова целого тела, а они – члены его. Только исходя из их собственных выгод, мы должны дать им законы, и та власть, которую имеем над ними, должна нам служить лишь для того, чтобы работать все эффективнее для их счастья».

Утверждение концепции просвещенного абсолютизма неизбежно ставило вопрос о единстве власти и веры. Для Франции, испытавшей всю тяжесть религиозных войн, эта проблема была особенно важной. Идея национальной церкви (галликанской) возникла здесь еще в XIV в. Франциск I навязал Святому престолу в 1516 г. подписание конкордата, закрепившего особые полномочия монархии в религиозной сфере. В XVII в. укрепление духовных прерогатив королевской власти нашло и концептуальное обоснование.

В 1631 г. был издан трактат Эдмона Рише «О церковной и политической власти», ставший своеобразным манифестом политического галликанизма. Рише выступал против исключительных прерогатив епископов в определении вероучения и наставлении в вере. Считая, что это право принадлежит всем священнослужителям, Рише ратовал за разделение управленческих и духовных функций клира. В этом случае наиболее логичным принципом управления национальной церковью было бы сочетание административного главенства королевской власти и приоритета папы как первосвященника. Людовик XIV всецело поддержал эти идеи. После многолетней дискуссии с папским престолом он санкционировал созыв в 1681 г. ассамблеи духовенства Франции. На ней было принято «Заявление галликанского клира о церковной власти», получившее затем силу государственного закона.

Автором декларации был один из ведущих католических идеологов Франции XVII в. Жак Боссюэ (1627–1704). Он последовательно отстаивал идею единства истинной веры и государственной власти. Закрепление же духовной власти короны было несовместимо с папским абсолютизмом. На ассамблее 1681 г. Боссюэ предложил четыре тезиса, призванных решить эту проблему: признание власти папы только духовной, верховенство мнения собора над мнением папы, осуществление власти папы в соответствии с канонами церкви и учет мнения всей церкви в решении папы вопросов о вероучении.

Галликанская реформа привела к длительному конфликту французского государства и Святого престола. Со времен Реформации она стала наибольшей опасностью для папской власти. Однако окончательный разрыв был невыгоден обеим сторонам. Абсолютистская монархия остро нуждалась в церкви, как институте, способном поддержать авторитет власти и сохранить в обществе единый эпицентр духовной жизни. Добившись права контролировать назначение церковных иерархов во французских епархиях, Людовик XIV пошел на примирение с Ватиканом и отказался от любых попыток ограничения духовной власти пап. С этого времени французская монархия становится важнейшим политическим союзником папства, а католическая церковь – мощной идеологической силой, выступающей в поддержку идеи абсолютизма.

Развитие европейской культуры в XVII в. было сопряжено с формированием двух художественных направлений – барокко и классицизма. Каждое из них особым образом отражало те радикальные изменения, которые происходили в этот период в общественном сознании, системе познания и образе жизни европейцев.

Стиль барокко (итал. bагоссо – странный, причудливый) зародился в начале XVII в. в лоне постренессансной культуры. По своим истокам он был тесно связан с традициями маньеризма. Оба стиля объединяло стремление к декоративности, иллюзорности, изысканности. Но, в отличие от маньеризма, искусство барокко не являлось лишь средством художественного самовыражения. Оно основывалось на целостной эстетической концепции и было связано с глубинными изменениями в ментальности европейского общества. Динамизм и темпераментность барокко отразили мироощущение переломной эпохи, несущей ломку привычных представлений о природе, преодоление инертности и замкнутости человеческой жизни. Сочетание в художественных формах барокко мягкости и изящества с нарочитой пышностью и величием символизировало тягу человека XVII в. к призрачной, неясной и увлекающей красоте. Уравновешенная гармония гуманистического искусства, стремящегося подражать природной естественности, сменилась яркой живописностью, напряженной эмоциональностью и метафорической поэтикой.

Особенности художественной философии барокко превратили его в своеобразную альтернативу аскетической эстетике протестантизма. И по своей экспансивности, возвышенности, яркости, и по конфессиональной принадлежности большинства архитекторов, скульпторов и художников искусство барокко было преимущественно католическим. Многим произведениям, выполненным в стилистике барокко, был присущ тот мистический, экзальтированный эмоциональный настрой, который всегда отличал католическую духовную культуру. Поэтому неслучайно, что этот стиль получил распространение именно в католических странах – Италии, Испании, Бельгии (Фландрии), Австрии, Южной Германии, Чехии, Польше. Но нельзя и переоценивать религиозность художественной философии барокко. Католическая Контрреформация пестовала идею восстановления духовной дисциплины, укрепления нравственных основ христианского сознания. Яркое жизнелюбие и чувственное упоение барокко отнюдь не соответствовали этой тенденции.

