Новая история стран Европы и Америки XVI–XIX века. Часть 1 Коллектив авторов

Идеология органической солидарности основывалась на виталистской системе миропонимания. Она отрицала абсолютизацию рационального, материалистического познания природы и человека. В противовес технократическому и механистическому общественному сознанию выдвигалась идея иррационального, интуитивного понимания глубинных основ жизни, представление о приоритетной значимости нематериальных факторов общественной и индивидуальной жизни. Сама личность рассматривалась прежде всего как духовный феномен. Поэтому в проектах преобразования общества ключевая роль отводилась не экономическому или политическому, а духовному строительству, совершенствованию самого человека, социальному творчеству, порожденному интуитивным стремлением к естественным формам человеческих отношений. Подобная установка предопределила изначальный антиэтатизм органической, корпоративной идеологии. Осуждению подвергалась не только существующая государственная организация, но и само стремление решать проблемы человеческого общежития корректировкой политического курса. Как следствие, идее «третьего пути» изначально оказались созвучны не столько политические движения, сколько разнообразные общественные и интеллектуальные течения. Наиболее значимыми среди них стали социально-христианская доктрина, солидаризм, фелькишское движение и анархо-синдикализм.

К концу XIX в. обе основные ветви западного христианства – католицизм и протестантизм, оказались перед необходимостью серьезной корректировки своих общественно-политических концепций. И, если протестантизм относительно легко адаптировался к изменившемуся социальному порядку, то католическая общественная мысль оказалась в очень сложном положении. Уже в эпоху буржуазных революций клерикально-монархические круги стали оплотом реакции. Секуляризация массового сознания, быстрое становление светских институтов гражданского общества, утверждение идеи суверенности государственной власти, в том числе республиканской, вступали в диссонанс с важнейшими постулатами католической доктрины. Церковь столкнулась с постепенным вытеснением ее в сферу частной человеческой жизни. Она теряла свои позиции в системе общественного воспитания, была вынуждена мириться с расцветом материалистической философии и утилитарной этики. Все это привело в XIX в. к усилению взаимосвязи католицизма с наиболее жесткими формами охранительного консерватизма.

В период понтификата папы Пия IX (1846–1878) ортодоксальные настроения в католических кругах достигли своего пика. В 1870–1878 гг. состоялся I Ватиканский собор, посвященный обсуждению позиции церкви в новых условиях. 24 апреля 1870 г. собор принял первую догматическую конституцию (Dei Filius) о католической вере. В ней, в духе решений Тридентского собора, было сформулировано аутентичное учение о вере, Боге, о божественном откровении. В решениях собора подверглись резкому осуждению атеизм, материализм, пантеизм, рационализм. Собор принял также догмат о непогрешимости папы. Впервые прямое влияние Святого престола распространилось даже на сферы теологических исследований. Возобладал принцип «Roma locuta, causa fmita» («Рим высказался, дело решено»).

Несмотря на полное преобладание клерикализма в официальной позиции католической церкви, среди католических мыслителей уже в середине XIX в. начали распространяться идеи реформирования общественной доктрины церкви. Наиболее ярким их примером были воззрения французского аббата, известного публициста Фелисите Ламенне (1782–1854). В своих ранних работах Ламенне достаточно резко выступал в защиту принципа легитимизма и рассматривал революцию как худшее проявление человеческих страстей и самонадеянности. Однако в дальнейшем он утвердился во мнении, что не только революционная диктатура, но и монархический деспотизм попирают естественные права человека и божественную сущность власти. Ламенне считал, что принцип свободы в его наиболее чистом выражении заключает в себе христианство. Стремление к свободе представляет собой важнейшее свойство каждого человека, но оно не должно быть выражено в узурпации власти или накоплении собственности. Поэтому, разрушительное для человеческой души значение имеют и либерализм, толкающий людей на путь ложного освобождения, и контрреволюционный монархизм, препятствующий самому их стремлению к свободе. «Мир должен обновиться через католицизм, действующий в атмосфере свободы», – писал Ламенне.

Ламенне критиковал попытки втянуть католическую церковь в политическую борьбу в тех или иных странах. Он считал, что церковь должна сплотиться вокруг Святого престола и сохранить нейтралитет в борьбе народов и монархов. Миссия церкви – сугубо моральная, и выполнение ее способно создать подлинно свободное общество, где права человека будут обеспечиваться не насилием над другими людьми, а социальной солидарностью, свободой совести и расцветом образования. В более поздних работах Ламенне выдвигал также идею народного представительства, доказывая, что общество уже преодолело потребность в опеке и способно «само давать себе власть».

Полемика Ламенне с официальной позицией католической церкви стала первым шагом к формированию концепции политического католицизма. Сущность ее заключалась в отрицании противоречия между правами и обязанностями христианина и правами и обязанностями гражданина. Эта сугубо политическая идея была следствием переосмысления одной из наиболее сложных для христианских мыслителей проблемы – о соотношении телесной и душевной сущности человека. Сохраняя уверенность в глубоком отличии материальных и духовных факторов жизни, сторонники политического католицизма отказывались от их противопоставления и доказывали единство высших целей человеческого существования. Это заставляло пересмотреть отношение к многим социальным и политическим институтам, а также более четко определить взаимосвязь самой церкви с гражданским обществом.

Рубежным этапом в переосмыслении общественной роли католической церкви стал понтификат папы Льва XIII (1878–1903). В это время реформаторские идеи впервые получили отражение в официальной позиции Святого престола и были освящены авторитетом понтифика. Лев XIII выступил принципиальным сторонником политического католицизма – как движения за широкую общественно-политическую эмансипацию католиков. Сохраняя неоднозначное отношение к демократии, папа решительно поддержал создание «католического представительства» в гражданском обществе, в том числе католических профсоюзов, цехов, общественных организаций и пр. В его первых энцикликах утверждалось позитивное отношение церкви к правовому государству, отказ от клерикализма, попыток христианизации политической жизни общества. С другой стороны, Лев XIII неизменно подчеркивал, что христианство обладает глубоким социальным смыслом и способно дать ответ на самые злободневные вопросы современности.

Самой знаменитой энцикликой Льва XIII стало послание «Rerum novarum» («О новых вещах», 1891). В нем впервые было заявлено о новом отношении Святого престола к социальному вопросу. Наряду с призывами к христианскому милосердию и благотворительности, Лев XIII изложил свою позицию по проблемам классовой борьбы, собственности, положению рабочего класса, войны и мира. Жесткой критике он подверг рабочее революционное движение, пафос классовой борьбы, насаждаемый марксизмом. В то же время в энциклике осуждалась и система экономической эксплуатации, разрушающая моральный облик человека, проповедующая нигилизм, безверие и агрессивность. В «Rerum novarum» предлагались новые ориентиры общественного развития, переводящие традиционные ценности христианской любви к ближнему в ранг главенствующих социальных принципов. Верующие, и прежде всего рабочие, призывались к последовательному внедрению идей солидарности и взаимопомощи в повседневную жизнь, моральному очищению общества, настойчивому отстаиванию своих прав, минуя крайности политической борьбы. В энциклике «Graves de commini» («Тяжкие всех», 1901) Лев XIII еще более настойчиво подчеркнул неполитический характер христианско-социального учения, рассматривая его как внеклассовую идеологию, направленную на изменение самих устоев современного общества.

Реформаторская деятельность Льва XIII дала толчок для становления новой идеологической доктрины – социального католицизма. Однако этот процесс встречал большое сопротивление среди клира. Во время понтификата Пия X (1903–1914) в официальной позиции Ватикана произошел консервативный «откат». Лишь в 1920-х гг. идеи социального католицизма в сочетании с идеологией корпоративизма окончательно возобладали в католической церкви. А уже после Второй мировой войны на основе синтеза христианского солидаризма и либерально-демократических идей сложилась концепция христианской демократии.

На рубеже XIX–XX вв. идеи солидаризма начали все шире распространяться и среди представителей других христианских конфессий. Англиканские священники Чарльз Кингли (1819–1875) и Фридрих Морис (1805–1872) широко пропагандировали необходимость активного участия церкви в защите социальных прав трудящихся, а также поддержки реформаторского курса государства. Заметным явлением стал американский социальный евангелизм. В его основу легли идеи «социального спасения» – сочетание традиционной протестантской трактовки догмата о спасении с понятием социальной ответственности человека и церкви. «Царство Божие включает всю социальную жизнь человека, – утверждал ведущий идеолог социального евангелизма У. Раушенбуш. – Его цель не спасение человеческих атомов, а спасение социального организма, не вознесение индивидов на небо, но превращение земной жизни в небесную гармонию».

Помимо христианского социального учения солидаризм развивался и как сугубо светская теория. Во Франции еще в 1839 г. был опубликован трактат Пьера Леру «О человечестве» – первая попытка систематизировать представления о взаимной солидарности как универсальном социальном феномене. Позднее Огюст Конт уделил немалое внимание проблеме солидарности в своих философских и социологических исследованиях. В начале XX в. в трудах Леона Буржуа, Шарля Жида, Леона Дюги солидаризм уже предстал целостной социальной доктриной, противопоставляемой классическому либерализму и марксистскому социализму.

Французские солидаристы отталкивались от идеи «естественной солидарности», понимая под ней «взаимную зависимость всех частей одного и того же организма», универсальную для любых форм жизни. Чем более сложным, дифференцированным является организм, тем более интенсивной, но одновременно и конфликтной становится взаимосвязь его внутренних элементов. С этой точки зрения, современное общество, с характерными для него высокой степенью разделения труда, идеологическим плюрализмом, разнообразием политических и государственно-правовых моделей, создает предпосылки для гибельного нарастания социальных конфликтов, но предоставляет возможности и для развития высших форм солидаризма. Общность различных интересов позволяет людям создавать те или иные ассоциации, синдикаты, кооперативные организации и пр. Это формы естественной солидарности, своего рода «вспомоществование». Однако зачастую они противоречат принципам социальной справедливости, поскольку защищают интересы отдельных групп в ущерб иным. Поэтому естественная солидарность должна быть дополнена этическим императивом, «социальным моральным долгом» человека по отношению к обществу. При необходимости, «недостаток совести» должен быть восполнен действием закона. Французские солидаристы особенно подчеркивали растущую роль современного государства, призванного служить «органическому закону общественной жизни» (Л. Дюги), требовать от индивида правовой дисциплины, укреплять социальную солидарность членов общества и обеспечивать им минимум средств существования.