Господствующими жанрами искусства барокко стали архитектура, живопись и скульптура, позволявшие наиболее полно отразить яркость и многогранность этого стиля. Символом «высокого барокко» стали архитектурные творения итальянских зодчих Джакомо делла Порта (1540–1602), Карло Мадерна (1556–1629), Лоренцо Бернини (1598–1680), Франческо Борромини (1599–1667), Джованни Батиста Сориа (1581–1651), Пьетро да Кортона (1596–1669). Под их влиянием сложился совершенно новый стиль дворцовых и церковных построек, планировки и застройки городских площадей. Для него было характерным стремление к преодолению закрытости любого пространства, искусному подчеркиванию перспективы, изощренной игре фантазии в подборе декоративных элементов и в оформлении внутреннего убранства. Ф. Борромини ввел характерную традицию использовать сильно изгибающийся вовнутрь и вовне контур фасада здания, а П. да Кортона разработал технику создания величественных потолков с раззолоченной и переплетающейся лепниной. Самым же величественным творением «римского барокко» стал измененный облик собора Святого Петра, выполненный Л. Бернини.

Итальянские традиции оказали решающее влияние на формирование барочной архитектуры в Испании, Бельгии и Германии. Родоначальником испанского барокко считается Хуан Гомес де Мор, а его последователями были Фрай Франсиско Баутиста и Фелипе Беррейрос. В Гранаде сформировался и специфический национальный стиль, близкий к барокко. Его характерной чертой было использование в качестве основных декоративных элементов разного рода «висячих» форм и, прежде всего, пластин с зубчиками листа. Ведущим представителем этого стиля считается Алонсо Кано (1601–1667).

В Бельгии (Фландрии и Брабанте) искусство зодчества развивалось преимущественно в рамках церковного строительства и воплотило все характерные черты итало-испанского стиля. Спецификой бельгийской архитектуры стало тяготение к более индивидуализированному отбору декоративных орнаментов и отдельных фрагментов зданий, что нередко нарушало общую соразмерность архитектурных ансамблей. Ведущими архитекторами бельгийского барочного стиля были Венцеслав Кебергер (1560–1630), Жак Франкар (1577–1651) и Лука Федерб (1617–1697).

В Германии архитектурный стиль барокко формировался в тесной связи с национальными традициями эпохи Позднего Ренессанса. В начале XVII в. признанными лидерами в строительстве церковных и светских зданий здесь были Пауль Франке (1538–1615), Генрих Шикгардт (1558–1634) и Элиас Голль (1573–1646). Однако дальнейшее развитие немецкой архитектуры прервалось событиями Тридцатилетней войны. Лишь в самом конце XVII в. в Германии возрождается национальная архитектурная школа, испытавшая огромное влияние итальянских и французских мастеров. Стилистика барокко сочеталась в ней с элементами «ложного классицизма».

В контексте развития барочной архитектуры и декоративно-прикладного искусства скульптура утратила свое самостоятельное значение и, наряду с орнаменталистикой и живописью, превратилась в часть грандиозных ансамблей. Пластика скульптуры барокко стремилась к отражению силы чувств, богатства эмоционального восприятия величия и роскоши. Искусство ваяния окончательно ушло от изображения спокойных фигур, статичных композиций. Именно в таком стиле работали итальянские скульпторы Пьетро Такка (1580–1640), Алессандро Альгарди (1602–1654), Доменико Гвиди (1628–1701), Филиппо Пароди (1640–1701), а также великий Лоренцо Бернини, известный своими скульптурными работами не менее, чем архитектурным новаторством.

Испанские скульпторы XVII в. Грегорио Фернандес (1570–1636), Хуан Мартинес Монтаньес (1580–1649), Педро де Мена (ум. 1693) приобрели известность как создатели уникальных деревянных статуй, раскрашенных или золоченных. Больших достижений достигли бельгийские скульпторы XVII в., развивавшие традиции декоративной пластики. Творения Артуса Квеллинусса Старшего (1609–1668), Петера Фербруггена Старшего (1609–1686), Ромбоута Фергюльста (1624–1696), Жана Делькура (1627–1707) редко отличались индивидуальностью и сюжетной концептуальностью. Однако они являлись идеальным примером гармоничного и одновременно исключительно насыщенного, нарочитого украшения барочных церквей и светских зданий.