Если в идеологии французского солидаризма особую значимость имели экономические и правовые проблемы, то немецкий, австрийский и русский солидаризм оказался тесно связан с этико-религиозными вопросами, а также поисками «национальной идеи». Огромным интеллектуальным и духовным потенциалом обладал русский солидаризм начала XX в., развивавший нравственные традиции православия, идеи соборности. Его представители – Н. Лосский, С. Франк, И. Ильин, являлись крупнейшими философами своего времени. Немецкий солидаризм по своему происхождению был тесно связан с социально-христианской доктриной, но отличался большей политизацией. М. Шпанн, Э. Штадлер, А. Штегервальд стали основателями солидаристского течения в католической партии Центра. В 1918 г. эта группа образовала автономную организацию «Объединение за национальную и социальную Солидарность», трансформировавшуюся спустя год в «Объединение за свободную от партий политику». В дальнейшем немецкий солидаризм эволюционировал к идеям национально-социальной диктатуры и оказался связан с зарождением тоталитарного движения.

Процесс оформления солидаристских идеологических концепций приобрел определенную специфику в тех странах «второго эшелона», где процесс модернизации осложнялся необходимостью этнической эмансипации, интеграции различных этно-национальных групп в открытое гражданское общество. Издержки ускоренных реформ, ломка традиционных общественных институтов и морально-нравственных категорий провоцировали здесь обостренное внимание к поискам «истинно национального» пути развития. В России и Германии эта тенденция сочеталась с особенностями имперского сознания, расцветом панславистской и пангерманской идеологий. Результатом причудливого идейного синтеза стали так называемые народнические движения (немецкий аналог термина «народничество» – «vlkisch», «фелькиш»).

В рамках народнической идеологии понятие «народ» трактовалось как особая органическая общность, единый социальный организм, обладающий собственной душой, характером, волей, судьбой. Подразумевалось, что именно народ – неделимый на автономные единицы носитель коллективного разума, морали, веры, обладает правом определять пути общественного развития, выступает связующим звеном между прошлым и будущим. Народничество в России и «фелькиш» в Германии выходили за рамки обычной политической идеологии. Они составили особый пласт национальной культуры, образовали целостные мировоззренческие системы, отражающие специфичный строй мышления, социально-психологический комплекс, сформированный на базе этнического самосознания.

Радикальная критика буржуазного образа жизни, как ложного и чуждого национальным традициям, сочеталась в народнических концепциях с выдвижением нового социального проекта, основанного на демократических и социалистических (коллективистских) началах, идеалистических представлениях о единстве «крови и почвы». И, если русское народничество в первую очередь являлось «почвеннической» идеологией, то фелькишское движение отличалась особенно обостренным национальным чувством, переходящим в антисемитские, расистские идеи. «Социализм» фелькишских группировок носил подчеркнуто «немецкий» характер, претендовал на возрождение «истинно немецкого образа жизни» как в нравственном, психологическом, так и в расово-биологическом, генетическом отношении. Фелькишское движение активно поддерживало пангерманские идеи и выступало за укрепление имперской государственности. Оба эти аспекта обладали для «фелькиш» высшим, сакральным смыслом, рассматривались как путь к реальному «соучастию» («anteilnahme») народа-организма в политике, способ решения национальных задач общими усилиями. В начале XX в. в русле фелькишской идеологии сложилась и особая расовая теория, оказавшая большое влияние на зарождение нацизма.

В романских странах Европы народническая идеология не получила продуктивного развития. Однако именно здесь сформировалась еще одна специфическая разновидность корпоративной идеологии – анархо-синдикализм. С классическим анархизмом его объединяла мечта о самоуправляющемся обществе и представление о том, что основой общественного прогресса является «революционное творчество» масс, не стесненное рамками партийной дисциплины и рациональными программными установками. С другой стороны, анархо-синдикализм был тесно связан с синдикалистской идеологией.

Революционный синдикализм возник в конце XX в. в рамках рабочего профсоюзного движения как альтернатива влиянию социал-реформистских социалистических партий. Организации подобного толка представляли собой межотраслевые рабочие объединения, координирующие забастовочную борьбу за улучшение условий труда, пропагандистскую и агитационную деятельность, помощь безработным и жертвам производственного травматизма, просветительскую работу среди рабочих. Синдикалисты считали свою деятельность революционной, поскольку принципиально отказывались от идеи классового сотрудничества. Производственные профессиональные ассоциации они рассматривали как систему социальной самоорганизации рабочих, которая в будущем будет способна выполнять самые широкие регулирующие и контролирующие общественные функции. Именно эта идея привела в синдикалистские организации многих анархистов, сторонников самоуправленческого, безгосударственного общества. В отличие от профсоюзных лидеров, отрицавших связь синдикализма с какой-либо идеологией и политическими задачами, анархисты привнесли яркий идейный пафос и стремление к политической активности.

Уже в начале XX в. в синдикалистском движении образовалось два крыла. Первое из них стало основой мощных профсоюзных организаций, борющихся за экономические права рабочих и укрепление парламентской демократии (ВКТ во Франции, САК в Швеции, тред-юнионы в англосаксонских странах и др.). Второе оказалась под влиянием идей анархизма, действуя под лозунгом «От парламентаризма к синдикализму, к самоорганизующемуся обществу».

Важную роль в формировании идеологии анархо-синдикализма сыграл Жорж Сорель (1847–1922). В книге «Размышления о насилии» (1908) он теоретически обобщил популярную среди анархистов и представителей других радикальных движений идею «прямого действия». Сорель доказывал, что принципиальную значимость имеют только акции, не обремененные рациональными целями, не направленные на конкретные, утилитарные результаты, а имеющие нравственный характер, создающие в обществе особую моральную атмосферу. При этом сама этика наделялась им мобилизующими функциями. По мнению Сореля, морально поступает тот, кто не пытается приспособиться к существующему порядку. Подлинный смысл имеет только уничтожение неизлечимо больного общества, и только иррациональная воля способна породить действие, реально меняющее мир. Любые иные формы политической активности Сорель называл замаскированной формой классового сотрудничества, в конечном счете сводимой к торгу и спеуляциям.

Анализируя особенности общественного сознания современной эпохи, Сорель разработал оригинальную теорию «политического мифа». Он считал, что кризис буржуазного общества возвращает иррациональным факторам истинную значимость. Поэтому новейшие идеологические доктрины все больше опираются не на рациональные постулаты, а на систему политической мифологии, обращаются к чувствам, эмоциям человека. Их эффективность зависит не от доказательности и аргументированности, а от способности увлечь массу, ослепить ее яркими идеями, чувственно воспринимаемыми образами.

Анархо-синдикалисты пропагандировали самые различные формы протеста – стачки, демонстрации, бойкот, саботаж. Но в основе каждой из них видели прежде всего эмоциональный взрыв угнетенной массы, ее творческую, непостижимую для разума жизненная активность. Особое значение придавалось насилию. Индивидуальный террор, взрывы в людных местах рассматривались как возможность «встряхнуть» общество, бросить вызов «ложным» гуманистическим ценностям, сковывающим жизненные силы масс, и дезорганизовать демократический строй, «лишающий народ воли». Динамит стал символом политической борьбы. В 1880–1914 гг. жертвами террористических действий стали президенты США Горфильд и Мак-Кинли, французский президент Карню, премьер-министр Испании Антонио Канова, императрица Австрии Елизавета, итальянский король Умберто.

Распространение идеологических концепций «третьего пути» стало ярким свидетельством мировоззренческого кризиса, охватившего западное общество на рубеже XIX–XX вв. В радикальной трактовке они становились символом социального протеста, превращались в требование тотальной нравственной революции, немедленного и радикального переустройства общества на принципах корпоративизма и солидаризма. По названию итальянского корпоративно-националистического движения подобная идеология получила название фашизма (ит. «fascio» – «пучок»; в соответствии с эмблемой крестьянских повстанческих отрядов конца XIX в., члены которых пучком стеблей символизировали свое единство). Наиболее широко идеи фашизма распространились в странах «второго эшелона», где противоречия модернизации были отягощены ее ускоренным характером. При этом в классическом варианте фашизм сформировался только в католических странах – Италии, Австрии, Испании, Португалии, где были популярны солидаристские идеи социального католицизма и анархо-синдикализма. В Германии ранний фашизм был вытеснен другим вариантом тоталитарной идеологии – национал-социализмом, связанным с идеями расового превосходства. Русский фашизм сложился уже после революции 1917 г. в эмигрантских кругах. В самой же России тоталитарным движением стал большевизм.

Эпоха «Заката Европы» принесла с собой разрушение привычных эстетических канонов, представлений о природе художественного, о соотношении искусства и жизни. Попытки найти принципиально новые формы творческого самовыражения, преодолеть «нормальность» пространственного и смыслового восприятия окружающей действительности во многом были связаны с утверждением неклассической научной картины мира, распространением идей относительности пространства и времени. Происходило преодоление мировоззренческой установки на универсальность порядка вещей, фундаментальность и безусловную объективность Истины, отказ от представлений о наличии какого-либо единого источника смысла вещей – Бога, Природы или Разума.

Это «расколдовывание мира» (М. Вебер) вело к радикальному изменению всей системы общественных коммуникаций, обеспечивающих преемственность духовного опыта и основы самоидентификации индивидов. Важнейшая потребность людей в соотнесении своего «Я» и коллективного «МЫ», самоопределении в ментальном пространстве общества и системе социальных взаимодействий приобретала парадоксальную направленность. Перед лицом рушащихся «горизонтов мироздания», испытывая ощущение «утраты материи», человек обретал чувство уверенности, пытаясь приобщиться к будущему и бросая вызов не только прошлому, но и настоящему. Тем самым начала складываться уникальная модернистская духовная традиция, основанная на признании самоценности любого вида новаторства.

Становление художественной философии модернизма, основанной на принципах безусловной творческой свободы, происходило на протяжении нескольких десятилетий и завершилось к началу XX в. Изменение предметно-изобразительной основы искусства привело, прежде всего, к бурному обновлению форм живописи, скульптуры, архитектуры. Литература, театральное и музыкальное искусство, напротив, временно утратили ту динамику, которая была присуща их развитию в период расцвета романтизма и критического реализма. Размытыми оказались и жанровые, стилевые рамки творчества. Полемичность и экспериментальность нового искусства препятствовали складыванию целостных школ и направлений. Разработка новых эстетических критериев и художественных принципов стала прежде всего прерогативой ярких индивидуальностей, решавшихся бросить вызов вкусам общества.

Знаковым явлением в развитии европейской художественной философии стало формирование уникального течения – импрессионизма («impressionnisme» от фр. «impression» – «впечатление»). Сам термин «импрессионисты» в ироническом смысле впервые использовал репортер Луи Леруа, когда 15 апреля 1874 г. несколько молодых французских художников попыталась в знак протеста против засилья салонного искусства провести собственную «независимую» выставку. Лидером этой группы был Клод Моне, пропагандировавший идею переориентации живописи на отображение субъективных переживаний света, цвета и пространства. Картину с символическим названием «Впечатление. Восход солнца», выполненную в новой манере, Моне представил уже на первой выставке импрессионистов.

Несмотря на значительный общественный резонанс, первые художественные опыты импрессионистов не были новаторством в абсолютном смысле. Художники барбизонской школы и близкие к течению прерафаэлитов пейзажисты внесли немалый вклад в разработку новой техники передачи пространства и естественного освещения. Большое влияние на участников группы импрессионистов оказал французский художник и график Эдуар Мане (1832–1883). Еще в молодости он заявлял о своем стремлении добиться естественного изображения «настоящего дневного света» и «писать жизнь в разное время такой, какая она есть». В 1863 г. Мане создал программную картину «Завтрак на траве». От внимания многочисленных критиков, упрекавших художника в аморальности (он изобразил одетых мужчин рядом с обнаженной женщиной), ускользнуло главное – Мане удалось создать полотно, действительно наполненное светом, передающее благодаря уникальной цветовой гамме чувство полноты жизни. В той же стилистике Мане создал впоследствии картины «Олимпия» (1863), «Флейтист» (1866), «Вечер» (1874), «Нана» (1877) и другие.

В 1866 г. вокруг Мане сложилась группа молодых художников, куда входили будущие импрессионисты – Клод Моне (1840–1926), Камиль Писсарро (1830–1903), Эдгар Дега (1834–1917), Пьер Огюст Ренуар (1841–1919), а также А. Сислей, Б. Моризо, А. Гийомен. Все они любили собираться в кафе на улице Батиньоль, из-за чего последователей Мане называли также «батиньольской школой». Постепенно в их творчестве начали проявляться совершенно новые, оригинальные черты. Ироничное прозвище «импрессионисты» оказалось вполне точной характеристикой. Представители нового стиля отказывались от восприятия художественной культуры как средства познания или средства подражания, копирования природы. Они считали, что искусство художника заключается в том, чтобы воссоздать эстетику мгновенного, мимолетного впечатления.

Импрессионисты попытались преодолеть традиционную иерархию жанров и классические каноны изобразительной техники (трехплановость пространства, разделение изображаемых объектов на главные и второстепенные, композиционное размещение «главных» в центре картины). Их творческий метод предполагал отказ от статичного изображения и передачу изменчивости, подвижности окружающего мира. Это достигалось с помощью техники разложения тонов, необычного сочетания красок, игры цветовых рефлексов.

Импрессионизм первым из художественных течений начал опираться на новейшие достижения физики света. В это время было уже хорошо известно, что та или иная цветовая тональность создается вибрацией света на поверхности предметов в зависимости от наклона лучей. Поскольку смешанные тона в природе отсутствуют, то движение воздушных масс лишь образует определенное сочетания семи красок спектра, которые искусственно составляет человеческое зрение. Техника импрессионистов предполагала не смешение этих основных цветов спектра (с созданием темных «земляных» красок), а нанесение на поверхность холста отдельных мазков разного цвета. Их сочетание позволяло «растворять» в зрительном восприятии контуры изображаемых предметов, приближаясь к эффекту свето-воздушной среды. Помимо использования особой техники, импрессионисты придавали большое значение и реальным зрительным впечатлениям, непосредственному наблюдению за разнообразными явлениями природы. Большинство импрессионистов стремились активно работать на пленэре (на открытом воздухе).

Специфика художественного метода импрессионизма не предполагала формирование какого-либо устойчивого набора правил и принципов творчества. Подчеркнутое стремление к отражению особенностей индивидуального восприятия окружающего мира предполагало большую творческую свободу художников и значимость их собственного стиля. Клод Моне стал известен как создатель программных, знаковых произведений в жанре пейзажа. Он наиболее плодотворно разрабатывал технику разложения тонов, благодаря чему его картины полностью утрачивали «предметность». Взгляд зрителя воспринимал не отдельные детали, а все полотно целиком, в динамике единой цветовой гаммы. Реализуя свой знаменитый лозунг «Пейзаж – это мгновенное впечатление», Моне создавал серии картин, где один и тот же предмет был запечатлен в условиях разного освещения («Стога сена», «Тополя», «Руанский собор», «Лондонский туман», «Кувшинки»).

Для картин Камиля Писсарро была характерна более сдержанная цветовая гамма. Но именно Писсарро внес наибольший вклад в преодоление традиций зрительного восприятия – ассоциаций тех или иных предметов с определенным цветом. Интерес к оптическим эффектам привел его к созданию цикла причудливых городских пейзажей («Бульвар Монмартр», «Оперный проезд в Париже»). Огюст Ренуар, напротив, любил создавать жанровые полотна, где представлял яркие портретные зарисовки женщин и детей, с естественной живостью воссоздавал суету городских улиц или оживленность праздников («Купанье на Сене», «Мулен де ла Галет», «Танец в Бужевале», «У моря»).

Оригинальным было творчество Эдгара Дега, не интересовавшегося нюансами цветовых решений и не стремившегося к передаче визуальных впечатлений. Он был единственным среди импрессионистов принципиальным противником пленэра и совершенно по особому понимал натуралистичность искусства. Дега разработал собственную стилистику изображения действительности как «оставленного кадра» – с подчеркнутым четким рисунком, передающим динамику движения или мимики. Не случайно, что наиболее яркими произведениями Дега стали картины, посвященные балетному искусству и изображающие обнаженную женскую натуру («Танцкласс», «Репетиция балета на сцене», «Голубые танцовщицы», «Обнаженная, расчесывающая волосы»).

Разнообразие творческих приемов стало важнейшей чертой искусства импрессионизма, стремившегося к отражению действительности в ее самом непосредственном выражении – в образах субъективного переживания и восприятия самого художника. Импрессионистское восприятие мира – это открытие внутренней гармонии в обыденной повседневности, постижение особой, утонченной красоты, сконцентрированной в кратком мгновении, в мимолетном впечатлении от увиденного. Импрессионизм подчеркивал способность человека видеть мир непосредственно, интуитивно, без каких-либо попыток аналитического, рационально-критического обобщения. В творчестве импрессионистов открывался мир, как яркая, светлая, красочная реальность, не лишенная драматизма, но не втягивающая человека в цепь социальных проблем, конфликтов и коллизий. Само время и пространство воспринималось импрессионистами как категории относительные, зависимые от человеческих настроений и способности воспринимать мир тем или иным образом. Не случайно, что стремление импрессионистов к передаче мимолетных впечатлений отнюдь не означало торжество спонтанности, стихийности творчества. В основе их стиля лежала глубоко осмысленная и тщательно отшлифованная художественная техника, которая удивительным образом сочеталась с индивидуальными настроениями и эстетическими предпочтениями. Все это придавало импрессионизму характер не столько отдельного художественного направления, сколько особого мировоззрения.

Особенности импрессионистской художественной философии проявились и в других видах искусства. Революционным по своему значению стало творчество французского скульптора Огюста Родена (1840–1917). Его работы обладали особой пластикой, получившей впоследствии название «роденовской». Движения человеческого тела, естественные и свободные положения фигур служили для Родена средством передачи безгранично широкого спектра эмоций, отражения внутренней жизни человека. При помощи энергичной живописной лепки и светотеневых эффектов Роден придавал скульптурной форме особую подвижность, чувственную экспрессию. Со стилем импрессионистов его работы роднила их эскизность, намеренная незавершенность. Но лучшие скульптуры Родена одновременно обладали и подлинным драматизмом замысла, стремлением к философским обобщениям («Бронзовый век», 1876; «Граждане Кале», 1888; «Врата ада», 1880; «Ева. Мимолетная любовь», 1886; «Мыслитель», 1888).

Большое влияние импрессионизм оказал на развитие французского музыкального искусства. Основоположником музыкального импрессионизма считается Клод Дебюсси (1862–1918). Его произведения отличались особой поэтичностью, подчеркнутым вниманием к деталям музыкальной композиции, тяготением к изысканности и утонченности. Дебюсси обогатил современный музыкальный язык применением средневековых церковных ладов, традиций пентатоники (бесполутоновой звуковой системы, содержащей пять звуков), создал оригинальное инструментальное письмо. В опере Дебюсси «Пеллеас и Мелизанда» (1902), его программной инструментальной музыке, в том числе импровизационных прелюдиях, ноктюрнах и фортепианных пьесах, отразились характерные для импрессионизма черты – отказ от монументальной целостности художественного образа, стремление к передаче эмоциональных, быстро сменяющихся настроений.

Оптимизм и радостное ощущение жизни наполняли творчество еще одного французского композитора-импрессиониста Мориса Равеля (1875–1937). В отличие от Дебюсси, Равель больше тяготел к традициям классической музыки, четко выраженной форме произведений. Его больше интересовали тембровые возможности инструментов, нежели колорит, создаваемый средствами гармонии. С особой виртуозностью Равель использовал специфику фортепианной музыки, а также художественные особенности оркестра. При этом Равель написал всего одно концертное симфоническое произведение («Испанскую рапсодия», 1907), а все остальные партитуры, кроме двух фортепианных концертов, предназначались для театра. Знаменитое «Болеро» Равеля стало идеальным воплощением чувственности восточного танца.