Символом расцвета живописи барокко стало творчество мастеров фландрской школы и, прежде всего, Питера Пауэля Рубенса (1577–1640). Его работы были образцом яркого, подчеркнуто живописного изображения человека и природы. Отказ от четких контуров рисунка компенсировался в картинах Рубенса броским цветом, а грандиозность композиций гармонично сочеталась с большим количеством деталей. «Живая», «плотская» живопись Рубенса ярко передавала единство чувственной и духовной натуры человека. Вычурность поз, чрезмерное нагромождение мускулистых тел, залитых золотистым цветом, характерные для многих полотен Рубенса, были следствием настоящего упоения телесной красотой и стихийной страстностью. Но величие и мощь изображения Рубенс умело сочетал с лиризмом. Он неизменно оставался восторженным ценителем человеческого счастья, избегая в своих произведениях нарочитого психологизма и бытового натурализма.

Стиль Рубенса оказался весьма эффективен в самых различных жанрах. Его ученики и последователи с успехом создавали ландшафтные полотна, кабинетные и парадные портреты, мифологические и исторические картины, изображения животных и цветов. Они были приняты при всех влиятельных дворах Европы и оказали огромное влияние на развитие живописи в большинстве западноевропейских стран. Но исполинский талант Рубенса практически не оставил в этой плеяде мастеров ярких индивидуальностей. Из фландрских учеников Рубенса лишь Антонис ван Дейк (1599–1641) приобрел репутацию вполне самостоятельного художника. Его творчество развивалось преимущественно в жанре парадного портрета. Ван Дейку не удавалось достичь той пылкости и темпераментности, которые были характерны для творений его учителя. Он пытался передавать человеческие черты и эмоции подчеркнуто мягко и элегантно, нередко облагораживая и идеализируя изображаемых людей.

Во второй половине XVII в. в бельгийской живописи зародилось несколько школ, сочетающих национальные традиции с итальянским, голландским и французским влиянием. Якоб Йорданс (1583–1678) основал течение бельгийского реализма, не столь известное и популярное в свое время, но показательное с точки зрения общеевропейских тенденций развития живописи. Жерар Дуффе (1594–1660) стал лидером римско-бельгийского стиля, тяготеющего в французскому классицизму. В этот период расцвет переживала и мелкофигурная жанровая живопись, развивавшаяся бельгийскими мастерами в тесной связи с голландскими живописцами. Особую известность в этом жанре приобрели работы художников из многочисленной семьи Тенирсов (основатель династии – Давид Тенирс, 1582–1649), стремившихся к реалистичному изображению картин народной жизни.

Стремительно развивалась в XVII в. барочная живопись в Испании. Крупнейшей фигурой переходного периода стал грек Доменико Теотокопули (творивший под псевдонимом Эль Греко), проживший долгое время в Мадриде и Толедо (1548–1614). Его созерцательное творчество, манерность в изображении человеческих фигур и мимики, новаторство в цветовых решениях оказали большое влияние на становление целой плеяды испанских мастеров. Школа Франсиско Рибальта (1555–1628) из Валенсии и севильская школа, основанная Герреро эль Виейо (1576–1656), привнесли в испанскую живопись богатый колорит, сочетание реалистичных форм с высокой эмоциональной напряженностью. Произведения ведущих мастеров севильской школы Франсиско Сурбарана (1598–1662), Алонсо Кано (1601–1667), Педро де Мойа (1610–1666) воплотили характерные для испанских живописцев идеалы мужественного величия и истовой веры.

В Севильи началось и творчество самого великого испанского живописца XVII в. Диего Родригеса де Сильва Веласкеса (1599–1660). Впоследствии он стал основателем мадридской школы. Для художественного стиля Веласкеса было характерно сочетание ключевых особенностей живописи барокко – яркого колорита, смелых цветовых решений, использования разнообразных жанровых форм с реалистической и даже натуралистической манерой письма. Лишь в последний период его творчества проявилась тяга к более утонченным формам и отказу от традиций национальной колористики. В ином направлении традиции испанского барокко развивались в картинах Бартоломе Эстебана Мурильо (1618–1682). Будучи талантливым колористом, Мурильо попытался разработать свою систему передачи душевных настроений через различные формы светотеней и цветовую гамму произведения. Его картины тяготели к трем основным стилям – «estilo fno», «calido» и «vaporoso» («холодный» «теплый» и «туманный»). Подобная техника в большей степени соответствовала идеализму барокко, нежели формировавшимся в творчестве Веласкеса реалистическим мотивам.