В литературе импрессионизм не сложился в качестве отдельного направления. Но в творчестве многих писателей и поэтов второй половины XIX в. проявлялась созвучная ему стилевая специфика – тонкие психологические наблюдения и описания с применением живописных средств, стремление к передаче чувственных впечатлений, «эстетики мгновения». Французские писатели братья Гонкуры – Эдмон Луи Антуан (1822–1896) и Жюль Альфред Юо (1830–1870), попытались обосновать на этой основе художественные принципы «нового реализма». Они утверждали, что «документальной основой романа должна быть сама жизнь». Но в отличие от писателей-реалистов, Гонкуры не стремились к социальным обобщениям и раскрытию мировоззренческих проблем. Их интересовало изображение психологического подтекста человеческих отношений, чувственных переживаний и вызывавших их жизненных коллизий.

Гонкуры считали, что важнейшим достоинством художника и писателя является умение понять внутренний мир отдельного человека или целого общества той или иной эпохи по внешним знакам их жизни, обыденным, бытовым мелочам. Характерно, что на литературном поприще Гонкуры дебютировали в качестве авторов исторических этюдов о XVIII в., где совершенно не ставили какие-либо философские и мировоззренческие вопросы, но детально анализировали привычки и вкусы людей, всю «внешнюю сторону жизни». Романистику они рассматривали также как своего рода историописание, отражение истории «как она могла бы быть» (Э. Гонкур). Гонкуры подчеркивали, что при показе современной общественной жизни следует открывать ее «sur le vrai, le vif, le saignant» («по правде, по жизни, по кровоточению»). Они мало интересовались самими человеческими страстями, и герои их произведений не были людьми примечательными и сильными. Раскрывая свои наблюдения душевной жизни современного общества, Гонкуры чаще изображали натуры слабые и зависимые, а потому достигали необычной натуралистичности, «бесцеремонности» в показе самых неприглядных общественных нравов. Это снискало для них славу не только приверженцев художественных принципов импрессионизма, но и одних из основателей натуралистической школы.

История импрессионизма оказалась недолгой. Французские художники, принадлежавшие к этому течению, провели всего восемь выставок. Последняя из них состоялась в 1886 г. Однако, импрессионизм исчерпал себя не в качестве мировоззренческой системы, а скорее как художественный метод. Абсолютизация зрительного подхода к изобразительному искусству сложно сочеталась с внутренней чувственностью, непосредственностью импрессионистского восприятия мира. Уже в конце XIX в. в рамках живописи сложились новые течения, унаследовавшие технику импрессионизма, но основанные на иных принципах художественной философии – неоимпрессионизм и постимпрессионизм.

Основоположником неоимпрессионизма стал французский художник Жорж Пьер Сера (1859–1891). Он разработал т. н. метод «дивизионизма» – технику живописи, основанную на предельно точном разложении сложных тонов на чистые цвета. Сера стремился преодолеть «беспорядочность» творчества и создать «научный импрессионизм», где бы цвет был подчинен строгой методической системе. Он использовал три тональные пары, в каждой их которых был основный и дополняющий цвета (красный-зеленый, синий-оранжевый, желтый-фиолетовый). При этом краска наносилась маленькими мазками чистых цветов в виде точек или квадратов. Подобная техника придавала изображению особую контрастность и яркость. Сера с успехом использовал ее, работая в жанре пейзажа («Купание в Аньере», 1884; «Воскресная прогулка на острове Гранд-Жатт», 1886 и др.). Его последователи Поль Синьяк (1863–1935), Анри Эдмон Кросс (1856–1910), Максимильян Люс (1858–1941) создали немало полотен в жанре городского и «промышленного» пейзажа.

Понятие «неоимпрессионизм» оказалось распространено и за пределами Франции. Таким образом стали называть художников, которые пытались поддержать новаторские идеи своих французских коллег, хотя и привносили в импрессионистскую технику немало новых черт. Наибольшую известность среди «европейских» неоимпрессионистов получили шведский живописец и график А. Цорн (1860–1920), немецкие живописцы М. Слефогт (1868–1932), В. Лейбл (1844–1900) и М. Либерманн (1847–1935). Вскоре творческие искания художников привели к формированию и постимпрессионизма.

Художественным течением, в полном значении этого термина, постимпрессионизм так и не стал. К нему причисляли художников, каждый из которых был яркой индивидуальностью – В. Ван Гога, П. Гогена, П. Сезанна, А. де Тулуз-Лотрека. При значительной специфике своих эстетических и творческих концепций все они восприняли от импрессионистов стремление к ярким и образным цветовым решениям, новаторские способы пространственной и световой организации полотен, отказ от условностей академического стиля. Оригинальность в технике дополнялась в творчестве постимпрессионистов попытками достичь философского, мировоззренческого обобщения своих художественных образов, предложить синтез живописных, декоративно-стилизующих и формальных методов. Эта очевидная тяга к возрождению «стиля» в сочетании с полным отсутствием единой эстетической концепции позволила впоследствии охарактеризовать постимпрессионизм как кризисное, но исключительно важное явление в истории европейского искусства. Сложной и даже трагической оказалась личная судьба многих постимпрессионистов. Всепоглощающая потребность самовыражения истощала моральные и физические силы, а новаторское творчество зачастую не находило отклика в общества.

Голландский художник Винсент Ван Гог (1853–1890) разработал уникальную версию дивизионистской техники, ставшую предтечей художественного стиля экспрессионизма. Он стремился к полному синтезу рисунка и цвета, отказываясь от упорядоченного нанесения мазков и используя сложное сочетание вертикальных черточек и сплошных пятен, точек и запятых. «Подлинный рисунок есть моделирование цветом», – говорил Ван Гог. При этом большинство его картин отличалось необыкновенной экспрессией, сменой настроений и ракурсов в рамках одного и того же полотна. Ван Гог любил использовать особенно яркий колорит, предпочитая желтую, мажорную гамму от нежно-лимонной до звонко-оранжевой. Работа на грани душевных возможностей подорвала психические и физическое здоровье художника. Пребывая в постоянном состоянии сильнейшего эмоционального напряжения, Ван Гог вел одинокий образ жизни, нередко питался только хлебом и кофе, злоупотреблял спиртными напитками. Во время встречи с Полем Гогеном в октябре 1888 г., потеряв способность контролировать себя, он набросился на собеседника, а затем отрезал себе ухо. Незадолго перед смертью Ван Гог добровольно поселился в психиатрической лечебнице в Сен-Реми.

Французский художник Эжен Анри Поль Гоген (1848–1903), друг и оппонент Ван Гога, в молодости сделал неплохую коммерческую карьеру, но увлечение живописью стоило ему состояния и семьи. Эстетика творчества Гогена питалась идеалами уединенной жизни в гармонии с природой. Вершиной его раннего творчества стал «бретонский цикл» – работы, созданные под впечатлением суровой красоты этой местности и сцен из жизни крестьян. В 1891 г. Гоген предпринял путешествие на остров Таити, оказавшееся переломным для развития его эстетической концепции. В дальнейшем он создал цикл «экзотических» картин с ярко выраженной декоративностью, линейным контуром, большими участками чистого цвета, нарочито упрощенными, но яркими образами («Следящий Дух мертвого», 1892; «Таитянские пасторали», 1893; «Откуда мы? Кто мы? Куда мы идем?», 1898). Все эти черты были развиты в дальнейшем в рамках особого направления изобразительного искусства – синтетизма. Жизнь самого Гогена закончилась трагически. Вернувшись в Париж из-за болезней и нищеты, Гоген пытался покончить с собой и последние годы провел в одиночестве и отчаянии.

Огромное творческое наследие оставил французский живописец, рисовальщик и литограф Анри де Тулуз-Лотрек (1864–1901). Он происходил из старинной аристократической семьи, но с двадцати лет жил в Париже, целиком окунувшись в богемную и фееричную жизнь Монтмартра. Тулуз-Лотрек создал множество цветных рисунков, посвященных цирку, рисунки и литографии с изображениями велосипедистов, жокеев и других спортсменов, портреты выдающихся актеров и актрис, знаменитые серии картин на темы, связанные с кабаре и танцзалами (в т. ч. знаменитую «Мулен Руж»), парижскими публичными домами и жизнью их обитательниц. Тулуз-Лотрек одним из первых серьезно занялся жанром рекламного плаката, создавая целые циклы театральных афиш. Техника, в которой работал Тулуз-Лотрек – смещение масштабов, выразительная до гротеска линия контура, удлиненные фигуры, использование декоративных возможностей линии и цвета, во многом предвосхитили формирование стиля «ар нуво» («нового искусства»).

Большое влияние на развитие искусства XX в. оказал и Поль Сезанн (1839–1906). Долгое время он работал вместе с импрессионистами, официально входил в их группу и участвовал в нескольких выставках. Художественный стиль Сезанна в эти годы был близок к работам Писсарро. Но уже в своих ранних работах Сезанн пытался сочетать импрессионистскую яркую палитру с жесткой структурностью рисунка. Впоследствии он пришел к выводу о неправомерности жесткого противопоставления традиций академизма и новых направлений изобразительного искусства. Отказавшись от нарочитого новаторства, Сезанн начал развивать идею возвращения к классицизму на основе синтеза академических правил построения композиции и современных знаний о закономерностях зрительного восприятия. В своих поздних работах Сезанн стремился к особой точности рисунка и передаче трехмерной структуры предметов и пространства. Избегая нарочитого натурализма, он пытался найти особое сочетание контура, композиционного плана и цветовой гаммы, которые могли бы создать полную иллюзию глубины пространства, передать при помощи градаций цвета тончайшие пространственные изменения на плоскости и в перспективе. Особняком в творчестве Сезанна стоит цикл пейзажей («Дорога в Понтуазе», «Гора Сент-Виктуар», «Берега Марны»). В этих работах наиболее явно проявился характерный для творческой манеры художника «дефект зрения» – нарушение законов линейной перспективы и придание пространству сферичности. Художественный метод Сезанна с присущей ему геометричностью и оригинальными пространственными решениями оказался созвучен более позднему стилю кубизма. Но среди современников подобные работы вызвали небольшой интерес. К концу жизни Сезанн был почти забыт парижским обществом.