Итальянская живопись XVII в. не достигла такого пика развития, как фландрская или испанская. Однако и здесь сформировалась мощная школа, развивавшая традиции барокко. Ее возглавил Лодовико Каррачи из Болоньи (1555–1619), предложивший в качестве основы творческого метода сочетание трех начал – «forza», «grazia» и «decoro» (сила, грация и изящество). Каррачи работал преимущественно в жанре монументальной фресковой живописи – плафонной и купольной. Его наиболее известным творением стали фрески большой галереи палаццо Фарнезе в Риме. Последователи Каррачи – Гвидо Рени (1575–1642), Франческо Альбани (1578–1660) и Джованни Ланфранко (1580–1647) с успехом использовали технику своего учителя для создания станковых полотен, выполненных масляными красками.

Особое место в развитии итальянской живописи XVII в. занимает творчество Микеланджело Меризи да Кавараджо (1569–1609) – основателя первой итальянской реалистической, или натуралистической, школы. Его жанровые картины отличались выбором нарочито угловатых и даже аскетических «народных» типажей, отказом от эстетизации композиции и стремлением к точному отражению действительности. Художественные принципы, разработанные Кавараджо, приобрели большую популярность среди европейских художников. Однако в самой Италии уже с конца XVII в. формируется направление, близкое к эстетике рококо – с тягой к легким, воздушным, подчеркнуто изящным композициям. Первыми представителями этой новой школы стали Марко Антонио Франческини (1648–1729) и Доменико Пиола (1629–1703).

Несмотря на ключевую роль изобразительных жанров в развитии искусства барокко, новая художественная философия отразилась и в литературном творчестве, развитии театрального и музыкального искусства. Общей особенностью литературы и театральной драматургии барокко было сочетание динамизма и экспрессивности выразительных средств с резкой контрастностью образной системы, стремлением к изображению многочисленных ярких и живописных деталей, не связанных с общей сюжетной композицией. Литература барокко в наибольшей степени сохранила связь с традициями маньеризма. Художественные средства рассматривались как способ преодоления унылой, однообразной и вульгарной действительности. Это вело к нарочитой театральности и декоративности литературного искусства, показной усложненности и интеллектуализации авторского языка.

Теоретическое обоснование литературного и театрального стиля барокко представили испанский писатель Бальтасар Грасиан в трактате «Остромыслие, или искусство быстрого ума» (1642) и итальянец Эмануэле Тезауро в трактате «Подзорная труба Аристотеля» (1665). Эти произведения, приобретшие общеевропейскую известность, характеризовали словесное искусство как проявление особой способности ума к интуитивной деятельности, систему художественного творчества, не связанную с какими-либо универсальными принципами и логическими построениями. Искусство трактовалось этими авторами скорее как проявление вкуса, утонченности, а не метод познания.

Литературное творчество в стилистике барокко развивалось в большинстве европейских стран. Наиболее зрелые формы это направление приобрело в Испании. В русле барочной художественной философии здесь сложилось две литературные школы. Одна из них, получившая название культизма, была основана Луисом де Гонгора-и-Арготе (1561–1627). Ее представители проповедовали так называемый «темный стиль», основанный на усложнении текста метафорами, перифразами, неологизмами. Поэтические произведения Гонгоры, а также Хуана де Тасиси-Перальта (1580–1622), Франсиско де Трио-и-Фигероа (1620–1680) заслужили репутацию «ученой поэзии», обращенной к интеллектуальной элите общества. Их противники объединились в течение консептистов, возглавляемое Франсиско де Кеведо-и-Вильегасом (1580–1645). Консептизм опирался на стремление к раскрытию реальной сложности жизни, показу существующих, а не надуманных противоречий. Если поэзия культистов поражала многообразием художественных средств, то проза консептистов тяготела скорее к лаконизму, оставляя читателю право судить о смысловой насыщенности текста. Наиболее распространенным жанром творчества консептистов стал плутовской роман с его двусмысленной сатирой и памфлетной риторикой. Помимо Кеведо известными романистами были Висенте Эспинель (1550–1624), Бальтасар Грасиан-и-Моралес (1601–1658), Луис Велес де Гевара (1579–1644).

Испанская драматургия и театральное искусство XVII в. также развивались в русле барочного стиля. В эту эпоху еще сохранялись основы драматургической поэтики, заложенные великим Лопе де Вега. Его последователи Хуан Руис де Аларкон-и-Мендоса (1681–1639) и Тирсо де Молина (1583–1648) с успехом работали в жанре «комедии интриги», «комедии характеров», «комедии святых». К середине века под давлением католических кругов театральная жизнь в Испании оказалась в условиях все более жесткой регламентации. Сокращение театральных трупп и постепенное вытеснение публичных городских театров вызвало и смену преобладающих драматургических жанров. Наибольшее распространение получили пьесы-феерии на пасторальные и мифологические темы. Лидером нового поколения испанских драматургов стал Педро Кальдерон де ла Барка (1600–1681). Для его стиля были характерны особая интенсивность развития сюжета, концентрация действия вокруг немногочисленных центральных персонажей, олицетворяющих определенные идеи или начала человеческих стремлений. Морализаторский и несколько схематичный психологизм особенно ярко проявился в любимом жанре Кальдерона – «драмах чести». Наиболее популярным автором трагедий и сатирических комедий в это же время выступал Франсиско де Рохас Соррилья (1607–1648), а лидером «исторической драматургии» – Агустин Морето-и-Каванья (1618–1669).