Эволюция импрессионизма и его более поздних форм была показательной для художественной философии конца XIX в. Ограниченность классицизма, с его преклонением перед монументальностью стиля, и нарочитая интеллектуализация реализма, сопровождаемая острой социальной критикой, создавали основу для возрождения художественных принципов романтизма. Художники отказывались видеть в искусстве лишь пассивное зеркало реальности и стремились к поэтизации, эстетизации окружающего мира. К этому мотиву добавлялось и обостренное ощущение торжества над природой, пестуемое всей европейской культурой XIX в. Познание мира превращалось в его покорение, проникновение в его законы и тайны. При этом человек не столько приобщался к подлинному таинству мироздания, сколько «очеловечивал» свое жизненное пространство, распространял на него собственные ощущения, эмоции – и, как следствие, узнавал в художественном отражении мира самого себя. В такой ситуации появлялась возможность некоторым образом «упростить» художественный язык, перейти от тотального, исчерпывающего описания действительности к концентрации красоты и смысла в немногих, ярких и глубоких образах. Подобное «упрощение» на деле оказывалось ложным, поскольку привносило в творчество бурное новаторство, авторскую самобытность, все более сложный индивидуальный психологический подтекст. «Высокое» искусство становилось уделом посвященных, а его художественный язык приобретал характер символизма.

Символическое мышление является чертой духовной культуры самых разных эпох. В значительной степени оно было присуще и романтизму. Но во второй половине XIX в. символизм превращается в самодостаточный художественный метод. Если романтики использовали символизм как способ выявления той неведомой субстанции, которая организует, упорядочивает, гармонизирует мир, то искусство символизма второй половины XIX в. утратило мистический оттенок. Символ стал восприниматься как элемент художественного языка, а не отражение непостижимой, вечной, абсолютной связи эмпирического и метафизического миров. Как следствие, символизм не воссоздавал то чувство восхищения и удивления «подлинной» реальностью, которое было свойственно для романтизма. Но ему не было присущ и мотив грусти, тоски от столкновения с жестокой и несправедливой обыденностью. Символизм превращался в «искусство ради искусства», в предтечу эпохи декаданса – мировоззренческого кризиса европейского искусства на рубеже XIX–XX вв.

Основоположником символизма, сыгравшим решающую роль в переосмыслении традиций романтического искусства, стал французский поэт Шарль Пьер Бодлер (1821–1867). В двух литературно-искусствоведческих сборниках – «Романтическое искусство» и «Эстетические редкости», он изложил свои взгляды на развитие современной художественной культуры. В духе идей французского позитивизма Бодлер выступил за признание уникальности предмета и метода художественного познания. Если наука, по его мнению, ориентирована на поиск истины и использует для этого сугубо интеллектуальные средства, то искусство не имеет иного предмета, кроме его самого. Поэтому художник должен не анализировать или копировать природу, а истолковывать ее наиболее выразительным языком, использовать «чувствование», а не разумение. Бодлер жестко критиковал «философствующих» поэтов и писателей, привносящих в свое творчество далекую от задач искусства полемику. В то же время он полагал, что художественное творчество своими методами решает важнейшие мировоззренческие задачи. «Недалеко то время, – писал он, – когда станет понятным, что литература, которая отказывается братски шагать плечом к плечу с наукой и философией, и убийственна, и самоубийственна».

Бодлер считал, что предстоит возвращение искусства к своим истокам – отказу от излишней детализации, сосредоточению на возвышенном, истинном. «Воображение создало мир, – писал он, – воображение царствует в безграничных владениях истины, тогда как правдоподобие занимает лишь небольшую часть ее владений». Бодлер отмечал, что побудительной силой к творчеству является ненасытная жажда познания всего, что находится за пределами зримого и очевидного. Поэтому приоритетное значение имеет душевное состояние художника, его темперамент, иррациональная интуиция и предвидение. Жанровые условности и каноны тех или иных стилей, напротив, не играют существенной роли. Исходя из этого убеждения, Бодлер популяризировал идею слияния искусств, которую называл теорией соответствий. Понятие «соответствий» было разработано еще в средневековье и предполагало, что художественное мышление может опираться не на категории торжественности и подобия, а на ощущение трансцендентальной связи явлений. Тем самым не столько формы художественного языка, сколько само художественное мышление рассматривалось как символическое.

В 1880-х гг. во Франции сложилась уже целая группа поэтов-символистов. Их лидерами были Поль Верлен (1844–1896), Стефан Малларме (1842–1898), Артюр Рембо (1854–1891). В 1886 г. Жан Мореас опубликовал на страницах «Фигаро» программный «Манифест символизма», где подробно излагалось творческое кредо этого направления.

Несмотря на вполне позитивную художественную концепцию, лирика ведущих поэтов-символистов была проникнута настроениями грусти и пессимизма. Эта черта явственно проявилась еще в творчестве Шарля Бодлера, наиболее известный поэтический сборник которого назывался «Цветы зла» (1852, 1868) и был построен на гротесковых контрастах трагического с прекрасным, отвратительного с утилитарным. В сборниках Поля Варлена «Галантные празднества» (1869), «Романсы без слов» (1874). «Мудрость» (1881) отражался интимный мир чувств и переживаний, диссонанс искреннего восхищения перед одухотворенностью природы и ужаса городской жизни, соседства показной роскошью и беспросветной нищеты. Артюр Рембо в своих стихах и прозе («Сквозь ад», 1873; «Озарения», 1886) откровенно шокировал читателей резкими сюжетными контрастами, столкновением возвышенного и вульгарного, дерзким эпатажем общества. Для большинства поэтов-символистов был характерен особый литературный стиль, основанный на усложненном синтаксисе, своего рода «разорванности» мыслей. Разработанный ими «свободный стих» (верлибр) был широко использован уже в XX в.

Символизм получил распространение и в других странах: в Германии – в творчестве Стефана Георге (1868–1933), в Австрии – Гуго Гофмансталя (1874–1923) и Райнера Марии Рильке (1875–1926), в Бельгии – Мориса Метерлинка (1862–1949), Жоржа Роденбаха (1855–1898), в Англии – Уильяма Батлера Иейтса (1865–1939). Иейтс стал одним из наиболее известных теоретиков символизма. Он, в частности, предложил разделять поэтические символы на две группы – эмоциональные и интеллектуальные, подразумевая под последними идеи, смешанные с эмоциями. Среди немецкоязычных сторонников символизма выделяется творчество Райнера Рильке, прошедшего сложный путь от импрессионизма («Часослов», 1905) к философской символике («Новые стихотворения», 1908), а позднее – к «новой вещности», стилю т. н. предметной образности («Дуинезские элегии», 1923).

Литературные эксперименты символистов не были лишь проявлением новаторства. По сути, символическое искусство было ориентировано на формирование особой знаковой системы, способной пробудить внутреннее ощущение реальности у самого зрителя или читателя. Символизм рассматривался как попытка проникновения в глубины человеческого миропонимания, интуитивного понимания истины и красоты. В этом отношении он приближался к художественной философии импрессионизма. Не случайно, что с Верленом, Рембо и другими поэтами-символистами близко дружили художники-дивизионисты Сера, Писсарро и Синьяк. Сложилась и самостоятельное течение символизма в живописи. Его представителями во Франции были Г. Моро (1826–1898), О. Редон (1840–1916), П. Пюви де Шаванн (1824–1898), в Германии – М. Клингер (1857–1920), Ф. фон Штук (1863–1928), в Швейцарии – А. Бёклин (1827–1901), Ф. Ходлер (1853–1918).

В своем высшем выражении символизм предполагал гармоничный синтез поэтических и живописных форм, логики и интуиции, настроений и впечатлений, т. е. активный подсознательный диалог художника и зрителя. Эта особенность обусловила огромное влияние символизма на театральное творчество. Сторонники символизма призывали к созданию синтетического театрального стиля, способного использовать всю палитру художественных средств – от нового актерского образа-символа до особого сценического интерьера и музыкального сопровождения. В эти годы были возрождены традиции театра марионеток, театра-буф, средневековых мистерий и мираклей.

В тесной связи с литературно-театральной традицией символизма формировалось течение неоромантики. Оно в большей степени унаследовало черты, присущие романтизму начала XIX в. Представители неоромантики – английские писатели Роберт Луис Стивенсон (1850–1894), Артур Конан Дойл (1859–1930), Редьярд Киплинг (1865–1936), немецкая писательница Рикарда Хух (1864–1947), французы Жюль Верн (1828–1905) и Анатоль Франс (Анатоль Тибо, 1844–1924), возрождали культ сильной, яркой личности, поэтику приключений и дальних странствий. Мир сильных, «настоящих» человеческих страстей, таинственных событий и чудесных приключений они противопоставляли современному обществу, запутавшемуся в своих проблемах и противоречиях. Этот художественный метод был связан с попытками осмыслить человеческую природу, мир, время, пространство сквозь призму глубоко интимного духовного опыта и, одновременно, исключительно ярких и мощных проявлений душевных сил.

Специфическим проявлением неоромантического направления стало бурное развитие жанра приключенческой литературы. Показательным был пример Р. Стивенсона, пытавшегося работать сразу в трех жанрах – приключенческого, драматического и психологического романов. Его наиболее известные произведения строились на исторических или «морских» сюжетах, обладали захватывающей интригой и яркой эмоциональной окраской («Похищенный», 1886; «Катриона», 1893; «Черная стрела», 1888; «Остров сокровищ», 1883; «В Южных морях», 1890). В повести «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» (1886) Стивенсон использовал фантастический жанр для описания раздвоения личности и постановки вопроса о соотношении добра и зла в человеке.

Преемником Стивенсона в развитии приключенческого жанра стал Генри Райдер Хаггард (1856–1925). В 1880–1890-х гг. он опубликовал целую серию романов, созданных в историческом и «колониальном» жанрах («Дочь Монтесумы», «Прекрасная Маргарет», «Хозяйка Блоксхолма», «Перстень царицы Савской», «Дитя бури», «Клеопатра», «Копи царя Соломона» и др.). Исторические сюжеты и экстремальные условия колониальных экспедиций рассматривались Хаггардом как идеальные условия, позволяющие показать людей во всем величии их талантов и достоинств, равно как и самых худших чертах, порождавших преступления и злодеяния. «И тогда оживает перед читателями давно умершее прошлое, явится во блеске, прорвавшимся сквозь мрак тысячелетий, и даст ему возможность прикоснутся к забытым тайнам», – писал Хаггард.

Признанным корифеем приключенческого и фантастического жанров был французский писатель Жюль Верн. Публикация его произведений вызывала настоящий фурор среди читателей («Пять недель на воздушном шаре», 1863; «Вокруг света в восемьдесят дней», 1873; «Путешествие к центру Земли», 1864; «С Земли на Луну», 1865; «20 000 лье под водой», 1870). Характерно, что в отличие от многих неоромантиков, Жюль Верн не стремился увлечь читателя авантюрной фабулой или необычным антуражем исторического сюжета. В своих произведениях он выразил весь пафос торжества человека над природой, грандиозную победу научного гения и, что еще более показательно, инженерной мысли. Центральный персонаж романа «Таинственный остров» (1875) – инженер Сайрес Смит, мог бы рассматриваться как подлинный «герой времени».

Та же идея поединка человека и природы, но выраженная в совершенно иной художественной форме, стала центральной в творчестве Р. Киплинга. В его «анималистских» рассказах – «Первая книга джунглей» (1894), «Вторая книга джунглей» (1895), «Просто сказки для маленьких детей» (1902), перед читателями представал во всем своем величии и естественности мир дикой, непокоренной природы и, одновременно, фигура человека, способного бросить ей вызов. С конца 1880-х гг. в произведениях Киплинга усилились патриотические и милитаристские настроения. В годы англо-бурской войны он работал военным корреспондентом и сблизился с самыми радикальными идеологами колониализма А. Милнером, Л.С. Джеймсоном и С. Родсом. Подобные воззрения создали для писателя устойчивую репутацию идеолога «цивилизационной миссии белого человека».

Артур Конан Дойль, более всего известный как автор цикла рассказов о частном сыщике Шерлоке Холмсе и его товарище докторе Ватсоне, стал одним из родоначальников нового жанра романистики – детективного. В таких произведениях проявилась важнейшая особенность литературы конца XIX в. – образное, символическое восприятие интеллектуального начала в человеческой жизни, не сопряженное с постановкой сложных нравственных или социальных проблем. Характерно, что простая и строгая по форме фабула детективного рассказа, равно как и жанр приключенческого или фантастического романа позволяли привлечь внимание читателей, не принадлежащих к элитарным кругам общества и не обладающих высоким образовательным уровнем. Таким образом, неоромантика дала толчок к формированию первых образцов «массовой литературы». Элитарным направлением неоромантической литературы стал эстетизм.

Крупнейшим представителем и идеологом литературы эстетизма стал английский писатель Оскар Уайльд (1854–1900). Его эстетические и этические взгляды представляли собой причудливую смесь ницшеанства и культа возвышенной красоты. Красота воспринималась Уайльдом как высшая и абсолютная ценность, явление, существующее вне морали и нравственности. Он утверждал, что «искусство – зеркало, отражающее того, кто в него смотрится, а вовсе не жизнь». В этом смысле настоящее искусство, по мнению Уайльда, всегда являлось искусством лжи.

Уайльд доказывал, что отказ от признания приоритета эстетики над этикой, поиски некоей «жизненной правды», ставшие целью для представителей реализма, ведут к упадку искусства. Причина заключается в том, что искусство отнюдь не является пассивным отражением жизни. «Жизнь подражает Искусству в гораздо большей степени, нежели Искусство – Жизни, – писал Уайльд, – а Природа в неменьшей мере, чем Жизнь, есть лишь подражание Искусству». Уайльд парадоксально, но по своему логично утверждал, что именно Тургенев сам создал русских нигилистов, а лондонский туман открыли французские художники-импрессионисты. Но художник, по мнению Уайльда, не должен ставить перед собой цель нравственного воспитания общества или увлечения людей к тем или иным целям и задачам. Единственным подлинным смыслом искусства является воспевание красоты и наслаждения. В этом смысле, не существует безыдейного или аморального искусства, нет книг нравственных или безнравственных – есть лишь книги, написанные плохо или хорошо, картины, способные или не способные доставить эстетическое удовольствие.

Эстетическая концепция Уайльда, его стремление к утонченным художественным формам особенно ярко проявились в поэтических произведениях (сборник «Стихотворения», 1881; стихотворная трагедия «Герцогиня Падуанская», 1883) и сказках («Счастливый принц», 1888; «Гранатовый домик», 1891). Уайльд был автором остроумных комедий «Веер леди Уиндермир» (1892), «Женщина, не стоящая внимания» (1893), «Идеальный муж» (1895), «Как важно быть серьезным» (1895), драматической поэмы «Баллада Редингтонской тюрьмы» (1898). Особое место в творчестве Уайльда занимает роман «Портрет Дориана Грея» (1891).

Возникновение художественных направлений с ярко выраженной эстетствующей позицией вызвало формирование и альтернативной концепции творчества – натурализма. Принято считать, что первым шагом на пути складывания этого стиля стала выставка картин французского живописца Гюстава Курбе в начале 50-х гг. XIX в. Курбе и его единомышленники провозгласили своей единственной целью «изучение натуры» и «тщательное подражание природе». Непримиримая война была объявлена художественному воображению, интеллектуализации и эстетизации искусства. «Природа как она есть, даже немытая, нечистая – вот что его влекло, – писал тогда один из современников современник о Курбе. – Ничто не отталкивало его, если в этом была истина, даже порок». Но творчество самого Курбе фактически не выходило за рамки реалистического искусства. Ввод понятия «натурализм» в начале 50-х гг. XIX в. литературным критиком Ж. Шанфлери также был связан с противопоставлением реалистической и романтической литературы. В окончательном своем варианте натурализм сформировался лишь в последней трети XIX в., когда в созданной символистами художественной среде возникает идея использовать саму повседневную реальность как своего рода символ, идею. Объектом натурализма становится человеческий характер в его обусловленности физиологической природой и бытовой средой.

Одним из ведущих писателей и теоретиков натурализма был француз Эмиль Золя (1840–1902). Концептуальные идеи натурализма были изложены в его работах «Экспериментальный роман» (1880), «Натурализм в театре» (1881), «Романисты-натуралисты» (1881). Золя отвергал авторский субъективизм и призывал отказаться от любых художественных обобщений. «Для меня более всего важно быть чистым натуралистом, чистым физиологом, – писал он. – Я не хочу решать, какой должен быть строй человеческой жизни, не хочу быть политиком, философом, моралистом. Я удовольствуюсь ролью ученого, буду изображать действительность, ища при этом ее внутренние, скрытые основания. К тому же выводов у нас не будет».

В 1868 г. Золя приступил к созданию двадцатитомной серии «Ругон-Маккары», которая стала вершиной его творчества. Характерный подзаголовок цикла: «Биологическая и общественная история одной семьи в эпоху Второй империи» подчеркивал авторский замысел – показать неразрывную связь наследственности и социальной судьбы людей. В последних романах серии интерес Золя к проблемам наследственности уступает место детальному описанию жизненных коллизий героев. При этом характерно, что писатель нарочито отказывался от построения увлекательной и драматической фабулы. Золя полагал, что чем банальнее сюжет, тем типичнее и достовернее художественное повествование. Драматичность действия он заменял пространными и детальными описаниями социальной среды, которые зачастую мало соотносились с динамикой сюжета и превращались в самостоятельные литературные зарисовки.

Основателем немецкой традиции натурализма стал писатель и драматург Герхарт Гауптман (1862–1946). В цикле «семейных драм» («Перед восходом солнца», 1889; «Роза Бернд», 1903; «Перед заходом солнца», 1932), символистской драме-сказке «Потонувший колокол», исторической трагедии «Флориан Гейер» (1896) он показал неодолимость биологических инстинктов человека, моральную и физическую деградацию семей, внезапно меняющих уклад жизни под влиянием экономического успеха, конфликт традиционной этики с прагматизмом молодого поколения. Трагедии и комедии Гауптмана («Ткачи», 1892; «Бобровая шуба», 1893; «Ганнеле», 1893; «Потонувший колокол», 1896; «Возчик Геншель», 1898) внесли огромный вклад в развитие т. н. «новой драмы».

Жанр «новой драмы» сформировался в рамках реалистического и натуралистического направлений, но уже к концу XIX в. стал воплощать и черты религиозно-мистического варианта символизма. Наиболее характерным примером подобного синтеза стало творчество норвежского писателя Генрика Ибсена (1828–1906). Его перу принадлежат философско-символические драматические поэмы «Бранд» (1866) и «Пер Гюнт» (1867), острокритические социальные реалистические драмы «Кукольный дом» («Нора», 1879), «Привидения» (1881), «Враг народа» (1882). Уделяя большое внимание социальной проблематике, Ибсен акцентировал мировоззренческий и даже философский смысл описываемых событий. Уникальное мастерство писателя позволяло избежать эклектики при сочетании натуралистических описаний с символическими социальными образами, неоромантических мотивов в стиле норвежских саг и баллад с этико-психологическим подтекстом.

Ярким последователем Ибсена стал шведский писатель Август Стриндберг (1849–1912). В его пьесах также прослеживается сложное сочетание черт романтизма, реализма и символизма. Самыми известными произведениями Стриндберга стали исторические драмы «Местер Улоф» (1872–1877), «Густав Ваза» и «Эрик XIV» (1899), роман «Красная комната» (1879), натуралистические и лирические драмы «Отец» (1887), «Фрекен Жюли» (1888), «Путь в Дамаск» (1898–1904), «Соната призраков» (1907). Несмотря на жанровое разнообразие, драматургия Стриндберга неизменно ориентировалась на философско-символическое восприятие. Отказываясь от иррационализма при построении сюжетов, Стриндберг рассматривал его как важнейший элемент художественного языка, как основу диалога художника и зрителя.