Во Франции литературная традиция барокко преобладала в начале XVII в. Ведущим жанром в этом стиле стал «прециозный», т. е. «изысканный», «утонченный» роман, ярко представленный в творчестве Оноре д`Юфре (1568–1625) и Мадлен де Скюдери (1607–1701). Прециозная романистика опиралась преимущественно на пасторальные и героико-галантные сюжетные линии. Та же тематика была характерна и для прециозной поэзии Венсана Вуатюра (1598–1648), чрезвычайно популярной в аристократических салонах Франции начала XVII в. Своеобразной альтернативой «галантному» литературному творчеству стала поэзия и проза «либертинов» («вольнодумцев»), выступавших с дерзкими сатирическими произведениями и бросавших вызов общепризнанным авторитетам и нормам морали. Среди авторов этого направления наибольшую известность приобрел Теофиль де Вио (1590–1626). К течению либертинов был близок и автор нашумевших утопий Сирано де Бержерак (1619–1655), а также ведущие представители реально-бытовой романистики, в том числе Поль Скаррон (1610–1660) и Шарль Сорель (1602–1674).

В начале XVII в. новое поэтическое направление, близкое по художественным принципам к стилю барокко, сложилось в Англии. Оно получило название «метафизической школы». Это название подчеркивало переход от жизнерадостной и жизнелюбивой лирики Раннего Возрождения к размышлениям о судьбе человека в меняющемся мире, подлинных основах мироздания и смысле человеческой жизни. Основоположником школы был Джон Донн (1572–1631). В своих стихотворных циклах он воспевал страстные чувства и плотские вожделения, высмеивал ханжество и жадность. В произведениях Донна и других «метафизиков» ярко проявились характерные черты литературы барокко – резкие контрасты эмоций, мистические настроения, философские размышления, смешение конкретных явлений с абстрактными понятиями, сложность риторического стиля. Подобная поэзия отличалась интеллектуальной сложностью и была популярна среди элитарных слоев общества.

Эпоха становления и расцвета барокко оказала огромное влияние на культурное развитие европейского континента. Она стала символом пафосных творческих исканий, экспрессивной динамики и эмоциональной насыщенности общественной жизни. В этом качестве многие направления культуры более поздних периодов получали название «нового барокко» или «необарокко».

Альтернативным направлением культурного развития XVII в. являлся классицизм. Подобно барокко, этот стиль также имел не только конкретно-историческое, но и универсальное значение. Характерными чертами классических произведений искусства, создававшихся в любые исторические эпохи, являлись пропорциональные композиции, простые художественные формы, эмоциональная уравновешенность, стремление к отражению гармоничного и упорядоченного идеала, основанного на представлении о красоте как объективном качестве. Классицизм канонизировал общие, типичные особенности объектов в ущерб их индивидуальному своеобразию. В сочетании с возвышенностью, чувственной приподнятостью художественного языка классического искусства это обеспечивало этическую назидательность и гражданский пафос. В рамках художественного направления классицизма культура приобретала ярко выраженную воспитательную функцию, превращаясь в иллюстрацию императивных моральных истин, упрощенных и упорядоченных эстетических идеалов. Поэтому преобладание в художественной культуре той или иной эпохи классической эстетики свидетельствует не только о внутренних тенденциях развития искусства, но и об укреплении в этот период в массовом сознании рациональной, гармоничной в своем внутреннем содержании мировоззренческой системы.

Сосуществование в европейской художественной культуре XVII в. столь разноречивых направлений, как барокко и классицизм, было весьма показательным феноменом. Если барокко отражало эклектику умонастроений революционной эпохи, особое эмоциональное состояние общества, то расцвет классицизма был связан с более глубинными мировоззренческими переменами, радикальным обновлением картины мира европейского человека. В сочинениях Бэкона и Декарта, Спинозы и Лейбница искусство трактовалось прежде всего как способ выражения научных истин и этических идеалов, уникальное средство пробуждать в человеке саму тягу к истине. Умеренность художественного языка, преодоление смысловой усложненности в сочетании с примитивизацией форм и достижением их математической пропорциональности рассматривались как важнейшие достоинства искусства. Декарт утверждал, что принципы художественной гармонии подчиняются универсальному природному закону: «Подобное стремится к подобному». Гоббс считал, что «разум зависит от идей, идеи – от воображения, а воображение – от движения телесных органов». Таким образом, фантазия художника, порыв творческого воображения ассоциировались с быстротой и легкостью движения жизненных сил, динамикой созидающей души. Подобный взгляд сочетался с механистическими принципами ньютоновской картины мира и открывал дорогу творческим исканиям в духе классицизма.