В английской литературе утверждение натурализма натолкнулось на сопротивление строгой морали викторианского общества. Лишь в некоторых произведениях Дж. Элиот (1819–1880), Джорджа Гиссинга (1857–1903), Джорджа Мура (1852–1933), Артура Моррисона (1863–1945) можно проследить влияние идей натурализма, побуждавшее писателей определять судьбу героев роковым стечением обстоятельств, понимаемых как неумолимый диктат среды, в котором проявляется действие некой абстрактной, слепой, иррациональной силы.

Особняком стоит творчество английского драматурга Джорджа Бернарда Шоу (1856–1950), начавшего свою карьеру театральным критиком и ярым популяризатором художественных идей Ибсена. В 1891 г. Шоу даже написал книгу «Квинтэссенция ибсенизма», в которой проанализировал особенности «новой драмы». Свой собственный стиль Шоу назвал «интеллектуальной драмой». В основе его пьес лежали не интрига или действие, а остроумный словесный поединок героев. Подобное театральное действие будоражило сознание зрителей, заставляло их размышлять и смеяться над нелепостью существующих нравов. Неслучайно, что первый цикл драматургических произведений Шоу был объединен названием «Неприятные пьесы». Второй цикл получил название «Приятные пьесы» – здесь акцент был перенесен на комические сюжеты, построение изощренной любовной интриги. В позднем творчестве Шоу усилились социальные мотивы, появились элементы буффонады и фарса.

Идеи натурализма оказали влияние на развитие музыкального искусства. В качестве протеста против традиций академической музыки и одновременно эстетствующего музыкального импрессионизма зародилось движение неопримитивизма. Его сторонники стремились отразить «варварские» полуфантастические действия, сопровождаемые мощью оркестровых и гармонических комплексов, прямолинейностью ритма, нарочитой упрощенностью и огрубленностью образной сферы. Их музыка была наполнена первозданной стихийностью, динамичностью волевых порывов. Грубые диссонансы и «устрашающе» резкие тембровые комбинации считались образцом «варварских» ритмов, якобы восходящих своими корнями к фольклорной архаике. Подобная стилистика сближала неопримитивизм с художественными принципами экспрессионизма начала XX в.

Еще одним направлением натуралистического музыкального искусства стал оперный веризм (лат. «vero» – «истинный», «правдивый»). Стиль веристской школы определялся стремлением к предельной сценической достоверности, точному подражанию звуковой «натуре». Вместо традиционных стихотворных либретто предпочиталось чтение прозаических текстов в сочетании с мелодизированным, интонационно гибким речитативом. В Италии понятие «веризм» было распространено и на литературу. Это течение возникло под влиянием французского натурализма и опиралось на творчество Г. Флобера, Э. Золя и Г. Мопассана. Ведущими представителями итальянского веризма были Дж. Верга и Л. Капуана.

Своеобразным итогом развития художественной культуры в XIX в. стало формирование стиля «модерн», вобравшего в себя черты символизма и натурализма, неоромантизма и неоклассицизма. Несмотря на то, что модерн в качестве самостоятельного стиля сложился только в архитектуре, в нем воплотились ключевые эстетические принципы всего изобразительного искусства конца столетия, а художественная философия модерна стала одним из наиболее ярких символов эпохи «заката Европы».

Прообразом конструкторских решений в духе модерна стала проектировка и строительство в 1850–1860-х гг. нового типа публичных зданий – торговых залов, железнодорожных станций, выставочных павильонов и галерей. Поворотным моментом стала победа работы Джозефа Пэкстона (1803–1865) на конкурсе проектов павильона Англии для лондонской Всемирной выставки 1851 г. Предложенная им конструкция из металла и стекла была собрана всего за четыре месяца в Гайд-парке и получила название Хрустального дворца. Под впечатлением от этой постройки Роберт Смерк (1780–1867) использовал принцип перекрытия большого пространства стеклом при строительстве читального зала Британского музея (1851–1852).

Проекты Пэкстона и Смерка во многом предвосхитили зарождение в начале XX в. архитектурного стиля конструктивизма, а технологии, использованные при их реализации, почти не использовались еще в течение нескольких десятилетий. Лишь в 1880-х гг. функционалистское («рациональное») направление архитектуры стало доминирующим. Его характерной особенностью была нарочитая утилитарно-бытовая целесообразность пространственных решений, использование урбанистических мотивов – простых архитектурных форм, сочетающих горизонтальные и вертикальные линии, металлического каркаса, создающего большие внутренние пространства, остекленных поверхностей фасадов, большого количества окон и светильников.

Ярким выражением «рациональной» архитектурной эстетики стали проекты, разработанные представителями шотландской «школы Глазго» («Glasgow School»). Ее лидеру, Чарлзу Макинтошу (1868–1928), принадлежит новаторство во внедрении новейших строительных и отделочных материалов, создании огромных оконных проемов с железобетонными переплетами. Макинтош первым начал использовать контраст плавных криволинейных контуров ограды и вертикального членения фасада. Большой успех снискало и еще одно изобретение архитекторов из «школы Глазго» – интерьер «чайных комнат» (небольших ресторанчиков, подобных венским и парижским кафе), выполненный в стиле промышленного дизайна. Именно для одного из таких заведений Макинтош создал свой знаменитый стул с высокой спинкой.

Новый толчок развитие архитектуры модерна получило в 1890-х гг., когда бельгийский архитектор Виктор Орта (1861–1947) начал использовать новейшие технические и конструкционные возможности для создания зданий с изогнутыми линиями контура. Этот метод позволял преодолеть строгую симметрию и добиться свободного распределения внешних элементов декора, а также внутреннего пространства помещений. Большой вклад в популяризацию подобной техники внес французский архитектор Гектор Жермен Гимар (1867–1942), прославившийся как создатель наземных входов первых станций парижского метро. Именно с творчеством Гимара связано закрепление важнейшей черты модерна – создание целостных композиционных проектов («от фундамента до дверных ручек»), комплексное использование всех доступных материалов, в том числе металла, стекла, дерева, керамики, ткани. Архитектурное искусство в стиле Гимара оказывалось неразрывно связано с дизайнерским.

Стремление архитекторов шире использовать потенциал стилизованного декора было связано с нарочитой рационализацией технико-конструктивных средств архитектурного искусства, нарастанием в нем утилитарных мотивов. Английский художник-дизайнер Уильям Моррис (1834–1896) еще в 1861 г. создал первое крупное предприятие по производству декоративной мебели, скульптуры, ковров, обоев, изразцов. Большинство таких предметов создавались вручную и были настоящими произведениями искусства. Спустя два десятилетия в Лондоне последователями Морриса была создана художественная студия «Гильдия века» («Century Guild»). Ее ведущие представители – А. Макмардо, С. Имейджей, У. Крэйн, популяризировали идею возрождения художественных ремесел, сочетания современных архитектурных форм с высокохудожественными дизайнерскими решениями в области декора.

В 1881 г. в Брюсселе О. Маусом начал издавался журнал «Современное искусство» («L’Art Moderne»). На его страницах впервые появился и термин «новое искусство» («L’Art Nouveau»). В 1894 г. антиквар из Гамбурга С. Бинг открыл в Париже магазин «Дом нового искусства» («Maison de l’Art Nouveau»). С этого времени начинается настоящая мода на изделия, выполненные в «новом стиле», а само понятие «модерн» стало распространяться на все творческие поиски, связанные с формированием нового «большого стиля».

Во французском, бельгийском и голландском изобразительном искусстве в качестве характеристики «стиля модерн» закрепилось понятие «Ар Нуво». Характерной чертой его приверженцев стало нарочитое использование «флореальных» мотивов – витиеватых контуров в стиле растений и цветов. Сам термин «флореальное искусство» (лат. «florealis» – «растительный») впервые использовал в 1894 г. бельгийский художник и архитектор А. ван де Велде. Орнаментальная эстетика рассматривалась им как залог естественности дизайна, приближения к природной простоте и изяществу. Ван де Велде призывал использовать флореальные мотивы для создания целостных композиций – от живописи и графики до проектирования зданий, оформления интерьера, мебели, светильников, посуды, декоративных панно, книжных переплетов и даже одежды. В стиле флореального искусства с успехом работали французские художники-декораторы Э. Галле, Р. Лалика, Л. Тиффани, П. Боннар. Эмиль Галле (1846–1904) создал оригинальную технику эмалевой росписи «лунный свет», основанную на включении в стеклянную массу золотой и серебряной фольги, а также создания ваз из многослойного стекла. Рене Лалик (1860–1945) стал известен как основатель «элегантного стиля» в ювелирном искусстве – использования разнообразных драгоценных камней в сочетании со цветным стеклом, эмалями и глазурями. Большое влияние на эстетику французского и бельгийского флореального искусства оказали восточные и, прежде всего, японские традиции.

Австро-немецкое искусство «стиля модерн» первоначально имело схожую специфику. В Германии «новый стиль» стал известен как «югендштиль» («молодой стиль»). Его родоначальником был мюнхенский художник О. Эккман, начавший использовать для оформления мебели, книг, ткани орнаментные мотивы, напоминающие извилистые стебли. Его последователи, объединившиеся вокруг журнала «Югенд» («Jugend»), активно выступали против традиций академического искусства. В 1897 г. ими было создано и свое художественное объединение – «Сецессон» (нем. secession – отделение, уход). Уже к концу века «Сецессон» превратился в широкое движение молодых австрийских и немецких художников, объединявшее десятки организаций. Его идеологом стал Густав Климт (1862–1918), известный своими художественными опытами по созданию живописного орнамента в стилистике мозаики, с многочисленными мелкими квадратами, кругами и прямоугольниками. На этой основе уже в 1903 г. австрийские художники Й. Хоффман и К. Мозер создали особое направление позднего модерна. Возглавляемое ими художественное объединение «Венские мастерские» пропагандировало «освобождение» архитектуры и дизайна от нарочитого декора и создание «чистого стиля», основанного на использовании правильных геометрических фигур и прямых линий.

Наряду с флореальным и функционалистским направлениями, большую роль в становлении искусства модерна сыграла неоготика. Здания, стилизованные под средневековые формы, создавались уже в середине XIX в. Идея возрождения готических традиций впервые стала популярной во Франции, где активно разрабатывались проекты реконструкции архитектурных памятников. В 1848–1849 гг. немецкий инженер Ф. фон Шмидт провел реконструкцию башен Кельнского собора, также поставив перед собой цель придать ему «подлинно готический вид». Вскоре его английский коллега Уильям Баттерфилд попытался разработать обновленный вариант готического стиля. В 1849–1852 гг. он руководил строительством здания церкви Всех Святых на Маргарет-стрит. Кладка фасада из красных кирпичей с прослойками из черного камня в сочетании с роскошным интерьером, в оформлении которого Баттерфилд использовал разноцветный мрамор, золото и серебро, стали признанным образцом т. н. «высокой викторианской готики».

В конце XIX в., благодаря английской архитектурной школе, неоготика приобрела новые формы. Ключевой задачей становится строительство не помпезных культовых зданий, а стилизованных «под старину» коттеджей для нового среднего класса. В основе популярных проектов, разработанных Норманом Шоу (1831–1912), лежало соединение рациональности и удобства планировки с чертами, присущими усадебной архитектуре XV–XVI вв. («староанглийский стиль»). Иные решения были использованы Филиппом Уэббом (1831–1915) при разработке проектов домов для состоятельных представителей творческой интеллигенции. В основе его планировки лежал принцип логической обусловленности каждой детали. Простота внешнего вида (облицовка красным кирпичом и черепичная крыша) составили основу т. н. «английского рационального стиля».

Особый вариант национально-романтической интерпретации архитектуры модерна был создан в Испании. Признанным лидером этого направления стал Антонио Гауди (1852–1926). В его проектах сочетались элементы традиционной каталонской готики, испанских национальных стилей мудехар и платереск. Вершиной творчества Гауди стала постройка в Барселоне собора Саграда Фамилиа («Святое семейство»). В этом здании не было ни одного прямого угла, а элементы декора плавно переходили в скульптурные изображения, живопись и мозаику. В итоге Гауди создал уникальную архитектурную фантасмагорию, состоящую из причудливых существ, фигурок людей и животных, усеянных цветами и деревьями из камня, окрашенных керамических черепков и кусков стекла, стеклянных шаров, заполненных окрашенным песком.

Нарочитая эклектика используемых художественных форм стала наиболее примечательной чертой искусства модерна. С удивительной восприимчивостью модерн впитывал элементы неоклассического и неоготического искусства, «флореальные» и геометрические формы, конструктивистские и орнаменталистские решения, эстетические категории сентиментализма и рационализма, компоненты элитарной и массовой культуры. Неизбежным результатом становилась яркая стилизация творчества. При отсутствии какой-либо универсальной творческой концепции, фундаментального художественного языка, укоренного в массовом сознании данной эпохи, искусство оказывалось подчинено самому поиску «нового стиля», попыткам создать целостный художественный образ на основе синтеза разнообразных элементов. «Стильность» произведения приобретала самоценность и превращалась в основной критерий творчества художника. Но именно эта искусственная стилизация подрывала сам смысл художественного синтеза, провоцировала нарастание нигилистических настроений среди представителей художественной элиты. Искусство, заменяющее философию и религию, начинает рассматриваться не в качестве высшего взлета человеческого гения, а как симптом всеобщего упадка культуры – декаданса.

Понятие «декаданс» (фр. «decadence» от лат. «decadentia» – «упадок») впервые прозвучало в сонете французского символиста П. Верлена, посвященном упадку Римской империи. В дальнейшем оно стало самым емким выражением настроений «fin de siecle» («конца века») – парадоксальной смеси торжествующего пафоса прогресса и непреодолимого ощущения приближающейся катастрофы, праздничного возбуждения и унылого пессимизма, ожидания грядущих перемен, решительного обновления всех сторон жизни и, одновременно, психологического надлома, нарастания неуверенности и беспокойства. «Жаль уходящего века, – писал тогда русский публицист Михаил Меньшиков, – на нем лежала печать величия; жаль особенно потому, что в конце столетия чувствовалось некоторое увядание, упадок тона, еще недавно столь нервного, непобедимого. Жизнь еще всюду кипит с бешеным одушевлением, но уже чувствуются признаки усталости; как будто первая свежесть духа уже исчерпана, как будто становится скучно жить на свете или, по крайней мере, безрадостно. Искусство перегорает в изысканности декаданса, вычерпывая свою чувственность до дна. Как-то сразу оборвалась гирлянда талантов, нет более великих композиторов, романистов, поэтов, художников…».

Декадентство выразило всю неоднозначность духовного кризиса европейского общества на рубеже XIX–XX вв. Его художественная философия сочетала черты натурализма и утонченной, изысканной манерности, творческого эксперимента и духовной апатии, пессимизма. Стремление преодолеть упрощенность и поверхностность привычной картины мира придавало художественным исканиям все более искусственные, нарочито абстрактные формы, а желание приблизить искусство «к жизни» вырождалось в циничную эстетизацию самых низменных и безобразных человеческих проявлений. Попытки противостоять нарастающей утилитарности массовой культуры сочетались с разобщенностью творческой элиты и трагическим одиночеством ее наиболее ярких представителей. Декадентское искусство стало символом нравственного релятивизма, разочарования в осмысленности, исторической значимости культурных традиций, их способности аккумулировать нравственный и социальный опыт человечества.

Для современников декаданс казался странным, болезненным и упадочным явлением. Но он являлся закономерным и исторически важным этапом в развитии европейской культуры. «Стиль модерн», впитавший в себя всю эклектику, пафос и трагизм декаданса, оказался предвестником многих тенденций в развитии искусства XX в. и, прежде всего, широкого спектра модернистских художественных течений. Само понятие «модернизм» закрепилось как суммарная характеристика «современного» искусства – преемника «нового» искусства модерна. Характерно, что уже в 1917 г. в книге немецкого историка Р. Паннвица «Кризис европейской культуры» появилось и производное понятие – «постмодернизм». С помощью его Паннвиц пытался определить новейшие тенденции в развитии культуры, прерывающие традиции декадентства и нигилизма. Но в дальнейшем такая смысловая интерпретация оказалась распространена именно на модернизм, а переход к постмодерну стал характеристикой развития художественной культуры уже второй половины XX в.

Ключевым отличием модернизма от традиций «стиля модерн» стал отказ от самих поисков «большого стиля». В своем новаторском пафосе модернизм принципиально разрывал связь с традициями, устоявшимися эстетическими и этическими принципами, ориентировался на разрушение, «расщепление» художественной целостности мира. Этот «бунт» сопровождался неожиданно быстрым преодолением декадентского нигилизма и торжеством оптимистических настроений в творческой элите. В модернистской художественной среде возникает новое понимание картины мира, в которой дуалистичность субъекта и объекта сменяется признанием единства жизни, творчества и искусства. Тем самым мир получает новое онтологическое толкование – каждое произведение искусства и судьба каждого художника становится символом открытия мира. Основой творчества признается не кропотливый поиск наиболее верных художественных средств, а интуитивно вспыхнувшее прозрение. Как отмечал В.С. Соловьев, «модернизм возвеличивал художника и поэта до уровня жреца и пророка, владеющих религиозными идеями и сознательно управляющих ее земными воплощениями».

При обостренном чувстве свободы творчества и необычайно широком стилевом разнообразии, в развитии модернизма прослеживалась и вполне определенная логика. Его протестный пафос был наиболее глубоко раскрыт в авангардистских течениях футуризма, абстрактивизма, сюрреализма, эстетические концепции которых стали «пощечиной общественному вкусу». Поэты-футуристы Ф. Маринетти и Г. Аполлинер, художники У. Боччьони, К. Карра, Л. Руссоло пытались передать дух грядущей эпохи, тотального отрицания прошлого и настоящего. Бегство от реальности в мир грез и фантазий, в параллельные миры подсознания предлагали сюрреалисты А. Бретон, М. Эрнст, С. Дали, И. Танги. Абстрагирование, отвлечение от реальных контуров и форм окружающего мира составило основу эстетики абстрактивизма. Его представители – В. Воррингер, В. Кандинский, Т. Ван Дусбург, видели в гармонизации форм, линий, цветовых пятен возможность спровоцировать у зрителя определенное эмоциональное сопереживание, индивидуальные чувственные реакции.

Становление фовизма, кубизма и экспрессионизма было связано с дальнейшей разработкой новых принципов наглядности искусства, а потому в большей степени основывалось на наследии «стиля модерн». Стилевым отличием творчества фовистов А. Матисса, А. Марке, М. Вламинка, Ж. Пюи было использование необычайно ярких и даже агрессивных цветовых решений. Экспрессионизм, крупнейшими представителями которого были Э. Хеккель, Э.А. Кирхнер, К. Шмидт-Ротлуфф, М. Пехштейн, характеризовался эмоциональной остротой, нарочитой контрастностью и колоритностью цвета. Кубисты П. Пикассо, Ж. Брак, X. Грис стремились передать в своих произведениях динамику взаимодействия сложных и простых пространственных форм.

Помимо непосредственного влияния на многие направления модернистского искусства, «стиль модерн» дал толчок и для развития перспективных форм «массовой культуры». Он предвосхитил формирование функционалистской эстетики, основанной на рациональном синтезе разнообразных художественных форм. Важные для модерна декоративные формы искусства постепенно трансформировались в технологичную систему дизайна. Это новое культурное явление отражало не только рождение особой, «технической» эстетики, но и преодоление прежнего противостояния «высокого искусства» и «низкой» бытовой культуры. Дизайн возвращал художественное начало в предметный мир человека, возрождал творчество как неотъемлемый элемент повседневности. Он представлял собой искусство, принципиально освобожденное от любой идеологии и философии. Но потенциал дизайна, как особого направления художественного творчества, был гораздо шире. Эстетика дизайна предполагала распространение чувственно-эмоциональной природы человека на принципы проектирования бытовой и технико-технологической среды обитания. Поэтому предметная функциональность, воплощенная в культуре дизайна, оказывалась неразрывно сопряжена с творческой позицией художника, открыта для новых творческих замыслов. В своем высшем выражении этот принцип гуманизации предметной среды будет воплощен уже в начале XXI в. – в культуре хай-тека.