Признанным центром культуры классицизма в XVII в. стала Франция. Новый стиль формировался здесь в условиях торжества абсолютизма и нес на себе яркий отпечаток помпезности и патетичности эпохи «короля-солнца» Людовика XIV. Иной была стилистика классического искусства в Англии и Голландии, странах с утвердившейся протестантской культурой. Художественные явления в стиле барокко возникали здесь редко, а искусство классицизма носило более строгий, лаконичный по эстетике характер.

Архитектура классицизма во Франции в значительной степени подражала древнеримским образцам купольных зданий и прямоугольных базилик с внутренними двухэтажными галереями на колоннах. Подобные сооружения создавались Саломоном де Броссом (1552–1626), Жаком Лемерсье (1585–1654), Франсуа Мансаром (1598–1666) еще в период царствования Людовика XIII. Расцвет классицизма в архитектуре во второй половине XVII в. был связан с именами Луи Лево (1612–1670), Клода Перро (1613–1688) и Жюля д`Ардуэна Мансара (1646–1708). Их работы создали «французский стиль» с характерным преобладанием горизонтали над вертикалью в пространственных решениях, соблюдением строгой симметрии относительно оси здания (трехчастное деление фасада с укрепленным центральным и двумя меньшими боковыми ризалитами, либо сочетание фасада с выступающими по бокам двумя флигелями), тяготением всех пространственных форм к квадрату или прямоугольнику. Величественность зданий подчеркивалась преобладанием центрального корпуса с высокими прямоугольными окнами, мощными ионическими колонами, открытыми террасами и промежуточными флигелями. Все эти черты были характерны для стилистики, называемой «архитектоникой» – ориентированной на создание впечатления «единства в многообразии», четкое разделение целостного образа постройки на составные, симметричные и равновесные элементы.

Важной особенностью архитектуры классицизма стал переход к так называемому «регулярному градостроительству». Основным способом организации городского пространства становилась замкнутая прямоугольная площадь, замкнутая похожими домами и симметрично разомкнутая улицами. В дворцовых постройках закрепилось стремление к созданию целостных архитектурных ансамблей и сложных комплексных ландшафтов. Андре Ленотр (1613–1700), создатель великолепного паркового ансамбля Версаля, стал одним из основоположников «регулярного» стиля садово-паркового искусства, которое дополняло строгую пропорциональность классической архитектуры.

Голландская архитектура начала XVII в. развивалась под влиянием амстердамской школы, основанной Гендриком де Кейзером (1565–1621). Ее «кирпично-каменный» стиль отличался эклектикой в подборе пространственных и декоративных решений, сочетанием простоты и строгости планировки с элементами барочных орнаментов и надстроек. Во второй трети века в Голландии закрепился классический стиль архитектуры, причем даже в более строгой форме, нежели во Франции. Ключевой вклад в развитие голландской архитектуры классицизма внесли Якоб ван Кампен (1598–1657), Питер Пост (1598–1668), Филипп Вингбоонс (1608–1675). Их творчеству не было присуще стремление к пафосу и величественности. Основной тип построек голландского классицизма – это дома зажиточных бюргеров и дачи аристократов.

Английский архитектурный классицизм формировался под влиянием венецианской школы Андреа Палладио (1508–1580). Первым английским последователем Палладио и родоначальником собственно английского классицизма стал Иниго Джонс (1573–1652). Он был сторонником принципа простоты и целесообразности внутреннего пространства и внешнего убранства зданий, отказа от нарочитой эстетизации построек. Джонс разработал классический тип английской усадьбы, призванный удовлетворить прежде всего стремление к комфорту и удобству жилища. Его усадьба представляла собой прямоугольное в плане здание с покатой крышей, прямой линией карниза и равноудаленных друг от друга окон. Этот макет одинаково годился как для загородного дома, так и для городского особняка. В окончательном варианте архитектурный стиль английского классицизма сложился в творчестве Кристофера Рена (1632–1723). Он в значительной степени отражал влияние французских традиций, но с широким использованием готических контуров и барочного декора. Отклонение от канонов классицизма еще больше закрепилось в работах Дж. Вэнброу, Дж. Вуда, Н. Хоксмора, которые относились уже к своеобразному «барочному классицизму».

Скульптура классицизма, подобно барочной, развивалась в XVII в. прежде всего в контексте декоративных задач. Скульптуры, барельефы, надгробия, выполненные в галло-римском стиле и основанные на античных сюжетах, были важным дополнением к строгой и величественной атмосфере классических зданий и парков. От чувственной скульптуры барокко классическое ваяние отличалось меньшим психологизмом, стремлением к продуманной, несущей определенные идеи композиции. Эти черты были характерны для творчества французских скульпторов Франсуа Жирардона (1628–1715), Робера ле Лоррена (1662–1747), Никола (1658–1733) и Гильома Кусту (1677–1748). В Голландии и Англии искусство ваяния в стиле классицизма не получило столь широкого распространения. Реформированная церковь в этих странах отрицала пластические образы как элемент убранства культовых сооружений. Поэтому основным жанром, в котором работали голландские и английские скульпторы, было создание надгробных памятников.

Живопись приобрела в традиции классического искусства особое значение. Пропорциональная строгость классической архитектуры, отказ от нарочито роскошных и разнообразных декораций делали картины ключевым компонентом внутреннего убранства зданий. Французские художники начала XVII в. Жак Калло (1592–1635), Симон Вуэ (1590–1649), Жак Бланшар (1600–1638) еще испытывали заметное влияние традиций итальянской живописи эпохи позднего Ренессанса. В полной мере художественный стиль классицизма сформировался лишь в творчестве Никола Пуссена (1593–1665). В его картинах отразились принципы римской эстетики, с характерной для нее четкостью, ясностью, убедительностью изображения. Продуманность сюжета сочеталась с жесткой очерченностью линий, отказом от полутонов и дополнительных деталей композиции. Особую славу Пуссену снискали произведения на библейские и исторические темы. Клод Желе (1600–1682) распространил те же художественные принципы на пейзажную живопись, а Филипп де Шампань (1602–1674) – на церковную. В конце XVII в. во французской живописи классицизма сформировалось два противоборствующих направления – реалистическое, особенно влиятельное в портретистике и батальной живописи, и колористское, тяготеющее к жанровой живописи и предвещающее торжество эстетики рококо.

Самобытная школа живописи сложилась в XVII в. в Голландии. По своей стилистике она занимала промежуточное положение между барокко и классицизмом. Принципы построения композиции и жанровое многообразие сближали голландскую живопись с традициями барокко. Однако в творчестве голландских художников отсутствовали тяготение к пышности и великолепию, нарочитость цветовой гаммы и вычурность сюжетов. Они создавали картины, понятные и близкие по эстетике представителям «среднего класса». Это предопределило особую популярность ландшафтной, портретной, архитектурной живописи, а также настоящий расцвет искусства репродукции. Признанными мастерами в этих жанрах были Абрахам Блумарт (1564–1651), Герард ван Хонтхорст (1590–1654), Ян Вееникс (1640–1719), Франс Халс (1580–1666), Якоб ван Рейсдал (1628–1682), Филипс Вуверман (1619–1668).

Вершиной в развитии голландской живописи XVII в. стало творчество Рембрандта Харменса ван Рейна (1606–1669). Его произведения отразили идеал естественной и жизненной красоты, далекой от чувственности барокко и упорядоченности классицизма. При этом, в отличие от многих голландских мастеров, Рембрандт смело обращался к внутреннему миру своих героев, стремился к передаче нюансов различных чувств и психологических состояний. Портреты Рембрандта приобретали мощное эмоциональное воздействие, разительно отличаясь от парадной портретистики XVII в. В многочисленных исторических и ландшафтных полотнах Рембрандта проявилось и его блестящее искусство светотени, способность придать картине особое цветовое звучание.

Литературное и театральное искусство занимало в культуре классицизма гораздо более важное место, нежели в традиции барокко. Торжество здравого смысла и рациональности, отказ от аллегоричности мышления в пользу его образности и предметности, культ механицизма и нормативности стали важнейшими особенностями литературы классицизма. Эстетика классицизма требовала от литератора безусловного следования жанровым канонам, стремления к гармонии и соразмерности частей произведения, стройности и лаконизму композиции, простоте сюжетных линий и ясности авторского языка. Принципиальную важность сохраняло разделение жанров литературного творчества на «высокие» (эпопея, трагедия, ода) и «низкие» (сатира, басня, комедия).

Рациональный взгляд на человека, предпочтение общего по сравнению с частным, противопоставление разума чувству вело к формированию в литературе классицизма традиции жесткой типизации характеров. Бытовые детали, исторический контекст и иные «частности» исключались из психологического анализа. Персонажи классицизма предстают как цельные символы человеческих страстей, переживаний, идей и душевных движений. Их этические искания неизменно сопряжены с жестким противопоставлением добра и зла, возвышенного и низменного, страстей и разума, долга и потребности. В этом зеркале литература классицизма формировала нормативно упорядоченную систему ценностей, своего рода композицию человеческих стремлений и помыслов.

Принципы классицизма нашли наиболее полное выражение в творчестве французских писателей, поэтов и драматургов. Пьер Корнель (1606–1684) и Жан Расин (1639–1699) стали основоположниками жанра классической трагедии, разительно изменившей атмосферу литературной и театральной жизни Франции. Особенностью их произведений было строгое соблюдение правила «трех единств» – единства места, времени и действия. Сюжет концентрировался вокруг одного главного события, а персонажи изображались с одной явно доминирующей чертой характера. Это придавало действию некоторую статичность, но обеспечивало подчеркнутый психологизм, этическую направленность произведений. Сюжетные линии, как правило почерпнутые из древней мифологии и истории, были ориентированы на воспевание доблести и благородства, величия и героизма. С драматическими пьесами Корнеля и Расина на французские театральные подмостки пришло и новое поколение актеров. Складывалась особая школа исполнительского мастерства, основанного на мощных вокальных данных, патетической и, одновременно, сдержанной мимике и пластике. Актерские приемы в исполнении трагедий сохранили элементы декламации, в «комедиях нравов» – приближались к естественной бытовой манере. Богатую публику особенно привлекало появление в театральных труппах актрис.

Не меньшей популярностью во Франции пользовались и «низшие» жанры классической литературы. Благодаря гению Жана-Батиста Поклена, известного под псевдонимом Мольер (1622–1673), совершенно новые черты приобрел жанр комедии. Комедии Мольера смешили зрителя фарсовыми перипетиями, но при этом ставили не менее глубокие проблемы, нежели трагические и эпические драмы. Мольер обличал лицемерие и социальный конформизм, безжалостно критиковал общество, порождающее человеческие пороки. Жанр сатирической басни с успехом был возрожден в творчестве Жана де Лафонтена (1621–1695). Критический пафос и морализаторство были характерны и для французской прозы классицизма. В XVII в. начинается расцвет эпистолярного жанра. Франсуа де Ларошфуко (1613–1680), Блез Паскаль (1623–1662), Жан де Лабрюйер (1645–1696) и другие моралисты придали памфлетной публицистике и ораторской прозе подлинно философское звучание.

В русле классицизма развивалась во второй половине XVII в. и английская литература. Уже в годы революции поэтическое творчество Джона Мильтона (1608–1674) продемонстрировало растущее тяготение к классическим сюжетам, строгому соблюдению принципа единства времени, места и действия как основе правдоподобия, формированию цельных, завершенных образов, характеризующих основные начала человеческой души. Литература периода Реставрации приобрела большее жанровое разнообразие, но сохранила ярко публицистический характер. Приверженцы противоположных политических принципов нередко обращались к сатире и памфлетной публицистике для выражения своих взглядов. Наиболее показательным в этом отношении было творчество Джона Беньяна (1628–1688) и Сэмюэля Батлера (1612–1680). После Славной революции 1688 г. пафос общественной полемики несколько смягчился и развитие английской литературы стало определяться уже более жестким следованием основным принципам классицизма. После долгого периода забвения возрождается драматургия. Ключевую роль в этом сыграли Джон Драйден (1631–1700), Натаниэл Ли (1653–1692), Томас Отвей (1652–1685), Джордж Этеридж (1634–1691).

Критические трактаты Д. Драйдена стали важным шагом в теоретическом обобщении европейского культурного опыта. Драйден пытался найти компромисс между стилем драмы, выработанным эпохой Возрождения, и французским классицизмом. Он разделял стремление классицистов к изображению возвышенных стремлений, но оставлял за драматургией право на бурное, стремительное действие. Подобный взгляд отражал специфику английской театральной жизни конца XVII в. Новые театры, открытые после нескольких десятилетий запрета, уже значительно отличались от «театра Шекспира». Доминирующим сценарным жанром стала «комедия Реставрации». Возводя в культ свободомыслие и насмешливое остроумие, новая комедия нарочито бросала вызов набожности и благочестию пуритан. Мастерство комедийной интриги, блеск юмористических диалогов, острота в обрисовке персонажей стали ключевыми особенностями английской «комедии Реставрации» и имели много общего с французской комедийной драматургией.